Текст книги "Зелень. Трава. Благодать."

Автор книги: Шон Макбрайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Слышно, как наверху выключается душ, и я с легкой дрожью представляю себе, как Грейс вылезает из ванны, завернувшись в полотенце. А внизу Бобби Джеймс запрокидывает голову и принимается глохтать пиво миссис Макклейн.

– Рехнулся? Поставь на место, – умоляет его Гарри.

В ответ Бобби Джеймс ухмыляется и отхлебывает еще пива. Скрип на лестнице заставляет нас невольно вздрогнуть. Это Грейс Макклейн только что съехала по перилам в одном полотенце. Мне хочется вскочить и захлопать, но у меня опять встает. Ничего не могу с собой поделать. Со мной это случается в час по десять раз. Это по разу каждые шесть минут.

– Йоу, девочки, что случилось? – спрашивает она у нас, кусая ногти, но даже так выглядя на все сто.

– Йоу, – отвечает Бобби.

– Йоу, – говорит Гарри.

– Йоу. Отличный прикид, – перед тем как сглотнуть, успеваю вставить я.

– Знал бы ты, что под ним, – смеется Грейс.

– Наверное, совсем ничего, – совершенно серьезно сообщает ей Гарри, желая прийти нам на помощь.

– В точку. Под ним я голая. Роберто, жопа с ручкой, ты что, мамино пиво пьешь?

Бобби рыгает.

– Не-е. Это мое.

В гостиную возвращается миссис Макклейн и протягивает Гарри две двадцатки и десятку.

– Мам, не видела моих сигарет? – спрашивает Грейс.

– Нет, с тех пор как их выкурила, – отвечает ей мама.

– Опять? – говорит Грейс. – Ну знаете, девушка…

– Да успокойся, – говорит миссис Макклейн. – На вот, возьми пару моих.

– Но это ведь легкие, – вздыхает Грейс.

– Я сегодня же куплю тебе еще классических, о’кей?

– Тогда ладно, но на будущее постарайся держать лапы подальше от моего курева.

Не пугайтесь. Макклейны всегда так между собой общаются. Но любят они друг дружку от этого ничуть не меньше.

– Ты слышал, Генри, как моя дочь со мной разговаривает? Ну разве она не прелесть?

– Да уж, это точно, – отвечаю я, не отводя глаз от Грейс и ее ножек.

– Да чего там Хэнк смыслит? Он вон, Битлз любит, – сообщает ей Грейс.

– А я все больше по части хэви-метал. Знаете, там, Сэббат, ЭйСи-ДиСи. Сатанинская пурга типа, – говорит Бобби Джеймс.

– Чепуха все это, – говорит ему миссис Макклейн. – Я люблю ранний рок-н-ролл. Пятидесятые и все такое.

– Мне классика нравится больше, чем рок, – сообщает Гарри, – но я продюсер группы, в которой выступает Генри.

– Группы? – удивленно спрашивает миссис Макклейн.

– Ну да, группы. «Филобудильник», – отвечаю я.

– Да никакая у них не группа, мам, и Гарри ничей не продюсер. Они зависают в комнате у Сес Тухи с ненастоящими инструментами, поют под пластинки миссис Тухи и курят жевательные сигареты, которые покупает Гарри.

– И ты с нами. Ты тоже так делаешь, – возражает ей Бобби Джеймс, перед тем как рыгнуть.

– Да, но в отличие от тебя, долбоеб, я не курю всякое поддельное дерьмо и знаю, что это все понарошку, – парирует Грейс.

– Твои проблемы, – смеюсь я. Еще бы! – Придет время, и мы станем настоящей группой.

– Верно, – замечает Грейс, – всего-то и надо завести настоящие инструменты и научиться на них играть.

Миссис Макклейн садится рядом с Бобби Джеймсом, берет пустую банку, удивленно встряхивает, а тот снова рыгает. Мы с Грейс прыскаем. Гарри хватается за грудь, точно какая-нибудь старушенция с четками на утренней мессе. Миссис Макклейн отправляется на кухню за следующей.

– Грейс, а какими средствами для волос ты пользуешься? – спрашиваю я, глядя на ее волосы.

– Шампунем. Я пользуюсь шампунем, Хэнк, – говорит она мне.

– Но каким? И насколько часто? А гель или спрей употребляешь?

– Чувак, я просто мою волосы шампунем, а потом ополаскиваю водой, – заявляет она.

– А эту туфту с травами пробовала когда-нибудь? У тебя концы секутся здесь и вот здесь, – указываю я Зеленухычем, не касаясь ее волос. Пока рановато знакомить ее с Зеленухычем. Мои волосы – моя расческа. Плюс я нигде не вижу секущихся концов. Мне просто хочется подвинуться поближе и понюхать ее.

