Текст книги "Зелень. Трава. Благодать."

Автор книги: Шон Макбрайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

3

– Йоу, – приветствует меня Бобби Джеймс. – Что-то ты поздненько, Генриетта.

– Йоу, – отвечаю я. – Будешь без конца волноваться, заработаешь себе язву, Роберта.

– А ты себе лысину заработаешь, если будешь без конца причесываться.

– Это что еще за плоские шуточки?

– Здесь не шутят, Коджак [3]3
  Лейтенант Тео Коджак – герой телесериала (1973–1978, 1989–1990) о работе нью-йоркской полиции, в 1970-е гг. занимавшего лидирующие места в рейтинге популярности.


[Закрыть].

Ключей к пониманию Бобби Джеймса несколько. Он ни за что не поделится жвачкой «Базука», будь то простая, вишневая или апельсиновая. Не дождешься от него и чипсов, причем ни жаренных в масле, ни рифленых. Никакого лука в сметане. Никакой газировки. Ни пепси-колы, ни кока-колы и уж точно никакой RC-колы. Почему – вот главная загадка. У миссис Джеймс, его мамы, весь дом забит сладостями, будто накануне атомной бомбардировки.

Еще пара фактов касательно Джеймса. Он всегда носит кепку «Филлиз» и рубашку «Сиксер». У него светлые волосы, как у меня, но у него они чуть рыжее, а у меня чуть белее. Причесывает их он совсем неплохо, но потом эта жопа с ручкой все портит своей кепкой. Свои какашки он величает испражнениями и исключительно «опорожняет кишечник». Целует взасос своего китайского мопса Боргарда и – за вознаграждение – совочком собирает за ним дерьмо на газоне, причем и то, и другое делает с большим удовольствием. Он скрытый фанат «Каубойз» [4]4
  Бейсбольная команда.


[Закрыть]и живет с сознанием того, как это стыдно. Он редкостный чистюля. Он всегда до блеска начищает кроссовки, причесывает волосы на ногах, наглаживает свои гетры и натирает «Уиндексом» [5]5
  Товарный знак универсального моющего средства для стеклянных поверхностей.


[Закрыть]наручные часы. Если принести ему что-нибудь, будет прыгать от радости и нетерпения, как последняя сучка.

– Ты получил собачью какашку и сигареты-жвачки? – спрашивает он. – А скейтборд прислали?

– Спокойно, дорогая, – говорю я. – Вот сигареты. Скейтборд потом.

– Чего хотели эти двое? – спрашивает он, показывая в сторону Джеральда и Ральфа, слушающих «Crazy Train» Оззи Осборна на магнитоле, которую им каким-то образом удалось починить, и безбожно перевирающих песню на гитаре. Я не большой поклонник Оззи, но эта песня у него ничего.

– Они хотят, чтобы мы сегодня вечером помогли им побить ребят из Фиштауна в Тэк-парке.

– Что? – испуганно переспрашивает Бобби Джеймс. Он не участвует в разборках на спортплощадке по глубоко религиозным причинам: например, потому, что не хочет драться по дерьмовым поводам. Не сказать, чтобы я сам рвался. Никто не называет нас с Бобби Джеймсом крутыми с тех пор, как мальчишки перестали в драках тягать друг друга за волосы и обмениваться оплеухами.

– Ты все прекрасно слышал, ебанашка, – говорю я.

– Кто ебанашка? – обижается он. – Чего мы там забыли? Ты ведь не собираешься туда идти, правда?

– Чего ради? Мое лицо – мой хлеб насущный.

– Я серьезно, Генри.

– А я серьезно туда и не иду. У меня с фиштаунскими косяков нет.

– Плюс ты драться не умеешь, – добавляет он и отправляет в рот пластинку жвачки.

– Вот-вот. Есть еще? – спрашиваю я.

– Нет. Нету. Вообще нет. Слушай, мы заваливаемся к Марджи и Грейс или как?

– А как же.

Мы даем друг другу пять.

– Круто. Самое время дать нам пощупать сиськи. Мы же теперь восьмиклассники. Пора сдавать товар, – сообщает он мне, запихивая себе в пасть еще жвачку, которой у него якобы нет.

– Согласен и еще раз согласен, – соглашаюсь я, даже несмотря на то, что еще ни разу с телкой не целовался.

– Бобби Джеймс, тебе звонят, – встревает Джинни Джеймс, его пышногрудая старшая сестра. Завтра она венчается в церкви Святого Игнатия. Появившись в дверном проеме с телефонной трубкой в руках, она замечает меня и улыбается, как и большинство других телок. – Как дела, Генри Тухи? Какие планы?

