Текст книги "Зелень. Трава. Благодать."

Автор книги: Шон Макбрайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Смешно. На себя поглядите, – говорит Кев. – Вы с Генри тоже ростом не больно-то вышли.

– Да, но мы с ним по крайней мере выше пяти футов, – заявляет ему Бобби с глубоким чувством собственного достоинства.

– Во мне почти что четыре фута и десять дюймов, – с ничуть не меньшим чувством собственного достоинства сообщает нам Кев.

– Точно, всего ничего, каких-нибудь шесть дюймов осталось, братишка, – говорит Бобби.

Кев хлопает дверью. Джеймс звонит. Динь, дон, динь.

Кев открывает.

– Чего еще?

– Эй, ты там, мальчик-с-пальчик, – говорит Бобби, – папаня дома?

Шварк. Динь, дон, динь.

Дверь открывается.

– Советую тебе поскорее засунуть язык в задницу, придурок, – предупреждает Кев.

– Ты прав, извини, – говорит Бобби Джеймс. – А теперь сходи, пожалуйста, потяни папу за портки и скажи ему, что мы здесь, хорошо?

Шварк. Динь, дон, динь.

Дверь – по новой: мистер Макфадден (зачес назад):

– В чем дело, ребята?

Мистер Макфадден – мужик реальный, но со странностями, хотя чего другого можно ждать от владельца похоронного бюро. Он гордится своим делом и не прочь кого-нибудь попугать. Есть неплохой шанс посмотреть на покойников, если нас вообще пустят на порог.

– Ничего, пап, ничего, – говорит Кев. – Так, просто дурью маемся.

– Ради бога, только не в похоронном бюро. Имейте уважение к мертвым, – говорит он нам, указывая на три гроба в небольшой комнатке поблизости от входа. Гарри принимается хныкать, а мы с Джеймсом обнимаемся, как две бабульки, которые только что выиграли в бинго [26]26
  Игра, в которой обычно разыгрываются призы; современный вариант лото.


[Закрыть].

– А в гробах что – трупы, мистер Макфадден? – интересуется Бобби Джеймс.

– Нет, но иначе вас не заткнешь. Заходите, – говорит он нам с улыбкой.

Изнутри дом напоминает мне один из тех, какие обычно показывают в старых фильмах о Гражданской войне, разве что поменьше и поневзрачней, но вообще-то он вовсе не такой уж маленький и вовсе не невзрачный. А вот чего здесь много – так это мертвых стариков: все как один в формальдегиде и во взрослых памперсах, менять которые им уже не придется. Первое, что бросается в глаза, когда заходишь, – это массивная лестница, ведущая наверх, туда, где и проживают все Макфаддены в полном составе, за исключением их покойной матери. Первый этаж целиком рабочий. От входа сразу налево – ниша под гардероб и дубовая стойка, на которой лежит книга посетителей и целая куча буклетиков, которые народ, приходящий посмотреть на покойников, все время украдкой ворует. Направо – кабинет мистера Макфаддена: темная комната, сплошь отделанная дубом, кожей и бархатом. В конце коридора справа – складское помещение, где хранятся всевозможные гробы, погребальные венки, что побольше, и все в таком духе. Напротив – комната для прощания с умершими, куда вносят скамеечку для коленопреклонения, сам гроб и складные стулья (десять рядов) для скорбящих. Специально для тех из вас, кто не осенен светом истинной католической веры и тем самым обрекает себя на муки адовы, поясню вкратце, как происходит церемония прощания с усопшим. Ближайшие родственники покойника становятся непосредственно у гроба. Остальные встают в очередь на прощание, хвост которой обычно теряется где-то далеко за дверью на улице, и один за другим преклоняют колена перед гробом, в котором покоится тело усопшего, чтобы затем сказать несколько слов утешения тем членам скорбящей семьи, что еще остались в живых. В результате получаем нескончаемое столпотворение при непрерывных рыданиях. Сумасшедший дом. Лично я принимал участие в девяти подобных церемониях в «Агентстве Макфаддена»: двое прабабушек с прадедушками, две тети, один дядя, один троюродный брат и Мэган О’Дрейн. Хуже всего было, когда прощались с Мэган. Очередь растянулась на три квартала. Люди бросались наземь, вопили, кричали, колотили кулаками о землю. Ее родители рыдали в голос, причем мать походила на мумию, которую только что окунули головой в лужу, – так плотно была перебинтована ее голова. Арчи там не было, потому что он был еще маленький, да к тому же стал калекой.

