Текст книги "Лейтенант милиции Вязов. Книга 2"
Автор книги: Сергей Волгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
После партийного собрания Михаил окунулся в духоту летней ночи. Взволнованный самыми разноречивыми чувствами, он стоял на мосту, перекинутому через канал, вдыхая влажный воздух, задумчиво глядя на огоньки, мелькавшие в быстрой воде.
Кто-то тронул Михаила за рукав. Он обернулся и увидел Поклонова. С ним рядом стояло два незнакомых человека, причем один из них был выше своих приятелей на голову.
– Здравствуйте, Михаил Анисимович! Познакомьтесь с моими новыми товарищами, – сказал Поклонов так весело, что Михаил подумал: «Не пьян ли?»
– А мы уже знакомы, – протянул руку Огурцов, тот самый, которого в цехе называли Огурчиком и который помогал ловить бандита Старинова. – Не помните, Михаил Анисимович?
– Как же, помню. Здравствуйте! Рад встрече.
– Вася, мой учитель, – отрекомендовал своего второго приятеля Поклонов.
– Мне о вас он все уши прожужжал, – загрохотал Вася, – с утра до вечера рассказывает. С удовольствием пожму честную руку.
Вначале Михаил наблюдал за друзьями Поклонова настороженно – кто его знает, с кем он теперь водит дружбу. Но когда они обратились за советом, у него отлегло от сердца.
– Рассудите нас, как незаинтересованный человек, Михаил Анисимович, – попросил Огурцов. – Спор у нас получился. Надо ли на станки ставить электронные приборы для контроля за качеством обработки? Дело в том, что электронные приборы несколько усложняют работу токарей. Зато с приборами абсолютно ликвидируется брак.
Михаил не имел ни малейшего представления ни о станках, ни об электронных приборах, поэтому мог сказать только шутливо:
– Приборы, по-моему, надо ставить, если есть польза. Автопилот, я слышал, тоже очень сложный прибор, а управлять им, говорят, нетрудно.
– А я что говорил?! – воскликнул Вася, хлопнув Огурцова по плечу, – Мнение незаинтересованного человека, так сказать – взгляд со стороны.
– Так ведь управление надо еще простым сделать, – не сдавался Огурцов, тряхнув светловолосой головой.
– Будем делать. У Николая Павловича голова – двум инженерским подстать, – заключил Вася. – Ты лучше, Огурчик, расскажи о том разговоре, который ты услышал в пивной.
Огурцов глянул на Михаила, потом на Поклонова.
– А что же мне делать, если скучно кругом? – вдруг спросил он. – На работе как? Помозгую немного – и три-четыре нормы дам. Деньги есть, куда же их девать?
– Это верно, – подтвердил Вася, – если захочет, пять норм даст. Смекалкой человек не обижен.
– Вот и заваливаюсь вечерком туда, где какая-нибудь музыка есть. Шум, народ, разговоры разные. Друзей – целый короб. До отрезвиловки я не докатываюсь, а пошутить, посмеяться никому не вредно.
– В парке, скажем, тоже народ, шум и посмеяться можно, – заметил Михаил.
– В парке? Попробуй там запеть песню, сейчас же ваш брат подскочит. Нарушение спокойствия! На улице запой – одинаково. В деревню что-ли уехать? Там, говорят, вольнее.
– Хватит тебе, Валерий Матвеевич, философствовать. Говори о деле, – остановил токаря Вася, – Нечего тебе делать в деревне. Там станков-то нет.
– А тракторы – не машины?! – удивился Валерий Матвеевич, – На них, если с умом работать, тоже можно чудеса показать. А я могу любую машину оседлать, даже самолет.
– Ты уж наговоришь!
– Читал, разбирался. Ничего нет сложного.
Огурцов закурил.