– А у тебя, Джинни? Как обычно. Стайлинг и профилирование. И красоток ищу.

Джинни смеется, и сиськи трясутся в такт ее смеху – чем не стимул и дальше отпускать шуточки.

– Так ты придешь завтра на мое венчание? – интересуется она. – За показ денег не берем.

– Да, приду, – отвечаю я. – Вопрос в другом – придешь ли ты сама?

– За меня не волнуйся, малыш. Вот об Эйсе стоило бы побеспокоиться.

Эйс без двух минут супруг. Он классный. Он таскает нас собой на игры «Филлиз» и орет вместе с нами на Майка Шмидта, хотя ему на него пофиг.

– Думаешь, у него есть любовник? – спрашиваю я.

– Не в том дело, – говорит она. – Хотелось бы поглядеть, как ты ему это скажешь. Просто он сейчас на взводе. Ничего не ел с прошлой недели. Ни горошинки, ни единого чипса.

– И чего он так боится? – говорю я. – Ну стоите вы там. Пару минут трете со священником. Говорите ага, потом целуетесь. Делов-то!

– Вот тебе бы с ним и пообщаться, – говорит мне она. – А то остальные мужики только и твердят ему, чтоб не женился.

Приближается Фрэнсис Младший, почтальон и всеобщий любимчик.

– Что нового, Джинни? Я забыл отдать вот это письмо, когда проходил мимо вашего дома.

– Чего нового-то? – смеется она. – У меня все хорошо, мистер Тухи. А сами-то как?

– С каких это пор ты стала называть меня мистером Тухи? – спрашивает он.

– Примерно с тех самых, когда вы начали лысеть, – отвечает она.

– Что?

– Да шучу я. А то, гляжу, вы чуть сумку из рук не выронили.

– Да я просто с ней так играюсь. Нехорошо говорить пожилым леди о том, что они начинают лысеть.

– Ваша шевелюра в полном порядке. Если уж кто из Тухи и облысеет, так это будет Генри.

– Может, хватит про лысины? Господи, пап, огрей ты ее наконец своей сумкой, – это я говорю.

– И не подумаю, Генри. Готова к завтрашнему дню? Никаких задних мыслей?

– Да, черт возьми. И нет, – говорит она. – Хотите мне что-то сказать? Или предостеречь?

– He-а, ничего даже близко, – успокаивает он ее. – Просто интересуюсь.

– А вы сколько уже женаты?

– Приблизительно с того самого дня, как выяснил, что Сесилия беременна.

Тут он смущенно улыбается.

– У нас скоро двадцать пятая годовщина.

– Черт. Неплохо. Врете небось. Завтра у меня свадьба. Расскажите.

– Да, пап, расскажи ей, – прошу я его, потому что это про то, как мои родители любили друг друга и были счастливы вместе, чего уже, судя по всему, давно нет.

Фрэнсис Младший оглядывается по сторонам, будто желая убедиться, что никто посторонний его не услышит.

– Ну ладно, ладно. Я попросил своего приятеля, чтобы он, как наш личный шофер, отвез нас ночью за город на большом отцовском «олдсмобиле». Мы поехали на север к реке, в окрестности Нью-Хоуп, что рядом с Вашингтонз-кроссинг. Когда мы еще только встречались, мы часто строили планы, как уедем из города и поселимся в пригороде, там, где между соседними домами есть немного места. Чтобы дети могли играть в уиффлбол [6]6
  Нечто вроде «дворового» бейсбола. Обычно играется на треугольной площадке с пластмассовой битой и пластмассовым мячом с отверстиями.


[Закрыть]во дворе. Чтобы ночью видны были звезды на небе. Так или иначе, я нарядился во фрак с белым жилетом. И мы поехали туда. Был конец августа, ночь, и по-прежнему стояла такая жара, что у меня яйца чуть не плавились. Хотя, может, я просто сильно нервничал. Мы остановились у реки. Я сидел на огромном валуне. Она сидела у меня на коленях. Мы говорили про все то, о чем я сказал: про дом, про деревья, про траву и все такое. Потом я поднялся, спел ей «Далеко за синим морем» и сделал предложение.

Фрэнсис Младший прочищает горло. Лицо у него покраснело.

– Так вы и петь умеете? – удивляется Джинни.

– Ни единой ноты не вытяну, – теперь уже со смехом отвечает он.

– А почему именно «Далеко за синим морем»?

– Это была единственная песня, которая нравилась нам обоим.

– Мистер Тухи, я раньше и не подозревала, что́ вы на самом деле за человек.

Джинни светится улыбкой.

– Мистер-мистер – опять заладила. Ну-ка прекрати. А как Эйс делал тебе предложение?

