Текст книги "Сладость мести"
Автор книги: Шугар Раутборд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
– Фредди, какой лучше взять?
– Бери все. Мы больше не бедняки, MA ШЕР [4]4
Моя дорогая ( фр.).
[Закрыть], не забывай об этом. Мой кумир, герцогиня Виндзорская, говаривала: "Я была твердо уверена, что носить бриллианты днем вульгарно, пока у меня не появились собственные". – Он повернулся к надменной ВАНДЕЗ [5]5
Продавщица ( фр.).
[Закрыть]. – Мы берем все. У нас слишком много знакомых мужчин.
Флинг гоготнула.
– Я хочу, чтобы ты что-то сделала с этим своим гоготом. Мы сейчас не в Бруклине, а в европейском высшем свете. – Фредерик многозначительно приподнял брови.
"Ого! – подумала Флинг. – Высший свет Европы, кажется, нечто совсем иное, чем нью-йоркский бомонд. Позволить Фредерику одеться, как женщина, выйти замуж за барона. И принимать как должное появление у них младенца! Здесь, очевидно, все это никому не кажется странным. Или, по крайней мере, они так притворяются". Как ни любила Флинг Фредерика, маскарад этот казался ей непонятным и потому немного жутким. Боже, проделай он этот трюк в Нью-Йорке, и его выставили бы как главный экспонат в "Шоу чудаков П.Т. Барнума". Парень, напяливший на себя женские тряпки, баронЕССА – уж никак не меньше – а теперь еще и мать! Флинг почувствовала, что еще немного – и у нее закружится голова. Она по-прежнему стояла в центре гигантского заповедника, в окружении животных, танцующих на галстуках, и все казалось невероятным и загадочным.
Фредерик оттащил Флинг от вешалок с галстуками и повел в женскую секцию.
– Хватит о мужчинах.
На этот раз он сразу обратился к продавщице.
– Пожалуйста, покажите миссис Беддл дамские сумочки от КЕЛЛИ.
– АВЕК ПЛЕЗИР [6]6
С удовольствием ( фр.).
[Закрыть], мадам баронесса.
Надменная малышка-продавщица мгновенно превратилась в само воплощение галльского шарма. Директор магазина только что прошептал ей на ухо, что к ним изволили пожаловать могущественная баронесса фон Штурм и всемирно известная фотомодель Флинг.
"О ханжа! – подумал Фредерик. – Теперь они знают, кто я. Все это обещает оказаться очень забавным. Шоппинг становится еще более захватывающим развлечением, когда все бегают перед тобой на задних лапках и стремглав исполняют каждую команду".
– Флинг, тебе обязательно нужно обзавестись этой сумочкой. Ну, не надо хмуриться. Она только кажется безвкусной и неуклюжей. – Фредерик освоил международный диалект английского языка и этим всякий раз слегка конфузил Флинг.
– Эта сумочка – сама элегантность. Изящный символ принадлежности к высшему классу, к которому вы принадлежите, – на отличном английском заговорила продавщица.
Она театрально повертела в руках плоскую дамскую сумочку, вроде той, которую ГРЕЙС КЕЛЛИ сделала такой супермодной, что ныне она продается штатовским денежным мешкам, озабоченным демонстрацией своего статуса, за десять тысяч баксов. Неказистая с виду вещица, более напоминавшая переметную суму, сделана была, тем не менее, из великолепной кожи аллигатора. Фредерик заказал по одной каждого вида. Всех расцветок. Чтобы хоть как-то заполнить огненно-оранжевую фирменную сумку с эмблемами "ГЕРМЕСА", Флинг купила для Кингмена длинный шелковый шарф с изображением удил и уздечки. Сама она обожала шарфы, небрежно пропуская их через ременные петли джинсов.
– Давай пойдем посмотрим отдел детских подарков?
Фредерика (Фредерик скорчил) скорчила гримасу. Все, что касалось детей, вгоняло его (ее) в смертную тоску.
– Ну, пойдем, поглядим, а? – Флинг умоляюще сложила руки.
– Ладно уж, – снисходительно произнесла баронесса, – глянем одним глазком, но не более того. Мы не можем тратить на детей целый день.
