Текст книги "Лейтенант милиции Вязов. Книга 2"
Автор книги: Сергей Волгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
ОТЕЦ ВЕНИАМИН
В середине дня Михаила вызвал к себе Максим Петрович.
– Мы пойдем к одному интересному батюшке. Он живет в вашем районе. Ты будешь представителем отделения милиции, покажешь свое удостоверение, а я – помощником. Твоя задача: получить характеристику Марии Туликовой от отца Вениамина. Он должен знать только то, что Туликова несколько дней не является домой.
Почему-то Максим Петрович не взял машину, и они шли пешком по жаре и молчали. Только когда они свернули с центральной улицы на тихую, где было мало прохожих, Максим Петрович улыбнулся и заговорил:
– Могу сообщить тебе, Миша, интересные подробности отстранения от церкви отца Вениамина. На рождество Христово собралось к причастию много народа. Ну и вот, некоторые недисциплинированные прихожане не захотели стоять в очереди, полезли к батюшке напролом. Начался, конечно, как говорят святые отцы, ропот и недовольство. Отец Вениамин, кстати сказать, немалый шутник, – и то в этот торжественный момент стал уговаривать свою паству, просил остепениться, соблюсти порядок, но его никто не хотел слушать. Тогда он плюнул на формальности, пренебрег торжественностью обстановки, взял чашу с вином, предназначенным для причастия, в обе руки, и все вино выпил сам. Когда он глотал, остолбеневшие прихожане молча наблюдали за ним, не в силах произнести ни слова. В довершение всего, отец Вениамин, вытерев губы, объявил пастве, что принял причастие за всех. В церкви поднялся невообразимый гвалт. Можешь себе представить, как отбивался батюшка – крестом ли, чашей ли… – Максим Петрович достал папиросу и на ходу закурил. – Конечно, после такого случая начальство не разрешило отцу Вениамину служить обедни, он был отчислен от церкви, правда, не отлучен. Видно, его проступок не принадлежал к такой категории, когда работника подвергают суровой каре. И все же службы отец Вениамин лишился. Но и это не обескуражило сообразительного человека: он стал принимать богомольных граждан на дому, как врач. К нему ходила и Мария Туликова. Человек он молодой, недавно окончил духовную семинарию, человек мыслящий, прекрасный оратор, в общем, способен задеть за душу. Вот и идут к нему домой религиозные люди, как в церковь. Внешностью он обладает прекрасной, и я подозреваю, что многие девушки ходят к нему не только из-за религиозных чувств.
Максим Петрович тихо засмеялся.
– Говорят, грешков за ним числится немало, – шутливо продолжал Максим Петрович, – и ребенок будто есть, но алиментов он не платит. Ведь нельзя женщине сознаться, что она намолила ребенка!
– Святые чудеса! – засмеялся и Михаил.
– Что же поделаешь: любовь не подвластна богу, – сказал Максим Петрович и вздохнул:– Эх, жаль, нет у нас своего советского Боккаччо. Один его рассказ заменил бы десятки антирелигиозных скучных лекций.
Отец Вениамин жил на тихой улице, занимал комнату в небольшом кирпичном доме с садиком. Массивные деревянные ворота, покрашенные охрой; узкая калитка, закрывавшаяся внутренним замком. В воображении Михаила попы рисовались всегда благообразными, с длинными бородами, а их встретил молодой человек с красиво изогнутыми черными бровями и умными, несколько пронзительными серыми глазами. Матовый цвет лица, пухлые красные губы, волнистые каштановые волосы – все в этом батюшке было скорее поэтическое, чем божественное. Одет он был в полосатую пижаму. Михаил удивленно посмотрел на Максима Петровича и представился. Приход работников милиции никак не отразился на добродушном настроении хозяина, он повел гостей в дом, сказав приятным баритоном:
– Прошу, товарищи, заходите.
