Текст книги "Искусственная ночь (ЛП)"
Автор книги: Шеннон Макгвайр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
«Да, да, конечно, – сказал кто-то, погладил меня по волосам, откинул их назад и заколол. Голос был почти знакомым, как и лица, которые я иногда видела во сне. – Уже почти пора. Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Не волнуйся.»
«…с кольцами на пальцах и колокольчиками на пальцах ног,» – пропела я, закрывая глаза.
Больно смотреть на туман слишком долго. Он начнет растворяться, если я это делаю, показывая мне проблески мира, который был не совсем правильным. Он был не таким каким должен был быть мир; Мне хотелось кусаться и кричать. Что-то о детях и свечах.
«Сколько миль до Вавилона? – пробормотала я. – Шестьдесят миль и десять.»
«Ш-ш-ш, – сказал голос. – Тебе нужно помолчать. Больше никаких рифм. Больше никаких слов.»
«Ты сможешь добраться туда при свечах?» – о чем она говорит? Слова и туман-вот все, что у меня было.
«Очнись от этого!» – она прошептала и ударила меня. Я замерла. Иногда он бил меня, когда я пела песни, которые ему не нравились. Я никогда не знала, какие песни заставят его ударить меня, пока они не будут спеты, и будет слишком поздно, чтобы взять их обратно. Однажды, когда я пела песню о женщине по имени Джанет и белом коне, на котором ездил ее любовник, он начал бить меня и почти не останавливался. После этого я несколько часов истекала кровью в тумане, и на пальцах у меня, как рубины, блестела яркая кровь.
Мне не нравилось, когда он бил меня. Было больно. И это смутило меня, потому что, как бы я не ненавидела его, я не хотела, чтобы он останавливался. Когда он наносил удары, туман рассеивался настолько, что я могла начать постигать концепции, лежащие за пределами мира, который я знала, вещи более сложные, чем туман и полузабытые песни. Поэтому я съеживалась от ударов и вспоминала, что их вызвало, чтобы заставить его сделать это снова, когда захочу. Всякий раз, когда я была готова рискнуть болью ради здравомыслия. Когда он избивал меня, я ненавидела его. Когда он останавливался, я ненавидела себя за то, что ненавижу его.
Но я всегда заставляла его бить меня снова.
Боли больше не было. Открыла глаза. Туман опустел, медленно кружась. «Привет? – туман поймал мой голос и отбросил его, заглушая песни. – Привет?»
Никто не ответил. Я обхватила себя руками, дрожа сильнее. Это было неправильно: я никогда не была одна. В тумане всегда был кто-то, готовый наказать или успокоить. Они никогда не оставляли меня в покое. Что-то может причинить мне боль. Что-то может меня напугать. Что-то может …
Можно …
Кто-нибудь может меня разбудить.
«Сколько миль до Вавилона? Шестьдесят миль и десять…» – прошептала я. Я вспомнила, что кто-то еще говорил то же самое: женщина с темными волосами и глазами, похожими на туман. Она вложила мне в руку свечу и сказала, Как пройти туда и обратно; она обещала, что свеча защитит меня. Да, опасность есть, всегда, но есть дорога, по которой я могу идти. Я вспомнила маслянистый блеск ее кожи, заостренные ногти, которые так естественно изгибались в когти. …
Луидэд.
Задохнулась, мое сердце колотилось о ребра. Луидэд. Она дала мне свечу и указала на дорогу, которая ослепляет Майкла. Я была в безопасности, пока держала свечу и оставалась на тропинке. Я была в безопасности, пока… о, корни и ветви, что я наделала? Что еще важнее, что я делаю сейчас? Попыталась встать и упала, зацепившись за стул.
«Что ж, это сработало лучше, чем я ожидала,» – насмешливо произнес голос у меня за спиной.
Замерла, перебирая возможные варианты и отбрасывая их. Наконец спросила: «Акация?»
«Это я, а теперь тише. Мне нужно, чтобы ты встала, – ее руки крепко лежали на моих плечах. – Я не позволю тебе упасть.»
«Где я?» – я слышала ее, но не видела; туман закрывал все.