– Так вот, история эта произошла пять дней назад. Сижу я, значит, в пивной, ребята за столом молодые, подходящие оказались. Веселые. Анекдоты рассказывают. Люблю я слушать побасенки. Чуть ли не по десятку бутылок пива уже выпили. Чувствую, тяжеловат становлюсь, подумываю отправляться домой. Подмигнул я официантке– ты, мол, скоро освободишься? Давно знаком с пей. Тут и подставил поближе ко мне свой стул один субъект. По внешности – ничего себе парень. Часто я его вижу в забегаловках. В белом шелковом костюме ходит, и в обращении, надо сказать, вежливый. Подсел он ко мне и говорит: «Хочешь заработать?» «Какой же дурак отказывается от заработка?» «Сразу видно, человек хозяйственный, – замечает он и садится поближе. – Надо одному парню шишек насшибать, он мне кишки проел». «За что же?»-спрашиваю. «Из-за девки». «А сам почему же не насшибаешь?» «Силенок недостаточно, не справлюсь». «А кто же этот парень?»– интересуюсь я по-серьезному. «Один работник милиции». «Какого отделения?»– допрашиваю я. Назвал он мне ваше отделение, а я соображаю: «Не в девке тут дело, конечно, раз о работниках милиции разговор зашел». Поразмыслил я и говорю: «С работниками милиции связываться опасно, тут не простая драка может получиться, а нападение на служебного человека, и можно вместо 15 дней на пятнадцать лет в тюрьму закатиться». «Мы, – говорит, – его не на службе поймаем, на гулянье, да постараемся сделать так, чтобы никто нас не узнал». Хитер, думаю, парень, чужими руками решил жар загребать, но мысли эти не высказываю, держу при себе. Потом говорю: «Подумать надо, дорогой товарищ. Сразу на такое дело решиться невозможно. А сколько же ты отвалишь?» «Не беспокойся, – говорит, – не обижу, несколько сотенных в карман положишь». При деньгах парень, не жадный, – соображаю. Но все же согласия не даю, прошу два-три дня на размышления. На том и порешили. Теперь я хожу и думаю: давать согласие или не давать?
Огурцов прищурился и улыбнулся.
– У Николая Павловича совета попросил, – он работников милиции хорошо знает, – да и он не ответил. Что же делать?
Огурцов засмеялся, хитро посмотрел на Михаила.
– Мы тут посоветовались, – сказал Поклонов, – и решили: кроме тебя в нашем отделении никто девок не совращает, готовится трепка именно тебе. И решили получить от тебя согласие…
Они принимали все за шутку, а Михаилу было не по себе.
– Если достоин, то надо шишек насшибать, – сказал он. – Но мне невдомек: за кого именно?
– Это тебе лучше знать.
– Ей-богу, не догадываюсь. Вы, товарищ Огурцов, узнайте, все-таки, за кого меня постигнет такая кара. Если поделом, я сам подставлю шею.
Вася засмеялся громко и сказал:
– Люблю смелых людей. Соглашайтесь, Михаил Анисимович, я разделю с вами несчастье.
– Как звать этого парня? – спросил Михаил.
– Мне он назвался Петром. Товарищи Крюком кличут.
«Опять имя этого человека!»– воскликнул про себя Михаил.
– Мне тоже этот Крюк предлагал с вами расправиться, Михаил Анисимович… – вдруг сказал Поклонов. – И я чуть было не дал согласие. Если бы вы не пришли тогда ко мне… домой…
– Интересно! За что же он меня невзлюбил?
– Зря вы, Михаил Анисимович, бандюге Старинову не дали застрелиться в горах, – сказал Поклонов. – Еще, станется, выйдет из тюрьмы или убежит, – и начнет за вами охотиться.
«Уже вышел, и где-то бродит»– мысленно ответил Михаил. Огурцов что-то прошептал Васе. Тот покачал головой.
– Эх, сейчас бы по кружечке пивца выпить, – вздохнул Огурцов, – да время позднее. Соберемся уж в следующий раз. Вы не чураетесь нашей компании, Михаил Анисимович?
– Зачем же? – вопросом ответил Михаил. – Компания подходящая.
– Вот за это уважаю! – вставил, долго молчавший, Вася. – А бандюг не бойтесь. Если надо будет, зовите на помощь. Мы им быстро ввинтим головы в плечи.
– Не сомневаюсь – улыбнулся Михаил.
