Текст книги "Сладость мести"
Автор книги: Шугар Раутборд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Гейл этим утром была важная и надутая, как павлин. Цифры! От них никуда не денешься! "ФЛИНГ" била все рекорды. Прибыль, которую принес новый аромат "Кармен Косметикс" только за эти четыре месяца, перевалила за отметку в тридцать миллионов. Если бы не короткие руки, Гейл обязательно похлопала бы себя по спине. Она добилась своего! Вытащила из шляпы кролика, родила на свет слона и убедила миллионы американских женщин сменить привычную парфюмерию на новую – и это на и без того уже перенасыщенном рынке! Она крутанулась на стуле и забросила ноги на стол – тот самый, за которым сидели когда-то Карл и Макс. Если бы на небесах имелся телефон, она обязательно звякнула бы старикам.
– Линн! – заорала она что есть мочи, поскольку терпеть не могла внутренних телефонов. – Тащи мою диетическую коку!
Не прошло и трех секунд, как Линн Беббит ворвалась в офис с заиндевевшей банкой "коки" в руках. Гейл Джозеф чувствовала себя сейчас самым счастливым человеком на свете.
– Подано, сэр! То есть, мадам президент!
Гейл засияла от слов ассистентши, как начищенный пятак.
– Скажи это еще раз, Беббит!
– Как вы желаете – из стакана или из банки, мадам президент? – нарочито подобострастно спросила ассистентка, прекрасно зная, что Гейл пьет только из банки, но тут же рванула из комнаты, чтобы ответить на шквал телефонных звонков в приемной. Что делать, Гейл Джозеф стала очень популярной леди!
Гейл вернула себе прежний титул президента "Кармен Косметикс". Кингмен был теперь председателем правления. "Пока еще был", – подумала она и глотнула своей диетической коки. Кингмен вынужден был отдать ей должное. Ему пришлось это сделать. "Кто еще на этом свете, – думала она, – мог превратить глупую курицу с коэффициентом умственного развития всего на десять процентов выше, чем у дебила, правда, грудастую и длинноногую, в хит номер один в парфюмерной индустрии?" Успех небывалый после ревлоновского "ЧАРЛИ"! А ведь они, постоянно напоминала она своему штабу, работали в условиях жесточайшего прессинга. Ей надо было вытащить девчонку из постели Беддла и выдать "на гора" рекламную серию журнальных снимков, сделанных великим, "премного-благодарен-Гейл-можете-с-эти-спокойно-ехать-домой" Валески, недоступным для остальных смертных. " Маршалла Валески, которому вы должны позвонить за месяц вперед, чтобы в итоге встретиться с его ассистентом", она в минуту крайней нужды сумела запрячь в телегу "Кармен Косметикс". И вновь, в который уже раз, вытащила из шляпы кролика – и старые долги из долгого ящика.
Линн сунула нос в дверь.
– Кристофер Клатцник и Ох-Уж-Этот-Боб хотели бы с вами встретиться. В час дня – нормально?
– Разумеется. Я никогда не устраиваю ленчей, когда сижу на диете, – ухмыльнулась Гейл.
Глаза Линн Беббит восхищенно округлились. Гейл садилась на диету только тогда, когда чувствовала себя совсем счастливой. Да и как не чувствовать себя счастливой? Теперь, когда каждая знаменитость считала своим долгом осчастливить мир новым ароматом: Барышников – "МИШЕЙ", Шер – "ДЕРЗОСТЬЮ", Катрин Денев – духами "ДЕНЕВ", Герб Альберт – одеколоном "СЛУШАЙ", – эта Флинг, никто, взявшаяся ниоткуда, дала им сто очков вперед. И это было делом рук Гейл! С этим грандиозным хитом она стала живой легендой в своей, казалось бы, ничем не прошибаемой сфере деятельности. А эти парфюмерные новинки не получили даже мировой известности. Все, правда, кроме "Пэшн" Элизабет Тейлор.
Свыше тридцати пяти миллионов долларов принесли маленькие пурпурные флакончики "Пэшн", сулившие покупателю грезы фиалковых глаз, украшенные драгоценностями пышные груди и романтические любовные связи. Тридцать пять миллионов за первые четыре месяца 1987 года – года их выпуска. Элизабет Тейлор и ее пурпурная "СТРАСТЬ" лидировали в этой гонке до… сегодняшнего дня.
