Текст книги "Лейтенант милиции Вязов. Книга 2"
Автор книги: Сергей Волгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
ВОРОВКА
Михаил бросился к будке, что стояла напротив отделения, выпил залпом два стакана охлажденной на льду воды и почувствовал, как заломило горло. Он подумал было, что зря выпил холодной воды – ведь недолго снова попасть в больницу, но отмахнулся: все равно! Теперь он был уверен: столкновение с начальником отделения неизбежно, и в результате один из них должен пострадать. Сил у него хватит, но хватит ли времени? Будет очень тяжело работать. «И все же майора надо ставить на свое место, надо заставить его уважать людей!»– решил Михаил и пошел к автобусной остановке.
Марина Игнатьевна ждала у ворот. Она была все в том же сиреневом платье и в той же шелковой косынке Ночь не прошла для нее бесследно: под глазами синие полукружья, щеки серые, взгляд растерянный и какой-то нищенски-просящий.
– Что вы узнали о Чубукове? – спросил Михаил.
– Два дня не являлся домой, и никто не знает, где он, – ответила, всхлипнув, Марина Игнатьевна.
– Муж ругался?
Марина Игнатьевна не ответила, закрыла лицо ладонями и отвернулась к воротам.
Им ничего не оставалось делать, как снова отправиться в поездку по городу и уповать на случайную удачу. Михаил понимал насколько трудно надеяться на успех, но не мог сказать об этом Марине Игнатьевне, которая ничего не хотела признавать, готова была ехать куда угодно, лишь бы искать и искать.
Они побывали во многих парках, в скверах, в кинотеатрах, на двух озерах, расположенных на окраинах города, ходили по магазинам, изредка звонили дежурному по городу. Мальчика нигде не было.
У Михаила взмокла спина, носовой платок превратился в мокрую грязную тряпку. Они ничего не ели, только пили: и газированную, и простую воду. У Марины Игнатьевны мокрые пряди волос свисали на лоб, над верхней губой не просыхали капельки пота. Краску с губ она давно стерла, и вокруг рта ее стали четче выделяться морщинки. Поглядывая на эти морщинки, Михаил понимал, что они появились не оттого, что женщина сражена горем сейчас, они по какой-то причине прорезались раньше. По какой причине? Времени для разговоров было много, и Михаил не раз пытался расспрашивать женщину о ее прошлом. Марина Игнатьевна отвечала односложно, с неохотой или молчала, задумчиво глядя в сторону. Все это убедило Михаила, что у молодой и красивой женщины была трудная жизнь.
Они перебрасывались ничего не значащими словами:
– Можно, наконец, испечься.
– Воды что-ли еще разок выпить?
– Куда теперь поедем?
– Город большой, весь не прошаришь.
На одной улице они увидели постового милиционера, наклонившегося над мальчиком лет двух:
– Ты, малыш, где живешь? – спросил милиционер,
– Вот, – ответил мальчуган и показал пальцем на дверь.
– Иди, малыш, домой, а то машина пойдет и тебя задавит.
Милиционер подошел к двери и постучал. Михаил выразительно посмотрел на Марину Игнатьевну. Женщина не поняла его, хотя и смотрела на милиционера.
– Видите, это указание городского управления в действии, – объяснил Михаил.
Марина Игнатьевна опять промолчала, она не хоте-* ла ничего признавать.
Изредка Марина Игнатьевна вытирала заплаканные глаза. Прохожие окидывали молодых людей любопытными взглядами, и Михаил, чувствуя нелепость своего положения, – мало ли что могут подумать люди? – старался, как умел, успокоить женщину:
– Ничего, сынок найдется. Горожане помогут, и наши уполномоченные теперь свои участки знают хорошо.
Асфальт словно стекло. Свет на улицах яркий, как от электросварки, режет глаза. Кажется, парят деревья. Небо – лезвие бритвы. Михаил и Марина Игнатьевна идут или едут, теперь уже безвольно подставляя головы жгучим лучам июньского солнца.
