Текст книги "Офсайд (ЛП)"

Автор книги: Шей Саваж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Возможно, Шекспир сказал бы, что я «претерпел спасение души и тела»⁵⁶. По крайней мере, думаю, Николь могла бы быть моим спасением.

Но что если она этого не хотела?

Глава двенадцатая
ТРЕНИРОВКА

Сняв обувь и носки, я забрался в кровать Николь и положил голову на ее подушку. Казалось, еще до того, как она легла рядом, ее запах, окруживший меня, уже успокоил мои нервы. Как только она оказалось под боком, я снова обнял ее за талию, и в мой мир вернулась концентрация. А когда она поднесла руку к моему лицу и зарылась пальцами в мои волосы, я почувствовал, что снова могу глубоко дышать.

– Что он сделал, Томас? – прошептала Николь. В окутанной темнотой комнате я видел лишь ее очертания.

И сразу все становилось проще.

– Он был в моей комнате, – тихо сказал я. – Я просто… Это глупо, я знаю, но… – Мой голос оборвался.

– Что? – настаивала Николь.

– Он передвинул вещи… кое-что забрал. Все было не на своих местах.

Секунду Николь молчала, казалось, обдумывая сказанное мной.

– Это действительно тебя нервирует, не так ли?

– Да, – признал я. – От вида твоего шкафчика у меня чуть не случился сердечный приступ.

Она тихонько рассмеялась в нос и погладила мой висок.

– Но тебя не бесит находиться в моей постели, несмотря на то, что я никогда не застилаю ее?

– Да… с этим порядок, – сказал я и понял, что говорю серьезно. – Она хорошо пахнет.

– Она хорошо пахнет? – приподняла брови Николь.

– Да, – ответил я. – Она пахнет тобой.

Я почувствовал, как мое лицо обдало теплом, что было странно. Темнота, очевидно, скроет сей факт от нее, и я был этому рад.

Николь притихла на пару минут, и я прикрыл глаза: просто лежал и думал об ощущениях, возникающих, когда ее пальцы чуть сгибаются и ноготки слегка почесывают кожу моей головы.

– Что он забрал? – спустя некоторое время спросила Николь.

– Ничего особенного, – я пожал плечами. – Всего лишь мой этюдник.

– Ты рисуешь? – от шока в ее голосе я напрягся. Никогда ни с кем не разговаривал о своем этюднике или о рисунках, и мне не хотелось, чтобы она думала, что я тащусь от искусства.

– Не особо, – сказал я, пытаясь дать задний ход. – То есть, совсем непрофессионально. Это больше похоже на… каракули, наверно.

– Зачем ему его забирать?

– Он не хочет, чтобы что-либо отвлекало меня от футбола, – ответил я. – Он просто беспокоится за меня – я знаю. Просто хочет убедиться, что я не теряю концентрацию. Но там была парочка набросков… ну, я бы не хотел, чтобы они пропали. Не знаю, что он с ними сделал.

– И как это соотносится с беспокойством за тебя? – сказала Николь голосом полным яда.

– Я хочу стать профи, – сказал я, вновь пожимая плечами. – Если я позволю чему-то встать у меня на пути, то мои шансы попасть в нужную команду будут невелики. Если собираешься быть лучшим, будь, на хрен, лучшим. Я не соглашусь ни на что другое.

Николь хмуро посмотрела на меня.

– И какая команда нужная?

– «Реал Мессини».

– Правда? – Николь фыркнула. – Томас… они даже не посылают футбольных агентов в США.

– Теперь посылают.

После долгой паузы Николь вновь заговорила.

– Что ты имеешь в виду?

– Они приедут смотреть мою игру через две недели, – ответил я.

– Ты серьезно? – тон ее голоса повысился, и она приподнялась на кровати, не сводя с меня глаз. – Они ищут замену Уильяму?

– В итоге, да.

– Ни хрена себе, – пробормотала она. – Томас, это колоссально.

– Именно поэтому он не хочет, чтобы что-либо этому препятствовало, – объяснил я. – Он просто хочет для меня самого лучшего.

– Забрать у тебя этюдник и сломать ребро – это ли самое лучшее для тебя? Насколько хорошо ты сможешь играть со сломанным ребром?

