Текст книги "До и после Победы. Книга 1. Начало. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Ну, евреи – ладно – им просто некуда приткнуться, кроме как к нам. А вот белорусские и украинские националисты были серьезной силой. Так, девятнадцатого августа некто Тарас Боровец, он же – Тарас Бульба, провозгласил создание территориального округа Украинской Повстанческой Армии "Полесская сечь" (тут я немного растерялся – это та самая УПА или не та самая ?), а двадцать первого августа захватил Олевск – небольшой город на севере Украины, более чем в двухста километрах на юго-юго-восток от Барановичей и сто пятьдесят километров на юго-восток от Пинска. К этому моменту под его рукой было от трех до десяти тысяч человек и они занимались в основном диверсиями в тылу РККА. А когда Красная Армия начала выходить с юга Полесья, эти ребята и подсуетились – захватили город и провозгласили свою Олевскую республику, благо немцы в Полесскую котловину и не лезли – прошли по краю да выставили заслоны.

Собственно, у нас была такая же ситуация – захват города в период безвластья. Вот только мы ничего не провозглашали. Но это не помешало некоторым эмиссарам из центра обвинить нас в попытке создать свою республику. Ну что ж – тут оставалось только вспомнить высказывание "Обвинить меня в том, чего я не совершал – значит подать мне идею".

А эта Сечь развернулась более чем широко – похоже, мы с ними начали сталкиваться еще в середине августа, когда они не были Сечью – севернее Пинска происходили какие-то стычки с какими-то националистами – кого-то мы брали в плен, кто-то переходил на нашу сторону, наверняка кто-то перебегал к ним, но до конца – кто там и что – было непонятно. А тут они сами и выступили в своей газете "Гайдамак" – нам попало несколько экземпляров, так как они считали своей территорию от Олевска на Украине вплоть до Пинска и даже Слуцка уже в Белоруссии, а последний, на минутку, всего-лишь в ста километрах южнее Минска и на столько же восточнее наших Барановичей. Совсем обнаглели. Как, интересно, они потом делили бы территорию с белорусскими националистами ?

Ну, Сечь – ладно – с ними мы, кроме нескольких стычек, пока практически не пересекались. Так тут, под боком, были и белорусские националисты. Немцы еще до нападения на СССР создали в Польше военную организацию БНС – Белорусская Народная самопомощь – из пленных белорусов, служивших в польской армии. Еще были БСО – Белорусская Самооборона, БНП – Белорусская Независимая Партия, она же – Белорусская партия независимости. А может и не она – сам черт ногу сломит. Еще ведь было и эмигрантское правительство БНР – Белорусской Народной Республики, существовавшей тут в восемнадцатом.

Кстати, интересный момент – та же БНР поддерживалась западными странами, и если бы не эта поддержка, возможно, все эти национальные движения быстрее бы сошли на нет. Это исходя из последующего развития событий было понятно, что их борьба тщетна, а сейчас, в конце тридцатых-начале сороковых, границы перекраивались только так, соответственно, и националисты рассчитывали, что под них что-то будет перекроено. Тот же СССР переобулся перед войной в отношении поляков – если после воссоединения Белоруссии поляков, точнее, их активную часть, прессовали, то в сороковом, после быстрого поражения Франции, как только стала проглядываться близкая война с Германией, пошел уже другой разговор. В западной части БССР стали появляться школы на польском языке, надписи на улицах, на работу в учреждения стали принимать бывших польских служащих, учителей, начали выходить газеты на польском, польские писатели принимались в Союз советских писателей, открывались польские музеи. Ходили даже слухи о создании Советской Польши – наши пытались разыграть польскую карту, чтобы привлечь поляков на свою сторону в будущей войне. Не успели. Да и с литовцами наши водили хороводы. Так, после воссоединения Белоруссии Вильно был передан в БССР, но уже в октябре тридцать девятого его передали Литовской Республике – а она тогда была еще независимой ! – в обмен на ввод туда двадцатитысячного корпуса советских войск (повторю – в независимую республику) – СССР пытался держать немцев как можно дальше от наших границ. В сороковом Литве передали от БССР еще и Свенцяны, расположенные к северо-востоку от Вильно.