Флинг фыркнула и, склонившись к Фредди, вдохнула прелестную экзотическую смесь аромата женских духов от "Гермеса" "АМАЗОНКА" и мужского одеколона "ЭКИПАЖ". Два аромата, предназначавшиеся для разных полов, слились в идеальной гармонии в благоухающих волосах Фредди фон Штурм.
Нью-Йорк
– Профсоюз пилотов воздержится от забастовки, если мы поднимем жалованье на двадцать процентов, предложим право покупки акций компании по твердой цене и поддержим их пенсионный фонд. – Арни Зельтцер деловито застучал по клавишам компьютера "Ванг".
– Иначе говоря, наши вьетнамские асы заберутся в кабины и поднимут в небо свои самолеты только в том случае, если мы уступим этому грабежу на большой дороге со стороны аэрокомпании, которая дышит на ладан? В Беддловском доме престарелых народ и то крепче стоит на ногах, чем "КИНГАЭР УЭЙЗ". Вся эта компания держится на соплях да на честном слове. Это я пытаюсь спасти ее. – Кингмен уронил голову на локти и запустил пальцы в свои темные курчавые волосы. – Это вымогательство! Эти парни – чистой воды антиамериканцы.
– Ребята, – он чарующе поглядел на свою армию адвокатов, среди которых не было ни одного человека выше пяти футов восьми дюймов, – вы должны донести до этих летающих идиотов, что если они хотят спасти свои самолеты, то я вынужден урезать им оклады и пообщипать их перья. Я смогу спасти компанию, но я нуждаюсь в их поддержке. Я не могу посадить членов правления "Кармен Косметикс" за руль их долбаных самолетов. Если только мы не собираемся продавать билеты в один конец.
Он захохотал, и легион адвокатов засмеялся вместе с ним.
– Я даю компании мое имя. Я воскресил из мертвых "Трансаэр" и влил в нее мою кровь. Это МОИ деньги и МОЕ имя на бортах.
Похожий на храм кабинет Кингмена был насквозь прокурен, как игровой зал в Лас-Вегасе. Все без исключения сидящие в кабинете смолили кастровские "Монте Кристо". Даже те, кто обычно не курит.
– Так что давайте организуем встречу с Питером Шабо, этим профсоюзным дерьмом, и найдем выход из создавшегося положения. – Кингмен был в одной рубашке, как и остальные двадцать человек в кабинете. Из световых люков вниз струились жар и нестерпимый солнечный свет, напрягая и без того работавшую на пределе систему кондиционирования в Беддл-Билдинге и перегружая периодически отключавшуюся электросеть. И на Филиппа Гладстона нашлась проруха. В этот не по сезону знойный и душный майский день, когда на улицах и в домах была сущая парилка, электричество отключалось по всему городу.
Кингмен скривил рот в крокодиловой улыбке. Он проводил мужскую беседу с персоналом. Был полдень, и они находились здесь с прошлого полудня, изнемогая от духоты.
– Я не хочу мексиканских разборок, ребята. Я дружелюбный малый. Я сам как бы один из пилотов. Но я сокрушу этих парней и загоню их в землю по самые яйца, если они попытаются встать на моем пути. – Для убедительности он грохнул кулаком по столу. – Черт подери, разъясните же им, что через пять лет "КИНГАЭР" станет Клондайком.
Он почти умолял.
– Мы сумеем повернуть дела в компании на 180 градусов. Единственно, что мне нужно, – это их сотрудничество.
Когда галстуком от "Гермеса" с изображением короны он утер потный лоб, под мышками на его рубашке "ТЕРНБОЛ ЭНД ЭССЕД" обозначились темные круги от пота.
Часам к восьми вечера дым наконец рассеялся, и Пит Буль рискнул вернуться в кабинет хозяина, неся в зубах свою украшенную изображениями собак подушку от "ФЕРРГАМО", которую отыскала и купила Флинг специально для него. Кингмен швырнул смятую рубашку ему под лапы, а войдя в ванную комнату, бросил и брюки. Джойс тем временем потягивала освежающий напиток "ВОЗДУХ ПОЛЯНЫ" футах в сорока, в другом конце кабинета. Арни по-прежнему сидел со своим "ВАНГОМ" поблизости. Кингмен разделся и шагнул в душ.
