355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шей Саваж » Офсайд (ЛП) » Текст книги (страница 14)
Офсайд (ЛП)
  • Текст добавлен: 18 марта 2019, 00:00

Текст книги "Офсайд (ЛП)"


Автор книги: Шей Саваж



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Николь наклонилась и коснулась моих губ своими, целуя меня с нажимом, в то время как ее язык переплелся с моим. Ее ладони вновь закружили по моей груди, а я сильнее сжал пальцами ее бока. Я остановился до того, как добрался до нижнего изгиба ее грудей, так как чувствовал себя слишком хорошо, чтобы испытывать удачу.

Я был готов ко всему, чего бы она не пожелала: она могла заполучить всего меня или лишь часть – все, что бы ни сделало ее счастливой.

Именно в этот момент, не прерывая поцелуя, пальцы Николь покинули мою грудь и скользнули вниз вдоль моих рук. Добравшись до ладоней, я ожидал, что она оттолкнет их от нежной, мягкой плоти, к которой они так отчаянно хотели прикоснуться. Я даже начал убирать их вниз, чтобы прижать к своему телу, но она ухватилась за мои пальцы и потянула их вверх, пока в результате я не накрыл ладонями обе ее восхитительные, мягкие груди.

Думаю, Шекспир бы согласился, что «Мы сами созданы из сновидений». Тем не менее, я собирался продолжать сдерживать себя, чтобы не зайти слишком далеко.

Интересно, она собирается позволить мне прикоснуться к «девочкам» также и губами?


Глава семнадцатая
ПЕРЕХВАТ76

На случай, если были какие-то сомнения, груди Николь были абсолютно идеальными. Они прекрасно ложились мне в руки. Соски идеально торчали у меня в ладонях. Они были до совершенства мягкими, и круглыми, и просто… просто идеальными.

Николь простонала мне в рот, когда я большими и указательными пальцами потеребил ее соски. Уже от одного этого звука мне захотелось толкнуться бедрами ей навстречу, но я сдержался, хотя и чувствовал, как она трется своей разгоряченной киской о мой живот.

Чуть приподнявшись, перекатил нас обоих снова на бок. Держа руку под майкой на ее груди, поцеловал еще несколько раз, прежде чем убрать от нее и свой рот, и руку.

– Нам следует остановиться, – тихо сказал я, стараясь восстановить дыхание.

– Почему? – надула губки Николь.

– Ну, дверь все еще открыта, – указал я. – И я действительно не хочу увидеть торчащую в дверях макушку Грега в момент, когда моя рука будет стягивать с тебя майку. Кроме того… я не хочу… давить.

– Ты и не давишь, – сказала она.

– Стану, если мы продолжим, – ответил я, приподнялся на локте и посмотрел на нее вниз. – Я хочу тебя. Правда, очень хочу. Хотя и не знаю, как делать все эти вещи, полагающиеся бойфрендам. Я не хочу… все испоганить.

Николь улыбнулась и провела пальчиками по моей челюсти.

– Ладно, – сказала она.

Мы снова устроились на кровати – я обнял ее за талию, а она начала убирать пряди с моего лица мне за ухо.

– Мне нравятся эти ощущения, – сказал ей.

– Какие? – спросила Николь и немного потянула меня за волосы, прежде чем заправить их за ухо. – Эти?

– Да. Очень приятно.

Она захихикала мне в плечо и продолжила, а я почувствовал, что начинаю уплывать в сон. Мой разум прошелся по событиям дня: пробежка, тренировка, пикник с Николь. Я прослушал в голове основные моменты футбольного матча и легонько покачал головой, вспомнив свой странный сон. Удивительно, что я вообще его запомнил – сны были единственным, чего я обычно не мог вспомнить. Снова пережил момент с острым соусом, приготовленным Николь тако и подтруниванием над рыболовными подвигами Грега.

Это был хороший день.

Я провалился в сон.

