Текст книги "Лотерея (сборник)"

Автор книги: Ширли Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Клара, – прочла она вслух. – Клара?!

Две женщины на выходе из комнаты вопросительно улыбнулись ей через плечо. Другие, приведя в порядок макияж и прически, оживленно болтали между собой, также двигаясь к двери. В считаные секунды все они исчезли, словно стайка птиц, сорвавшаяся с дерева. Оставшись в одиночестве, она бросила заколку в металлическую урну рядом с креслом, и та гулко звякнула при ударе о дно. Затем она расправила волосы на плечах, открыла сумочку и стала выкладывать себе на колени ее содержимое. Носовой платок – простенький, белый, без инициалов. Пудреница – квадратная, коричневая, из пластика «под черепаховый панцирь», с отделениями для пудры и для румян; пудра израсходована наполовину, а румянами явно никогда не пользовались. «Вот почему я такая бледная», – подумала она, закрывая пудреницу. Губная помада – розовая, тюбик почти пуст. Расческа, полупустая пачка сигарет, спички, кошелек с мелочью и бумажник. Кошелек был из красной искусственной кожи, с застежкой-молнией; она раскрыла его и высыпала монеты на ладонь. Пятаки, десятицентовики, центы, один четвертак – итого девяносто семь центов. С таким капиталом далеко не уедешь, рассудила она и взялась за бумажник. Внутри были купюры, но ее больше интересовали документы, каковых не обнаружилось. Пересчитала купюры – девятнадцать долларов. С этим можно уехать подальше.

Больше в сумочке ничего не было. Ни ключей – как же без них-то? – ни документов, ни записной книжки, ничего удостоверяющего личность. Сама сумочка была из светло-серого кожзаменителя. Она оглядела свой наряд: темно-серый фланелевый костюм, розовая блузка с кружевным воротником. Туфли черные, добротные, на невысоком каблуке, со шнурками – один развязался. Бежевые чулки с прорехой на правом колене и петлей, сбегающей вниз вплоть до дырки на пальце, которую она ощущала внутри туфли. На лацкане жакета – синяя пластмассовая брошь в форме буквы К. Брошь она тоже отправила в урну, и та брякнула при ударе о заколку. Осмотрела свои руки – маленькие, с короткими пальцами, ногти без лака, никаких украшений, лишь тонкое обручальное кольцо на левой.

Она мучительно размышляла, сидя в плетеном кресле в пустой дамской комнате. Для начала не мешало избавиться от рваных чулок. Радуясь отсутствию посторонних, она без спешки сняла туфли, стянула чулки и с облегчением высвободила палец из дыры. «Куда бы их спрятать?» – подумала она и решила, что корзина для использованных полотенец вполне сгодится. Поднявшись с кресла, она снова глянула в зеркало и расстроилась еще больше прежнего: серый костюм сидит мешком, ноги тощие, плечи сутулые. «Я выгляжу на пятьдесят, – подумала она с досадой, – хотя мне едва ли больше тридцати». Волосы неряшливыми прядями спадали на бледное лицо; внезапно разозлившись, она вытащила из сумочки помаду и нарисовала себе чувственный рот. Вышло не очень, но она решила, что так все же лучше, после чего открыла пудреницу и нарумянила щеки. Пятна на щеках получились неровными, а губы – чересчур яркими, но зато лицо теперь уже не казалось таким встревоженно-бледным.

Засунув чулки в корзину под влажные полотенца, она с голыми ногами вышла в коридор и направилась к лифту.

– Вниз? – спросил при виде ее лифтер.

Она молча шагнула в кабину, и лифт спустился на первый этаж. Проследовав мимо дипломированного швейцара, она вышла на улицу и остановилась на тротуаре. Люди сновали туда-сюда, она стояла и ждала. Через пару минут из толпы возник Джим и, приблизившись, взял ее за руку.

Где-то далеко отсюда остался ее пузырек с кодеином; на полу дамской комнаты семью этажами выше валялась бумажка с надписью «Удаление»; а здесь, внизу, не замечая суетливых прохожих и не чувствуя на себе их любопытные взгляды, она – распустив по плечам волосы, рука об руку с Джимом – бежала босиком по жаркому песку.