– Кинг, – Арни пришлось кричать, чтобы прорваться сквозь шум девяти работающих на полную мощность душей, – лучшее, что мы можем сделать, продать авиалинию по дешевке. – Он вывел на дисплее несколько колонок цифр. – Если ты сделаешь им ручкой завтра же, не откладывая, мы сможем продать компанию профсоюзу. Профсоюз пилотов и Питер Шабо получают весомую финансовую поддержку от Изи Дэвиса и мечтают о народном предприятии. Они готовы отложить повышение окладов ради возможности заполучить пакет акций и право владения компанией. Им будет хорошо. Нам будет хорошо. – Продажа "КИНГАЭР" в собственность ее сотрудников в данный момент могла бы принести в карман Кингмена несколько миллионов и покрыть долги по "Кармен" и Всемирной службе новостей.
Кингмен снял с полочки карменовское сандаловое масло, свое любимое, и снова шагнул под душ в двадцатифутовом небесно-голубом гроте, образовывавшем по проекту Гладстона ванную комнату.
– Потом, – Арни продолжал стучать по клавишам, – потом мы продадим европейские филиалы американцу и… – Арни сиял как начищенная монета. – И тогда мы будем иметь возможность сохранить на нашем балансе виргинский завод по обслуживанию самолетов, тот, что занимается ремонтом военных самолетов. С ним на руках мы бежим к нашим друзьям в правительстве и получаем приз… порядка двухсот миллионов долларов в год на протяжении десяти лет, если с умом возьмем правительственные контракты. Тебе следует хватать деньги и сматываться, Кингмен, – точнее, уйти с высоко поднятой головой. Развязавшись с этой обузой, ты разбогатеешь! Потеряв – приобретешь! – У Арни был такой счастливый вид, какой мог быть только у Арни.
– Не говори мне "тебе следует", дерьмо собачье! Здесь принимаю решения я. Вали со своими выкладками ко всем чертям! – проревел Кингмен из душа, проревел музыкально, словно нараспев. Он распахнул настежь дверь, и все девять включенных на полную катушку душей немедленно обдали Арни так, что он промок насквозь, как промокали на бродвейской постановке "УНЕСЕННЫХ ВЕТРОМ" первые шесть рядов зрителей, пришедших полюбоваться на шедевр миссис Болсам.
Кингмен ухватил Арни за воротник.
– У меня в жизни не было игрушечного самолета, никогда, слышишь? – Он отряхнулся, как мокрый пес, прямо над Арни. – И вот я обрел собственную аэрокомпанию. Собственный поезд-экспресс до аэропорта. Собственную вывеску в "Ла Гвардиа"! На Гранд-Сентрал-бульвар у меня своя вывеска – "КИНГАЭР ЭКСПРЕСС"! И от всего этогоя должен отказаться?
Вид у него был разъяренный.
– Да я убью каждого, кто попытается отнять ее у меня!
– Кинг, будь рассудительным и трезво оцени ситуацию. Вся эта заваруха с аэрокомпанией может пустить тебя под откос. – Арни больно было говорить об этом. Эти чертовы пилоты могли ввести Кингмена Беддла и его империю в мертвый штопор. Аэрокомпании и предприниматели никогда не уживались. И у Карла Айкана, и у Фрэнка Лоренцо, и даже у Гордона Солида постоянно возникали с ними проблемы. Уже Икар и Дедал столкнулись с этой головной болью, пытаясь лететь слишком близко к солнцу.
– Позвони-ка Гордону Солиду, – дал совет боссу проснувшийся в Арни Зельтцере строптивый голос здравого смысла. – Пусть он тебе обо всем расскажет сам.
Кингмен отпустил мокрый воротник рубашки Арни Зельтцера и голый шагнул к телефону в ванной. Хорошая мысль. Он позвонит Гордону Солиду. В Чикаго на час меньше, Гордон, вероятно, еще в офисе. Впрочем, он всегда в офисе. А как же иначе, если дома тебя ждет жена, вроде Бидди Солид?
– Гордо, это Кинг. Как дела?
– В порядке, Кингмен.
– Гордо, как бы ты и брат отнеслись к идее покрыть часть моих долгов по аэрокомпании в обмен на часть моей империи?
– Я не любитель косметики, Кингмен, и не поклонник нью-йоркской недвижимости. Как жена?
– Еще красивей, чем обычно. – Кингмен любил подпустить шпильку.