У Гейл заурчало в животе, но ей так хотелось быть изящной, надеть что-нибудь элегантное на случай, если ей вручат премию " Фрейгранс Фаундейшн" – что-то вроде "Оскара" для парфюмерной индустрия, – а не напяливать на себя золоченый чехол для коров! Поэтому она голодала. Кроме того, она чувствовала себя счастливой, потому что была дома. Она оглядела свой старый кабинет, который Кингмен сперва отобрал, а затем вернул, кабинет, набитый ее личным барахлом – памятными вещами и текущими проектами: вот подставка для трубки Макса, вот мемуары Карла, пятнадцать лет назад набранные в гранках, но так и не опубликованные, а вот и последнее приобретение – "раскладушка" с новой серией фотографий Валески.
Тогда, полгода назад, все они – Линн Беббит, Кристофер Клатцник и Филипп Дюбуа – дружно выразили свое недоумение, когда она безапелляционно заявила, что никто из самых "горячих" и популярных фотографов сегодняшнего дня не сумеет создать достойный образ для нового карменовского аромата "ФЛИНГ!". Ни Энни Лейбовиц, прославившаяся захватывающей серией фотопортретов под лозунгом " Я это видела!" в " Америкен Экспресс" и дерзким фоторядом в журнале " Ярмарка Тщеславия". Ни Брюс Уэбер, дважды гений, создавший бисексуальную шараду " Кто есть кто?" для "ОДЕРЖИМОСТИ" Кельвина Клайна и запечатлевший для Поло-Ральфа Лорена и его фирмы спортивных клюшек "УЭСПИ" – "ОСА" мир игроков в поло и крокет, мир, полный двусмысленности, где все словно бы одеты в подержанную одежду с чужого плеча. Ни Герб Риттс, снявший рекламную серию для Джанни Версаче и подготовивший несколько лучших видеохитов для Мадонны. Ни даже Патрик Демаршелье, фаворит Филиппа, перенесший аристократический стиль жизни Кэролин Роум на рекламу новых моделей одежды, заново воссоздавший Ивану Трамп для обложки "Воуг". И – не герой дня Мэттью Роулстон, увековечивший лица обитателей Голливуда для "ИНТЕРВЬЮ", последние моды для "Харперс базар" и давший сверхрекламу для знаменитостей второго плана со своеобразным, всегда "солдатским" юмором.
Тогда, полгода назад, Арни Зельтцер, пожиратель цифр, прямо-таки застонал, когда Гейл объявила, что вылетает в Чикаго в "последней и решительной" попытке убедить недоступного для людей из внешнего мира Маршалла Валески в его почти шестьдесят лет смоделировать и заснять рекламную серию для аромата "ФЛИНГ!". Валески – Энгр фотокамеры. В его холодных, графических, четких работах царит элегантность, достойная древнегреческих ваятелей.
– Вы спятили? Он не снимает за пределами студии уже двадцать лет! Он никогда и ни за что не станет снимать на натуре! Он вообще не сумеет уловить дух этой модели, – кричал ей Филипп Дюбуа по дороге в аэропорт. Он вез Гейл в "Ла Гвардиа", поскольку днем раньше Кингмен отобрал у компании все ее автомобили. Заставить Зельтцера заплатить за авиабилет оказалось относительно несложно. Заставить же Валески сказать "да" – почти невозможно. Даже несмотря на то, что именно Карл Джозеф и Макс Мендель дали двадцатипятилетнему Валески возможность пробиться к известности, поручив тогда почти никому не известному фотографу сделать снимки для рекламы светло-вишневого лака для ногтей "Центральный парк". Кто не помнит карменовскую модель Дороти Ли, одетую в красное шифоновое платье из салона мадам Грэ? Она сидит в светло-вишневой коляске, а причмокивающий кучер в красном цилиндре везет ее вокруг пруда в Центральном парке. Кто, в самом деле?
Тем не менее Валески попытался оказать сопротивление Гейл, собравшейся взыскать по еще одному старому счету.
– Я не снимаю любовниц, – сказал Валески в своей дружелюбной, но отстраненной манере вести беседу. – Не переношу любовниц. И вообще не знаюсь с людьми, которые заводят себе любовниц.
