Текст книги "Зелень. Трава. Благодать."

Автор книги: Шон Макбрайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

14

Дом О’Дрейнов выделяется на фоне других домов на улице Святого Патрика. В буйно разросшейся газонной траве не видно декоративных игрушек, и святой Себастьян лежит опрокинутый набок, будто его пырнули ножом, да так и оставили умирать. На абсолютно голой веранде не увидишь ни гостеприимного коврика для ног перед входом, ни барбекюшниц, ни детских велосипедов. Письма никогда не приходят в их совершенно черный со всех сторон почтовый ящик, равно как и едва ли когда-нибудь открывается совершенно белая дверь их дома. Глубокий вдох для храбрости. Да, местечко то еще. Стучусь в дверь. Безрезультатно. Снова стучусь, теперь уже громче, но без всякого нетерпения. Наконец слышу, как кто-то с той стороны отпирает сто замков и задвижек. Дверь распахивается; передо мной стоит миссис О’Дрейн: лицо вдоль и поперек исполосовано рубцами, в глазах – бездонная синь, пухлые губы, рыжие волосы, высокие скулы, ноги как у танцовщицы и вдобавок игривые сиськи номер два. Даже и со шрамами она стопроцентно катит в кандидаты за мусорные баки магазина морепродуктов. Но сама об этом, конечно, даже не догадывается. После аварии она лишь бросает первый быстрый взгляд на всех, кого увидит, а потом уже точно ни разу глаз не поднимет.

– Здравствуй, – здоровается она так, будто видит меня впервые в жизни.

– Привет, миссис О’Дрейн, – отвечаю я. – Мама послала меня к вам забрать Арчи.

– Мама? – переспрашивает она.

– Да, моя мама, Сесилия, – спокойно поясняю ей я.

– Ах да, конечно, Сесилия. Извини меня, пожалуйста. Заходи.

Внутри затхло, но прибрано. Окна закрыты и зашторены, кондиционер включен на полную, свет идет только от экрана телевизора. Арчи сидит в кресле носом в экран, где, тоже сидя в креслах, правда с подушечками, спорят о чем-то пышноволосые политики.

– Йоу, – приветствует он меня, не отрываясь от ящика.

– Йоу, – отзываюсь я. – Ну что, готов, красавец?

– Красавец? Тебе зеркало принести? – огрызается он.

– Да это я тебя красавцем назвал, а не себя. Все равно шутка, – говорю я и подмигиваю миссис О’Дрейн, которая сидит на краешке дивана, уставившись себе на руки. До аварии они с Сесилией были близкими подругами. Бывало, летом часто сидели на веранде на перилах, о чем-то между собой шептались и много смеялись. Теперь они изредка просто шепчутся, не смеются, да и то по большей части у дверей О’Дрейнов, когда Сесилия приходит за Арчи или, наоборот, привозит его домой.

– Что? Ты что-то сказал? – виновато переспрашивает миссис О’Дрейн.

– Да нет, это я Арчи, – говорю я. – Мама просила, чтобы он непременно взял с собой костюм.

В ответ ноль реакции.

– Ему правда стоит надеть костюм, – повторяю я, обращаясь уже непосредственно к ней.

– Что? А, хорошо. Сейчас принесу. – С этими словами она, нервно поеживаясь под струей холодного воздуха, свистящей из кондиционера, идет к креслу, на котором валяется костюм в полиэтиленовом пакете.

– Не буду это надевать, – надувается Арчи.

Она оставляет костюм и возвращается к себе на диван, садится. Тут самое время мне прийти на помощь.

– Нет, будешь, – говорю ему я.

– Нет, не буду.

– Нет, будешь.

– Нет, не буду.

– Нет, не будешь.

– И не надейся, на такое не поймаешь, – говорит Арчи. – Я тоже «Багза Банни» смотрел.

– Даже если я стану тебя умолять? – спрашиваю я.

– Тогда возможно. Можешь начинать, – говорит он.

Я падаю перед ним на колени.

– Арчи, пожалуйста, будь так добр, надень костюмчик. Я люблю тебя и хочу от тебя ребенка. Ты выйдешь за меня замуж?

Арчи смеется:

– Ну вот, уже двое Тухи просят меня выйти за них замуж.

– Сес предлагала тебе на ней жениться? – спрашиваю я.