Письмо от Джимми

«Порою кажется, – думала она, моя посуду на кухне, – что у всех без исключения мужчин что-то неладно с мозгами. А может, они вообще законченные психи, и об этом знают все женщины, кроме меня. Просто никто никогда не говорил мне об этом – ни мама в детстве, ни соседка по комнате в молодости, – а сейчас знакомые женщины не говорят, будучи уверены, что я и так в курсе».

– Я получил письмо от Джимми, – сказал он, разворачивая салфетку.

«Наконец-то, – подумала она. – Наконец-то Джимми прервал молчание и написал тебе. Может, теперь все уладится, и мы снова заживем в мире и согласии».

– И что же он пишет? – поинтересовалась она.

– Не знаю, – сказал он, – я не читал.

«Черт возьми!» – подумала она, предугадывая дальнейшее, но вслух ничего не сказала. Ждала продолжения.

– Думаю отослать его обратно, не вскрывая.

«Могла бы сразу догадаться, – сказала она себе. – А вот я не вытерпела бы и пяти минут над запечатанным конвертом. Я могла бы разодрать его на клочки и отправить назад в таком виде или попросить кого-нибудь сочинить от моего имени язвительный ответ, но я и пяти минут не вытерплю, просто оставив конверт невскрытым».

– Сегодня я обедал с Томом, – сказал он так, словно предыдущая тема была уже исчерпана.

«Как будто письма и не было вовсе, – подумала она. – Как будто он больше не будет об этом думать. А может, и впрямь не будет? Черт возьми!»

– Наверно, все-таки стоит прочесть письмо, – сказала она.

А вдруг он сейчас так и сделает? Вдруг скажет: «Чего уж там!» – и вскроет письмо. И потом, может быть, уедет к своей матери и поживет там какое-то время.

– Зачем? – спросил он.

«Будь осторожна, не то нарвешься», – сказала она себе.

– Да просто интересно. Любопытно узнать, что там написано.

– Ну так возьми и вскрой сама.

«Даже не думай», – приказала она себе.

– Нет, ну сам посуди, глупо вот так вот злиться на письмо. Злиться на Джимми, это я понимаю. Но не прочесть письма только из вредности – это просто глупо.

«О боже, я назвала его глупым! – опомнилась она. – Я дважды назвала его глупым. Это конец. Если он расслышал, что я назвала его глупым, со мной все кончено, извиняться бесполезно».

– А зачем мне его читать? – сказал он. – Что бы он там ни писал, мне наплевать.

– Я бы все же прочла.

– Ну так открой его.

«Еще чего! Может быть, я стяну письмо у него из портфеля; может, измельчу его, взболтаю с яйцами и завтра подам ему на стол в омлете, но если сейчас я только потянусь к этому письму, он сломает мне руку».

– Да ладно, не так уж мне и интересно, – сказала она.

Пусть думает, что она отступилась; пусть расслабится в своем кресле; пусть лопает лимонный пирог; пусть себе треплется о чем хочет.

– Сегодня я обедал с Томом, – сказал он.

Убирая чистую посуду в шкаф, она думала: «Может быть, он вовсе не прикидывается. А может, он скорее убьет себя, чем вскроет письмо. Может, ему и вправду наплевать, или же он потом доведет себя до истерики, закрывшись в туалете и пытаясь разобрать написанное сквозь конверт. А может, получив это письмо, он буркнул: «Это от Джимми», – бросил его в портфель и думать забыл. Если так, я его прикончу. Я прикончу его и закопаю в погребе».

Позднее, когда он пил кофе, она спросила:

– Ты покажешь его Джону?

«Джон не станет ходить вокруг да около, – подумала она. – Джон сразу его вскроет, как сделала бы я».

– Что показать Джону? – спросил он.

– Письмо.

– А, – сказал он. – Конечно, покажу.

Она возликовала в душе. Стало быть, он действительно собирается показать письмо Джону; хочет сам увериться, что все еще зол на Джимми; хочет, чтобы Джон спросил: «Ты все еще зол на Джимми?» – чтобы ответить: «Да». Должно быть, он собирался поступить так с самого начала. И на радостях она, не сдержавшись, сказала:

– А разве ты не хотел отослать его обратно, не вскрывая?

Он поднял глаза.

– Точно, я и забыл. Так и сделаю.

