Текст книги "До и после Победы. Книга 1. Начало. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

(в РИ в Смоленск 16го врывается 29я мд, которая прорывает оборону между Оршей и Шкловом, сосед – 10я тд – движется южнее, а 7я тд 16го находится уже у Ярцево – 50 км почти на восток от Смоленска – то есть к середине июля наших не только плотно обложили, но и почти что окружили).

На минском направлении немцы тоже прорывают нашу оборону – они перебрасывают туда 12ю тд, которая до того воевала к югу от Минска (АИ) и сохранила больше всего танков – пусть основная их часть и чешские LT-38, но сконструированы-то они под руководством русского конструктора, так что в наших условиях бегали очень даже неплохо. К тому же тут были 7я и 19я танковые, 14я и 20я моторизованные, что не смогли добить наши 5й и 7й мехкорпуса. Из этих-то частей немцы и создали сильный кулак, сопоставимый с 4й танковой группой, шедшей с севера, да к тому же уже плотно подпертый пехотными дивизиями (в РИ разрыв между танковыми и пехотными дивизиями был до двухсот километров, что сильно напрягало немецкое командование, так что оно несколько раз порывалось отдать стоп-приказ, да Гудериан всех уверил в успехе). Так что немцы пробились вдоль шоссе к Орше и 25го практически замкнули окружение четырех армий – 16й, 19й, части 20й и 22й. Гитлер был вне себя от радости, на немецких солдат, офицеров и генералов пролился дождь наград и званий.

Вот только шкура медведя была все еще на нем, да и с востока подходили новые армии. Что там происходило после 25го июля мы пока толком не знали, но к концу августа Смоленск был пока еще наш – отбили, Полоцк оставили в середине августа (в РИ – 16го июля, причем тоже по приказу), немцы смогли удержать Псков после нашего наступления в середине августа (в РИ – контрудар под Старой Руссой), но на север пока не наступали (в АИ немцы не наступают еще и потому, что 4я тг воюет под Смоленском), хотя сделали попытку продвинуться на восток от Великих Лук в сторону Ржева – заняли Торопец, старую Торопу (100 к востоку от Великих Лук), но дальше пока не пошли – леса, болота, партизаны и части РККА напрочь сковали всякую возможность двинуться дальше. В Прибалтике еще держался Таллин и сдавать его пока не собирались (в РИ его оставили 28го августа – наша 8я армия была оттеснена в Эстонию и немцы в своей самонадеянности выделили для ее уничтожения всего две пехотные дивизии, за что вскоре жестоко поплатились – в ротах одной из них – 217й пехотной – через несколько дней боев оставалось 15-20 человек (из двухсот по штату), так что немцам потребовалось срочно перебрасывать туда еще три пехотные дивизии. В АИ эти дивизии нужны к северу от Пскова, чтобы заменить 4ю тг, отправленную к Смоленску; в РИ 4я тг в августе прорывает лужский оборонительный рубеж и после 20х чисел августа окружает наши войска у Луги, 8 сентября начинается блокада Ленинграда).

К востоку и югу от Минска дела для немцев тоже шли не блестяще. Они чуть не потеряли Минск, когда начали перебрасывать пехотные дивизии к северу, чтобы добить наши окруженные войска – тут же последовало наступление наших войск, которое немцы с трудом отбили – пришлось возвращать обратно две пехотные дивизии, которых, похоже, немцам и не хватило, чтобы окончательно запечатать Смоленский котел, так что тот был сравнительно быстро прорван. Могилев еще держался, Бобруйск оставили в конце июля, но в августе в его окрестности наведались с рейдом чуть ли не две кавалерийские дивизии. Южнее Могилева Днепр, а то и реки западнее еще были нашими (в РИ немцы на 200-250 км восточнее, к 6му августа – на Десне, чуть не доходя до Брянска, но взяли Ельню (70 км на восток-юго-восток от Смоленска)), а к северу немцы смогли удержать Оршу, но уничтожить наши войска севернее нее у них уже не получилось – те под ударами отходили, но окружать себя особо не позволяли. На Южном фронте немцы тоже топтались у Киева. Так что блицкриг провалился, и, по слухам, Гитлер приказал провести мобилизацию чуть ли не пяти возрастов, поснимать бронь с рабочих, привлечь на работы больше гастарбайтеров, увеличить выпуск танков и боеприпасов – что-то там про 'сплотимся перед угрозой с востока' (в РИ – наоборот – производство вооружения снижалось до конца 1941го года – рассчитывали быстро победить).