В общем, у националистов было достаточно поводов, чтобы надеяться урвать под себя какие-то территории – в том числе и у белорусских. Все было зыбко, все менялось. Правда, насчет белорусскости этих организаций были некоторые сомнения. То фамилии руководителей – той же БСО – какие-то то ли польские, то ли украинские – Родька, Витушка, то в качестве руководителя – еще и ксендз, то есть католик – как Винцент Годлевский в БНП. Среди белорусов, конечно, есть и католики, но не подавляющее же большинство ... В общем, как это часто бывает, за национализм в чужих интересах начинают печалиться люди, мягко говоря, не слишком близкие к этой самой нации.

Как бы то ни было, Сечь и БСО столковались и начали операцию по очистке Полесья от партизан и окруженцев. И если Сечь действовала еще как-то успешно, так как были далековато от нас, то БСОвцы с самого начала были под боком. Поэтому-то мы с ними имели несколько стычек, но дело быстро заглохло – деревни что поближе к нам, в которых уже были созданы отряды самообороны под эгидой немцев, просто перешли на нашу сторону, а из отдаленных, которым мы не могли обещать прикрытие от немцев, отряды быстро ушли на юго-восток – штурмовать Мозырь. Но там им рога быстро обломали – РККА прочно сидела в Мозырьском УРе, причем в лице 75й стрелковой дивизии, которая начала войну с самого первого дня, два месяца с боями отступала по Полесью от самой границы, и до сих пор еще сражалась. Ее-то БСО и пыталась сбить с позиций – по ночам ее бойцы подбирались к ДОТам, чтобы подорвать их зарядами из захваченных на местных карьерах динамита и аммонала. Наши были начеку. Подошедшая вскоре Сечь тоже ничего не добилась. После неудачного штурма мозырьского УРа к нам перебежало много людей из националистических формирований – они-то нам и понарассказывали подробностей.

Самое интересное, что немцы за всем этим копошением в Полесье наблюдали, но особо не вмешивались, тем более что оба националистических формирования установили с ними тесные контакты в надежде выгадать себе независимость, пусть и под немецким протекторатом. Ну а в интересах немцев было зачистить тылы силами националистов, чтобы не отвлекать свои войска от фронта. Ну, кроме охранных дивизий, войск СС. Да вот еще на нас им пришлось отвлекать все больше и больше сил. С войсками СС вообще получилось интересно. На юге Белоруссии они были представлены в том числе кавалерийской дивизией СС, которой командовал Герман Фегеляйн. Девятнадцатого июля два конных полка СС "Мертвая голова" свели в кавалерийскую бригаду СС. Они-то и собирались прочесывать Припятские леса. А тут – мы, со своими свежесформированными мехгруппами. То-то нам показалось странным большое количество конников, что попадались небольшими группами нашим ДРГ. А это, оказывается, были те самые ССовцы. Жаль, что мы не знали, что в конце июля в Барановичах был сам Гиммлер ... правда, тогда мы до него все-равно не добрались бы, хотя из-за перекрытия железных дорог на юге ему и пришлось потом делать крюк, чтобы объехать нашу территорию.