– Над бургерами в «Макдоналдсе», – говорит Джинни, отводя взгляд.

Фрэнсис Младший смеется.

– Да ладно.

– Я серьезно, – отвечает она.

– Довольно романтичный ублюдок.

– Нет, ни капли. Но он меня любит. Ну и как, оно того стоит? Вы в упряжке уже четверть века. Поделитесь мудростью.

– Мудростью? Я разношу почту. Жалкое занятие. Смотри-ка, вам еще одно, – сообщает он, протягивая ей только что обнаруженное в сумке письмо. Оба смеются. – Иногда оно того стоит.

– Как насчет сегодня?

– Завтра спросишь. Мне пора двигать.

И он отправляется дальше по улице в сторону Ав. Заходит в боковую дверь «У Пола Донохью» – ею пользуются все – под большой неоновой вывеской со стрелкой, которая гласит: ВХОД ДЛЯ ЛЕДИ.

– Генри, у нас тут кризис, – сообщает мне Бобби Джеймс, который стоял на веранде и что-то бубнил в телефон все время, пока Фрэнсис Младший трепался с Джинни. Он прижимает к груди мегафон.

– Это Гарри Карран? – уже зная ответ, спрашиваю я.

– Ага, – говорит Бобби. – Спрашивает, какие у нас на сегодня планы.

– Скажи, что мы собирались гулять, – говорю я ему. – Спроси, он пойдет с нами?

Гарри повернут на физической форме. Каждый день в шесть утра он бегает трусцой до Тэк-парка с баскетбольным мячом и блокнотом для записи всех удачных и неудачных бросков. Подстригает большинство газонов на улице Святого Патрика. Когда не занят ничем из вышеперечисленного, все равно об этом говорит.

– Не сработает. Я знаю, как от него избавиться. Ну держись, Гар, – это уже в трубку, – присоединяйся, если хочешь, но должен тебя предупредить: мы идем в музей изобразительного искусства, а потом на открытый концерт классической музыки. Что? Господи Боже. Ты только послушай, Генри, – теперь уже мне, – Гарри говорит, что любит изобразительное искусство и симфоническую музыку. Что же делать?

Я смеюсь. Влип Бобби Джеймс. Гарри на самом деле любит симфоническую музыку. Он объявил об этом вчера вечером в присутствии двух десятков ребят возле входа в «Семь-Одиннадцать», да и телок тоже.

– Ну что ж, Роберта, – говорю я, – похоже, мы отправляемся слушать классику. – Я вскакиваю на стол, стоящий на веранде, и принимаюсь дирижировать невидимым оркестром. Пам-па-па-пам-па-па-пам-па-па-пам-па-пам! – Привяжем к лодыжкам гирьки – и трусцой на концерт. А ну-ка подвиньтесь. Прошу тишину в зале. Духовая секция начинает слоновьим пердежом.

Слышно, как за дверью смеется Джинни, которая держит телефонный аппарат, пока Бобби разговаривает.

– Джинни, не подначивай его. Не смешно, – фыркает он.

– Генри, слезь с маминого нового стола, – говорит он мне, а затем вновь обращается к Гарри: – Ладно, заходи. Только без своих гребаных гирек и скакалок. Давай резче, а то уйдем без тебя. Пока.

Он протягивает трубку Джинни, и она исчезает за дверью. Гарри, который живет по соседству с Бобби Джеймсом, выходит из дома, перепрыгивает через перила и вот уже стоит на веранде вместе с нами. Волосы у Гарри темные, плохо уложены, с пробором (как он думает) посередине; веснушки и плюс пять дюймов роста к нашим с Бобби Джеймсом пяти футам. Он носит красные гетры до колен и в тон к ним красную футболку со спортивными шортами с надписью FATHER JUDGE BASKETBALL CAMP 1984 [7]7
  Father Judge – известный в штате Филадельфия католический колледж.


[Закрыть]. Еще он носит защитные очки своей любимой марки «Карим Абдул-Джабар» с непременным ремешком на затылке.

– Йоу, – здоровается он.

– Йоу, – дружески приветствую его я.

– Йоу, – не очень дружески (рот набит жвачкой) приветствует его Бобби Джеймс.

Здесь я ненадолго отвлекусь, чтобы сказать, что слово йоу занимает важнейшее место в филадельфийском наречии. Им можно пользоваться, чтобы кого-то позвать, поприветствовать, обратить на что-то внимание, для выражения удовольствия или отвращения. Допустим, я увидел голые сиськи Джинни Джеймс и хочу, чтобы Гарри и Бобби Джеймс на другой стороне улицы тоже обратили на них внимание. Теперь допустим, что Гарри они понравились, а Бобби Джеймсу – нет, плюс он в придачу выходит из себя и мне нужно его успокоить. Вот как будет звучать наш разговор:

ГТ: Йоу. Йоу.

