Текст книги "Замужество Изабель"
Автор книги: Шейла О'Фланаган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
– Ты не будешь возражать, если я приму душ? – спросила я.
Он мельком поднял на меня глаза.
– Пожалуйста.
Я отправилась в ванную комнату и долго плескалась под душем. Когда я вернулась в гостиную, Нико с интересом просматривал какие-то брошюры.
– Пожалуй, я пойду на работу, – сказала я. Сегодня была пятница, и на работе меня никто не ждал, но я решила, что лучше будет пойти.
– Хорошо, – ответил Нико. – У меня тоже сегодня встреча с клиентами.
– Спасибо за чудесный ужин вчера вечером.
– Не стоит. – Он едва оторвался от своих брошюр.
– Ты мне позвонишь?
– Сегодня я играю в "Дон Кихоте". Может, завтра? – Он перевернул страницу в одной из брошюр.
– Хорошо, завтра. – Я подхватила свою сумку. – Поеду на метро.
Он встал.
– Я бы тебя подвез, Изабелла, но, к сожалению, я уже опаздываю.
– Ничего.
Он слегка улыбнулся.
– Желаю тебе удачного дня.
– И тебе, Нико.
Он поцеловал меня в щеку.
– Я позвоню, – пообещал он.
Внезапная холодность Нико меня несказанно уязвила, точно так же как факт существования бывшей подружки. Я сама не понимала, что меня так сильно опечалило. И понятия не имела о том, что делать дальше. И даже не знала, чего хотеть, чтобы приложить усилия к воплощению этого "дальше".
В пятницу вечером я сидела на балконе своей мадридской квартиры и слушала звуки города: шелест автомобильных шин, резкий рев клаксонов, людские голоса. Зайдя в комнату, я достала из сумки документы по конференции и попыталась вникнуть в расписание семинарских занятий, в списки организаторов конференции, в списки предоставляемых отелем услуг, в программы занятий "на дому", в развернутые планы лекций специалистов.
Кипы бумаги лежали у меня на коленях, но я даже не пошевельнулась, когда полились дурацкие слезы, так что буквы запрыгали перед глазами, и больше уже я ничего не могла прочитать.
На следующее утро очень рано зазвонил телефон, так что я вскочила, как ошпаренная, так и не отдохнув после короткого и беспокойного сна, в который провалилась после долгих верчений и вздохов. Сильно болела голова.
– Алло! – прохрипела я в трубку.
– Изабель? Это ты?
– Алисон. – Я несколько раз моргнула и посмотрела на часы. – В субботу, в девять часов утра – что-то на тебя не похоже.
– А у нас только восемь, – взволнованно сказала она. – Но у нас несчастье. Вчера вечером умерла бабушка.
– Что? – беспомощно заморгала я. – А что случилось?
– По всем признакам сердечный приступ. Похороны в понедельник.
– Я буду. Как мама?
– Ничего, держится. Отец сделал ей успокоительное питье, и она сейчас спит. Просто не могу поверить, что бабушка умерла! – Голос у нее задрожал. – Только что была жива – и вдруг, через минуту, ее уже нет. Это просто в голове не укладывается.
– Я позвоню тебе попозже.
Бабушка Бехан была маминой мамой. Мы не особенно часто с ней виделись. А вот в детстве проводили с ней много времени, хотя она мало напоминала классическую сказочную бабушку – толстенькую, гостеприимную старушку с седыми волосами и в очках. Наша бабушка была худой и угловатой женщиной, она не играла с нами в салочки на заднем дворе, не разрешала устраивать в своем доме шумные игры. Гренни Бехан относилась к нам как к маленьким взрослым, и когда мы приходили к ней домой, то именно так себя и вели. Но если с нами случалось что-то нехорошее, если мы падали или начинали драться или если матери нужно было уйти из дома по каким-то делам, то бабушка тут же оказывалась рядом, всегда готовая помочь или с нами посидеть.
– Ужасные дети, – строго говорила она, но в ее глазах было столько доброты, что эта строгость совершенно нас не пугала. Бабушка перевязывала нам болячки, убеждала прекратить дурачиться, утирала нам слезы, давала рассматривать картинки в энциклопедии.
Жаль, что в последний свой приезд в Ирландию я к ней не зашла. Целиком погруженная в собственный мирок, я просто про нее забыла. И теперь уже было поздно об этом сожалеть. Я бросилась к телефону. Мне надо было срочно поговорить с Нико. Он все поймет. Он всегда меня как-то хорошо понимал и успокаивал. Но в трубке слышались только монотонные длинные гудки. Нико не было дома.