Стала понятна и та активность, с которой на нас набросились в августе. Дело было не только в нападении на тот сводный танковый батальон – Гиммлер осерчал из-за потерь среди своей конницы – вот и бросил на нас то, что было под рукой. А в Барановичах мы еще нашли и документы по операции "Припятские болота" – похоже, своими действиями мы вставили ей большой железный лом – мало того, что наши снайпера массово отстреливали и коней, и конников, так и остальные подразделения этих конных частей тоже страдали – и танкисты, и разведывательные подразделения, и артиллерия – немцы, точнее – СС – не ожидали здесь сильного сопротивления, а уж почему армейцы тем не сказали о массовых нападениях на тыловые и даже фронтовые части – загадка ... Поэтому СС сначала распределили свои подразделения на огромной территории, стараясь охватить как можно больше населенных пунктов и лесов, и в результате мы получили возможность бить их по частям без особого риска – разбросанные войска не могли быстро собраться в одной точке, чтобы зажать наши ДРГ после очередного налета или обстрела, поэтому мы выходили из-под удара сравнительно легко. Да еще и на востоке наши войска, вырвавшиеся после окружения в районе автострады Слуцк-Бобруйск, отвлекли на себя начиная с 27го июля до 8го августа несколько эскадронов и взвод артиллерии, а также танковый егерский взвод и пару самокатных разведэскадронов – по сути, кавполки СС были легкими мотопехотными соединениями со своими танками и прочей техникой – разве что коней было побольше.

Вот их-то мы в основном и отстреливали в августе. Еще бы – зайдут в какой-нибудь город крупными силами и затем рассылают по округе мелкие подразделения. А там – наши ДРГ, которым взвод-другой фрицев – на один зубок, хорошо если половина останется в живых и выберется из засады. Вот и таяли ССовцы. Судя по захваченным в Барановичах документам, сначала это было не очень заметно, но уже через пять дней после начала операции Фегеляйн забил тревогу – тогда-то немцы и попытались стянуть более серьезные силы. Мы тоже, когда смогли получить первых пленных и личные документы, взволновались – до этого-то просто отстреливали людей в черном – и ладно – до самих трупов далеко не всегда можно было добраться, чтобы посмотреть повнимательнее кто это нам попался – начинающим группам мы запрещали вступать в затяжной бой – обстреляли – и отходить, поэтому поле боя практически всегда оставалось за врагом, как минимум поначалу – нам ведь главное убить немцев, а не захватить территорию. Ну а потом, когда и фрицев стало поменьше, и наши группы за пять-семь засад нарабатывали опыт – тогда уже поле боя могло остаться и за нами, и информация потекла широким потоком. Я-то помнил, что ССовцы – это серьезный, чуть ли не самый страшный противник, и именно поэтому начал форсировать создание танкопехотных и артпехотных подразделений – чтобы хотя бы напоследок убить побольше фрицев. Но ССманы как-то себя проявляли не очень – фрицы и фрицы, порой даже маршевые роты и батальоны, что немцы подтягивали с запада, представляли большую опасность. Правда, они и действовали сплоченными группами, поэтому их только обстрелять из орудий – и зарыться в лес.