– Концы секутся? – переспрашивает Грейс с деланным интересом. – Ты это серьезно? Смотри, Хэнк, что это у тебя тут, вши? – спрашивает она и тут же берет меня в захват за голову и с силой проводит по ней суставами пальцев. Мое лицо при этом прижимается к ее маленьким сиськам, и я вижу, как струйки воды скользят у нее по бедрам. Господь Всемогущий, Господь Всемилостивый. Грейс поворачивает меня кругом и забирается ко мне на спину. О боже. Гарри с Бобби Джеймсом лыбятся, но тут возвращается миссис Макклейн со свежей порцией пива.

– Грейс, ты чего? Ну-ка слезай с него и марш наверх одеваться, – кричит она перед тем, как протянуть Бобби Джеймсу банку пива со словами: – Подержи-ка. Я спущусь в подвал.

– Ладно, мам, спокойно, – отвечает ей Грейс, спрыгивая с меня, и бежит к лестнице. Бога нет. – Хэнк, какие у твоих девочек планы на сегодня?

– Кататься на великах, – отвечаю я. – Марджи Мерфи тоже с нами. Пойдешь?

– Только если снимете с ваших великов цветочные корзинки, – говорит она на полдороге наверх.

– Какие корзинки? Ну ладно, – фыркает Бобби Джеймс. – У меня пятискоростной с переключением, – сообщает он ей вслед. Затем, рыгая, плющит об лоб банку из-под пива, содержимое которой он только что выглохтал.

Возвращается миссис Макклейн, ставит на край стола лампу без абажура и забирает у Бобби Джеймса смятую банку.

– Надо бы притормозить, – бормочет она, направляясь в сторону кухни.

– Меня что-то с пива на поесть потянуло, Генри, – говорит Бобби Джеймс. – Прежде чем мы поедем или побежим исполнять твои поручения, мне необходим «геройский сэндвич» с ветчиной. Грейс, поди принеси мне еще пива.

– Сможешь побить меня – тогда принесу, – пугает она.

– Ладно, забудь. Пойдемте, ребята, – с испуганной ноткой в голосе предлагает Бобби.

Грейс смеется.

– Подожди, трусишка. Будет тебе пиво. Хэнк, смотри. А вот и я.

Она забирается на самый верх лестницы. Я подхожу к подножию. Она съезжает по перилам и приземляется ко мне на руки.

– По каким это поручениям ты собрался бежать, Хэнк?

– Да ничего особенного, – говорю я. – Так, то да се в связи с нашей свадьбой.

Мы падаем. Грейс смеется, оказавшись на мне верхом. Ее мокрые волосы облепляют мое лицо. Я вижу лик Господа и все прочее, и настолько в шоке, что у меня даже не встает. Может, я умер от удара головой об пол и уже в раю? Здорово, если так!

–  Нашей свадьбой? – спрашивает она, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза.

– Я сказал нашей? Я имел в виду Эйса и Джинни, – говорю я ей.

– Нам с тобой пожениться. Это будет что-то с чем-то, – смеется она, потом залепляет мне две пощечины и встает, оставляя меня лежать на полу наедине с огромной вселенной, где Бога нет и в помине. А она тем временем пошла добывать Бобби Джеймсу пиво.

– Угощайтесь, мисс Джеймс, – говорит Грейс, уже успевшая вернуться из кухни с сигаретой во рту, и пихает ему банку за пазуху.

– Черт, холодная, – взвизгивает он. – А у твоей мамы есть еще одна такая синяя штука?

– Нет, – отвечает Грейс. – Выметайся.

– Ладно, – говорит Бобби. – Пиво у меня. Валим отсюда, парни.

– Подожди секунду, – говорю я. – Перед тем как уйти, могу я попросить тебя об одном одолжении, Грейс?

– Все что угодно, Хэнк. Я слушаю.

– Ты можешь еще раз съехать по перилам?

– Конечно, могу.

Ее улыбка – и за тысячи миль отсюда огромные, словно горы, ледники начинают таять, как кубики льда на раскаленной сковородке. Она сдувает пепел с сигареты и щелчком отправляет ее в сторону Гарри, который стоит в двери и ни туда, ни сюда. Не сводя с меня глаз, Грейс поднимается вверх по ступенькам и съезжает вниз. А внизу я закрываю глаза и раскрываю объятья. Шарах. И мы снова на полу, она сверху, ее мокрые волосы на моем лице, и Всемилостивый Господь между нами. И вся вселенная Его благоухает кокосовым шампунем.

– Пока вы будете мотаться, я подготовлю свой внедорожник. После ланча не забудь про меня, Хэнк.

– Даже не надейся, – отвечаю ей я.

– Круто.

