Текст книги "Лейтенант милиции Вязов. Книга 2"

Автор книги: Сергей Волгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

В КИНО

Несколько дней Костя приставал к Михаилу с просьбой пойти в кино. Михаил был занят, отказывался, не догадываясь о причине настойчивости паренька. Пусть ходит со своими товарищами. Но потом его взяло любопытство и, выбрав все же свободный вечер, он дал согласие. И вот, когда они уже собрались, Костя, отвернувшись к окну, смущенно и неловко открыл свою тайну:

– Не пригласить ли нам Веру Додонову? – спросил он.,

Михаил и намеком не выдал, что догадался о его

маленькой хитрости, и равнодушно согласился:

– Ну, что ж, веселее будет. Вдвоем поухаживаем.

– Может быть, мы зайдем к ним?

– Не возражаю.

Они торопливо шагали по улице, хотя было невыносимо жарко. Костя всеми силами старался скрыть радость, но она так и блестела в его глазах. Михаил втихомолку посмеивался. Казалось, и жгучие лучи солнца, и пышущий от асфальта жар доставляли Косте исключительное удовольствие. Сегодня и сутулость его была заметна меньше, он выглядел стройнее, на лице разгладились преждевременные морщинки, на лбу колечком завивалась каштановая прядь волос. «Специально так причесался, – подумал Михаил со вздохом. – А я стал каким-то небрежным, перед выходом из дома даже не взглянул в зеркало. Опускаюсь. Куда это годится?»

Владимир Тарасович встретил их радушно. Он держал под мышкой толстую книгу, из которой торчала длинная бумажная закладка.

– Проходите, давайте гостевать, – говорил он баском. – Хорошим гостям всегда рады.

Вера суетилась: бегала из кухни в комнату и обратно, резала хлеб, доставала из шкафа конфеты. Мужчины сидели чинно, говорили о последних международных событиях. Владимир Тарасович восхищался египтянами, отстаивающими свои права на Суэцкий канал. Костя молчал и все не решался пригласить Веру в кино. Видя (‘го нерешительность, Михаил решил вмешаться сам.

– Вызнаете, Владимир Тарасович, – сказал он, стараясь не улыбаться, – собрались мы, два молодых человека, в кино, но по дороге сообразили, что без девушки нам, пожалуй, будет скучновато, и решили пригласить Веру. Как вы оцените наше предложение?

Костя выжидательно глянул на Веру, а она, склонив голову, стеснительно прильнула к отцу. Владимир Тарасович с прищуром оглядел их, взял сигарету, помял ее в пальцах.

– Этот вопрос, как я мыслю, не меня касается, – проговорил он нарочито серьезно, – Вы что-то адрес перепутали. Приглашение-то к дочери относится, я полагаю.

– Разрешите, папа… Мне хочется пойти в кино, – не замедлила попросить Вера.

Тут вмешался и Михаил, пошутил:

– Вера, так сказать, под охраной милиции будет…

Владимир Тарасович рассмеялся.

– Разве только при этом условии. Вот матери-то нашей нет, задержалась где-то. Не проберет она нас, Верунька?

– Михаил Анисимович же с нами!..

– Сложные дела, – Владимир Тарасович прикурил, аккуратно потушил спичку в пепельнице и тогда сказал:– Придется мне всю ответственность на себя брать. Только уговор: проводить дочку до дому.

– Обязательно! – обрадованно воскликнул Костя.

– Не беспокойтесь, Владимир Тарасович, – добавил Михаил.

Вера собралась быстро. Выходя из квартиры, Михаил сунул в карман Кости двадцать рублей и шепнул: «На билеты и на мороженое».

Вера шла в середине и тараторила без умолку.

– На днях я ходила с девочками в парк, – говорила Вера, – с Аней и Любой. Ты их, Костя, должен помнить. Это та самая Аня, которая умеет всех передразнивать. И вот, когда мы шли по аллее, увидели долговязого парня с поповской гривой, который с Виктором дружит. Парень этот подходит к нам, на меня не глядит, а Любе с Аней предлагает мороженое. Мы с Любой отвернулись, Аня же вздохнула и говорит: «Нет моих сил отказаться». И пошла с ним к будочке. Мы наблюдаем, что же будет дальше. Ест Аня мороженое, а парень ей что-то шепчет. Съела она мороженое, сказала «спасибо» и – к нам. Парень за ней. «Как же так? – спрашивает. – Мороженое съела, а прогуляться со мной не хочешь?» Аня скорчила рожицу и отвечает: «Очень мне нужно с вами гулять! Скажите спасибо, что мороженое приняла». И хохотали мы тогда!

