Текст книги "Лейтенант милиции Вязов. Книга 2"
Автор книги: Сергей Волгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
СООБЩЕНИЕ ТРУСОВА
К концу дня Михаил возвратился в отделение в приподнятом настроении. Товарищи встречали его радостно, дотошно расспрашивали о здоровье, шутили. Особенно обрадовались его выздоровлению женщины из паспортного стола.
Михаил разговаривал с коммунистами, собирал членские взносы, узнал, что за время его болезни не проведено ни одной беседы, ни одной политинформации. Познакомился с новым заместителем начальника отделения по оперативной части капитаном Акрамовым, заменившим долго болевшего и ушедшего на пенсию Власова. Капитан понравился Михаилу: несколько медлительный, но внимательный, осторожный в выражениях, прямой, с умным взглядом удивительно блестящих черных глаз. «Этого человека трудно выбить из равновесия, но если он попрет, то как чертолом», – шутливо определил характер нового заместителя один из оперативников.
У кабинета Михаила ожидал участковый Трусов. Щеки его алели по-прежнему. Вся фигура участкового, – подтянутая и ладная, – производила очень приятное впечатление. Увидев Михаила, Трусов пошел ему навстречу, как утром. Выло понятно, что ему очень хотелось поговорить с лейтенантом, и Михаил пригласил младшего сержанта к себе.
Исключительная честность и прямота Трусова были известны Михаилу, и он ценил эти качества молодого работника, но вот с девичьей стеснительностью, какой-то ребячьей непосредственностью, которую Трусов проявлял на каждом шагу, Михаил никак не мог согласиться. Работа участкового трудная: он и оперативник и воспитатель, и стесняться нельзя, когда речь идет о пресечении преступления или поимке спекулянта. В понятии Михаила почему-то стеснительность и непосредственность никак не вязались с обликом милицейского работника. У него даже зародилась тревога: как шли у Трусова дела во время его отсутствия?
– Рассказывайте, – попросил он.
Трусов с удовольствием и подробно рассказал о своей работе на участке за то время, пока Михаил болел. Оказалось, что дела у него в полном порядке, он поймал воришку и предупредил ограбление квартиры. Его отметили в приказе. Михаил похвалил участкового и спросил, зная, что Поклонов живет на участке Трусова:
– А как чувствует себя Филипп Степанович?
– Так вы же сами были у него, – напомнил Трусов с недоумением.
Осведомленность участкового обрадовала Михаила, и он не удержался от вопроса:
– Вам уже известно?
– А как же! Тут, понимаете ли, Михаил Анисимович, вопросы у меня возникают… Поклонов иногда уходит из дома в милицейском костюме. Для чего, скажите? Ведь он в милиции не работает… А потом – к нему часто заглядывает Виктор, сын начальника. Этот паренек, мне кажется, за старое взялся. Вот и приходится быть осведомленным. Я с жинкой Поклонова подружился. Она тихая женщина, справедливая, а муж ее ни во что не ставит, издевается. Работает теперь она. и все равно жить им трудно. А он еще продолжает пить… Как они вас приняли? – спросил он вдруг.
– Не особенно хорошо, – признался Михаил. – Мы ведь с Поклоновым на ножах, в своем провале он ви пит меня.
– Как же так? – не понял Трусов. – Мне казалось, он одумался. Ефросинья Силантьевна рассказывала: муж собирался передачу вам отнести…
– Передачу?! – воскликнул Михаил.
– Получали?
– Получал, получал… – спохватившись, проговорил Михаил спокойно. – Но знаешь, Петр, вместе с яблоками была прислана записка с угрозой.
– Что вы говорите?! – Трусов вскочил. От возмущения он некоторое время не мог говорить и только покачивал головой. Потом воскликнул:– Экий подлец оказался! А если привести его сюда с женой и прижать?
– Едва ли прижмешь. Откровенно говоря, я не особенно уверен, что именно он угрожал. Ходжаев этим делом занимается. И надо нам как следует обдумать свои действия. Пока я посоветую вам не упускать его из виду, узнать с кем он связан, на какие средства пьет.
– Постараюсь, товарищ лейтенант! – приложил к козырьку руку Трусов.