Стивен Тухи, стоявший у гроба вместе с семейством О’Дрейн, не уронил ни слезинки. Лицо было совершенно как каменное, только в глазах безумный блеск. Он пожимал руки пришедшим почтить память и все смотрел через их головы на дверь, будто ждал, что войдет Мэган, но она лежала в гробу, и с того дня выражение его глаз больше никогда не менялось, по крайней мере если он был трезв.

– Ку-ку, Генри, ты здесь? – спрашивает мистер Макфадден.

– Что? – испуганно переспрашиваю я.

– Пошли наверх, договоримся насчет завтрашнего вечера, – говорит он мне.

– Да, насчет завтрашнего вечера, пошли, – соглашаюсь я.

Мы поднимаемся наверх в модную гостиную, где шагу ступить некуда от стульев с прямыми спинками, китайских шкафчиков и книжных полок, готовых рухнуть от веса лишней пушинки. Рассаживаемся кто куда.

– Гарри, – говорит мистер Макфадден, – что-то ты тоже неважно выглядишь. Случайно не захворал?

– А мертвецов тут нет? – спрашивает Гарри.

– Да вроде нет, если, конечно, ты сам сейчас здесь коня не двинешь, – отвечает тот. – Который час?

– Девять шестнадцать, – сообщает Гарри.

– Господи. Чуть не забыл, – говорит мистер Макфадден, а сам хватается за пульт от телевизора и включает нужный канал. – Кевин, нашу рекламу показывают. Смотрите, ребята.

Первое, что мы видим на экране, – это комната для прощания с умершими, где нет ни души, стоят только девять гробов: в середине семь больших и по одному маленькому с боков. Из маленького гроба высовывается мистер Макфадден.

– Привет, я Чарльз Макфадден.

Из большого гроба высовывается его старший сын.

Бах. – А я Чарльз Младший.

Бах. – А я Джеймс Макфадден.

Бах. —Майкл Макфадден.

Бах. —Тимоти Макфадден.

Бах. – Томас Макфадден.

Бах. – Дэвид Макфадден.

Бах. – Джон Пол Макфадден.

Бах. – Кевин Макфадден.

Макфаддены вылезают из гробов, причем все они, кроме Кевина, либо лысые, либо на пути к этому. Кев отчаянно, но безуспешно пытается выбраться из своего. Пока он там извивается, семеро старших братьев встают возле отца, который говорит в камеру:

– Я в похоронном бизнесе уже тридцать лет. Если дела хуже некуда, «Агентство похоронных услуг Макфаддена» предоставит вам лучшее в мире прибежище, облегчит бремя забот, чтобы вы без лишних хлопот могли предаваться печали.

Кев по-прежнему силится выбраться из гроба.

– «Агентство похоронных услуг Чарльза Макфаддена» предоставит Вам гробы из сосны, красного дерева, дуба и слоновой кости в широком ассортименте, а также фирменные зеленые гробы со стильными изображениями символики команды «Иглз» на боковых стенках. Мы полностью берем на себя оформление договоренностей с поставщиками ритуальных товаров и церковной администрацией, подыщем подходящий участок на кладбище, дабы вы в полной мере могли отдаться во власть скорби и сострадания.

Кев Макфадден раскачивает свой гроб из стороны в сторону, пытаясь вылезти.

– Наша цель – должное отправление ритуала: достойно, сдержанно, без спешки.

Кев Макфадден вываливается из гроба на пол.

– Просто позвоните по телефону, указанному на экране. Все остальное сделает за вас «Агентство похоронных услуг Чарльза Макфаддена» в Холмсбурге на Фрэнкфорд-авеню.

Ролик заканчивается, и мы дружно начинаем издеваться над Кевом Макфадденом по поводу его нелепого падения.

– Кевин, не слушай их, – говорит ему отец. – Ты вполне справился. Да и не переснимать же весь ролик по новой – нам бы это влетело в хорошую копеечку. Я смотрю, Гарри, ты возвращаешься к жизни.

– Да, – говорит Гарри, – мне уже намного лучше.

– Хорошо. Кто пойдет со мной в холодильную камеру? – спрашивает мистер Макфадден.