Я поморщился, чувствуя, как все мышцы натянулись. Закрыл глаза, словно так смогу вынудить образы исчезнуть из моей головы.

– Он не специально, – сказал я. – Это был несчастный случай.

– Чушь собачья, – пробормотала Николь.

– Пожалуйста… не надо. – Я бы умолял, если бы пришлось. Я не мог об этом говорить.

Она снова легла и пробежала пальцами по моей щеке, вниз к челюсти, а затем снова вверх к волосам, и стала убирать выбившиеся пряди мне за ухо, отчего мое тело расплылось по матрасу.

– Ладно, – сказала она.

– В любом случае к тому времени оно уже будет получше. – Я чуть сдвинулся, чтобы устроиться поудобней, и моя рука скользнула вниз по ее боку. Я начал медленно водить пальцами по ее обнаженной коже, где маечка чуть задралась. Наверно, мне следовало передвинуть руку на участок, прикрытый материалом, но вместо этого подушечками пальцев я медленно выводил узоры на ее коже.

Снова посмотрел ей в глаза и подумал, что даже при тусклом освещении, она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Может, в ней и не было модельной гламурности, но было нечто более естественное – несомненно более женственное. И в ней была сила – не только в теле, но и по духу.

А ее кожа была действительно очень мягкой, отчего я стал задаваться вопросом: были ли ее губы такими же мягкими. И в этот момент я кое-что вспомнил, о чем думал прошлым вечером по дороге домой, после того как подвез Николь.

– Эй… ммм… Николь?

– Да? – ответила она. – Знаешь, кроме меня тут никого нет.

– Ну… да. – Я почувствовал, как непроизвольно приподнялся уголок моих губ. Увлажнил их языком и вдохнул, прежде чем продолжить. – Я просто думал… э-э…

Я сделал паузу.

– Выкладывай уже, Мэлоун, – сказала Николь с усмешкой.

– Эм… ты знаешь, – начал я и снова остановился. – Я имею в виду, эм… Я подумал… ты же знаешь, люди будут ожидать, что мы… ну… будем действовать как бойфренд и подружка, верно?

– Да, – сказала Николь с опаской в глазах. – Хватит тянуть резину. Что конкретно ты имеешь в виду?

Положив голову на подушку, я на мгновение уставился на темный потолок, прежде чем перекатиться на бок и уткнуться взглядом в наволочку.

– Ну, я подумал, что в какой-то момент… я имею в виду… это было бы естественно… – Я запнулся, не в состоянии закончить начатое предложение.

– Томас, может не будешь дальше томить?

Почему это было так сложно? Обычно я просто хватал девчонку и целовал, когда хотел. Что было такого в Румпель, отчего все было совсем по-другому?

– Мы должны целоваться… ты же понимаешь… на публике, – наконец ляпнул я и снова посмотрел на нее. Глаза Николь чуть округлились. Я лишь надеялся и молился, что она не скажет мне валить на хрен отсюда.

Она просто лежала и смотрела на меня, поэтому я продолжил лепетать:

– Так что… я вроде как раздумывал, не нужно ли нам… эм… потренироваться.

– Потренироваться?

– Да, – сказал я и вновь отвел от нее глаза, уставившись на свою руку на ее талии, а затем снова на подушку. – Ну, типа, нам надо попробовать поцеловаться… чтобы это не выглядело неловко, если нам придется делать это в присутствии других.

Я продолжал разглядывать наволочку, гадая, была она коричневой или, скорее, бежевой, в основном стараясь вообще не встречаться взглядом с Николь. Я снова начал напрягаться, но лишь чуть-чуть, потому что ее рука по-прежнему была в моих волосах. Пока что она от меня не отпрянула.

– Ладно, – прошептала она.

Наволочка определенно потеряла свою привлекательность, так что я снова посмотрел на Николь.

– Сейчас? – спросил я.

– Эм… да.

Я пытался сдержать сердце, чтобы оно не выскочило из моей поврежденной грудной клетки.

Провел пальцами по коже на ее боку, чуть сжимая ее, в то время как мой взгляд невольно плясал от ее губ к глазам. Сдвинул голову, чуть потершись щекой о подушку, прежде чем приподняться и приблизиться к ней на пару дюймов. Я смотрел в ее глаза, расширившиеся в темноте, но такие ясные, яркие… красивые. Снова перевел взгляд на ее губы… чуть-чуть приоткрытые. Ее дыхание вырывалось из них чуть чаще, чем раньше.