«Черт меня дернул за язык, – подумала она. – Забыл он, видите ли. И ведь, что самое жуткое, он и правда мог забыть. Просто выкинул из головы, сказал и тут же забыл. Будь это письмо змеей, он бы даже на заметил, как оно его жалит… Погреб сгодится лучше всего, закопаю его там, под лестницей. С расколотой башкой и с этим треклятым письмом в сложенных крест-накрест руках. Оно того стоит – да, оно того стоит».

Лотерея

Утро 27 июня выдалось безоблачным, свежим и теплым, каким оно и должно быть в самый разгар лета; благоухали цветы, сочно зеленела трава. Ближе к десяти часам люди стали собираться на площади между почтовой конторой и банком. В иных местах, где народу тьма-тьмущая, розыгрыш лотереи тянется аж два дня, начиная с 26-го; но в этом поселке всего-то три сотни жителей, и если начать в десять утра, уже к обеду дело будет закончено.

Первыми, как всегда, объявились дети. Школа только недавно закрылась на каникулы, и ученики еще не успели привыкнуть к внезапно обретенной свободе – сбиваясь в стаи, они не сразу начинали играть и резвиться, а по инерции обсуждали школьные дела, учителей, оценки и наказания. Бобби Мартин загодя наполнил карманы камнями, и другие мальчишки тут же последовали его примеру, выбирая голыши покруглее. Все тот же Бобби вместе с Гарри Джонсом и Дикки Делакруа (здесь эту фамилию произносили как «Деллакрой»), не довольствуясь карманными запасами, сложили на углу площади целую кучу камней и бдительно охраняли ее от поползновений сверстников. Девочки держались в сторонке и болтали между собой, исподтишка поглядывая на ребят, а мелюзга копошилась в пыли или жалась к старшим братьям и сестрам.

Вскоре стали подходить мужчины, которые заводили обычные разговоры о посевах, погоде, тракторах и налогах, при этом стараясь не упускать из виду своих отпрысков. Они стояли плотной группой поодаль от кучи камней, и шутки их, на сей раз довольно пресные, сопровождались всего лишь улыбками, но не смехом. Вслед за мужьями подтянулись их жены в домашних платьях и выцветших жилетках. Обменявшись приветствиями и походя посудачив о том о сем, они присоединялись к своим благоверным и подзывали детей, которые шли на зов неохотно, так что его приходилось повторять по нескольку раз. Бобби Мартин увернулся от цепкой материнской руки и, хихикая, снова побежал к заветной куче. Но последовал резкий окрик главы семейства, и Бобби мигом вернулся к родне, втиснувшись между отцом и старшим братом.

Проведением лотереи – как и воскресными танцами, занятиями в подростковом клубе и маскарадами на Хеллоуин – руководил мистер Саммерс, всегда находивший время и силы для общественной деятельности. Этот круглолицый весельчак владел фирмой по торговле углем и был объектом всеобщего сочувствия из-за того, что не имел детей, притом имея жутко сварливую жену. Когда он появился на площади, неся под мышкой деревянный черный ящик, толпа оживленно зашумела.

– Нынче мы слегка припозднились, – сказал мистер Саммерс, взмахом руки приветствуя собравшихся. Его сопровождал почтмейстер мистер Грейвз с трехногим табуретом, который был установлен посреди площади, и мистер Саммерс водрузил на него черный ящик. Люди раздались в стороны, держась на почтительном расстоянии от табурета.

– Кто хочет помочь? – спросил мистер Саммерс, оглядываясь по сторонам. Наплыва желающих не обнаружилось. Наконец от толпы отделились двое – мистер Мартин и его старший сын Бакстер. Их помощь заключалась в том, чтобы придерживать ящик на табурете, пока мистер Саммерс рукой перемешивает билеты.

Исконные лотерейные принадлежности давно канули в Лету, а этот черный ящик начал свою службу еще до рождения Старины Уорнера, нынешнего поселкового патриарха. Мистер Саммерс неоднократно напоминал, что пора бы ящик заменить, но сельчанам не хотелось расставаться с этим – пусть даже вторичным – символом древней традиции. Поговаривали, что при изготовлении этого ящика использовались куски дерева, оставшиеся от его предшественника, который был сделан еще первопоселенцами. Каждый год по завершении лотереи мистер Саммерс поднимал вопрос о новом ящике, и всякий раз этот вопрос благополучно повисал в воздухе. И с каждым годом ящик неумолимо ветшал, да и черным он был уже лишь отчасти – скол на одной стороне обнажил некрашеную древесину, во многих местах черная краска поблекла или покрылась пятнами неизвестного происхождения.