Мы с Джеймси с восторгом кричим Мы, мы.Гарри вжимается в кресло.

– Ну, тогда пойдемте, – говорит мистер Макфадден и ведет нас вниз по ступенькам на неосвещенный склад. Мимо гробов и гигантских стоячих венков, смахивающих на всю ту байду, что можно увидеть на гребаных скачках в Кентукки, мы идем в дальний угол помещения. Там серебристая железная дверь с ручкой как у холодильника, что само по себе, на мой взгляд, довольно логично. Мистер Макфадден с улыбкой распахивает ее, и нас обдает облаком холодного пара.

– Вон там на столах двое, – показывает он внутрь. – Готовы?

– Да, – отвечаю я.

– Да, черт возьми, – отвечает Бобби Джеймс.

– Господи, нет, – чуть слышно шепчет Гарри.

– Хочешь подождать снаружи? – спрашивает мистер Макфадден у Гарри.

– А можно?

– Дело твое, – бросает ему мистер Макфадден, в то время как мы с Бобби в один голос повторяем Жмурики, жмурики,словно какое-нибудь заклинание.

– Генри, Бобби, послушайте, – уже серьезно обращается к нам мистер Макфадден. – Это никакие не жмурики, а усопшие. Показать их вам мне не сложно – работа у меня интересная и важная, и я ее люблю, а потому готов с вами, чем могу, поделиться, – но вы должны ко всему здесь относиться с уважением. Идет?

Мы дружно киваем и изо всех сил тужимся, чтобы собраться и выглядеть по-взрослому серьезно.

– Вот так лучше, – говорит он нам. – Теперь пойдемте. Кевин, закрой дверь.

Не успевает дверь со щелчком за нами захлопнуться, как мы слышим стук снаружи.

– Мне тут страшно, – говорит Гарри. – Можно я тоже войду?

Холодильная камера (около пятнадцати футов в длину на десять в ширину) освещена множеством ярких желтых ламп. Нос моментально немеет от холода и начинает течь. Стены девственно белые, из обстановки только два жмурика – я имел в виду, двое усопших – под голубыми покрывалами на железных столах с колесиками, плюс еще один такой же железный стол с инструментами у стены. Пока мы жмемся к двери, через которую только что вошли, мистер Макфадден идет прямиком к трупам.

– Да не стойте вы там, – говорит он. – Поближе подойдите. Поглядите.

Мы приближаемся к столу. Медленно. Та-дам– мистер Макфадден откидывает покрывало, словно фокусник, только что вновь собравший свежераспиленную девушку воедино. С той лишь разницей, что девушка на столе совсем не свежая, а толстая и мертвая. Лицо у нее иссиня-белое, глаза закрыты, и рот так странно искривлен, как будто она умерла, морщась от боли в кресле у дантиста. Короткие волосы с химической завивкой похожи на сальную стружку. Сисек не видно – остались под покрывалом. Но навскидку я бы сказал, что у нее – не меньше третьего. Мне немного страшно, но не до трясучки, как Гарри, который закрывает глаза рукой и уже готов обделаться. Бобби Джеймс стоит спокойно: мысли его мне не прочесть, но в целом поза говорит о том, что он чувствует примерно то же, что и я.

– Знакомьтесь, ребята, – говорит нам мистер Макфадден, – это Марта Муни, замужняя, мать четырех детей.

– Привет, Марта, что случилось? – говорит Бобби Джеймс.

– Как дела, Марта, куколка моя? – спрашиваю я.

– Марта прибыла к нам позавчера ночью из «Назарет хоспитал», – поясняет мистер Макфадден. – Завтра ее выход.

– А как она умерла? – интересуется Бобби Джеймс.

– Выиграла в автоматах в Атлантик-Сити и рухнула замертво, – отвечает нам мистер Макфадден.

– Да ладно, – говорит Бобби.

– Бросьте вы, а если серьезно? – добавляю я.

– Куда уж серьезней, – говорит он. – Она пихала в автомат четвертаки, выиграла штуку – тут сердечный приступ: так и умерла на полу рядом с собственным выигрышем.

– Гадость какая, – говорит Бобби и дышит себе на руки. – Да, такой работе не позавидуешь.

– На самом деле все не так ужасно, как кажется, – говорит мистер Макфадден. – Мне нужно приводить в порядок только их лица. Всего-то и дел – убрать подкожную жидкость, немного формальдегида, чуть-чуть косметики, и – вперед и с песней.