Глава 28
ПЛАЧУЩАЯ ЖЕНЩИНА
(Пабло Пикассо, 1937)
День был солнечным и безоблачным, легкий ветер шелестел листвой кладбища, и пока мы молились за упокой души бабушки, я поплотнее запахнулась в свой хлопчатобумажный жакет.
Мать первая бросила на крышку гроба комья глины, послышались глухие, щемящие душу удары. Мы отвернулись и медленно пошли к своим машинам.
– Она прожила долгую жизнь, – позже говорила мать, разливая чай и подавая гостям сэндвичи. – И ушла из жизни легко и быстро.
Люди всегда так говорят. Впрочем, возможно, они и правы.
– Жаль, что я не успела ее повидать, – говорила Рейчел, подавленная и бледная, совершенно не похожая на себя саму в обычном жизнерадостном настроении.
– Она знала, что ты про нее думаешь, – успокаивала ее мать.
– Ничего я не думала! – Рейчел сокрушенно помешивала чай. – Я вообще про нее забыла!
– Разумеется, тебе казалось, что ты забыла, – рассудительно вразумляла ее мать. – Но в подсознании у тебя она постоянно присутствовала. Люди мысленно никогда не расстаются со своими родственниками.
Мать всегда беспрекословно верила в семейные связи и была неутомимым защитником семьи. Когда Рейчел, плача, ушла в сад, мать пробормотала ей вслед: "Все драматизирует!", а потом переключила свое внимание на меня.
– Выпей это, – сказала она, передавая мне чашку чая. – У тебя совершенно потерянный вид.
– Голова болит, – отговорилась я.
– Прими что-нибудь.
– Уже приняла.
Мать внимательно на меня посмотрела.
– С тобой все в порядке?
– В порядке, – пожала плечами я. – Просто устала.
– Ты слишком много работаешь.
– Да нет, не слишком. – Я вымученно улыбнулась. К нам подошла соседка, которая убедила мать немного отдохнуть и самой выпить чаю.
– А я пока позабочусь о гостях, – сочувственно проговорила соседка.
Мать тоже вышла в сад и села рядом с Рейчел. До чего же они похожи, думала я, глядя, как они сидят рядом, плечом к плечу. Только у матери в волосах больше седины. Но у обеих те же черты, то же выражение лица, та же манера во время разговора слегка приподнимать бровь. Ничего не поделаешь – семья…
Словно перехватывая эстафету, соседка тут же пристала ко мне. "Странно, почему у них у всех в запасе один и тот же дежурный набор вопросов? – думала я с тоской. – О работе, о том, хорошо ли я провожу время, о друзьях и есть ли у меня кто-то особенный на примете". Разумеется, есть, подумала я, злясь на соседку, только Нико не ответил в субботу на мой звонок. А бежать к нему домой и ломиться в его квартиру мне не хотелось.
– Попадаются время от времени, – уклончиво ответила я.
– Как хорошо быть молодой, когда мужчины так и пляшут вокруг тебя и штабелями укладываются у ног! – провозгласила соседка.
– Не знаю, может быть.
Ее расспросы решительно становились мне в тягость.
– Не лги мне, Изабель Кавана! – рассмеялась соседка. – Я по глазам вижу, что у тебя кто-то есть!
Я снова улыбнулась, но у меня было такое чувство, словно я вот-вот упаду в обморок. "Почему они все не оставляют меня в покое? – обреченно думала я. – Почему не дают мне хоть немного побыть одной?"
– Изабель!
Ко мне быстрыми шагами приближался Ян. Извинившись, он увел меня от соседки, за что я ему была несказанно благодарна.
– У тебя был совершенно затравленный вид, – сказал он.
– Спасибо.
– Однако ты такая бледная!
– Голова болит, вот и все.
– Это кошмарное мероприятие кого угодно доведет до головной боли. – Он осмотрелся. – Столько народу! Кто бы мог подумать, что у бабушки было столько знакомых!
– Не думаю, что все это ее знакомые, – возразила я. – Большинство людей – это знакомые матери. Они пришли ее поддержать, выразить свои соболезнования.
– Поддержать! – фыркнул Ян. – В чем заключается их поддержка? В поедании сэндвичей и питье чая? Или виски? – Некоторые мужчины в гостиной действительно заливали в себя изрядные порции виски.