Из подвала доносятся шаги. Грейс спрыгивает с меня и взбегает вверх по лестнице. Мы расстаемся, и Бобби Джеймс благодарит ее за пиво. А она нам: «Да, да, чтоб вы заблудились, подружки».

5

Тощий ублюдок по имени Мэтт Манджоли, которого все зовут просто Жирный Мэтт, владеет «Деликатесами Жирного Мэтта» на углу Святого Патрика и Фрэнкфорд-ав. Он также владелец банкетного зала «У Манджоли» в нескольких кварталах к северу от закусочной, за церковью Святого Игнатия по ту сторону от Ав. Там работает Стивен, там я буду петь для Грейс. Жирный Мэтт, у которого короткие седые волосы, зализанные назад, ответит, что связан с мафией, если кто поинтересуется, так что лучше не стоит. Стены у него увешаны картинками, которые все итальяшки просто обожают: сплошные Римские Папы, святые и певцы вперемешку с благодарственными открытками от итальяшек и их семейств, которым он организовывал вечера. Он делает «геройские сэндвичи» и рассказывает одни и те же корки про всяких-разных умников, которых кто-то где-то когда-то грохнул.

– Жирный Мэтт, расскажи нам про бандитов, – просит Бобби Джеймс, а в это время за стойкой безголосый телевизор показывает, как Майк Шмидт пробросил мяч через отбивающего, и на стерео орет песня группы Блю Айз «Сделай Вупи» [11]11
  Игра в кости с использованием специальных карт. Смысл состоит в том, чтобы выкинуть пять одинаковых чисел («сделать Вупи»), а затем вытащить карту с заданием для партнера.


[Закрыть]из альбома «Песни для танцующих влюбленных». Хорошая песня, хороший альбом.

– Все про гангстеров да про гангстеров, – сетует Жирный Мэтт, правда, в шутку. – Почему вы, парни, никогда не спрашиваете про кого-нибудь из этих, у меня на стенах? Про Льва XXIII или про Тони Беннета, например?

– Про пап нам и так священники расскажут. На хрен Тони Беннета, – заявляет Бобби.

– На хрен Тони Беннета? Я под Тони Беннета с женой на свадьбе танцевал. Попридержи язык, а не то я тебе его живо вот этим резаком отчикаю, – предупреждает Жирный Мэтт, неоднократно утверждавший, что знает, где зарыто тело Джимми Хоффа [12]12
  Джеймс Риддл Хоффа (1913–1975?) – американский профсоюзный деятель, по обвинению в контактах с преступным миром и подкупе присяжных в 1967 г. приговорен к тюремному заключению; бесследно исчез и считается убитым.


[Закрыть], и плотно упакованной в золотые кольца пятерней швыряет под резак брикет болонских колбасок.

– А под какую песню? – спрашиваю я.

– «Да будет любовь», – растягивая слово любовь,отвечает он мне.

– Это которая из «Стучит мое сердце», да? – уточняю я.

– Ага, из него самого. Смотри-ка, чего знаешь, – одобрительно говорит Жирный Мэтт.

– А не быстровато ли для свадебного танца? – спрашиваю я.

– А мы под нее медленно и не танцевали, Генри, – говорит Мэтт. – Мы плясали.

– Что, прямо при всех?

– Да, Генри, прямо при всех. Мы же на свадьбе были жених с невестой.

– Прямо так и плясали.Интересно, – говорю я.

– Не люблю встревать в стариковские беседы, но Мэтт обещал рассказать историю про бандитов.

– Так и есть, – говорит Мэтт. – Припас тут одну для вас. Случилось все в том самом коктейль-баре под названием «Бамбуковая таверна Табу Тики», что в самом центре Южной Филадельфии. Заведение держал Танцор Фрэнсис. Он преуспел в районе и получил свое прозвище за то, что танцевал как бог и при этом был самым крутым парнем из всех, кого я знал. Ну вот, а этот ирландец – Дэнни Клири – зашел и стал нарываться.

– А почему он стал нарываться? – спрашивает Бобби Джеймс, а сам пихает меня локтем и подмигивает, потому что, как и мы с Гарри, слушает эту историю уже раз двадцатый.

– Дэнни Клири был ирландской жопой с ирландской ручкой – как и все ирландцы (без обид), – он умел вертеться и рот держать на замке, – говорит Жирный Мэтт. – Так он пробился в банду, но слишком много о себе возомнил. В общем, парнишка решил, что ему теперь все можно. Оставлял свой «олдс» прямо перед входом в бар, потом играл, ел и пил, ни разу ни за что не заплатив.

– И что же случилось с Дэнни Клири? – с широко раскрытыми глазами спрашивает Бобби Джеймс.