– А там кто? – спрашиваю я, указывая на соседний стол.

Мистер Макфадден укрывает Марту Муни и откидывает другое покрывало. Под ним оказывается лысый придурок, вылитый Носферату, в котором весу от силы фунтов восемьдесят и кое-где на теле видны какие-то отметины, напоминающие синяки в форме банана.

– Генри, спорим, кто ближе угадает, сколько чуваку лет, – говорит Бобби Джеймс.

– Ладно, ему где-то девяносто, – говорю я.

– Я бы дал поменьше: лет восемьдесят, – говорит Бобби. – Кто из нас ближе, мистер Макфадден?

– Никто. Это Джозеф Маккалистер, умер в возрасте сорока восьми лет.

– Да хорош пиздить, – выпаливает Бобби Джеймс до того, как это успеваю сделать я.

– Я серьезно, – заявляет Макфадден. – У мистера Маккалистера был рак, а рак, как известно, пленных не берет. Рак унес от меня миссис Макфадден, когда Кевин еще и матом-то как следует ругаться не умел.

Обдавая мистера Макфаддена паром изо рта, мы говорим, что очень ему сочувствуем.

– Все в порядке. Спасибо, ребята. Я упомянул о ней для примера. Когда она только-только начала болеть, в ней было фунтов сто двадцать. А когда умерла два года спустя, то весила от силы семьдесят пять.

– Господи, – говорю я. – Это же очень трудно – возиться с мертвыми и при этом не думать о ней?

– Не так уж и трудно, – отвечает он. – Это моя работа. Я больше думаю о ней, когда кругом веселье, например, когда ем пончики, глядя на парад. Теперь к вопросу о женах: во сколько вы хотите, чтобы я вас покатал завтра вечером, Генри?

– Как насчет девяти тридцати? – говорит ему Гарри, нагло врываясь со своей расчетливостью в мои розовые мечты.

– Вполне, – отвечает ему мистер Макфадден. – Генри, кто-нибудь из вас вообще знает, как это делается?

– Не-а, – признаюсь я. – Просто я хочу, чтобы это был сюрприз.

Мистер Макфадден заливается смехом.

– Сюрприз будет еще какой, можешь мне поверить.

– А как вы сделали предложение миссис Макфадден? – спрашиваю я.

Он поднимает глаза к потолку и снова смеется. Клубы пара вырываются у него изо рта, словно он никакой не мистер Макфадден, а скользящая по стене тень от маски на карнавальном шествии.

– На рампе, после приземления на задницу.

– Что? Так и было задумано? – спрашивает Бобби Джеймс.

– Да нет, болван. Катание на роликах в план входило, но безо всяких падений. Я начал встречаться с миссис Макфадден – с Дениз, тогда она еще была Дениз Макбрайд, – когда нам обоим было по семнадцать. На углу Коттман и Бруз была рампа, где раз в неделю устраивались танцы на роликах. Когда вы, ребята, были совсем маленькие, она все еще была там. Помните? Наверное, уже нет. В общем, мы с Дениз встречались уже шесть месяцев, и я знал, что она – та самая, единственная. Просто знал, и все. Я подождал, пока мы оба закончим школу, купил кольцо и принес его с собой на рампу. Она каталась очень здорово, а я, наоборот, очень плохо. Мы стали ходить туда в первую очередь именно поэтому. Она хотела научить меня кататься. Постепенно у меня тоже стало здорово получаться, за исключением того, что мне никак не давалось движение, когда медленно едешь спиной вперед с ней за руку под песню «Земной ангел», которая ей очень нравилась и вообще была тогда хитом. Она просто с ума от нее сходила.

– Мне тоже нравится эта песня, – говорю ему я.

– Верно. И мне тоже, Генри, – говорит он. – Я решил, что выложу ей все как есть, когда мы будем катиться назад под эту песню. Целых два месяца я каждый день тренировался в разрывах между домами. Заработал себе на этом сотрясение и миллион ссадин, но в итоге у меня стало получаться довольно сносно. Потом настал тот самый вечер, заиграла та самая песня, и мы покатили назад, но только я достал кольцо из кармана, как приземлился задницей на асфальт. Кольцо вылетело. И с концами. А она меня переехала и тоже упала. Битый час все искали кольцо, и в итоге она таки его нашла. Я стоял на коленях, засунув голову в урну, и плакал. Она тронула меня за плечо, протянула кольцо и сказала да. Через месяц мы поженились.