– Почему бы и нет? – снова возразила я. – Они пришли на похороны. Может, у них сегодня были совершенно другие планы, и они ни сном ни духом не ведали, что попадут сюда? Мы просто обязаны их хотя бы накормить и напоить.
– Что-то ты стала слишком рассудительная, – сказал Ян. – Или, может быть, ты уже стареешь?
– Заткнись! – Я дружелюбно ткнула его в плечо, в ответ он столь же дружелюбно обнял меня за плечи.
Подружка Яна Хани пришла только на мессу, а потом быстро вернулась на работу, объяснив, что никто ее там сегодня подменить не сможет. Они с Яном снова были вместе.
– Мне показалось, что я не могу без нее жить, – объяснил мне Ян. – Что-то в ней есть такое особенное, Иззи.
– Ноги до ушей – вот что в ней особенное, – поддразнила я его.
Алисон и Питер сидели рядышком – склонив друг к другу головы и погруженные в собственный мирок – и выглядели в таком состоянии совершенно естественно… Словно были созданы друг для друга.
– Ты уверена, что с тобой все нормально? – спросил Ян.
– Господи, Ян, когда наконец люди перестанут задавать мне этот дурацкий вопрос? – спросила я со вздохом.
– Мать говорит, что в Мадриде тебя заездили, как рабыню на плантациях.
– Что она знает об этом? – воскликнула я. – И к тому же меня не заездили. Мне самой нравится работать.
– А Алисон говорит, что у тебя есть бойфренд.
– И есть, и нет…
– Значит, ничего серьезного?
Я с ужасом взглянула на брата. Раньше мы с ним никогда не обсуждали личную жизнь. Я всегда считала его слишком юным для таких обсуждений. Конечно, свое отношение к Тиму он высказывал всегда: сперва симпатизировал ему, а потом – солидарно с Алисон – предупреждал меня против его непорядочности.
– Ничего, – я решила не вдаваться в объяснения.
– Но ты такая грустная!
– Господи, Ян, мы же на похоронах! Здесь и положено быть грустной.
– Ничего подобного. Посмотри кругом. Народ смеется и рассказывает друг другу смешные истории.
– Ты ужасный тип!
Но в сущности он был прав. Под влиянием виски ли или чего другого, но люди чувствовали себя совершенно свободно, улыбались, даже шутили понемногу. Мать оживленно беседовала с Рейчел, та подкрепляла свои доводы энергичной жестикуляцией.
"Почему же я чувствую себя, словно замороженная изнутри? – думала я. – Почему мне хочется пойти в свою комнату, броситься на постель и завернуться, как в детстве, с головой в одеяло?" Наверняка эта боль, неописуемая, необъяснимая боль, осталась у меня, как отголосок детского ужаса перед смертью, думала я, и ей не место в жизни тридцатилетней женщины.
Преуспевающей, кстати сказать, женщины.
Женщины, которую некому обнять, шептал мне изнутри какой-то другой голос, как обнимает Питер свою Алисон. Женщины, которой некому довериться, как доверяет Ян своей Хани…
Не будь идиоткой, злобно одернула я себя. Ты независимая женщина. Замужество больше не является целью твоей жизни. И если тебе так уж хочется поцелуев и объятий, то позвони Тиму Мэлону прямо сейчас. Он будет счастлив сослужить тебе такую службу. Тебе даже не придется его об этом просить!
Вокруг продолжали шуметь людские голоса, но я себя чувствовала словно меня заперли в собственном мирке, отделили непроницаемой стеной от всех остальных. Я разговаривала с людьми, которых очень давно не видела: с соседкой, с владелицей мясного магазина в Сутоне, где мать и бабушка покупали продукты, с преподавательницей вечерних курсов по английской литературе, которые посещала бабушка. Я даже не знала, что бабушка в семьдесят семь лет ходит на такие курсы. Чему она могла там учиться? Но преподавательница сказала, что бабушка была замечательной ученицей – неутомимой, заинтересованной, остроумной, заражающей весь класс своей энергией.
Какая же я дура, что тоскую по ней сейчас, думала я, споласкивая чашки и блюдца на кухне и расставляя их на сушилке. Я налила себе "Южного комфорта". Это я познакомила бабушку с "Южным комфортом". Лет пять или шесть тому назад. И он ей понравился. Я проглотила сладкую жидкость и позволила ей себя согреть.