– Его мочканули в ресторане на глазах у всех. Он хватал официантов за галстуки и щипал официанток за задницы, а многие из них, между прочим, встречались с другими ребятами из мафии – из итальянскоймафии, вернее, из сицилийской.Нужно было что-то делать, сами понимаете, – рассказывает Жирный Мэтт, а сам параллельно штампует «геройские сэндвичи» с такой скоростью, что от золотых часов и колец на пальцах искры летят.

– И как его мочканули? – интересуется Гарри.

Мэтт глядит на нас в упор, аккуратно заворачивая очередной сэндвич.

– Он утонул.

– Как он мог утонуть в ресторане? – спрашиваю я.

– Скажем так: в ресторане стояли большие баки с водой, и Дэнни слишком долго проторчал в одном из них вместо крышки. – Жирный Мэтт смеется, и его золотые зубы сверкают в электрическом свете.

– Это ты его мочканул? – все же спрашивает Бобби Джеймс, хотя и знает, что в ответ Мэтт скажет нам ровно то же самое, что сказал федералам: он ничего не помнит.

– Я скажу вам слово в слово то же самое, что сказал федералам: я ничего не помню. – Снова золотая ухмылка. Он пробивает нам чек. – Шесть баксов ровно, Гарри.

– С сотни сдача будет? – спрашивает Гарри, вытаскивая сотню из пачки.

Жирный Мэтт, будто не слыша заданного вопроса, вытягивает из пачки шесть бумажек по доллару и кладет их к себе в выдвижной ящик. Звонит колокольчик на двери закусочной. Восьмилетний Арчи О’Дрейн, калека на инвалидном кресле, с шофером, то бишь с моей мамой Сесилией Тухи, плюхаются на пол после неудачной попытки последней втащить его вместе с каталкой в магазин по ступенькам. Вслед за ними, в футболке PHILLIES BALL GIRL и с хвостом светлых волос на затылке, заходит моя сестра Сес Тухи, которой тоже восемь. Она переступает через них, замечает меня и, светясь улыбкой, прыгает ко мне на руки, в то время как я пытаюсь пробраться к Сесилии, чтобы помочь ей (но не Арчи) подняться с пола.

– Йоу, Генри, – говорит Сес, улыбаясь от приятной неожиданности: видно, не рассчитывала найти меня здесь.

– Йоу. Что такое? Ты их, что ли, повалила? – спрашиваю я, указывая на Сесилию с Арчи.

– Нет, но я об этом подумывала, – шепчет она, повисая у меня на шее, пока я причесываюсь, Гарри тянет паховую мышцу, Бобби Джеймс ворует банку пива из упаковки, Жирный Мэтт сажает Арчи обратно в кресло, а Сесилия Тухи прикуривает сигарету и собирает с пола таблетки, которые высыпались у нее из сумки.

– Прекрати здесь курить, – ворчит Жирный Мэтт уже опять из-за стойки.

– Я прекращу здесь курить, когда у тебя снаружи появится пандус для инвалидных кресел, – огрызается Сесилия. Она высокая, в коротком летнем платье, и у нее идеальные сиськи номер три. Я бы их пощупал, я ведь не гордый. Выдыхая дым точно вверх, она игриво смотрит на меня.

– Хэнк Тухи и два его лучших дружка. Какая приятная неожиданность. Йоу, мистер Карран, что, газоны в округе перевелись?

– Йоу, Сесилия, – говорит Гарри. – На сегодня я взял выходной.

– Без вопросов, – говорит она. – Джеймси, мальчик мой, а что это у тебя там в кармане – банка с пивом или ты так рад видеть набитую жвачками витрину?

Бобби Джеймс боится высокой, красивой и острой на язык Сесилии Тухи, поэтому он лезет в карман, достает оттуда дымный шарик. Швыряет его на пол. Бум. И удирает, словно какой-нибудь горе-фокусник.

– Что это было? – со смехом спрашивает Сесилия у скрывшегося за витриной с чипсами Бобби Джеймса.

– Дымный шарик, – поясняет он ей, выглядывая из укрытия.

– И для чего они? – спрашивает она.

– Свадебный рецепт моей сестры – на случай, если родственничек в углу зажмет.

– Без булды?

– Ага, без булды, – говорит он.

– Можно мне один посмотреть?

– Думаю да, – отвечает он, скорее раздраженно, нежели испуганно, и протягивает ей шарик.

– Круто, – говорит она и как ребенок рассматривает шарик вблизи, зажав его между большим и указательным пальцами. – Хэнк, подойди ко мне и спроси, что у нас сегодня на обед.

– О’кей, – отзываюсь я, приближаясь к ней и вступая в игру. – Что у нас сегодня на обед, ма?

Она швыряет шарик на пол – пуф – и прячется за витриной с чипсами.