ГК: Йоу.

БД: Йоу.

ГТ: Йоу!

ГК: Йоу!

БД: Йоу!

ГТ: Йоу.

Но поскольку сиськи Джинни находятся вне пределов ясной видимости, я спрашиваю у Гарри, как насчет ланча. Гарри живет богато за счет стрижки газонов. У него целый парк газонокосилок, он пользуется услугами личного бухгалтера и адвоката и бегает в лучших баскетбольных кроссовках, какие только можно купить за деньги. А именно «Конверс». Так, бля, или иначе, Гарри говорит всем, что в банке у него четыре сотни с лишним. Но я готов терпеть эту лапшу у себя на ушах, если к ней прилагается «геройский сэндвич» [8]8
  Длинная, разрезанная вдоль булка с начинкой из нескольких видов мяса и сыра с салатом и приправами.


[Закрыть], газировка и пакетик чипсов.

– Получишь, – говорит Гарри, – если перед едой прочитаешь молитву, святой отец Тухи.

– Ты просишь меня о благословении перед походом в ад ко всем чертям? – спрашиваю я уже тоном проповедника, и Гарри, которому много не надо, начинает хихикать.

– Да, пожалуйста, – говорит он.

– Я пустой. Так что пусть Господь сам во мне покопается.

– Аминь. Господь да покопается в тебе, – соглашается Гарри.

– Аминь – это ты верно заметил! – восклицаю я. – Итак, проследуем в сей район, – говорю я, делая рукой широкий приглашающий жест в сторону однотипных двухэтажек. Мне видны сиськи миссис Маккивер, пока она нагибается, чтобы поправить своей дочке памперс. – Господь Всемогущий! Промеж люда всех сословий мы будем искать, дабы обрести и восхититься, пышногрудых девиц из церкви Святого Игнатия, равно как и их пышных грудей.

– Точно, – орет Гарри мне в ответ.

– Аминь, – произносит Бобби Джеймс, наконец присоединяясь к нашему веселью.

– Воистину их прекрасные грудки – дары Господни, – заявляю я.

– Угу, – подтверждает Джеймси, закрыв глаза и воздев над головой руки.

– Истину глаголешь, – свидетельствует Карран, застывая в той же, что и Бобби Джеймс, позе.

Святой дух нашел свой путь к их грешным душам. А может, они просто думают о сиськах. Сложно сказать, хотя в принципе один хрен. Главное, что сработало. Я забираюсь на деревянный стол.

– Могу ли я призвать кого-нибудь из вас в свидетели, дабы воздать хвалу Господу за грудные выпуклости? – вопрошаю я.

– А что это такое? – опуская руки, интересуется Гарри.

– Сиськи, осел, – сообщаю ему я. – Мне нужно, чтобы свидетельствующий взошел ко мне на стол.

Гарри карабкается ко мне:

– Я люблю Господа нашего и сиськи.

– Но только в таком порядке, верно? Сначала Господь и лишь потом сиськи. Правильно говорю, брат Карран?

Гарри приоткрывает один глаз и смотрит на меня:

– Да?

Возликуем!

– Именно так, брат Карран, ты должен любить Господа больше, чем сиськи. И ты, брат Бобби Джеймс, вступи на стол и засвидетельствуй.

– Но в моих ли это силах? Если стол сломается, мама выбьет из меня последнее дерьмо.

– Тем более. Взойди сюда, к братьям, и возгласи к холмам вместе с нами.

– Нет уж, приятель. Она только-только его купила.

– Ах ты тварь безбожная, – снижая голос, дабы донести до него свою мысль, взываю я к нему. А еще потому, что всякие долбаные зануды-соседи начинают орать: «Заткнись, Тухи».

– Брат Бобби Джеймс отказывается присоединиться к нам. Его душа и разум помрачены. Больше самого Иисуса Христа его волнует жвачка. Услышьте же, люди: жвачка «Базука», – снова громогласно возвещаю я, невзирая ни на каких язычников-соседей, которые уже величают меня говнюком. – Ведь сказано в Писании, что тем, кто не разделит жвачку с ближним своим, да будет как пером щекотать задницу адово пламя. Бобби Джеймс за наличку очистит от собачьего дерьма газоны ваши.

Бабах.Стол рушится. Мы с Гарри падаем на цементный пол: я – в смех, он – в слезы. Бобби Джеймс в панике и, как всегда в таких случаях, быстро-быстро читает «Аве Марию».