А проснулся от голоса Грега.

– Николь? Сегодня утром мне надо съездить в полицейский участок, – сказал он. – Группку ребят задержали прошлой ночью на пляже, и мне нужно сходить успокоить некоторых родителей.

– Хорошо, пап, – ответил сонный голос Николь.

– В обед вернусь.

– Окей.

Я слышал звук его шагов на лестнице, затем открылась и закрылась входная дверь. Дом погрузился в тишину, за исключением позевываний Николь. Посмотрел на часы, оказалось, что было все еще довольно рано – чуть больше семи тридцати, – и я был рад, что по воскресеньям отдыхал от тренировок.

Притянув Николь поближе, я зарылся лицом в ее волосы. Она изогнулась и легонько захихикала, а потом попыталась сбросить мою руку со своего живота. Я усилил хватку, проворчал и обнял ее второй рукой.

– Томас! – воскликнула Николь. – Отпусти!

– Ни за что, – ответил я. – Ты теплая.

Она снова рассмеялась.

– Мне надо в туалет.

С шумным, излишне драматичным вздохом, я отпустил ее, и она убежала в ванную. Затем настал мой черед, после чего я потянул ее за собой назад в постель. Мы лежали в кровати в полудреме, пока голод не вынудил нас выбраться из-под одеяла.

Позавтракав, мы решили, что нам все же следует немного поработать над нашим проектом по биологии. После многочисленных дебатов и шуток об оргазмах, было решено провести наше исследование о креозотовом кусте77. Я выдал с десяток шуток на тему «кустика»78, но Николь сказала, что это растение напоминало ей о визитах к бабушке с дедушкой в Аризоне, так что это мы и собирались исследовать. Сначала пытались раздобыть информацию на ее компьютере, но чертова коробка была допотопной, и на загрузку уходила целая вечность, а модемное соединение меня на хрен выбешивало.

– Нам надо было просто заняться этим у меня дома, – пробормотал я.

– Ладно, – к моему удивлению согласилась Николь. – Я никогда не видела твоего дома.

Я слегка напрягся, ведь никогда не приводил никого в свой дом. Даже ребята из команды бывали лишь снаружи. Даже одна мысль об этом тут же заставляла меня нервничать, хотя я и не был уверен почему. У меня не было уважительной причины, чтобы отказаться, так что в следующее осознанное мгновение мы сидели в моей машине и направлялись ко мне домой.

Даже входная дверь показалась мне зловещей, пока мы поднимались по парадным ступенькам.

– Этот дом просто невероятный, – воскликнула Николь, пока я доставал свои ключи.

– Нормальный, – ответил я, открыл дверь, и мы вошли.

– Ты проведешь для меня экскурсию по дому? – спросила Николь.

Предполагалось, что мне надо проводить экскурсии?

– Эм… ладно, – сказал я, пробегая рукой по волосам. – Это кухня – ну, ты знаешь, где мы едим и прочее дерьмо.

– Вы занимаетесь дерьмом на кухне? Но это же негигиенично!

– Я не это имел в виду! – рассмеялся я вместе с ней. – Это, э-э… гостиная, полагаю. Или большая комната – ну, или как там ее называют.

– Кто на нем играет? – спросила она, и я замер.

Она указывала жестом на пианино.

– Эм… никто, – ответил я и попытался подвести ее к лестнице.

– У вас инструмент, на котором никто не играет? – спросила она, держа меня за руку, но не двигаясь с места. Ее голос понизился: – Твоя мама играла?

– Да, – сказал я, – Эм… она обучала игре на пианино.

– Ты научился?

– Да.

– Но больше ты не играешь?

– Нет. – Я чувствовал крошечные капельки пота на шее.

– Почему нет? – тихо спросила она.

Я посмотрел ей в глаза, а она потянулась и коснулась моего лица.

– Слишком много воспоминаний?

Я просто кивнул.

– Мне жаль, – сказала она.