Проведя кончиком языка по своей нижней губе, сосредоточился исключительно на том, какой она окажется на вкус. Чуть плотнее прихватил ее за бок, слегка притягивая к себе. Рука Николь скользнула мне за голову.

Я придвинулся ближе, ощущая ее дыхание на своих губах. Я мог даже попробовать его на вкус. Вдохнул через нос, позволив ее запаху окутать меня, и мои глаза закрылись, когда я наконец сократил расстояние между нами.

Мои губы встретились с ее.

Такие чертовски мягкие.

У меня закружилась голова, кожа покрылась мурашками и все вокруг поблекло и исчезло под напором ощущений. Не было ни звука, ни взгляда, ни чувств вне пределов наших соединенных губ.

Теплые.

Ее вкус был таким же, как и запах… божественным.

Чуть отстранившись, я обхватил ее губы своими, вновь целуя. Она чуть усилила хватку в моих волосах на затылке, прижимая меня ближе к своим губам. Я услышал и почувствовал ее приглушенный вздох.

Но не остановился. Я снова целовал ее мягко и медленно, наши губы двигались синхронно. Это было так же безупречно, как когда мы танцевали. Это было так же безупречно, как пульсация ее бедер, когда она замахивалась ногой, касалась мяча и отправляла его в угол ворот.

Николь сдвинулась, чуть приподнимаясь, прижимая сверху мою голову к подушке. Обхватила мою нижнюю губу, нежно посасывая ее, и теперь застонал уже я. Мои пальцы скользнули вверх по ее спине, под майку, вдоль ее позвоночника. Прижавшись к ее ноге, почувствовал, как артерии в моих бедрах стали усиленно гнать кровь к члену.

Так чертовски хорошо.

Николь отстранилась, прерывая наш контакт, и мне пришлось сдержаться, чтобы не заскулить. Долгую секунду мы просто смотрели друг на друга, все еще поверхностно дыша, а мое сердце продолжало бешено колотиться в груди. Она по-прежнему была очень, очень близко… Я мог бы вытянуть язык и коснуться ее губ.

– Думаешь, это было достаточно хорошо? – тихим шепотом сказала Николь. Слетевшие с ее губ слова легким дыханием коснулись моих.

– Уверен, – ответил я, закрыв глаза и мысленно определяя последние тридцать секунд в категорию самых охренительных мгновений в моей жизни. Я прокручивал их в голове… снова и снова. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый удар моего сердца, каждое подрагивание ее пальцев… все. Вновь открыв глаза, посмотрел в глубокие, прекрасные голубые ирисы передо мной и понял, что больше не хочу притворяться.

Я хотел, чтобы она это почувствовала.

Действительно почувствовала.

Это уже не было какой-то там старой игрой. Для меня это был гребаный Кубок Мира.

Не знаю, сколько мы так пролежали, просто глядя в глаза друг другу. Я потерял счет времени. Рука Николь лежала у меня на затылке, а мои пальцы продолжали медленно скользить вверх и вниз по ее пояснице. Просто смотреть на нее в темноте не казалось неловким или странным. Это было естественным и правильным.

– Уже поздно, – наконец произнесла Николь.

Я кивнул, но вместе с тем ощутил легкий укол страха. Она собиралась отослать меня? В конце концов была уже почти полночь.

– Обычно папа встает около шести, и мне бы не хотелось, чтобы он зашел сюда и увидел тебя,до того, как у меня появится возможность с ним поговорить, так что я поставлю будильник на пять, ладно?

– Да, это хорошо, – согласился я. – Правда я прихватил с собой сменную одежду, – попытался отшутиться.

– Что ж, не забудь в следующий раз, – ответила Николь.

– В следующий раз? – Сердце подскочило к горлу, и я сглотнул, прежде чем заговорить. – Ты имеешь в виду… я мог бы вернуться?

Ее пальцы играли с моими волосами.

– В любое время, когда тебе будет нужно, – тихо ответила она.

