Текст книги "Веселые человечки: культурные герои советского детства"

Автор книги: Сергей Кузнецов

Соавторы: Елена Прохорова,Мария Майофис,Энн Несбет,Сергей Ушакин,Лиля Кагановская,Илья Кукулин,Юрий Левинг,Биргит Боймерс,Марина Загидуллина,Константин Богданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

У ребенка была деревянная катушка, к которой была привязана веревочка. Ему никогда не приходило в голову возить ее по полу позади себя, т. е. играть с ней в тележку, но, держа катушку за веревку, он с большим искусством перебрасывал ее за край своей кроватки, так что она там исчезала, говорил при этом свое многозначительное «о-о-о» (fort), затем за веревочку снова вытаскивал ее из-под кровати, но теперь ее появление приветствовалось радостным «Вот» (da). В этом и заключалась вся игра – исчезновение и появление снова. Виден был обычно только первый акт, и этот акт, сам по себе, неутомимо повторялся, как игра, хотя больше удовольствия несомненно доставлял второй акт.

И чуть дальше:

…во время своего долгого одиночества ребенок нашел способ, как исчезнуть самому. Он обнаружил свое изображение в зеркале, которое доходило почти до пола, а затем опустился на корточки, так что изображение «ушло» [102]102
  Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения. С. 202.


[Закрыть].

В интерпретации Фрейда эта игра – имитация исчезновений матери. Ребенок «сам инсценировал то же самое исчезновение и возвращение доступными ему предметами» [103]103
  Там же. С. 202.


[Закрыть]. Напряжение, вызванное исчезновением объекта, сменялось в игре удовольствием от его появления.

Безусловно, можно спорить о том, насколько эти навязчивые повторы связаны именно с действием принципа неудовольствия, о котором пишет Фрейд. Главным, на мой взгляд, является здесь попытка показать, как травмирующий опыт осознания собственной отдельности и отделенности – то есть как этот опыт само-дифференциации – оказывается переведенным на язык символов (катушка с нитками) и ритмов (туда-сюда, fort-da) [104]104
  Подробнее о ритуалах отделения в детстве см.: Геннеп ван. Обряды перехода. С. 50–57. О травмирующем воздействии дифференциации см. подробнее: Bass Alan. Difference and disavowal: The trauma of Eros. Stanford, 2000. P. 31–32.


[Закрыть]. Повторяющаяся до бесконечности манипуляция символом исчезновения, как отмечает Фрейд, не делает ни акт исчезновения матери более приятным, ни ее появление – менее радостным. Однако именно эти ритуальные повторы одного и того же приема, материализующего радикальную смену состояний (отсутствие/присутствие), сокращают травмирующий эффект очередного «ухода» [105]105
  О роли ритуалов в преодолении тревоги у детей см., например: Boyer Pascal, Lienard Pierre. Why ritualized behavior? Precaution systems and action parsing in developmental, pathological, and cultural rituals // Behavioral and Brain Sciences. 2006. Vol. 29. P. 595–596.


[Закрыть].

Поведение внука во многом послужило для Фрейда моделью для понимания природы неконтролируемых повторов тягостных и мучительных переживаний прошлого («вынуждение повторения») в снах и ритуалах пациентов, перенесших травму. Если суть травмы, по словам психоаналитика, состояла в прорыве «защитного покрова» организма, то суть повторения мучительных переживаний связывалась со стремлением организма развить «чувство боязни, отсутствие которой и было причиной травматического невроза» [106]106
  Фрейд З. Цит. соч. С. 218.


[Закрыть]. Иными словами, реальность травмы, то есть неспособность имеющихся средств выражения адекватно передать суть происшедшего, вела к попыткам ретроспективно «обнаружить» предупреждающие сигналы-символы, которые оказались незамеченными или неузнанными в момент травмы [107]107
  См.: Santner Eric. Stranded objects: Mourning, memory, and film in postwar Germany. Ithaca, 1990. P. 25.


[Закрыть].

Навязчивое обнажение приема повторяющегося появления/исчезновения в ситуации преследования в мультфильмах «Ну, погоди!» и «Приключения Кота Леопольда» (Волк/Заяц, Волк/Заяц; Кот/Мыши, Кот/Мыши), о котором пишут Кагановская и Бараш, – как и повторяющиеся сцены боли и страданий в сказке об Айболите, которую анализирует Плат, – на мой взгляд, следует логике, обнаруженной Фрейдом: «…каждое новое повторение улучшает… желаемое овладение» сильным впечатлением от изначального исчезновения [108]108
  Фрейд З. Цит. соч. С. 221.


[Закрыть]. Здесь – как и в снах фрейдовских пациентов – повторяется не само насилие, но неожиданный опыт разрыва, непредсказуемый момент сбоя, внезапная ситуация исчезновения. Важно и другое. Как показывает история, рассказанная Фрейдом, в процессе формирования защитного слоя существенен не сам символ, а то, что этот символ делает. Изоморфизм образа и опыта, о котором пишет Бараш, – скорее исключение, чем правило. Катушка с веревкой может быть не менее эффективна, чем сцены исчезновения и (непременного!) появления мышей в мультфильме о Коте Леопольде или многократное тиражирование чучела скворца в рисунках детей. Значимым является не сам объект исчезновения, а его моделирующая и отчуждающая – чучело скворца, антропоморфные кошки-мышки и т. п. – функция, которая позволяет зафиксировать в процессе постоянных повторов смену принципиально различных состояний: здесь/там, ушел/вернулся, живой/мертвый [109]109
  Об отчуждающей роли символов в процессе становления см. подробнее: Turner Victor. Betwixt and between: the liminal period in rites de passage // Turner V. The forest of symbols: aspects of Ndembu ritual. Ithaca, 1967. P. 104–106.