И тут, в такой тяжелой для всех обстановке, на большую арену выходим мы.

ГЛАВА 44.

Как я уже писал ранее, мы довольно громко хлопнули распахнутой дверью. К началу сентября нами были освобождены несколько крупных городов и большая площадь западной, а частично и восточной Белоруссии. Так, в ста километрах к востоку от Барановичей мы освободили Слуцк, к западу – Слоним (60 км), Зельва (еще 40 км), Волковыск (еще 30 км) и – временно – Белосток, от которого мы потом отошли, но все-равно до Волковыска оставалось еще 80 километров – практически вся Супрасльская пуща, находившаяся к востоку и северу от Белостока была нашей – массив лесов и болот размером сорок на восемьдесят километров, протянувшийся с северо-запада на юго-восток, где он плавно переходил в Беловежскую пущу. Ее мы тоже контролировали почти что полностью, только Гайнувка на западной опушке пущи осталась за немцами, да Пружаны (80 км на восток, немного к югу) немцы потом снова захватили, сделав вмятину на юго-западе нашей территории. Но к востоку от Пружан мы закрепились на Ясельде, протекавшей с северо-запада на юго-восток в двадцати километрах от Пружан. В сорока километрах на восток от Пружан находилась Береза-Картузская – ее немцы тоже снова захватили, но и там мы закрепились на восточном берегу Ясельды – город находился в прямой видимости. Да и в лесах-болотах между Кобрином и Пружанами с Березой хозяйничали наши ДРГ – немцы как-то держали дорогу и эти города, а чуть в сторону – и начиналась наша вотчина.

В сорока километрах на юго-восток от Березы линия обороны поворачивала на юг – там через двадцать километров находился Дрогичин, в тридцати километрах на восток – Янув, еще в пятидесяти – Пинск – мы все-таки решили захватить эту ветку железной дороги – она шла сквозь северную окраину припятских болот, к северу от нее тоже шли болота – немцам там все-равно будет сложно развернуть крупное наступление, а удерживать эту местность нашими ДРГ – напротив, сравнительно легко – так пусть будет у нас. Также мы отжали Лунинец, находившийся в шестидесяти километрах на восток от Пинска – по тем же причинам, к тому же от него к Барановичам шла железная дорога – эти сто километров стали для нас удобным средством перевозки грузов и войск.

Мы еще продвинулись на восток – километров на шестьдесят, и там фронт длиной 110 километров шел уже на север вдоль Случи до Слуцка – местность также была болотистой, удобной для обороны, чем немцы и воспользовались, отгородив южный фланг ГА Центр с запада этой рекой. И дальше к северу от Слуцка фронт, а скорее граница наших территорий, также шла через лесисто-болотистую местность – сначала 40 километров на север от Слуцка, а потом заворачивала на северо-запад и шла по Неману – город Столбцы на шоссе Минск-Барановичи был наш, Дзержинск, Ивенец ближе к Минску – немецкие, Копыль, Клецк, Несвиж, Городище, Новогрудок, находившиеся к западу от Немана – снова наши. В Налибокскую пущу, находившуюся к востоку от Немана, мы пока особо не лезли – несколько ДРГ делали туда рейды, выводя оставшихся в окружении бойцов и местное население – и все.