Убранство комнаты, в которую привел работников милиции гостеприимный хозяин, было простым: кровать, стол, застеленный клеенкой, комод и несколько стульев. В углу, у потолка, большая икона, обрамленная искусственными цветами. Икона была старая, и на ее коричнево-темном фоне рисунок был еле заметен.
Михаил, как только все трое сели за стол, без промедления задал вопрос о Марии Туликовой. Отец Вениамин выслушал его со вниманием, сложив руки на столе, и, немного подумав, глядя на свои длинные белые пальцы, сказал:
– О побеге или каком-то другом несчастье, постигшем девушку Марию, я слышал и душевно скорблю. Девушка, насколько я ее знаю, была тихая и глубоко верующая. Да, она ко мне приходила… – отец Вениамин взглянул на Михаила внимательно, помолчал и продолжал:– Я понимаю, вы пришли ко мне потому, что надеетесь получить какие-то сведения. Согласен, мы много знаем, ибо мы исповедуем. Но заранее скажу: исповеди Марии не давали никакого повода к подозрениям, ее поведение было безупречно. Я вам только расскажу об одном обстоятельстве, которое больше касается меня лично, но, может быть, оно в какой-то степени поможет вам напасть на след Марии. Дело вот в чем. Несколько месяцев назад, во время отпевания усопшего, на кладбище ко мне подошел молодой еще в сущности человек, но с трясущимися руками и блуждающим взглядом. Он просил подаяния. Я дал ему пять рублей. После этого он стал подходить ко мне почти каждый день – на кладбище, у церкви или даже на улице. Я не отказывал, жалея больного человека, иногда отдавал все, что у меня было в кармане. Однажды я заметил, что с ним ходят два совершенно здоровых субъекта, а через несколько дней миряне мне сообщили, что мой подопечный парень совершенно здоров, только искусно притворяется. Естественно, в следующую нашу встречу я отказал в подаянии и посоветовал молодому человеку пойти работать на завод. Он не удивился моему отказу, но подошел ближе и шепотом с угрозой сказал: «Не будешь давать, на себя пеняй». И отошел. Его слова я запомнил точно. На следующий день он опять попытался выпросить у меня денег. Я отказал и на сей раз. Прошла неделя или, может быть, немного больше, и ко мне поздним вечером явилась девушка Мария Туликова. Она была взволнована, часто дышала от быстрой ходьбы или какого-то потрясения. Я ввел ее вот в эту же комнату, в которой мы сидим. Через минуту она овладела собой и сказала, что меня собираются убить парни, которые выпрашивали деньги.
– Как она об этом узнала? – спросил Михаил.
– Мария допоздна задержалась на могиле своей сестры. Начало уже смеркаться, когда она услышала позади себя за кустами разговор тех молодых людей, которые приставали ко мне. Они, якобы, договорились ограбить или даже убить меня. Мария не сумела притаиться, парни заметили девушку, подошли к ней и пригрозили убить и ее, если она предупредит меня. Но Мария не испугалась, прибежала ко мне и все рассказала. Теперь, как вы понимаете, опасность нависла и над ней, и надо мной. – Отец Вениамин сжал крепче пальцы рук, глянул на Максима Петровича рассеянно, видно, он вновь переживал все, что испытал в тот злополучный вечер, – Со всеми предосторожностями я тогда проводил Марию домой и, надо сказать откровенно, всю ночь после не спал, – добавил он.
– И еще были угрозы? спросил Михаил.
– Нет, не слыхал. Но я, как вы понимаете, стал осторожен.
– Давно у вас была Мария в последний раз? – вмешался в разговор Максим Петрович.