[Закрыть].

Это формирование чувства готовности столкнуться лицом к лицу с трудностями и опасностями, это укрощение Реального как его упрощение, безусловно, были характерны для официальной детской культуры в целом: «клич пионеров», как известно, призывал быть готовым всегда. В этом отношении «веселые человечки», о которых шла речь, отличаются от остальных версий официальной детской культуры не столько своими целями, сколько способами их достижения. Традиционной готовности к подвигам («к славному подвигу каждый готов» [110]110
  См. «Рассказ о неизвестном герое» С. Маршака (1937).


[Закрыть]) в данном случае противопоставлялась постоянная готовность к негативному опыту. Акцентировался не героизм поступка, но контекст, в котором этот поступок мог быть востребован. Основной мотивацией являлось не обещание славы, но сложность ситуации, которая оставалась до поры до времени неочевидной.

Песня из кинофильма «Айболит-66» (реж. Ролан Быков, 1966) хорошо перевела на язык иронии главный посыл этой позднее-советской этики негативного:

 
Если б дети в Лимпопо
Жили не болея,
Мы не знали бы, что есть
В мире Бармалеи,
Что повсюду нам от них
Надо ждать подвоха.
Это даже хорошо,
Что пока нам плохо.
 

(«Это даже хорошо, что пока нам плохо», сл. В. Коростылева)

Как и предлагала Барто, на смену радужным краскам «светлого» будущего приходили разнообразные оттенки «черного». Однако приходили они совершенно не предусмотренным Барто образом и в совершенно неожиданной форме. Преодолевая бинарную логику, «веселые человечки» не просто учили находить приятное в неприятном, но лишали какого бы то ни было нормативного смысла и сами вопросы о том, «что такое хорошо» и «что такое плохо»:

 
А когда бы Бармалей
Козни нам не строил,
Мы не знали бы, что мы,
Видимо, герои,
Что не станем мы в беде
Ахать или охать.
Это даже хорошо,
Что пока нам плохо.
 

(«Это даже хорошо, что пока нам плохо», сл. В. Коростылева)

* * *

Учитывая всю неопределенность «веселых человечков», их тесную взаимосвязь с опытом маргинальности, насилия и неустроенности, было бы крайне заманчиво последовать этой логике до конца и, перефразируя известную советскую песню, объявить, что детство было «где-то, но не здесь», что вместо облегчения процесса взросления эти веселящиеся «монстры» и «помеси» позднесоветской культуры формировали странный и – временами – страшноватый детский мир. У подобного восприятия советской культуры детства наверняка было и будет немало сторонников. И все-таки, несмотря на многочисленность Бармалеев и Дуремаров, несмотря на бесконечность преследований и испытания, несмотря на постоянное одиночество и заброшенность героев советского детства, эта версия позднесоветской культуры, на мой взгляд, не столько приучала к страху и опасностям, сколько обнажала нестабильность существующих дисциплинарных «клеток» и расшатанность смысловых «решеток». Лиминальность «веселых человечков» олицетворила состояние промежуточности позднего социализма – с его ускользающими смыслами, неработающими классификациями и затуманенными перспективами (Илл. 12). «Искусству жить» «веселые человечки», может, и не учили, но «науку выживать» в этом состоянии они преподали неплохо.

Принстон, июль 2008

Илл. 12. Туманы и клетки позднего социализма. Иллюстрация к книге Евг. Богата «Понимание» (2-е изд. Серия: «Личность. Мораль. Воспитание». М.: Политиздат, 1986). Художник В.С. Любаров

ВОЛОДЯ УЛЬЯНОВ

Константин А. Богданов
«Самый человечный человечек»

1

Социологические опросы последних лет способны невольно поразить читателей, детство которых хотя бы в какой-то степени пришлось на годы СССР: школьникам младших классов современных российских школ в большинстве случаев имя Ленина уже почти ничего не говорит [111]111
  Ленин – известный писатель, который правил между Ельциным и Гитлером // Российское информационное агентство «Новый регион». Публикации за 21.01.2005 (http://www.nr2.ru/14226.html); Школьники о Вожде пролетариата: http://students.spbstu.ru/forum/index.php?showtopic=3385.


[Закрыть]. Анекдотические, в глазах одних, и обескураживающие, в глазах других, ответы детей и подростков на вопрос, кто такой Ленин, кажутся сегодня примечательными в главном – в идеологической и, во всяком случае, педагогической невостребованности знаний о главном персонаже еще, казалось бы, столь недавней политической и культурной мифологии [112]112
  «Вопрос дня: Как показал первый учебный день, многие наши школьники не знают, кто такой Ленин. Это хорошо или плохо?» (3 сентября 2002 г.): http://www.rol.ru/news/misc/news/02/09/03_079.htm.


[Закрыть].