Когда Валески не желал чего-нибудь делать, он говорил мягко и немного монотонно, словно декламировал стихи. Он взял в руки фотографию, которую Гейл привезла с собой.
– Что это такое? И это фотографии?
Вот так, двумя фразами пригвоздив известного мастера к позорному столбу, он надел на нос очки и вгляделся в серию фотографий молоденькой фотомодели. При этом он то и дело тряс головой, словно рассматривал снимки плейбоевских "крольчих".
– Не люблю большие груди. Это вульгарно, – мэтр был беспощаден. Гейл, подстроившись под его шаг, ходила вместе с ним взад и вперед по идеально белой, оснащенной самой современной аппаратурой студии. – И это губы? Они как два набитых кошелька. Почему они такие большие?
Двумя пальцами, словно боясь испачкаться, он вернул снимки Гейл, тем самым ясно дав понять, что здесь ей ничего не обломится. Но она пришла сюда действительно во всеоружии.
– Маршалл. – Гейл поглядела на него, как смотрит манекенщица после месяца диеты на сливочное мороженое с клубникой. Но она была всего лишь дьявольски отчаявшейся женщиной, пытающейся сохранить компанию своего отца. – Маршалл, не могли бы вы сделать для меня одну вещь?
– Давайте к делу, – сказал он, прекрасно понимая, что она сейчас выкатит ту самую светловишневую коляску из Центрального парка. Они вошли в святая святых студии, где и творил чародей по имени Маршалл Валески.
– Я просто хочу получить ваш автограф на снимке Брижит Бардо, который вы делали для "Лайф".
И она передала ему знаменитый снимок "французского сексуального котенка". Валески сделал его лет тридцать назад, сразу после того, как Бардо снялась в главной роли в " И Бог создал женщину" Роже Вадима. Это была всем известная фотография, на которой ББ неотразима – в клетчатой косынке и солнечных очках, с большими капризными губами и полной грудью, в коротких каприйских штанах, верхом на велосипеде. Валески улыбнулся. Намек был ясен. Он снял Бардо на натуре, где-то во Франции. Улыбка его стала еще шире.
– Это то, что я хочу. – Гейл уже не могла молчать. – Однажды вы уже это сделали. Теперь мне это нужно снова, только лучше.
Последние слова она произнесла в крайнем возбуждении:
– Только Маршалл Валески может сделать то, что может сделать Маршалл Валески.
Он сгреб со стола фотографии Флинг и с ходу начал прикидывать, сможет ли превзойти свое прежнее творение. Это был настоящий вызов. Его вызывали на состязание с самим собой, а это – нешуточный турнир. Когда же он наконец сказал "да", Гейл пустилась в пляс, подхватив под руку его ассистента-японца и напевая " Новое – это хорошо забытое старое".
Гейл каким-то внутренним чутьем ухватила главную тему девяностых:
…Ностальгия.
Линн Беббит объявляла входящих, как мажордом на аристократическом балу. Был час дня.
– Филипп Дюбуа! Кристофер Клатцник! Ох-Уж-Этот-Боб!
Каждый нес с собой по букету цветов и очередную "раскладушку" с фотографиями, целовал Гейл и поздравлял ее с номинацией на премию "Фрей" гранс Фаундейшн". Гейл тихонько подхихикивала.
– О, ребята! Мы же одна команда. Разве не так? Карменовская команда, немного тронутая, но чертовски талантливая. К чему все это? – Она отшвырнула цветы и сразу пошла к "раскладушкам". Ее маленькая команда набирала обороты и была готова к самым великим свершениям. Ничего общего с тем жалким зрелищем, которое они представляли собой пару месяцев назад.
– Между прочим, чтоб вы знали, главы конкурирующих фирм схватились за голову и срочно ищут себе подружек, именем которых можно было бы назвать хитовый аромат, – пошутил Филипп Дюбуа.
– О, так вот что делал Рикки Берковиц в ресторане "Рексиз" в три часа утра, – невозмутимо прокомментировала Линн Беббит. – Он искал модель для рифмы.
Все рассмеялись.
– Заткните глотки, ребята, – рявкнула Гейл. – Приближается легавый.
Это она разглядела в конце коридора Арни Зельтцера.