У окошечка кассы толпилась молодежь. Сеанс должен был вот-вот начаться, и все торопились.

– Я беру билеты, – сказал Костя и решительно двинулся к окошку.

– Деньги возьми, – предложила Вера, открывая сумочку.

– Не надо, – остановил ее Михаил, – сегодня за нами ухаживает Костя, Предоставьте ему эту маленькую радость. Он еще мороженое должен купить.

– И вам? – наивно удивилась Вера.

Михаил засмеялся.

– И мне.

Костя был весь забота и внимание. Бывает же так в жизни: мальчик потерял родителей, был ранен при бомбежке, попал в воровскую семью, и все же сумел сохранить теплоту души, ласковость ребячьего сердца.

– Мороженое не очень холодное? – спрашивал он Веру.

Михаил не сказал, бы, что Костя простодушен, многое пришлось испытать пареньку, и жизнь научила его, когда нужно быть настороженным.

Зашли в зал. Костя постелил на скамейку газету, чтобы Вера не запылила платье. «Ей-богу, даже мне не мешало бы поучиться у него вежливости!»– мысленно хвалил Михаил Костю. Во время сеанса он старался на них не смотреть, чтобы не мешать им тихонько переговариваться.

Домой Веру провожали опять вдвоем. Михаил шел позади, незаметно отстав на несколько шагов. И один, немного погрустневший, любовался тихой ночью. Хороши в Ташкенте ночи! Деревья словно срастаются гуще, сквозь лиственную кипень проглядывают такие яркие звезды, что кажется – они совсем недалеко от вершин деревьев. После дневной духоты воздух – мягкий, нежный. В той стороне, где над городом убегают вверх красные огоньки телевизионной мачты, пророкотал реактивный самолет. И опять вокруг стало тихо, только шуршанье шин по асфальту нарушало ласковый ночной покой.

Костя с Верой шли рядышком, задевая локтями друг друга., Увлеченные разговором, они забыли о Михаиле. Костя не замечал вокруг никого, слушал только Веру, смотрел только на нее. В полутьме девушка казалась белее, чем днем: ее белое платье и лицо, и волосы были словно прозрачными, невесомыми, ее голос шелестел, и вся она была легкой, одухотворенной.

– Когда я слушаю вальсы Штрауса, мне хочется лететь и смеяться, и смеяться, – говорила Вера. – Аты как?

– Не знаю, – признался Костя. – Мне очень нравится «Танец с саблями».

– Хачатуряна? – подхватила Вера. – Ди-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди, у-а-у, у-а-у, – почти точно воспроизвела Вера мелодию и неожиданно добавила:-Мальчишеский танец.

– Пусть, – согласился Костя. – Зато здорово представляешь себе это,

– Верно. А Венский лес разве не представляешь^ Ты картину о Штраусе видел? Нет? Ох, и много потерял! Знаешь, Костя, мне иногда очень хочется быть артисткой, а иногда просто мальчишкой. Не веришь? Даю честное слово!

– Верю, – засмеялся Костя.

– Тебе кто из поэтов нравится? – спросила Вера.

– Мне? – Костя подумал и ответил:-Маяковский.

– Нет… Из тех, кто сейчас пишут.

Костя опять подумал.

– Я люблю поэму «Василий Теркин».

– А мне – Щипачев, – призналась Вера. – У него такие задушевные стихи…

Михаил не прислушивался к их разговору. Вдруг в полосе света он увидел Надю. За несколько секунд он успел рассмотреть ее. Как она похудела! И все же она осталась прежней, хоть и появилась в ней какая-то легкая стремительность. «Остановить? Нет». Сердце у него забилось учащенно. «Милая Надя! Сколько же времени ты будешь тревожить меня, сколько еще я буду мучиться, пока не успокоюсь, не забуду тебя? Может быть, вообще не забуду?»

Михаил шел теперь с опущенными руками, полный горьких мыслей и тревожных чувств. Поднялся ветер, покачивались деревья и фонари, перемещались на тротуаре светлые пятна, и Михаилу показалось, что и он качается на ходу.

Его окликнули. Михаил поднял голову и увидел, что прошел домик Додоновых, не заметил, как свернули к нему Костя и Вера. Они смеялись, а ему стало нестерпимо грустно.

– Задумались, Михаил Анисимович? – спросила Вера.