Тех, для кого не только школьные годы, но даже пребывание в детском саду было непредставимо без информационного присутствия Ленина, осведомленность о нем современных школьников способна навести на саркастические раздумья о бренности идеологий и превратностях истории. Помню, что выданное мне в 1970 году свидетельство об «окончании» детского сада надолго озадачило меня стихотворением: «Желаем счастья светлых дней / И свято Ленина заветы / Храни всю жизнь в душе своей». Не понимая, что такое «Ленина заветы» и почему их следует хранить (в конечном счете «заветами» я счел книжечку самого свидетельства), я, вероятно, уже тогда мог бы рассказать какую-нибудь историю из его жизни. И в самом деле: советская лениниана богата иконографическим и дискурсивным разнообразием – в ней соседствуют образы великого вождя, несгибаемого революционера, гениального стратега, хитроумного политика, красноречивого оратора и вместе с тем «самого простого» и «самого человечного человека», как назвал Ленина Владимир Маяковский [113]113
  «Что он сделал, / кто он / и откуда – // этот / самый человечный человек? // Коротка / и до последних мгновений // нам / известна / жизнь Ульянова. // Но долгую жизнь / товарища Ленина // надо писать / и описывать заново» (Маяковский В. В. Владимир Ильич Ленин (1924) // Маяковский В. В. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1957. Т. 6. С. 241).


[Закрыть], – располагающе доверительного, добродушно-отзывчивого, часто ребячливого и даже в чем-то комичного.

Представления о Ленине варьировали, однако, не только в характерологическом, но и возрастном отношении: Ленин «в расцвете сил» дополнял собою образ «Ленина в детстве» и, в свою очередь, соотносился с образом «Ленина-дедушки», соответствуя возрастному разнообразию самого советского общества. Советский ребенок знакомился с героической биографией Ленина-революционера, но знал при этом и Ленина-сверстника и Ленина-дедушку – образы, занимательно осложнявшие представление о творце революции и основателе Советского государства [114]114
  Об изображении Ленина в детской литературе: O'Del F.A. Socialization through Children's Literature. The Soviet Example. Cambridge (MA), 1978. P. 101–105: Морозова H. Детские книжки о Ленине //Детская литература. 1986. № 2. С. 7–10; Липовецкий М…. И о «дедушке Ленине»: полемические заметки о «детской Лениниане» // Урал. 1989. № 1. С. 183–187; Мамедова Д. Персонажи власти в литературе для детей советского времени // Культура и власть в условиях коммуникационной революции XX века. М., 2002. С. 131–157 (электронная публикация: www.ruthenia.ru/folklore/ mamedova.htm).


[Закрыть]. История последнего оказывалась при этом нетривиально динамичной: советский ребенок не только взрослел вместе с Лениным – он становился наблюдателем биографических событий, сопутствовавших превращению маленького Володи Ульянова во Владимира Ильича Ленина, а отсталой и унылой дореволюционной России – в великий и могучий Советский Союз.

Ленинская биография иллюстрировала историю страны и Историю как таковую – у нее было начало, но не было предыстории: все «самое важное» в истории страны начиналось с детства Ленина, и то, что об этом детстве узнавали советские дети, становилось для них первым уроком истории.

Судя по моему собственному впечатлению, этот урок не был скучным. Маленький Володя Ульянов был прилежен, но и проказлив, любил читать книжки, но не чуждался игр и шалостей, был честен и отважен, но поддавался некоторым слабостям. Появлением первых историй о Ленине-ребенке советские читатели обязаны вышедшей в год смерти вождя книге Зинаиды (Златы Ионовны) Лилиной «Наш учитель Ленин». Лилина, известная в 1920-е годы партийная работница, жена председателя Исполкома Коминтерна и члена Политбюро ЦК Г. Е. Зиновьева и одна из главных фигур в Наркомпросе, специализировавшаяся в области детского образования и детской литературы, писала книжку, решавшую непростую задачу – сделать образ Ленина максимально близким, понятным и симпатичным для детей. Решение этой задачи было ею найдено на сквозном для всей книги мотиве игры. Революционная сознательность, присущая уже маленькому Володе, не мешала ему, как узнавал из книги Лилиной юный читатель, возиться с детьми и разделять их забавы. Ленин, как теперь выяснялось, не только любил детей, но и сам был большим охотником до детских развлечений, не упускавшим возможности поиграть и пошалить даже в пожилые годы. Так что и сама ленинская жизнь в глазах юных читателей представала как череда занимательных мероприятий:

«Владимир Ильич очень любил детей. С девочками он ползал по полу и играл с ними. С мальчиками он играл в снежки и строил крепости из снега. Я знаю одного мальчика, для которого он вырезал чудесные лодочки из коры. Он и этого мальчика научил вырезывать лодочки и склеивать лодочки из коры и березы. Я знаю одного мальчика, с которым Владимир Ильич был большим приятелем. А как он с этим мальчиком играл! Весь дом переворачивали они вверх дном» [115]115
  Наш Учитель Ленин. Л.: Гос. изд-во, 1924. С. 20. Лилина была редактором и автором нескольких книг, посвященных педагогике и, в частности, детской литературе (Лилина З. И. Социально-трудовое воспитание. Итог четырехлетней работы с Октябрьской революции до октября 1921 г. М., 1921; Она же. Красный календарь в трудовой школе. Метод, статьи, инструктивный материал и библиография. Л., 1924; Она же. Школа и трудовое население. Опыт связи. Принципы и методы. Л., 1925; Она же. Педагогические методы Ленина. М., 1925; Она же. Детская художественная литература после Октябрьской революции. Киев: Культура, 1929).


[Закрыть].