– Вроде того, только Сес ведь не предлагает. Она мне приказывает, – сетует он.

– Сам виноват, тряпка, – говорю я ему, все еще стоя на коленях лицом к лицу с ним.

– Ммм, ну ладно, я готов, Генри.

– Круто, – говорю я. – Выдвигаемся.

Я быстро хватаю костюм с кресла, в надежде успеть убраться восвояси до того, как покажется мистер О’Дрейн. Опоздал, бля. Он уже спускается по лестнице. Маленький, щуплый чувак, пять футов и шесть дюймов ростом и весом от силы сорок фунтов: темные усы, волосы с аккуратным пробором посередине, которые стали абсолютно седыми уже через неделю после аварии. До смерти Мэган он был крупной шишкой в профсоюзе кровельщиков. Частенько мелькал в новостях во время забастовок – неизменно в очень стильных костюмах – и говорил всегда без надрыва, но по делу. Теперь он носит исключительно синие боксерские шорты и белые футболки, заикается и мало что соображает.

– Пппприввет, Ссстивен, – говорит он мне.

– Это Генри, пап, – поправляет его Арчи.

– Все ппппоппппрежнему в фффффутббббол игггграешь? – отрешенно спрашивает мистер О’Дрейн.

– Это Генри Тухи, пап. Генри.Скажи ему, мам. Мам? Мам!

На стене начинают бить часы. Родители Арчи оба одновременно подпрыгивают как ужаленные.

– Что, сладкий мой? – спрашивает миссис О’Дрейн.

– Папа опять называет Генри Стивеном, – жалуется Арчи.

– Ой, Арчи, веди себя там как надо, – говорит ему она, словно робот, повторяющий слова вслед за мамашей из телесериала.

– Ладно, в общем, вот ГЕНРИ, он отведет меня на свадьбу, – говорит Арчи. – О’кей?

Нет ответа. Мы поворачиваемся и направляемся к двери.

– На свадьбу? – спрашивает миссис О’Дрейн. – Что за свадьба? Ничего не слышала.

– И вы тоже идете. Мы там с тобой договорились встретиться, помнишь, мам? – терпеливо и спокойно спрашивает Арчи.

– Ах, да, и правда, – отвечает она, хмурясь и силясь что-то вспомнить.

– Ладно, пока, – прощается Арчи. – Пойдем, Генри.

– А кто такой Генри? – спрашивает мистер О’Дрейн.

Я беру Арчи под мышки, вытаскиваю из инвалидного кресла, спускаюсь вместе с ним на тротуар и усаживаю его на нижнюю ступеньку лестницы. Затем возвращаюсь за креслом. И последнее: нужно захватить костюм с пола у порога. Внутри мистер О’Дрейн наливает себе выпить и тут же, одним судорожным глотком осушает стакан. Миссис О’Дрейн оглядывается по сторонам и спрашивает в пустоту: «А где Арчи?» Выхожу на улицу, хватаюсь за ручки инвалидного кресла – совсем как за руль велосипеда. Арчи запрокидывает голову и смотрит прямо в небо.

– А хорошо сегодня солнце греет, – говорит он. – Аж лицу приятно.

– Да, еще как приятно, – соглашаюсь я.

И мы едем дальше.

Гарри Карран в непонятках.

– А почему ты спрашиваешь, не тяжело ли мне дышать? – спрашивает он меня.

– Да сдается мне, твоя долбаная экипировка препятствует циркуляции воздушных потоков, – говорю я и мельком бросаю веселый взгляд на Арчи, который смеется вместе со мной. Сегодня Гарри у нас в спортивной форме небесно-голубого цвета в обтяжечку: на нем футболка с V-образным воротом и короткие шорты, и то и другое с белым кантиком; подтянутые до самых колен полосатые гетры; в дополнение ко всему на шее болтаются спортивные очки.

– А, понял. Так все дело в костюме. Это говорит о том, как мало вы смыслите в эргономии.

– Эргономия – это что-то вроде «зацени мои шары»? – интересуюсь я.

– Нет, это значит «посмотрите, ребята, какая у меня задница», – поясняет Арчи.

– Очень смешно, – говорит Гарри. – Нам пора двигать. Ювелирный сегодня закроется рано.

– Сначала за Бобби Джеймсом, – напоминаю ему я.

– А ты уверен, что сто́ит? – жалобно спрашивает Гарри. – Он где сейчас вообще?