Михаил позвонил в отделение, чтобы сообщить, где он находится, и узнать, нет ли каких известий о ребенке. Трубку взял капитан Акрамов.
– Очень хорошо, что вы позвонили, – обрадовался он. – Чубуков, оказывается, в соседнем отделении, доставлен за дебош в пьяном виде. Но от него сейчас ни чего не добьешься. Что вы думаете предпринять, товарищ лейтенант?
– Не знаю. Надо подождать, пока он проспится. Потом я с ним поговорю.
– Хорошо.
Михаил вышел из будки, вытирая платком потное лицо, и высказал Марине Игнатьевне давно пришедшую мысль:
– А не поехать ли нам в церковь?
– Как? – Марина Игнатьевна медленно и нехотя подняла большие голубые глаза, и Михаил на мгновенье смутился от мысли: «Ей-богу, эти глаза прекрасны!» Весь день он присматривался к женщине и изредка про себя восклицал: «Чорт возьми, какая же она была красавица несколько лет назад!» У Марины Игнатьевны высокий, благородный лоб, который отчасти закрывают вьющиеся от природы короткие прядки, кожа лица и шеи – нежная, а губы еще сохранили яркую свежесть.
– А, впрочем, – согласилась она, – все может быть, жизнь многообразна, подобна калейдоскопу.
Эти слова задели Михаила.
– У вас какое образование? – спросил он.
– Десять классов.
По нашим временам десять классов – образование небольшое, многие работницы учатся в институтах, но в поведении и случайно брошенных Мариной Игнатьевной фразах Михаил угадывал хорошее воспитание. Что же с ней произошло? Почему она казалась преждевременно увядшей и Несколько опустившейся?
– Сколько вам лет?
Марина Игнатьевна грустно улыбнулась.
– Двадцать два года.
Михаил был поражен. Он даже подумал: не обманывает ли? Но какой ей смысл обманывать? Теперь Михаил был уверен: в жизни Марины Игнатьевны произошло что-то неладное.
С улицы церковь выглядела неказистой: низенькое здание с блестящим зеленым куполом, почерневшими крестами и с отбитой кое-где штукатуркой стен. У входа – старушки в черных платьях и белых платочках. Вокруг церкви – за деревянным забором – деревья. Служба еще не начиналась, к воротам подходили верующие, крестились, поднимая глаза к куполу. Михаил невольно поежился, представив, как они мучаются в тесноте внутри здания, мокрые от пота.
Неожиданно он увидел Виктора, вывернувшегося из ворот вместе с дряхлой старушкой. Паренек торопливо распрощался и шмыгнул в переулок. Михаил, провожая его взглядом, недоумевал: «Что ему здесь-то нужно? Не может быть, чтобы Виктор стал богомольцем!» Старуха не по годам скоро просеменила за церковную ограду, и Михаил успел только заметить ее дряблые багровые тени, морщинистый рот и бородавку с пушком. Это была жена сторожа кладбища, ее Михаил видел в пивной, с Поклоновым, и он вдруг подумал: «Старуха, Поклонов, Виктор – удивительное совпадение!»
Марина Игнатьевна и Михаил вошли в ворота. Под деревьями зеленели лужайки, чисто подметенные и основательно затоптанные. У паперти стояли старушки и старики, молча принимали подаяние, крестились, клали куски хлеба в кошелки, а деньги засовывали за пазуху,
Михаил не успел еще толком осмотреться, как Марина Игнатьевна с криком бросилась к женщине, одетой в грязное ситцевое платье. Женщина сидела несколько в стороне от других попрошаек, прислонившись спиной к дереву. Рядом с ней стоял грязный оборванный мальчик лет двух и грыз яблоко.
– Ленечка! – закричала Марина Игнатьевна, подхватила мальчика на руки, прижала к себе и, целуя измазанное личико, запричитала радостно, со слезами:– Милый ты мой! Нашелся! Ненаглядный мой, хорошенький!..
– Мама, мама, – залепетал ребенок, роняя яблоко, и заплакал.