Создание детской ленинианы, сопутствующее становлению пионерской организации им. В. И. Ленина, получает в том же году периодическую прописку – в пионерских журналах «Барабан» (выходившем с 1923 года) и «Пионер», первым номером которого (от 15 марта 1924 года) стал траурный выпуск, посвященный Ленину (автором опубликованного в нем очерка о Ленине был Л. Троцкий; в том же номере было опубликовано Обращение ЦК комсомола и Центрального Бюро коммунистических детских групп ко всем детям по случаю присвоения пионерской организации имени В. И. Ленина). В обширной мемуаристике, которая заполнила после ленинской смерти страницы книг и журналов, образ Ленина – друга детей и любителя детских забав своевременно поддерживался воспоминаниями и рассуждениями самих детей о Ленине (в частности – в возобновленном в 1924 году журнале «Мурзилка»), своеобразно разнообразившими историю революции [116]116
  Начало посмертной канонизации Ленина наиболее подробно освещено в книге Бенно Эннкера: Ennker В. Die Anfange des Leninkults in der Sowjetunion. Koln; Wfeimar; Wien: Bohlau (Beitrage zur Geschichte Osteuropas, Bd. 22), 1997. Общие работы о культе Ленина: Tumarkln N. Lenin lives! The Lenin Cult in Soviet Russia. Cambridge (MA); London: Harvard University Press, 1983 (русский пер.: Тумаркин H. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России. СПб., 1997); Velikanova О. Making of an Idol: On Uses of Lenin. Gottingen; Zurich: Muster-Schmidt (Zur Kritik dcr Geschichsschreibung. Bd. 8), 1996. Первая музейная экспозиция, посвященная детству Ленина, была открыта еще до его смерти, в доме его родителей в Симбирске, ставшем в 1923 году Музеем истории революции (Velikanova О. Making of an Idol: On Uses of Lenin. P. 42).


[Закрыть].

В статье, опубликованной в весеннем номере «Правды», Троцкий дал сочувственную оценку творчеству юных мемуаристов. Хотя дети, по замечанию Троцкого, несомненно, зачастую лишь повторяют рассказы взрослых, зато они привносят в лениниану искренность и свежесть, искупающую биографические недочеты. И более того, даже если дети что-то и придумывают, то благоговение перед Лениным придает их фантазиям силу подлинной правды – подтверждением этого тезиса, по Троцкому, может служить цитируемое им здесь же детское сочинение о Ленине-рыболове, который, и сидя с удочкой на берегу реки неизменно размышлял о том, как улучшить жизнь рабочих и крестьян. И так оно, конечно, и было, заключает Троцкий, вне зависимости от того, удил приэтом Ленин рыбу или нет [117]117
  Цит. по: Тумаркин И. Ленин жив! С. 205. См. также: Троцкий Л. О Ленине: Материалы для биографа. М. 1924.


[Закрыть].

В глазах детей, чьи сочинения цитировал Троцкий, биография Ленина была полна занимательных приключений и происшествий, участниками которых не прочь были бы стать и сами мемуаристы. Собственно, и сама биография Ленина могла становиться предметом детской игры – об этом можно судить по занятной книжке «Дети о Ленине», выпущенной в том же, 1924 году и представлявшей «материалы детского творчества, разговоров и игр, собранных в дошкольных учреждениях Москвы». Судя по этим материалам (не верить которым, как кажется, нет оснований), одна из игр, придуманная малышами в траурные дни, была «игрою в Ленина», а точнее, игрою в похороны Ленина. Дети по очереди изображали Ленина в гробу, а мимо гроба шли соратники вождя: «Ты, Вася, – Калинин, Миша – Каменев, а я – Троцкий, у меня повязки на руке. – А девчонки зачем? – замечает Валя. – Пускай. Это – жена и сестра Ленина» [118]118
  Дети дошкольники о Ленине / Под редакцией Р. Орловой. М.: Гос. изд-во, 1924. Недавно книга репринтно переиздана (СПб.: Красный матрос, 2007). См. также: Ярославский Е. М. Жизнь и работа В. И. Ленина. М., 1924 (в 1926 году вышло уже 5-е изд.), содержит рубрику «Дети о Ленине»; Сивянинов А. Дети о Ленине: Ленинцы // Ленин в европейской поэзии: Отклики на смерть Ленина / Под ред. Б. Гусмана. М.: Прометей, 1925. Возможно, что «пережитком» упомянутой «игры в Ленина» является двустишие, бытовавшее в школьной среде еще в 1970-е годы и представимо допускающее возможность его акционального разыгрывания: «Камень на камень, кирпич на кирпич – / Умер наш Ленин, Владимир Ильич» (Форум «Мы любим товарища Сталина больше папы и мамы» // http://lj.rossia.org/users/tiphareth/1014157.html).


[Закрыть]. Рассказы о схожих играх (если и не сами игры) бытовали и позже: по сообщению Льва Рубинштейна, «воспитанников дошкольных учреждений перестали водить в гости к „дедушке“ (в Мавзолей. – К. Б.)» якобы «после того, как в одном из них дети были застуканы за тихой, но опасной игрой: один мальчик неподвижно лежал на двух стульях, двое по бокам стояли с игрушечными ружьями, а остальные с постными лицами и в торжественном молчании вереницей проходили мимо» [119]119
  Рубинштейн Л. Случаи из языка. СПб., 1998. С. 56.


[Закрыть].