Мне очень хотелось уйти. Я очень устала от такого количества людей вокруг. Мне необходим был покой.
– Иди, я тебя прикрою, – сказал Ян, когда я пожаловалась ему на свое состояние. – И с матери глаз не спущу.
– Спасибо.
– У тебя правда страшно усталый вид. А завтра вечером тебе уже лететь в Испанию.
Я из последних сил улыбнулась.
– Ну и что? Я женщина реактивная. Перелеты, переезды – это как раз для меня!
– Иди выспись, реактивная женщина! Я матери не скажу, что ты ушла!
И я пошла домой. Дорога шла по берегу моря, дул сильный бриз. Меня едва не сбили с ног какие-то подростки на роликах, которые неслись со страшной скоростью по велосипедной трассе. В Ретиро-парке дети на роликах больше любят разные замысловатые прыжки и повороты, нежели скорость. Но и эта мысль меня не вдохновила. Мне нестерпимо хотелось спать, и с каждой минутой чувство отделенности от внешнего мира во мне только нарастало.
Но и дома я не могла уснуть. Ворочаясь на кровати, я мысленно считала корабли на горизонте, сперва до ста, потом до тысячи, но сон все равно не шел. Я пыталась дышать медленно и ровно, но только спровоцировала этим приступ кашля. Я зарылась с головой в подушку, но все равно слышала громкое чириканье птиц за окном и детский смех.
Наконец я встала и спустилась вниз. Посидела в саду. Выполола пару сорняков. Потом вернулась в дом и позвонила Тиму на работу.
– Алло! – услышала я в трубке голос Тима, после того как его подозвала к телефону секретарша.
– Привет, Тим.
– Изабель! Как я рад тебя слышать, Изабель!
– Я тебя тоже, Тим.
– С тобой все в порядке? У тебя такой странный голос.
– Я дома, прилетела на похороны бабушки.
– О Изабель! Какое несчастье!
Мы поговорили немного о бабушке.
– Ты надолго? – спросил он.
– До завтрашнего вечера.
– Мало для такого события.
– Большего я не могла себе позволить.
– У тебя усталый голос, – констатировал Тим.
– Так оно и есть.
– Ты где?
– Дома.
– Хочешь куда-нибудь пойти?
Я заколебалась, не зная, что ответить.
– То есть я хотел спросить, ты не хочешь со мной встретиться? – поправился он.
– Да.
– Хочешь, я к тебе приеду, или, может быть, ты приедешь в город?
Я сама не знала, чего я хочу.
– Пожалуй, я приеду, – сказал Тим. – По всей видимости, ты в шоке.
– Ни в каком я не в шоке, – ответила я. – Это же моя бабушка, а не мать или отец.
– Все равно. Я буду у тебя через полчаса.
Через полчаса. С похорон через полчаса никто не вернется. Я вымыла лицо и навела кое-какой марафет. Встречать Тима с таким изможденным лицом мне явно не хотелось, хотя ситуация не предполагала никакой яркости, разве что немного терракотовых теней и бесцветной туши. Я ждала у окна в гостиной и, когда увидела его машину, тут же вышла навстречу.
– Привет, – сказал он, заключая меня в объятия.
– Привет. – Я склонилась к его плечу. Вот он тот покой, которого я так искала. Который был так мне необходим.
– Пойдем, – сказал Тим.
Он привез меня к горе Хаут и припарковался на самой вершине. По дороге мы молчали, он не пытался меня ни о чем расспрашивать.
– Здесь прохладно, – сказал он, когда мы вышли из машины. – Надень это. – И он накинул мне на плечи свою кожаную куртку.
– А ты?
– А у меня свитер. – Он улыбнулся. – Кроме того, я мужчина. Мы не должны чувствовать холода.
Мы шли наобум через заросшие дроком и вереском поляны, потом сели на камень, с которого открывался вид на море.
– Потрясающе, не правда ли? – Слова Тима относились и к сверкающей вдалеке водной глади, и к яркому голубому небу, и к золотым цветочкам вокруг нас, и к планирующим над нашими головами чайкам.
– Да.
– Гораздо красивее, чем в Испании.
– Там все по-другому.
– Ты скучаешь в Испании по всему этому?
– По чему?
– По морю. По его запаху, вкусу, по всему.
– Тим! Все это сплошная лирика.
– Просто я люблю море, – как будто обороняясь, сказал он. – Терпеть не могу жить в глубине континента.