Один из ее пальчиков начал прогуливаться вверх-вниз по моей челюсти, отчего у меня стали закрываться глаза. Я почувствовал покалывание и теплоту, словно уже почти заснул. Рука Николь покинула мою кожу, оставив после себя холод, и я вновь открыл глаза. Наблюдал, как она потянулась и установила будильник, после чего вновь коснулась меня и заправила волосы мне за ухо. Она, казалось, полностью сосредоточилась на моих прядях, пропуская их сквозь свои пальцы.

– Мне нужно подстричься, – сказал я, слегка улыбнувшись.

– Мне нравится так, – ответила она.

Ладно… тогда никакой стрижки. Я не возражал.

Николь откинулась на подушку, и я последовал ее примеру. Распластал ладонь по ее спине. Она зарылась рукой мне в волосы на затылке и затихла. Пару раз моргнула, ее веки отяжелели.

– Николь?

– Хммм? – Она не открыла глаз.

– Спасибо тебе.

– Пожалуйста, Томас, – ответила она, все так же с закрытыми глазами, но уголки ее губ приподнялись в улыбке. – А теперь спи.

Я прикрыл глаза, и в голове замелькали события дня. Несколько раз остановился на драгоценных тридцати секундах, прежде чем мой мозг успокоился и отключился. В какой-то момент посреди ночи я проснулся. Николь по-прежнему лежала на боку лицом ко мне, закинув на меня одну ногу. Я чувствовал тепло, уют и…

…безопасность.

Здесь – в ее доме, в ее постели, с ней – я чувствовал себя неприкасаемым. Чувствовал, будто он не мог притронуться ко мне, пока я был в ее объятиях. Постарался вспомнить, когда в последний раз чувствовал нечто подобное, но единственными мимолетными вспышками воспоминаний были мгновения с моей мамой. Когда она сидела за пианино и пела, в то время как я нажимал на клавиши, на которые она указывала… сейчас я чувствовал нечто подобное.

Я снова задремал.

Будильник Николь разбудил меня достаточно рано, так что я успел добраться до дома и закончить пробежку еще до того, как папа проснулся. Судя по всему, он даже не догадывался, что меня вообще не было дома. Я принял душ и быстро побрился, после чего запрыгнул в машину и поехал назад к дому Николь.

Я на редкость хорошо выспался. Обычно мне требовалась добрая порция черного кофе, чтобы действительно проснуться утром, но не в этот раз.

Я чувствовал себя хорошо.

Когда мы приехали в школу, Николь, закатив глаза, все же дождалась, пока я обошел машину и открыл для нее дверцу. Мы пошли внутрь, и моя рука по-прежнему была на ее плечах, лишь ненадолго покидая их, когда мы приостанавливались около наших шкафчиков.

От вида ее шкафчика я опять поморщился. Пока что я ничего не предпринял по этому поводу.

Когда мы шли по коридорам, Николь немного нервничала, но никто ничего не сказал, а большинство уже перестало на нас откровенно пялиться. Я оставил ее у ее первого класса, как только прозвенел звонок, но прежде склонился и быстро поцеловал в уголок рта.

– Скоро увидимся.

Не в силах сдержать улыбку, я наблюдал через плечо, как она уходит, затем оборачивается и смотрит на меня, перед тем как зайти в класс. По дороге на свой первый урок, я приметил Бена и мы от и до обсудили, как будем действовать во время ланча. К тому времени, как я проводил Николь в кафетерий, Бен и Мария уже ожидали нас за одним из круглых столов.

– Что это такое? – спросила себе под нос Николь, когда я подвел ее к уже занятому столику.

– Бен – член команды, – сказал я, пожав плечами. – А Мария – его девушка, и обычно она бывает на тренировках. Я подумал, что вы могли бы, к примеру, сидеть вместе.

– Ты что? Ты выбираешь для меня друзей? – накинулась на меня Николь. Когда я взглянул на нее, ее глаза были прищурены.

– Нет, – ответил я, остановившись посреди кафетерия, чтобы выяснить о чем, нафиг, она говорила. – Я просто подумал, что она тебе понравится и обычно она там…

– И по-твоему, это не означает выбирать для меня друзей?

– Какого хрена, Румпель?

Николь прикрыла глаза и с нажимом выдохнула через нос.