– Некоторые уже со мной познакомились, – зычно засмеялся Вася. – Огурцов скажет им: прежде чем нападать на вас, пусть со мной познакомятся. Идет?
– Идет! – засмеялся Михаил и пожал Васе руку.
Огурцов и Василий ушли, а Поклонов вызвался проводить Михаила. Он шел молча, не решаясь заговорить первым. Михаил понял, что Поклонов хочет ему что-то сказать, и спросил:
– Как живете?
– Хорошо! – оживился Поклонов и начал рассказывать весело, улыбаясь:– Уже самостоятельно начинаю работать. Говорят, у меня вроде слесарские способности оказались. Вася мне много помогает. Замечательный человек.
– Жена-то довольна?
– И не говорите! В гости приглашаем вас, приходите в воскресенье. Фрося давно просит…
– Обязательно приду, – пообещал Михаил.
Поклонов пододвинулся к Михаилу и шопотом продолжал:– С Витькой все дела покончил… Избить они меня один раз хотели. Вася не дал. Могу сообщить вам, Михаил Анисимович: Витька связан с Крюком и со старухой, женой кладбищенского сторожа.
– Знаю, – сказал Михаил.
– Несомненно. Я для того это– когда возьмете их, то я свидетелем могу быть…
– А отвечать не хочешь?
– Отвечать не отказываюсь. Я покончил с этой проклятой жизнью… Надеюсь, простят… Заблуждался… – Тыльной стороной ладони Поклонов вытер потный лоб и добавил:-Может, и вы слово замолвите…
– Хорошо, – сказал Михаил. – Идите, отдыхайте.
Оставшись один, Михаил пошел дальше по улице. На душе было радостно – и от того, что вокруг много хороших людей, и от того, что он сумел повлиять на Поклонова, помог ему выбраться из трясины.
Город притих, город отдыхал. Машины проходили редко, вырывая из темноты светом фар кудри деревьев, куски зеркального асфальта, фасады одноэтажных домов. Бархатное небо, чудесное небо с серебряной россыпью звезд пело и звенело над головой, арыки журчали воркующе, и воздух, насыщенный запахами айвы и персиков, был сладкий, словно Михаил шел по огромному саду. И все ему сейчас казалось прекрасным: и темно-зеленая шелковистая кипень листвы, и бусинки лампочек, подвешенных на проводах посредине улицы, и пятна па тротуарах, и темные задумчивые окна домов. Он ходил по широким улицам, забирался в темные переулки, спотыкался, не видя под ногами земли, шагал и шагал, раскачиваясь, опьяненный радостью, несказанным счастьем любви. И все неприятности-бурное собрание, сообщение Огурцова и Поклонова – были забыты. Перед глазами стояла Надя: похудевшая, легкая и нежная, какой он видел ее несколько часов назад.
В глухом переулке Михаил прошел мимо двух мужчин, стоявших за деревьями у высокого дувала. Он не слышал, как один из них сказал глухо: «Эх, ты!» За деревьями стояли Алексей Старинов, тот самый бандит, которого Михаил изловил в горах, и Петр Крюков. Удивился Старинов. И когда Михаил отошел, он беспечно сказал:
– Вот так встреча! Ты заметил, кто прошел? Мишка Вязов, смертельный враг мой. Дырку в ноге он мне сделал славную. Здорово стреляет, подлец!
– Так чего же мы стоим? – всполошился Крюков. – По-моему, он пьяный. Пара пустяков – подойти сзади и кокнуть.
– Утихни, шкет! В моем присутствии из-за угла не стреляют. Без меня ты мог воспользоваться любыми способами, в том числе и погаными, которыми пользуются трусы. Но у тебя, как видно, шарики крутятся на холостом ходу. Запомни: Алексей Старинов встречает настоящего противника лицом к лицу, а Вязов достоин моей похвалы, и если бы ты сейчас напал на него из-за угла, я бы защищал этого синешинельника. Кумекаешь?