Итак, в сорока километрах к северу от Слуцка Неман тек на северо-запад, затем, через 160 километров, поворачивал на юго-восток, и тек так 120 километров, проходя к югу от Лиды – она на десять дней снова стала нашей, но потом немцы нас оттуда выбили, и Неман стал естественным разграничителем освобожденной и оккупированной территории. Затем он снова поворачивал – уже на северо-запад, и через 80 километров был уже Гродно, у которого Неман поворачивал на север. Вот в районе Гродно мы вылезли за Неман – в десяти-пятнадцати километрах от него к северо-востоку начиналась дуга лесисто-болотистой местности, огибавшей город на 120 километров – ее-то мы и сделали предпольем гродненского УРа – даже залезли на территорию Пруссии, в Августовскую пущу, ну, как это было о войны – после нападения немцы включили в состав Восточной Пруссии западные области Белоруссии вплоть до Волковыска, так что с немецкой точки зрения мы оттяпали уже часть германских земель. Ничего, утрутся. Августов оставался у немцев – нас остановили в двадцати километрах к востоку от города. И гродненский УР мы отбили только наполовину – как раз до железной дороги Августов-Гродно – там Бобр и его притоки давали хороший рубеж обороны с юго-запада. А от этой дороги еще шестьдесят километров на юг – и Супрасльская пуща – круг замкнулся. Географически. Так-то его немцы периодически прорывали – слишком мало у нас было войск, чтобы держать периметр в девятьсот километров и площадью сорок тысяч километров. Да, две трети из них составляли леса и болота, но были и открытые участки.

И особую проблему составлял Гродно. Он и Слуцк оттянули у нас половину наших сил – тридцать тысяч человек, причем двадцать тысяч были именно вокруг Гродно, так как он получался как бы на отшибе нашей территории, слишком выдаваясь на север и на запад.

Остальные территории требовали от нас гораздо меньшего внимания. Так, на юге, вдоль Припяти, нам по сути требовалось подпирать только вход и выход железной дороги – Дрогичин с запада и Житковичи с востока. Там-то мы и строили укрепрайоны, и держали почти по тысяче человек личного состава – три батальона (мы перекомпоновали оргштатную структуру частей под наши возможности, да и то – некоторые пока не дотягивали до нужного количества, а потом выявился еще полезный побочный эффект – большое количество наших частей заставляло немцев осторожничать – еще бы – по документам, данным разведки и радиоперехвата, немцы насчитали у нас двадцать пять дивизий. В принципе, примерно столько соединений у нас и было, вот только они были в два-три раза меньше советских по количеству людей (в РИ дивизиями такой численности мы вели наступление в конце войны), хотя по активности воздействия на фашистов – прежде всего за счет сильной диверсионной работы – мы, думаю, советские дивизии превосходили, ну или как минимум не отставали).

Вся остальная территория вдоль Припяти охранялась, по сути, еще тремя нашими батальонами и множеством групп самообороны, организованных в деревнях и городках – их мы пока не кооптировали в свои части, а вооружали и обучали как народное ополчение – обстановка была неясной и ссориться лишний раз с местными не хотелось. Принимали пока только тех, кто сам изъявлял желание, да и то – они оставались служить в этой же местности. Всего таким образом на этой южной линии длиной в двести километров между нашими западным и восточным укрепрайонами находилось порядка двадцати тысяч человек – предполагалось что они, в случае чего, подопрут их своими набегами и нападениями на фрицев, что попытаются наступать на том направлении. К северу от Припяти – что с западной, что с восточной стороны – на восемьдесят километров шли леса и болота – тоже местность, удобная к обороне.

Правда, на западном фасе, севернее Березы и проходящего через нее шоссе, немцы уже имели опыт преодоления нашей обороны, поэтому там мы держали десять батальонов – пять тысяч человек – на фронте в сорок километров. Зато южнее шоссе – только три батальона – даже случись там прорыв, немцам еще надо будет выйти к нашим значимым городам – замучаются месить торф и гоняться за диверсантами. Вот прорвись они севернее – и сразу же выходят к междуречью Ясельды и Щары – а там и Ружаны, и Слоним – туда их пускать нельзя.