– Прекрати молиться. Я не хотел. Гарри, сними очки и вытри слезы.

– Вот-вот. Ты всегда «не хотел», Тухи, – ноет Джеймси. – Ты не хотел, чтобы Арчи ушибся, когда прикрепил петарды к его инвалидному креслу. Ты не хотел ставить в неудобное положение свою маму, когда надевал на голову ее трусики и делал из них мини-парашют. До тебя доходит, нет? Ты помнишь про все это дерьмо?

– Нет, не помню, – вру я. Конечно, помню. И, бля, ничего из этого и выеденного яйца не стоило, чтобы поднимать скандал. Арчи, этот ущербный дружок моей сестренки Сес, самхотел устроить трюк с петардами. Чтобы сделать парашют, я воспользовался старыми трусами, которые мама носила, когда была беременна,а не теми, что она носит обычно. – Я заплачу тебе за новый стол. Гарри, дай ему десять баксов.

Гарри, все еще хныча, лезет за пачкой купюр (одна сотенная, одна двадцатка и двадцать долларовых) и спрашивает у Бобби, будет ли у него сдача с двадцатки.

– Убери свои деньги. Давайте просто оттащим стол под веранду, – говорит Бобби.

Мы с ним беремся за стол и тащим его вниз по ступенькам, а оставшийся на веранде Гарри, хлюпая носом, принимается выполнять касания ступней ладонями. Когда мы возвращаемся, Бобби Джеймс спрашивает меня:

– Ну что, теперь уже можно завалиться к этим телкам?

– К каким телкам? – спрашивает Гарри, который до смерти их боится. – Я думал, мы идем на концерт и в музей изобразительного искусства.

Мы спускаемся с веранды и выходим на улицу. Нас ждет миллион девчонок и два миллиона сисек в придачу. Мне вполне хватит одной и двух соответственно.

4

Покуда Гарри отжимается на одной руке, мы с Бобби Джеймсом решаем, к кому из девчонок пойдем сначала – к Грейс Макклейн или к Марджи Мерфи. Долбаный дятел Джеймс говорит, что до Марджи идти ближе. Я говорю, что до Грейс. Признаю, спор глупый. Марджи живет по соседству с Бобби Джеймсом, а Грейс живет по соседству с Марджи.

Мистер Мерфи сидит возле дома на металлическом раскладном кресле и читает спортивный раздел. Он в обрезанных джинсах и без рубашки – пузо вываливается из-под ремня – и только что закончил стричь газон. Гарри направляется прямо к нему. Мистер Мерфи стоит на пути его газонной монополии. В среду вечером он ходит на то же, что и Гарри, собрание в церковь Святого Игнатия. Здесь Гарри обычно занимается тем, что клеит новых клиентов и старается угодить уже имеющимся. У парня промоушн.

– Йоу, Майк, – здоровается Гар. – Как оно? Как Черил?

Мистер Мерфи, симпатичный, прилично причесанный чувак, улыбается в ответ:

– Йоу, Гарри. Ребята.

– Йоу, – отвечает Бобби.

– Йоу, – отвечаю я.

Гарри внимательно изучает дворик, чтобы дать понять мистеру Мерфи, что это он именно газон изучает. Не больно тонко, но не бывает тонких миллионеров.

– Неплохая работа. Вот здесь вы своим триммером срезали у Черил несколько цветов. Пропустили участок вокруг святого Петра и вон под теми коровами.

– Да я не сильно и заморачивался, – говорит мистер Мерфи. – Триммер под коров не пролезет, а самому нагибаться и выдергивать все по травинке не больно-то хочется.

– Спина все еще беспокоит? – осведомляется Гарри.

– Ага. Что-то лучше не становится.

– И все же, Черил никак не может быть довольна. Только посмотрите на заросли вокруг святого Петра. Он что, пробирается по рисовому полю? Господи, Майк.

Мистер Мерфи смущенно смотрит себе под ноги.

– Да слышу, слышу, Гар, но что я могу поделать?

– Специально для начинающих, – говорит ему Гарри. – Купите себе секатор на длинной ручке. Тогда не придется гнуться: можно будет сидеть в траве с прямой спиной и подравнивать газон под животными. Кстати, на прошлой неделе моя мама купила точно такой же.

– Правда? – спрашивает Мерфи. – И даже под коровой в темных очках и с коктейлем?

– Да на спор, – отвечает Гарри. – И под бегемотом на тракторе, и даже под свиньей в раскладном кресле. А за вымя вы ее уже пробовали?

– Что?

– Смотрите.