Крюк молчал, опустив плечи. Он боготворил Алексея и еще помнил последнее слово Старинова на суде: «Умирает последний ученик принципиального вора Тарантула. Остается на свободе мелкая шпана, которой следует продуть мозги, настегать по мягкому месту – и она признает все законы – и уголовные, и моральные. Вымерли жулики-философы, талантливые художники отмычки, остались просто недалекие, опустившиеся люди. Одно у меня желание теперь: поставить памятник всем погибшим моим собратьям, величайшим умам взлома и темных дел, носителям начала и конца анархизма. Мы достойны памятника. Народ должен знать, что и такие люди когда-то жили на земле!»
Старинов чиркнул спичкой, закурил и повторил:
– Запомни: я мертвец. Я убежал для того, чтобы еще раз подышать чистым воздухом и увидеть своего неродного братишку. Меня поймать легче, чем тебя. Ты – червяк, тебя не скоро отыщешь в земле, а я орел, я парю, и меня остроглазый заметит обязательно. Понял ты, неудачник-вор, попрошайка и вымогатель, мелкая надоедливая мошка? Веди меня туда, где еще остался уголок бога Бахуса.
ТЕМНОЙ НОЧЬЮ
А Михаил шагал по глухим улицам, думая о Наде, подбирая ласковые слова, какие он скажет ей, когда они встретятся вновь, не замечая колдобин и камней под ногами, не запоминая дороги, и читал приходившие на память стихи:
Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся.
Хорошо с любимой в поле затеряться.
Ветерок веселый робок и застенчив,
По равнине голой катится бубенчик.
Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!
Где-то на поляне конь танцует пьяный.
Мы к нему подъедем, спросим – что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.
И, может быть, он бы и не заметил шедшую ему навстречу Валю, если бы она его не окликнула. Михаил остановился.
– Вы? – удивился он.
– Здравствуйте, Миша! – с обидой и почему-то сквозь слезы сказала девушка. – Я вам звонила, а вас все нет и нет…
– Добрый вечер, Валя! – наконец опомнился Михаил. – Извините, такая у меня работа. А вы куда ходили так поздно?
– К тете.
Михаил окончательно пришел в себя: вылетели из головы стихи, пропало восторженное настроение, он подобрался. Надо было осторожно, не пугая, узнать у девушки адрес тетки.
– И далеко она живет? – спросил он, вглядываясь в заплаканное лицо девушки.
– Да я не знаю. Она вот тут за углом мне свидание назначила.
– Вот тебе раз! Что же это за тетка, которая назначает свидание на улице да еще ночью? Она вас обидела?
– Обругала… Она крикливая…
– Ах, какая несознательная! Пойдемте, догоним ее и пристыдим, – Михаил решительно взял девушку за руку и направился к углу, увлекая Валю за собой.
– Зачем? Не надо, – сопротивлялась Валя.
Михаил ее не слушал.
– Куда она ушла? – спросил он.
– Вон в те большие ворота, – растерянно ответила Валя, не понимая, почему Михаил так ревностно старается увидеть ее тетю.
– Бежим! Она там, – сказал Михаил, выпустил руку девушки и бросился в другую сторону. Он хорошо знал, что из указанного Валей двора есть другой выход. Валя постояла, оглянулась и побежала следом за Михаилом, наскоро вытирая слезы.
Михаил свернул с улицы раз, второй и выбежал в узкий тупик, еще темнее того, в котором он встретился с Валей. Бежал он с одной мыслью: «Неужели и на этот раз уйдет?» Вот и знакомая калитка под ветками дуба, дальше тянется высоченный кирпичный забор, покрытый толью. Подбегал Михаил на носках, сдерживая дыхание, а. остановившись, услышал позади постукивание каблуков Вали. Появление девушки было некстати. И только он хотел повернуться и остановить девушку, как открылась калитка и из нее вышла старуха.
– Ни с места, бабуся, – негромко и ласково предупредил Михаил.
Старуха, вскрикнув, попятилась к калитке и уже взялась за ручку. Михаил подскочил к старухе в два прыжка и грубо отбросил ее на дорогу.
– Не балуйся! – строго приказал он.
– Ладно уж. Теперь все равно, – пробурчала старуха.
С плеч ее сползла шаль и мягко легла в пыль.
Подбежала Валя.
– Оружие есть? – спросил Михаил.