В 1925 году юный читатель получил еще одну книжку, ставшую главной или, во всяком случае, наиболее авторитетной книгой детской ленинианы, – тоненькую брошюрку «Детские и школьные годы Ильича», написанную старшей сестрой Ленина Анной Ильиничной Ульяновой (в замужестве Елизаровой). В семи лаконичных главках, составивших воспоминания сестры Ленина, маленькому Володе посвящены преимущественно три первых главы, рисующие будущего вождя революции бойким малышом, любителем шумных игр и беготни. Истории о Ленине-ребенке, рассказанные Анной Ильиничной, стали позднее тем, что лингвисты называют прецедентными, а проще говоря – общеизвестными и почти фольклорными текстами советской культуры. Советские дети узнавали из этой книжки о том, что маленький Володя поздно научился ходить и иногда хлопался головой об пол (да так, что мать боялась, как бы он не стал дурачком), как однажды он открутил ноги у подаренной ему игрушечной лошадки и сломал у старшей сестры подаренную ей линейку, как он лазил по деревьям и катался на коньках, играл в крокет и командовал младшей сестрой Олей, загоняя ее под диван. Любовь к чтению не мешала Володе грызть подсолнечные семечки, ловить птиц и рыб, а однажды едва не утонуть, свалившись в канаву [120]120
  Это происшествие послужило темой стихотворного шедевра, приводимого Лидией Чуковской в книге «В лаборатории редактора»: «Однажды Ленин, быв ребенком, / В реке купаясь, раз тонул. / Один рабочий, идя мимо, / С моста немедленно спрыгнул» (Чуковская Л. К. В лаборатории редактора. М., 1963).


[Закрыть].

Самыми известными, благодаря их позднейшему пересказу у других авторов детской ленинианы, стали три истории о маленьком Ильиче: о том, 1) как маленький Володя, незаметно от матери, готовившей яблочный пирог, съел яблочные очистки, а пристыженный ею, «расплакался и сказал, что больше так делать не будет» («– И действительно, – говорила мать, – он больше ничего не брал тайком»); о том, 2) как он разбил графин и, испугавшись сказать правду сразу, потом все-таки нашел в себе силы сознаться в своем проступке; 3) как он потешался над своим меньшим братцем Митей, пугая его страшной песенкой про «Козлика» («Напали на козлика серые волки…»).

Книжка Ульяновой (во всяком случае – ее пятое издание, вышедшее в 1931 году совместно в ОГИЗе и «Молодой гвардии») была проиллюстрирована знаменитыми впоследствии фотографиями Володи-ребенка, семьи Ульяновых и Володи-гимназиста, причем первая из них (помещенная поверх красного фона обложки) была уже характерно отретуширована: попреки оригиналу, изображавшему четырехлетнего Володю вместе с его младшей сестрой Олей, на фотографии остался он один – ангелоподобный ребенок с высоким лбом и вьющимися кудрями [121]121
  Ульянова А. И. Детские и школьные годы Ильича. 5-е изд. М.: ОГИЗ; Молодая гвардия, 1931. Впоследствии книга была переведена на большинство языков народов СССР, включая цыганский и карельский (см., например: Ульянова-Елизарова А. И. Тыкнэ и сыкляпбнытка бэрша Ильичёс. М., 1932).


[Закрыть]. История с яблочными очистками, разбитым графином и особенно с поддразниванием младшего брата удачно очеловечивала ангельский облик будущего вождя революции и представляла его, по выражению того же Маяковского, «обыкновенным мальчиком» [122]122
  Маяковский В. В. Владимир Ильич Ленин (1924) // Маяковский В. В. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1957. Т. 6. С. 256.


[Закрыть]. Занимавший мемуаристов и, несомненно, интересовавший читателей 1920-х годов образ Ленина-человека [123]123
  Как далеко заходил этот интерес, можно судить, в частности, по статье А. Меньшого «Ленин как человек» (На могилу Ильича. Л.: Прибой, 1924. С. 72–77), где рассказывается, как Ленин «быстро научился косить» – и не отставал в работе от крестьян, «поработавши, с наслаждением курил махорку». Далее читатель узнавал, что «Ленин никогда не смотрелся в зеркало. В течение последних десяти лет своей жизни не видел он лица своего». На эти и подобные им воспоминания позднее негодовала младшая сестра Ленина: Ульянова М. И. О некоторых «воспоминаниях» об Ильиче // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М., 1989. Т. I.C. 330–332.


[Закрыть] обретал в данном случае вполне «этиологическое» звучание – в характере маленького Володи читатели могли прозревать не только будущую биографию Ленина, но и будущую историю России. События детской жизни Ильича в ретроспективе российской истории объясняли последнюю не в трансцендентальном, но антропологическом и потому общепонятном ключе – как историю того, кто ее совершил. Такая история представала историей ленинских поступков, а не только происшествий, историей личности, а не только неведомых исторических законов. Можно сказать, что в определенном смысле детская лениниана противостояла доктринальной марксистской историософии, настаивавшей на необратимости исторического процесса, так как делала саму историю доступной для увлекательного рассказа (в соответствии с англоязычным каламбуром, связывающим history и story) о живых людях и их поступках, или, выражаясь языком старинной историографии, о героях и их деяниях [124]124
  Не случайно, может быть, интерес к детству Ленина проявляют прежде всего те историки, для кого важна субъективно-психологическая (или даже психиатрическая), компонента коммунистической идеологии. См.: Deutsche I. Lenin's Childhood. London: Oxford University Press, 1970; Service R. Lenin: A Biography. Cambridge: Harvard University Press, 2000 (наиболее обстоятельное и документированное на сегодняшний день исследование материалов о детстве Ленина).


[Закрыть].