– И со мной бывают такие ненормальные явления, – через силу пошутил Михаил.

Михаил пожал Вере руку, и они с Костей пошли в обратную сторону.

– Нам попалась навстречу Надя, – сказал Костя, – мне неудобно было ее остановить. Вы ее не заметили?

– Заметил, Костя, заметил, – проговорил Михаил таким грустным голосом, что Костя с недоумением взглянул на него, потом отвернулся с улыбкой.

– Вы бы поговорили с ней, – посоветовал он.,

– Говорил уже… – Михаил спохватился, помолчал и сказал строго:-Ты, Костя, в эти дела не вмешивайся. Сам как-нибудь разберусь.

ВЕЧЕРИНКА

Костя сказал Михаилу, что Махмуд пригласил его на вечеринку. Он не знал – отказаться или согласиться. У Кости еще не зажила рана на голове, и Михаил, разглядывая братишку, долго ничего не говорил.

Они сидели за столом, завтракали. Костя покручивал в руке вилку и прятал глаза. Вначале Михаил хотел категорически запретить встречаться с этой компанией, шалопаи могли сыграть злую шутку, но ему в голову вдруг пришла интересная мысль, и он попросил Костю обождать, пока кое-что выяснится.

После завтрака Михаил отправился к подполковнику Урманову.

Несмотря на то, что было еще раннее утро и работа в учреждениях не начиналась, подполковник уже сидел в своем кабинете. Михаила он встретил радостно, усадил, предложил закурить, а, выслушав, сказал:

– Риск, конечно есть. Но предполагать, что с Когтей случится что-нибудь серьезное – нелогично. Скорее всего, они будут стараться втянуть его в свою компанию. Мне бы тоже очень хотелось узнать подробности этих вечеринок. Признаться, я не знал, как это сделать. Круг участников они не расширяют. Посоветуйтесь все же с капитаном Мелентьевым, он занимается этими шалопаями.

Из управления Михаил вышел расстроенный. Капитан высказался очень осторожно, не хотел брать ответственности за Костю, однако и не возражал. Тут-то по-настоящему и почувствовал Михаил, как он привязался к Косте, как стал дорог ему этот упрямый, своевольный мальчишка. «Что они могут с ним сделать?»-тревожил его один и тот же вопрос.

Костя сидел у окна. Его мучил тот же вопрос: «Зачем Виктор и Махмуд меня приглашают?» Если бы они хотели с ним расправиться, то не тащили бы на вечеринку – поколотить можно в любом месте. Костя почесал больное место на голове. И все же он окончательно решил идти. Надо знать, чем Виктор и Махмуд занимаются, тогда легче будет припереть их к стенке, заставить признаться, скажем, в райкоме, убедить. Сделать это надо во что бы то ни стало. «Я буду не товарищем, а подлецом, если не выручу их…»-думал Костя.

Пришел Михаил.

– Ну, вот что, – сказал он, – на вечеринку ты пойдешь и считай это первым своим оперативным заданием.

Костя вскочил и подбежал к Михаилу:

– Я сделаю все…

– А теперь слушай внимательно, – Михаил опустился на стул и усадил рядом Костю.

Они сидели долго. Михаил инструктировал Костю подробно: если драка – не вступать, горячий спор – возражать осторожно, стараться вино не пить, танцевать не отказываться. Слушать разговоры внимательно и запоминать. Кое с чем соглашаться. Самое же главное, в случае безвыходного положения, выскакивать из дома. На улице он найдет надежную защиту.

– Все предусмотреть нельзя, я надеюсь на твою сообразительность и осторожность, – под конец сказал

Михаил и обнял Костю за плечи, – Помни, я буду волноваться.

– Постараюсь, – прошептал Костя. Так они сидели несколько секунд. После того, как под бомбежкой погибли родители Кости, никто и никогда не обнимал его, никогда он не слышал так близко стук чужого сердца. И то, что Михаил обнял его, отдалось в его душе радостной болью, неизведанным счастьем, он почувствовал, как на глаза навернулись слезы, с усилием глотнул подступивший к горлу комок, хотел отбежать, скрыть слезы и не мог оторваться, даже шевельнуться. Ему хотелось сидеть так долго-долго, ощущать тепло сильного тела, широких ладоней Михаила.

Михаил услышал стук сердца Кости, понял состояние паренька и порывисто прижал его голову к своей груди, провел ладонью по волосам. Тревога и радость нахлынули и на него, ведь и сам он много испытал, большая часть жизни его прошла в тревогах и борьбе с преступниками – борьбе напряженной и опасной. Хотя он был молод, он знал уже, как воют бомбы и снаряды и как свистят пули в мирное время.