– Нам действительно нужно поговорить об этом, – сказала она наконец. – Давай просто… пройдем через это, но после тренировки, нам действительно очень нужно будет поговорить.

– Ладно, – сказал я, по-прежнему ни хрена не понимая, к чему она это, – все, что пожелаешь.

Она посмотрела на меня и, казалось, на мгновение разделила мое замешательство. Но затем развернулась к столу и пошла садиться.

Я был прав: Румпель и Мария поладили. Им обеим нравились одни и те же книги, и хотя у них не было общих классов, но были одинаковые предметы в разное время, и они уже планировали, как будут совместно делать домашнее задание, пока бы мы с Беном тренировались. Я все еще не знал, о чем она хотела поговорить после тренировки, но подумал, что это не было бы чем-то ужасным.

Конечно же она не дала мне возможности выяснить это.

Как только команда начала расходиться с поля, Николь махнула мне, показывая подойти к ней.

– Прости, Томас, – сказала она, – но мне нужно бежать. За мной заехал друг. Увидимся утром.

– Я думал, ты хотела поговорить, – напомнил ей.

– Эм… да, – ответила она и пробежала рукой по своим волосам, не спуская глаз с парковки. – Знаю, и мы поговорим, но на самом деле я среагировала чересчур бурно. Прости меня за это. Мы поговорим об этом позже, ладно? Мне правда нужно бежать.

– Что за друг? – спросил я, когда она пошла прочь от меня. Не думаю, что мне бы удалось скрыть разочарование, даже если бы я попытался.

– Просто друг, – повторила она, – но мне и впрямь нужно идти.

И с этими словами она ушла.

Я отправился в раздевалку принять душ, поговорил пару минут с парнями, но особо их не слушал. Прослушаю это все в своей голове позже, на случай, если ими было сказано что-то важное. Я не мог понять потребность Николь так срочно увидеться с другом. Ничего не мог с собой поделать, поэтому по пути к себе проехал мимо дома Николь. Ее машина была на месте, так что я остановился.

Никто не отвечал на звонок в дверь, что по сути не должно было меня удивить. Она сказала, что за ней кто-то заехал. Развернувшись, чтобы уйти, я увидел, как шериф Скай припарковал свою патрульную машину.

Дерьмо.

Я пошел к своей машине, а затем остановился, заметив, что он выходит. Я сделал еще пару шагов и снова остановился, не имея ни малейшего представления, стоит ли мне остаться или уйти.

– Томас, – произнес шериф Скай и кивнул. – Думаю, Николь некоторое время не будет дома. Она сказала, чтобы сегодня я сам позаботился о своем ужине.

– Оу, эм… простите, – сказал я. – Я не знал… я имею в виду… Я не был уверен, где она, поэтому не знал, когда она вернется… так что… э-э… да.

Черт, я разговаривал, как гребаный придурок.

– Она проводит сегодняшний вечер в городе, – сказал он.

– Оу, – ответил я, вновь теряя свою словоохотливость.

Шериф Скай стоял передо мной с улыбкой на лице, скрестив на груди руки.

– Сегодня твой отец работает в госпитале допоздна? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнул я.

– Что ж, судя по всему, сегодня мы оба должны сами позаботиться о своем ужине, так что, может, я закажу для нас пиццу?

– О… э-э… ну… – заикался я еще больше. Говорил точно так же, как чувствовал себя – словно идиот. – Все нормально, вообще-то. Мне надо бы идти…

– Томас, – сказал шериф Скай, опустив руки и кивнув в сторону крыльца, – мне бы хотелось с тобой поговорить.

Вот дерьмо.

Это не могло сулить ничего хорошего, не так ли?

В голове пронеслась фраза Шекспира из «Юлия Цезаря»: «Он много думает, такой опасен⁵⁷». Несмотря на то, что до приезда Николь он никогда не действовал на меня таким образом, сейчас шериф Скай пугал меня до усрачки.

Чего же он хотел?

Глава тринадцатая
РАВНЫЙ СЧЕТ

Заходя в дом Николь с ее отцом, я старался выглядеть не таким испуганным, каким себя чувствовал. Ощущения от помещения были совсем не те, как когда я был с ней наедине в ее комнате. Шериф Скай прошел на кухню, открыл холодильник и достал банку пива.