ПРОПАЖА РЕБЕНКА
Младший сержант ушел озабоченный, а Михаил пошел по отделению. У перегородки, за которой сидел дежурный, Михаил увидел молодую женщину, вытиравшую глаза косынкой. И пот на лице, и грязные туфли говорили о том, что она долгое время провела в пути. Дежурный коротко рассказал историю этой женщины. Утром она пришла в отделение с просьбой поискать ее трехлетнего ребенка, которого она потеряла на рынке– замешкалась с покупками и сынишка убежал. А когда спохватилась и бросилась искать, было уже поздно, и ребенка она не нашла. Люди видели, что мальчика повела какая-то женщина, дала ему конфету, а куда они ушли, никто не приметил. Дежурный по отделению позвонил во все детские комнаты города, но нигде мальчика не оказалось. Он посоветовал женщине зайти к концу дня. Были случаи, когда женщины уводили безнадзорных ребят домой, кормили и даже мыли, а потом сообщали в милицию. До вечера никаких сведений о ребенке не поступило, и дежурный беспомощно разводил руками, виновато поглядывая на убитую горем мать.
У Михаила еще не было ни жены, ни ребенка, но он не мог спокойно наблюдать за горем, если оно каким-либо образом касалось детей. Иногда он подшучивал над собой: «Наверное, я стану хорошим семьянином, и жена моя будет мать-героиня». Он живо представил мальчонку, размазывающего кулачками по щекам слезы и жалобно зовущего свою маму, и пошел к майору.
Выслушав лейтенанта, майор взял телефонную трубку и поговорил с дежурным. Потом долго сидел молча. Он явно был недоволен.
– За последнее время детей у нас не воруют. Кому надо – берут в детском доме, – наконец сказал он. – Найдется.
– Если мы сегодня и не найдем ребенка, то все равно надо успокоить женщину, – объяснил Михаил. – Она просто убивается.
– Пусть рот не разевает.
– За это стоит пожурить.
– Не журить, а наказывать надо таких матерей.
Михаил подумал и привел последний довод:
– У меня ведь, Терентий Федорович, на сегодня бюллетень в кармане. Могу я погулять?..
– Погулять? – майор глянул на ручные часы, – Ладно, идите, если вы уж так прикипели к этой женщине.
Михаил повернулся было к двери, но раздумал и подошел ближе к столу.
– Я хотел с вами посоветоваться, Терентий Федорович.
Майор приподнял голову от стола и подумал: «Если Вязов пришел ко мне за советом, значит, у молодца не все в порядке».
– Валяй. По-стариковски могу кое-что присоветовать, – сказал он с видимым добродушием. – Садись, рассказывай.
Михаил сел.
– Я сегодня видел Поклонова, Терентий Федорович, был у него на квартире. Плохо живет семья.
Добродушное настроение у майора улетучилось так же быстро, как и возникло, и он опять стал неподступным.
– Ну и что?
– Выбросили человека и забыли, а у него детишки, – продолжал Михаил, намеренно не замечая изменившегося настроения начальника. – Есть сведения, что он «Завязал отношения с подозрительными людьми. Сам пропадет и дети пострадают.
– Ну и черт с ним, если дурак! – ругнулся майор.
– А я смотрю по-иному, Терентий Федорович. Мы не сумели воспитать человека, исправить его, наша вина тут очень большая. Нельзя же сказать, что Поклонов пропащий. Урок он получил серьезный, о жизни своей думал, наверное, немало. Вот я и хочу посоветоваться с нами: не помочь ли ему устроиться на работу, да в такую организацию, где бы у него не было почвы для проявления дурных привычек?
Не понимаю я тебя, Вязов, – вздохнул майор. – Поклонов насолил тебе по самую макушку, мне он крови попортил ведро, и теперь мы еще должны о нем заботиться. Скажем, устроим мы его, а он опять напакостит, и мы – отвечай. Пусть сам выкручивается.
– Иногда мы и за преступников ручаемся, Терентий Федорович, отправляем их, скажем, на завод, следим за их поведением и нередко из них получаются хорошие, честные люди. Почему же о своем, хотя и бывшем, но все же сотруднике, мы не можем побеспокоиться!
– Преступники – другое дело. Шпана может свихнуться и – все, а Поклонов свихнется или нет, не знаю, а напакостить нам вполне может. Повидал я таких…
«Да он уже мне пакостит!»– хотелось сказать Михаилу. Несомненно, майор в какой-то степени был прав. Но что же делать? Бросить человека, толкнуть в преступный мир? Какова же тогда его, Вязова, роль, как парторга? Воспитывать хороших людей? Но они и так хорошие. Скажем, Трусова еще воспитывать надо, однако– это работа легкая. Нет, от Поклонова он не имеет права отмахиваться. А с кем же посоветоваться? «Николай Павлович! – с радостью вспомнил Михаил. – Надо съездить к нему на завод. Он-то разберется получше майора».