Мистер Мартин и его сын Бакстер крепко держали ящик, а мистер Саммерс продолжал тщательно перемешивать билеты. Многие детали исходного ритуала уже забылись или претерпели изменения; вот и мистер Саммерс внес свою лепту, настояв на использовании бумажных билетов вместо традиционных кусочков дранки, которые, по его словам, вполне годились, когда поселок был еще очень мал, но теперь население перевалило за три сотни и наверняка будет расти дальше, так что дранка скоро уже не поместится в ящике. Накануне вечером мистер Саммерс и мистер Грейвз заготовили билеты и сложили их в черный ящик, который затем был заперт в конторском сейфе мистера Саммерса, чтобы извлечь его оттуда лишь перед самым розыгрышем. В промежутках между розыгрышами ящик хранился где попало: один год он провел в сарае мистера Грейвза, другой – под прилавком почтовой конторы, а в иные годы ему служила пристанищем бакалейная лавка Мартина.

Подготовка к лотерее – дело весьма хлопотное. Прежде всего надо составить списки жителей в строгом порядке: сперва главы родов, потом их женатые сыновья (то есть главы семей), а потом уже прочие члены каждой семьи. По традиции, почтмейстер официально приводил мистера Саммерса к присяге как распорядителя лотереи. Старики еще помнили времена, когда в ходе этой церемонии распорядитель нараспев декламировал нечто вроде ритуального гимна. При этом одни говорили, что он исполнял гимн, стоя на месте, а по словам других, он делал это, обходя по кругу собравшихся. Но из года в год ритуальная декламация сводилась ко все более невнятной скороговорке, а потом и вовсе выпала из обряда. То же касалось и особого приветствия, с которым распорядитель должен был обращаться к каждому тянувшему жребий, – теперь считалось достаточным сказать пару слов, неважно каких. Общительный мистер Саммерс как нельзя лучше подходил для этой роли. Вот и сейчас он смотрелся совершенно на своем месте, в чистой белой рубашке и голубых джинсах стоя возле ящика, небрежно положив на него руку и беседуя о чем-то с мистером Грейвзом и обоими Мартинами.

В тот самый момент, когда они, наконец, прервали беседу, на площадь выбежала запыхавшаяся миссис Хатчинсон и пристроилась с краю толпы.

– Начисто вылетело из головы про сегодняшний день, – призналась она оказавшейся по соседству миссис Делакруа. – Я все думала, что мой старик поленницу складывает на задах двора, а после глянула из окна – вся детвора куда-то запропала, тут-то до меня и дошло, что нынче двадцать седьмое. Ну я и помчалась.

Она перевела дух и вытерла руки фартуком.

– Ты подоспела к сроку, – успокоила ее миссис Делакруа. – Покамест еще только лясы точат.

Миссис Хатчинсон привстала на цыпочки, вытянула шею и разглядела в первых рядах голову своего супруга. Дружески похлопав по руке миссис Делакруа, она стала пробираться сквозь толпу. Люди расступались перед ней, добродушно посмеиваясь; два-три возгласа прозвучали достаточно громко, чтобы их могли услышать впереди:

– А вот и она, легка на помине!

– Эй, Билл, твоя старуха пришлепала!

Наконец она добралась до мужа. Увидев ее, мистер Саммерс весело заметил:

– Мы уж хотели начинать без тебя, Тэсси.

– А ты что ж думал, Джо, из-за вас я брошу посуду немытой? – отшутилась миссис Хатчинсон. В первых рядах раздались смешки; задние меж тем сдвигались поплотнее.

– Ну, пора начинать, – сказал мистер Саммерс, вновь обретая серьезность. – Управимся с этим поскорее, у всех дома дел невпроворот. Еще кого-нибудь не хватает?

– Данбара! – раздались голоса. – Данбара не видать!

Мистер Саммерс справился со своим списком.