– Вот здорово, – хихикает она. – Ну-ка дай мне еще, Бобби.

– Что? Серьезно?

– Да, сделай милость, – говорит она. – Спасибо. Мэтт, скажи мне, что я должна тебе десять баксов.

– Миссис Тухи, прошу вас. Вы и так уже напустили столько дыма, – умоляет он.

– Давай-давай, – говорит она ему.

– Ладно, – вздыхает он, затем хлопает в ладоши: – Вы должны мне десять баксов – да будет так.

Она швыряет шарик – вжик! – выбегает за дверь и со смехом возвращается обратно.

– Ну что, миссис Тухи, повеселились – и хватит? – спрашивает у нее Бобби Джеймс. – Могу я остальные оставить себе?

– Ладно уж, – разрешает она, затем затягивается и выпускает дым ему в лицо, отчего Бобби Джеймс начинает кашлять.

– Тайм-аут. По одиннадцатому крутят мой ролик, – сообщает Жирный Мэтт, выключает стереофонию с Синатрой, включает звук в телевизоре, затем краем глаза косится на пульт и включает 1–1. Что замечательно в кабельном телевидении, так это любительские рекламные ролики местных магазинов. Врубаешь MTV и смотришь в промежутках между клипами Майкла Джексона, как кто-нибудь из твоего района рекламирует свой дурацкий магазин. – Вот он. Тише, пожалуйста.

По ящику показывают, как итальяшка с зализанными назад волосами заходит к Жирному Мэтту с бутылкой из-под лимонада. Он почесывает подбородок, изучая меню ланчей, затем улыбается и кивает хозяину.

– Как дела? – спрашивает он у Мэтта.

В ответ – легкая ухмылка:

– Сегодня вполне. Чем могу помочь?

– Дай мне вон ту газировку, – говорит парень и отправляет Мэтту шестнадцать пенсов вдоль по стойке.

– Что будешь есть? – спрашивает Мэтт.

– Ничего, – говорит он Мэтту, – мне только газировку.

– Но, друг мой, сейчас самое время для ланча, – говорит Мэтт. – Ты уже где-то поел?

– Да вроде так, – смущенно признается парень, – я только недавно съел геройский сэндвич.

– Я не ослышался – ты уже съел сэндвич?

– Ну да, я же сказал, – повторяет парень.

– И где ты его брал? – косясь на него, интересуется Мэтт.

– Тебе-то что? Там, на Ав, в другой закусочной.

– В другой закусочной, говоришь?

– Да. У тебя что, со слухом проблемы?

– Не в сицилийской? И не мы ее крышуем?

– Да не знаю я. Какая разница? Ты что, вышвырнешь меня за то, что я не у тебя взял сэндвич?

Свет меркнет, в фокусе остаются только Мэтт и этот придурок.

– Вышвырнешь! – Мэтт смеется. – Ты даже мог бы мне понравиться, если бы не изменил моей закусочной.

– Что? – уже начиная нервничать, переспрашивает его этот долбоеб.

Мэтт тянет его к себе и целует. А когда отпускает, несколько вооруженных пулеметами Гатлинга [13]13
  Пулемет назван по имени изобретателя Р. Дж. Гатлинга.


[Закрыть]головорезов выступают из тени различных укрытий: один из-за прилавка с соленостями, другой из-за лотка с хлебом, третий из-за морозильников, четвертый из-за прилавка с мороженой вырезкой, – и нашпиговывают парня свинцом. Как только тот падает замертво, головорезы исчезают, и в заведении снова зажигается свет. В дверь заходит женщина и видит на полу мертвого придурка.

– Винни, – причитает она, бросаясь к недвижному телу. – Мой муж! Отец тринадцати детей! – и с воплем «Он мертв! Ты убил его!» кидается на Жирного Мэтта и начинает молотить его кулаками в грудь. – За что? За что? За что? – рыдает она.

– За то, – спокойно объясняет ей Мэтт, хватая ее за запястья и глядя прямо в глаза, – что он купил сэндвич у конкурентов, которые родом не с Сицилии.

– Как ты сказал? – переспрашивает она. Она уже не плачет – в голосе испуг и злоба.

– Он купил сэндвич не в нашем районе.

– Тогда и черт с ним, с предателем, плевала я на него, тьфу, – говорит она, изображая плевок, потом опять поворачивается к Мэтту: – Можно мне фунт индейки, фунт сыра и полфунта печенки? Да, тебе небось нужна известь, чтобы избавиться от трупа?