– Как ты там управляешься с профсоюзом пилотов? – не остался в долгу Гордо. Его голос был как смесь горячего бренди и очищенного масла с примесью хронического ларингита. – Когда у меня была аэрокомпания, я не вылазил из летных кабин этих ребят. – Для Гордона все моложе ста лет были "ребятами". – Я даже в клозет с ними ходил. Они все просто жаждали поговорить о совладении, расширении и защите от налогов… Аэрокомпании были бы отличным бизнесом, Кинг, если бы кому-нибудь удалось изобрести способ обойтись без пилотов.
Гордон Солид тихо и спокойно сидел на восьми миллиардах долларов. Он был текуч, как вода. Все свои решения он принимал, базируясь на цифрах, и никогда не руководствовался эмоциями. Это было одно из правил, которому он неукоснительно следовал, и одна из причин, в силу которой он являлся третьим в официальном списке богатейших людей Америки. Правда, в "Ежегодном регистре богатейших людей мира", издаваемом Форбсом, он обычно фигурировал на пятнадцатом или шестнадцатом месте. Никто, впрочем, не смог бы точно подсчитать стоимость всего необъятного имущества Гордона, разбросанного примерно по ста пятидесяти компаниям и семейным трестам.
Гордон Солид, вообще-то, предпочел бы совсем не фигурировать в Регистре Форбса. Пока старина Форбс был еще жив, он постоянно приставал к нему с просьбой не вносить его в список.
Солид презирал известность, одиозную славу, сокровища и правительственную поддержку, хотя все, что он делал, являлось вполне законным и в высшей степени моральным. По Гордону Солиду, то, что не было моральным, не было кошерным.
Очень скрытный, он предпочитал не высовываться. Но если от него требовалась активность, он возникал на Уолл-стрит, как глагол повелительного наклонения, свысока поглядывающий на всякую сволоту вроде союзов, предлогов и прочих вспомогательных частей речи. Гордон был человечище. Все члены финансового братства смотрели на него снизу вверх. Особенно Кингмен. Он боготворил этого парня. Гордон не раз проявлял внимание к Кингмену. Ссужал ему большие деньги, когда от других невозможно было допроситься даже снега зимой. Поручался за Кингмена в некоторых особенно авантюрных предприятиях. Разумеется, Гордон тоже не оставался в накладе. Он уже владел сорока процентами Беддл-Билдинга и шестьюдесятью процентами лесопромышленной корпорации 'Беддл Ламбер".
– Гордо, я бы хотел, чтобы ты помог с финансированием этого проекта с аэрокомпанией. Дело стоящее, без дураков.
– Я бы сказал, дорогостоящее. Для тебя, может быть, и забава, а по мне так лучше подальше от него. Мне только что пришлось кое-что продать, чтобы погасить срочные долги. – Голос у него звучал мягко, прямо-таки журчал, как ручей.
– Гордо, я без шуток хочу иметь эту авиакомпанию. Для меня это глубоко личное дело.
– Ну, Кингмен, почему ты не продашь ее профсоюзу? Тогда ты смог бы приобрести четыре "Боинга-727" для личных целей. Или еще лучше заказать "Джи У", и ты получил бы первый самолет из партии. К 1995 году он будет готов, и ты окажешься на коне. Я сам пользуюсь персональным аэробусом "Джи III, для себя и для семьи. Но по мне личный самолет – лишь способ сэкономить время. В противном случае я вообще бы предпочел не иметь его.
Гордон Солид, один из богатейших людей в Америке, ездил на серийном "форде", и ни шофера, ни лимузина у него не было. Рядом на соседнем сиденье обычно лежала спортивная сумка – БЕСПЛАТНЫЙ подарок Кингмена – с эмблемой "ФЛИНГ!", один из образцов, за которые Кингмен в свою очередь тоже ничего не заплатил. Гордон обычно держал в ней ракетку для игры в мяч, белые шорты, рубашку и грязные спортивные носки – на обратном пути из ист-бэнковского клуба. Жена, либо их китайская прачка, либо его подружка Таня каждый вечер стирали носки, так что к следующему утру они вновь были чистыми.