– Это было дней десять назад. И, пожалуй она теперь не придет, в этих посещениях отпала надобность, – Отец Вениамин помрачнел, сузил глаза. Максим Петрович и Михаил насторожились – Последний разговор у нас произошел несколько необычный, он, я бы сказал, не имел отношения к проповеди, касался моих сокровенных взглядов. Видите ли, дорогие товарищи, дело в чем… Я решил совсем отойти от церкви, порвать с ней. Причину я вам объяснять не буду, это очень длинная и сложная история, так сказать, эволюция моих взглядов на жизнь, на события, происходящие в нашем мире. Вот об этом я и сказал Марии, чем, надо признаться, привел ее в полное замешательство. Она, видно, перепугалась, ушла в слезах. Я не старался разъяснить ей причину моего отступничества, она бы все равно меня не поняла, сказал ей лишь, что религиозные люди, хотя и надеются на бога, по не отрекаются от благ жизни, сами устраивают свою жизнь на земле – и довольно упорно, не слишком уповая на потустороннее счастье. Поэтому, я полагаю, она больше ко мне не придет.
За последнее время многие священнослужители, разуверившись в нравственных устоях церкви и необходимости ее для советских граждан, порывали с церковью, поэтому Михаил и Максим Петрович восприняли сообщение отца Вениамина как должное. В газетах изредка появлялись статьи бывших служителей церкви, вызывая переполох среди верующих.
Отцу Вениамину это серьезное решение, видимо, далось не легко, как всякому человеку с недюжинной натурой, и сейчас он с тоской, со страдальческим выражением лица смотрел в окно.
– Вы извините нас, мы нечаянно затронули ваше больное место, – дружески заговорил Максим Петрович. – Но я уверен, что вы найдете лучшее применение вашим способностям.
– Каким? – живо обернулся отец Вениамин и внимательно, с глубоким интересом, даже изучающе, оглядел Максима Петровича.
– Вы начитаны, у вас широкий диапазон знаний, ваша логика неотразима.
– Откуда вы знаете?
– Я дважды слушал ваши проповеди.
– Вы?!
Максим Петрович засмеялся.
– Не беспокойтесь, после ваших проповедей верующим я не стал. Я просто люблю слушать умных людей.
Глаза отца Вениамина потеплели, и он чуть заметно, одними губами улыбнулся.
– Благодарю за комплимент. Чем еще могу быть полезен?
– У меня к вам еще один вопрос, – сказал Максим Петрович. Он помолчал, словно не решаясь задать этот вопрос. Потом прямо взглянул на отца Вениамина. – Скажите, не приходилось ли служителям церкви давать верующим перепечатывать или переписывать молитвы или другие религиозные тексты?
Отец Вениамин нахмурился, сжал кулаки. Михаил с удивлением взглянул на Максима Петровича: как мог майор решиться на такой откровенный разговор? Хотя хозяин не проявил ни малейшего беспокойства, Михаил был уверен, что он догадался, кто сидит в его комнате.
По-прежнему спокойно отец Вениамин сказал:– Я и мои бывшие коллеги, насколько мне известно, не нуждались в перепечатке или переписывании литературы. Видимо, вы имеете ввиду распространяемые кем-то корреспонденции, вольно трактующие библию. Приходилось видеть подобные письма, верующие показывали их мне, и, кстати сказать, задавали весьма каверзные вопросы. Вам небезынтересно знать мое мнение? Пожалуйста. Я расцениваю эти корреспонденции как подстрекательские, сочиненные врагами моей родины. Прошу не сомневаться в искренности моих слов, дороже родины нет для меня ничего на свете… – отец Вениамин вытер лицо и, будто от прикосновения платка, на его лбу резче обозначились поперечные морщины.
Он опять отвернулся к Окну, за которым шелестели листья сирени.
– Мы очень хорошо понимаем друг друга, – заговорил Максим Петрович, и голос его стал тверже и требовательней. – Поэтому я не буду объяснять причину моей следующей просьбы. Может быть, вы скажете, у кого видели эти корреспонденции?