Гарри нагибается к игрушечной корове и сжимает ей вымя. Корова говорит: Мы знакомы?Мы смеемся. Я причесываю волосы. Бобби Джеймс обновляет жвачку. Гарри сжимает вымя еще раз. Могли бы хоть хмыкнуть для начала. А где ваш белый пиджак?Потом еще раз. Я люблю тебя. Возьми меня замуж.

– Секатор позволит не только избежать боли в спине, – продолжает Гарри, – но еще и аккуратно все подстричь, избежав жертв из числа цветов и газонных животных, и Черил будет очень рада. Теперь по поводу спины. У меня есть новые грузики для лодыжек, думаю, должны помочь. Я привязываю их, когда бегаю.

– Бегать? – переспрашивает мистер Мерфи. – Я уж лет двадцать как не бегал.

– А вы ходитес ними. Спина окрепнет. И мышцы на заднице будут в постоянном тонусе.

Я ловлю быстрый, но выразительный взгляд Бобби Джеймса: ему не верится, что Гарри посмел взрослому сказать задница.

– Правда? Я попробую, Гар. Спасибо. На этой неделе придешь на собрание?

– Да как же я могу пропустить, Майк, – отвечает Гарри, незаметно показывая пальцем на мистера Мерфи и подмигивая.

– Здорово. Тогда увидимся. Полагаю, мальчики, вы пришли к Марджи. Я позову ее.

– О’кей, мистер Мерфи, – отвечает Бобби.

– Пока, мистер Мерфи, – отвечаю я.

– До скорого, Майк. Сначала грелку, потом сразу лед на спину, – говорит Гарри.

– Ну ты и жопа, Гарри, – говорит ему Бобби Джеймс, как только мистер Мерфи отходит достаточно далеко, чтобы его не слышать.

– Это еще почему? Я что, не могу дать совет по поводу больной спины товарищу по церковной конгрегации?

Дабы выразить свое одобрение, Бобби Джеймс начинает скакать вокруг Гарри, производя звуки сирены и пожарного колокола. Ту-туу, динь-динь-динь, наши выиграли,орет он. Ровно в этот момент дверь открывается и выходит Марджи Мерфи, владелица маленького черного сердечка Бобби Джеймса, который ведет себя как долбаная пожарная машина. Не слишком хорошее начало. Почувствовав это, Джеймси густо краснеет и умолкает.

– Йоу, ребята, – приветствует нас Марджи – эдакий сорванец с сиськами размером в кулачок, – нервно покусывая губу. Стоя в дверном проеме, она очень быстро оглядывает нас бездонными голубыми глазами. Марджи понимает, что мы по амурному вопросу, но не знает, кто из нас Ромео. В ее голове начинают вариться хитрые расчеты.

– Йоу, – приветствует ее Гарри, застывая в глубоком, до земли поклоне, – скажи отцу, что я подстригаю газоны за разумную плату.

– Привет, аллилуйя, – говорю я (или какую-то другую хрень в этом роде) с улыбкой завравшегося сенатора на лице.

– Йоу, Марджи, – говорит Бобби Джеймс, приподнимая кепку, дабы сгладить неловкую ситуацию. Но говорит с двенадцатью пластинками жвачки во рту, пока не решается все это выплюнуть. Жвачка приземляется на голову святому Петру.

– Привет, Бобби Джеймс, – отвечает Марджи, улыбаясь во все свои брэкеты.

– У тебя классный загар, Марджи, – сообщает он ей голосом сексуально озабоченного полуробота.

Марджи ухмыляется.

– Ты просто душка. Это я в летнем лагере. Мы там каждый день купались и катались на каноэ. И я все время ходила в бикини.

Стоны, вставшие члены, но тут из двери появляется противная безгрудая миссис Мерфи в скверном (как всегда) настроении (возможно, из-за отсутствия сисек). Она окидывает газон оценивающим взглядом, затем кричит куда-то внутрь дома.

– Майкл, подойди сюда, пожалуйста, – спокойным холодным голосом командует она.

– Да, дорогая? – по-бабьи откликается мистер Мерфи, давая понять, кто в доме настоящий мужчина.

– Майкл, я только на прошлой неделе ходила в цветочный магазин за этими бегониями, помнишь?

– Конечно, помню, – отвечает он.

– Ну конечно же помнишь, – передразнивает она его. – И сколько я за них заплатила: много или не очень?

– Много.

– Так мы их затем купили, чтобы ты все покромсал газонокосилкой? – спрашивает она.

– Нет, дорогая, конечно же нет, – говорит он. – Правда?

– Правда. Так с какой тогда стати они валяются на газоне вместо того, чтобы расти на клумбе?