– Ага, Клайд Данбар. Он сломал ногу, верно? Кто тянет за него?

– Выходит так, что я, – послышался женский голос, и мистер Саммерс повернулся на звук.

– Значит, жена тянет за мужа. Разве у вас нет взрослого сына, Джейни?

Разумеется, мистер Саммерс, как и все присутствующие, прекрасно знал ответ на этот вопрос, но задать его было формальной обязанностью распорядителя. И он выслушал ответ миссис Данбар, сохраняя на лице выражение вежливого интереса.

– Хорасу пока еще не стукнуло шестнадцати, – со вздохом сказала она. – Так что мне в этот раз тянуть за своего старика.

– Принято, – сказал мистер Саммерс и сделал пометку в списке. – А что там наш юный Уотсон – в этом году дозрел?

Долговязый юнец поднял руку над толпой.

– Тут я. Буду тянуть за себя и за мать.

И, быстро моргая, он вобрал голову в плечи под одобрительные замечания соседей:

– Молодчина, Джек! Теперь у твоей матери надежная опора.

– Похоже, все на месте, – подвел итог мистер Саммерс. – И Старина Уорнер доковылял?

– Знамо дело… – отозвался голос, и мистер Саммерс кивнул.

Мертвая тишина повисла над толпой в ту минуту, когда мистер Саммерс, прочистив горло, снова заглянул в список.

– Все готовы? – спросил он. – Сейчас я буду зачитывать имена – главы родов выходят и тянут бумажку из ящика. Разворачивать и заглядывать в нее нельзя, пока не вытянут все. Понятно?

Присутствующие проделывали это уже много раз и потому слушали инструкции вполуха; большинство стояло неподвижно, облизывая пересохшие губы и не глядя по сторонам. Мистер Саммерс поднял руку над головой и назвал первое имя:

– Адамс!

Из толпы вышел мужчина и остановился перед черным ящиком.

– Привет, Стив, – сказал мистер Саммерс.

– Привет, Джо, – откликнулся мистер Адамс.

Оба выдавили из себя подобие улыбок, после чего мистер Адамс запустил руку в ящик и вытянул свернутую бумажку. Крепко сжав ее пальцами за уголок, он поспешил нырнуть в толпу, где занял позицию чуть поодаль от родных, избегая смотреть вниз, на свою руку с билетом.

– Аллен!.. – продолжил мистер Саммерс. – Андерсон!.. Бентам!..

– Что-то больно быстро летит время между лотереями, – вполголоса заметила миссис Делакруа, обращаясь к миссис Грейвз, которая стояла с ней рядом позади толпы. – Такое чувство, будто прошлогодняя была всего неделю назад.

– Да уж, не успели оглянуться, – согласилась миссис Грейвз.

– Кларк!.. Деллакрой!

– Ну вот и мой старик пошел, – сказала миссис Делакруа и задержала дыхание, пока ее муж тянул билет.

– Данбар! – вызвал мистер Саммерс, и миссис Данбар двинулась к ящику. Женщины провожали ее возгласами: «Вот и она!», «Удачи тебе, Джейни!»

– Теперь наш черед, – сказала миссис Грейвз и стала напряженно следить за тем, как ее супруг, мрачно поприветствовав Саммерса, вытягивает билет. К тому времени в толпе было уже много мужчин, сжимавших в мозолистых руках свернутые бумажки. Миссис Данбар с билетом в руке стояла между сыновьями.

– Харберт!.. Хатчинсон!

– Просыпайся, Билл, – громко сказала миссис Хатчинсон, и люди вокруг рассмеялись.

– Джонс!..

– Слух пошел, будто в соседнем поселке хотят отменить лотерею, – сказал мистер Адаме стоявшему рядом Старине Уорнеру.

– Дурачье набитое! – фыркнул Старина Уорнер. – Ежели эту молодь послушать, так им все не по нутру. Эдак они договорятся до того, чтобы вернуться в пещеры и жить, как покрытые шерстью дикари, лишь бы не работать. Была такая присказка: «Пройдет в июне лотерея – и кукуруза подоспеет». А выйди по-ихнему, так мы скоро будем жрать одни желуди да крапивный супчик. Лотерея была во все времена, – заключил он сердито, – и раньше ее проводили люди не чета сопливому кривляке Джо Саммерсу.