Разглядывая ветки сирени, отец Вениамин минуту хранил молчание. Михаил боялся шевельнуться, теряясь в догадках, – о чем думает этот человек сейчас: о чести, предательстве, любви к родине? В этот момент отец Вениамин был поистине красив: в профиль лицо его было особенно энергичным, крутой выдающийся вперед подбородок подчеркивал его твердый характер, длинные каштановые волосы мягкими волнами спадали на плечи, и в устремленном в окно взгляде таилось упорство человека, решающего сложную задачу. Михаил откровенно любовался им, думая: «Да, такой человек может увлечь за собой людей. Но каким же образом он пошел по зыбкой тропинке религиозных воззрений? Что его могло прельстить? Монументальность фантазии? Пожалуй. Но он не мог долго жить, веруя в ничто, его деятельная натура требовала дел реальных, ему хотелось видеть плоды своего труда, окунуться в гущу земной, чувственно осязаемой жизни.
– Ну что ж, – словно выдохнул отец Вениамин, не шевелясь. – Коли пришло решение, есть необходимость делать крутой поворот, – и он назвал три фамилии: двух женщин и одного мужчину, описал их приметы, указал место работы, все так же продолжая смотреть в окно и не двигаясь.
Максим Петрович записал полученные сведения, спокойно положил блокнот в карман и сказал:
– Благодарю. Я уверен, что вы понимаете важность дела и что наш разговор должен остаться между нами.
– Ия уверен в том, что вы разберетесь в людях, – отец Вениамин повернулся и оглядел Максима Петровича и Михаила требовательными, суровыми глазами. – Заблудившиеся не могут нести наказание, им надо открыть истину, указать правильную дорогу. Источника злоумышления я не знаю, но определенно он не в нашем приходе. Я думаю, что у нас с вами одно желание: вскрыть гнойник, не потревожив здоровые ткани.
Максим Петрович поднялся и энергично потряс руку хозяина.
– Я не буду больше говорить вам комплиментов, думаю, теперь они не нужны. Скажу только: наши желания в данном случае полностью совпадают, и я приобрел сегодня весьма приятного знакомого.
А отойдя от дома отца Вениамина на полквартала, Максим Петрович улыбнулся и сказал Михаилу:
– Умный мужик. Интересно бы знать, какая сила завихрила его в сторону он нашего пути. А то, что он выбрался на правильную дорогу, меня не удивляет.
РАВНОДУШНЫЙ ПРИЕМ
Домой Михаил, как обычно, явился поздно и, войдя в комнату, чертыхнулся – Костя опять где-то пропадал.
Переодеваясь, он, уже не в первый раз, принялся размышлять о своей роли воспитателя, сугубой ответственности за судьбу человека. Если недавно Костя явился поздно и пьяный, то, чем дальше, тем больше он может развинтиться и будет пропадать сутками. Какие же принять меры? Не слишком ли он доверяет своему воспитаннику?
«Надо, наконец, во всем разобраться», – решил Михаил.
В это время открылась дверь, и в комнату вошел Владимир Тарасович.
– А я постучал и слушаю – тихо. Думаю, никого нет, а квартира открытая. Ну, и вошел, – сказал он, остановившись у порога. – Доброй ночи!
Михаил был настолько поражен неожиданным приходом Додонова в поздний час, что даже не сразу ответил на приветствие. Владимир Тарасович стоял у двери и, прищурив глаз, рассматривал хозяина квартиры, терпеливо ожидая приглашения.
– Здравствуйте! Проходите, садитесь, – спохватился наконец, Михаил и поспешно набросил на себя пижаму.
– Я не надолго: мне надо спать и вам отдыхать, – сказал Владимир Тарасович, прошел и сел за стол, положив парусиновую кепку на колени. – Одним словом, Костя сейчас находится у нас, и до утра я его не могу отпустить, – сразу сообщил он.
– Вы бы позвонили по телефону, чем ехать такую даль, – сказал Михаил.
– Так-то оно так, но по телефону нельзя было все объяснить. – И Владимир Тарасович коротко рассказал о нападении на Костю.