– Вау, – все, что я мог сказать.

– Да, сработало. Гарри, может, личико-то откроешь?

– Только когда мы выйдем из этого заведения, – отвечает Гарри. – Пожалуйста, без обид.

– Без обид, – говорит мистер Макфадден, подмигивает нам с Бобби Джеймсом, тянется к выдвижному ящику стола, достает оттуда маску оборотня и надевает ее на себя.

– Я накрыл тела, Гарри. Можешь открыть глаза.

Гарри смотрит в щелочку между сложенными ладонями.

БУУ!

Гарри с визгом вылетает из холодильной камеры, а затем и из дома на улицу. Мы с Бобби Джеймсом смеемся до слез, согнувшись пополам и толкаясь плечами. Джеймси толкает меня слишком сильно, и я невольно дотрагиваюсь рукой до миссис Муни. Я издаю вопль ужаса, рядом начинает вопить Бобби Джеймс, и мы несемся прочь из дома вслед за Гарри, слыша за собой смех обоих Макфадденов.

– До завтра, Генри, – кричит мистер Макфадден нам вдогонку. – Я прихвачу с собой Марту Муни. Устроим двойное свидание.

11

Тэк-парк пахнет на три доллара: одеколоном и духами. Но это не потому, что каждый из шестидесяти тусующихся здесь ребят пользуется одеколоном и духами стоимостью в три доллара. Я имею в виду, что три доллара – красная цена той смеси запахов, что исходит от каждого из них в отдельности. Пятачок пучок, в базарный день. В субботу вечером от Тэк-парка попахивает.

Тэк-парк – это далеко не то же самое, что Никльбэк-парк. Спортплощадки в Филадельфии тоже зовут парками: Такавана-парк, Руссо-парк, Шарк-парк. На таких спортплощадках-парках обязательно есть баскетбольная площадка, реже теннисные корты с пробивающейся кое-где травой, усеянные собачьим дерьмом и пустыми банками из-под пива. Парки в общепринятом смысле этого слова, такие как Никльбэк-парк или Фэрмаунт-парк, где есть деревья, ручьи, дорожки – как велосипедные, так и для конных прогулок – и где протекает экологическая жизнь, в Филадельфии тоже зовутся парками. В Тэк-парке ничего такого нет и в помине, если, конечно, не считать пробивающиеся сквозь растрескавшийся цемент чахлые сорняки садами, а деревянные спинки сидений с вытертыми логотипами «Севенти-сиксерз» – деревьями. Тэк-парк поделен на четыре равные части: баскетбольная площадка, место под парковку (для машин), место под парковку (для игры в стикбол) и два теннисных корта, где нет сеток, равно как и игроков. Баскетбольная площадка, где благодаря Гарри и мистеру Каррану всегда есть кольца с сетками, выходит на Ав и расположена через дорогу, ровно по диагонали от «У Манджоли». По соседству с баскетбольной площадкой стоит бетонная раздевалка, и огромный портрет Мэган О’Дрейн смотрит со стены на площадку. На портрете Мэган, у которой были сиськи третьего размера и рыжие волосы, стоит в желтой спортивной форме, прижимая к бедру футбольный мяч, и, широко улыбаясь, смотрит всем прямо в глаза. Никуда нельзя деться от пляшущего взгляда ее больших голубых глаз. Портрет появился на стене сразу же после ее смерти, поговаривали даже о том, чтобы переименовать спортплощадку в ее честь, но дальше разговоров дело не пошло. Парк так и остался Тэк-парком, а на стене появился гигантский портрет с простенькой табличкой внизу, на которой коротко и ясно значится: МЭГАН О’ДРЕЙН, 1966–1983.

Фотография, с которой рисовался портрет, висит у меня в комнате у Стивена над кроватью и под моей кроватью соответственно. Портрет мне нравится больше. Днем, когда солнце бьет прямо в стену, Мэган, бля, просто сияет, вся такая живая и яркая. Даже вечером, в темноте, ее рыжие волосы, желтая форма и голубые глаза светятся так, как будто весь день впитывали в себя солнечный свет. Она кажется счастливой и святой, совсем не мертвой, и смотрит с теплом и любовью на ребят из нашего квартала, которых покинула навсегда. Иное дело фотография у нас дома. Она висит на стене между двух кроватей и потому всегда укрыта тенью и не знает солнечного света. Рамка темная и слишком большая, не по размеру снимка, поэтому впечатление такое, будто Мэган поймали в коробку и тем самым навсегда лишили солнца. На фотографии Мэган точь-в-точь такая, какая она и есть на самом деле: красивая и мертвая.