Мне стало смешно.
– Я тоже люблю море, – сказала я. – Только не делаю из этого трагедии, как большинство здешних людей. К тому же я плохо плаваю, не умею управлять яхтой или моторной лодкой.
– Но все-таки согласись, странно жить в Мадриде и знать, что море от тебя далеко-далеко.
– Если подняться на королевский замок, то можно охватить взглядом весь город, – сказала я. – В жаркий день воздух над ним дрожит и мерцает, так что можно себе вообразить, будто это море.
– Ну, это не одно и то же.
– Конечно, нет.
– А какими еще способами ты себя обманываешь в Мадриде?
– Что?
– Извини. – Но ни малейших признаков раскаяния в его голосе я что-то не услышала.
– Не нападай на меня, Тим. Я не в настроении. Он обнял меня.
– Я и не собирался на тебя нападать.
Я прильнула к нему и закрыла глаза. Относительно моря он был прав. Я очень тосковала без него. Я тосковала по всем местам, в которых мне доводилось жить, знакомым с детства, родным. Здесь я выросла, узнала взрослую жизнь, здесь каждый дом, каждая травинка были наполнены для меня особым значением. Мадрид – это всего лишь убежище после побега. Да и стал ли Мадрид убежищем?
– Как тебе мои послания? – спросил Тим.
– Очевидно, тебе пришлось постараться, чтобы посылать мне стихи, – лениво пробормотала я.
– Ты меня вдохновляла.
– Не глупи.
Но слушать такое все равно было очень приятно. Меня мучили сомнения, действительно ли он меня любит. По некоторым признакам, да, любит, но уверенности никакой, подумала я про себя. С Тимом никогда ни в чем нельзя быть уверенной.
– Я люблю тебя, Изабель. – Он словно прочитал мои мысли. – По правде, люблю.
Мы целовались – медленно, осторожно, словно впервые в жизни. Он гладил меня по волосам, нежно проводил пальцами по щекам.
– Я хочу, чтобы ты была со мной. – Он слегка отстранил меня от себя. – Хочу исправить ошибку.
Я встала. Порывы ветра едва не сбили меня с ног. Тим вскочил, подхватил меня под руки, не позволил упасть.
– Ты думаешь, я такая хлипкая?
– Не знаю, какая ты, хлипкая или нет, но я говорил тебе совершенно серьезно, Изабель. Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Вид у него действительно был очень искренний и серьезный. Он был рядом, когда мне его так не хватало. Он понимал, что я чувствую.
– С чего бы это?
– Потому что мы созданы друг для друга.
Я посмотрела ему в глаза.
– Я очень по тебе тосковал, Изабель.
– Ты встречался с другими женщинами? Он как-то съежился, отвел взгляд.
– То есть это не так важно, – поспешно поправилась я. – Я и сама встречалась с другими. Просто мне хочется знать.
– Несколько раз, – ответил он. – Только они в моей жизни ничего не значили.
– А они об этом знали?
– Что?
– Ничего.
– Мы с тобой хорошая команда, Изабель. И я думаю, что мы сможем заставить ее работать.
Я отвернулась от него, некоторое время смотрела на море.
– А что, если тебе снова все это покажется слишком?
– Не покажется.
– Откуда ты знаешь.
– Знаю, и все.
Вода внизу искрилась бликами солнца.
– Ты уверен?
– Разумеется.
– Мне придется искать здесь работу, – задумчиво произнесла я.
– Ты можешь рожать и воспитывать детей, если тебе так хочется.
– Тим! – От его слов мне стало не по себе. – Я никогда не хотела выйти за тебя замуж только для того, чтобы рожать детей!
– Но ведь ты же хочешь их иметь?
– Хочу. – Я вспомнила черноглазых херувимчиков Габриэлы.
– И я хочу, – сказал Тим. – Я много об этом думал. Раньше, когда ты об этом говорила, мне становилось еще более невмоготу. Но сейчас все по-другому.
– Ой ли, Тим?
– Абсолютно по-другому, – твердо повторил он. – Я считаю, что буду хорошим папашей. Классно смогу играть в компьютерные игры, например.
Я рассмеялась.
– Многообещающее утверждение.
– У нас будут замечательные дети, – уверенно сказал он.
Тим словно возвращал меня к жизни. К той, которая всегда казалась мне идеальной. Мне очень захотелось ему поверить. Вернуть все в прежнее нормальное русло.