«Личные залы моего мужа, – она помогла мне подняться на ноги. – Все будет хорошо, но тебе нужно двигаться.»
«Ничего не вижу.»
«Ты заколдована – у него есть планы на тебя, и они не включают в себя твой побег. – В ее голосе звучало мрачное веселье. – Закрой глаза.»
Я сделала, как мне было сказано, и она провела мягкой влажной тряпкой по моим векам. Когда давление ослабло, я открыла глаза, щурясь от яркого света. Туман исчез. Мы оказались в маленькой комнате, заваленной сломанной мебелью и грудами гобеленов. Пол был покрыт толстым слоем пыли, и следы вели к креслу, где я сидела. Окон не было, дверь была приоткрыта и не запиралась. Они держали меня в плену, и им даже не нужны были железные прутья, чтобы сделать это, потому что покорилась им. Идиотка.
Акация стояла на коленях передо мной, хмурясь и дразня шрамом на щеке. Она смотрела, как я оглядываюсь по сторонам, и на ее лице было написано беспокойство.
«Ты меня видишь?»
«Да, – ответила я, смотря на нее. – Что он со мной сделал?»
«Он покрыл твои глаза волшебной мазью, приготовленной для того чтобы ослепнуть а не прозреть, – ее улыбка была горькой. – Боюсь, он не очень оригинален, но то, что он делает, он делает хорошо. В том числе и похищает чужие игрушки. "
«Я думала, он бог,» – едва не подавившись словами произнесла я.
«Понимаю, он делает это со всеми, даже с теми из нас, кто должен знать лучшее, – она провела рукой по моим волосам и выпрямилась, сказав, – это канун Дня Всех Святых, и он скоро придет за тобой.»
«Что? – я уставилась на нее. Прошло так много времени? Этого не может быть… но туман был таким густым. На мгновение, я была готова пойти с ней. Потом я посерьезнела и покачала головой. Мысль о свободе была как наркотик, но это не изменит моего обещания. – Не могу.»
«Знаю, что ты дала слово. Что ты обещала?»
«Остаться.»
«Ты никогда не говорила, что станешь охотником. Мои леса – часть его земли. Теперь пойдем со мной. Я не могу освободить тебя, но по крайней мере ты не будешь его.»
Я внимательно посмотрела на нее, прежде чем протянуть руку и позволить ей вывести себя из комнаты.
«Зачем ты помогаешь мне?»
«Потому, что тебе не нужно было забирать у нее мою розу, и потому что его планы на тебя сделают хуже нам обеим. А теперь поторопись.»
Я замолчала, позволяя ей вести меня по коридорам. Мы были на полпути в одном из коридоров, когда Акация ахнула и толкнула меня за спину. Я сгорбилась, пытаясь стать настолько маленькой, чтобы меня не заметили. Я не видела, что ее напугало, но была уверена, что вряд ли это что-то было настроено дружелюбно. В землях Слепого Майкла ни чего дружелюбного не было.
Ноги в доспехах шаркали по полу, и чей-то голос произнес: «Мы не ожидали увидеть вас здесь.»
«Вы сомневаетесь в моем праве пройти?» – требовательно спросила она. Ее голос был холодным и убежденным в собственном превосходстве: таким голосом чистокровки разговаривают со слугами-подменышами.
На стражников Слепого Майкла это подействовало ничуть не хуже. Последовала неловкая пауза, и голос сказал: «Но мы приближаемся к тому времени, когда пора ехать, и я подумал: …»
«Кто сказал, что вы должны думать? – спросила она. – Вы явно не подходите для этой задачи. Какая порода глупцов бросает вызов леди в чертогах ее господина? И я все еще его леди, пока Поездка не закончена.»
О чем она говорит? Я вспомнила руки Слепого Майкла на своих волосах и щеках и вдруг ужасно испугалась, потому что уже догадалась.
«Моя леди, я…»
Лучше бы он промолчал – слишком поздно ее уже не остановить. Я не раз слышала, как вечером делала то же самое; ее слова произвели на меня впечатление, и наверное у нее были на то причины. Акация делала это хладнокровно, не имея ничего, кроме страха. Что сказать навык.