На восточном фасе находилось тоже три батальона, но уже на фронте в два раза больше – в восемьдесят километров – за Случью уже начинала организовываться что-то типа партизанской республики под нашим контролем – малочисленные дороги среди лесов и болот мы прикрыли засадами и завалами, поэтому фрицы, вывесив таблички 'Ахтунг, партизаны !', туда не совались, так что эту местность можно было условно считать нашей. А вот дальше на восток, за Птичью, похоже, была такая же зона, но мы пока только наладили с ними контакт, о каких-либо совместных действиях и тем более вливании в наши ряды речи не шло – от нас далеко, к фронту близко, поэтому они имели связь с советским командованием, которое, напомню, к нам относилось с подозрением. Ну, на той территории была давняя традиция партизанских республик – еще во время немецкой оккупации в восемнадцатом году в районе Рудобелки местные организовали Рудобельскую партизанскую республику, на территории которой сохранялась советская власть. Эта же республика снова там возникла во время польской оккупации и просуществовала до ухода поляков в двадцатом году. Так что и сейчас там уже начинало образовываться что-то подобное (в РИ там была Октябрьско-Любаньская партизанская зона (Любань – не та, что в сорока километрах на юго-восток от Слуцка – восточнее была и другая Любань – до нее от Слуцка было 120 километров)). Вот как раз начиная от той Любани, что под Слуцком, мы оборудовали опорные пункты, вязали их в укрепрайон, и держали там около двадцати батальонов, сотню танков, шесть батарей МЛ-20 – немцы были близко и могли начать на нас масштабное наступление – немасштабные прощупывания шли до начала октября.

К северу от Слуцка с запада на восток шла Копыльская гряда – местность также удобная для обороны – увалы и возвышенности перемежались лесными массивами и болотами (в РИ позднее здесь образовался Слуцко-Копыльский партизанский район) – требовалось прикрыть УРами только несколько участков, где проходили шоссейные дороги – 10 батальонов, да в предполье, в качестве разведки и диверсантов – еще три. Дорога Барановичи-Минск прикрывалась также десятью батальонами – это направление было еще одним из самых вероятных для наступления фрицев. Дальше на север наша территория прикрывалась Налибокской пущей, лежавшей к востоку от Немана (в РИ тут образовалась налибокская партизанская зона) – пяти батальонов на 80 километров было достаточно – в основном там требовалось патрулировать территорию, устраивать завалы и засады, да вести разведку предполья на предмет появления крупных сил немцев. Следующие 120 километров, что Неман после поворота с юго-востока тек почти по прямой с северо-восток на юго-запад, потребовали тридцать батальонов, 40 километров на северо-восток – еще двадцати. Ну а там уже был Гродненский УР. Южнее – в Супрасльской и Беловежской пущах – у нас было десять батальонов.

Итого, без гродненскго УРа, на обороне нашего периметра было задействовано 119 батальонов – 40 000 человек, качество которых зачастую оставляло желать лучшего. Естественно, в большинстве своем эти силы не были размазаны по фронту тонким слоем, а сосредотачивались по направлениям наиболее вероятного продвижения фрицев, грубо говоря – у крупных дорог, а остальные направления контролировались подвижными отрядами, засеками, засадами, дозорами – лишь бы отследить прибытие крупных сил, чтобы выдвинуться им навстречу и придержать засадными действиями и отходом по рубежам сопротивления до того, как мы стянем дополнительные силы.

ГЛАВА 45.