Приняв это решение, Михаил, как это он делал нередко, взглянул на события с другой стороны. Вот Поклонов шлет ему угрожающую записку, а он говорит? «Ты же хороший человек, зачем так делаешь?» А потом Поклонов переходит к другим действиям, может быть, налетит ночью с ножом, а он, Михаил Вязов, оперативный работник, будет уговаривать бандита: «Милый ты мой, и зачем тебе потребовалось нападать? Зачем ты портишь себе жизнь, почему не заботишься о семье?»
– Какая-то чепуха! – сказал Михаил вслух.
Майор уставился на лейтенанта со вздернутыми бровями, моргнул, раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но ничего не придумал и еще раз моргнул.
В кабинет вошел высокий смуглолицый сержант и, четко, с шиком вскинув руку к козырьку, доложил взволнованно, низким скрипучим басом:
– Сержант Петров по вашему приказанию прибыл.
– Посмотри на этого олуха, Вязов, – вскочил Терентий Федорович. – Вчера нализался в стельку и поругался с участковым Бердыкуловым. Чуть не подрался. Кто тебе позволил позорить наше отделение? Кто, я спрашиваю!? Не умеешь пить водку, пей деготь!
Майор кричал, а сержант стоял, опустив глаза, облизывая сухие губы, сжимая и разжимая пальцы рук. Изредка сержант пытался что-то сказать, но майор не давал ему раскрыть рта.
Михаила подмывало вмешаться, узнать в чем дело, но он сдержался, велико было в нем чувство дисциплины.
Майор прогнал сержанта:
– Убирайся. Завтра посажу.
Михаил остановил сержанта уже на улице. Расспросил. Участковый Бердыкулов однажды потанцевал с женой Петрова и якобы предложил ей уйти от мужа. Сержант редко и мало пил, а тут разошелся – с горя и от ревности. Пообещав поговорить с Бердыкуловым, Михаил возвратился в отделение, с горечью думая: «Разве в таком деле криком поможешь? Или арестом напугаешь? Завтра же сведу их всех и тогда разберемся».
С Мариной Игнатьевной Кустиковой – она оказалась работницей швейной фабрики – Михаил прежде всего отправился на тот рынок, где пропал ребенок. Надо было выяснить подробности исчезновения мальчика.
Один из продавцов – пожилой узбек, на прилавке у которого были горкой насыпаны желтобокие яблоки прошлогоднего урожая, – видел ребенка и рассказал, как не старая и не молодая женщина спросила мальчика, где его мама. Мальчик показал в сторону магазинов и ответил «там». Женщина дала ему конфетку и повела за ручку, говоря: «Пойдем, будем искать маму». Потом к продавцу подошли покупатели и ему некогда было смотреть за женщиной и мальчиком.
На прилегающей к рынку улице седая старушка, сидевшая с вязаньем у ворот, вспомнила, что она видела женщину с мальчиком в синих трусиках, белой рубашке и соломенной фуражке с большим козырьком.
– Она ведет его за ручку и все нагибается и говорит: «В кино пойдем, миленький», – рассказывала старушка, а Марина Игнатьевна восторженно следила за движениями ее испещренных морщинками губ. – Так, значит, и пошли они по тротуару, держась за ручки. Мальчонка-то хороший такой.
– А женщина какова из себя? – спросил Михаил.
– Женщина? Ее-то я не особенно приметила, за мальчонкой больше наблюдала. Дюже люблю внучаток.
Большего от старушки добиться не удалось. Прошли по ближайшим к базару дворам, расспрашивали всеведущих ребятишек, обратились к постовому, но никто из них ничего путного сказать не мог, след женщины с мальчиком затерялся.
Мария Игнатьевна плакала.
– Муж придет с работы – ил не знаю, что он со мной сделает… Убьет за сына…
– Этого мы ему не позволим, – старался шутить Михаил, с тревогой соображая: «Как же действовать дальше?»
Объехали ближайшие скверы и кинотеатры, надеясь на то, что женщина все же поведет ребенка посмотреть кинокартину или выйдет с ним погулять.