Историчность в таких рассказах не исключала легендарности (оправдывавшей в 1920-1930-е годы, помимо прочего, публикацию фольклорных и квазифольклорных текстов о Ленине) [125]125
  Пясковский А. В. Ленин в русской народной сказке и восточной легенде. М., 1930. О фольклорной лениниане 1920-1930-х годов см.: Юстус У. Вторая смерть Ленина: Функция плача в период перехода от культа Ленина к культу Сталина // Соцреалистический канон. СПб., 2000. С. 926–952; Иванова Т. Г. О фольклорной и псевдофольклорной природе советского эпоса // Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора. М., 2002. С. 403–431; Панченко А. А. Культ Ленина и «советский фольклор» // Одиссей. Человек в истории. 2005. М, 2005. С. 334–366.


[Закрыть], но даже обязывала к ней, придавая отдельным эпизодам конкретной биографии своего рода символический смысл. Справедливо замечено, что рассказ о разбитом маленьким Володей графине в назидательном отношении сопоставим с важным для американской легендарной историографии рассказом о маленьком Джордже Вашингтоне, срубившем подаренным ему топориком любимую вишню отца и честно признавшемся в своем проступке. И «топорик Джорджа Вашингтона», и «разбитый графин Володи Ульянова» – «предметы из одного семантического поля» [126]126
  Панченко A. M. Осьмое чудо света // Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб., 1999. С. 497. Об источниках истории о «топорике Вашинтона» см.: Weems M.L. The Life of Washington (1809). A new edition with primary documents and introduction by Peter S. Onuf. Armonk; New York; London: M.E. Sharpe, 1996. P. 8–10.


[Закрыть]. И в том и в другом рассказе начало легендарной истории оказывается игровым и вместе с тем этически значимым: история творится теми, кто уже в детстве способен признать свое право на проступок, но значит – также и право на поступок.

Мемуаристы 1920-х годов, еще не связанные жесткими цензурными ограничениями последующих десятилетий, адресуясь к юной аудитории, разнообразят рассказы о детстве Ильича подробностями, сочетающими назидательность с развлекательностью. Ленин в детстве демонстрирует честность, бесстрашие, но также удивительную изобретательность и игровую увлеченность. Рассказ об одном из таких увлечений маленького Володи послужил началом событий, достойных авантюрно-детективного повествования: в апреле 1925 года в ивановской областной газете «Красный рабфаковец» появилась заметка А. Круглова-Самарина об игре в «Общество чистых тарелок», якобы объединявшей в детстве братьев и сестер Ульяновых. Смысл игры, насколько о нем можно судить из заметки Круглова-Самарина, а также одноименного рассказа В. Д. Бонч-Бруевича, позднее вошедшего в его книжечку «Ленин и дети», состоял в том, что участники «Общества…» ревностно следили за чистотой своих тарелок и тем самым выражали свою «заговорщицкую» «гигиенически-нравственную» солидарность.

В отличие от Бонч-Бруевича, претензии Круглова-Самарина не ограничились литературно-художественной мемуаристикой: вскоре после публикации газетной заметки в городе Иванове регистрируется созданное ее автором к 50-летнему юбилею прежнего ленинского «Общества чистых тарелок» – «Всесоюзное общество чистых тарелок». Вскоре ячейки нового «Общества» возникают в г. Шуя и некоторых других городах Иваново-Вознесенской губернии. По утвержденному Уставу «Общества» каждый его член становился владельцем двух тарелок – глубокой и мелкой, за чистотой которых он должен был неукоснительно следить. Предполагалось, что со временем сами тарелки будут оформлены таким образом, чтобы «отражать поступательный ход развития молодого Советского государства», причем тематика рисунков будет соответствовать разнице общественного статуса – членам детской и юношеской секции «Общества» будут вверяться тарелки с изображением «собачки» и «мячика», членам взрослых секций – с изображением «трактора», «паровоза» и даже космической «ракеты».

В 1926 году Круглову-Самарину удалось добиться через Наркомат просвещения беспроцентного кредита на сумму 2,5 млн. рублей (примерно 3,5 млн. долларов по нынешнему курсу) для закупки в Германии глубоких и мелких тарелок. 4 августа 1926 года в Берлин должна была выехать закупочная комиссия в составе руководителя «Общества» и его ближайших соратников. Однако вояж закупочной комиссии не состоялся: накануне отъезда в квартире Круглова-Самарина был произведен обыск, подтвердивший оперативные данные ОГПУ о финансовой афере, завуалированной под общественную организацию. Круглов-Самарин и его соратники были арестованы, обвинены в экономическом саботаже и приговорены к длительным срокам заключения, а само «Общество» распущено [127]127
  По слухам, А. О. Круглов-Самарин умер в 1933 году в одном из Усть-Вымских лагерей. Изложение истории «Всесоюзного общества чистых тарелок» даю по публикации: Семашко Н., Немоляев К., Новиков С. Общество чистых тарелок // http://gazeta.lenta.ru/music/26-08-1998_ocht.htm.


[Закрыть].