Кингмен вел свою игру на обочине большого бизнеса, на внешней границе великих финансовых империй. Старик Гордон – в самом центре. Из своего шумного офиса в безымянном здании в Чикаго, который арендовал, Гордон контролировал изрядный кусок мировых финансов. Кингмен и не подозревал, как ему повезло иметь Гордона Солида в качестве ментора. Если бы спесь не застила Кингмену глаза, он бы очень скоро понял, что является всего лишь запятой в каждодневных абзацах Гордона. Гордон любил поговорить с Кингменом. Кингмен был забавен, всегда играл на грани фола, и Гордон забавлялся его экстравагантностью. Небольшой кабинет Гордона был увешан рисунками его внучат и плакатами с изображением знаменитых полотен импрессионистов, которые принадлежали ему, но были переданы взаймы Чикагскому институту искусств. Ему особенно нравились Писсаро и де Реснэ. Писсаро был евреем, и при нацистах большая часть его работ оказалась уничтоженной. Гордон и его отец сохранили все, что смогли.
Империя Гордона была в полном порядке. Большая часть кингменовской – построена на расплывчатых обещаниях, шатких подпорках и бесчисленных пресс-релизах. Гордон Солид, его брат и сыновья платили большие деньги, чтобы их имена не упоминались в печати, и скрепляли свои дела твердыми рукопожатиями и солидными нерушимыми обещаниями. Гордону нравился Кингмен, но он не мог понять, зачем тому нужно выставлять себя на всеобщее обозрение, добровольно выходить на дистанцию поражения в общении с публикой. Гордон знавал с десяток таких пламенных самовлюбленных ребят, которые взлетали и падали – падали очень больно. Вот уже и из милкеновской когорты многие шмякнулись мордою в грязь. Бедный Майк Милкен, например, не послушавшийся совета Гордона, был препровожден в тюрьму за род преступлений, совершаемых "белыми воротниками", – в наручниках, без своего парика (мало ли какое опасное оружие может прятать высокообразованный лысый финансист под своей синтетической шевелюрой? Может быть, альпентшток, а может быть, разобранную винтовку?). Милкен, прирожденный математик, будучи ростом ниже шести футов, любил, видите ли, играть в баскетбол. Гордон не раз предостерегал его: не хватай что попало, не сцепись и в своих отношениях с законом, расставь все точки над "i". Сейчас Гордон любил беседовать с Кингменом. Тот был забавен. И имел милашку жену. Жена Гордона, Бидди, была приобретением еще времен второй мировой войны.
– Гордон, для меня это означает все! Я хочу иметь свою аэрокомпанию.
– Аэробизнес – это трясина. Пока что я отвечу "нет". Но вышли мне расчеты, я посмотрю, смогу ли что-то для тебя сделать. И не волнуйся, если Питер Шабо позвонит мне. Он угробил мой аэропроект, но мы разошлись на взаимоприемлемых условиях. – Если Гордон не хотел участвовать в дело, он давал бесплатные советы, и Кингмен это знал. – Подумай, не взять ли тебе в компаньоны фон Штурма? Ему принадлежит контрольный пакет акций в "ЭР ДОЙЧЛАНД". Там ведь у тебя свой человек…
– Фон Штурм? Да, этот фрукт женился на стилисте моей жены. – Кинг начал злиться. – Ты что, всерьез воспринимаешь эти шизофренические крестины? Хотя, парню можно позавидовать, вернее, его хрену. Захотел жениться на мужике и женился!
Гордон засмеялся негромко и добродушно.
– Я бы с радостью слетал послушать звон немецких колокольчиков, но Бидди и слышать об этом не желает. Она считает все это сплошной аморалкой. – Гордон снова засмеялся. – Ну, мне пора идти.
Таня, должно быть, уже поворачивает ключ в замочной скважине обитой простой черной кожей двери той квартирки, которую они снимали на двоих на Элм-стрит. А затем надо было спешить на одно из благотворительных мероприятий, организованных Бидди.
– Удачи тебе в авиабизнесе, Кинг. Это действительно нешуточное дело.