– А кое-где лотерею уже отменили, – сказал мистер Адамс.

– Они еще хлебнут горя из-за этого, – предрек Старина Уорнер. – Молодое дурачье!

– Мартин! – Бобби Мартин впился глазами в своего отца, тянущего билет. – Овердайк!.. Перси!..

– Скорей бы уж закончили, – сказала миссис Данбар старшему сыну. – Скорей бы уж.

– Осталось немного, – сказал сын.

– Как только закончат, беги скажи отцу, – велела миссис Данбар.

Мистер Саммерс назвал собственное имя, шагнул к черному ящику и аккуратно вытянул билет. Следующим в списке значился Уорнер.

– Это уже семьдесят седьмой раз, как я тяну жребий, – прокряхтел Старина Уорнер, двигаясь сквозь толпу, – семьдесят седьмой раз…

– Уотсон!

Долговязый юнец, слегка пошатываясь, стал пробираться вперед.

– Держи хвост трубой, Джек! – подбодрил его кто-то.

– Спокойно, сынок, выбирай не спеша, – сказал мистер Саммерс.

– Цанини!

На этом список закончился, и наступила долгая пауза; все замерли. Но вот мистер Саммерс поднял над головой свой билет и сказал:

– Что ж, приступим.

Еще почти минуту никто не двигался, а затем все бумажки были развернуты. И все женщины разом загалдели:

– Кто это?.. Кому выпало?.. Данбарам?.. Это Уотсоны?..

А чуть погодя по рядам пронеслось:

– Это Хатчинсоны… Билл Хатчинсон… Выпало Биллу…

– Давай бегом к отцу, – сказала миссис Данбар своему старшему.

Все начали озираться в поисках Хатчинсонов. Билл Хатчинсон молчал, ошарашенно глядя на бумажку в своей руке. А затем Тэсси Хатчинсон накинулась на мистера Саммерса с криком:

– Это ты его поторопил! Ты не дал ему подумать перед выбором! Я все видела! Это нечестно!

– Будет тебе, Тэсси, – попыталась урезонить ее миссис Делакруа, а миссис Грейвз добавила:

– У всех были равные шансы.

– Заткнись, Тэсси, – буркнул Билл Хатчинсон.

– Такие вот дела, – сказал мистер Саммерс, обращаясь ко всем. – С этой частью мы управились довольно быстро, теперь надо так же двигаться дальше… Билл, – обернулся он к Хатчинсону, – ты тянул за всех своих. У вас в роду есть еще семьи?

– Есть еще Дон и Ева! – крикнула миссис Хатчинсон. – Пусть они тоже тянут!

– Замужние дочери относятся к семьям своих мужей, Тэсси, – напомнил мистер Саммерс. – Ты это знаешь не хуже меня.

– Это нечестно! – твердила свое Тэсси.

– Все по правилам, Джо, – печально согласился Билл Хатчинсон. – Наша дочка должна тянуть с семьей своего мужа, как оно водится. Других семей в нашем роду нет, только младшие дети.

– Стало быть, ты вытянул жребий сразу и как глава рода, и как глава семьи, – уточнил мистер Саммерс. – Верно?

– Так и есть, – сказал Билл Хатчинсон.

– Сколько у вас детей, Билл? – задал формальный вопрос мистер Саммерс.

– Трое, – сказал Билл Хатчинсон. – Билли-младший, Нэнси и малыш Дэйв. И еще мы с Тэсси.

– Понятно, – сказал мистер Саммерс. – Гарри, ты приготовил их билеты?

Мистер Грейвз молча кивнул и показал бумажки.

– Тогда брось их в ящик, – распорядился мистер Саммерс. – Возьми билет у Билла и брось туда же.

– А я считаю, надо начать заново, – гнула свое миссис Хатчинсон, стараясь не сорваться на крик. – В первый раз получилось неправильно, ты не дал ему спокойно выбрать. Все это видели.

Тем временем мистер Грейвз опустил пять свернутых бумажек в ящик, предварительно высыпав из него на землю все остальные билеты. Их сразу подхватил и начал разносить по площади легкий ветерок.

– Да послушайте вы меня! – призывала миссис Хатчинсон остальных.