– Присаживайся, Томас, – сам он упал в кресло, а я присел на уголок дивана, гадая, могут ли мои яйца врасти назад в тело после полового созревания. Было чертовски похоже, что именно это они и пытались сделать. Шериф Скай не сводил с меня глаз, попивая свое пиво. Наконец он отставил его на подставку рядом с креслом и немного наклонился вперед, положив руки на бедра.

– Прошлой ночью ты был в постели моей дочери, Томас.

Ох блядская блядь, блядь, блядская блядь, блядь, блядь.

Я явно не мог лгать в этот момент – очевидно, что он все знал – но что, к чертям, я вообще мог сказать, не вляпавшись при этом в еще большие неприятности, чем, похоже, у меня уже были?

– Я не… я имею в виду… Я был, но я ничего не делал. Я… Я…

У него все еще висел пистолет в кобуре.

По спине и вдоль моих рук пробежал холодный озноб. В легкие с трудом поступал воздух, горло будто перекрыли.

Он встал.

Ох блядь…

– Томас… сынок? – донесся до меня его голос, и я наблюдал, как он сделал в мою сторону пару шагов.

– Я бы не… сделал ей ничего… – Я по-прежнему не мог дышать. – Я не делал! Клянусь, не делал!

– Знаю, что не делал, – сказал он. – Николь мне рассказала обо всем.

Как только я подумал, что именно рассказала ему Румпель, меня охватил совершенно другой озноб.

– О чем именно? – прошептал я.

– Она сказала, что ты был чем-то расстроен и пришел сюда прошлой ночью. Мне не удалось выудить у нее детали, но я уловил суть – ты был не в самом лучшем состоянии.

Мое горло расслабилось, и я снова смог дышать, поэтому сделал по-настоящему глубокий вдох, чуть не задыхаясь.

– Эй, Томас?

– Да?

– Ты умеешь хранить секреты?

– Э-э… да, – ответил я.

Шериф Скай подошел к маленькому столику у двери, ведущей на задний двор, и открыл центральный ящик, засунул руку вглубь и выудил пачку «Мальборо» и коробок спичек.

– Не говори ничего Николь, ладно? Она бы меня повесила.

Я рассмеялся больше от облегчения, чем от шутки.

– Не хочешь выйти со мной наружу?

– Ладно.

Он открыл заднюю дверь и выпустил меня. На заднем дворе к цементному патио вели пара ступенек. По обе стороны от двери стояли цветы в горшках, но стульев или чего-то аналогичного не наблюдалось, поэтому мы сели прямо за дверью на верхнюю ступеньку. Шериф Скай прислонился спиной к стене дома и подкурил сигарету из своей пачки, чиркнув спичкой о свой ноготь.

Это было немного пугающе.

С мгновение он смотрел на меня, а затем протянул пачку. Я встретился с ним глазами, стараясь понять, не проверка ли это. Поступал ли он так с каждым парнем, который приходил сюда, лишь для того, чтобы проверить, не являлись ли они малолетними курильщиками?

Но потом я вспомнил, что мне восемнадцать.

Я все еще колебался, когда брал одну сигарету, стараясь сдержать трясущиеся руки, после чего позволил чиркнуть для меня второй спичкой. Я вдохнул дым, и он опалил мои легкие. И тогда отец Румпель заговорил.

– Я вроде как бросил год назад, – сказал он, – Не часто курю, так… изредка, это помогает успокоить нервы.

– Да, – согласился я, кивнув. – Я тоже не… э-э… курю много.

– Это плохо скажется на твоем времени при пробежке, да?

– Ах… да, плохо. – Я задумался, откуда он узнал о времени моих пробежек, но у меня не было возможности спросить.

– Нам нужно установить кое-какие общие правила, Томас, – сказал он. – Знаю, это может казаться какой-то тщательно продуманной хитростью – может, так оно и есть…

Он искоса посмотрел на меня, прежде чем глубоко затянуться и продолжить:

– Но я вроде как сомневаюсь в этом.

Каким-то образом он понял, что я заинтересован в ней больше, чем показывал. Шериф просил меня сохранить его секрет, но означало ли это, что и он в свою очередь сохранит мой или расскажет ей о своих подозрениях?