Звучит классическая итальянская музыка. Голос за кадром произносит: Закусочная Жирного Мэтта на углу Святого Патрика и Фрэнкфорд. Закусочная Жирного Мэтта не связана с Коза Нострой.Конец ролика. Мы хлопаем Жирному Мэтту с возгласами одобрения, а он сгибается в поклоне, затем выключает звук в телевизоре и ставит «The Beat of Me Heart» Тони Беннета, предварительно показав мне с улыбкой обложку пластинки.

– Йоу, леди, как настроение? – спрашивает подкативший к нам, пока мы стояли у кассы за стойкой, Арчи О’Дрейн, крутой, как огурец, в своем инвалидном кресле с пушистым сиденьем леопардовой раскраски, сигнальным рожком, приклеенным к одному из подлокотников суперцементом, и плюшевыми игральными костями, болтающимися на другом, с наклейкой на бампере ОХОЧУСЬ ЗА ТЕЛКАМИ и с брызговиками для защиты от грузовиков на колесах. В общем, это нечто среднее между дьявольским локомотивом для ангелов, тяжелым восемнадцатиколесным трейлером и автобусом для гастролей какой-нибудь рок-звезды. У Арчи волосы неплохо расчесаны и уложены спереди и на затылке, но сзади свисают длинными прядями, и он младший брат погибшей девушки моего брата, Мэган О’Дрейн. Вообще-то я люблю пацаненка, но, конечно, ни за что ему об этом не скажу. А то было бы слишком просто. К тому же есть еще очень важный момент: поскольку он калека, нужно издеваться над ним так же, как над всеми остальными, здоровыми. Самый забавный способ – это называть его Арчибальдом и награждать сложными эпитетами, которые он воспринимает как ругательные. Например:

– Йоу, Арчибальд. Ты здравомыслящеболтливый ублюдок, – сообщаю я ему.

– Сам такой, а я нет. И не называй меня Арчибальдом, – предупреждает он.

– Арчибальд, – говорит Гарри, – твоим мозгам присуща эйнштейновская неутомимость.

– Это твоим, а не моим. И зовут меня Арчи, не путай, Мэри.

– Арчибальд, ты негативная противоположность инфантильного имбецила, – говорит Бобби.

– Сам такой, а я нет. Если еще хоть один пидор назовет меня Арчибальдом, я урою его на месте.

Сесилия подзывает Жирного Мэтта к холодильнику с колбасами, нагибается и на что-то указывает. В закусочную заходят двое ребят из газовой компании, оба рокеры, стриженные под пуделя. Уставившись на нагнувшуюся Сесилию, они тычут друг друга локтями. Сесилия выпрямляется, замечает их взгляды и улыбается им широко и приветливо. Берет у одного каску и надевает себе на голову со словами: «Мне теперь только отбойного молотка не хватает». Парни, обалдев, на нее смотрят, потом с улыбкой переглядываются. Тони Беннет поет «Любовь на продажу». Жирный Мэтт со скоростью света нарезает мясо. Опять звонит дверной колокольчик. Заходит Фрэнсис Младший с почтой, видит Сесилию в защитной каске рядом с этими двумя газовыми жопами и улыбается: он знает за ней такие штучки.

– Не хочешь познакомить меня со своими любовниками, Сесилия? – спрашивает он.

– Конечно. Это Бифф и Брент. Они стриптизеры. А этих четверых жеребцов ты, пожалуй, уже знаешь, – говорит она ему, указывая на нас. – А твоя-то где?

– Да вот она, – отвечает Фрэнсис Младший, забирая у меня Сес.

– Ну разве ты у меня не душка, – говорит ему Сесилия.

Они обмениваются улыбками, невзирая на то, что она имеет в виду совсем другое, и он это знает. И все равно, когда они улыбаются друг другу, видно, что их любовь умерла еще не до конца. Такие вот, брат, извращенцы.

– Я встречаюсь с Арчи.Арчи, скажи ему, – говорит Сес. Следует пауза. – Лучше скажи, а то хуже будет.

– Мм, я парень Сес, мистер Тухи, – говорит Арчи.

– Тогда, наверное, мне стоит ее отпустить, – говорит Фрэнсис Младший ему в ответ и сажает Сес на стойку, а сам берет у Мэтта бутылку газировки (Мэтт обеспечивает его по одной в день забесплатно). – Спасибо, Мэтт. Сесилия, я буду дома как обычно. Сверхурочных сегодня нет.

Сверхурочные – наряду со спорами о преимуществах бифштекса перед просто куском холодного мяса – тема для широкого и всестороннего обсуждения среди родителей на улице Святого Патрика.

– Будешь с нами есть или еще где? – спрашивает она.

– Ясное дело, дома, как всегда, – отвечает он ей.

– Ну конечно, – фыркает она.

– Ты чего? – спрашивает он. – Я хоть раз не пришел к ужину?

– Ну еще бы. Как жратвой запахнет – ты всегда тут как тут, – говорит она.