Безрезультатно.
Поздно вечером Михаил провожал Марину Игнатьевну до дому в том мрачном настроении, когда не хочется разговаривать. Он уже знал, что Марина Игнатьевна живет на Беш-агаче, а на рынок, который находился почти в другом конце города, она попала по пути, когда ездила к своей знакомой.
С трамвая слезли на глухой улице, и когда подошли к калитке, Михаил вдруг вспомнил рассказ Кости: это был тот дом № 17, куда неизвестно зачем ездил Виктор.
В комнате за столом сидел крепко сбитый молодой человек в майке-безрукавке, с гладким зачесом белых волос, широкоскулый и простодушный лицом. На вошедших он взглянул с удивлением. Чтобы сразу пояснить свое неожиданное появление, Михаил отрекомендовался:
– Оперуполномоченный лейтенант Вязов.
Мужчина поднялся, подал широкую, в трещинках, ладонь, разглядывая голубыми простецкими глазами лейтенанта с недоумением и тревогой. Он, пригласив Михаила сесть, метнул подозрительный взгляд на жену, которая устало опустилась на стул и с испугом смотрела на мужа. Она не плакала, но вся сжалась и застыла.
Михаил пододвинул стул к хозяину и без обиняков сказал:
– Прошу вас, Павел Денисович, выслушать меня до конца, прежде чем проявлять какие-либо чувства. – И он по порядку рассказал, как пропал ребенок и как они с Мариной Игнатьевной его искали. Павел Денисович сидел неподвижно, переводя взгляд с лейтенанта на жену. В голубых глазах его то вспыхивали злые огоньки, и тогда белели губы и на широком лбу углублялись морщины, то застывала растерянность, и Михаилу казалось, что из глаз его вот-вот брызнут слезы. Он прошептал:
– Сыночек мой!..
Марина Игнатьевна беззвучно плакала.
Михаил замолчал. Супруги не начинали разговора, и молчание их становилось непонятным и угрожающим. Михаил ждал. Вдруг Павел Денисович хрипло и надтреснуто спросил жену:
– Как же это ты?..
В голосе Павла Денисовича не было угрозы, но, взглянув на лицо его, Михаил ужаснулся: рот его перекосился, глаза потемнели. Михаил даже встал, ожидая самого худшего.
– Ладно. Разберемся, – сухо сказал Павел Денисович.
Эти слова были произнесены так, как непрошенному гостю бросают «до свиданья». Но Михаил понимал – уходить ему нельзя, надо переждать, и он сказал:
– У меня к вам вопрос, Павел Денисович и Марина Игнатьевна: не скажете ли вы, к кому у вас во дворе заходит рыжий паренек лет шестнадцати?
– Зачем тебе? – вдруг перешел Павел Денисович на ты.
– Я многое должен знать по долгу своей службы.
– Есть тут у нас одна сволочь. Может, каналья Чубуков мстит? – повернулся к жене Павел Денисович и вскочил.
– Не знаю, – проговорила сквозь слезы Марина Игнатьевна.
– Я из него труху повытрясу! – и Павел Денисович двинулся к двери. Михаил преградил ему дорогу.
– Прошу не торопиться. Рассчитаться мы всегда сможем. Нам надо найти ребенка. Стоит ли предупреждать этого Чубукова?
– Ему надо мозги вправить.
– Я боюсь, что тогда с ребенком случится несчастье.
Павел Денисович потер висок, повернулся и пошел к столу.
– Ты, пожалуй, прав. Что же нам делать? – спросил он, грузно опускаюсь на стул.
– Я попрошу вас осторожно поговорить с соседями, порасспросить: не высказывал ли он угрозу по отношению к вам…
– Да он каждый раз грозится, когда пьяный. Меня он особенно ненавидит. Я добиваюсь его выселения из города. Этот паразит работает один месяц в году, живет на иждивении буфетчицы, колотит ее. А она его защищает, со слезами просит не трогать. Плевая баба: ни гордости у нее, ни самолюбия. Попадаются же такие тряпки, черт бы их побрал!
– Вообще-то она женщина неплохая, – вступилась за соседку Марина Игнатьевна. – Уговаривает, да на него уговоры не действуют.
– Решим так:– заключил Михаил, – разузнайте, где сегодня побывал Чубуков, с кем встречался. И я кое-что выясню. А завтра утром начнем действовать.