По отеческому тону Гордона Кинг уже понял, что здесь ему ничего не светит и придется искать деньги в другом месте. Но где? Никто в этой стране не дает денег под проекты с такой высокой степенью риска. Только Гордон Солид. А если это оказалось чересчур рискованно даже для Гордона…
Канада
Буффало Марчетти пробежал глазами по страницам телефонного справочника Калгари под литерой "Б" В этой части Канады было прохладно, истинная благодать после той одуряющей жары, из которой он несколько часов назад вырвался, вылетев из Нью-Йорка. "Август в мае", так называли синоптики и сам он явление, когда прохладные потоки воздуха гасятся на подступах к городу, превращаются в сауну. Буффало знал, что в такую жару резко возрастает процент убийств. Ребята на его участке, наверное, работают как сумасшедшие. Марчетти было приятно, что он далеко от всего этого. Здесь, в Калгари, укрытые снегом вершины гор, зеленое буйство долин и чистый, живительный воздух. Прямо рай земной! Неужели же на такой благословенной земле человек тоже может делать гадости?
Поездка обещала быть приятной, но бестолковой. Вероятнее всего, он обнаружит мистера и миссис Беддл – родителей Кингмена Беддла – сидящими в своем приземистом каменном доме на одинаковых креслах, в комнате, завешенной чучелами рыбин, выловленных в озере Луиза, и держащими на коленях альбом с газетными вырезками, посвященными счастливой судьбе их удачливого сына. А все их логово наверняка уставлено рогами и головами лося и застелено медвежьими шкурами; в общем, не дом, а мечта таксидермиста.
Беддл, Кингмен – таких в списках не значилось. Выходит, люди с такой фамилией здесь вообще не проживают. Может быть, все эти богатые ребята вообще не заносятся в справочники? Даже здесь, в этой аркадской идиллии? В разделе бизнеса, правда, отыскалась фирма "Беддл и Беддл". Он решил начать оттуда.
Буффало бросил несколько монеток в таксофон, желтушно-желтый диск которого резал глаз посреди естественной красоты природы, и набрал номер.
Автоответчик – даже здесь эти машинные голоса! – приветствовал его с сердечностью робота. Сухой, отчужденный голос предложил продиктовать свою просьбу или перезвонить одному из агентов по связям с общественностью. Марчетти поглядел на часы. Без десяти час. Он переписал адрес и решил пройтись пешком. В конце концов, лишняя возможность набрать чистого воздуха в легкие.
В конце пути он вслух спросил себя: какое же из двух высотных зданий времен нефтяного бума принадлежит фирме "Беддл и Беддл"? Ни одно из них и в подметки не годилось сверкающей вавилонской башне, выстроенной Беддлом-младшим на Пятой авеню. Что ж, может быть, у старика вкус получше, чем у наследника?
Он дважды проверил название улицы и номер дома по блокноту, стоя напротив шестиэтажного склада из красного кирпича, расположенного в двух кварталах от фешенебельного делового центра города. Громадный грузоподъемник казался построенным на века. И только на дверном стекле, матовом и старомодном, было выведено "Беддл и Беддл". Внутри обнаружилась маленькая приемная, обставленная гарнитуром из зеленых кожаных диванов и стульев, а на стенах – ну, конечно! – висели те самые чучела рыб, которые могли принадлежать только мистеру Беддлу-старшему, да несколько фотографий лесорубов и рисунков с изображением лесоперерабатывающих заводиков. На пустом письменном столе одиноко лежал один из тех старых круглых серебряных колокольчиков, которые были в ходу у гостиничных клерков лет пятьдесят назад. Буффало неспешно прогулялся среди этого интерьера времен первого пришествия и позвонил в колокольчик. Что за дьявол! Через пару минут из внутренних дверей появился услужливого вида человек, лет тридцати, явно раньше времени полысевший.
– Слушаю? – Его манеры напоминали властность общественного библиотекаря. Буффало решил, что слегка нагнать страху не помешает, а поэтому сверкнул значком полицейского и как бы невзначай выдвинул из-под куртки кобуру с револьвером.
– Я бы хотел увидеть мистера Беддла-старшего.
– Понятно, – сказал молодой человек, чуть стушевавшись, – вы уверены, что вам нужен не мистер Кингмен Беддл, сэр?
Служащий офиса покрутил в руке карандаш.
– Нет, я уже знакомс Кингменом Беддлом. Марчетти нагнулся над столом, достающим ему почти до груди. – Я всего лишь хочу видеть его отца.
– О-о! Понятно. Материал для генетического фона, правильно? История семьи, так сказать. – Он потянулся через стол за отпечатанными пресс-релизами с информацией о фирме "Беддл и Беддл".
– Нет, парень. Я хочу видеть его своими глазами.