– Мисс Джозеф и все остальные, – Арни уселся на стул, – показатели по реализации оказались несколько лучше, чем я предполагал. Аромат "ФЛИНГ!" дал свыше тридцати пяти миллионов долларов за первые четыре месяца и мог бы дать еще больше, но мы не успеваем покрывать спрос. Все большие универмаги сделали повторные заказы, аптеки прямо-таки вымаливают новые партии товара. В особенности…
Он чуть заколебался.
– В особенности пользуется спросом пена "ФЛИНГ!"
– Ну, еще бы, – саркастически заметила Гейл, – вы-то финансировали презентацию всего лишь восьми флаконов духов.
– В день бывает до двух тысяч звонков по телефону 1—800 —ИR – FLING! – продолжал Арни. – Кингмен распорядился расконсервировать завод в Нью-Джерси, чтобы увеличить производство продукции на триста процентов.
– Благодарю тебя, Господи! – Гейл воздела руки к небу. Когда Кингмен распорядился свернуть производственные мощности, сделав первый шаг на пути к расчленению и ликвидации "Кармен Косметикс", это был самый черный день в ее жизни.
– Кингмен одобрил вашу смету на презентацию парфюмерии и косметики "ФЛИНГ!"
Ох-Уж-Этот-Боб заулюлюкал и затряс кулаками над головой.
– Мы добились этих результатов, имея всего лишь около четырехсот "дверей", – Арни перекинул страничку своего блокнота и заглянул на следующую. – Кингмен полагает, что при наличии у нас полутора тысяч "дверей" мы сможем утроить наши показатели.
– Каких "дверей"? – спросила Гейл. "Дверьми" в рабочем обиходе именовались универмаги и аптеки.
– Все "двери" "Кармен Косметикс", ну, и другие тоже, – невозмутимо ответил Арни.
Вот оно, ваше понимание дела, подумала Гейл. Ладно, на вас "Кармен Косметикс" не кончается. Она посмотрела куда-то вверх, будто надеясь, что Карл и Макс услышат ее. Эсте Лаудер получает тридцать шесть процентов в год с четырех миллиардов долларов, вложенных в специализированные магазины и отделы косметики в универмагах. По всей видимости, Кингмен Беддл решил, что он ничуть не хуже и может рассчитывать на то же самое.
Арни поднялся, чтобы уйти.
– Да, Гейл!
– Слушаю, Арни! – театрально весело ответила она.
– Кингмен сказал, можете пользоваться его личным самолетом для рабочих поездок мисс Флинг. – С этими словами он покинул кабинет Гейл. В коридоре его уже ждали представители "Беддл Ламбер Никорпорейтед".
– Будем аки птицы, – подмигнул Филипп Дюбуа.
– Надо ли понимать так, что Кингмен берет на себя обязанности организатора рекламного тура? – осведомился Кристофер Клатцник. – А я-то надеялся получить командировочные.
Кто-то из членов правления обязательно сопровождал супермодель в ее рекламных поездках по стране, где она выступала в ведущих универмагах. Слишком много было накладок, которые могли угробить все дело. Следовало предусмотреть наличие на складах достаточного количества продукции, настроение продавцов, ознакомить их с новейшими приемами продажи парфюмерной продукции. Каждому прибытию должна была предшествовать очередная рекламная серия в газетах, в каждом универмаге необходимо было припасти флаги, вымпелы и ковровые дорожки, выдержанные в цветах упаковки для аромата "ФЛИНГ!". Самого пристального внимания требовали витрины. Выставить на витрине для всеобщего обозрения аромат было, в общем-то, невозможно – запах, это не платье и не кейс, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. Для того, чтобы внедрить зрительное впечатление в сознание случайных покупателей за стеклом выставлялись большие, размером десять к одному макеты флаконов, наполненные подкрашенным спиртом, а сзади располагались фотографии и точные манекены Флинг в полный рост. Затем приглашались похожие на Флинг девушки, которые опрыскивали из спреев всех входящих и выходящих. Особую агрессивность проявляли девушки из блюмингдейловских универмагов, в то время как сотрудницы "БЛЭК" С ПЯТОЙ АВЕНЮ обязательно спрашивали сперва согласие клиентов. Так что теперь при случае можно было войти в магазин за парой носков для мужа, а выйти оттуда, благоухая, как французская проститутка.
