Текст книги "Сладость мести"
Автор книги: Шугар Раутборд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
8
Когда спускались по крутому стальному трапу, резануло соленым влажным ветром. Нагруженные, как мулы, вместительными сумками и баулами, битком набитыми купальниками, халатами, расшитыми бисером, экстравагантными головными уборами и прочим барахлом, два ассистента из редакции журнала торопились до пяти тридцати утра сойти с корабля на берег. Небо еще было чернильно-черным, только на горизонте слабо светилась тонкая бледно-серая полоска. Восход солнца на Галапагосских островах возле Экватора – лучшее время для съемок. Еще слишком рано и не поймешь, разродится ли умирающая ночь ослепительным сиянием экваториального солнца или тихо перетечет в занудливое, серое, облачное утро. Они рассчитывали на первый вариант: предстояло снимать Флинг в роли Богини Солнца. Ясное, сияющее небо – верная гарантия улыбки на лице их вечно напряженного и хмурого шефа. Если все пройдет "на ура", как это обычно бывает, когда снимается Флинг, вся команда фотографов сможет наконец перевести дух.
Погода оставалась пока единственным непредсказуемым фактором. Правда, снимки в любом случае получатся удовлетворительными, но, если будут солнце и безоблачное небо, Маркс, редактор специального проекта для журнала "Таун энд кантри", сделает нечто поистине незабываемое. Снимок, вроде тех, что включаются в антологии с твердыми обложками, создают автору репутацию и именуются "театром одного актера".
Эндрю Филипп Маркс Форрестер IV, которого все звали просто Маркс, склонился над своим коленопреклоненным фотографом, через его плечо проверяя, правильно ли выстроен кадр.
– Флинг, сдвинься чуть влево, – крикнул он, глядя на девушку через окошечко "полароида" – Это будет снимок на две страницы, открывающий номер, и нельзя, чтобы ты оказалась на сгибе.
Флинг лениво переместилась влево. Она уже давно усвоила, что Маркса никогда не следует понимать буквально и "чуть-чуть" означает "отойди подальше". Флинг была как во сне, она все еще не верила в это чудо. Она на самом красивом и на самом причудливом в мире архипелаге! И кругом ее любимые симпатичные зверюшки – ведь влюбленные пары из мира животных избрали это место своим Диснейлендом! Такого она не видела даже в своем любимом географическом телешоу!
С утра пораньше, еще до съемки, Флинг высмотрела на белой песчаной косе штук двадцать гигантских морских черепах с зелеными панцирями, бессильно лежащих у кромки воды после ночного путешествия на сушу, где эти дурехи снесли и бросили свои яйца, совсем не соображая, что любой может их разбить. Потом Флинг заприметила морского льва, так смешно потягивающегося после сна, что она расхохоталась. И тут же синеногие олуши начали кричать "уок! уок!" и вперевалку двинулись к ней. Да, это уж точно была любовь с первого взгляда! А пингвины! Флинг всегда думала, что они живут на Южном полюсе, но эти одетые в смокинги маленькие человечки плавали здесь на спинках, кайфуя после предрассветного лова. Что ни животное – то чудо! Такие милые мордашки! "Жизнь прекрасна!" – решила Флинг, послала пингвинам воздушный поцелуй и помчалась на съемку.
"На этом острове есть все, даже вода теплая", – блаженно думала сейчас Флинг, наполовину погрузившись в море. Она терпеть не могла, когда ее заставляли излучать тепло и принимать сексуально-солнечные позы, в то время как вода – ледяная, небо обложено тучами, а ее соски прямо-таки каменеют от холода.
Флинг взглянула на берег, где один из ассистентов копался в горе купальных костюмов, выискивая тот роскошный, белый, расшитый жемчугом, который Маркс выбрал для следующего кадра. Прочая "амуниция" была сложена в огромной черной шляпной коробке: целая куча потрясающих тюрбанов, сомбреро и прочих шляп, созданных специально для Флинг – "Богини Солнца". Вокруг, на соломенных циновках валялись груды выточенных из бальзамного дерева змей из Перу, резных индийских щитов и подносов, похожих на банановый лист, с острова Бали. Все эти вещи, собранные за много лет или только что закупленные в Нью-Йорке, Маркс упорно таскал за собой для съемок на натуре: вдруг понадобится добавить какой-нибудь особый штришок? Этими штришками были эффектно отмечены все его фотосерии. Маркс, пожалуй, был единственным в своем роде редактором иллюстрированного журнала, который даже в Шампань отправится со своим шампанским.