– Я должен сейчас же с ним поговорить, – заторопился Михаил и начал было одеваться, но Владимир Тарасович остановил его:
– Не советую. Пусть паренек отдохнет. Завтра приходите, когда я вернусь с работы. И с ним поговорим, и нам с вами есть о чем потолковать.
Михаил долго не мог заснуть. Получалась явная несуразица: ему угрожают, на Костю уже нападают, а он спокойно переносит удары и никак на них не реагирует. «В конце-концов, так можно крепко поплатиться. Надо что-то делать!»– решил он.
И утром, хотя Владимир Тарасович ему не советовал, он поехал к Додоновым. Владимир Тарасович уже ушел на работу, а семья сидела за столом и пила чай. За столом был и Костя с перевязанной головой, веселый, будто вчера с ним ничего не случилось.
Увидев Михаила в дверях, Вера вскочила. Любовь Сергеевна радушно пригласила его за стол, подтрунивая:
– Ох, холостяки вы мои, холостяки! И чай-то вам, наверное, утром некому приготовить.
Михаил так же шутливо признался, что, действительно, они живут безалаберно, и пора бы им с Костей наладить семейную жизнь, да все времени не хватает на подобные дела. Сев за стол, он сразу начал расспрашивать Костю: где тот вчера был, с кем разговаривал, кого подозревает. Костя рассказал все подробно, и из его рассказа можно было сделать только один вывод: в нападении обязательно принимал участие Виктор.
От Додоновых Михаил поехал в отделение и, не заходя к себе, направился к начальнику. Майор на работу не вышел, заболел. Болезнь майора была понятна, для него наступали неприятные дни. и все же Михаил, испросив, разрешение у капитана Акрамова, пошел домой к Копытову. Он знал, что его появление будет истолковано превратно, однако решил не откладывать откровенного разговора. Было еще раннее утро, и Михаил надеялся застать дома и родителей, и их сына.
Шел Михаил с неохотой, вспоминая происшедший месяца три назад разговор с женой майора по поводу поведения Виктора. У него не было никакого желания еще раз встречаться с Екатериной Карповной, выслушивать ее приглашения зайти в гости и попить чайку, видеть кокетливую улыбку уже пожилой, но игриво-нахальной женщины, И все. же он шел, изредка вытирая платком лоб и шею, мучаясь от жары, начавшейся с утра. В конце июня в Ташкенте даже небо пепельное, будто обожженное.
У дома Копытовых Михаил огляделся. Земля у ворот и во дворе была полита, на цветах и зеленой: изгороди еще блестели капельки воды, – «Кто же у них поливает? – подумал Михаил. – Терентий Федорович, конечно, не будет заниматься этим делом, Виктора вряд ли заставишь. Должно быть Екатерина Карповна старается», – предположил Михаил.
Майор и его жена сидели за столом, заставленным пустыми тарелками и стаканами. Они только что позавтракали.
На приветствие Михаила хозяева ответили нехотя, но он не обратил внимания на холодный прием и, не ожидая приглашения, уселся на стул. Майор сидел прямо, насупленный и недовольный всем на свете: последний просчет на работе окончательно расстроил его нервы, он весь как-то обмяк и растерялся. Даже лысина его показалась сегодня Михаилу желтее, чем прежде.
Неприязнь к непрошенному гостю мелькала и в глазах Екатерины Карповны, но, пышущая здоровьем, хозяйка помимо своей воли кокетничала: бросала томные взгляды и вздыхала шумно – полной пышной грудью. Несмотря на ранний час, Екатерина Карповна успела красиво уложить волосы и подкрасить губы.
– Вы меня, пожалуйста, извините, я зашел на несколько минут: проведать вас, Терентий Федорович, и вас, Екатерина Карповна, и поговорить, как мне кажется, о важном деле, – сказал Михаил довольно сухо, хотя и старался быть доброжелательным. – Может быть, мое вмешательство вам не понравится, все же я не мог удержаться, чтобы не поговорить с вами.
Хозяева молча ждали. Видя, что добросердечного разговора не получится, Михаил не замедлил сухо высказать причину своего неожиданного прихода.