Сегодня вечером Тэк-парк буквально распирает от жизни: даже в воздухе как будто чувствуется электричество. Шестьдесят красиво одетых и приятно пахнущих девчонок и парней сгрудились возле площадки и тянут пиво из пластиковых стаканчиков. Тусовка в разгаре: парни громко травят анекдоты или демонстрируют свою крутизну, девчонки хихикают и лопают пузыри из жвачки. И те и другие ждут, когда на улице стемнеет достаточно для того, чтобы можно было подраться и потискать друг дружку. Лето на исходе. Кег с пивом стоит непочатый. Телки выглядят аппетитно. В понедельник в школу. В прохладном воздухе витает ощущение чего-то, что должно случиться.

Пятеро фиштаунских бросают мяч по корзине на том конце площадки. Стрижка под ежик, злые лица, короткие спортивные шорты, футбольные кроссовки «Адидас» на невысоком подъеме, худые ноги, толстые гольфы.

Стивен стоит пьяный напротив портрета Мэган возле кега с пивом. Он не обращает внимания на портрет (он вообще никогда не смотрит в ту сторону), он срывает пробку и разливает пиво телкам. Пьяный, он веселит всех телок вокруг, а те поддаются силе его обаяния, даже несмотря на то, что Стивен в депрессии, но близко не подходят. Все девчонки прекрасно знают, что Стивен скоро напьется в стельку, а они окажутся в других объятиях.

Бобби Джеймс и Марджи Мерфи тоже здесь: сидят в сторонке и сосутся, не обращая ни на кого внимания. На них тоже никто внимания не обращает, за исключением конечно же Джима Джардина – этот глазеет, как всегда. Грейс курит и перекидывается шуточками с крутыми телками постарше (те ее любят). Изредка улыбается мне, когда я в прыжке посылаю мяч в корзину настолько чисто, что тот даже не задевает кольца. Что-что, а это у меня получается обалденно. Чего не скажешь про остальную команду. Крамп с Бурком крепкие, но невысокие. Они носятся по площадке как уродцы из местной команды по американскому футболу, ни дать ни взять два здоровенных робота, исполняющих балетную партию. Верзила Джорджи О’Кифи тоже играет за нас. Росту в Джорджи добрых шесть футов и семь дюймов при весе в сотню фунтов, если считать двадцатифунтовые брэкеты у него во рту. Ему семнадцать, волосы черные и жирные, и поперек рожи большими буквами написано «семинарист». Он принадлежит к тому типу парней, которые, досыта накушавшись за день всякой книжной мути у себя в семинарии, приходят на площадку, чтобы выпустить пар. Координация у него нулевая, подачи с отскока он принимать не умеет, к тому же любой хилый мозгляк вроде меня запросто может вытолкать его за линию поля. Он мне нравится, даже несмотря на то, что играть не умеет. Он без дешевых понтов и при этом не ссыкун; большинство здесь присутствующих относится либо к первой категории, либо ко второй, либо к обоим вместе. Завершает список игроков нашей команды Гарри, который заплатил за игру Крампу и Бурку по десятке на рыло и теперь нарезает дистанции туда-сюда по площадке. Все над ним смеются, но ему насрать.

Несмотря на то, что в нашей команде кроме меня никто играть не умеет, победа все равно должна остаться за нами. В команде у фиштаунских нет никого, кто был бы выше пяти футов десяти дюймов и весил больше ста пятидесяти фунтов. Не говоря уж о том, что никто из них и в щит-то толком попасть не может, про кольцо я вообще молчу. В Фиштауне все гоняют в футбол. Они играют на посыпанном гравием поле под названием Ньютс, прямо под эстакадой, а их родители закидывают поле бутылками, если судья не видит нарушений.

– Ну что, пацаны твои готовы играть? – спрашивает один из фиштаунских, приближаясь к Крампу.

– Давно уж, – отвечает Крамп.