– Хорошо, – сказала я.
– Хорошо что?
– Хорошо, я за тебя выйду.
– О Изабель! – Он стиснул меня с такой силой, что едва не выдавил из меня весь воздух. Мне пришлось прибегнуть к помощи ингалятора.
Вечером я ничего не сказала своим домашним. Им было сейчас не до того. Но на следующее утро я со всех ног бросилась к своему жениху.
– Надеюсь, с ним все в порядке, – сказал он и вытащил из кармана голубую бархатную коробочку.
– Тим! – Я осторожно ее открыла. Там лежало мое сверкающее обручальное кольцо. То самое.
– Я его почему-то сохранил, – смущенно объяснил он. – Мне не хотелось возвращать его в ювелирный, и я… – Он не договорил.
– Подумал, что когда-нибудь оно пригодится, – договорила за него я, любуясь сверканием камня на своем пальце.
– Нет, не то.
– Не хранил же ты его для меня?
– Я сам не знаю, для кого я его хранил, – честно признался он.
Мне стало очень весело.
– Чудесное кольцо! Оно было чудесным два года назад и осталось таким же чудесным сегодня.
– Ничего более подходящего я не смог придумать. Сперва меня грызли сомнения, а правильно ли дарить тебе то же самое кольцо, но потом я решил, что если тебе не понравится, то ты снова бросишь его мне в лицо и мы снова начнем выяснять наши отношения.
– Я никогда не бросала его тебе в лицо! – смеялась я.
– Но наверняка очень хотела.
– Может быть.
Он поцеловал меня.
– Сейчас мне нужно вернуться на работу. Конечно, это не самое лучшее поведение в день нашей второй помолвки, но у меня горящий проект, и Грег не отвяжется от меня до тех пор, пока мы его не закончим.
– Хорошо. – Я не собиралась ему возражать. – Ты проводишь меня в аэропорт сегодня?
Он на секунду заколебался.
– Не бери в голову, если ты не можешь.
– Да нет, мне бы хотелось, только в какое время?
– В четыре.
– Хочешь, чтобы я заехал за тобой домой? – Он посмотрел на меня с тревогой.
– Я им все расскажу, – сказала я. – Нам все равно придется через это пройти.
– Какая жалость, что тебе приходится сегодня возвращаться! – раздраженно заметил он. – Мы могли бы все как следует обсудить. И все организовать.
– Ты говоришь – ну прям как я раньше!
– Туше!
– Но ты прав: мы решили, ничего как следует не обдумав.
– Нам и не надо ничего обдумывать, – твердо сказал он. – Мы поженимся сразу же после того, как ты уладишь в Мадриде все свои дела. Как ты думаешь, зимняя свадьба – это хорошо?
– Воображаю себя в белом платье и с гусиной кожей! Не слишком привлекательная картина!
– Ты привлекательна в любое время года, – заверил меня Тим. – По-моему, лучшее, что я могу сделать, это приехать в Мадрид через несколько недель, помочь тебе упаковать вещи и все такое. Просто устроить нам предсвадебный отпуск! Вот тогда мы все и обсудим.
– Хорошо. – Я была счастлива переложить все решения на него.
Он снова меня поцеловал.
– А сейчас мне надо идти, Изабель. Мне очень жаль! Но в четыре я за тобой заеду.
– А я пока огорошу счастливой новостью домашних.
– Не расстраивайся так по этому поводу!
– Я не расстраиваюсь. Я очень, очень счастлива!
Мать сидела на кухне и просматривала открытки с выражением соболезнования, которыми запрудили наш почтовый ящик соответствующие инстанции. Мне такая назойливость казалась абсолютным нахальством, но матери, судя по всему, она давала возможность сосредоточиться. Когда я вошла, она начала декламировать стихи вслух.
– Я понимаю, что выбрала не лучшее время, – начала я, садясь рядом с ней. – Но у меня новости.
– Новости? Какие новости? – Глаза ее все еще блуждали где-то не здесь.
– Хорошие, – веселым голосом сообщила я.
– Я справлюсь и с хорошими новостями. – Она перетасовала открытки, как игральные карты.
– Я выхожу замуж.
Она молча смотрела на меня.
– Я помолвлена.
– Помолвлена? А с кем ты помолвлена?
Я нервно облизала губы.
– Не прикидывайся сумасшедшей.
– Я не сумасшедшая.
– С Тимом Мэлоном.