Именно так и было с гродненским укрепрайоном, который фрицы в последующие сентябрь и октябрь отсекали от основной территории три раза полностью и шесть раз – частично. Обычно они прорывали нашу оборону либо между Беловежской и Супрасльской пущами, либо севернее – между Супрасльской пущей и непосредственно Гродненским УРом. Как правило, это происходило, если с запада подходила одна-две пехотные дивизии, направлявшиеся на восток – немцы все пытались как бы мимоходом уничтожить, как они писали в своих докладах, 'неожиданно многочисленных окруженцев, оказывавших сильное сопротивление' – то есть нас. Так-то нас обложили чуть ли не шесть дивизий, но они были в том же положении, что и мы – для полноценного наступления людей не хватало, а как только кто-то собирал боевую группу силой один-два полка, временно оголялись отдельные участки немецкой обороны, через которые мы сразу же напускали на немецкий тыл уже не единицы, как обычно, а десятки ДРГ, и тогда немцам порой приходилось двигать свою боевую группу не в наступление, а на оттеснение наших ДРГ обратно, что не так-то просто. Были и успешные прорывы нашей обороны, особенно поначалу, пока мы не ввели в строй достаточно бронетехники.

Зато потом, с ноября, контратаки силой в двадцать-тридцать танков и самоходок ставили крест на первых успехах немцев и им приходилось откатываться обратно за Неман – попытки сохранить плацдарм приводили к тому, что мы просто подтягивали наши гаубицы МЛ-20, громили переправы и вообще всячески затрудняли подвоз продовольствия и боеприпасов – получалось, ни немцы не могут идти вперед со своего плацдарма, ни мы, точнее, мы и не старались сбросить их обратно в реку – пусть сидят. А мы пока прорвем их оборону где-нибудь в другом месте и совершим рейд по тылам. Так что даже успешные прорывы выходили им только дополнительными потерями.

Другое дело в упомянутых участках – там не было крупной реки типа Немана или лесных массивов, поэтому немецкая пехота чувствовала себя довольно уверенно, особенно если ей придавали сколько-то танков, штурмовых орудий или хотя бы самоходных пушек – пусть даже французских и на шасси французских же танков – все-таки артиллерийский ствол, да еще сам ездит – мы такое тоже очень любили.

Создали мы и шесть танковых батальонов по тридцать машин, которые по сути были частями для нанесения контрударов по прорвавшемуся противнику – с пехотой, артиллерией, минометами, разведывательным самолетом – эти части по сути были танковыми мини-дивизиями. Хорошо себя показали и снайперские взводы, которые засылались на местность, где наблюдался прорыв пехотных соединений вермахта – у меня в голове откуда-то засела фраза, что десять снайперов останавливают пехотный полк. Ну, полк не полк, а батальон они остановить могут – проверено на практике. А роту, если все снайпера с самозарядками, да при удачной позиции, да если не мешает артиллерия-минометы – половинят минут за десять. Уж треть выносят – это точно. Так что я, по привычке умножая потребности в два-три раза, и ввел снайперские взводы – один-два таких взвода эффективно стреножили немцев на фронте в два-три километра. Так что запомнившееся высказывание мы просто применили на практике, только в немного большем масштабе. И собирались его увеличивать – к концу сентября обкатывалась уже снайперская рота, тем более что у нас же набралось достаточное количество и штатных оптических прицелов – как наших, так и немецких, и прицелы собственного изготовления уже давали приемлемые результаты на дистанциях более полукилометра, а отдельные экземпляры – и до километра. В дальнейшем, чем чаще тем все больше, это средство усиления отдельных направлений стало играть все большую роль в наступлении или обороне на важнейших участках.