Так что ССовские кавалеристы не успели развернуться, хотя дел и наделали. Расстреливали, топили в болотах, убивали. Излюбленным приемом было сказать евреям, чтобы брали с собой ценные вещи не более двадцати килограммов и собирались для отправки в Палестину. Потом выводили за пределы населенного пункта и убивали. В этом им помогали 162-я и 252-я пехотные дивизии – они пытались блокировать нас с юга и юго-запада. Были и другие части. Так, в конце июля 322-й полицейский батальон зачищал Беловежскую пущу. До этого он охранял участок шоссе Белосток-Барановичи протяженностью 185 километров, где их заменила рота "Штутгардт" национал-социалистического автотранспортного (или механизированного) корпуса – полувоенной организации в составе НСДАП (да, помимо Вермахта и СС тут ошивалось еще множество военизированных организаций, так что, думаю, ту численность немецких войск, что обычно указывали историки, можно смело увеличивать на десять-двадцать процентов, если не больше). Всего батальоном было эвакуировано 34 населенных пункта и 6446 жителя, причем было расстреляно более двухсот коммунистов и активистов. Сами населенные пункты сжигались, жители расселялись в деревнях и городах за пределами Беловежской пущи. Причем реквизировнный скот перегонялся советскими военнопленными, они же убирали урожай, оставшийся на полях Беловежской пущи. В то время мы не смогли дотянуться до тех мест, а в конце августа этот батальон полег почти в полном составе, когда их бросили против нас из-под Минска, куда их перегнали сразу после зачистки пущи. Ну и рота автомобилистов-любителей тоже была раскатана по асфальту. А немцы все гнали и гнали на нас хоть какие-то подразделения, которые только могли собрать по округе. Так, в начале сентября на нас наступала даже одна из банд, что они собрали в районе Турова из уголовников и дезертиров. Там эта банда отметилась грабежами и погромами, но то – воевать с мирным населением. Против наших же подразделений эти вояки оказались слабоваты и залегли после первых же минометных разрывов, где мы их потом и собрали с поля. Правда, не всех – не больше половины, так как многие понимали, что им светит, поэтому оказывали сопротивление. Или не оказывали, а наши их убивали за предательство – кто ж разберет, что там на поле происходило ? Лично мне некогда. Тварью больше, тварью меньше – без разницы. Оставшихся хватило, чтобы порассказать все о своих подвигах. Немцы заняли Туров, расположенный в ста километрах на восток от Пинска, еще пятнадцатого июля, но вскоре оставили – так город и стоял почти без власти до середины августа. Скорее всего, не совсем без власти, так как пятнадцатого августа немцам пришлось штурмовать город. Снова. Кто там был – непонятно, возможно, как и у нас, сорганизовались местные и вышедшие окруженцы. И восстановили советскую власть – вот немцам и пришлось опять захватывать город. Точнее, штурмовали не немцы, а как раз собранные ими карательные отряды – больше не оказалось свободных подразделений. Их же потом отправили и против нас. Не вышло.

Но в Белоруссии шла не только карательная война – немцы активно врали. Так, фрицы собирали жителей и говорили им, что советская власть уничтожена, Красная Армия разбита, Ленинград, Киев, Орел, Курск и другие города уже заняты немцами, Москва в окружении, правительство – Сталин бежали на самолетах в Америку, командиры и комиссары разбежались. Так-то – попробуй еще, без радио и газет, и определи – правда это или нет. Поэтому-то разбрасываемые нами листовки со сводками боевых действий хоть как-то заполняли информационный вакуум, в котором находились жители. Действовали немцы и менее топорно – расстреливали все портреты Сталина, остальные же портреты членов Политбюро не трогали, заявляя населению, что "все эти люди наши – Молотов, Ворошилов – уже 10 лет работают на нас". Поэтому, когда мы входили в очередное освобожденное село, нас спрашивали – правда ли все это ? На что мы отвечали:

– Раз мы здесь – значит – неправда.

ГЛАВА 8.

А вот что «мы здесь» – это еще надо было выяснить, и прежде всего – нам самим. Насколько я понимал внутреннюю политику, нам надо было прояснить для народа нашу идентификацию в национальном вопросе, люди хотели выяснить – на каких позициях мы стоим. Как вопрошал Горький – «С кем вы, мастера культуры ?» Люди, правда, явно вопроса не ставили, он стоял в глазах – чего от нас ждать ? И нам надо было определяться более явно.