Женщина вскочила, порываясь бежать, но верующие сгрудились вокруг нее плотным кольцом. Начались расспросы.
– Украла она сынишку. Двое суток искала. Миленький мой! – плача отвечала Марина Игнатьевна.
Женщины зашумели, и не успел Михаил опомниться, как они набросились на нищенку. Позже Михаил признавался, что намеренно медлил: «Пусть-ка дадут ей маленькую трепку, проучат. Полезно во всех отношениях».
Наконец, когда волосы нищенки были растрепаны и изрядно повыдерганы, Михаил вступил в свои права, с трудом отстранил разбушевавшихся старушек и увел воровку.
– Судить ее надо! – кричали ему вслед женщины.
По пути Михаил присмотрелся к нищенке. Она была не такой старой, какой показалась ему вначале. В потасовке грим – уголь и грязь – был стерт, и краснощекое лицо ее предстало в своем естественном виде. Это была здоровая женщина лет сорока, с темными усиками, с тупым взглядом серых глаз под лохматыми бровями. По дороге она несколько раз принималась рассматривать лейтенанта равнодушно, словно покупателя скучающий продавец, у которого в ларьке кроме вялой и грязной свеклы ничего нет; случайно Михаил заметил в совиных глазах женщины проблеск подлинного интереса, но на круглом, одутловатом лице ничего не изменилось, оно оставалось безмятежным и грубым, похожим на крупный бледного цвета гранат.
При обыске у нищенки, которая назвалась Анфисой Лебедевой, кроме кусков хлеба, фруктов, мелких монет и замусоленной, несколько раз свернутой и потертой по краям бумажки, ничего не нашли. В краже ребенка нищенка созналась, и Михаил передал ее следователю отделения Ходжаеву.
Оставшись один, Михаил, уже ради любопытства, осторожно развернул бумажку. Несколько долек ее оторвались и упали на стол. Водворяя клочки с текстом на свое место, он с трудом прочитал почти стершиеся буквы: «Молитва», «Пришествие Иегова и изгнание дьявола». В начале молитвы шли общие рассуждения о вредных делах дьявола, о его борьбе против господа, о совращении людей на путь порока, а потом начались довольно прозрачные намеки на то, что дьявол появился на земле в 1917 году и очень многих людей совратил и сделал атеистами. Далее прямо говорилось, что дьявол особенно распоясался в России и что скоро настанет день, когда с небесных высот спустится Христос и изгонит дьявола, а всех совращенных сбросит в тартарары. Автор письма всеми силами старался подделаться под церковный стиль, но многие фразы строились совершенно не по-русски. И хотя все выводы делались на основании библии, Михаил понял: молитва написана с провокационной целью. Он начал осторожно раскладывать клочки на чистом листе бумаги. Весь текст уже был восстановлен, как вдруг, перевернув одну из долек, он широко открыл глаза. Сомнений не могло быть: Михаил держал в руках свою собственную фотографию, размером 3X4, ту, что заказывал для удостоверения личности.
Позвонил дежурному. Лебедеву привели немедленно. Она села на стул неповоротливо и лениво. Ни на молитву, ни на фотографию, лежащие на столе, женщина не обратила никакого внимания, она смотрела в окно, как на пустую стену.
– Где вы взяли эту фотографию? – спросил Михаил.
Лебедева, не поворачиваясь, скосила глаза и ответила грудным, надтреснутым голосом:
– Нашла.
– Где?
– На базаре.
– А зачем вы ее хранили?
– Понравился.
– Кто?
– Парень.
Лебедева отвечала односложно.
– И вы меня узнали?
– Узнала.
– Ну и как?
– Понравился.
Хотя после того, что произошло в больнице, было не до смеху, все же Михаил не удержался и улыбнулся.
– Вы хотели видеть этого парня?
– Хотела.
– Зачем?
– Познакомиться.
– Для чего?
– Хы!.. – вдруг Лебедева и повернулась к Михаилу. Глаза ее потеплели.