Да и до их прихода наши пехотные подразделения неплохо справлялись с удержанием немецких атак и даже наступлений. Зарывшаяся в землю пехота была довольно устойчива к артиллерийскому огню. А учитывая, что немцы не особо любили тратить снаряды на подавление 'партизан', да и основной фронт требовал их все больше и больше, то артподготовки были не такими уж интенсивными – десять-двадцать минут – и начинается атака, которую сначала встречает огонь штатных снайперов, потом – редкий винтовочный огонь – только чтобы подбодрить фрицев на атаку 'слабо укрепленного рубежа', ну а уж потом, когда их пехота приблизится к скрытой в траве колючей проволоке или просто небольшим противопехотным ежам, а то и волчьим ямам – косоприцельный пулеметный огонь из ДОТов. Естественно, вторая атака проходит уже по всем правилам, с учетом наличия сильной обороны – тут уже нам приходится повертеться, интенсивно пострелять, сходить в контратаки, вывести на поле боя пару-тройку танков – когда своя бронетехника находится неподалеку, пехота чувствует себя особенно уверенно. Главное, чтобы танкисты не подставлялись под выстрелы из немецких пушек, уж как минимум – не задерживались бы надолго на одной позиции – немцы довольно быстро засекали такие танки и стреляли довольно точно – пристрелочный выстрел, максимум два – и начинается стрельба на поражение. К сожалению, не всем танкистам хватало терпения, некоторые забывались, выезжали из-под прикрытия холмов или деревьев, и начинали садить с одного и того же места – зачастую итогом становился снаряд в бок. Но в основном, стреляя по наступающей пехоте с флангов, танки существенно замедляли ее продвижение, и у наших бойцов появлялось больше возможностей подстрелить фрица.

К сожалению, немцы после двух-трех безуспешных атак временно прекращали наступление на этом участке и либо подтягивали артиллерию, либо пытали счастья в другом месте. В итоге, рубеж – здесь или правее-левее – оказывался прорван, немцы начинали продвигаться вперед, чтобы через несколько километров упереться в очередной рубеж и начинать все по новой – мы намотали на ус опыт прошедших боев Красной Армии и активно его применяли. Тем более что немцам далеко не всегда удавалось сохранить силы до следующего рубежа, так как продвижение до него вовсе не было прогулкой – на наступающую пехоту накидывались злые осы.

Под конец сентября мы уже навострились останавливать такие прорывы в глубину нашей обороны, причем численность войск прорыва особо не имела значения – перестрелки в лесу обнуляют любое численное преимущество. Главное, чтобы было куда отходить. Как-то раз целая пехотная дивизия попыталась наступать на довольно узком фронте – три, может, пять километров. Шестнадцать тысяч человек, из которых только три тысячи с копейками – непосредственно пехоты ? Не смешите мои тапки ! Мы подогнали в район наступления около двадцати ДРГ – где-то с тысячу бойцов, которые за два дня, из засад, перещелкали этих немчиков. Ну, не всех, но под пару тысяч у них выбыло – временно или навсегда. Немцы еще попытались сформировать пехотные подразделения из всяких вспомогательных солдат, но эти-то против нас тем более никак не котировались. Особенно когда мы порычали двигателями танков – их наступательный настрой резко спал.

А так – два дня по округе стоял треск выстрелов. Щелк! – и фриц валится в канаву. Щелк! Щелк ! – и шустрик, который попытался было спрятаться в ней же, валится рядом. Все – пора мотать – и боец, не дожидаясь немецких минометов или, того хуже – гаубиц – резво соскальзывает с дерева и линяет в сторону. А в стороне тоже раздаются такие же щелчки. Или автоматные очереди, когда – из двух, трех стволов, да в упор по идущему в колонну друг за другом взводу ! – красота-а-а-а ... Первые пять-семь завалятся, остальные залягут и начнут беспорядочную стрельбу – а наши уже в глубине леса, или ушли по оврагу – короче, не достанешь. Если в засаде участвует больше народа, то могут и гранатами закидать – вот и еще пара-тройка фрицев небоеспособна. Две-три таких засады – и немецкий взвод начинает молиться о том, чтобы им только позволили выйти с раненными. Ну, мы же не звери, конечно же позволим. Если не получится добить. Тем более что рядом есть и другие взводы, которые, попадая в такие же засады, тем не менее могут зажать и наших. Вот если других взводов не было – не взыщите, живыми вы отсюда не уйдете, все подохнете. А то и танк выедет – тогда уж под его прикрытием можно повоевать подольше – не полминуты, а три-четыре – еще пару фрицев на тот свет отправим – все победа станет ближе. Ну, если рядом нет какой ПТО или местность уж больно открытая – так мы тогда и не высовывались – это фрицам надо наступать, а не нам. Так что место очередной стычки выбираем мы.