– Ну, что скажете теперь, ребята? Как вам эти цвета? – Гейл указала пальцем на рекламные плакаты для косметического набора "ФЛИНГ!"
– У кого есть что сказать? Ох-Уж-Этот-Боб?
Тот развернул "раскладушку" с черно-белым снимком Флинг работы Валески. Гейл про себя ухмыльнулась. Она узнала оригинал. На Флинг был шиньон, отчасти скрытый клетчатой косынкой, подвязанной под подбородком. Портрет Бардо. Ничего, кроме ресниц, кончиков пальцев, прижатых к щеке, и губ, "больших, как набитые кошельки". "Валески, Валески, – подумала с усмешкой, – ах ты, гениальный старый ханжа!"
– Гип-гип! Гип-гип-ура! Я куплю все, что она продаст, – сказал Филипп Дюбуа. – Прямо-таки ощущаешь тепло дыхания на этих губах.
– Чики-чики, – согласился Кристофер Клатцник, всегда отличавшийся прагматизмом, – но как вы предполагаете продавать косметические КРАСКИ в черно-белом исполнении?
– Дальше дело компьютера. – Ох-Уж-Этот-Боб перелистнул "раскладушку". – Валески снял девицу в черно-белых тонах, мы же всего лишь раскрасили ей губы, ногти и ресницы.
Вторая фотография была идентична первой, за маленьким исключением – розовым цветом тронуты губы и ногти, а густо-черным – ресницы.
– Валески снял этот кадр в конце первой рекламной серии для аромата "ФЛИНГ!". Он схватил сам дух натуры, ее свежесть и естественность. Эта девушка в разгар веселья и флирта – именно то, что нужно для косметического набора "ФЛИНГ!". Так, при помощи компьютерной магии, мы сможем сэкономить время и деньги, из-за которых Кингмен нам глотку перегрызет, и все это при помощи только одной черно-белой фотографии. Публика уже распознает эту девушку, даже если она снята в черно-белой гамме, так что остается сделать акцент на косметических красках, которые мы стремимся продать. Никто из наших конкурентов не пробовал продавать губную помаду при помощи черно-белой рекламы, так что вновь "Кармен" окажется впереди эпохи всей.
Все одновременно закивали головами. Ох-Уж-Этот-Боб всегда был прав.
– Мы запускаем в продажу три основных краски: Ревниво-Розовая, Капризно-Красная и Томно-Телесная. Все три так или иначе ассоциируются с обольщением. В конце концов, мы сейчас торгуем сексом.
Гейл лучилась от счастья: они и на этот раз добьются своего! Кто устоит против этих новых оттенков помады, с такими провоцирующими названиями? А девушка на снимке? Само совершенство!
– Флинг настояла, чтобы в продукции не было животных ингридиентов и чтобы упаковка была безвредна для окружающей среды. В ее контракте есть особый пункт, где все это оговаривается.
Кристофер Клатцник ударил себя ладонью по лбу.
– Ну, конечно, чего не пообещаешь девушке, чтобы затащить ее в постель!
– Ага, – огрызнулась Гейл, – или если полагаешь, что проект все равно пойдет коту под хвост, поскольку компания, его выполняющая, вскоре должна прекратить свое существование. Продолжим.
– Взгляните! – Ох-Уж-Этот-Боб держался, как галантный рыцарь. – С этой девушкой в самом деле легко работать, и мне кажется, мы сумеем использовать этот пункт договора для того, чтобы на белом коне въехать в девяностые годы с их озабоченностью проблемами окружающей среды. Все экологи полюбят нас, как родных. Валески и тот без ума от нее, а ведь он никогда не любил здоровых и сексапильных баб.
За многие годы мэтр сфотографировал целую кучу девушек, и все они, как одна, были худы и бледны, словно смерть.
– Согласитесь: девушка изумительна, публика ее любит и мы на всем этом деле сорвали хороший куш. Если Беддл умудрился отыскать ее своим концом, как счетчиком Гейгера, то он свое получил, теперь дело за нами.
– Линн, расскажи всем, как нам повезло с тотализатором "ФЛИНГ! НОЧЬ НАПРОЛЕТ". Это в самом деле было великолепно, ребята, вы только послушайте.