– Да вон он, у себя на газоне, собачье дерьмо собирает, – говорю я.

– И правда.

Со смехом мы проделываем путь в шесть шагов до его газона. С места в карьер Джеймси, который подчас сплетничает не хуже любой девчонки, начинает пересказывать нам байки про вчерашнюю драку, сам продолжая при этом собирать совком какашки за Боргардтом и не расставаясь с батончиком «Поп-Тарт».

– Вчера в Тэк-парке у Ральфа Куни был ствол, – сообщает он нам.

Слышно, как по дому в преддверии свадьбы в панике носятся подруги невесты и телефон звонит каждые десять секунд.

– Да кто тебе это сказал? – намеренно выказывая полное недоверие, спрашиваю у него я.

– Ральф, – отвечает он.

Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к двери подходит миссис Джеймс (пятьдесят пять лет, сиськи второго размера, золотые очки).

– Бобби Джеймс, – говорит она, – сколько можно собирать какашки за Боргардтом?

– Мам, я и так собираю их быстрее некуда. Всё? Довольна теперь?

– Если у Ральфа был ствол, то где он его, спрашивается, прятал? – интересуюсь я.

– А я откуда знаю? – отвечает Бобби Джеймс. – Он про него только потом сказал.

– Роберт, ты вообще никогда не соберешь эти какашки, если будешь болтать, – говорит ему мама.

– Ё-моё, мам, ты еще хотя бы минуту можешь подождать? – возмущается он в ответ.

– А куда вы пошли после драки? – спрашиваю я.

– Зашли в «Семь-Одиннадцать», – говорит Бобби, – пока папаня, урод, нас оттуда не выгнал.

– Роберт Джеймс, я ослышалась или ты только что назвал своего отца уродом? – спрашивает миссис Джеймс.

– Ничего подобного, – нагло врет он ей в ответ. – Может, тебе сходить уши полечить?

– Твой отец тоже вчера там был, – сообщаю я ему.

– Да, он мне сказал, что видел тебя и что рожа у тебя была как после встречи с привидением, – говорит Бобби.

– Это правда, – признаю я.

– Уши полечить, говоришь? Имей в виду, я еще не настолько старая и сил, чтобы выпороть тебя, у меня куда как хватит, – говорит миссис Джеймс.

– Так, мам, предупреждаю: еще чуть-чуть и я окончательно потеряю терпение, – предупреждает Бобби, кусая батончик, который он держит в той же руке, что и пакет с какашками. – Знаешь, Генри, а эти фиштаунские оказались хиловаты. Кардинал Крол уже прочитал отходняк всем пятерым, – продолжает врать он, а сам тем временем отправляет очередной орех в пакет в опасной близости от своего «Поп-Тарта».

На улице раздолбанные американские машины пускают клубы газа из выхлопных труб. Перед ними бросаются врассыпную к тротуару маленькие дети на великах и досках. Телки тычут шлангами в цветочные клумбы и кричат Ну-ка притормозил, уродводителям, которые, проезжая мимо них, успевают показать средний палец. Гарри делает растяжку. Я причесываюсь. Арчи смотрит куда-то вдаль: ему наплевать на споры между придурками, чьи ноги ходят.

– А что, Грейс тоже пошла с вами в «Семь-Одиннадцать»? – стараясь выглядеть безучастно, как бы между делом интересуюсь я (и при этом продолжаю расчесывать волосы).

– Не, сразу домой пошла, – сообщает мне Бобби.

– Вот и хорошо, – говорю я. – А то я боялся, что она останется с Бурком и Крампом.

– А с чего так думал? – спрашивает Бобби.

– Не знаю, – говорю я. – Просто после «Свободы» она стояла, трепалась с ними.

– Ай-ай, – говорит Бобби. – Ревность – плохая привычка, Генри. Нужно давать женщине определенную свободу. Тебе пора бы уже знать, как с ними обращаться и разговаривать.

– Роберт, проверь под забором: нет ли говняшек. Бо любит там какать, – говорит миссис Джеймс.

– Мам, пойди, что ли, усы себе ваксой подмалюй, – говорит ей Бобби.

Дверь резко распахивается. Миссис Джеймс, выставив метлу как копье перед собой, стремглав бросается на сына вниз по лестнице. Но Бобби Джеймс уже готов и мелко, по-боксерски, перепрыгивает с ноги на ногу.