«Я почти готова сказать мужу, что вы сомневаетесь в моем праве ходить по его коридорам! Уверена, ему будет любопытно, узнать, что его охрана делает для его безопасности даже больше, чем необходимо; охраняет его леди от его постели! "
«Пожалуйста! – охранник был в отчаянье, и даже мне стало его немного жаль: догадываюсь, чем это может закончиться, когда о чем-то подобном сообщают Слепому Майклу. – Тысяча извинений!»
Последовала пауза. Когда Акация заговорила снова, ее голос звучал мягче.
«Очень хорошо. Проследи, чтобы меня никто не беспокоил; я не собираюсь танцевать эти па больше одного раза за ночь.»
«Да, Госпожа!» – я слышала, как охранник отполз в сторону, шаги затихли. Несколько минут Акация прижимала меня к стене в ожидании. Никаких сигналов тревоги.
Когда она, наконец, отошла от стены, она посмотрела на меня печальным взглядом.
«Значит, ты знаешь.»
«Почему…»
«Потому что, – ее печаль исчезла, превратившись в горечь, – Ты была бы лучшей игрушкой. Пошли быстрее.»
Она схватила меня за руку и пошла дальше, теперь быстрее. Охранник сдержал слово, и никто больше не пытался нас остановить. Конец коридора был уже виден, когда Акация побежала, таща меня за собой. Мы почти выбрались. Почти вышли.
Пальцы вцепились в мои волосы, заставляя меня остановиться. Я упала навзничь, сильно ударившись об пол, и обнаружила, что смотрю в ухмыляющееся лицо пикси из детского зала. Она сидела верхом на своем кентавре, одной рукой вцепившись в его гриву, другая все еще была поднята, пряди моих волос были зажаты между перепончатыми пальцами.
«Он сказал, что ты можешь попытаться сбежать. Он сказал, что мы должны следить за тобой, – сказала она и холодно посмотрела на акацию. – Ты не можешь причинить нам вреда. Он знает, где мы.»
«Нет, – устало ответила Акация, опустив руки. – Я не могу причинить тебе боль.»
«Глупая старая карга, – сказала Пикси. На этот раз Кентавр схватил меня за волосы и поднял на ноги. Я поморщилась, но не закричала. Не доставлю им такого удовольствия. – Это его залы, а не твои. У тебя здесь нет власти.»
«Не знала. Сдаюсь,» – сказала Акация и умоляюще посмотрела на меня.
Что мне было делать? Я уже была проклята. Она тоже, но мне не нужно было заставлять ее страдать. Она сделает это сама. Я обмякла, не сопротивляясь и не умоляя о помощи, когда Акация повернулась и пошла прочь.
«Ты как раз вовремя, – сказала Пикси. – Теперь мы уходим.»
«Уходим?» – уныло спросила я.
Кентавр кивнул, встряхнув меня для профилактики.
«Теперь мы едем.»
Они протащили меня через холл и выволокли за дверь на поляну, где я заключила сделку. Около половины скрюченных детей Слепого Майкла метались туда-сюда под пристальными взглядами всадников. Были и другие, не изменившиеся дети, связанные вместе, как скот. Большинство из них плакали. Пикси толкнул меня в толпу, и я споткнулась, едва удержавшись, чтобы не упасть. Казалось, никто не заметил нашего прибытия; если бы не крики, все могло бы сойти за праздничную атмосферу.
Охотники охраняли край поляны, за исключением того места, где она граничила с длинной каменной стеной. Менее чем в двадцати футах от меня в стене был пролом; пикси и ее Кентавр скакали галопом к краю поляны, а другие дети не обращали на меня внимания, поглощенные своими собственными предчувствиями или страхами.
Я попятилась к проему. Пора было начинать поездку. Не знаю, что случится, когда Слепой Майкл выведет своих охотников в ночь, и не хотела узнавать; Акация была права. Я обещала Слепому Майклу, что останусь в его землях, но ничего не сказала о том, что буду сидеть сложа руки, пока он будет привязывать меня к своей вечной службе или считать своей дамой. Я знала достаточно, чтобы понимать, что если поеду, то буду принадлежать ему вечно, и, может быть, это было слишком, но мысль о том, чтобы проводить все время с этим человеком, просто отвратительна. Все мои дети были в безопасности дома, кроме Кэти, и если Слепой Майкл все еще держал ее у себя, было слишком поздно. Мне некого было спасать, кроме самой себя. Лучше убежать, даже если я погибну при попытке. По крайней мере, я попытаюсь и если не получиться то умру героем.