– Поскольку Кингмен зарезал смету на "ПКТ" – приложение к товару, мы с Гейл пошли в Хадсоновский тотализатор и приобрели пятьсот секунд малой ночной серии. Это то самое время, которое обычно не выпросишь ни слезами, ни деньгами. А они нам отдали его практически за "здорово живешь". Мы напечатали на карточках "Флинг!" и запрудили ими магазины. И вот результат: "Блэк" с Пятой авеню звонит и требует новых, – только с ними ходят на тотализатор. Бетси Блюмингдейл засняли садящейся на "Конкорд" с такой карточкой в руке, ну, и все вы видели снимок в "Женской ежедневной моде", снимок Синди Кроуфорд и Ричарда Гира, отлетающих в Бразилию с карточкой в качестве единственного багажа. "РЕВЛОН" был бы в восторге от такой проделки!
Линн перевела дух.
– Из магазинов звонят и спрашивают, нет ли у нас набора для посетителей ночных ресторанов и клубов. Леди от пятнадцати до пятидесяти приходят и спрашивают, нет ли в продаже набора "ФЛИНГ! Флирт всю ночь напролет". Вероятно, они имеют в виду, что в таком наборе окажется все, что необходимо в таких ситуациях. – Она начала загибать пальцы. – Духи для обольщения мужчины, губная помада для страстных поцелуев, дамское белье, дезодорант "ФЛИНГ!" и – не упадите! – противозачаточное средство.
– Ну, на этот случай можно предложить разноцветные контрацептики, благоухающие ароматом "ФЛИНГ!" – пошутил Ох-Уж-Этот-Боб.
– Вернемся на землю, ребятки, – охладила Гейл своих сумасшедших сотрудников. Ее маленькие гении имели обыкновение при случае выходить за всякие рамки. – Продолжай, Линн.
– У меня в руках сводки из магазинов. Секретарши, домохозяйки, администраторши, на которых никто не зарится годами, – они уже успели позабыть само слово "любовник", – валом валят к прилавкам и требуют косметический набор "ФЛИНГ!". Кто бы мог подумать, что эта девчонка станет героиней для женской части нашей нации?
– Давайте пригласим сестер Уотни, пусть разработают и организуют выпуск косметического набора, а затем запустим его в продажу через все "двери", которыми будем располагать на тот момент, – сказал Филипп Дюбуа.
– Гейл, дорогая, один вопросик, – подал голос Кристофер – Кто стоит за Сьюки? Эта женщина одна стоит целой армии мужчин.
– Не знаю, – улыбнувшись про себя, ответила Гейл. – Может быть, она надушилась этой штукой и кто-то клюнул на нее?
Неожиданно для всех в комнату, как молния, влетел Кингмен, за ним, еле поспевая, несся Пит Буль.
– Как я погляжу, здесь вся "команда"? – Он сверкнул своей акульей улыбкой. – Как дела? Кстати, насчет бюджета…
Воцарилась мертвая тишина, и пятеро замерших от ужаса людей почти наяву услышали музыкальную тему из фильма "Челюсти", их всех посетило ощущение воскресшего кошмара полугодовой давности, когда Кингмен урезал им смету.
Глаза Кингмена холодно и проницательно скользнули по присутствующим. Он обожал держать людей в состоянии напряжения.
– Гейл. – Он остановился так внезапно, что Пит Буль врезался в него. – Мне понравилось, как вы организовали кампанию с "Флинг!". Дайте мне знать, если вам понадобится еще сколько-нибудь долларов.
С этими словами он пулей вылетел из комнаты, не успев даже заметить, как вытянулись лица "команды".
– Этот человек однажды сведет меня с ума. Он меня психом сделает, – трагически заявил Филипп Дюбуа и хлопнул себя по макушке.
– Нет, психом он уже сделал свою жену, поправил Ох-Уж-Этот-Боб. – Неужели не слышали? Она сейчас в этом самом заведении… ну, знаете для душевнобольных богачей.
– Порядок, ребята, хватит об этом. Слухи не помощник в реализации продукции, – одернула Гейл свою "команду". "В конце концов, – подумала она, покидая кабинет, – не все в этих слухах может оказаться правдой". Хотя Карл Джозеф то и дело повторял своей дочери, что аромат на десять процентов состоит из ингредиентов и на девяносто процентов из игры воображения "ФЛИНГ!" победоносно шествовала по стране, а впереди ее летел ураган слухов и домыслов. Окрутит или нет она одного из самых НЕпотребных людей Америки?