– Ну, давай, подходи со своей метлой, – говорит он. – Я тебе все бигуди из волос повыдергаю.

Миссис Джеймс замахивается на него метлой, как топором, но – мимо. Бобби Джеймс, теперь уже с демонстративной наглостью, начинает смешно приплясывать на месте, но тут вдруг спотыкается и падает спиной на траву. Прощай, мой бедный друг. Он зажат в угол. Теперь уже не до гонора. Изо рта показывается и тут же испуганно лопается пузырь жвачки. А тем временем миссис Джеймс медленно, но верно надвигается на него со злорадной улыбкой.

– Вот и пришло время расплаты, – говорит она, занося метлу над головой для смертоносного удара.

Но не успевает она опустить метлу на голову Бобби Джеймсу, как тот – Господи Иисусе, просто не верю своим глазам, ну дает: это уж слишком! – швыряет в нее мешок с какашками и, воспользовавшись короткой передышкой, бьет кулаком в лицо святого Фому Аквинского и тут же со стоном сгибается, ушибив руку о непрошибаемую статую. Вот теперь уже точно бежать некуда. Миссис Джеймс отбрасывает метлу в сторону, хватает пакет с дерьмом и принимается лупцевать Бобби Джеймса по голове этим своим новым оружием и не останавливается до тех пор, пока к дому не подходит Фрэнсис Младший с почтой.

– Доброе утро, Джоан, – говорит он и протягивает ей какие-то письма. – К свадьбе все готово?

– Доброе утро, Фрэн, – отвечает она и берет у него письма. – Считай, что так.

Теперь он переводит взгляд на меня:

– Генри.

– Да, пап? – отзываюсь я.

– Ты ведь сам в этом не участвовал, верно? – спрашивает он.

– He-а. Только смотрел, – отвечаю я.

– О’кей, тогда я пошел.

– Отлично, до скорого.

Недовольно качая головой, он удаляется, по дороге пихая конверты с письмами в почтовые ящики, доходит так до конца квартала и проскальзывает к миссис Куни, которая уже держит для него дверь наготове. Миссис Джеймс кидает пакет с какашками на грудь поверженному Бобби Джеймсу и возвращается в дом. Но он даже не успевает сбросить с себя пакет и подняться, как она снова выглядывает из двери.

– Роберт, тебя к телефону. Думаю, это Марджи Мерфи из соседнего дома, – говорит она, указывая на Марджи, которая сидит у себя на веранде в трех футах от нее с прижатой к уху телефонной трубкой и гоняет во рту жвачку. Джеймси с залихватской улыбкой продолжает лежать на газоне с пакетом какашек на груди.

– Вынеси телефон сюда, пожалуйста, я здесь отвечу. Вот видишь, что́ я тебе говорил насчет девчонок, Тухи?

– Быстрей давай, – говорю я. – Не забудь: нам еще с тобой в ювелирный идти, придурок.

– Кто придурок? Пять минут. Смотри, Генри, вон твоя невеста, – говорит Бобби, показывая пальцем на Грейс, которая только что вышла к себе на веранду. – Иди хоть «привет» ей скажи, что ли.

С этими словами он бросает пакет в мусорную корзину, затем берет у мамаши телефон, чтобы пошептать всякую сладкую чушь на ушко девушке, живущей от него через стенку. А в это время в доме у него за спиной, равно как и в каком-нибудь таком же доме на улице Святого Патрика или ей подобной, полным ходом идут приготовления к свадьбе.

Грейс Макклейн вышла из дома, и на ней нет ничего, кроме просторной зеленой футболки «Иглз». Да славится имя Твое! Волосы в беспорядке, темные круги под глазами. Зевает. Закуривает сигарету и спускается по ступенькам к нам.

– Как дела, красавчик Хэнк Тухи? – здоровается она.

– Все отлично, Грейс Макклейн Великолепная, а у тебя как?

– Да тоже не жалуюсь. Миссис Джеймс что, и вправду отлупила Бобби Джеймса пакетом с собачьим дерьмом?

– Совершенно верно, – подтверждаю я, улыбаясь.

– Это еще что, – говорит она, – на прошлой неделе она ему о голову дыню разбила.

– Знаю, я тоже там был, – говорю я. – Выглядишь просто потрясающе.