– Что? – Она словно не расслышала.
– Я знаю, что вы все собираетесь мне сказать по этому поводу, и вы, безусловно, правы, – зачастила я. – Но у меня перед вами свои долги. Я встретилась с Тимом, когда приезжала на свадьбу Жюли. – Тут я рассказала ей историю наших встреч. – Мы поняли, что все еще любим друг друга и хотим пожениться.
Но почему я говорила все это так вызывающе? С таким надрывом?
– Ну, если тебе этого хочется, Изабель… – Взгляд ее прояснился, перестал быть таким блуждающим.
– Мне этого хочется.
– А как же твоя работа в Испании? Ты говорила, что она тебе нравится. И к тому же у тебя в Мадриде, кажется, есть друг?
"Изабелла, нежная моя", – снова услышала я знакомый голос. Но в нужный момент его не оказалось рядом со мной. И с чего бы это вдруг матери приспичило с таким энтузиазмом защищать мою жизнь в Испании?
– Друг не очень серьезный, – заверила ее я. – И хотя я действительно люблю свою работу, но мне нужно подумать о будущем. А это будущее не в Мадриде, мам. Оно здесь. Мне нужно жить своим домом и создавать собственную семью. Вот что мне сейчас нужно.
– И ты считаешь, что будешь с ним счастлива?
– Считаю.
– Ты и раньше так думала. – Она устало взглянула на меня.
– Тогда все было неправильно. – Я обняла ее и зарылась носом в ее шею. – А сейчас мы все исправили.
– Для меня самое главное, чтобы ты была счастлива. – Глаза ее наполнились слезами. – Это так важно, Изабель! – Постепенно она начала всхлипывать, потом рыдать. Она оплакивала одновременно свою мать и мое неуместное решение, и в этот момент я чувствовала себя более взрослой, чем даже она.
Тим позвонил ровно в четыре. По виду он сильно нервничал.
– Входи. – Я широко распахнула перед ним дверь.
– А твой отец не стоит где-нибудь с молотком?
Я покачала головой.
– Родители на кухне. Ян и Алисон на работе.
– Не могу сказать, что очень соскучился по Алисон, – пробормотал он.
– Да чего ты так боишься? – Я стиснула его руку. – Она тебя не съест.
– Я в этом не уверен, – мрачно заметил он. Мы прошли на кухню.
– Здравствуйте, мистер Кавана. Миссис Кавана.
– Здравствуй, Тим. – Отец встал со своего места. – Вот уж не ожидал снова увидеть тебя в своем доме.
– Если честно, то я тоже не ожидал, – откровенно признался Тим. Вид у него был совершенно мальчишеский. – Но я рад, что одумался и что Изабель меня поняла.
– Надеюсь, ей не придется проявлять слишком много понимания?
– Не придется. – Мой жених вел себя исключительно корректно. – Надеюсь, все наши трудности уже позади, и я жду не дождусь, когда мы снова с ней соединимся.
– Не обижай ее снова, Тим, – грубовато сказал отец.
– Ни за что, – заверил его Тим.
– Вы собираетесь пожениться? – Мать уже задавала мне этот вопрос.
– Все упирается в Изабель, – ответил Тим. – Она должна уладить дела в Испании, а потом сказать "да". Я-то давно сказал "да". Но торопить ее я не собираюсь.
– Надо полагать, вы поступили правильно. – Мать лукаво осмотрела нас обоих.
– Я совершенно уверен, что правильно, – подтвердил Тим.
– Нам пора идти. – Я подхватила свою сумку. – А то еще опоздаем на рейс.
Я поцеловала на прощание родителей, и мы с Тимом заторопились к машине.
– Какой-то кошмар, – пробормотал он, когда мы уже ехали.
– Что ты имеешь в виду?
– Эта встреча. Я боялся, что твой отец меня убьет.
– Он не такой страшный, как тебе кажется, – засмеялась я.
– Кто знает? – неопределенно провозгласил Тим. – Он, очевидно, во всем винит меня.
– А кого же еще?
– Ну вот видишь. – Говорил он это с улыбкой. – Я так и знал, что ты меня все еще винишь.
Как приятно было сознавать, что есть человек, который меня провожает, целует на прощание, жалеет, что я уезжаю. Как приятно было чувствовать тепло его объятий, высматривать его силуэт среди других провожающих в аэропорту. Знать, что он меня ждет.
Пожалуй, это было самое главное: он меня снова ждет.