– Недавно вы были в больнице? – спросил Михаил прямо.
Лебедева помолчала, медленно поворачиваясь к окну.
– Нет.
– И к знакомым не ходили?
– Нет.
– Три дня назад яблоки покупали?
– Да.
– А пакеты, чтобы положить в них яблоки?
– Нет.
Сколько ни бился Михаил, как ни пытался задавать наводящие вопросы, Лебедева замкнулась и повторяла свои твердокаменное «нет» или «да», и ни одного путного сведении он не получил.
Михаил вынул из кармана пачку папирос, собираясь закурить, и заметил, как блеснули глаза у Лебедевой. Он догадался, что она курит, и предложил ей папиросу. Воровка схватила папиросу с жадностью, сунула ее в рот и с нетерпением следила за тем, как Михаил доставал из кармана спички. В коробке спичек не оказалось. Михаил открыл ящик стола. Там лежал коробок в обойме, найденный на кладбище.
Зажигая спичку и давая прикурить Лебедевой, Ми-? хайл сказал шутливо:
– Эту коробку я нашел в ваших вещах и вот – присвоил, пользуюсь.
– Была у меня такая. Пользуйся, если надо, – неожиданно предложила воровка.
– Я запишу в протокол, что эта коробка ваша. Я не нищий, сам могу купить спички.
– Пиши, – согласилась Лебедева. – Я бы тебе не то еще подарила, если бы была на воле…
Михаил уставился на нищенку грозными глазами. Петь же такие люди, которых ничем не проймешь.
Отправив арестованную, Михаил взял молитву и фотографию, пошел к майору. Копытов прочитал молитву, повертел бумажку, разглядывая ее со всех сторон и, возвращая Михаилу, сказал:
– Белиберда! К делу не имеет отношения.
О фотографии Михаил говорить не стал – бесполезно. Молитву он спрятал в сейф, решив при случае показать ее Максиму Петровичу.
Михаил поехал в соседнее отделение. Хотя ребенок был найден, воровка поймана и арестована, все же Михаил считал, что в этом деле не все ясно, и решил поговорить с Чубуковым. Но вначале он нашел участкового Турсунова, который привел в отделение пьянчужку.
– Чубуков очень пьяный был, в стельку, одна нога туда, другая – в сторону поехала, – рассказывал лейтенант Турсунов. – К молодому человеку пристал, очень ругался, потом драться стал. Молодой человек не пьяный был, убежал. Чубуков непонятно сказал молодому человеку: «Я расписываю, а ты деньги получаешь!» Следователь об этом знает, я сказал ему. Чубуков пьет много, очень хитрый.
Чубуков сидел у следователя уже проспавшийся, с помятым лицом, красными глазами. Отросшая, с проседью, щетина лохматые космы волос, грязный костюм – все выдавало в нем опустившегося человека, алкоголика.
Со следователем отделения Михаил был знаком и поэтому, зайдя в кабинет, сразу спросил:
– С кем он дрался, Махмуд?
– Говорит: не знаю, – ответил следователь.
– Разреши мне задать несколько вопросов.
– Пожалуйста.
– Ваша фамилия Чубуков? – спросил Михаил.
– Известно, – пробурчал Чубуков.
– Где ваша сожительница Анфиска?
– Не знаю.
– Давно ее видели?
– Давно.
– А Витьку?
Чубуков взглянул на Михаила и опять опустил голову. На вопрос он не ответил.
– Что же не отвечаете? На днях он приходил к вам?
– Не знаю я никакого Витьки, – сердито, и уже баском без хрипоты, сказал Чубуков.
– И маленького сынишку Кустиковых не знаете?
– Нет.
Михаил понял, что забулдыга решил ото всего отпираться.
– И кто украл мальчика не знаете?
– Нет.
– Ладно. Анфиска сама вам напомнит.
Чубуков заерзал на стуле и тихо сказал:
– Стерва…
На другие вопросы Чубуков не отвечал совсем. Михаил вынул из кармана свою фотографию, которую отобрал у Лебедевой и показал Чубукову:
– Кто вам дал эту фотографию?