Что касается Флинг, то ей оставалось только надеяться, что сегодняшняя съемка окажется легче, чем та причудливая экстравагантщина, которую Маркс устроил вчера. О Боже! Ее поставили в золотых босоножках на высоченных каблуках прямо на самый край стены инкского Храма Солнца в Инга-Пирке. Шитое золотом платье от Боба Макки весило, наверное, тонну, но этого Марксу оказалось мало: он велел взгромоздить ей на голову еще и золотой тюрбан – произведение искусства от Эрика Джейвитса, футов этак пять высотой. "Если ветер дунет чуть посильней, я, пожалуй, превращусь в Летающую Жрицу, – с ужасом подумала Флинг. – Никто не понимает, как опасна порой работа фотомодели. Сперва замучат физическими упражнениями для поддержания формы, затем чуть не угробят на натурных съемках! Попробуй-ка держаться беспечно и интригующе-соблазнительно, когда чуть не падаешь с крутого обрыва, стоя в своем полупрозрачном шифоновом платье на ветру, скорость которого не менее пятидесяти миль в час, и при этом нужно, конечно, улыбаться, улыбаться и улыбаться!"
На вчерашней съемке, например, вокруг нее толклись десять парней в инкских набедренных повязках, в пелеринах и с коптящими факелами, так что Флинг думала только о том, как бы сдержать неодолимый кашель. Был момент, когда ей показалось, что она задохнется в этом дыму от факелов и дымовых театральных шашек. А Маркс совсем позабыл про нее: он отчаянно жестикулировал, вскакивал, приседал, пытаясь втолковать индейцам-инкам, нанятым по его же настоянию, что они должны делать. Очень добросовестные ребята, но ни бум-бум по-английски, а Маркс ничего не петрил в инкском… или как он там называется?
Смутные очертания храма закачались у нее за спиной, когда Флинг, пытаясь не потерять равновесия, встала на ноги и воздела руки к небу, приветствуя солнце. Щелк! Повторим еще раз? Щелк! – и съемка закончилась. Столько трудов и все это ради одного-единственного снимка. Флинг лишь молила Бога, чтобы ассистенты фотографа и в этот раз не забыли вставить в камеру кассету с пленкой.
Гарсиа окликнул ее с берега, чтобы приготовить к сегодняшней съемке. А она-то рассчитывала, что у нее будет время поиграть с морскими львами. Как только они высадились на острове, гид-натуралист предупредил, что ни до одного животного нельзя даже дотрагиваться, но Флинг рассудила, что это совсем не значит, что животные не могут сами коснуться ее. Еще он сказал, что детеныши морских львов необыкновенно любопытные и обожают приключения, поэтому запросто могут укусить за ласты, если будете проплывать рядом. Что до нее, то она совсем не против. Единственное, что ее беспокоило, так это не повредит ли она случайно что-нибудь этим малышам своими ластами десятого размера. "Морские львы – действительно прелесть, но Кингмен еще прекраснее", – подумала она и вздохнула. Ей и впрямь недоставало Кингмена.
– Очнись, Флинг! Планета земля взывает к тебе! Земля вызывает Флинг!
Это Гарсиа. И он щелкает пальцами прямо у нее перед носом. Гарсиа, один из лучших стилистов на всей планете, быстро подружился с самой красивой мордашкой девяностых. Ей нравился ее новый друг, страшно нравилось смотреть, как он работает, и все же она остро ощущала отсутствие Фредерика, который навсегда останется для нее другом номер один. Так жалко, что сейчас, когда она переживает самые захватывающие дни своей жизни, Фредерика и Кингмена нет рядом. У синеногих олуш и то есть кавалеры, а ей даже не с кем назначить свидание! И она опять вздохнула.