В. Д. Бонч-Бруевич, который посвятил «Обществу чистых тарелок» назидательный рассказ о хитроумии Ильича, увлекшего детей к вступлению в придуманное им общество с тем, чтобы они не оставляли в тарелках недоеденной еды и следили за чистотой посуды, ни одним словом не упоминает о том, какое грандиозное продолжение могла получить и однажды уже чуть было не получила ленинская затея. Но история говорит сама за себя: игры маленького Ленина могли объединять в 1920-е годы не только детей, но и взрослых. В множившихся в 1930-е годы мемуарных и литературно-художественных текстах перечень любимых игр Володи Ульянова включает игру «в брыкаску» – в выдуманного и инсценируемого маленьким Володей чудовищного зверя, прячущегося под диваном в вывернутом наизнанку меховом тулупчике, а также игру в солдатики – младший брат Ленина Дмитрий вспоминал, что любимой армией его старшего брата была североамериканская армия демократов под предводительством Авраама Линкольна, сражавшаяся с армией рабовладельческого Юга, и очень негодовал, когда прочитал в вышедшей позднее книге своего двоюродного брата Н. И. Веретенникова «Володя Ульянов. Воспоминания о детских и юношеских годах В. И. Ленина в Кокушкине» (1939) [128]128
  Первая публикация: Веретенников Н. Детские годы В. И. Ульянова в Кокушкине // Красная новь. 1938. № 5. На следующий год вышло отдельное издание: Веретенников И. Владимир Ульянов. Воспоминания о детских и юношеских годах В. И. Ленина в Кокушкине. М., 1939.


[Закрыть], что любимой армией маленького Ильича была армия англичан [129]129
  Ульянов Д. И. Как нельзя писать воспоминания о товарище Ленине // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М., 1989. Т. 1. С. 327–329. В принципе вся детская лениниана создается на фоне обязательного чтения о Ленине, рассказы о котором включаются в школьные буквари начиная с 1924 года (см., например: Афанасьев П. О. Читай, пиши, считай. Букварь. М.; Л., 1925 (к 1930 году букварь Афанасьева вышел 24 изданиями общим тиражом 650 тыс. экз.); Поршнева М. К. Грамота. Букварь для сельской школы. М.; Л., 1924 (к 1930 году вышло 13 изданий). См. об этом: Kelly С. Children's World. Growing Up in Russia, 1890–1991. New Haven; London: Yale University Press, 2007. P. 528.


[Закрыть]. Игра в солдатики, хотя и была игрой, в воспоминаниях Дмитрия поучительно обнаруживала еще в детстве проявившиеся политические убеждения его брата, тогда как в изложении Веретенникова симпатии маленького Володи к английской армии могли быть истолкованы превратно: «Англичане, как известно, в те годы <…> ни с кем открыто не воевали, разве только с порабощенными ими колониальными народами, вроде Индии. Такая война, лишенная всякой идеи, всякого героизма, не могла ни в какой степени интересовать десятилетнего мальчика» [130]130
  Ульянов Д. И. Как нельзя писать воспоминания о товарище Ленине. С. 327. Вымыслом Веретенникова Дмитрий Ильич счел также рассказ про «колыбельную песенку», которую «тетя Маша» пела над колыбелью Володи. «Самое лучшее место в книжке Веретенникова – это глава под заглавием „Страшная сказка“, в которой рассказывается, как двоюродные братья в Кокушкине дразнили некоего мальчика Петю и довели его чуть ли не до слез. Тогда Володя резко оборвал их, сказав: „Так шутить нельзя“» (там же. С. 329). Ирония последнего пассажа заключается в том, что поведение двоюродных братьев – а значит, и поведение самого Веретенникова – противопоставляется Дмитрием Ильичем поведению маленького Ильича.


[Закрыть].

Педагогическая грамотность рассказов о маленьком Ленине была поводом критических рассуждений уже в 1920-е годы [131]131
  1 Бонч-Бруевич В Д. Документы о юношеских годах В. И. Ульянова (Ленина) // Молодая гвардия. 1924. № 1; Зильберштейн И. С. Ленин-студент // Красное студенчество. 1929. № 4.


[Закрыть], но проблема усугубилась в 1930-е – в атмосфере шпиономании, доносительства и по мере усиливающейся к концу 1930-х годов канонизации образа Ленина как старшего друга и соратника Сталина. Можно гадать, задавались ли маленькие читатели книги Веретенникова вопросами о политическом подтексте выбора между американской и английской армией, но нет сомнений, что возможность самих таких вопросов и в 1930-е годы, и впоследствии осознавалась и учитывалась [132]132
  В последующих изданиях книги Веретенникова пассаж об английской и американской армии, кстати сказать, бесследно исчезает; см., например: Веретенников Н. Володя Ульянов: Воспоминания о детских и юношеских годах В. И. Ленина в Кокушкине. М., 1962.


[Закрыть]. Воспоминания Дмитрия Ульянова, как и воспоминания его сестер, активно использовались советскими педагогами в воспитании дошкольников и учеников младших классов. Отрывки из воспоминаний Дмитрия, в частности, приводились в сменяющих друг друга изданиях учебника «Родная речь», по которому в течение многих лет велось преподавание в советской школе (1-е изд. – 1938, 17-е – 1960).

В педагогически отцензурированном виде информация о Ленине, которую школьники могли извлечь из учебников, акцентировала по преимуществу его исключительную честность, аккуратность и ученическую прилежность. Из воспоминаний Дмитрия Ульянова читатели «Родной речи» узнавали, например, что директор гимназии, в которой учился маленький Володя (о том, что этим директором был Ф. Керенский – отец будущего председателя Временного правительства, – в учебнике, конечно, не сообщалось), всегда «восхищался сочинениями Владимира Ильича и очень часто ставил ему не просто пять, а пять с плюсом», а «в своих ученических сочинениях Владимир Ильич придерживался хорошего правила: чтобы мыслям было просторно, а словам тесно» [133]133
  Родная речь: Книга для чтения в четвертом классе начальной школы. М., 1956. С. 127.


[Закрыть].