– На что оно мне, такой халяве? – хмыкнула старуха.
– Пошли. Посредине шагай. Знаешь, куда идти?
– Знаю.
Старуха шла впереди, за ней с пистолетом в руке шагал Михаил, а шагах в пяти от него с трудом тащилась Валя. У девушки заплетались ноги.
Вдруг из-за угла выскочил Садык и закричал:
– Вот она где, старая лиса!
– Не кричи! – сказал Михаил.
Но Садык продолжал возмущаться:
– Ой, хитер человек! Первый раз такого встречаю. Сразу пропала. Думаю, куда делась: в небо улетела или камнем стала? Шайтан, настоящий шайтан!
– Ты веди да смотри в оба, – прервал товарища Михаил, – а я с девушкой поговорю.
– Голова с плеч! – заверил Садык.
Михаил подошел к Вале и взял ее под руку. Девушка не возразила, безвольно и вяло повисла на руке Михаила. Она дрожала. Опасаясь, что девушка упадет в обморок и с ней придется повозиться, Михаил немедля заговорил:
– Извините меня, Валя. Я не имел права иначе поступить. Дело вот в чем: эта старуха, ваша тетка, отравила своего мужа и скрылась. Мы ее долго разыскивали. Как видите, мне случайно удалось ее задержать.
Валя остановилась. Рука ее перестала дрожать, застыла. И даже в темноте Михаил заметил, как блеснули у девушки глаза.
– Так вы со мной встречались только из-за этого? – с дрожью в голосе спросила она, отстраняясь;
– Не сердитесь, Валя, я вам все объясню, и, надеюсь, вы простите меня… – Михаил не договорил. Валя выдернула руку.
– Подлец! – задыхаясь, прошептала она и твердым, решительным шагом направилась к тротуару,
– Валя! Разрешите вас проводить.
– Не смей, подлец! – закричала она и побежала. Она почти тотчас же скрылась за деревьями, только частый стук каблучков, звонкий и злой, еще долго доносился до Михаила.
«Вот и расплата», – подытожил Михаил свои отношения с девушкой.
ДОПРОС
Старуху привели в кабинет Урманова, он решил сам ее допросить. Старуха держалась с достоинством, на приглашение сесть кивнула головой и, подобрав юбку, осторожно опустилась на стул, скрестила на коленях руки.
Садык положил на стол деньги, отошел к двери и встал рядом с Михаилом.
На анкетные вопросы старуха отвечала коротко, отрывисто и четко. Родилась в тысяча восемьсот девяностом году, образование – шесть классов. Не работала– муж обеспечивал. Во время Отечественной войны вышла замуж вторично.
– А теперь скажите, зачем отравили своего второго мужа, – сказал подполковник.
– Это кто же его травил? – вскинулась старуха. – Сам налакался денатурату, меры не знал. Что ж я, ответчица за него?
– Почему же водки не дали? – усмехнулся подполковник.
– Он купил да пиджак напоил. А где я денег наберусь?
Подполковник покосился на кучку денег, лежащих на столе. Старуха уловила его взгляд и заерзала на стуле.
– На эти деньги не кивай. Последнее барахлишко сейчас продаю. Питаться-то надо.
– Хорошее барахлишко – золотой браслет! – воскликнул подполковник и засмеялся.
Михаил недоумевал: подполковник вел допрос с шутками, с подковыркой. С таким методом допроса Михаил столкнулся впервые и с жадностью слушал каждое слово.
– Продала? – подалась старуха к столу.
– Нет, – покачал головой подполковник, – и сейчас не знает, что мы видели, как она продавала браслет и как понесла тебе деньги.
Старуха пожевала губами и опустила голову.
– А вы обошлись с племянницей нечестно. Не только денег не дали племяннице, но и обругали.
– Самой жить надо, – буркнула старуха.
– И выпить тоже, – подхватил подполковник.
– Ну и что? На свои ведь, не на чьи-нибудь.
– Вот тут-то не все мне понятно. Давайте-ка начнем сначала. Вы говорите, что мужа своего не травили. Зачем же тогда сбежали, прятались?