– Миссис Тухи, я прошу вас, – умоляет ее Жирный Мэтт.

Сес соскакивает со стойки и направляется в угол, где стоят банки с корнишонами. Двое заправщиков выбираются под шумок из магазина, пригибаясь от летящего мата. Не успевают они скрыться, как в двери появляется мой самый старший брат Фрэнсис Натаниэл Тухи Третий, он же Фрэнни Тухи, в форме почтальона. Семейства классом повыше могут похвастаться, например, поколениями врачей. Но только не Тухи. От предков к нам тянется лишь длинная череда форменных шортов с шевронами, собачьих укусов и перцовых баллончиков. Фрэнни живет с нами по соседству. В свои двадцать четыре он уже успел обзавестись небольшой лысиной, и вообще вид у него довольно смешной. Но даже несмотря на лысину, ему не дашь больше шестнадцати, хотя умен он совсем не по годам. Таким, наверное, и должен быть некрасивый старший ребенок в семье.

– Все ведут себя прилично? – спрашивает он, обводя глазами насторожившуюся компанию.

– Да, все, кроме твоей матери, – отвечает Фрэнсис Младший.

– Вот уж неправда, Фрэнни, – возражает Сесилия. В присутствии Фрэнни они с Фрэнсисом Младшим немного сбавляют обороты. Препираться не прекращают, но оба говорят с ним так, будто задолжали ему много ответов.

– Неправда? Захожу я сюда посреди рабочего дня и что вижу? Как она шутки шутит с какой-то деревенщиной.

– Ах, так, значит, я вру? – возмущенно спрашивает Сесилия, ни к кому конкретно не обращаясь. – Он, значит, два раза кряду заходит к Куни, а потом ему, видите ли, не нравится, что я разговариваю с двумя здоровенными жеребцами из газовой компании.

Фрэнни внимательно следит за обоими, словно директор школы, старающийся разобраться, который из придурков угодил мячом в окно его кабинета:

– Нет, я докопаюсь до истины. Сес, что здесь произошло?

– Да я даже не в курсе, о чем они: Куни, какая-то деревенщина, – докладывает Сес. – В общем, все как обычно: опять пожопились.

Дзинь. К Жирному Мэтту заходит Стивен Тухи, видит всю семейку в сборе и сразу же выходит.

– Вот видите – Стивена напугали, – говорит Фрэнни снова как директор, но на этот раз как усталый директор, и берет у Жирного Мэтта бесплатную газировку. – Давайте постараемся все уладить, хорошо?

– Я лучше пойду, – говорит Фрэнсис Младший. – А то если и дальше так, мы все равно ни к чему не придем. Ты домой, Фрэнни? Работа вроде еще не кончилась.

– Угу.

– Я с тобой. Мэтт, спасибо за газировку. Сесилия, увидимся вечером. Нет времени.

– Да, и у меня тоже, пошел ты… – кричит она под звон колокольчика над распахнутой Фрэнсисом Младшим дверью. – Сес, не сиди на полу. Вынь ногу из банки с огурцами.

– Она ногами в огурцы залезла? – ужасается Мэтт. – Господи Боже.

– Я не в банку, а на банку, – раздраженно сообщает Сес Жирному Мэтту, лежа спиной на полу, голыми пятками на банке. – Ма, ты кричать уже закончила?

– Пока да.

– Хорошо, тогда я встану, – спокойно говорит она, подходит к нам и кладет руку на плечо моргающему от смущения Арчи. – Вы тут без меня моего парня не дразнили?

– Я не твой парень, – сердито бурчит Арчи.

– Ты только что сказал папе совсем другое, – напоминает она ему.

– Ты мне угрожала.

– Да, и что? Заткни пасть. Говорить будешь тогда, когда тебя спросят, мистер.

– Да, дорогая, – вздыхает Арчи. – Генри, куда сегодня с ребятами собираешься?

– Кататься на великах, – говорю я.

– А нам можно с вами? – спрашивает он.

– И как мы будем с твоим креслом? – спрашиваю его я.

– Я не буду отставать, – говорит он.

– Я надену ролики и буду его сзади толкать, – предлагает Гарри.

– Двенадцать долларов ровно, миссис Тухи, – сообщает Жирный Мэтт.

– Вот, держите. – Гарри протягивает ему двадцатку, а затем говорит, обращаясь к нам: – Я тут недавно новые ролики купил. Толкание калек – отличная тренировка. Как считаешь, Арчибальд?

– Меня зовут не Арчибальд, – говорит ему Арчи, – но вообще круто.

– О’кей, тогда договорились, – заключаю я. – Арчи и Сес отправляются домой с мамой, словимся после ланча. Отлично?