Они сидели притихшие, взволнованные и не ощущали духоты. И горячий воздух, и жаркие лучи солнца, бьющие в окна, как лучи прожектора, они ощущали по-иному, чем минуту назад, все вокруг стало мягко-светлым в тесноватой холостяцкой квартире.

Михаил первый стряхнул с себя навалившуюся грусть и сказал:

– Эх, Костя, Костя!.. Трудная у нас с тобой жизнь выдалась, тяжелая. Но мы с тобой крепкие парни. Выдюжим? Как это у Маяковского:

 
Я спокоен, вежлив, сдержан тоже,
Характер – как из кости слоновой точен…
 

И они засмеялись, глядя друг на друга.

Костя ушел еще засветло. Михаил ходил из угла в угол, дымя папиросой, и, как ни старался отогнать тревожные мысли, они липли паутиной. Вдруг что-нибудь случится с Костей? Неизвестно, кто там собирается. Может произойти драка, а в потасовке плохо разбираются, кто прав и кто виноват. Правда, капитан Мелентьев держит дом под наблюдением, его люди там и сейчас. И все же…

На улицу Михаил вышел, когда смеркалось и деревья стали пестрыми. Густой, настоенный на бензине воздух был синим, и Михаилу казалось, что он плывет в водяных сумерках.

Тупичок зарос деревьями, кустарником и травой, хотя и находился очень недалеко от центра города. В Ташкенте немало таких уютных тупичков. До них не долетает звон трамваев и шум автомашин, здесь меньше пыли и прохладнее, чем на магистральных улицах. Весной здесь много цветов: белеют урюк, вишня, белая акация. Заборы высокие, редко встретишь ворота, вход во двор через маленькие калитки. Так и кажется, что люди в этих закоулках отгородились от мира. Михаил остановился у калитки, покрашенной грязноватой охрой. Убедившись, что он находится у того дома, который ему нужен, Михаил отошел на противоположную сторону улицы, где особенно разросся декоративный кустарник. Прислушался. Тихо: ни прохожих, ни машин. Интересующий его дом находился в глубине закрытого деревьями двора, оттуда слабо доносились звуки джаза.

Костя встретил Махмуда с Виктором при входе в тупичок. Виктор, как всегда, ухмыльнулся и развязно спросил:

– Силен! Значит, захотел полакомиться?

– Перестань, Витька! – остановил дружка Махмуд, глядя в землю. – Не твое дело, зачем он пришел.

– А ты строг, как я посмотрю!.. – засмеялся Виктор.

– На тебя строгости хватит.

– Что-то ты начал нос задирать, студентик?

– Имей в виду, – раздельно, не повышая голоса, предупредил Махмуд. – Я могу и твой нос кулаком задрать… Тем более, Крюк разрешает…

Виктор опять ухмыльнулся, но замолчал, и они втроем пошли по узенькому, выложенному кирпичом тротуару.

В тесноватой, загроможденной мягкой мебелью комнате уже сидели Долговязый и его товарищ, знакомый Косте по скандалу в заводском клубе, и те же три девушки, по-прежнему одетые в белые прозрачные кофточки.

Стол стоял посредине комнаты и был накрыт марлей. Под марлей горкой выделялись горлышки бутылок, по краям угадывались приготовленные тарелки. Ребят опахнуло запахом хороших духов. Виктор с наслаждением потянул носом, а Махмуд почему-то поморщился.

Костя вошел последним, и к нему сразу обратился Долговязый.

– А, хвостик синешинельника! Мрачный демон, дух изгнанья!

– У Лермонтова написано: «Печальный Демон, дух изгнанья…»– несмело поправил Костя, останавливаясь у порога.

На него с интересом посмотрели девушки, сидевшие на диване, Виктор подмигнул. Махмуд покачал головой.

– Ну-ну, не учи, грамотей! – тихо, с явной угрозой проговорил Долговязый. Видно, здесь командовал он. – Я тебя могу поучить так, что свою мать забудешь.

– У меня матери нет. И учебы я не боюсь, – теперь уже с вызовом ответил Костя. Он решил не сдаваться. «Не кланяться я к ним пришел!»– думал он.

– Вон ты какой! Червяк!

Долговязый выкатил глаза и двинулся к Косте. Девушки соскочили с дивана.