От Кустиковых Михаил отправился разыскивать участкового уполномоченного этого района. Лейтенанта Турсунова он нашел около чайханы, расположенной на подмостках, над широким арыком. В темной воде арыка колыхались серебряные отражения лампочек. Жарко горел начищенный, почти в человеческий рост, самовар, и ряды белых чайников на полках походили на клавиши огромного баяна.
Михаил отозвал лейтенанта в сторону. Услышав о Чубукове, Турсунов досадливо крякнул и махнул рукой:
– Плохой человек, вроде комара – никому не нужен и кусается.
Потом рассказал: Чубуков уже два раза сидел в тюрьме за растрату, не женат, хотя сходился с многими женщинами, очень часто бывает пьяный, ни на одном месте работы не может удержаться больше месяца. Занимается спекуляцией. Но сколько Михаил ни бился, не мог узнать по каким делам к Чубукову ходит Виктор.
Домой Михаил возвращался в самом плохом настроении. Без всякой связи с событиями дня вспомнилась Надя, и Михаила нестерпимо потянуло к ней. Не поговорить, просто увидеть, взглянуть в ее застенчивые голубые глаза.
Где же его семейное счастье? Прошла уже пора, когда он на семейный уют смотрел с насмешкой, теперь ему все чаще не хватало ласковых рук и любящих глаз, которые встретили бы после беспокойного дня, помогали в работе, помогали сильно любить людей.
Михаил шел по улице тихо, боясь спугнуть хорошие мечты.
Костя уже спал на раскладушке, тихонько посапывая. И даже во время сна его густые брови были сдвинуты, будто он думал о чем-то очень важном. Серьезное выражение лица паренька Михаилу показалось смешным, и он долго и ласково смотрел на растрепанный чуб Кости, па потрескавшиеся губы, на вздернутый нос, на кончике которого блестело светлое пятнышко, на чернильную кляксу, почему-то попавшую на ухо.
Если бы Михаил знал, о чем думал Костя, когда ложился спать…
Во второй половине дня Костя пошел на базар. Долго ходил по магазинам, по зеленому ряду, купил всего понемногу, не зная, какие продукты Михаилу понравятся, «Покупай по своему усмотрению», – утром сказал Михаил.
Возвращался Костя с полной сеткой, набитой всякой всячиной: редиской, колбасой, картошкой; под мышкой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
Недалеко от своего дома он увидел Надю. Догнал ее и поздоровался.
Надя ответила, как показалось Косте, смущенно и, оглядев паренька с ног до головы, спросила:
– Ты сам на базар ходишь?
– У нас некому хозяйством заниматься, – ответил Костя.
– С кем же ты живешь?
– С Михаилом Анисимовичем. Вы не знали?
Нет. – Надя еще раз осмотрела Костю и покачала головой. Костя понял: майка на нем была не первой чистоты. Он покраснел.
Некоторое время шли молча. «Почему она не встречается с Михаилом Анисимовичем? Почему не заходит?»– старался догадаться Костя. В тот день, когда они провожали Михаила в больницу и Надя расплакалась, Копи подумал, что у Михаила Анисимовича с Надей близкие отношения. Он ее ждал, когда жил в квартире один. А она не приходила.
Михаил Анисимович вернулся из больницы? – ‹ спросила Надя.
– Сегодня утром, – ответил Костя, с недоумением разглядывая девушку. «Она и в больнице не была?»– удивился он.
Костя стеснялся задавать вопросы, а Надя опять шла молча. Лицо ее было задумчиво, даже строго. Воз вращению Михаила из больницы она будто не обрадовалась, только глаза ее немного повеселели.
Костя остановился у парадного и пригласил;
– Заходите к нам.
Надя вдруг улыбнулась.
– Зачем? – и задала неожиданный вопрос:-Тебе кто стирает майку?
– Я сам… – смутился Костя.
– И Михаил Анисимович сам стирает?
– Нет. Мы отдаем. – Костя спохватился и добавил:– Я на озеро хожу купаться, там и мою свою майку. Михаил Анисимович об этом не знает.
– Значит, можно посмотреть как вы живете? – теперь уже весело спросила Надя.
– Посмотрите. Чего ж особенного?
…Уходя, Надя попросила Костю не говорить Михаилу о том, что она была в квартире. «Почему?» На этот вопрос и пытался ответить Костя, когда ложился спать.