– Хорошо, хорошо, – заспешил служащий. Очевидно, канадские Беддлы жили не в том удвоенном темпе, что их нью-йоркский отпрыск. – Вот сюда, направо.
Лысый коротышка ввел вооруженного пистолетом красавца в простую, заставленную книгами комнату с высоким потолком и зелеными шторами. Если это был кабинет, то самый чистый из всех когда-либо виденных сержантом Буффало Марчетти. Письменный стол был аккуратно обставлен, как в рабочей комнате Генри Клэя Фрикка в особняке Фрикка, ныне – музее на Пятой авеню, где Буффало изучал полотна Тернера и Уистлера для своих курсовых работ по истории искусства. Но мистер Фрикк, промышленник, коллекционер произведений искусства и филантроп, не пользовался своим столом как минимум с 1919 года, с тех пор, как скончался. Большие бронзовые часы с боем на обтянутом зеленой кожей столе Беддла-старшего оказались сломанными, совсем как причудливые французские каминные часы восемнадцатого века, остановленные в обшитой деревянными панелями библиотеке Фрикка, потому что время остановилось для него и его причудливых и странных вещей.
– Мне остаться с вами, сержант, или вы предпочитаете отдать долг памяти в одиночестве?
Марчетти изумленно поднял на него глаза. Что это, проказы канадских Беддлов? Он уставился на большой, в человеческий рост портрет высокого, сурового человека с седыми волосами, которого художник изобразил стоящим на лоне природы, портрет, висевший в двух шагах от громадного безразмерного письменного стола. Н-да, художник был далеко не Уистлер.
– Это мистер Рой Беддл, основатель фирмы "Беддл и Беддл". А это, на другой стене, миссис Беддл, – сказал, поворачиваясь и сверкая при этом лысиной служащий. – Разумеется, их прах давно в колумбарии.
– Вы хотите сказать, он мертв? – Изысканность выражений никогда не была сильной стороной стиля работы Марчетти.
– Сожалею, но дело обстоит именно так. – Лысого коротышку можно было заподозрить в чем угодно, но в том, что он замуровывает живых людей в склепы, – едва ли.
– И давно он мертв? – спросил Буффало, как человек, опоздавший на свидание, о котором заранее договорился.
– Лет двенадцать. Удар. Обоих хватил удар. Первой скончалась Мэри Кларк Беддл, а примерно через год Рой Беддл упал прямо на лесном заводе. Доктора сказали: удар, – отбарабанил заведующий кабинетом, как музейный экскурсовод, ведущий посетителей по пыльной древней галерее.
– А сын? – спросил Марчетти, чувствуя запах добычи.
– Сын, Рой Беддл-младший, умер в 1970 году в результате несчастного случая на заводе. – Он двинулся в сторону, чтобы вытащить цветную фотографию высокого мускулистого юноши с волосами цвета речного песка, поразительно похожего на Роя Беддла-старшего.
– Что за несчастный случай? – Буффало сощурил глаза. Фараон из окраинных кварталов за работой.
– Не имею представления. Я здесь только три года. Я никогда не был знаком с членами этой семьи. Вся коммерческая часть работы фирмы "Беддл и Беддл" ведется прямо на лесоперерабатывающем заводе. Думаю, Кингмен Беддл, по большому счету, держит эту контору исключительно из соображений сентиментальности.
Сержант Марчетти тщательно изучил портреты родителей и фотографию сына, перебегая глазами от одной к другой, как это может сделать только искусствовед, изучающий историю портрета. Какое, черт побери, отношение три нордических типа богатыря-викинга с прямыми, как палки, волосами могли иметь к коренастому, кудрявому, зеленоглазому ирландцу?
– А когда был усыновлен Кингмен Беддл?
– Этого я не знаю. Если честно, я ни разу не встречался с мистером КИНГМЕНОМ Беддлом. Я бы предложил вам задать вопросы, на которые вы не нашли ответа в отпечатанных пресс-релизах, в нью-йоркской штаб-квартире корпорации.
Черта с два, он пойдет туда! Он задаст эти вопросы на лесоперерабатывающем заводе, где делается вся коммерческая часть работы фирмы. Может быть, ему повезет и он отыщет старожила, который помнит о тех событиях, но сам при этом не является винтиком отлично смазанной пропагандистской машины Кингмена Беддла.