Я опустила руки, стараясь выглядеть беззаботной. Некоторые из детей Слепого Майкла были бы рады причинить мне боль, как Пикси и ее друг-Кентавр, но другие, возможно, были бы рады увидеть, что кто-то сбежал. Стена была всего в нескольких футах. Если я выберусь из деревни, то смогу добраться до леса Акации прежде, чем всадники узнают, что я уехала. Как только я окажусь в лесу, они не смогут поймать меня. Там правила Акация. Еще есть шанс.
Идиотка, я позволила себе поверить в это. Только на мгновение… но этого было достаточно, чтобы дать мне надежду. Я добралась до стены, скользнула в дыру и приготовилась бежать.
И Слепой Майкл выглянул из темноты. На мгновение я увидела его таким, каким он был: Изначальным, основателем Волшебной страны, но все же человеком. Очень плохо. Затем его иллюзии обрушились на меня, и он стал горами, небом и миром. Я могла думать о побеге, но как бы мне ни хотелось, я не могла пошевелиться.
«Теперь поехали,» – сказал он.
О, корни и ветви. Оберон, помоги нам всем.
Глава 28
По команде Слепого Майкла вперед выступили бледные дамы с пустыми, как камень, глазами, одели меня в лохмотья зеленого и золотого шелка и завязали в волосах крошечные колокольчики.
Их сестры набросились на других детей, облачив их в серые и белые лохмотья. Я стиснула зубы, пытаясь собраться с силами. И не смогла их найти.
Удовлетворившись своей работой, они посадили меня на спину белой кобылы. Зеленые и золотые ленты были вплетены в ее гриву и хвост, в тон моему платью, она скребла землю, пока я устраивалась у нее на спине, пытаясь выйти из-под меня. Она выглядела такой же испуганной, как и я, и я не могла ее винить. Я не очень хорошо разбираюсь в лошадях, но даже я узнала лошадь, в которую превратилась Кэти. Ее глаза все еще были слишком человеческими.
«Прости», – подумала я, жалея, что не могу произнести эти слова вслух. Не хотела оставлять тебя, но они меня тоже схватили. Небольшие удобства – это иногда все, что у нас есть. Она и я будем страдать вместе. Вечно.
Старшие дети, избранные сопровождать нас, выскользнули из тени группами по одному и по двое, одетые в рваные наряды, подчеркивающие странные, страшные изгибы их тел. Они пересекли поле, отыскивая лошадей и молча садясь в седла. Большинство из них, очевидно, делали это раньше. Как они стали такими странными? Что со мной будет?
Кентавр рысью подбежал к моей лошади, на спине у него в дамском седле сидела пикси с перепончатыми пальцами. Они все еще были обнажены, но теперь в их волосах были завязаны веревки из красного и золотого шелка.
«Сегодня мы поедем верхом, – любезно сказал Пикси. – Некоторые из нас будут всадниками, другие-нет. Некоторые только немного изменятся и вернутся в зал. Это будет моя пятая поездка, – я ей не ответила. Не смогла. Она, казалось, приняла мое молчание за страх, потому что улыбнулась. – Ты поедешь только один раз, но он обещает, что будет больно.»
Хихикая, Кентавр повернулся и поскакал обратно к толпе детей наездников, увлекая ее за собой. Они были счастливы. Везет им.
И выехали всадники. Они сидели на своих скрюченных лошадях, вооруженные и закованные в доспехи, и разница между ними и детьми была так же велика, как разница между горами и песком. Они были более чем потеряны; они ушли добровольно. Один из них поднял Рог, издав три резких звука, и Акация выехала из темноты, сидя прямо, как деревья, которые были ее детьми.