И мы выбирали. На второй день немцы взбесились и обстреливали леса из артиллерии чуть ли не сплошняком – фронта-то, с мощными укреплениями, нет, соответственно, нет ясной цели для артиллерии – и куда прикажете стрелять ? Вот немцы и начали ровнять поверхность земли – стреляли-то отовсюду, но понемногу. Пришлось пережидать, пока у них закончится боекомплект. Тем более что и немецкая пехота вперед идти не могла. Ну а как бэ-ка начал подходить к концу, тут-то фрицы и смекнули, что им просто не хватит снарядов, чтобы вырубить все леса в округе. Поэтому некоторые из самых борзых еще попытались после идти в атаку 'на кусты и деревья', а остальные, оттянувшись на пригорки, взяли в руки лопаты и принялись заглубляться – 'закреплять захваченную территорию'. Да бога ради ! у нас этих территорий – море, так что не жалко – все равно вы закончитесь быстрее. Но для порядка мы их потом все-таки окружили, и, посидев в изоляции с недельку, фрицы откатились ни с чем – устроили 'прорыв' и вылетели со свистом, оставив на память часть тяжелого вооружения.

Хотя поначалу, конечно, было стремно, когда более десяти тысяч наших бойцов оказались отрезаны в Гродно. Я два дня практически не спал, сидел в штабе, контролируя перемещение наших и немецких войск чуть ли не до каждого отделения, орудия и танка – все пытался прикинуть – сможем одолеть или еще надо что-то подкинуть. Успокоился, только когда наконец пришло сообщение о прибытии сорока МЛ-20 – ими-то мы и смахнули немцев в стороны – зарядившие дожди укрыли перемещение техники от воздушной разведки фрицев, хотя что при этом говорили сами артиллеристы, пропихивавшие свои восьмитонные бандуры через грязь, мне лучше не знать. Их и погнали-то туда в спешке, даже не до конца обучив. Это я, к своему стыду, запаниковал. Ведь и наступление на Гродно тоже продавливал я – уж больно беззащитным смотрелся город, и мы были так близко от него – ну как тут его не захватить. А возражения об отдаленности территории от нашего ядра я принял во внимание, его даже занесли в протокол совещания – тем более что такое возражение высказывали несколько человек, но и куш был очень уж хорошим – там ведь помимо самого города были еще и аэродромы, на которые успели перебазироваться люфтваффе – и азарт овладел большинством нашего штаба, правда, перевес был всего в один голос, но так мне хотя бы не пришлось применять 'начальственное решение' – в тот момент я бы приказал наступать даже если бы остался в гордом одиночестве. Но когда знаешь, что тебя кто-то поддерживает – работается легче, хотя и на злости – 'наперекор всему миру' – порой неплохо получается, разве что сильнее мешают сомнения 'а вдруг люди правы ?'. В общем – город взяли, аэродромы побили, самолеты захватили – а потом эту группировку и отрезали. Вот я и запаниковал – так подставить столько народу – век бы себе не простил, если бы с ними что-то случилось. Обошлось – после двух дней кризиса наземное сообщение с Гродно восстановилось. Потом снова прекратилось – нас опять отрезали. Но тогда я был уже спокойнее – и войск там было побольше, и укрепления уже начали вводить в строй, да и я тогда находился там – если что – пропаду вместе со всеми, и не будет ни перед кем стыдно.

Тогда как раз была одна из мощных атак – немцы еще не утащили к Днепру все свои тяжелые орудия, которыми они обстреливали Гродно в первые дни войны – вот с их помощью они и начали штурмовать оборону города. Снова.