Я растянул губы в улыбке и повел ее дальше по коридору и вверх по лестнице, по дороге указывая на различные гостевые комнаты, которыми никто не пользовался, ванную, кабинет папы.

– Компьютер тут? – спросила она, глядя на закрытую дверь.

– Нет, – ответил я. – Я туда никогда не вхожу. У меня ноутбук в комнате. Последняя дверь в конце коридора.

Я отвел ее в свою комнату, стараясь не пританцовывать на месте, пока она осматривала ее. Она провела пальцами по торцам CD, один вытащила, а затем аккуратно поставила на то же место, где он стоял – я вздохнул с облегчением.

– Я не устрою тут беспорядок, – сказала она с кривой улыбкой.

Я попытался рассмеяться.

– Прости, – сказал я. – Просто… до этого тут никогда никого не было.

– Никого?

– Никого, помимо членов моей семьи.

Она бросила на меня странный взгляд, а затем вернулась к своему исследованию.

– У тебя много наград, – сказала она. Кончик ее пальца прошелся по моему имени на награде MVP79 первого года старшей школы. Она еще с минуту осматривалась, а затем села на краешек моего дивана. – Ну, так где компьютер?

Я схватил ноутбук с его полки в шкафу и разложил небольшой складной столик из подлокотника дивана. Установил на нем ноутбук, и мы снова начали работать над нашим проектом на максимальной скорости интернета. Спустя пару часов, Николь сказала, что проголодалась.

– Нам нужно вернуться к тебе домой? – спросил я.

– А у тебя нет еды? – подразнила она.

– Эм… кое-что, – сказал я. – Учитывая твою склонность к готовке, даже не знаю, сочтешь ты это за еду вообще или нет.

Я был прав. Она была порядком потрясена содержимым нашего холодильника.

– Томас, это… отвратительно, – сказала она, когда разглядела что-то зеленое, лежавшее на нижней полке.

Нет, когда это только положили в холодильник, оно не было зеленым.

– Эм… да, – согласился я, ведь даже не мог с этим поспорить. – Обычно я ем что-то из морозилки или кладовки.

– Теперь понимаю, почему. – Она подняла на меня взгляд снизу, сидя на корточках на кухонном полу, и приподняла брови: – Принеси мне мусорную корзину.

Я вытащил кухонное мусорное ведро из-под раковины и поднес к холодильнику.

– Не могу поверить, что ты держишь свой шкафчик в идеальном порядке, как на картинках журнала «Лучшие дома и сады», когда твой холодильник выглядит таким же, как в эпизодах шоу «Уборка дома».

– Едва ли я вообще заглядываю в холодильник, – сказал я, пожав плечами, взял у Николь еще одну пригоршню чего-то там и выбросил в ведро. Это могло быть – а могло и не быть – когда-то пакетом с персиками. – Обычно ем что-то из коробок в морозильнике. Я вообще-то не умею готовить.

– Как я понимаю, ты никогда не смотришь дальше верхней полки, – сказала она, указывая на аккуратно стоящие в ряд бутылки с «Gatorade». Там было шесть различных вкусов, расставленных в порядке цветов радуги.

Да, именно в порядке цветов радуги.

– Частенько, – ответил я.

– Ладно, – сказала Николь, – мне понадобится чистящее средство для всего остального.

Пока Николь отмывала полки теперь уже практически пустого холодильника, я оттащил мусор на улицу к бакам. В итоге она нашла в кладовке что-то, что назвала «достаточно съедобным» и приготовила это на ланч, пока я расставлял на столе вилки и тарелки. Мы провели за нашим проектом весь остаток дня и даже не осознали, как припозднились, пока не зазвонил телефон Николь.