Ивовые ветви запутались в ее волосах, а под плащом на ней были те же желтые и зеленые лохмотья, что и на мне. Взгляд, который она бросила на меня, был полон усталой печали, но не без облегчения. Она будет свободна после этой ночи. Ее лошадь была цвета свежесрубленного дерева, с гривой и хвостом, в которых смешались все красные, зеленые и золотые цвета осени.
Она подъехала к собравшимся и остановилась с треском, резким и внезапным, как ломающиеся ветки. Оглядела нас, спросила: «Кто здесь наездники?»
«Охота Слепого Майкла, которая сметает ночь», – в унисон закричали всадники.
«Кто здесь Наездники?» – напряжение было слабым, но оно было.
«Дети, которые захотят присоединиться к нам, дети, которых мы завоевали, выторговали и украли.»
«Для кого мы ездим верхом?»
«Слепой Майкл, который ведет и любит нас.»
«Для кого ты ездишь верхом?»
«Для самой охоты. Охота, поездка и ночь.»
Акация с отвращением вздрогнула. Я была уверена, что это не входит в сценарий.
«Когда вы будете ездить сегодня вечером, ваш господин поедет с вами, – она натянула поводья, сливаясь с толпой, и я видела, как она посмотрела на меня, добавив, – пусть Оберон поможет нам всем.»
Слепой Майкл выехал из той же темноты, которая вдруг показалась еще темнее. Его доспехи были из слоновой кости, отполированные до зеркального блеска, а его конь был огромным и черным до кончиков стальных копыт. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь иллюзия, что он всего лишь еще один первенец, но было слишком поздно. Его слава обрушилась на меня, растворяя меня в нем.
Он остановил лошадь перед нами, благосклонно улыбаясь. Мне хотелось подбежать к нему и поклониться, моля о его любви, его внимании, его благословении. Часть меня знала, что это всего лишь чары, но это не имело значения. Он был моим Богом, таким же древним и ужасным, как небо, и я принадлежала ему, чтобы оскорблять его, так как он считал нужным. Я все еще не могла пошевелиться, и эта крошечная, умирающая часть меня была рада. Скоро он получит мою верность. Я не должна была отдавать ее ему, пока он не заберет у меня все.
«Дети мои, – прогрохотал он, – одолжите мне ваши глаза,» – его слова были моими заповедями. Закрыла глаза, бормоча заклинание, которому меня научили, пока я ждала в тумане. Почувствовала, как мое зрение распадается на части, и когда я открыла глаза, то увидела переделанный мир. Каждый Охотник видел моими глазами, а я-их. Слепой Майкл был верен своему имени, но он нашел способ обойти свою слепоту: он видел своих детей насквозь. Каждого из нас.
«А теперь дети мои, поохотимся», – сказал он и, улыбнувшись, развернул коня и пустил его галопом, распахнув перед собой темноту, как занавес. Всадники последовали за ним, таща за собой плененных детей. Они протиснулись мимо меня, и я обнаружила, что двигаюсь назад, к задней части стада. Мои мысли прояснились, когда Слепой Майкл отъехал еще дальше, давая моему измученному здравому смыслу шанс закричать. Он не был хорошим. Он был сумасшедшим.
Я не очень-то контролировала свое тело, но, возможно, у меня достаточно сил, чтобы спрыгнуть с лошади. Если я упаду достаточно сильно, им придется оставить меня; мне придется ждать, пока он снова уедет, чтобы попытаться убежать. Я напряглась, готовясь упасть – и проходящий всадник положил руку мне на спину, подталкивая меня вперед. Слишком поздно. Все мои шансы сбежать исчезли, погасли, как и свеча. Игра окончена.
Дорога уходила в темноту, вспышки пейзажев мерцали вокруг нас, как рождественские гирлянды. Мы ехали не в реальном месте. Мы двигались между миром людей и летними землями, время от времени прорываясь из темноты в места, которые я помнила. Мимо проносились доки, неоновые вывески, туристы и запах соли; покрытый паутиной лес, наполненный колеблющимися огнями фей; Кастро, ревущая танцевальная музыка и толпа тел. Сцены быстро менялись, исчезая прежде, чем происходило осознание.