В том же духе изображала маленького Володю в своих воспоминаниях его младшая сестра Мария Ильинична (напомню, что родилась она в 1878 году и была на восемь лет моложе брата):

У Владимира Ильича с самых детских лет была очень характерная черта: все, за что он ни брался, он выполнял очень хорошо [134]134
  Ульянова М. И. Как? Белую тетрадку черными нитками? // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М., 1989. Т. 1. С. 197.


[Закрыть].

Идеальному образу Ленина-ребенка, который все делал хорошо, соответствовала и складывавшаяся к концу 1930-х годов живописная и скульптурная иконография Володи Ульянова. Основоположником детской ленинианы в живописи стал сверстник Ленина Иван Кириллович Пархоменко (1870–1940), учившийся некогда у Николая Ге и в Парижской академии Рудольфа Жульена. Пархоменко стал автором знаменитого портрета, написанного с фотографии, изображавшей четырехлетнего Володю вместе с сестрой Олей (см. цветную вклейку). В начале 1930-х годов ретушированная версия этой фотографии, представлявшая одного Володю – головастого и вихрастого малыша с несколько одутловатым личиком и болезненным взглядом, – уже была известна широкой публике (так, в частности, она украшала обложку, как упоминалось выше, опубликованного в 1931 году 5-го издания воспоминаний А. И. Ульяновой) [135]135
  Подробно о биографии и творческой манере художника см.: Пархоменко Т. А. Художник И. К. Пархоменко в лабиринте русской культуры. 1870– 1940-е годы. М.: Издательство Главархива Москвы, 2006.


[Закрыть]. Живописная работа Пархоменко сделала ее еще более известной – последующие изображения маленького Володи на страницах печати чаще воспроизводили портрет, выполненный Пархоменко, чем оригинальную фотографию.

В изображении художника четырехлетний Ильич заметно повзрослел и поправился, а его взгляд приобрел многозначительную задумчивость, контрастирующую с любопытствующе-беззаботным выражением лица Володи на фотографической карточке. Интересно и то, что в живописном изображении маленького Ильича Пархоменко отступил от ранее характерной для него манеры письма – экспрессивного мазка без предварительного контура. В отличие от прежних портретных работ Пархоменко (наиболее известными из которых – в 4 ряду созданной художником колоссальной галереи портретов русских писателей – остаются портреты Л. Н. Толстого, В. Г. Короленко, А. И. Куприна, А. А. Блока) маленький Ленин изображен художником в манере, напоминающей виртуозной «невидимостью» мазка и приглушенностью цвета портретные полотна Левицкого и Боровиковского. Портрет Володи по-барочному красив и вместе с тем загадочен и производит впечатление (усиленное глубиной темного фона, высвечивающего лицо ребенка) таинственно пророческого и ретроспективно провиденциального.

Живописное изображение маленького Володи экстенсивно тиражируется – в детских журналах, книжках детской Ленинианы и т. д. В 1944 году оно будет воспроизведено на почтовой марке (номиналом в 30 коп. и тиражом 1,5 млн. экз.) в серии, выпущенной к 20-летию со дня смерти Ленина и изображающей портретные этапы ленинской биографии [136]136
  Серия из семи марок (художники: А. Мандрусов, Н. Боров, Г. Земской, И. Ганф): «Сталин и Ленин» (30 коп.), «Ленин в детстве» (30 коп.), «В. И. Ленин в юности» (45 коп.), «Портрет Ленина» (50 коп.), «На трибуне» (60 коп.), «Мавзолей Ленина» (1 руб.), «Сталин и Ленин» (3 руб.). Каталожный номер: MICHEL-Briefmarken-Katalog № 911–917.


[Закрыть].

Во второй половине 1930-х годов живописный портрет маленького Ильича дополняется его скульптурным изображением, выполненным скульптором Татьяной Васильевной Щелкан-Руденко (1892–1984). Работа Щелкан-Руденко, законченная ею в 1936 году, представляет Ленина-ребенка сидящим и читающим книгу. Изображение головы и лица Володи при этом динамически «оживляет» все ту же детскую фотографию четырехлетнего Ильича: будущий вождь революции сосредоточенно вчитывается в большую книгу, которую он придерживает перед собою на колене, и вместе с тем всем своим видом – решительностью наклоненной головы и слегка отставленной вперед ногой – создает впечатление, что за чтением последует столь же решительное движение вперед – навстречу (как надо думать) жизни, революции и будущему Советского государства. При участии искусствоведа Б. А. Бессарабова статуя Щелкан-Руденко была отправлена в Москву, где художественный совет в составе В. И. Мухиной, И. Д. Шадра, З. М. Виленского и Г. И. Мотовилова предложил включить скульптуру, выполненную в мраморе, в постоянную экспозицию Центрального музея им. В. И. Ленина и организовать ее массовое производство [137]137
  Устьянцева Е. М. Щелкан-Руденко Т. В. // Челябинск: Энциклопедия. Челябинск, 2001 (эл. версия: http://www.kirovka.ru; http://www.book-chel.ru).


[Закрыть]. С этого времени маленький Ленин начинает свое победное шествие по стране в скульптурных копиях, украсивших собою общественные здания, а также ландшафт городов и сел Совете кого Союза. За «Лениным в детстве» последовали выполненные Щелкан. Руденко статуи «Ленина-гимназиста» (1938) и «Ленина-студента» (1941), так же не замедлившие появиться во множестве копий, воспроизводящих оригинал в скульптуре и мелкой пластике.