– Те двое мелких тоже за вас? – спрашивает он, показывая пальцем на нас с Гарри.

– Йоу, это, брат, наш центральный нападающий и опорный защитник, – отвечает ему Крамп.

Пацан из Фиштауна улыбается, обнажая два неполных ряда зубов.

– Чьим мячом играем?

– Нашим, – отвечает Крамп и показывает ему кожаный мяч, какие бывают только у тех, чьи отцы работают со сверхурочными. Что до всех остальных, то они могут похвастаться разве что каким-нибудь красно-бело-синим дерьмом с надписью «Сиксерз» вроде того, что приволокли с собой фиштаунские.

– До скольких играем? – спрашивает тот.

– До одиннадцати, с разницей в два, – отвечает Крамп.

– Ништяк. Потом меняемся?

– Не, проигравшие с поля.

– Хорошо. Есть у вас, пацаны, какие-нибудь особые правила, о которых нам надо знать?

Я вижу хороший повод для шутки. Шутки вызывают смех. Побольше смеха – и никого не изобьют.

– Да вообще-то есть парочка. Иди сюда, Гарри, – говорю я.

Гарри повелся, вот идиот. Ох и попрыгает сейчас у меня этот Даффи Дак. А я, пожалуй, выступлю в роли Багза Банни [27]27
  Герои известной серии короткометражных мультфильмов «Багз Банни» компании «Уорнер Бразерз», где Багз Банни всячески издевается над своим противником Даффи Даком.


[Закрыть].

– Нельзя делать вот так, – говорю я и, словно каратист, бью Гарри ребром ладони в живот. Ой,вскрикивает Гарри. – И так. – Я с силой наступаю Гарри на ногу. Уй,стонет Гарри. – И вот так. – Я оттягиваю на себя его спортивные очки, а затем резко их отпускаю. Господи, Генри, прекрати, мы же в одной команде,хнычет Гарри. Взрыв смеха по обеим сторонам поля. Один из фиштаунских спрашивает, обращаясь ко мне:

– А как насчет этого, этого и вот этого? – а сам параллельно лупит ладонью по чем попало своего сотоварища по команде, а тот кричит Ай, эй, какого, отвянь.И снова взрыв смеха.

– О’кей, все всё поняли? Во времяигры никаких драк, – заключает Бурк и с ухмылкой смотрит на десяток парней, кучкующихся возле кега с пивом. Эти – среди них я узнаю Ральфа с Джеральдом – явно пришли сюда подраться. Сейчас с ними Стивен, но я не знаю, собирается он участвовать или нет. По трезвой точно не стал бы, но в данный момент трезвым его никак не назовешь. Шатаясь из стороны в сторону, он замечает меня на площадке.

– Генри! Это кто там, мой братишка, что ли? Точно, он, – тянет он невнятно и выбегает на площадку: потный, в руке бутылка, завернутая в мусорный пакет, – торчит только горлышко.

– Смотри, как надо, Генри, – говорит он мне.

Он забирает мяч и бежит вперед, небрежно ведя мяч и насвистывая гимн штата Джорджия. Походя делает пару красивых забросов. Все кругом смеются, все, кроме Бурка.

– Ладно, Тухи, хорош уже, – говорит он. – Возвращайся за линию. Верни спортсменам мяч.

Стивен отвечает ему улыбкой, которая красноречиво отсылает Бурка на хер, и идет прямо на него, пока Ральф Куни не бросает ему навстречу Давай вали с поля, ты, пьяный ублюдок.Стивен резко, всем корпусом поворачивается к Ральфу, подходит к нему вплотную, лицом к лицу.

– Ну-ка повтори, Ральф, что ты сказал? – спрашивает он.

– Я сказал, давай вали с поля, ты, пьяный ублюдок, – говорит Ральф.

– У тебя какие-то проблемы?

– Может быть.

– Либо есть проблемы, либо их нет. Ну?

Ральф смотрит в землю, потом делает попытку провести удар снизу, но Стивен уже ждет этого. Он через голову стягивает с Ральфа футболку и под всеобщий смех дает ему пинок под зад.

– А теперь отвали, и чтоб я тебя больше не видел, – говорит Стивен.

Ральф, красный как рак и со слезами на глазах, натягивает футболку обратно и смотрит на смеющихся над ним девчонок.