Мое разбитое зрение увеличивало странность пейзажа, общие перспективы заставляли меня чувствовать, что я смотрю на мир через призму. Отдельные точки зрения сливались воедино, пока мы ехали, превращая мир во что-то более глубокое и дикое, чем все, что я видела раньше. Все это было не правильно не естественно, но я знала, что так и будет, когда поездка закончится и Слепой Майкл возьмет меня в жены. Оберон, помоги мне. Мы приближались к концу нашего путешествия, я чувствовала это в воздухе, и каждый шаг приближал меня к нему. Если я уже заблудилась, то почему до сих пор так боюсь?
Мы вернулись в мир смертных и помчались по знакомой мне улице: через центр парка «Золотые Ворота», по обеим сторонам которой тянулись беговые дорожки и спутанная листва. Мимо проносились пикси, крошечные точки света, которые не нарушали темноты. Я никогда не видела такой ночи. Она была слишком нереальной и наполовину нарисованной для человеческого мира, слишком твердой и горькой для волшебной страны. Никогда не видела такой ночи… но я никогда раньше не ездила с сумасшедшим Изначальным. Это был мир Слепого Майкла.
Воздух становился густым и туманным, когда мы бежали по дороге, и мы замедлили ход. Я напряглась, ожидая, когда вернется темнота. Мы миновали больше половины залива, и нам нужно было закончить спуск в ночь.
Первые охотники были уже почти на перекрестке, когда впереди вспыхнул белый свет, пробиваясь сквозь темные верхушки деревьев и очерчивая круг в центре улицы. Лошадь Слепого Майкла в ужасе встала на дыбы.
«Стой!» – крикнул он, и она неровно остановилась. Понятия не имею, как заставить Кэти остановиться, и она сделала это сама, спотыкаясь о копыта, с широко раскрытыми испуганными глазами. Я хотела наклониться вперед, чтобы утешить ее, но не смогла. Все, что я могла сделать, это смотреть на свет.
Всадники выглядели такими же потерянными, как и я, толкались и рычали друг на друга, выстраивались в очередь за своим господином. Они были слишком напуганы, поэтому это вряд ли было частью ритуала. Это было что-то новое.
Голос из света закричал: «Я поеду верхом на молочно-белом коне, ближайшем к городу! Поскольку я был земным рыцарем, я в своем праве!»
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, почему я знаю эти слова. Я всегда произносила их сама или слышала, как их поют, обычно сладким диссонирующим голосом моей матери, когда она уговаривала меня уснуть. Знание слов не придавало им смысла. Почему кто-то читает балладу о Тэме Лине? Старые шотландские сказки конечно не являются типичным материалом для чтения на Хэллоуин. Это был Хэллоуин, ночь для охоты и жертвоприношений, и Тамлин закончил поездкой фейри в ночь Хэллоуина. Это должно было стать жертвой. Но обернулось спасением.
Большинство людей верят, что это всего лишь история, но это не совсем так; это случилось давным-давно, до начала горящих времен. Поездка, прерванная в ту ночь, привела к потере королевы Мейв и к падению старых дворов. Я никогда не понимала, почему моя мать выбрала эту песню в качестве колыбельной, наш мир начал умирать в ту ночь, когда началась баллада. Джанет ждала Мейв на перекрестке, стоя в центре круга, созданного для ее защиты. Она была умна, осторожна и завоевала человека, который предал нас всех. Может ли говорящий остановить эту поездку так же, как Джанет остановила ту? Так для кого они остановили ее?
«Сначала пропусти черных скакунов, а затем пропусти коричневых, – скандировал голос. С этим голосом ни кто не решился спорить. Дети вокруг меня поднимали головы, дрожа и смущаясь. – Быстро беги к молочно-белому коню и спусти Всадника вниз!»
Кто-то схватил Кэти за поводья. Она испуганно попятилась, и я упала.
Обмякла, почти радуясь, что у меня не хватает самообладания, чтобы удержаться или бороться. Может, я и не могла убежать, но это не означает, что я должна была спасать себя. Смерть лучше, чем выживание в рабстве.