– Я ужасно извиняюсь, Черил, – встревает Гарри, – но у Майка боли в спине и он не может толком дотянуться до этих сложных участков. Я предложил ему несколько возможных решений, но лучше всего просто позвонить мне вот по этому номеру, – сообщает он, протягивая ей визитку, на которой значится следующее: ГАРРИ КАРРАН & К°. МЫ СТРИЖЕМ ТРАВУ НА ЗАГЛЯДЕНЬЕ – ВЫ НЕ ОТРЫВАЕТЕ ЖОПЫ ОТ СИДЕНЬЯ.

– А я – миссис Мерфи, – хмуро отвечает она, – а газон стрижет мой муж.

– Прошу прощения, я только хотел сказать, что стригу большинство газонов…

– Я знаю. Спасибо, в помощи не нуждаемся, – огрызается она, возвращая визитку Гарри.

– Брось, Черил, улыбнись наконец, – испуганно просит мистер Мерфи. – Парнишка просто хочет помочь.

– Что, извини, ты, кажется, попросил меня улыбнуться? – переспрашивает она.

– Эээ… Да нет, я так… – бормочет он.

– Вот и хорошо. Иди в дом. Поможешь мне резать сэндвичи к ланчу.

– Уже бегу, дорогая. Ты ведь любишь треугольничками, правда? – спрашивает он уже за дверью.

Марджи с лицом, красным как у рака, смотрит куда-то вдаль.

– Марджи, – говорит Бобби Джеймс, – не хочешь сегодня погулять с нами?

Она благодарно улыбается.

– Может быть. А что вы собираетесь делать?

– Кататься на велосипедах, – отвечает он, подмигивая нам с Гарри. – Ведь так, ребята?

– О да. Кататься на велосипедах, – стараюсь подыграть ему я. Велосипеды – это то, что надо. Я за.

– Ну как, Марджи? – спрашивает Гарри, который все просек и радуется.

– Я с радостью, – отвечает она.

– Здорово. Мы заскочим за тобой, как только поедим и опорожним кишечник, – говорит Бобби.

– Ну давай, до скорого, Бобби, – с улыбкой говорит она, перед тем как неизвестно для чего удалиться в дом.

– А теперь поглядим, сможешь ли ты своей так же, как я, заговорить зубы, – с пятнадцатью пластинками жвачки в пасти говорит мне Бобби Джеймс, и я чувствую его острый локоть у себя между ребер.

Волосы у Грейс Макклейн прямые и темные, кожа бледная и все тело в веснушках – от кончика носа до кончиков пальцев на ногах. Сигаретный дым оставляет налет на ее крупных, как у кролика, зубах. Глаза у нее зеленые, как трава и листья на деревьях. Сисек пока нет. Но я весь терпение. Сиськи будут. Грейс не любит, когда ей вешают, и не важно кто. Она затушит бычок тебе об лоб, если сказанешь что-нибудь ей не по вкусу. У нее есть три биты для стикбола [9]9
  Упрощенная форма бейсбола, уличная игра, в которой вместо бейсбольного мяча используется резиновый мячик, а вместо биты – ручка от метлы или палка.


[Закрыть]: карвбол, фастбол, слайдер, да и все остальные – форкбол и наклбол, – грубо говоря, тоже (будут готовы к началу весеннего сезона 1985 года). Уж поверьте. Я влюбился в нее три недели назад, когда она позволила мне потрогать ее ноги под одеялом.

В тот вечер мы сидели вдвоем у нее на веранде под половинчатой луной после игры в «Свободу». Было прохладно, и большинство ребят уже разошлись по домам. Грейс на слабо предложила кому-нибудь остаться с ней на улице и поесть мороженого в рожках. Я сказал: а хули – и согласился. Мы переместились к ней на крыльцо. Она уплетала нехилые рожки, шарика на три, не меньше, так, что аж за ушами трещало. Мы их ели, разговаривали и смотрели, как мистер О’Тул, сосед из дома напротив (редкие седые волосы, сзади забранные в хвост), уходит от жены, миссис О’Тул (очень скучные шары не больше второго размера). Пару раз он мотался туда-сюда, из дома к своему грузовику, и зашвыривал в кузов мусорные мешки со всякой всячиной. Это был мирный развод. Миссис О’Тул придерживала ему дверь открытой, пока он бегал с вещами. Они поцеловались на прощание, когда он закончил. Их пятилетний сын Джулиан (плохая стрижка «под горшок») сидел у окна, выходящего на улицу, и, уперев кулаки в подбородок, наблюдал за происходящим.

– У Джона Леннона сына звали Джулиан, и он тоже пережил развод родителей, когда Джон ушел от Синтии к этой щуплогрудой морской ведьме Йоко Оно, – поведал я Грейс. – Чтобы как-то утешить Джулиана, Пол Маккартни написал песню «Неу Jude».