Националисты-то всех мастей, из оголтелых, почти сразу прочухали, что мы такое есть, особенно когда весь документооборот и обучение в школах начали переводиться на русский язык. Поэтому чем дальше, тем больше пошло покушений, так что охрану первых лиц, да и не первых, приходилось все время увеличивать – служба внутренней безопасности разрасталась лишь чуть медленнее, чем армейские подразделения, но без такого прикрытия нацики просто перестреляют у нас ключевые фигуры, и дело заглохнет. Да, вроде бы "незаменимых у нас нет", но пока найдется замена – пройдет сколько то времени, а дело-то будет стоять. Да и еще под вопросом – найдется ли замена. Ну и просто оставлять людей один на один с такой опасностью – не дело. Тех, кто смог и не побоялся выйти вперед в критические моменты, надо прикрывать, чтобы не было как в той же Новороссии. Так что служба охраны постоянно училась перекрывать сектора, выцеплять из окружения опасных людей, хотя и охраняемым тоже приходилось учиться – не закрывать сектора, да и просто грамотно передвигаться вместе с охраной, а это не такое уж простое дело – даже я, вроде бы посмотревший немало фильмов, порой резко куда-то сворачивал, увидев что-то интересное, и при этом не дав охране соответствующий знак, чем создавал ей дополнительные трудности – пока они перестоят свой порядок, пройдет несколько секунд, за которые может произойти что угодно. В общем, учились и охранники, и охраняемые. К счастью, покушающиеся были еще менее профессиональны, поэтому, хотя покушений и было уже несколько десятков, но пока мы обходились максимум царапинами. Например, меня пару раз ранили в руку, причем оба раза – в правую. Да свадьбы заживет.

В отличие же от националистов, основная масса населения пока терялась в догадках – вроде бы и коммунисты, но действуют как-то по-другому. Пока это различие частенько списывали на военное время – "припекло, вот и дают послабления". У нас же проблема была в том, что при более подробном рассмотрении ни одна из местных национальных идей нам не подходила. Да, мы пока сохраняли риторику интернационализма, но, как я понимаю, это было временно – подобного балабольства все уже наслушались, и если мы так и продолжим, то вскоре все от нас отвернутся – "И эти туда же". Правда, совсем отказываться от нее мы не собирались, планировалось лишь откорректировать ее в русле "все нации – братья, пока не докажут обратного", а то с немцами-то советская власть сильно обожглась, и мы не хотели наступать на те же грабли. Да, в каждой нации, даже у немцев, есть люди, которые будут относиться к нам хорошо всегда, но "не надо судить о нации по одному человеку".

Так что надо было выбирать. Вместе с тем, помимо польской, украинской, белорусской, русской идеи была еще идея западнорусизма, которая выдвигала тезис о единстве белорусского и русского народов. Этой же идее была близка идея малороссов, объединявшая русских и украинцев. То есть если первая идея не подходила потому что "это же поляки", а остальные три несколько разъединяли родственные народы, то западнорусизм, наоборот, объединял их, хотя и не сливал полностью – в нем белорусы считались этнографической группой общерусского народа. Как говорится – "едины, но неслиянны". Была, правда, и идея триединого русского народа, но она являлась главенствующей в Российской Империи, что, учитывая события последних двадцати пяти лет, ставило на ней крест. Пока. А вот концепция западнорусизма была эклектичной, собирательной, провозглашающей общее для всех трех ветвей – великороссов, белорусов и малороссов – основание, если посчитать украинцев тоже западной ветвью. И вместе с тем не измазанной официозом царизма. К тому же сюда, при желании, можно было подверстать и поляков, ну, тех, кто не настаивает на Польше "от можа до можа". То есть западнорусизм мог бы стать платформой, объединявшей основные нации, присутствовавшие в Западной Белоруссии.

И мне эта идея нравилась все больше и больше. Да, за бортом оставались те же евреи, цыгане, китайцы, но даже и поляки под нее могли бы подстроить свой менталитет, особенно те, которых записали в эту национальность по ходу дела, только чтобы увеличить количество "титульной" нации. Откуда тут цыгане и китайцы ? Ну, цыгане-то понятно – кочевой народ, а китайцы, скорее всего, еще с революции и гражданской, точнее – завезли-то их сюда раньше, еще при царе, когда русских уже стало не хватать, так как многие были на фронте, а ведь кому-то надо и трудиться, хотя бы на неквалифицированных работах – вот и везли китайцев через весь континент на запад. Ну а потом их прибрали к рукам большевики – деваться китайцам все-равно было некуда – вот и вступали массово в ЧОНы и прочие большевистские отряды – латыши с прочими прибалтами и китайцы гораздо проще относились к убийствам местного населения – они тут чужие, есть куда сбежать. А после Гражданской прошло уже слишком много времени, чтобы возвращаться обратно – вот многие и оставались. В Восточной Белоруссии вообще были организованы китайские колхозы и – кто бы мог подумать ! – даже цыганские !!! Ну да ладно – приспособились к белорусизации, приспособятся и к западнорусизму, тем более что по-русски разговаривать как-то уже могли все.