– Флинг, не забудь, что тебе нужно беречься от солнца. Ты и так уже загорела. Нельзя же допустить, чтобы весь мир увидел, как ты начнешь облезать.
– Но, Гарсиа, – она погладила его по модно небритой щеке, – если я – Богиня Солнца, то я должна быть бронзовой.
И Флинг одарила его своей самой обворожительной улыбкой.
– Бронзовой или нет, прячься от солнца. Шелушащаяся кожа – это совсем не так красиво, как ты думаешь.
Продолжая ворчать, он стал копаться в своем косметическом наборе, подыскивая более темный тональный крем. Его беспокоило, что Флинг начнет темнеть от снимка к снимку, нарушив тем самым колористическое единство всей фотосерии. Так ничего и не подобрав, он сорвал с себя соломенную шляпу и нахлобучил ее на голову модели, чтобы наконец закрыть ее лицо и плечи от палящих солнечных лучей. У Гарсиа впереди была ответственная работа: предстояло подвести лазурно-голубым, под цвет моря, веки Флинг.
– Гарсиа, – спросила она самым серьезным тоном, – как ты считаешь, Кингмен Беддл – самый красивый из всех мужчин?
Он смешал тени для век: аквамариновую "Ультра П" и "Карменовскую Лазурную" – с бронзовой и дотронулся кисточкой до ее век. Карменовский косметический набор "Флинг!" он позабыл на корабле. Но все равно никто не разберет на снимке в полный рост, какая здесь косметика, уж Маркс в любом случае поверит, что перед ним продукция "Кармен Косметикс".
– Я думаю, он красив, как кинозвезда. – Глаза Флинг не отрываясь смотрели на гигантскую скалу, торчащую из моря в пятидесяти ярдах от них.
– Да, пожалуй, – Гарсиа начал взбивать щеточкой брови Флинг, придавая лицу фирменное выражение – невинности и сексуальной истомы одновременно.
– Знаешь, я не могу думать ни о чем другом, кроме Кингмена.
Гарсиа не поверил своим ушам. Как могло такое восхитительное создание сходить с ума по этому коротконогому пигмею? Обычный мешок с деньгами, а эта женщина готова целовать следы его ног! Впрочем, Гарсиа, повидавший всякого, давно убедился, что чем красивее модель, тем хуже у нее со вкусом в отношении мужчин. Ну почему бы ей, например, не закрутить роман с каким-нибудь классным парнем, рок-звездой, о чем мечтают все девчонки с двенадцати и до двадцати пяти? Он стер пятнышко туши, попавшей на щеку Флинг, и заявил:
– Тебе известен мой девиз: "Любовь – это секс!". Только написанный с орфографическими ошибками.
– Ну, Гарсиа! – Флинг захохотала, и тут же берег ответил эхом: это переливисто засвистели, раздув красные зобы, хвастливые птицы-фрегаты.
– Вот видишь, что ты наделал! Я переполошила всех птиц.
– Только птиц-самцов. Пусть привыкают к тому, что ты проделываешь это со всеми мужчинами, к какому бы виду животных они ни принадлежали.
Безупречно миниатюрные ноздри Флинг дрогнули, и она опустила ресницы на высокие скулы. Гарсиа готов был побожиться, что каждое животное на этом острове, где "каждой твари по паре", сейчас тянется к Флинг. Впрочем, животные наверняка ценят красоту и доброту не меньше, чем люди.
Гарсиа спрятал волосы девушки под влажный шиньон.
– У тебя ровно две минуты, чтобы занять место на площадке, – заорал Маркс. Под "площадкой" понималось то место в море, где вода доходит до колен.
– Секунду, Маркс, и мы готовы, – крикнул Гарсиа, нанося последний мазок. Она поистине была произведением искусства. Умереть и не встать – то, о чем она всегда его просила. Он подал Флинг белый, расшитый жемчугом " готтекский" купальник и поднял полотенце, чтобы она могла быстренько переодеться. Это был не костюм для плаванья, это было тоже произведение искусства – с шестью нитками жемчуга, свисающими с лямки, которая надевается на шею. В этом костюме определенно нельзя проплыть олимпийскую дистанцию, он – явление чистой моды. Единственные места, где можно было бы его надеть, – это окрестностибассейна в Палм-Спрингсе, Беверли-Хиллз или Акапулько.