«Нет, не знаешь!» – сказал веселый голос, хватая меня в воздухе. Чей-то локоть ударил меня в солнечное сплетение, выбив из меня дух, и мы, кувыркаясь, полетели сквозь свет, в круг, который он очертил. Мой захватчик изогнулся, когда мы упали, стараясь смягчить удар, при падении на землю. Внимательные похитители – приятная перемена. Жаль, что я была слишком занята криками, чтобы оценить это. Свет горел. Это было все равно что быть разорванной на куски заживо и вновь собранной бесчисленными невидимыми руками, ни одна из которых не была осторожной. Вокруг меня кричали другие голоса, и я зажмурилась, пытаясь заслониться от света. Не помогло.
Глаза охотников продолжали передавать мне образы, показывая парад детей и Охотников, плачущих от ярости нашего безумного Бога. Я видела себя падающей в руки фигуры в зеленой одежде, в то время как меньшие фигуры удерживали поводья моей лошади, сражаясь с ней, когда она сопротивлялась, чтобы освободиться. Другие дети падали, их сбивали собственные фигуры, которые тащили их на свет и не отпускали.
Я видела женщину, стоящую на краю круга, держащую руки перед собой, ладонями вниз. Она не была высокой, но что-то в ней заставляло ее казаться почти такой же огромной, как Слепой Майкл. Ее волосы спадали темными кудрями, как волны разгневанного моря; глаза были белы, как пена, и на ней было серое платье, расшитое бело-черными узорами, которые заставляли охотников отводить взгляд. Только Акация не отвела взгляда: она узнала ее, назвала и показала мне с восторгом, близким к ликованию. Луидэд.
Во мне проснулось что – то, что напомнило мне, надежду, потому, что я узнала ее, как только узнала ее имя – морская ведьма, сестра Слепого Майкла, которая послала меня к нему. Позади нее в темноте виднелись фигуры, но ни одна из них не имела значения; если кто и сможет меня спасти то это Луидэд. В конце концов, я перед ней в долгу. Я была нужна ей живой, чтобы расплатиться с долгами.
Я приземлилась на своего похитителя, дрожа от боли. Женщине подо мной, должно быть, было легче пройти сквозь свет, чем мне, потому что она уже зашевелилась. Хрен с ней. Как только я снова начала дышать, она перевернула меня, обхватив руками за талию и прижала коленями мои ноги.
«Извини, – сказала она почти знакомым голосом, – но я тебя не отпущу.»
«Все в порядке, – выдавила я. – не думаю, что тебе следует это делать.»
Сцена все еще разыгрывалась за моими закрытыми глазами, и я не знала, за кого «болею» больше. Я хотела быть свободной, но заклинание Слепого Майкла было сильным. У него все еще была моя преданность.
«Что все это значит?» – требовательно спросил Слепой Майкл. Оставшаяся процессия задрожала позади него. Кто-то на заднем фоне заскулил и замолчал. Все взоры были устремлены на господина и его сестру.
«Сегодня канун Дня Всех Святых, и волшебный народ ездит верхом, – сказала Луидэд. – У этой прогулки есть правила, братишка. Ты забыл? Ты можешь игнорировать их, но ты не можешь их отменить.»
«Ты не имеешь права», – прорычал он, и каждое слово было как нож в моем сердце. Я запрокинула голову и закричала. Я была не одна: все дети, которых стащили с лошадей, кричали вместе со мной.
«Ш-ш-ш, – прошипела женщина надо мной. – Забудь о боли. Стисни зубы и не обращай внимания. Ты можешь это сделать – я знаю, что можешь.»
Луидэд подождала, пока крики прекратятся, прежде чем сказала: «У меня есть все необходимые права, маленький братец. В обоих мирах».
«Тебе нельзя вмешиваться!»
«Не в твоем царстве. Мы установили эти правила, когда пришли сюда, и я соблюдала их, даже когда было больно подчиняться им, даже когда я видела, как ты разрушаешь все, что когда-либо любил. Следовала правилам. Но ты не в своем царстве, братишка. Ты в моем.»
«Мой проход разрешен! Я ничего у тебя не взял!» – на этот раз его слова были ударами, а не кинжалами. Я всхлипнула.
«Разве нет? – Голос Луидэд был успокаивающим, разглаживающим синяки, оставленные ее братом. – Ты заключил сделку с той, которая, как ты знал, находилась под моей защитой; ты даже не мог дождаться, пока догорит ее свеча. Ты забрал ее, когда она еще принадлежала мне.»