Сама идея возникла здесь чуть ли не в начале восемнадцатого века, во времена походов Петра Первого, причем в качестве реакции на постановление Замойского церковного собора Униатской церкви, постановившего приблизить грекокатолическое служение к римско-католическому. Хотя этот собор, пусть даже и не православный, был уже просто последней каплей в так называемом диссидентском вопросе – вопросе дискриминации неримскокатолического населения Речи Посполитой. Дискриминации не только православных – поляки притесняли и протестантов, и кальвинистов, и лютеран – а ведь Польшу окружали страны, в которых эти течения были как минимум сильны, а то и просто основными. Это как дразнить гусей – до поры весело, а потом ... В общем, Польша сама напросилась на разделы – не только этим, но и этим тоже.

Причем само название "белорусы" было не распространено еще и в начале двадцатого века. Как в 1903 писал этнограф Евфимий Карский:

"Въ настоящее время простой народъ въ Б?лорусс╕и не знаетъ этого назван╕я. На вопросъ: кто ты? простолюдинъ отв?чаетъ – русск╕й, а если онъ католикъ, то называетъ себя либо католикомъ, либо полякомъ; иногда свою родину назоветъ Литвой, а то и просто скажетъ, что онъ "тутэйш╕й" (tutejszy) – зд?шн╕й, конечно противополагая себя лицу, говорящему по-великорусски, какъ пришлому въ западномъ кра?."

В общем, в дореволюционной России западнорусистские взгляды были доминирующими среди белорусского населения, хотя советская историография утверждала обратное. Правда, непонятно с чего – русские националисты и октябристы на выборах в III и IV Государственные думы получили в белорусских губерниях абсолютное большинство мест. Впервые же тезис о белорусском народе был сформулирован Ластовским в 1910 году. А звали Ластовского Вацлав – не очень белорусское, зато очень даже польское имя. "Все понятно". Этот "белорус" был активистом "Белорусской социалистической громады" – левой партии начала двадцатого века, потом – Председателем Кабинета Министров Белорусской Народной Республики, когда она почила в бозе – смотался на запад, где агитировал за независимую Белоруссию, потом каким-то образом – при таком-то послужном списке ! – работал при советах директором Белорусского государственного музея, и даже секретарем Белорусской академии наук. Хотя с его попытками агитации, то есть призывов к развалу СССР, он по идее должен был быть расстрелян сразу по прибытии в СССР. Но нет – видимо, кому-то он был нужен. Ну, понятно кому – в то время активно шла белорусизация, так что западнорусизм у советской власти был не в чести. Возможно, тогдашние руководители СССР хотели расколоть русскую нацию, чтобы она не стояла единым фронтом против нацменов, которых в высших эшелонах власти и репрессивных органах было уж слишком многовато. Как там говорил Бухарин на ХII съезде РКП(б) в двадцать третьем – "Русские должны искусственно себя поставить в положение более низкое по сравнению с другими, чтобы тем самым искупить свою вину перед угнетёнными нациями". Ну-да ну-да. Да взять ту же Громаду – кто там в руководстве был из белорусов – непонятно. Разве что Алесь Бурбис. А так – Вацлав Ивановский – он "Вацлав", понятно. Карусь Каганец – "каганец", ага ... к тому же полное имя – Казимир-Рафаил Карлович Костровицкий – ну чистокровный "белорус", да ...вот еще разве что братья Луцкевичи, да и те – из масонов. Кто там еще ? Алоиза Пашкевич – из польской шляхты, Франциск Умястовский – тоже под вопросом, потому как "Франциск". В общем – все как часто бывает и у нас – в националистах числятся какие-то левые люди – цыган, еврей, еврей – "все ж наши !". Да и остальные – вроде и свои, но надо бы и разобраться с их "истоками". Это как Кудрин (уже в сторону) – вроде русский, но по вере – иудей, а для человека такого уровня это не просто вопрос свободы вероисповедания – это уже политическое заявление, сразу понятно – с кем он.