– Эй, долго вы будете копаться? – Маркс, не выдержав, сам шел к ним с ожерельем от Дэвида Уэбба в руках. Он застегнул этот воротничок из трех ниток жемчужин южных морей и кристаллом горного хрусталя в центре на гибкой шее Флинг. Это был своеобразный гимн тому скалистому, экзотическому пейзажу с чудовищными зубцами, вырвавшимися из моря, на фоне которого ей предстояло сниматься.
Уже у воды Гарсиа нанес золотую пудру на ее высокие скулы и плечи, чтобы лучше поймать на них свет солнца. А Маркс водрузил на голову Флинг жемчужную восьмизубчатую корону. Флинг с поднятым вверх позолоченным эквадорским зеркалом в руке была похожа на Статую Свободы, сбежавшую в южные широты. Облака разошлись, солнце вспыхнуло, и манекенщица и вправду превратилась в Богиню Солнца, возникшую в океане, на самом экваторе, в центре земли, который вобрал в себя все ее тепло и загадочность планеты.
– Волшебное мгновение! – вскричал Маркс. Они все только что стали очевидцами и свидетелями чудесной метаморфозы и засняли еще один грандиозный кадр.
Все время, пока Флинг находилась перед камерой, она снова представляла себя в своей квартире, – стоящую на пьедестале и позирующую своему дорогому, любимому Кингмену.
– Снимок будет потрясающим, – просиял Гарсиа. – Мне не терпится вернуться домой и поднять расценки.
– Все могут отдохнуть, – объявил Маркс.
– Ты сказал, все могут перекусить, Маркс? – капризно переспросила Флинг. – Кое-кто здесь не на шутку голоден.
– Тебе известны правила, Флинг. Никакой еды на острове!
Гид-натуралист, когда информировал эту веселую банду манхэттенцев о том, что они не имеют права прикасаться к животным, запретил им также приносить с собой пищу, курить, ломать ветки, копать и брать с собой что-либо с островов. Единственное, что они могли оставить после себя на острове Баталоме, – это следы ног на песке.
– Но у меня в желудке поют петухи, – простонала Флинг.
– Отлично. Для следующего снимка мне как раз нужно, чтобы у тебя был втянутый живот. Где металлическое аквамариновое бикини?
Когда она принялась рыться в стопке из бикини, один из голодных ассистентов проворчал:
– Согласен стать хоть морской свиньей, лишь бы меня здесь накормили.
Измученная, голодная группа сейчас, пожалуй, с удовольствием слопала бы даже брошенные на песке яйца морских черепах.
– А теперь поехали, ребята. Еще один кадр, и мы сможем вернуться на корабль и перекусить. Флинг, тебе нравится этот снимок! Все, что от тебя потребуется, это лечь на песок у воды и дать детенышам морских львов возможность укусить тебя за кончик ноги.
Флинг обхватила себя руками, откинула назад голову, взвизгнув от радости:
– О-о! Спасибо!
– И еще. Гарсиа, надо, чтобы Флинг на этой фотографии была чуть светлее.
– Нет проблем, дружище. Пара пустяков. – Гарсиа кивнул головой и взглянул на прелестное дитя земли, самозабвенно прыгавшее в воде и играющее с морскими львами, в то время как жгучие лучи экваториального солнца немилосердно сжигали ее кожу. Даже с берега он мог заметить, что за эти несколько минут она стала еще более загорелой. – Порядок, Маркс… Светлее…
Он в высшей степени осторожно вошел в море, исполненный трепета, ибо ему предстояло вернуть на землю бесстрашную девушку, плавающую в компании двух, явно влюбленных в нее морских львов. На острове живет свыше пятидесяти тысяч таких тварей, и Гарсиа готов был поклясться, что половина из этого огромного стада уже движется сюда, чтобы поиграть с милой и естественной в каждом своем проявлении Флинг – их новой возлюбленной. Казалось, эти морские млекопитающие уже передавали из уст в уста весть о том, что здесь появилась несравненная Флинг.