Старуха подняла голову, заморгала.
– Так ведь страшно было: тут покойник на кладбище, там муж умер. Мало ли что можно подумать?
– Что верно, то верно. Мы и подумали, и начали распутывать узелок. Старик-то знал, кто убил Марию?
Задавая этот вопрос, подполковник предполагал: «старуха умная и должна выгородить мужа, чтобы спасти себя». Старуха долго молчала, прикрыв глаза. Подполковник ждал.
– Кажись, не знал, – ответила старуха скупо.
В кабинет вошел Максим Петрович, кивнул головой, сел недалеко от стола и принялся рассматривать старуху.
– Понятно, – многозначительно сказал подполковник. – Теперь перейдем к другому пункту. Скажите-ка, Крюков участвовал в убийстве?
– Не знаю.
– А кого знаете?
– Никого.
– Давайте-ка, старая, бросим крутить-вертеть, рано или поздно мы все докажем, не отпирайтесь. Скажите, откуда вы узнали, что убита не Венкова, а Туликова? Муж сказал?
– Ничего он мне не говорил! – взмахнула руками старуха, но как-то сразу осела, ссутулилась. – Ладно, мучители, – вдруг проговорила она и смахнула ладонью с лица пот. – Знаю, что вам многое известно. Она убила. Баба-то сумасшедшая, силища вон какая. Справилась.
– Из-за чего же?
– По ревности.
– Вы видели?
– Сама призналась.
Урманов торжествующе глянул на Максима Петровича.
– Значит, вы утверждаете, что убила Анфиска?
– Она, истинный бог, она.
– Так. Что еще расскажете?
– Больше ничего не знаю, убей меня бог… – старуха всплакнула, кончиком платка вытерла глаза и нос.
– Ну, пока довольно, а то шашлык пережарится. Отдохните, подумайте, да потом расскажете все, что знаете. Для вас же будет лучше. Да смотрите, Крюков и Виктор могут вас подвести.
Покряхтывая, старуха поднялась и пошла к двери с опущенной головой, еле волоча ноги. Пропала вся ее прыть. Когда старуху увели, Урманов встал, потянулся и сказал озабоченно:
– Боюсь нажимать. Она много знает. Надеюсь, расскажет все.
У подполковника было веселое настроение. Он легко подошел к окну, распахнул его, с шумом вдохнул теплый даже в этот поздний час воздух, вернулся к столу, сел и, поблескивая белками глаз, вдруг спросил присутствующих:
– Как, товарищи, допросим Лебедеву?
Михаил и Садыков промолчали. Максим Петрович улыбнулся и сказал:
– Давай. Что-то у тебя, Латып Урманович, настроение праздничное.
Урманов засмеялся и взял телефонную трубку.
Через несколько минут в кабинет вошла Лебедева. За время предварительного заключения лицо ее побелело, она пополнела и выглядела куда приятнее, чем до ареста. С любопытством оглядев присутствующих, задержав ласковый взгляд на Михаиле, – чем вызвала легкую улыбку Урманова, – она плавно прошла к столу и села неторопливо, важно. Обычно преступники на допрос являются хмурыми или наглыми, а эта женщина прошла по кабинету с таким достоинством, что Михаил подумал? «Настоящая дура».
– Прежде всего, я сообщаю вам, гражданка Лебедева, – строго заговорил Урманов, словно он и не смеялся несколько секунд назад, – что медицинская экспертиза теперь не признает вас душевно больной женщиной. Поэтому прошу не прикидываться. Будем разговаривать начистоту.
– Твое дело, – бросила Лебедева задорно.
Урманов вынул из стола спичечную коробку в металлической оправе.
– Где вы взяли эту коробку?
– Не помню.
– Я вам подскажу. Коробка принадлежит Виктору Копытову, на ней есть инициалы. Он оставил ее в доме номер семнадцать. Вы подобрали и отдали Петру. Так?
– Не помню, – повторила Лебедева, снова взглянув на подполковника ясными, невинными глазами.
– Крюков прикуривал на кладбище и там ее потерял. Так?
– Об этом его спросите.