«Все дети мои! Дети всегда мои.»
«Дочь Амандины не была ребенком, когда ты забрал ее. Она не твоя.»
«Моя!» – закричал он. На этот раз кричали не только падшие: все дети корчились от боли, некоторые падали с лошадей, пытаясь остановить ее.
Это было достаточно больно, чтобы разрушить чары, которые связывали меня, давая мне контроль над собственным телом, но не над разумом. Это не помогло уничтожить желание вернуться к моему господину и хозяину. Я была слишком придавлена, чтобы двигаться, и поэтому рыдала, колотя кулаками по плечам похитителя. Мне не так-то легко было бить, и втайне радовалась этому.
«Не твоя! – огрызнулась Луидэд. Ветер поднимался вокруг нее, взъерошивая ее волосы, пока она сама не стала морем, принимающим физическую форму и пришедшим надрать чью-то серьезную задницу. – Не твоя. У охоты есть правила, Майкл, и ты нарушил их первым!»
«Это несправедливо!» – На этот раз в его словах не было борьбы, только раздражение человека, которому никогда не отказывали за все столетия его долгой-долгой жизни.
«Семья, друзья и спутники, связанные кровными узами, могут прервать поездку. Они прервали поездку нашей матери, когда женщина Картер украла ее жертв, – в ее голосе не было гнева, смирение и сожаление, но не гнев. – Они сломали ее. Они могут сломать тебя.»
«Кто придет за ней?» – он зарычал, собираясь с духом.
«Тибальт, Король кошек! – раздался голос у меня за спиной. Мое требование предшествует вашему.»
«Кассандра Браун, студентка-физик, – прокричал другой голос. – Верните мне тетю!»
«Квентин, воспитанник Тенистых холмов. Ты вернешь мне моего друга и мою леди!» – я слышала стук копыт в такт его словам. Это он схватил Кэти за поводья. О, дуб и Ясень. Маленький герой.
«Коннор О'Делл! Она моя подруга и ты ее не получишь!» – Коннору всегда было ближе клише, любовника, а не бойца, но в его голосе не было страха. Он везет меня домой или вообще не едет.
Они пришли за мной? Все они? Титания заплакала. Я не знала, смеяться ли мне или плакать. Бросать вызов Изначальному всегда не разумно, даже когда на твоей стороне один из них, и ты никогда не можешь быть уверен до конца, на чьей стороне Луидэд. Обычно на своей собственный.
Не думаю, что осталось что-то, что могло бы меня удивить. Тогда женщина, прижимавшая меня к Земле, закричала: «Мэй, Фетч!»
Открыв глаза, я обнаружила, что смотрю в зеркало.
«Мэй?» – пискнула я. Расплывчатое видение охоты начало исчезать, оставляя меня смотреть только своими собственными глазами.
Знакомые губы растянулись в незнакомой улыбке.
«Слишком, слишком твердое тело», – сказала она.
«Что, черт возьми, происходит?»
«Мы повернули компас, – сказала она, глядя мимо меня. – Теперь мы за это заплатим.»
Я вытянула шею, чтобы проследить за ее взглядом. Слепой Майкл спешился. Он подошел к краю круга и остановился. Луидэд была всего в трех футах от него, защищенная только светом.
«Младший, ты проиграл. Иди домой, – мягко сказала она. – Возьми детей, которые у тебя еще есть, и уходи. Мы не пойдем за ними. Я не позволю дочери Амандины преследовать тебя, и когда через сто лет ты снова будешь скакать верхом, никто не вспомнит об этом, кроме нас с тобой.»
«Есть правила, – ответил он. – Я могу попытаться вернуть их обратно.»
«Можешь, если согласишься, что можешь потерять их, и даже больше, если попытаешься, – сказала она. – Ты можешь принять этот факт?»
«Могу.»
«О, Майкл. Ты всегда был дураком, – Луидэд покачала головой. – Начинай свои игры. Любой, кто освободит свою добычу, потерян; остальные свободны.»
Она повернулась, ее платье закружилось вокруг нее волной, и Мэй нависла надо мной.