Гарсиа перепугался до смерти, когда ему вслед бросился, как реактивный бомбардировщик, большущий самец. Гарсиа, выросший в испанских трущобах-джунглях Манхэттена, решил, что не в меру ретивый морской лев зашибет его до смерти. И вообще, такое скопление животных в одном месте он видел лишь в фильме Хичкока "Птицы" и с ужасом вспомнил ту сцену, где бедного Типпи Хедрена заклевали чуть ли не до смерти. Вам! Это уже ОН почувствовал удар в ногу и тут же с поразительной для окружающих скоростью потащил Флинг из моря на песок.
– Ой-ой-ой, Гарсиа! Это в самом деле было чудно! Они лаяли на меня, но так мило, будто предлагали руку и сердце.
– Да? Знаешь, Маркс налает на меня, если ты станешь хотя бы ЧУТЬ-ЧУТЬ темнее.
Он снова надел широкую соломенную шляпу с полями ей на голову и поспешно раскрыл зонтик, чтобы защитить Флинг от солнца, когда они замаршировали по песку, как Робинзон Крузо и его друг Пятница. И тут Гарсиа пришла в голову другая знаменитая картинка, знакомая каждому фанату фотодела: Пабло Пикассо, с голым черепом и загорелый до черноты, с большим зонтиком в руке, шагает по пляжу за высокой Франсуа Жило, охраняя свою любовницу и мать Паломы от горячего средиземноморского солнца.
Из этого должен был выйти фантастический снимок, по сути, снимок для обложки! Флинг в три четверти, волосы забраны назад в узел, на манер Грэйс Келли, ее точеные черты ласкает солнце, веки, тронутые смесью "Карменовской Лазурной" и "Ревлоновской Бирюзовой", полусомкнуты. Она лежит, растянувшись на песке, в аквамариновой бикини с одной лямкой, бикини, отражающем всю синеву морской голубизны. Даже Маркс не смог бы спланировать такой снимок. Как можно приказать четырем блестящим черным детенышам морского льва, важным и непрерывно извивающимся, приползти, понюхать ноги Флинг и лечь к ней на локти, приняв ту же самую позу в три четверти? Маркс с трудом удержался, чтобы не подбежать и не подвесить драгоценности на их лоснящиеся тела. Хотя это было бы потрясающе: жемчуг на черном бархате! Флинг же являла собой зрелище стоимостью в четыре миллиона долларов – за счет жемчуга южных морей и рубинов, щедро украшающих ее шею, запястья и мочки уха. У Маркса было два девиза относительно того, где следует размещать драгоценности: "Настоящая леди всегда носит сережки, даже если она на пляже" и "чем больше драгоценностей появится на страницах журнала, тем больше рекламы драгоценностей сможет он получить". Что касается Флинг, то Маркс знал волшебное слово, с помощью которого он мог зажечь соблазнительно-колдовское сияние в ее глазах.
– Кингмен, золотце мое, думай о Кингмене, – скомандовал он, и глаза Флинг загорелись таким огнем, что немного, и, казалось, начнут плавиться объективы камер, ибо в это мгновение она видела перед собой только Кингмена Беддла.
И все же на всех Галапагосах не было более поразительного цвета, чем интенсивный ярко-голубой цвет ног местной разновидности олуш, Sula Nebouxu. К восхищению Флинг, эти пернатые, не зная стыда, устраивали брачные танцы у всех на виду средь бела дня, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих здесь людей. Брачный ритуал начинался с того, что самец задирал голову так, что клюв устремлялся прямо к небу. Красуясь, он привлекал к себе внимание самки. Затем он и она начинали медленно танцевать, высоко задирая ноги, отчего Флинг сразу вспоминались показательные танцы на "Звукофабрике". Совсем как в танце диско-пары, самка попадала в ритм, задаваемый самцом, и они "клевали небо" уже на пару, держа крылья за головой, только не под мелодию Мадонны, а под переливчатый свист самца и гогот самки. Поскольку синеногие олуши никогда не устраивают гнезд, их суетливое перетаскивание веток и палочек представляло скорее предсвадебный ритуал, чем строительство общего дома. Флинг наблюдала, как они повторили эту церемонию несколько раз, прежде чем завершали ухаживания спариванием.