…Об этом наверняка знала только ее ПАРФЮМЕРША.
Эджимиер
Эджмиер – это не больница и не респектабельный курорт, но его посетители после нескольких месяцев, проведенных в номерах люкс, обитых толстыми коврами, в окружении донельзя внимательного персонала, начинали обычно чувствовать себя значительно лучше и впоследствии приезжали снова.
Доктор Корбин содержал в различных уголках страны четыре таких санатория для богатых, психически больных людей. Кингмен было выслал за Энн свой личный самолет "Гольфстрим III", чтобы побыстрее переправить жену в реабилитационный центр у подножья Голубых гор, но Вирджиния отвергла столь экстравагантное проявление заботы и отвезла дочь к месту назначения на "линкольне", за рулем которого сидел Хук.
– Вы все еще любите его? – спросил доктор Корбин свою пациентку.
– Люблю ли я еще Кингмена Беддла? – механически повторила она его вопрос, как будто в состоянии полной прострации. Энн лежала, растянувшись на обтянутом вощеным ситцем лежаке, в собственном уединенном солярии. Ее кожа была все еще столь неестественно бледной, что прямо-таки просвечивала в ярких лучах солнца, веселым потоком лившихся в комнату, а через ее исхудавшую ладонь, казалось, можно было видеть на просвет силуэты предметов.
– Как можно любить то, что пожирает тебя? – Она закрыла лицо ладонями. Запястья все еще были перевязаны, и раны до сих пор мучительно болели. Прошел месяц с тех пор, как ее вынули из-под капельницы в больнице и перевезли в Эджмиер, и сейчас Кингмен оплачивал доктору Корбину ее пребывание здесь.
– Он звонит каждый день, чтоб вы знали, – заметил доктор Корбин, выбивая трубку о край стола.
– Вероятно, хочет убедиться, что его деньги тратятся по назначению, – сказала Энн, сев и прижав коленки к груди. – Я не могу жить в его мире, вы же понимаете. Он кружится, кружится вокруг меня, и я никак не могу определить свое место в нем. Я как Алиса в Стране Чудес. Мне нужно очень-очень быстро бежать для того, чтобы просто остаться на том же самом месте, а ЕГО шаг с каждым днем все шире, шире, я не поспеваю… ну, да вы знаете. Мне начинает казаться, что он вот-вот закрутится, как ураган или тайфун, чтобы опустошить весь город, все побережье, а затем улетит в открытый океан и только там затихнет, как это обычно бывает с ураганами.
– Интересное сравнение, Энн.
– Он, кажется, никогда не устает и не взрослеет, – продолжала она. – Он не может дочитать книжку до конца, как вы знаете. Он совершенно не может сосредоточиться хоть на чем-нибудь. Джойс Ройс обнаружила это и заказала для него особый пульт. Когда он смотрит телевизор – вы этого себе представить даже не можете, – перед ним консоль с четырьмя экранами и он смотрит сразу на все четыре. Глаза так и бегают от одного к другому, от одного к другому. Он хочет все сразу. Он как самый голодный в мире мальчишка, я таких просто больше не встречала.
– Энн, вы осознаете, что с тех пор, как к вам вернулось сознание, вы не говорите ни о ком другом, кроме Кингмена? Неужели вам совсем не интересно, что с вашей дочерью, как она перенесла все эти потрясения?
– Энн II – юная девушка. У нее еще крепкая, неизношенная нервная система. У меня нет. – Она произнесла это с экспрессией, неожиданной для человека, потерявшего половину крови и живущего последнее время на одних таблетках. – Я вообще не решила еще, хочу ли я жить дальше, чтоб вы знали.
Это звучало, как угроза в адрес доктора Корбина. Даже здесь Энн грезился легкий аромат первоклассных кубинских сигар из кедровой сигарницы, которую Кингмен держал у кровати, острый вкус тонкого вина "Марго" на его губах, вкус, от которого захватывало дух. И это несмотря на то, что она считала Кингмена Беддла одним из самых мерзких подонков, известных ей из истории, из тех негодяев, что промышляли среди прекрасного пола: Синяя Борода, Маркиз де Сад, а что до Бостонского Удушителя – так тот вообще мог приходиться ему двоюродным братом. "Оба пользовались для своих целей доверчивостью женщин, что само по себе – грех", – подумала она мрачно. Он их использовал и доводил до того, что они сходили с ума, впадали в депрессию, замыкались в себе, надламывались и душа их умирала тихо и незаметно для всего мира.