– Ты готов, Билл? – спросил мистер Саммерс.

Билл Хатчинсон, быстро взглянув на жену и детей, кивнул.

– Не забывайте, билеты нельзя разворачивать, пока не закончат тянуть все члены семьи, – сказал мистер Саммерс. – Гарри, помоги малышу Дэйву.

Мистер Грейвз взял мальчика за руку, и тот послушно двинулся с ним к черному ящику.

– Вытяни бумажку из ящика, Дэйви, – сказал ему мистер Саммерс.

Дэйв сунул руку в ящик и засмеялся.

– Только одну бумажку, Дэйви… Вот так. А теперь, Гарри, возьми у него билет и держи на виду неразвернутым.

Мистер Грейвз разжал детский кулачок и забрал бумажку. Малыш Дэйв остался стоять подле него, с интересом взирая на происходящее.

– Теперь Нэнси, – сказал мистер Саммерс.

Девочка лет двенадцати вышла вперед, на ходу оправляя юбку, школьные подруги внимательно следили за тем, как она двумя пальчиками достает билет из ящика.

– Билли-младший, – сказал мистер Саммерс.

Билли – мосластый, неуклюжий и красный как рак – едва не опрокинул ящик, вытягивая свой билет.

– Тэсси, – сказал мистер Саммерс.

Миссис Хатчинсон помедлила, с вызовом глядя по сторонам, а потом, сжав губы, направилась к ящику, выхватила билет и сразу убрала руку за спину.

– Билл, – сказал мистер Саммерс.

Билл Хатчинсон подошел к ящику, долго в нем шарил и наконец извлек на свет последнюю бумажку.

Люди затихли. Кто-то из девчонок прошептал: «Только бы не Нэнси», – и шепот услышали все стоявшие на площади.

– Не так оно бывало в прежние времена, – громко заметил Старина Уорнер. – Эх, измельчал народишко.

– А сейчас разверните свои билеты, – скомандовал мистер Саммерс. – Гарри, сделай это за малыша Дэйви.

Мистер Грейвз развернул бумажку и поднял ее. По толпе пронесся вздох облегчения, когда все увидели, что листок чист. Нэнси и Билли-младший развернули свои билеты одновременно и, просияв, замахали ими над головами.

– Тэсси, – сказал мистер Саммерс. Повисла пауза. Тогда мистер Саммерс перевел взгляд на Билла, и тот, развернув свою бумажку, показал ее всем. Билет был чист.

– Это Тэсси, – сказал мистер Саммерс приглушенным голосом. – Покажи нам ее бумагу, Билл.

Билл Хатчинсон шагнул к жене и силой отобрал билет. В центре развернутого листа обнаружилась черная метка, которую накануне вечером мягким карандашом намалевал мистер Саммерс. Билл высоко поднял бумажку, толпа загудела и пришла в движение.

– Ну вот и разобрались, – подытожил мистер Саммерс. – Теперь давайте поскорее с этим покончим.

Пусть жители порядком подзабыли ритуал и утеряли изначальный черный ящик, зато про камни не забыл никто. Мальчишки приготовили целую кучу, да и вокруг на земле валялось множество камней, меж которыми трепыхались на ветру уже ненужные лотерейные билеты. Миссис Делакруа остановила выбор на булыжнике таких размеров, что сумела поднять его только двумя руками.

– Чего ты там возишься? – обратилась она к миссис Данбар. – Пошевеливайся.

Миссис Данбар тем временем набрала полную горсть мелких камней. Она распрямилась и сказала, отдуваясь:

– Я что-то уже подустала. Давай, ты начнешь, а я поддержу.

Ребятня давно держала свои камни наготове. Кто-то всучил несколько камешков и малышу Дэйви.

Тэсси Хатчинсон стояла теперь одна в центре круга и умоляюще протягивала руки к односельчанам. А круг смыкался все плотнее.

– Это неправильно, – сказала она.

Первый камень попал ей в голову чуть выше уха.

– Ну-ка дружнее! Ну-ка все вместе! – подбадривал толпу Старина Уорнер. Теперь ближе всех к жертве оказались Стив Адамс и миссис Грейвз.

– Так не должно быть! Это неправильно! – крикнула миссис Хатчинсон.

И камни полетели градом.