– Однажды мне уже пришлось разговаривать с вами, Екатерина Карповна, по поводу поведения вашего сына Виктора, а с вами, Терентий Федорович, говорил об этом, насколько мне известно, бывший ваш заместитель Николай Павлович Стоичев. Я надеюсь, вы тогда поняли наше намерение помочь вам в воспитании мальчика. Сейчас я должен сообщить вам неприятную новость: Виктор опять связался с подозрительными парнями, и я боюсь, как бы на этот раз он не попал в худшее положение.
– Какие у вас сведения? – спросил майор и повернулся вместе со стулом, продолжая рассматривать лейтенанта исподлобья.
– Виктор дружит с теми шалопаями, которых я приводил к вам из клуба. Виктор бывает в пивных – и тоже с подозрительными людьми.
О других делах Виктора, рассказанных Костей, о нападении на Костю, Михаил решил пока не упоминать. Майор мог вспыхнуть и выпалить сыну все, а тот, конечно, не преминет передать подробности скандала своим друзьям.
– Вы опять раздуваете из мухи слона, Михаил Анисимович? – спросила Екатерина Карповна, напоминая прошлый их разговор.
Это была явная насмешка. Михаил вынул из кармана папиросу и закурил. Ответил он сдержанно:
– Тогда вы мне говорили то же самое, Екатерина Карповна, однако дело обстояло гораздо серьезнее, чем вы думали. Видимо, Терентий Федорович рассказывал вам о дружках Виктора, убийцах Старинове и Суслике… – Михаил увидел, как жена метнула на майора требовательный взгляд, и замолчал.
– Ты мне все рассказывал, Тереша? – подступила она к мужу.
– Ничего страшного и тогда не было, – отмахнулся майор.
– И я так говорю, – повернулась хозяйка к Михаилу.
Такое благодушное отношение к поступкам сына не могло не возмутить, и Михаил встал. Ему вдруг захотелось закричать: «На каком основании вы толкаете сына, своего ребенка в яму?! Почему не хотите открыть глаза, оглянуться вокруг!» Михаил вспомнил, как Виктор утащил из дома двести рублей и отдал их Суслику, и подумал: «Неужели они и такие дела прощают сыну?» Он не удержался и спросил:
– Если сын уносит из дома двести рублей, то и в этом вы ничего не видите страшного?
Теперь майор воззрился на жену.
– Когда это было?
Екатерина Карповна сузила глаза, помедлила и сказала мужу беспечно:
– Я что-то не помню…
– Вы не путаете, товарищ Вязов? – по-служебному строго, напористо спросил майор.
– Это было первого мая. Дату можете проверить у своего сына.
Михаил ответил подчернуто четко, ему было неприятно вспоминать прошлое, но надо было как-то расшевелить твердолобых родителей. «Неужели я им должен доказывать, что их сын пошел не по той дорожке? Неужели они серьезно считают, что воспитанием их сына должен больше заниматься я, чем они? – возмущался Михаил. – Они могут мне не верить, но за предупреждение должны быть благодарны».
Майор накаленными глазами смотрел на жену. Клочковатые брови торчали угрожающе. Он с удовольствием бы выгнал своего подчиненного, который лезет в семейные дела, но сдерживался. Довольно было с него и того, что испытал он за последнее время. Да и настойчивость своего парторга он знал прекрасно. «Попробуй прогнать, – думал он, – поймает сына где-нибудь, и тогда держись. Пока речь идет о профилактике, поэтому надо молчать.»
Вот, собственно, все, что я хотел вам сообщить. Надеюсь, мы не допустим, чтобы ваш сын попался на грязном деле, сказал Михаил доброжелательно и начал прощаться. Выздоравливайте, Терентий Федорович. До свидания, Екатерина Карповна.
– Ладно. Спасибо, – бросил майор. Екатерина Карповна проводила Михаила до двери глазами, полными негодования.