– Не надо, Котик! Он наших правил не знает. В гости же его пригласили.

– Я не приглашал, его Крюк тащит.

Но все же Долговязый послушался, тряхнул головой и, величественно подняв руку над головами девушек, хмыкнул и скомандовал:

– Только ради вас. Садитесь к столу.

Усаживались шумно. Одна из девушек сдернула марлю, подруги ее радостно ахнули. Яств на столе было много: икра, колбаса, рыба, сыр, фрукты, салат.

Костя очутился между одной из девушек и Махмудом. По другую сторону девушки сидел Виктор, ухаживая за соседкой, он развязно гундосил:

– Разрешите вам положить колбаски? Или сырку желаете? А салатик – и вилку слопаешь.

Долговязый разлил по рюмкам для парней водку, вино для девушек.

Костя отпил глоток и, отставив рюмку, поспешно схватил кусок колбасы. Прожевав, он кулаками вытер выступившие слезы. Девушка, сидящая рядом и называвшая себя Лолой, отодвинулась и уставилась на него, приподняв тоненькие, как ниточки, брови.

– Ах, бедный мальчик!.. – покачала она кудрявой головой.

– Ты что, зло оставляешь?! – крикнул Долговязый, так, что изо рта его полетели хлебные крошки.

– Он не умеет пить, – хмыкнул Виктор.

– Ничего не хочу знать. Если не допьешь, выльем тебе в глотку сами. Кумекаешь?

Придирки Долговязого надоели Косте. Наставления Михаила вылетели из головы, да и в груди все горело от выпитой водки, и он решил поставить на место верзилу-нахала. Костя вскочил и внятно, с расстановкой сказал:

– Если ты не перестанешь ко мне приставать, то я пожалуюсь брату. Алексей сумеет тебе подрезать язык.

– Брат твой далеко.

– Не беспокойся, дотянется, – на что-то намекая, пообещал Костя.

На Долговязого угроза подействовала, и он растерянно спросил:

– Ты знаешь?

– Не твое дело.

Долговязый встречался с неродным братом Кости Алексеем, прекрасно знал крутой характер бандита. Поэтому он переменил тон и с деланной улыбкой сказал:

– Не будем шпынять. Приучайся пить: у нас заведено.

– Постараюсь, – сказал Костя и сел.

Девушки облегченно вздохнули и защебетали. Беспечно захохотал товарищ Долговязого, усердно орудовавший вилкой. Мир был восстановлен, и за столом начался оживленный разговор. Костя нехотя ел и внимательно слушал. Вспоминали Крюка и его «контору»– склеп. Махмуд ел с жадностью, видно ему редко приходилось сидеть за таким обилием блюд, и он наслаждался: жмурился, улыбка то и дело растягивала его губы, по сторонам он посматривал веселыми, прищуренными глазами. Костя наблюдал за ним с интересом: оказывается, Махмуд не всегда угрюм.

– Ты скажи хоть, как их звать? – спросил Костя тихо.

– Этот – Котик, – показал он на Долговязого, – а тот – Вадька. Около тебя сидит Лола, дальше – Мери, а та вон – Муза.

Прически у всех девушек были разные: у Лолы волосы кудрявые от природы, у Мери завязаны на затылке хвостом, у Музы – взбитые тюрбаном. Только теперь Костя обратил внимание на прически девушек – и ему стало смешно. Зачем они закручивают волосы? Кому это нравится? У Веры – две косы, и она красивее этих девушек.

Первым поднялся из-за стола Долговязый. Выпучив покрасневшие глаза, он галантно расшаркался, приглашая на танец Мери. Подражая ему, то же проделал Вадька перед Музой. Махмуд подошел к радиоле. Виктор попытался было расшаркаться перед Лолой и покачнулся. Девушка, засмеявшись, сама подхватила партнера. Виктор довольно сносно семенил по полу, он даже с ухмылкой посматривал на Костю: вот мол, какие дела. Учись!

Костя подошел к Махмуду и спросил:

– А ты умеешь?

– Плохо, – отозвался Махмуд. Он опять стал хмурым.

– Лола, тебе сегодня обеспечивать трех пацанов. Выдержишь? – крикнул Долговязый.

– Не беспокойся, – отозвалась девушка.

Потанцевав с Виктором, Лола подхватила Махмуда.

Паренек совершенно не умел танцевать, ноги у него не сгибались, он волочил их за собой, словно ревматик. Лола сердилась, тормошила паренька. Если Махмуд начинал усиленно стараться, то наступал ка ноги партнерши и еще пуще вызывал ее возмущение.