Третьеклашки отвечают да. Жирный Мэтт сверкает золотыми зубами. Сесилия забирает свою коричневую сумку. Мы помогаем ей спустить Арчи по ступенькам на тротуар.

– Все в порядке? – спрашиваю я Сесилию, которая засмотрелась на поток машин, движущийся по Ав.

– Что-что? – переспрашивает она.

– Ты как?

– Все нормально, – отвечает она, выходя из оцепенения, опуская сумку с мясом Арчи на колени и беря за руку Сес. – Ты со своей женой себя так же вести будешь?

– Не-а, – честно отвечаю я.

– Будешь верным? И обращаться с ней по-человечески? Уважать ее? Любить ее что ни день все сильней?

– Да, да, да и еще раз да, – с улыбкой отвечаю я.

– Здорово. – Она тоже улыбается. – Храни в себе эту доброту и оптимизм. Не давай никому их у тебя отнять.

– Ни за что на свете, куколка, – обещаю я ей.

– Куколка, – фыркает она мне вслед, закуривая сигарету. – Тебе б еще с девками научиться разговаривать. Ну, это потом. У тебя же куча важных дел. Ладно, сынок, мне пора. Будь паинькой. Да, вот еще что. Люби тебя Господь, но на меня не рассчитывай.

Я смеюсь. Эту фразу сказала женщина своему бывшему мужу-министру, который ей изменял, в ток-шоу с религиозным уклоном, идущем поздно вечером. Мы потом смеялись несколько дней кряду. Так что теперь у нас это дежурная шутка. Перед тем как поставить Сес на подножку инвалидного кресла, Сесилия еще раз улыбается мне. Сес изображает рев моторного катера, Сесилия крутит ручки, а Арчи кричит, пародируя британский акцент: «По местам, команде приготовиться, старт». И все трое сломя голову несутся по улице Святого Патрика: моя неугомонная мама вместе с моей странной сестрой и калекой с обрубком вместо руки.

Бобби Джеймс, Гарри и я сидим на железнодорожной эстакаде где-то в тридцати футах над Фрэнкфорд-авеню, или просто Ав, как мы ее называем, и едим сэндвичи. Ав – главная улица нашей жизни, если не считать улицы Святого Патрика. Фрэнкфорд-ав очень длинная – от самых северных окраин Филадельфии вплоть до Кенсингтона на юге, где переходит в Кенсингтон-ав. К югу вдоль Ав районы тянутся один за другим. Здесь найдется все, начиная со старомодного кинотеатра для автомобилистов под открытым небом и заканчивая тату-салоном, укрывшимся под линией наземки.

Улица Святого Патрика пересекает ее почти посередине, не так чтобы сильно близко от нас, но и не больно далеко. Здесь Ав идет под уклон, но это только в том случае, если спускаешься по ней вниз. Местные здесь бьют стекла в домах и пишут граффити на стенах, ну и прочее дерьмо, тем не менее соседей это все равно бесит, сечете, о чем я? Постоянные стрелки на спортплощадке, вот, типа, как сегодня намечается, но обычно с пустыми руками, хотя иногда отдельные пидоры приходят с битами, брусками два на четыре или заточками с целью мочкануть кого-нибудь или дать понять, что не шутят. Убийства тут случаются все больше в домах: всякая там семейная хрень – вроде как двадцатилетний сынок поспорил с маманей из-за денег, задушил ее по пьяни, а с утра ничего не помнит.

Так что райончик жесткий, но не слишком, просто так тут никто приключений не ищет. По мне, отморозкам просто неймется. Филли, мать ее, – город не одной только расовой нетерпимости. Тут даже белый к белому из другого района не сунется. Сегодняшняя стрелка как раз подтверждает это правило – какого черта им тут надо! – и поэтому я не хожу по Ав в любую сторону дальше чем на четыре квартала. Слишком уж лицо мое мне нравится. Да и все равно незачем. В нашем районе и так есть все, что нужно. Папаши работают, может, кварталов за пять от дома. Мамашки сидят с детьми. Если тебе что-то понадобится, спроси у соседей, и тебе скажут, что это где-то за углом на Ав. Сюда относятся: пивной ларек, пиццерия, бар на углу, прачечная, ювелирный магазин, фастфуд с морепродуктами, «деликатесы», туристическое агентство, похоронное бюро, контора по продаже подержанных машин, бесплатная библиотека, пожарная часть, почтовое отделение, банк, дешевый супермаркет, католическая церковь. Все вышеперечисленное располагается «за углом на Ав». Район выглядит старомодно, и, если судить по домам и фасадам магазинов, можно подумать, что мы живем все еще в 1963-м, а не в 1984-м. Единственный способ определиться со временем здесь – это посмотреть, какого года выпуска машины, и прибавить лет десять.