– Поглядим, как они посмеются, когда я притащу сюда папину пушку и пристрелю тебя, – цедит он сквозь зубы.

– Уже сто раз от тебя это слышал, – говорит ему Стивен. – Притащи пушку и пристрели меня, а нет – так заткнись и не тявкай.

Ральф снова краснеет и затыкается.

– Молодец, песик, – бросает ему Стивен и вновь поворачивается к девчонкам у кега: – Ну-с, девчонки, на чем мы остановились? По-моему, я только что открыл здесь бар и пригласил в него вас, красивые вы мои.

Девчонки хихикают. Стивен наполняет стаканы. Он уже успел забыть про Ральфа, который стоит и курит в сторонке.

Игра началась. Каждый держит своего игрока. Я пытаюсь отнять мяч у парня, который достался мне. Чувака зовут Стэн, у него нет левой руки. Он водит мяч правой. Я заставляю его сместиться влево. Как только он переводит мяч себе на южную сторону, я его обворовываю, прохожу к кольцу и делаю заброс. Один: ноль, мы ведем. Грейс зажимает сигарету губами и усиленно хлопает в ладоши. Стивен выкачивает пиво из кега. Районные отморозки хлещут пиво. Бобби Джеймс целуется взасос с Марджи Мерфи. С той стороны Ав за нами украдкой следит большое круглое окно над входом в церковь Святого Игнатия, словно это Яхве своим окосевшим с перепою глазом наблюдает за тем, как грешные ребятишки загрязняют воздух на его планете пивной отрыжкой и запахом поддельной французской туалетной воды. После моего прохода фиштаунские отыгрывают очко. Затем следует три-четыре небрежных атаки. Вот один изобразил нечто похожее на бросок с угла, но мяч вылетает из кольца, предварительно постучавшись об него двенадцать раз подряд. Да уж, мы играем явно не с «Селтикс».

Чем дальше, тем игра становится все более бестолковой. Джордж О’Кифи и Гарри делают по три броска каждый – и все мимо кассы. Фиштаунские сначала пробегают шагов десять в сторону нашего кольца, а потом лупят со всей дури в щит, как будто не мячом играют, а кирпичами. После удаления мы на двадцать минут остаемся вчетвером. Толпа за боковой линией усердно опустошает кег и не обращает на игру никакого внимания, только Грейс встречает все мои действия одобрительными возгласами или же, наоборот, улюлюканьем. Пиво льется рекой, парни начинают потихоньку приставать к девчонкам. Стивен отбрасывает пустую бутылку из-под скотча – вдребезги – и переключается на холодное пиво из пластиковых стаканчиков. Капает счет. Я забрасываю два двухочковых. Бурк и Крамп сломя голову летят к корзине, чтобы потом промазать мимо кольца. Джорджи забрасывает навесом с трехочковой отметки. Фиштаунские все время догоняют нас в счете, находя бреши в нашей обороне и пользуясь тем, что Бурк с Крампом время от времени уходят с поля, чтобы наполнить свои стаканы. При счете 10:9 в нашу пользу шальной мяч попадает Гарри в голову и отскакивает прямо в кольцо. Гарри скачет от радости так, как будто только что выиграл в лотерею (что в данном случае не столь уж далеко от истины), и вдруг теряет стекло от очков. Игру останавливают, чтобы дать ему возможность поползать на четвереньках и поискать стекло на земле.

Фиштаунские собираются в кучку посовещаться. Бурк с Крампом, два придурка, бочком-бочком присоединяются к своим, чтобы все окончательно спланировать насчет драки. Стивен спотыкается и едва удерживается на ногах. Он рассказывает что-то смешное двум каким-то девчонкам. Те с тревогой переглядываются. Джеймс сосется с Мерфи. Грейс подбрасывает сигарету тыльной стороной ладони и ловит ее губами под аплодисменты небольшой группки собравшихся вокруг нее зрителей. Гарри ползает по цементу, извиваясь между народом, который стоит, пьет пиво и громко разговаривает. Я пробираюсь к фиштаунским. У меня есть план по их спасению, но нужно все ловко обделать.

– Йоу, – говорю я, обращаясь к Стэну, этот парень свой.

– Йоу, – отвечает он мне.

– Видишь вон тех, возле кега? – говорю я ему и киваю (но не показываю) в нужную сторону.

– Да? – говорит он, подразумевая и дальше что?