– Хорошо. Спросим. – Урманов достал из стола два листка, вырванных из тетради, и начал читать:-«Нищенка выглядела так: полная женщина, глаза выпуклые и нахальные. Платье на ней было темно-синее, туфли желтые, на низком каблуке». Узнаете себя?
– Вроде обо мне, – усмехнулась Лебедева.
– Писала заявление Соня Венкова. Рассказывайте, как вы украли у нее документы.
– Я не воровала.
– Зря отпираетесь, гражданка Лебедева. – К сожалению, на документах не осталось оттисков пальцев, бумаги были специально захватаны и затерты. И Урманов заговорил о другом:– Вы оставили следы у могилы на кладбище. Экспертиза установила, что следы ваши.
– Чепуху городишь, гражданин начальник. Туфли я в магазине покупала, новенькие, – Лебедева приподняла подол платья и качнула ногой. – Мало ли людей покупает такие туфли. Не пришивай, что не надо. Мне одного дела хватит.
Урманов крякнул.
– Я вижу, вы действительно, в здравом уме и здорово хитрите. Сейчас я вызову жену сторожа кладбища, старуха вам все напомнит. Может быть, тогда по-другому заговорите.
Лебедева сразу сникла, исподлобья, со злостью обшарила глазами подполковника. Щеки и верхняя губа покрылись крупными каплями пота. Она подняла руки над головой и басом торжественно запела:
– Господи, меня помилуй… на небесах и на земле..-Христос воскрес, смертью смерть поправ… Кланяйся, кланяйся… Вознеси мя, боже…
Она пропела еще несколько бессмысленных фраз, затихла и опустила голову, вздрагивая всем телом, словно ее била лихорадка. Максим Петрович и Урманов переглянулись.
– Гражданка Лебедева, – заговорил Максим Петрович, разворачивая лист бумаги, который принес ему Михаил, – может быть, вы скажете, кто вам дал молитву «Пришествие Иегова и изгнание дьявола»?
Лебедева не шевелилась, молчала. Сгорбленная спина ее покачивалась от тяжелого дыхания.
– Вы не помните?
– Сторожиха дала, – с шумом выдохнула Лебедева.
– Сама она печатать не может, значит, ей кто-то тоже дал. Вы не знаете, кто?
– Говорила, какой-то монах принес. Она всем раздавала. Халява старая, людей топит, а сама чистенькой хочет остаться? Жила сухая, полную суму золота набрала, да еще выкобеливает! – но, спохватившись, Лебедева затрясла головой и снова запела жалобно, с завыванием:– Господи, помилуй мя… Спаси мя, боже… Отпусти душу на покаяние…
Смешно и противно было смотреть на нищенку. Здоровая с виду женщина выкомаривала черт знает что. Чем ее можно было увлечь, что могло заинтересовать в нашей напряженной многообразной жизни этого опу-стивщегося человека? Какие причины заставляли ее паясничать, воровать, убивать?
Урманов поморщился и позвонил.
Ввели старуху. Не успела она пройти и пяти шагов к столу, как Лебедева вскочила и со сжатыми кулаками бросилась на старуху.
– А, старая лярва, топить вздумала?!
К женщинам подскочил Садык и встал между ними.
– Кулаки оставить! – закричал он. – Давайте драться словами.
Через голову лейтенанта полетела отборная ругань, а он поворачивался то к одной женщине, то к другой, и угрожающими жестами заставлял их пятиться назад.
– Петра обдирала, как липку, стерва седая, да лягавить взялась!
Старуха взъерошилась, пригнулась и, протянув вперед скрюченные пальцы, закричала визгливо и звонко:
– Ах ты, жаба ободранная! Чего халяву раззявила? Мало тебе мужиков было? Девку извела, а теперь на других свалить хочешь? На-ка вот, выкуси!
– Убить тебя мало, старая лярва! И с золотом твоим закопать.
– Ты мое золото не считай. Посчитай лучше мужиков, с какими трепалась. Где твои дети? Сколько душ сгубила?!
– Старая ведьма!
– Потаскуха!
– Обдирала!
– Нищенка!
– Мешок с гнилыми костями!