– Я чувствую, что часть меня уже умерла. Для меня всякий раз неожиданность, что утром я вновь просыпаюсь. – Голос Энн был еле слышен.
Доктор Корбин потер локоть и покрутил в руках трубку. Он был профессионально сосредоточен, но изнутри его грызла мысль, что надо принять еще десяток пациентов, прежде чем утром вылететь обратно в Нью-Йорк, в свой офис. Затем на деле предстоит выкроить время для пациентов в трех остальных санаториях, которые тоже были его собственностью: в Инглвуде, штат Нью-Джерси, Лейк-Форесте, штат Иллинойс, и еще в одном на Виргинских островах. Кингмен был его спонсором и фактически совладельцем санаториев в Инглвуде, на Виргинских островах, да и в Эджмиере тоже. Корбин лечил и ублажал богачей и знаменитостей, тронувшихся умом, и делал это вот уже тридцать лет. Он придумал эти центры, когда пациентов расплодилось слишком много – они жили теперь по всей стране. Эту идею подсказал ему Кингмен, и он же дал под нее несколько миллионов. Он был негласным партнером Корбина вот уже почти пять лет; Энн стала пациенткой славного доктора, как минимум, годом раньше. Доктор Корбин считал Кингмена Беддла финансовым гением, а гении всегда экстравагантны, ну, а если учесть, что Кингмен бывал груб сверх всякой меры, то, естественно, свести кого-нибудь с ума для него труда не представляло.
– Вы любите себя, Энн?
– Люблю ли я себя? – повторила она вопрос. Голос у нее то креп, то почти исчезал. – Люблю ли я себя? Можно ли любить себя, если тебя вообще никто не любит? Возможно ли такое в принципе? Или если у вас просто нет своего "я"? Думаю, я затерялась где-то в глубинах кингменовского "я".
Корбин нахмурился – первый раз за все время беседы. Затеряться в кингменовском "я" – крайне опасная ситуация для такой слабой, хрупкой женщины.
– Бросьте, Энн, у вас на редкость милое и очень талантливое "я". – Доктор Корбин черкнул в блокноте: доктору Кронски – завершить курс интенсивной терапии и устроить ежедневные прогулки по парку. Может быть, ей будет полезно присоединиться к одной из групп, слушающих птичье пение? Его боязливые пациенты там обычно начинали чувствовать себя лучше – им казалось, будто у них появились друзья или просто сочувствующие им. Правда, многие предпочитали оставаться в уединении, замыкаясь в болезненной безымянности.
Он лечил таких милых, впечатлительных "психов" во всех своих пансионатах. Однако Беддл позвонил ему и сказал, что хочет поместить Энн именно сюда, в Эджмиер, обслуживающий обитателей Вашингтона, заработавших нервное расстройство в стенах Белого Дома. Наполняемость Инглвуда, где в основном лечились богатые бизнесмены Нью-Йорка, была таким же верным барометром финансового климата на Уолл-стрит, как и индекс уровня жизни и бедности.
Самоубийства среди богачей бесили его. Трудно было проникнуться симпатией к персоне, пожелавшей оказаться мертвой. В таких случаях он, конечно, отдавал им весь свой профессионализм, но уж насчет расположения – увольте!
– Что ж, может быть, вы поступили совершенно правильно, подписав сегодня утром все бумаги о разводе. Теперь вы будете свободны. – Он раскурил трубку. – Кингмен этого не хотел, я знаю.
– Не хотел? – Энн была озадачена.
Не далее как этим утром дядя Сайрус и еще какие-то джентльмены принесли ей эти бумаги. Энн взглянула через большое окно на горное озеро со скользящими по его гладкой холодной поверхности лебедями. Ей очень приятно было смотреть на все это, слушать гусиный гогот и хлопанье крыльев. Эджмиер был истинным заповедником, и для дикой жизни тоже.