– Как много Николь рассказала тебе о причинах своего отъезда из Миннеаполиса?

– Достаточно, – ответил я.

Он кивнул.

– Я понимаю, что тебе не ведомо, что значит быть отцом, – сказал шериф Скай, – но после того звонка самым сложным для меня было не прыгнуть в самолет и не совершить убийство. Вторым самым сложным, что мне пришлось когда-либо сделать – это уважить желание Николь не выдвигать обвинений и не увидеть тех двоих повешенными. Ну… или по крайней мере посаженными в колонию на несколько лет.

– Она не хотела ничего предпринять по этому поводу?

– Не-а, – ответил он, устремив взгляд через задний двор на темные очертания деревьев в лесу. – В первую очередь она была слишком смущена. Она тоже делала что-то незаконное в то время и могла быть привлечена к ответственности. Она хотела оставить все в прошлом, а не ворошить это снова и снова.

Я не особо задумывался о ее мотивах, но исходя из того, что я о ней знал, все складывалось. Она не хотела, чтобы люди лезли в ее дела, а уж всеобщее внимание к ним ее бы убило.

– Я понимаю, что ты не так давно знаешь Николь, но хочу кое-что рассказать о моей дочери, – сказал шериф. Я кивнул и постарался сделать вид, что занят курением. – Она всегда была независимой личностью, сызмальства. Если ей что-то засело в голову, то лучше было сделать так, иначе разверзся бы ад. У этой девчонки есть характер.

– Хех! – фыркнул я. Да, я был в курсе о коготках котенка, без сомнений. Шериф Скай тоже хохотнул.

– Ты не раз уже видел эту сторону ее натуры, да?

– Да, – ответил я и мог поклясться, что слышал, как он сказал «хорошо», прежде чем мы продолжили:

– Когда я приехал в Миннесоту после того… «инцидента», то девушка, которую обнаружил там, была не моей дочерью, или, по крайней мере, не той, которую я знал. Она была робкой и напуганной и вечно хотела, чтобы кто-то сказал, что ей надо делать. Она не брала на себя никакой инициативы. Будто мне и так не хватало зла на все это…

Он замолчал и покачал головой, прежде чем продолжить:

– Наблюдать за таким ее поведением… Это была просто не моя девочка.

Он впечатал окурок своей сигареты в землю рядом с собой и вытащил еще одну. У меня по-прежнему оставалась половина моей, ведь я фактически не особо активно ее курил. Все, что я мог делать – это слушать его и при этом представлять мою Румпель.

– Потом я выяснил у ее матери кое-что еще, – сказал шериф Скай, – и был так же взбешен на свою бывшую, как и на тех двоих, что сотворили с ней такое.

– Что? – спросил я, когда он не развил эту тему. – Что она сказала?

– Она сказала, что Николь была такой не из-за… не из-за того, что с ней произошло. Она сказала, что Николь вела себя так в течение нескольких месяцев – с тех пор, как начала встречаться с этим чмо.

Я встал и сделал пару шагов по направлению к патио. Вдыхая, уставился на яркий огонек на конце сигареты. Шериф вновь устремил отстраненный взгляд на лес, в то время как я обдумывал его слова. Старался представить Румпель совсем тихой и ждущей, пока кто-то скажет ей, что делать, и не мог. Зачем бы ей так себя вести?

– Я до сих пор не знаю, что именно он сказал или сделал ей, чтобы так изменить ее поведение, – сказал шериф Скай, его слова эхом откликались в моих мыслях. – Она не говорит об этом, и я просто надеялся, что если забрать ее сюда, подальше от всего того, это бы помогло ей вернуть себя. Я не замечал никаких признаков ее… признаков той девочки, которую знал в последнее лето, когда она была здесь… признаков моей привычной дочери… до того дня.

– Какого дня? – спросил я.

– Когда она вернулась из города, нашла тебя сидящим на крыльце и устроила тебе разнос.

Эта сцена пронеслась у меня в голове. Она определенно была взбешена тем, что нашла меня тут. Я чуть улыбнулся.

– Да, так я и думал, – подметил шериф.

– Что думали? – спросил я и взглянул ему в лицо: он ухмылялся.

– Она милая в таком состоянии, не правда ли?