А Ластовского-то убили. Сначала в тридцатом арестовали по делу "Союза Освобождения Белоруссии", отправили в ссылку в саратовскую область, в тридцать восьмом арестовали повторно, и уже с концами.

Так что с идеей белорусской нации в это время все было непросто – и продвигали ее сомнительные люди, и слишком многие все еще считали себя частью русской нации. Это уже в мое время все вроде как приняли сложившийся порядок, а здесь ... Поэтому-то меня все больше и привлекала идея западнорусизма. Под ее эгидой можно было отлично объяснить, почему мы ввели общение на русском, да и в дальнейшем ... в общем – надо было крепко думать.

Крепко думать надо было и по другим вопросам. Так, на нас вдруг свалилось много мощного оружия, но с его освоением были проблемы – людей не хватало. Прямо как в советское время – мало урожая – беда, много урожая – тоже беда.

ГЛАВА 9.

– Да, пятый ... да, слышу. Квадрат 17-4-улитка-2 ... длина триста метров ... на северо-восток ... десять-двенадцать километров в час ... Принял ! Отбой !

Лейтенант крикнул:

– Первое орудие ! Осколочным. Заряд три ! Азимут двадцать ! – и склонился над картой – как раз пока он считает более точно доворот и угол подъема ствола, орудие будет заряжено и примерно наведено в нужную сторону. Он выставил линейкой и транспортиром директрису от первого орудия до нужного квадрата, пересчитал все это в углы горизонтальной и вертикальной наводки, скомандовал точные угловые наводки, после подтверждения готовности – команду "Огонь !", сразу же, чтобы уменьшить интервал между выстрелами – "Зарядить !", и прокричал уже в рацию:

– Пятый ! Ловите выстрел !

Прошла почти минута, но "Пятый" выстрела не увидел. Видимо, упал куда-то в лес, причем далеко – батарея еще не делала с этой позиции выстрелов, а данные метеорологов были не слишком точные, поэтому лейтенант взял поправки с запасом, чтобы не задеть своих.

– Давай сейчас доверну на тебя ... да не сильно, не боись ... – и прокричал уже заряженному орудию – Первое орудие ! право пять огонь зарядить ! Второе, третье орудия – азимут двадцать, зарядить !

Вот, после второго выстрела от "Пятого" пошла информация о месте падения снаряда – взрыв встал метрах в трехста слева от двигавшейся по дороге немецкой колонны. Лейтенант пересчитал доворот для каждого орудия, так, чтобы они накрыли начало, середину и конец колонны соответственно – да еще учесть ее движение ! – скомандовал поправки и проорал – "Батарея ! Беглым по три с доворотом влево один огонь !".