– Да брось ты, я же только что встала, – говорит она. – Хотя, с другой стороны, хули с двинутым спорить?

– Точно.

И мы с ней широко улыбаемся со счастливым сознанием того, что вот сейчас стоим и просто колемся друг над дружкой, всего каких-то полдня спустя после поцелуя при луне.

– Хэнк, что с тобой стряслось вчера после драки? – спрашивает она.

– Домой пошел, – отвечаю я.

– Значит, до приезда копов с лавки все-таки слез?

– He-а, так и стоял как вкопанный, пока копы и «скорые» не приехали.

– «Скорые»? Сразу несколько? А ты этих, из Фиштауна, потом не видел?

– Давай не будем сейчас про эту фигню, – вроде как испуганно говорю я.

– О’кей, нет – так нет, – говорит она, и ее глаза сразу теплеют.

– А до того разве не здорово было? – спрашиваю я у нее.

В ответ она ухмыляется и выпускает дым.

– Да, здорово в «Свободу» поиграли.

– А как насчет того, что было в промежутке между «Свободой» и спортплощадкой?

– Ты про баскетбол?

– Да нет, про то, как мы сосались за баками, глупышка, – говорю я.

Гарри и Арчи протестующе вскрикивают Йоуи затыкают уши.

– Хэнк, какого хрена. Нельзя при друзьях поскромнее?

– Скромность тебе не идет, – говорю я.

– Да, ты прав, – соглашается Грейс, щелчком отправляя бычок в Гарри: тот с отвращением передергивает плечами. – Почему ты никогда мне не звонишь? – спрашивает она, кивая головой в сторону Джеймси и Марджи, которые общаются друг с дружкой по телефону, сидя на соседних верандах на расстоянии вытянутой руки.

– Да мне как-то привычней работать мальчиком по вызову, – объясняю я.

– По вызову, значит, – смеется Грейс. – Доктор Тухи. Медсестра О’Дрейн, медсестра Карран.

– Ты кого это медсестрой назвала, ты, психбольная? – возмущается Арчи в ответ.

– Я бы поработал медбратом. Они очень прилично зарабатывают. О господи, опять они за свое, – говорит Гарри, имея в виду Бобби и Марджи, которые сосутся, перегнувшись друг к другу через перила, не отнимая от уха телефонных трубок, покуда на верандах одновременно не появляются их матери. Миссис Мерфи затаскивает Марджи за ухо обратно в дом. А миссис Джеймс отбирает у Бобби телефон и пинками сгоняет его вниз по лестнице. Он возвращается к нам.

– Я буду звонить в службу защиты прав детей, – кричит он ей через плечо.

– Мне кажется или у тебя футболка воняет собачьим дерьмом? – спрашивает у него Грейс.

Мы все прыскаем со смеху, все, за исключением Бобби Джеймса.

– Ты свою понюхай, Макклейн, – говорит он. – Ого, Генри, по-моему, твой папаня в конце квартала что-то с кем-то не поделил.

На веранде у Куни Фрэнсис Младший лается с кем-то внутри и показывает средний палец в распахнутую дверь. Выходит миссис Куни, кладет ему руки на грудь и толкает его вниз по ступенькам, а он все показывает палец и что-то кричит. Наконец он уходит прочь, направляясь в сторону «Пола Донохью». Чуть только он отошел, на веранду выходит Ральф Куни и застывает, прямой как столб. Минуту-другую миссис Куни что-то шипит ему прямо в лицо, затем отправляет его обратно в дом, а сама бросается вслед за Фрэнсисом Младшим в сторону Ав.

– Очнись, Хэнк, – говорит Грейс, щелкая пальцами у меня перед носом.

– Что? – переспрашиваю я.

– Просто ты уставился в одну точку и стоял как вкопанный.

– Разве?

– Так и есть. Похоже, старик тебя расстраивает.

– В самом деле? – говорю я.

– Ага. Но ты ему этого не позволяй, – мягко, но уверенно говорит она мне.

– Не буду, – отвечаю я, и сам про себя знаю, что и правда не буду, и от этого люблю ее еще сильнее, и делается легче на душе.

– Вот и прекрасно. Ладно, так какие у тебя сегодня планы перед тем, как идти на свадьбу?

– Да так, то да се, – отвечаю я с улыбкой.