ГЛАВА 46.

Так что Гродненский укрепрайон периодически оказывался в окружении. До войны он занимал по фронту 80 км и в глубину до 6 км, прикрывая государственную границу от Сопоцкина (30 км на северо-запад от Гродно) до Гонендза (80 км от Сопоцкина на юго-запад вдоль реки Бобр, до Осовца). УР находился в стадии активного строительства. По плану предполагалось пять узлов обороны, всего 28 опорных пунктов (606 долговременных сооружений) – 9 узлов в первой полосе и 19 во второй, но к началу войны было построено только 183 дота. На вооружении имелось 80 45-мм противотанковых и 20 76-мм орудий, свыше 300 пулеметов разных систем. В некоторых дотах перед войной были установлены пулеметы 'максим' на полевых станках, орудия полковой и батальонной артиллерии. Из-за недостроенности многих укреплений между дотами были большие не прикрытые огнем промежутки, отсутствовало проволочное заграждение.

Причем строительные работы велись большими силами – было привлечено 9 саперных и 6 строительных батальонов, 23й инженерный полк и 810й автомобильный батальон. Не менее 14 стрелковых батальонов и артдивизионов трех дивизий строили предполье. Численность этих частей превышала 25 тысяч человек. Вот только при этом многие укрепления строились прямо на глазах у немцев, так что те зачастую точно представляли где что находится, а что было скрыто от наблюдения, там уже работала агентурная разведка, а то и прямое предательство отдельных военнослужащих РККА, в основном – из западников. В том числе и по этой причине немцы сравнительно быстро прорвали оборону укрепрайона – многие объекты были нанесены на карты, причем с указанием степени их готовности и защищенности, в том числе были данные и по центру УРа, где глубина предполья составляла всего несколько сотен метров.

Помимо недостроенности укреплений, были недостатки и в плане действий на случай войны. Советское командование почему-то считало, что у них будет достаточно времени, чтобы успеть подвести войска прикрытия – без них бетонные коробки, даже если бы они были полностью достроены, вооружены и имели полный штат, были уязвимы в ближнем бою – если вдаль они видели хорошо, то вблизи были подслеповаты – остававшиеся мертвые зоны позволяли к ним подобраться и подорвать. Для этого-то и нужны силы прикрытия – сидеть в окопах рядом и отстреливать подбирающегося врага, ну а ДОТ прикроет на дальних подступах. Симбиоз. Так вот – наше командование рассчитывало, что немцы дадут ему несколько часов – согласно плану прикрытия полевые части должны были занять полевые укрепления через 3-9 часов после объявления тревоги. На эту роль были выделены две стрелковые дивизии – 56я и 27я. С тыла их подстраховывала бы 85я, для которой срок подхода был определен уже в 24 часа. Ее место в Гродно заняла бы 24я, располагавшаяся в Молодечно, ну а туда подтягивался 21й стрелковый корпус – 17я, 37я и 50я сд. И для ликвидации возможных прорывов назначался 11й мехкорпус. Гладко было на бумаге ...

Внезапность удара застала многие строительные части около самой границы – зачастую именно они и отражали первые атаки. Так, в одном из отчетов говорилось:

'К началу военных действий все инженерные части находились в пограничной полосе и в боях понесли большие потери убитыми и ранеными командно-политического состава и красноармейцев. Тяжелая инженерная техника (дорожные машины, компрессоры и другие) частью уничтожена артиллерийским огнем и авиацией противника, а частью оставлена. По состоянию на 24.6.41 г. 23‑й инженерный полк в районе Сопоцкин дезорганизован и рассеян, 10‑й инженерный полк основными подразделениями втянулся в бой на госгранице. По данным прибывающих с фронта военнослужащих управлений начальника строительства, все саперные батальоны стрелковых дивизий и стрелковых корпусов, работающие на границе, втянулись в бой и понесли большие потери, отдельные подразделения перемешались с другими родами войск'