Первые выстрелы ушли почти сразу – орудия были заряжены и только ждали команды. А последующие выстрелы пошли уже вразнобой, особенно отставало третье орудие, где расчет был пока еще слабо натренирован. Тем не менее, уже через пять минут от корректировщика пришла информация, что колонна разбита. Теперь предстояло еще больше работы – несмотря на нелетную погоду, требовалось перевести орудия в походное положение и быстренько смотаться с засвеченной позиции. А может, и не засвеченной, но лучше подстраховаться, хотя округа радиусом пятнадцать километров и останется на полчаса без артиллерийского прикрытия. Но за это время к ним не подберется ни одна колонна фрицев, поэтому риск невелик. В крайнем случае, ДРГ притормозят, а там уж и батарея снова будет готова открыть огонь. Еще хорошо, что стволы смотрели примерно в нужный сектор, а то бы снова пришлось доворачивать сами орудия, делать привязку – муторное это дело, менять сектор огня. Скорее бы уж остальные подтягивались. Хорошо хоть теперь поправки на ближайшие два-три часа примерно известны, так что можно будет тратить меньше снарядов на пристрелку, да и потом, если еще придется пострелять хотя бы в ближайшие два часа, их можно будет уточнить по ходу дела. Ну а если не удастся, там уж погода может измениться и придется снова нащупывать поправки пробным выстрелом "наобум". В наших бы не попасть – сейчас-то повезло, но всякое может случиться ...

А на дороге, проходившей через небольшое поле, стоял плач и стон. Еще при падении первого, пристрелочного снаряда калибра 152,4 миллиметра грузовики начали тормозить, а зольдаты выпрыгивать из кузовов. Но от небольшого доворота рукояток наводки не убежишь, хотя два первых грузовика и попытались. Но их выстрелами по колесам стреножила ДРГ, которая и навлекла на колонну немецких грузовиков эту беду. А потом на поле и дороге начали вздыматься огромные столбы взрывов. Даже если снаряд падал в сотне метров, это было хоть и относительно безопасным для немцев, но все-равно невероятным зрелищем, жаль только они вряд ли что-то видели вокруг, так как более близкие падения стеной осколков решетили грузовики и тела. Один из снарядов, упавших прямо на дорогу, смахнул с нее два грузовика, один из которых отлетел в поле, а другой, переворачиваясь через спину, впечатался в сзади идущую машину. Но больше всего поразило прямое попадание в грузовик, шедший в колонне пятым – грузовика просто не стало – вспышка, столб земли – и дымящаяся воронка. Только переднее колесо длинными скачками усвистало горящим шаром через поле.

И, пока оставшиеся в живых фрицы не пришли в себя, ДРГ вышла в поле двумя группами и провела зачистку – дострел, пленение оглушенных, сбор оружия. Было немного боязно ходить по месту недавнего обстрела, но артиллеристы вроде толковые, работали с ними уже не первый раз. Вон – даже второй пристрелочный положили аккуратно, не на головы ДРГ, как было у соседей. Кто только назвал это "дружественным огнем" ... ? Их бы под такой ... Хорошо хоть обошлось без жертв. Ладно, пора за работу – тут немцы в ближайшие два часа не сунутся.

Но они сунулись. Следом за пехотой шла танковая рота и еще одна пехотная – их передовой дозор выскочил из леса, когда ДРГ уже ушла с поля. Вид полного разгрома колонны грузовиков произвел на немцев тяжкое впечатление. Еще тяжелее им было видеть огромные, по три-пять метров, воронки от снарядов. "Опять сталинские молотки" – шептались солдаты. Они, конечно, рассредоточились по полю, выставили дозоры, пока несколько групп искали среди обломков и в поле выживших. Таких не было. А тем временем ДРГ уже наводила на новеньких "свою" батарею, которая успела сменить позицию и даже пострелять по заявкам другой ДРГ, из-за чего смогла открыть огонь не сразу – пришлось разворачивать пушки на старую цель. Зато стреляли сразу залпом, без пристрелки, с приличным накрытием – пехоту, что была вокруг разбитой колонны, просто снесло потоками осколков. Грузовики, что еще не выехали на поле, пятились обратно в лес, а танки стреканули вбок от смертельной дороги. Вскоре на поле уже не было живой души, поэтому корректировщик дал координаты в лесу – авось парой залпов кого и достанем.