– То да се. Что ж, тогда шевелись скорей. Не буду тебя задерживать, – говорит она и тушит сигарету о перила, потом разворачивается и, покачивая головой, а заодно и задницей, возвращается в дом.

Полцарства за передышку моему члену.

Фрэнсис Тухи ругается с Донной Куни на углу Ав и Святого Патрика, а мы с Бобби, Гарри и Арчи следим за ними из-за угла. Мы заметили их по пути в ювелирный Дивайни и тут же юркнули обратно на Святого Патрика.

– Донна, пойми, я правда не хотел его обзывать, – говорит Фрэнсис Младший, – но что еще, по-твоему, мне оставалось делать? Он бы так и продолжал нас караулить. Он же без тормозов. Что, если возьмет да и расскажет обо всем твоему мужу?

– Ничего он ему не расскажет, Фрэн, – возражает миссис Куни.

– А что, если да? Что, если уже рассказал? – причитает Фрэнсис Младший.

– Тогда нас бы обоих с тобой уже давно на свете не было, – трезво отвечает ему она.

– Спасибо, утешила. Твой чокнутый сынок постоянно шпионит за нами, а муж как узнает – так сразу убьет.

– Да брось, Фрэн. У тебя и со своим сыном проблем хватает. А жена твоя… скорее она нас убьет, чем мой муж.

– Мой сын не такой, – говорит Фрэнсис Младший. – Даже и сравнивать нечего. Мой был счастлив, и все у него было хорошо, пока девушка не погибла. А твой всегда был того, с приветом.

За последней фразой следует пощечина, затем небольшая пауза.

– Донна. Извини. Пожалуйста, – говорит он. – Я совсем не то имел в виду.

– Он вконец запутался, потому и злится, – говорит она. – Пора уже завязывать с такой жизнью и перестать ото всех прятаться. И без того все, кроме Берни, давно обо всем знают. Давай хоть здесь поступим правильно и признаем, что так оно и есть.

– Что? – переспрашивает он в ужасе. – Ты что – шутишь?

– Нет. Я хочу, чтобы мы с тобой перестали скрываться и открыто всем сказали о своих чувствах.

– Постой, Донна, ты вообще сейчас про что? Это какие такие еще чувства?

– Я люблю тебя, Фрэн, – проговаривается она.

– О господи, – только и находит что сказать ей в ответ этот говнюк.

– «О господи»? Как прикажешь этопонимать? – злобно бросает она.

– Любовь, Донна? Не слишком ли большое слово? Послушай, может, нам лучше просто разойтись, будто ничего и не было?

– Прелестно. Ну ты и трус! Боишься сволочной жены, которую даже не любишь.

– Донна, ты все неправильно поняла. Я не знаю, с чего у тебя сложилось такое впечатление…

– Хватит, не продолжай. Все я поняла. Ты любишь свою жену. А я только так – потрахаться.

– Все не так…

– Хрена там не так, – перебивает она. – Мне-тохоть не ври. Для этого у тебя Сесилияесть.

– О’кей, – говорит он. – Думаю, все так и есть, коли уж на то пошло.

– Я тоже так думаю, – говорит она со слезами в голосе.

– Иди, позаботься о своем сыне, Донна, – уже с нежностью говорит Фрэнсис Младший.

– Да, ты тоже.

С этими словами она сваливает обратно за угол на Святого Патрика и чуть не сталкивается со мной. Мы стоим с ней лицом к лицу.

– Привет, Генри, как дела? – спрашивает она у меня, утирая слезы и стараясь, чтобы ее голос звучал как можно веселее. И тут я понимаю, что она и вправду любит моего отца, а он только что разбил ей сердце.

– Привет, миссис Куни. С вами все в порядке? – спрашиваю я и чувствую себя при этом последним дураком.

– Лучше не бывает, – бросает она и спешит обратно к себе домой, неопределенно махнув мне рукой. Мы сворачиваем за угол. Фрэнсис Младший стоит, прислонившись к своему джипу, и пьет воду из бутыли. Я иду мимо.

– Генри, ты куда? – спрашивает он.

– Не важно, – злобно огрызаюсь я в ответ и направляюсь прямиком к ювелирному магазину, где лежит кольцо, которое поможет мне завоевать сердце девушки, которую я не обижу никогда в жизни. – По крайней мере, до сегодняшнего вечера, – добавляю я и в конце бормочу чуть слышно: – Будем надеяться.