– Эм…привет, – сказала она, глянув на меня. Я предположил, что это Грег и понадеялся, что у нее не будет проблем из-за пребывание у меня дома. Она развернулась и заговорила вроде как потише. – Да, могу… но ты должен дать мне где-то час… ладно, полчаса… Но я сейчас даже не дома… Это не важно…

Я старался не прислушиваться, но это, вроде как было сложновато. Я довольно быстро понял, что это был не ее отец, но даже понятия не имел, кто это мог быть. Она собирала кое–какие бумаги, разложенные у нас на столе, пока еще несколько раз произнесла в трубку «угу». Наконец, она закусила губу и посмотрела на меня.

– Я скоро там буду, ладно? – Она завершила звонок и засунула телефон в карман джинсов. – Мне нужно идти.

– Все в порядке?

– Да, – сказала она, потянулась и сняла резинку, которая сдерживала ее волосы. Тряхнула головой, и они рассыпались по ее спине и плечам. – Но мне нужно добраться до дома.

Мне это не понравилось.

Все было просто прекрасно, пока она не ответила на этот странный телефонный звонок, и теперь ей надо было бежать? Я припомнил другой раз, когда она сорвалась с места, не называя причины, и вспомнил, что сказал Грег, когда она, наконец, вернулась домой.

Как Рон и Тимми?

Снова посмотрел на нее – ее поведение было совершенно иным. Она была раздражена состоянием нашего холодильника, но улыбалась и была расслабленной. Сейчас же она была взволнована и нервничала. Вытерла руки о свои джинсы и собрала оставшиеся элементы проекта, а затем запихала их в свой рюкзак.

– Зачем? – спросил я, потому что был полным идиотом, который не знал, когда нужно на хрен заткнуться.

– Мне просто… эм… – запнулась она. – Мне нужно помочь другу.

– Какому другу? – напирал я.

– Томас, – вздохнула Николь с досадой, взглянула на меня и сделала еще один глубокий вдох. – Пожалуйста, не спрашивай. Я не собираюсь отвечать, а это лишь взбесит тебя, ладно?

– Нет, – сказал я, – не ладно. Почему ты не хочешь рассказать мне, зачем должна уйти?

– Просто не могу.

– Почему нет?

– Я не могу тебе сказать.

– Почему ты не можешь мне сказать?

– Томас, бога ради, прекрати!

– Что прекратить?

– Мне нужно идти, – сказала она, качая головой. Она пошла к парадной двери, открыла ее, забросила на плечо свой рюкзак и многозначительно на меня посмотрела. Я стоял в проеме кухонной двери и просто смотрел на нее в упор, не двигаясь с места.

– Ну же, давай, – сказала она, выражение ее лица смягчилось. – Ты бы мог, например, поужинать с Грегом, и мы бы могли чем-нибудь заняться, когда я вернусь.

Поужинать с ее отцом, пока она неизвестно где и неизвестно с кем?

Ну уж нет, я так не думаю.

Подошел к вешалке, рядом с которой она стояла, достал из куртки ключи и сунул их ей.

– Поезжай сама, – прорычал я, после чего потопал назад на кухню и рывком открыл теперь уже чистый холодильник. Ее уклончивость меня разозлила. Я схватил бутылку «Gatorade» и с шумом захлопнул дверцу.

– Томас… пожалуйста, не делай этого.

– Чего не делать? – огрызнулся я. – Сбегать, не сказав тебе зачем и с кем? Ой, погоди… нет… это же ты так делаешь!

– Я объясню, что смогу, позже, – сказала она, – но мне правда сейчас надо идти.

– Кто такие Рон и Тимми? – спросил я, глядя на нее. На мгновение ее глаза округлились, а голос сник.

– Рон – друг Грега из города, – сказала она и совсем стихла.

– А кто такой Тимми?

– Томас, пожалуйста, не лезь в это. Правда, мне надо идти и…

– Тогда, блядь, поезжай сама! – прокричал я. – Просто, блядь, иди!