Михаил прислушался: где-то за городом гремел гром, раскаты его доносились слабо. Подойдя к окну, Михаил увидел черную тучу, наползавшую на звезды шерстяными космами. Сразу запахло мокрой травой и пылью. Прохладный воздух был приятен. Крупные капли дождя защелкали по окну, по подоконнику, брызги полетели Михаилу в лицо, но он не уходил, ему было хорошо. Посмотрел на учебники, уложенные стопкой на этажерке. Заниматься не хотелось.
СЕРЬЕЗНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
На другой день, как только майор явился в отделение, Михаил пошел к нему, доложил о безрезультатных поисках ребенка и теперь уверенно заявил: мальчик украден. На этот раз майор согласился, что ребенка надо искать. Городское управление в свою очередь приняло меры, однако результаты были те же. Но когда Михаил попросил разрешение вновь заняться поисками ребенка, Майор вдруг воспротивился и сказал, что пошлет другого работника, что с такой «операцией» любой справится.
– Я вник в дело, товарищ майор, да и довольно таинственную пропажу ребенка я бы не считал пустяком. А послать второстепенного работника – значит отмахнуться, – настаивал Михаил.
– И почему это наши мнения не совпадают? – спросил майор, разглядывая лейтенанта веселыми глазами. Михаил удивился мягкой интонации начальника. Но майор тут же хлопнул ладонью по стеклу и резко закончил:– Для вас есть более сложное задание, получите его у Акрамова. Выполняйте приказ.
– Почему вы считаете поиски ребенка несложным заданием? – не сдавался Михаил.
– У меня нет времени разводить дискуссию, – сдерживаясь, оборвал разговор Копытов, тяжело поднялся и дернул козырек фуражки.
Настаивать дальше было бесполезно, и Михаил, бушуя внутренне, ушел к себе в кабинет. Он долго сидел, перебирая бумаги и не вникая в смысл записей. «Спокойнее, дорогой товарищ, – старался утихомирить он себя, – бушевание к хорошему не приведет. Терентий Федорович продолжает свою линию. А может быть, мне и обижаться не на что? Пойдет другой работник, найдет ребенка… Что же меня возмущает? Равнодушие! Для родителей пропажа ребенка – удар сильнее, чем утеря какого-либо имущества. Майор этого не понимает. Моя обязанность разъяснять, а не злиться…» Михаил встал и прошелся по кабинету. Солнечные лучи уже залили все окно, и в кабинете от жары пожелтел воздух. С улицы доносилось нудное гуденье моторов автомашин, изредка прерываемое стрекотом мотоциклов.
Зазвонил телефон. Михаил снял трубку и насторожился: говорила Марина Игнатьевна.
– Здравствуйте, Михаил Анисимович! Что же вы не идете? Я с рассвета на ногах, обегала почти весь город. Нет моего мальчика!.. – голос женщины задрожал, и она всхлипнула.
– Извините, Марина Игнатьевна, не мог придти, – сказал Михаил, поздоровавшись. – Не волнуйтесь, поиски вашего ребенка идут по всему городу. Такое распоряжение дано городским управлением. Вы откуда звоните?
– Из будки.
– А где же вас встретить?
– Я недалеко от дома, почти напротив.
– Очень хорошо. Ждите. Через полчаса или я приду, или кто-либо из наших сотрудников.
– А почему не вы?
– У нас ведь много дел, Марина Игнатьевна, – соврал Михаил и бросил трубку на телефон. Продолжая хмуриться, он опять прошелся по кабинету.
В коридоре раздался шум, а затем хриплый голос запел:
Сидел Ярмак, объятый думой…
Михаил открыл дверь. Участковый и русый парень вели под руки пожилого мужчину, еле передвигавшего ноги. Мужчина где-то валялся и потерял кепку, ее держал в руках участковый.
– С утра, значит, тяпнул? – спросил дежурный.
– От радости… Из больницы иду… Внук у меня родился. Внук! – завопил пьяный и упал на колени перед дежурным.
Безобразный вид пьяного не удивил Михаила, – пьяница как пьяница, – его внимание привлек парень. Одет он был в голубую финку и серые полотняные брюки. Бросался в глаза до смешного вздернутый нос. Подстрижен парень был как-то так, что курчавые пепельные волосы походили на маленькую шапочку, надвинутую на широкий, невысокий лоб.