Мое лицо чуть обдало теплом, несмотря на прохладный ветерок из леса. Я улыбнулся, вспомнив, как выведенная из себя Румпель шла на меня, выпустив кошачьи коготки и стиснув зубы. Да уж, она определенно была милой в этот момент. Более чем милой.

– Увидев это, – продолжил он, – я понял, что правильно поступил, привезя ее сюда. Я должен поблагодарить тебя за это, сынок.

– Вы рады, что я взбесил ее? – Правильно ли я его понял?

– По тому, как ты это сказал, могу предположить, что ты часто ее бесишь, не так ли?

Я кивнул.

Шериф рассмеялся.

– Тогда, думаю, ты ей на пользу, – наконец произнес он, перестав смеяться. – Скажи-ка мне кое-что, Томас.

– Ладно, – сказал я.

– Тебе дорога моя дочь?

Когда я взглянул в его глаза, мое лицо покинул малейший намек на улыбку. Как же они были похожи на глаза Николь: не только цветом, но и насыщенностью и чувством, что если достаточно долго смотреть в них, то можно заглянуть прямо в душу их владельца.

– Да, сэр, – ответил я, – дорога.

Он кивнул.

– Позволь задать еще вопрос, – сказал он, сев немного ровнее и не мигая уставившись на меня. – Была ли твоя мать последней женщиной, которой ты дорожил?

Я сглотнул образовавшийся в горле ком, но он спустился к груди и застрял теперь камнем там. Потер пальцами переносицу, уронил руку и пробежал ладонью по бедру. Я снова посмотрел на него… в его глаза.

– Да, – сказал я.

– Тогда, может, и Николь тебе на пользу.

Долгое мгновение мы смотрели друг на друга, и неожиданно я почувствовал, что уже не так волновался о его общих правилах, как некоторое время назад. Я понятия не имел, какие границы он собирается установить, но по крайней мере не было похоже, что это будет включать слова «отвали на хрен от моей дочери, пока я не вышиб тебе мозги».

Последовали несколько минут тишины, пока я обдумывал слова шерифа Скай. Я признал, что она мне была дорога, и он был совершенно прав – в прошлом я никогда не заморачивался по поводу какой-либо другой девчонки, с которой был. Честно говоря, мне было пофиг, увижу ли я кого-то из них снова. Я не желал им смерти или чего-то подобного, просто никогда о них даже не думал.

Николь была совсем другим делом: я думал о ней все гребанное время. На самом деле это было прямо-таки раздражающе. Возвращаясь мыслями в тот день, когда впервые поводил ее по всей школе, я не мог припомнить подряд пары часов, которые провел бы не подумав о ней хоть раз.

Моя Румпель.

– Ладно, Томас, – наконец сказал шериф Скай, прерывая повисшую тишину, – пора пройтись по правилам.

Он выпрямился, опираясь спиной о стену, и посмотрел на меня.

– Ладно, – ответил я. То есть, а что еще я мог сказать? Я постарался взять себя в руки и морально подготовиться. Даже пытался не думать о том, что буду делать, если он категорически запретит мне бывать в ее комнате или еще что-то, но это было еще сложнее представить.

– Когда Николь только рассказала мне о том, что ты пришел прошлой ночью и оказался в ее постели, моей первой реакцией было уложить тебя на чертовом диване. Если тебе нужно где-то остаться… что ж, я бы не выставил тебя за дверь, но это место не подразумевает кровать моей дочери.

Мой взгляд уперся в пол, и я сделал глубокий вдох, стараясь представить, как сплю на их диване внизу, в то время как Николь была бы в своей комнате наверху. Мне не очень это понравилось, но он не томил меня слишком долго.

– Но, как я понял по ее словам, от этого не будет особой пользы, – продолжил он. – Поэтому ты можешь оставаться у нее в комнате, но с открытой дверью.

У меня округлились глаза, когда я осознал, что именно он говорил: позволял мне спать с его дочерью. Ну, не спать с ней… но… черт. Просто… черт. Ладно, открытая дверь была не такой уж прекрасной идеей, и отчасти это было даже странно – знать, что ее отец мог заглянуть и увидеть меня с ней, но все же это было лучше, чем альтернатива.

Я поднял на него взгляд и кивнул.