Костя с Виктором наблюдали за Махмудом, посмеиваясь, – один с ехидством, другой с сожалением. «Нескладный парень Махмуд, как тюлень, – думал Костя. – И зачем он лезет в эту компанию? Из церкви ушел, пришел в богадельню».

– Тебе здесь нравится? – спросил он Виктора.

Не ответив, Виктор прибавил громкость радиолы и внимательно посмотрел на голову Кости. Затем, сплюнув, он пододвинулся и сказал на ухо:

– Обожди. Увидишь, что будет дальше! – и он причмокнул.

Наконец, Лола перестала мучить Махмуда и подошла к Косте.

– Ну-с, новичок, станцуем?

– Я расшаркиваться не умею, – съязвил Костя.

– Привыкнешь.

Они вошли в круг. Костя танцевал не плохо, – научился на школьных вечеринках, благодаря стараниям Веры, – и партнерша его похвалила. Костя рассматривал девушку и пытался догадаться: «Для чего она красит брови и губы? Ведь и так красивая. Дура, что ли?»

Долговязый почти не отдыхал, даже закуривал с особым шиком во время танца.

Девушки хихикали. Лола опять пошла танцевать с Махмудом. Костя подошел к радиоле. Вдруг Долговязый толкнул свою Мери к Виктору, схватил Костю за руку и оттащил в дальний угол. Выпуклые красные глаза его обшарили Костю.

– Ты, я вижу, парень твердый. Мне такие нравятся, – сказал он. – Не зря тебя Крюк тащит к нам. А теперь слушай. От Алексея тебе задание: сходишь на завод к Симе, – ты ее должен знать, – и разведай, как она отнесется к Алексею, если он явится. Понял?

– Понял, – сказал Костя,

– Через три дня вечером встретимся у кино «Искра». – Долговязый повернулся и крикнул:

– Вадька, аврал!

Вадька, не бросая партнершу, подлетел к стене и выключил свет. Девушки взвизгнули. Ошеломленный Костя, думая, что сейчас произойдет что-то ужасное, подскочил к штепселю, включил свет и огляделся. Парни обнимали девушек.

– Эй, ты! – заорал Долговязый и бросился к Косте со сжатыми кулаками. – Я тебя, мозгляк, научу порядкам!

От удара Костя упал на диван. Парни и девушки стояли неподвижно, никто не собирался придти на помощь, и Костя сжался в комок. Вдруг он бросился своему противнику под ноги. Долговязый споткнулся и грохнулся на пол. Воспользовавшись заминкой, Костя выскочил во двор.

Когда в доме затихла музыка и раздались приглушенные голоса, Михаил перешел улицу и встал недалеко от калитки, за толстым стволом тополя. И проделал он это вовремя. Хлопнула дверь, по двору кто-то побежал. За ним спешил другой – об этом Михаил догадывался по топоту ног. Распахнулась калитка, и из нее вылетел Костя. Не оглядываясь, он припустился по тротуару, пробежал мимо Михаила. За ним огромными прыжками летел Долговязый.

Михаил выскочил на середину тротуара и преградил дорогу преследователю. Долговязый остановился и вдруг, заложив пальцы в рот, пронзительно свистнул. Сделав несколько прыжков, он скрылся за калиткой. Звякнула защелка, и сейчас же со двора послышался топот ног.

– Разбегаются, что ли? – догадался Михаил.

Запыхавшийся Костя стоял рядом, тяжело дышал.

– Наверное, – выдохнул он.

Во дворе стало тихо.

В отделении, куда зашли Михаил и Костя, оказался подполковник Урманов. Он сидел в кабинете Акрамова. Увидев лейтенанта и мальчика, он приподнялся и с тревогой спросил:

– В чем дело?

Михаил рассказал все, что услышал от Кости. Подполковник некоторое время рассматривал паренька, потом сказал, прихлопнув ладонью по столу:

– Хорошо, что все обошлось благополучно. А тебе, Костя, попадаться на глаза им теперь не следует. Посиди несколько дней дома.

– Обратите внимание на слово «склеп», которое упомянул Долговязый, – сказал Михаил.

Урманов кивнул головой.

По пути домой Михаил молчал. Костя не понимал – довольны им подполковник и Михаил или нет. Он думал, что теперь ему никакого поручения не дадут. «Ну и пусть, – размышлял Костя, – я и без всяких заданий буду действовать. Вы еще узнаете, на что я способен».