– Свинячья ляжка!
– Молчать! – вдруг зычно крикнул Урманов и грохнул кулаком по столу так, что обе женщины круто повернулись к нему и затихли. – Крюк помогал закапывать могилу? – обратился он к Лебедевой, но ответила старуха.
– Она заставила, потаскуха!
– Не заставляла я. Он сам, – огрызнулась Лебедева,
– Документы он посоветовал подбросить?
– Он, – Лебедева отвернулась и зашептала молитву,
– Все понятно. По одной буду вызывать. Уведите их! – крикнул Урманов.
Женщин увели. Урманов потер ладонью лоб.
– Немало преступниц видел, а с такими, заядлыми первый раз встретился, – покачал он головой. – На сегодня, пожалуй, довольно, товарищи. Убийца найден. Завтра, то-есть уже сегодня, продолжим разговор в девять. Ты приходи тоже, Миша, я вызвал Поклонова, может быть, понадобишься.
– А я все же поговорю со старушкой, – сказал, поднимаясь, Максим Петрович. – Ты не возражаешь?
– Боюсь, что сейчас из нее ничего не вытянешь.
– Думаю, наоборот.
– Желаю удачи.
Максим Петрович сидел за столом в малюсеньком кабинете Садыка, в котором кроме стола и двух стульев не было никакой мебели. Из единственного окна была видна крыша соседнего дома.
Старуха влетела в кабинет так быстро, что ее широкая юбка разошлась веером. Проворно сев на стул без приглашения, она без промедления начала говорить, продолжая поносить нищенку, Максим Петрович поднял руку и, улыбнувшись, посоветовал:
– Успокойтесь, Марфа Кондратьевна.
– Чего это ты меня величаешь? – взъерошилась старуха.
– Давайте побеседуем спокойненько.
Но старуха, разгоряченная перепалкой с Анфиской и не на шутку обиженная, не вняла просьбе, вновь затараторила торопливо и злобно:
– Нечего мне спокойно разговаривать. Я им покажу, как наводить поклеп! Натворили, а теперь виляют задом, как собака хвостом. Я не глухая. Сама она рассказала по пьянке, как Петька подбивал убить Маруську и помогал.
– Марфа Кондратьевна, об этом вы расскажете подполковнику, – перебил старуху Максим Петрович. – Я хочу с вами побеседовать по другому делу.
– По какому еще другому?
– По божескому.
– По божескому? Да я уже тридцать лет ни в бога, ни в черта не верю.
– А молитвы верующим раздаете…
– Вон что вспомнил! Было такое дело.
– А вы читали эти молитвы?
– Нужны они мне, как мертвому припарки,
– Зачем же вы их раздавали?
– Кто же от денег отказывается? Платили мне, вот я и раздавала. А верующие пусть гундосят, им все равно, какая молитва.
– Кто же вам платил и молитвы давал?
– Витька приносил, все тот же Петька.
– А они где брали? Сами печатали?
– Монашек их снабжал. Да я с ним поскандалила.
– Расскажите, из-за чего поскандалили.
– История такая. Приносит он однажды молитвы и говорит: «Дайте, Марфа Кондратьевна, кому-нибудь из верующих переписать их от руки». А платить кто будет? – спрашиваю. Он мне в руку сует полсотни. За эти деньги постараться можно. Отнесла я молитвы, покойнице теперь, Марусе, а она на другой день приходит ко мне и давай костерить: «Ты, – говорит, – старая, чего мне антисоветчину подсунула? Я еще против своей власти не собиралась воевать. Бери, – говорит, – кочергу, – старая карга, да сама на войну отправляйся». Я так и ошалела в тот раз. А потом встретила монашка проклятого, выбросила ему молитвы и все как есть выложила. Не на тех напал.
– Где живет монашек?
– Не интересовалась. Странствует, поди. Такие-все бездомные.
– С виду он длиннолицый, с рыжей бородой и рыжими бровями?
– А ты откуда его знаешь? – воззрилась старуха.
– Знаю… – сказал Максим Петрович и нажал на кнопку. – Вот и весь наш разговор, Марфа Кондратьевна.