Совершенно неожиданно она затосковала по Кингмену. Прошло уже целых три недели, как она в последний раз видела его. Она закрыла глаза, чтобы вызвать в памяти образ любимого. Это казалось наваждением, но вдруг она отчетливо ощутила рядом знакомый до боли густой аромат его дорогого одеколона и сигар. Она могла побожиться, что это его запах. Открыв глаза, она повернула голову.
– Это вечеринка для избранных или все желающие могут присоединиться? – Голос у Кингмена Беддла казался мягким и хриплым.
– О, Кингмен! Не могу поверить! Ты здесь? Это в самом деле ты? Мне так хотелось, чтобы ты оказался здесь!
– Да, это действительно я. Можешь пощупать. – Он вслед за ней перевел глаза на птиц. – А что ОНИ там сейчас выделывают?
Флинг опустила глаза и хихикнула. Ей хотелось броситься в его объятия, но она застеснялась. Не для того же в конце концов он пролетел полсвета, чтобы проверить, как она снимается?
Она встала и взмахнула ресницами.
– Ну… птица-мальчик пытается пустить пыль в глаза и произвести впечатление на птицу-девочку. Здесь это называется "клевать небо".
– Да ну! А я тоже как раз строю небоскреб на Пятой авеню.
Флинг, стянув с головы тщательно пристроенный на ней шиньон, встряхнула медово-светлыми волосами.
– Птица-мальчик просит девушку потанцевать с ним, а потом они будут ворковать и обниматься шеями, – продолжила она.
– Может, и ты хочешь потанцевать? – Он пробежался глазами вверх-вниз по ее почти обнаженному телу. За это время оно стало еще более соблазнительным.
– Ну, я не знаю… Они танцуют, а потом становятся мужем и женой.
Он пододвинулся.
– Так ты хочешь потанцевать?
– Нет. – На ее лице появилось озорное выражение. Она слышала, как бешено стучит в груди сердце. – Я хочу замуж. – Она чуть не падала в обморок: Маркс не разрешал ей есть вот уже почти целый день. – Олуши женятся, а затем занимаются любовью.
– Я не олуш, так что давай сперва займемся любовью, а потом… поженимся.
Флинг издала пронзительный визг и обхватила его своими бесконечными руками.
– Кингмен, я люблю тебя! Ты самый удивительный мужчина на всем свете. Я так взволнована!
– Давай же пустим часть твоего волнения на более интересное дело. Я тоже чуточку перевозбужден. – Он схватил руку самой горячей девушки на всем экваторе и потащил ее в свою пангу, мигом доставившую их на "Пит Буль", где они отдались друг другу незадолго до церемонии венчания.
* * *
"Пит Булю" и команде из двадцати восьми матросов потребовалось полных восемь дней, чтобы доплыть от Майами до Галапагос. Это было благословенное путешествие.
Большим роскошным судам принято давать женские имена. Она – это ты. Ее линии элегантны и грациозны, когда она рассекает морскую зыбь.Кингмен Беддл купил "Ксанаду", переименованную им в "Пит Буля", у саудовского принца. Беддл относился к тем, кто как только увидит чужое сокровище, тут же стремится его заполучить. Эта сконструированная по проекту Иона Баннебера, длиной в сто шестьдесят футов, невообразимо роскошная яхта была оснащена двумястами телефонами, системой спутниковой связи, стоящей не меньше, чем линкор, вертолетом типа "рейнджер", двумя сигарообразными скоростными катерами, тиром и плавательным бассейном с морской водой. Кроме того, Пит Буль" мог похвастаться видеозалом с видеотекой в две тысячи наименований, госпиталем с оборудованием для немедленных хирургических операций прямо в море и огромным кабинетом с компьютерами, факсами и фотокопировальными машинами. Четырнадцать резервуаров содержали дизельного топлива в количестве, достаточном для того, чтобы, не заходя в порты, пересечь в одну сторону Тихий океан и в обе – Атлантический. Все это было куплено за наличные, правда, взятые взаймы из кармана "Кармен Косметикс".