Она молча стояла в дверях, покусывая нижнюю губу зубами, посмотрела вниз на ключи от машины в своей руке и затем снова перевела взгляд на меня. Я опустил глаза на бутылку голубого «Gatorade» и начал дергать уголок этикетки.

– Мне очень жаль. Я просто не могу…

– Без разницы, – ответил я, не глядя на нее.

– Я вернусь, – ответила она.

– Не утруждайся.

– По крайней мере мне нужно хотя бы вернуть машину, – тихо сказала она.

– Я сам ее пригоню.

– Томас, это…

– Если собираешься уходить, так просто уйди уже! – накричал я на нее.

Слова Николь застряли у нее в горле, она развернулась и выбежала из дома. Я услышал, как открылась и закрылась дверца машины, в то время как у меня возникло чувство, будто мою грудь сжимает тисками. Когда до меня донесся звук заведенного двигателя, мне захотелось выбежать и остановить ее, но я не шелохнулся.

Вместо этого заорал, ударил кулаком по столу и опрокинул свой энергетик. Объем разрушений был слишком незначительным, поэтому я схватил бутылку и швырнул ее об стену. Когда на полу кухни образовалась большая голубая лужа, я схватился руками за голову и задался вопросом, как умудрился так сильно облажаться в первые же сорок восемь часов.

Я же просто хотел знать, куда она едет и почему. Что в этом такого плохого? Хотел знать, кто звонил и с кем она собиралась увидеться. Вот и все.

Я не хотел, чтобы она уходила.

Но практически вышвырнул ее за дверь.

И сказал не возвращаться.

На ум, конечно же, пришел Шекспир, и я подумал: «Пусть речь грозит кинжалом, не рука»80. Но, по большей части, имело ли это теперь значение. Ведь она ушла.

Я опустил голову на руки и просто слушал свое дыхание, пока до меня не добралась лужа на полу. Схватил бумажные полотенца, вытер жидкость, а после воспользовался чистящим средством, которым Николь приводила в порядок полки в холодильнике.

Как только пол был вытерт, начал наворачить круги по дому. Прокручивая в голове последние шесть минут и двенадцать секунд пребывания Николь в моем доме, я был наверно уже до предела взвинчен.

Я знал, что мне не следовало приводить ее сюда.

Не знаю почему именно пребывание тут все изменило, но я был уверен, что причина была в этом. Я вообще не хотел, чтобы она бывала тут. Не хотел, чтобы моя Румпель была… запятнана этим местом. Ее дом был теплым и дружелюбным, и наполненным смехом, и ароматами хороших продуктов. Мой же дом был холодным и заполненным болью.

Я запрокинул голову, когда мечущийся в поиске выхода разум нашел точку концентрации – единственное, что было ему нужно.

Я направился в свою комнату, чтобы немного ослабить окутавшее меня волнение.

Я рисовал.

Без этюдника пришлось довольствоваться разлинованным листом из тетради, но меня заботило это меньше, чем возникшая вдруг потребность поднести карандаш к листу. Даже несмотря на то, что это был тетрадный лист и простой карандаш вместо полотняной бумаги и грифеля, мне нужно было рисовать. Я просто должен был.

Мысль о Николь была самой яркой в моей голове. Даже больше, чем любимая игра в футбол, высококлассные блюда в Портленде или минет на день рождения. Мой разум ухватился за все, что связано с ней: то, как скользили ее волосы, когда она поворачивала голову; как чуть стискивала челюсти, когда я бывал засранцем; выражение ее глаз, когда она лежала рядом со мной и пробегала пальцами по моим волосам…

…и именно это я и рисовал.

Первыми на ум пришли очертание ее щеки, прижатой к подушке, и пряди волос, спадавшие каскадом и разметавшиеся вокруг нее. Карандаш запархал по грубой бумаге, вырисовывая угол ее футболки у плеча и линию шеи.