Чубуков провел ладонью по мокрому лицу и некоторое время переводил испуганный взгляд с фотографии на Михаила, потом на следователя и опять впивался глазами в маленький клочок бумаги, будто в нем была завернута мина.
– Кто?! – повторил Михаил вопрос.
Откачнувшись и замотав головой, Чубуков залепетал:
– Нет, нет! Никто мне не давал ее.
– Как она к вам попала?
– Она нашла…
– Где?
– На базаре…
– Почему не выбросила?
– Не хотела.
– Почему?
– Понравился парень…
Следователь, взглянув на фотографию, поднял изумленные глаза на Михаила и после этого слушал допрос с чрезвычайным интересом. Чубуков твердил одно и то же: «нашла на базаре», и как ни бился Михаил, ничего к этому не добавил. Пришлось допрос прервать.
Конец дня выдался канительный, в шорной артели возник пожар, и майор послал Михаила туда наводить порядок.
Вернувшись в отделение, уже усталый, Михаил пригласил в кабинет сержанта Петрова и участкового Бердыкулова. Откладывать разговор с ними не следовало, ссора могла закончиться плохо. Потирая висок, недобро поглядывая на молодых работников, Михаил сел за стол и вздохнул:
– Рассказывайте по-порядку.
Никогда не унывающий Бердыкулов, плясун и весельчак, несмотря на свои двадцать пять лет, еще не женатый, стрельнул узкими смешливыми глазами на Петрова и встал.
– Сидите, – кивнул головой Михаил.
Бердыкулов сел и ладонью пригладил ежик упругих черных волос. Заговорил он быстро, замахал рукой.
– Не надо много говорить! Павел был пьяный, ничего не понимал. Зачем мне его жена?
– А танцевать приглашал? – глухо спросил Петров. Он сидел понурый и бледный.
– А что? Приглашать нельзя? Твоя жена хорошая, веселая, танцует, как ласточка…
– Вначале приглашать, потом отбивать!.. – Петров медленно поднял голову.
Бердыкулов вскочил:
– Кто сказал: отбивать?! Давай, говори!
– Действительно, кто вам сказал, Петров, что Бердыкулов сделал предложение вашей жене? – спросил Михаил.
– Соседка.
– Какая соседка? Давай ее сюда!
– Анка!
– Анка! – Бердыкулов всплеснул руками. – Вредная девчонка. Ей надо язык отрезать! – он торопливо полез в карман, достал кожаный кошелек, вынул фотографию и бросил Михаилу на стол. – Вот моя невеста. Смотрите. Через десять дней свадьба. Приглашаю. И тебя, Павел, приглашаю со своей ласточкой, – сделал широкий жест Бердыкулов.
Петров покраснел и опять опустил голову. Он молчал.
– Садитесь, товарищ Бердыкулов, – сказал Михаил и с улыбкой посмотрел на пристыженного Петрова. – Эх вы, Отелло! Разве можно так, не разобравшись, устраивать скандалы? И жене надо доверять. Какая жизнь без этого? Да еще слушать каких-то соседок…
Михаил говорил и думал: наверное, трудно доверять жене, если ее любишь. Он представил себя на месте Петрова: если бы Надя была его женой и за ней начал ухаживать Бердыкулов… Как бы он поступил? «Нет, скандалов не устраивал бы. Если бы стало очень больно, поговорил бы с Надей откровенно».
– А вам, товарищ Бердыкулов, советую быть осмотрительнее. Петров ваш товарищ, – и незачем оскорблять его чувства. Нельзя поступать бесшабашно. Проявлять чуткость к товарищу – хорошее человеческое качество, нам всем надо этому учиться. Я надеюсь, вы оба поняли, что поступили неправильно. Давайте помиримся и вместе станцуем на свадьбе…
– Всегда готов! – воскликнул Бердыкулов.
– Ладно, – сказал Петров, смущенно улыбаясь.