Сержант Буффало Марчетти за работой. Уличный фараон, идущий по следу.
Париж
Снискавшая мировую известность, похожая на песочные часы фигура Флинг была изящно упакована в ярко-розовую шифоновую юбочку, еле-еле прикрывавшую бедра, черное болеро с рядом фирменных пуговиц и эмблемой фирмы "Шанель" плюс три нитки жемчужин от "Шанели", небрежно обвивающие ее лебединую шею. Свесив длинные стройные ноги справа по движению мопеда, она уцепилась во Фредерика, как утопающий за соломинку, когда ее друг с ревом выехал из двора отеля "РИТЦ", словно взял старт на гонке "ГРАН-ПРИ ДЕ МОНТЕ-КАРЛО".
– Фредди, я не хочу умирать! Я слишком молодая! И-и-и-и! – Знаменитый гогот Флинг на этот раз унесло ветром.
Фредерик тоже был одет в фирменное платье, с точностью до наоборот повторяющее флинговский небрежно изящный ансамбль для завтраков в обществе французских аристократов. Черное льняное летнее платье с длинным жакетом от "Шанели" с тесьмой, достающим почти до колен. Пышные медовые волосы Флинг, какую-то пару часов назад уложенные в салоне "КАРИТА" в безукоризненную прическу под мальчика-пажа и сильно залаченные, теперь хлестали ее по щекам, в то время как короткая, как у подростка, стрижка Фредди лишь чуть-чуть распушилась. Шикарная парочка, не думая о том, что возможно угодить в аварию, сновала туда-сюда в полуденном потоке парижского транспорта, настолько исполненная жизни, что пешеходы и водители невольно улыбались, увидев их, а многие, повернув головы, просто пялили глаза на двух потрясающих красоток. Фредди, как заправский рокер, пулей пролетел по ПЛЯС ДЕ ЛЯ КОНКОРД [7]7
Площадь согласия ( фр.).
[Закрыть], мимо музея ОРАНЖЕРИ на КЭ ДЕ ТЮИЛЬРИ [8]8
Набережная Тюильри ( фр.).
[Закрыть], пока, с грохотом промчавшись по мосту ПОН-МАРИ, не въехал на остров САН-ЛУИ и не остановился у дома графини Элен де Реснэ.
– Фредди! – Флинг соскочила с мопеда, стряхивая со своего костюма от "Шанели" несколько зацепившихся соцветий каштана.
– Да, моя сладкая?
– Объясни мне еще раз толком. Что это за штука с ребенком. Я до сих пор не могу понять одного: как?
Фредди запустил свои изящные пальцы в короткие взъерошенные волосы и одним движением руки привел их в порядок, затем надменно передал руль своего транспортного средства вышедшему им навстречу, перепуганному графининому мажордому. После этого Фредди потащил Флинг в тень, к скамейке, расположенной перед самым фасадом старейшего и обширнейшего во всем четвертом округе Парижа особняка – Л'ОТЕЛЬ ДЕ РЕСН [9]9
Особняк де Реснэ ( фр.).
[Закрыть].
– Флинги, все ТАК просто, – сказал Фредди, сплетая свои пальцы с пальцами девушки. – Вольфи богаче, чем мы с тобой в состоянии представить. Богаче всех в Европе. Богаче, чем Рокфеллеры. Богаче, чем Гордон Солид.
Флинг смотрела выжидающе. Слова Фредди ей ничего пока не объяснили.
– Богаче, чем Оскар де ла Рента.
Флинг кивнула.
– И вот в соответствии с законом о наследовании фамильного замка и титула, законом, действующим вот уже несколько веков, баронский титул, недвижимость и прочее имущество – а это крупные европейские банки и крупнейшая коллекция произведений знаменитых художников, например, Рафаэля и Рембрандта, – все это передается от СЫНА к СЫНУ. Право первородства. Первый сын наследует все. При отсутствии законного наследника все переходит немецкому правительству. Даже жена, то есть я, не могу быть законной наследницей. Вольфи не может допустить, чтобы оборвалась линия, берущая начало чуть ли не с 1300 года. Ну, а как я, сладкая моя, мог подарить Вольфи бэби? Я ведь парень, если ты еще не забыла! – Фредерик забряцал жемчугами – настоящим, не каким-то там речным или искусственным жемчугом.