Рука летела почти также быстро, как и разум. А когда я поймал красоту того момента, в итоге притормозил, чтобы убедиться, что все детали совпадали – особенно выражение ее глаз. Я не знал, что означал этот взгляд. Я даже не был уверен, видел ли вообще когда-нибудь его раньше – уж точно он не предназначался мне. Я просто знал, что мне он нравился.

За окном начало уже заходить солнце, и мой желудок слегка заурчал. Я проигнорировал его и продолжил рисовать. В конце концов в глазах стало все расплываться, так что я заставил себя сделать перерыв. Лег поперек кровати и посмотрел на рисунок у меня в руке. Постарался лечь в то же положение, как лежал прошлой ночью, и положил рисунок туда, где должна была находиться она.

Я задремал.

Через облака сна я почувствовал на своей щеке мягкое прикосновение кончиков ее пальцев, затем они прошлись по челюсти и зарылись в волосы. Я был уверен, что простонал, перекатившись на бок, и открыл глаза.

Это был не сон.

– Привет, – сказала Николь. Она втянула губу и нервно посмотрела по сторонам. – Я стучала, но ты не ответил. Я, э-э… У меня по-прежнему были твои ключи, поэтому я пришла, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

– Со мной все хорошо, – солгал я.

Она приподняла брови.

– А со мной нет, – ответила она.

Блядь.

Теперь, когда она снова была тут, и воспоминания о том, как она лежала рядом со мной, были самыми важными в моей голове, а то, что произошло пару часов назад, уже не имело такого большого значения. Она была здесь. Она вернулась. Даже несмотря на то, что я был задницей и сказал ей не делать этого, она все же вернулась.

– Прости меня, – сказал я. – Я не хотел… срываться на тебя.

Губы Николь изогнулись в легкой улыбке, но в глазах все равно была грусть.

– И ты меня прости, – сказала она, поглаживая пальцами меня по щеке. – Знаю, что вот так сбегать… ну, это было грубо. Я не знала…

Она вздохнула и встряхнула головой.

– Почему тебе нужно было так срочно уйти? – спросил я.

Николь положила руку мне на плечо и потерла там кожу. Я почувствовал себя лучше.

– Некоторые истории не принадлежат мне, чтобы я могла их рассказать, – мягко сказала она. – Я спросила… ну, разрешения рассказать только тебе, но… – Она тяжко вздохнула. – Что ж, Томас, у тебя есть довольно определенная репутация.

– Полагаю, я не могу с этим поспорить. – Я попытался слегка улыбнуться, но мне по-прежнему не нравилось, что она говорила. Похоже, быть царем горы не всегда хорошо. Я посмотрел на нее с надеждой. – И ты даже не можешь сказать мне, кто такой этот Тимми?

Николь отрицательно покачала головой.

Так как я в основном был сконцентрирован на футболе, первой мыслью было, что это вратарь Тим Ховард. Его образы на страницах журнала ESPN «The Body» промелькнули у меня в голове. Он был высоким, мускулистым и одним из лучших вратарей в мире. Я подумал о том, как моя Румпель сбегает от меня, чтобы быть с ним, и сердце будто сжали в кулак. Вопрос, ответ на который я не хотел знать, сорвался с моих губ без предупреждения.

– Ты… ты и с ним встречаешься?

Николь рассмеялась. Она прикрыла рот рукой и рассмеялась еще сильней. Я сощурил глаза, глядя на нее, так как не думал, что во всем этом дерьме было хоть что-то смешное, но она лишь продолжала смеяться, пока у нее из глаз не брызнули слезы.

– Хм… нет, Томас, я определенно не встречаюсь с Тимми, – снова захихикала она, но затем посмотрела на мое лицо и должно быть увидела, что для меня в этом не было ничего смешного.

Я перекатился на живот и приподнялся на оба локтя, уставившись на золотое покрывало на моей кровати.

– Не смотри так, – сказала Николь, ее рука снова пробежала по моему подбородку. – Обещаю, тебе не о чем беспокоиться.