Проводив Петрова и Бердыкулова, Михаил долго стоял у окна. Сердце ныло. Пусть грызет ревность, сыплются неприятности-он на все готов, лишь бы была любовь, не отвергнутая, взаимная…
Домой Михаил явился поздно. Только увидев за столом Костю с лохматой головой, он вспомнил, что утром просил его помочь поискать ребенка и шутливо спросил:
– Как дела, Шерлок?
Костя поднял голову, и Михаил понял, что он пьян. Не хватало еще этого! Михаил закричал:
– Да ты что, пьян?!
Ни резкий вопрос, ни окрик на Костю не подействовали. Он спокойно поднялся и пошел, чуть покачиваясь, готовить обычный поздний чай. Михаил проводил его недоуменным взглядом, но не остановил, зная, что Костя сам все расскажет, и направился умываться.
Михаил сел за стол. Костя принес из кухни чайник, достал из стола надломленную булку.
Пили чай мрачные, молча. Костя морщил квадратный лоб и пристально смотрел в стакан, боясь поднять на Михаила глаза. «И что он не бранит? – думал Костя. – Хорошего нагоняя я заслужил. Напился и ничего не сделал…» А Михаил ждал, изредка окидывая взглядом паренька. Он только сейчас заметил, что у Кости стал темнеть пушок на верхней губе. Это был уже признак возмужалости и, значит, спрос за проступки увеличивался. Костя не выдержал молчания, поднял потное лицо и, глядя на темное окно, начал рассказывать.
– Опять приходил Виктор. Мы, пошли в парк-озеро, катались на лодке, купались. Потом к нам присоединились студент и еще два парня. Они пригласили меня пить пиво. Я думал: может, они, когда напьются, начнут болтать и я узнаю – чем они занимаются, зачем Виктор ездил в семнадцатый дом, с кем имеет дело, разоблачу его. Поэтому согласился и пошел в пивную… Я ему говорил: с плохими ребятами якшаешься. Да он смеется. «Докажи. Плохие они?» А как я докажу, если мало их знаю? И пошел я с ними. Напился и ничего не узнал…
Костя уткнулся в стол. Михаил улыбнулся: «Шерлок ты мой, Шерлок!» Но надо было решать, как быть. А если Костя постепенно втянется в их компанию? Потом, когда они смогут ему угрожать, вернуть его будет трудно. Понятно было Михаилу также, что Косте скучно, к Виктору он привязался и, по доброте своей души, не мог бросить товарища. А Виктор? Тоже не знает, чем заняться? Бесшабашный, бездумный, он уже, кажется, влип.
– Дней пять студента в квартиру не пускай, – сказал Михаил, – у меня намечено оперативное дело и мне квартира будет нужна. Если Виктор спросит, так ему и скажи.
– Ладно, – поспешно пообещал Костя, не скрывая радости: Михаил заговорил с ним спокойным тоном.
– Обязательно покажи мне студента, конечно, без всякого знакомства.
– Сделаю.
Михаил достал из полевой сумки спичечную коробку, которую нашел на кладбище, и показал Косте.
– Ты не знаешь, кто у нас оставил ее? – спросил он.
Костя повертел в руках коробок.
– Не знаю. Такую видел у Виктора. Может, он оставил?
– Если он придет, спроси, не его ли. Он курит?
– Чадит.
– На коробке есть надпись «В. К.» Наверно, он нацарапал. Оправу ему не отдавай, скажи – оставляешь на память.
Костя глянул на Михаила с подозрением, но пообещал:
– Хорошо.
– У меня к тебе есть вопрос: не хотел бы ты заняться, скажем, радиоделом? – спросил Михаил, беря в руки газету. – Сам соберешь приемник, а потом, может быть, и усилитель.
У Кости заблестели глаза.
– Завтра я принесу тебе комплект журнала «Радио», а детали сам купишь. Сначала приобрети паяльник, олово и монтажный провод, остальное будешь покупать по мере надобности, когда выберешь схему.
– Спасибо, Михаил Анисимович, – растроганно проговорил Костя.