– Поярков, – назвал он себя дежурному и, подхватив под мышки пьяного старика, без напряжения поставил его на ноги.
Михаил закрыл дверь, прошел к окну и сцепил руки за спиной. Неприятности посыпались с утра. Начинать войну с майором? Достаточно ли для этого оснований? Мысли шли вразброд: то Михаил представлял плачущую Марину Игнатьевну, то сержанта, поругавшегося с участковым, то перед глазами вставал сердитый майор.
Капитан Акрамов вошел тихо и остановился у двери, окинув чуть прищуренными глазами лейтенанта. Видимо, он кое-что уже знал, потому что прошел к столу, сел и задал вопрос:
– Что у вас, Михаил Анисимович, произошло с Терентием Федоровичем?
Михаил тоже сел.
– Стоило ли делить барана, которого нет? – выслушав Михаила, улыбнулся Акрамов. – Я сказал Терентию Федоровичу: все работники заняты и именно Вязов придется продолжать поиски ребенка. Идите к хозяину, вызывает.
Нам делить нечего, – согласился Михаил, – но работать надо слаженно и с горячим сердцем, а не с холодным.
– Когда небо чистое, не могу говорить: на нем тучи, – опять улыбнулся капитан и похлопал Михаила по коленке. – Когда соберутся тучи, мы поставим громоотвод и будем ждать грома.
Заметно сдерживаясь, майор несколько минут читал лейтенанту нравоучения. Изломанные брови его подпрыгивали. Он легонько постукивал кулаком по настольному стеклу, и было понятно: ему очень хочется ударить крепко. Майор повторил свою любимую мысль, что его приказ должен быть законом, что ему виднее, куда направить того или иного работника и как его использовать.
Как ни странно, в эти минуты Михаил не знал, можно ли ему действовать не только как старшему уполномоченному, но и как партийному руководителю. Когда речь шла о его служебном положении, он не мог пользоваться правами, которые дала ему партийная организация. «Скромность? – спрашивал он себя и вздыхал:– Какой же у меня еще маленький опыт!»
– Не задирайте носа, лейтенант! Одна хорошо проведенная операция еще не дает права зазнаваться и, тем более, выходить из подчинения, – выговаривал майор. Михаил понимал, что майор все же сдерживается, на другого работника он накричал бы похлеще, – При всем моем уважении к вам, я не допущу расхлябанности. Я надеюсь, вы понимаете, что такое единоначалие?
И особенно после упразднения должности заместителя ни политической части. Вам надо показывать пример как парторгу, а вы сами подрываете дисциплину.
Пока речь шла вообще о дисциплине, о служебных обязанностях, Михаил молчал, соблюдая субординацию, но как только майор заговорил о долге и чести парторга, Михаила словно что-то подбросило, и он вытянулся, опустил руки по швам.
– Разрешите, товарищ майор, спросить, – тихо сказал он, всеми силами стараясь быть спокойным. – Может быть, я что-то недопонимаю в единоначалии, и меня волнует вопрос: почему за то время, пока я болел, в отделении не проведено ни одного партийного собрания, не проведена ни одна политинформация?
– Об этом спросите Кашгарова, он за вас оставался.
– Я его спрашивал, он говорит: не имел времени и не мог собрать людей. Почему вы, Терентий Федорович, не выкроили ему время, не помогли собрать людей, организовать?
Копытов снял фуражку, вытер платком лысину. Недобро взглянув на парторга, он спросил-
– Отчет? – и деланно засмеялся. – Отчета я вам давать не буду. Были такие обстоятельства. Прежде всего работа, а потом политинформации.
– Вы по-прежнему ошибаетесь, Терентий Федорович. Капитан Стоичев не один раз упрекал вас в этом…
– Стоичева нет, и он мне не закон, – побледнев и сутуля плечи, заявил Копытов. Он смотрел на лейтенанта в упор, сжимая в руке фуражку.
Михаил сделал шаг к столу.
– Я не могу переменить своего мнения, Терентий Федорович. Вы не правы, я в этом глубоко убежден.
В кабинет вошел капитан Акрамов и, как показалось Михаилу, Копытов поспешно разрешил ему идти и заниматься поисками ребенка.
– Бушуем, Терентий Федорович? – спросил Акрамов, улыбаясь. – Зачем гром, зачем молния? У нас говорят: когда идет буря, кнутом стадо не соберешь, только разгонишь.
Майор хмыкнул и ничего не ответил.