– Не люблю Битлз, – сказала Грейс.

– Ха! За что бы? – раздраженно поинтересовался я.

– У них все песни одинаковые, – ответила она.

– Значит, у тебя тут одни жевательные сигареты, – сказал я ей, указывая на пачку, которую она мяла в кулаке, – коли не слышишь разницы между «Знакомьтесь, Битлз» и «Сержантом Пеппером».

–  Знакомьтесь, бля, Битлз, Сержант, бля, Петер,какая на хрен разница, – сказала она, прилепив к губе только что закуренную сигарету.

Я чуть не взбесился, пока она не накинула на нас одеяло и не положила ноги мне на колени. Тут у меня встал. Но вставшего члена мало. Я провел кончиками пальцев от ее лодыжек до шортов. Грейс не пыталась меня остановить. Она курила и улыбалась. Пока все это происходило, мы с ней о чем-то говорили, но я не помню о чем. Я был на автопилоте. Мы с равным успехом могли говорить о колебаниях на бирже или о каком угодно прочем дерьме.

А потом на веранду вышла пьяная и косая миссис Макклейн и прервала нас.

– Я надеюсь, на вас еще что-нибудь надето, кроме одеяла, ребятки, – сказала она, зашвыривая пустую пивную бутылку в корзину для мусора. Хотя она тут же вернулась в дом, момент был потерян.

– Наверное, надо уложить ее в постель, – вздохнула Грейс, перед тем как унести в дом свои ноги вместе с одеялом до утра, а я с болью в сердце поплелся домой, благо вставший член указывал мне путь.

В данный момент мой член указывает на дом Макклейнов, поскольку мы стоим и стучимся к ним в дверь. Нам открывает улыбающаяся миссис Макклейн с банкой пива, которую она держит через синюю прихватку, в руке и, как обычно в жару, в трикотажной рубашке «Иглз» поверх сисек размером с апельсин.

– Йоу, Генри. Йоу, Гарри. – Затем пара секунд замешательства. – Добрый день, Роберт.

На прошлой неделе, когда мы играли в «Свободу», Бобби Джеймс пробежал по их газону и потоптал цветы, посаженные мистером Макклейном, который погиб три года назад при тушении пожара. Миссис Макклейн со дня гибели мужа очень заботилась об этих цветах, пока Бобби Джеймс их не растоптал. Вот она на него и обозлилась.

– Йоу, миссис Мак Ка [10]10
  Принятое в Америке сокращение фамилии по первой букве. В данном случае имеется в виду миссис Макклейн.


[Закрыть], – говорю я.

– Йоу, Ширли, – говорит Гарри.

– Да, миссис Макклейн, добрый день, – холодно здоровается Бобби Джеймс.

– Заходите, ребята.

– А Грейс дома? – переходя сразу к делу, спрашиваю я.

– Она наверху в душе, – отвечает миссис Макклейн.

Мы дружно всхрюкиваем, как последние идиоты, или бледнеем чуть не до обморока, как последние сучки, – выбирайте, что лучше.

– Присаживайтесь, мальчики, и отдышитесь. Я принесу чего-нибудь попить.

Мы плюхаемся на диванную синтетику. По телеку с приглушенным звуком идет «Достойная плата». Безгрудая телка-байкерша подбегает и вешается на шею хозяину, который целует ее, не забыв облапить за задницу. Миссис Макклейн возвращается с двумя высокими стаканами с зонтиками и дольками лимона, протягивает один мне, другой Гарри, а затем садится рядом с хмурым и обделенным Бобби Джеймсом.

– Гарри, за газон мы с тобой в расчете? – спрашивает миссис Макклейн.

– Думаю, да, Ширли, – отвечает Гарри, вытаскивая толстый блокнот из пояса-сумки. – Да, все правильно. Я стриг ваш газон во вторник, и вы заплатили наличными – пять по доллару и пятерка.

– Вау, – говорит она. – Теперь вдобавок к бухгалтерии у тебя еще и эта штука. Вот это я понимаю – деловой человек.

– Блокнот – это мелочь. Дома, в офисе, у меня все хранится в компьютерных файлах.

– Даже так, в компьютерных файлах, – смеется миссис Макклейн. Она вообще очень любит говорить и слушать. Можно ей запросто поведать о том, что у тебя грибок на ногах, и в ответ получить: «Ну и ну, черт побери». – Знаешь что, давай-ка я заплачу тебе вперед за весь сезон. Пятьдесят долларов устроит? На-ка, подержи пиво, – обращается она к Бобби Джеймсу, – а я схожу на кухню, принесу Гарри деньги.