Что ж, от этого я бы в любом случае не перестал беспокоиться.

– Что это? – спросила Николь, потянувшись через меня, чтобы ухватить за лист, который я прятал за собой.

– Ничего! – сказал я и перехватил его, но было уже слишком поздно – она его уже увидела.

– Это ты нарисовал? – спросила Николь.

Я прижал лист к груди, чтобы она не смогла его разглядеть, но, очевидно, что она уже увидела достаточно, чтобы все понять. Я почувствовал позывы к рвоте.

– Там нарисована я? – спросила она. Ее глаза выражали нежность, и я почувствовал, как все мое нежелание вместе с наилучшими побуждениями тают на глазах. – Дай посмотреть.

Я протянул ей листок.

– Он еще не закончен, – тихо сказал я.

Она переводила взгляд с меня на бумагу, затем снова на меня и вновь на листок.

– Томас… это… – Она остановилась и снова взглянула на рисунок. – Он невероятный.

– Он всего лишь на тетрадном листе, – ответил я, – и у меня нет нужного карандаша и растушевка пока неправильная и…

– Он прекрасен, – сказала она, склонилась ближе ко мне и наклонила голову в строну под неудобным углом, чтобы добраться до меня. Она посмотрела мне в глаза, прежде чем медленно придвинуться и коснуться своими губами моих. Как по мне, это было слишком мимолетно, но даже при такой лаконичности, вся злость, что я испытывал по отношению к ней, испарилась.

Я сдвинул руку и накрыл ладонью ее щеку, вновь притягивая к себе. Я снова поцеловал ее губы, а затем прошелся поцелуем вдоль ее скулы.

– Я рада, что меня во тьме не видно, – процитировал я, – Мне стыдно превращенья моего81.

Я почувствовал, как она улыбнулась, и отстранился, чтобы снова на нее взглянуть, с радостью обнаружив, что она была более расслабленной. Глядя на нее, я даже не мог понять, отчего так разозлился. Может, это всего лишь потому, что она уходила, а мне не хотелось ее отпускать.

– Ты прекрасна, – сказал ей.

Ее улыбка стала более искренней и менее печальной.

– Ты ужинал? – спросила она, и я был рад сменить тему.

– Неа, я вроде как заснул вместо этого. Хотя уже довольно поздно.

– Я пригнала назад твою машину, – сказала она.

– Я догадался.

– Прости, что так набросилась на тебя, – сказала она. Вот тебе и сменили тему. Она теребила низ моей футболки и видимо поняла, что вновь вернулась к той же теме, так что снова ее сменила. – Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь приготовила?

И она еще сказала, что это я взрываю ей мозг.

– У нас здесь не из чего готовить, – напомнил я.

– Может, я заберу тебя за покупками в продуктовый магазин, – улыбнулась она, я снова перекатился и теперь уже сел. В голове пронеслось, что подумает папа, если увидит у нас в холодильнике кучу свежих овощей, названия которых ни один из нас даже не знает.

– Думаю, это породит множество вопросов, – сказал я.

– Полагаю, что так, – признала она сникшим голосом. К тому же, она вдруг стала выглядеть очень уставшей.

– Уже становится поздно, – сказал я. – А нам завтра в школу. Я отвезу тебя домой.

– Тебе все же нужно поесть.

– Я найду что-нибудь по возвращению.

– Я не оставлю тебя тут одного без чего-нибудь съестного на ужин, – сказала Николь. – Так что собери свой рюкзак для ночевки. К тому же завтра тебе будет проще отвезти меня в школу.

Кто я такой, чтобы спорить?

Задолго до Шерлока Холмса, Генрих V у Шекспира произнес: «Игра начинается»82. Как-то так получилось, что когда дело дошло до настоящих отношений с Николь, у меня было чувство, будто я играл шахматными фигурами на доске для «Монополии».

Надеюсь, что хотя бы Николь понимала правила игры.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю