Текст книги "До и после Победы. Книга 1. Начало. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 49.

В той же базе Пинской речной флотилии мы обнаружили несколько десятков морских мин (в РИ подпольщики – группа Николая Чалея – стырила оттуда и передала партизанам четыре морских мины (ни и до кучи – 5 пулеметов, 46 винтовок, 18 ящиков патронов, 2500 патронов россыпью, 80 снарядов, 12 аккумуляторов, один радиопередатчик, 164 гранаты – тырили у немцев, точнее – у стоявших там венгров; другие группы тоже доставали оружие и боеприпасы, добывали и заряжали для раций партизанских отрядов аккумуляторы, доставали радиодетали)). А в каждой мине – сотня, а то и более двух сотен килограммов взрывчатого вещества – всего мы получили из них с десяток тонн ВВ – а этого хватит для снаряжения 25 тысяч мин калибра 82 миллиметра, а это – 2 500 000 квадратных метров пораженного пространства – ну или полоса длиной 250 километров и глубиной десять метров – по сути, накрытие двухсот атак силой до батальона. И это как минимум – мы считали исходя из гарантированного поражения, потому в расчетах операций брали радиус поражения десять метров, хотя по факту могло прибить в радиусе 60 метров – но это если повезет – мина давала в среднем пятьсот осколков, и на таком радиусе на один погонный метр окружности пришлось бы максимум два осколка, и то – если бы все они летели ровно вдоль поверхности земли, но такого, к сожалению, не было – что-то шло вверх, что-то – вниз. А ведь были еще и авиабомбы тоже с немалым запасом взрывчатых веществ, так что полоса смерти увеличивалась в два, в три раза. Правда, авиабомбы, особенно, крупные, мы пока решили попридержать на жирные цели типа мостов или опасные цели типа батарей, а взрывчатку брали из более мелких. Да и сдетонировавшие снаряды, а особенно их гильзы, дали нам под сотню тонн только цветных металлов – мы уже активно начинали выделывать из них гильзы для автоматов. И мы продолжали крохоборничать – собирали даже крупные осколки – металл-то там хороший! – и даже обломки ведущих поясков снарядов – там ведь медь !

Но помимо этого у нас был и не металлолом, а вполне нормальные гильзы, которые мы тоже начинали понемногу пускать на патроны. Так, одна гильза весом под восемь килограммов от гаубицы МЛ-20 могла дать почти две тысячи гильз от ТТ. Тысяча гаубичных гильз – и два, ну – полтора миллиона патронов ТТ – получите и распишитесь. Мы, напомню, захватили только под Барановичами две тысячи шестьсот боекомплектов по шестьдесят снарядов в одном б/к – упаримся стрелять. Тем более что в том же Пинске еще во время Первой мировой местные фабриканты выделывали гильзы для русской армии, и местные этот момент помнили, так что моя 'блажь' с выделкой своих патронов вдруг получила опору – и в виде прецедента, и в виде ресурсов.

Так что мы сейчас активно приспосабливали прессы из депо и прочих мастерских на вытяжку гильз – народ пока уговорил меня начать выпуск гильз из латуни, которую легче вытягивать, хотя и стальные гильзы тоже обещал не забрасывать, тем более что уже что-то начинало получаться, и если бы не свалившиеся нам на голову запасы цветных металлов, дело быстро бы довели до ума. Но я пока решил не продавливать массовое производство стальных гильз – судя по общему настрою, люди этого просто не поймут, устроят итальянскую забастовку – и дело все-равно заглохнет. Вот когда латунь начнет заканчиваться, а войне конца-края не видно ... думаю, еще пару месяцев – и народ дозреет и до стали – тогда и внедрим новый материал парадным маршем. Главное – не выпускать из виду проработку этой технологии, а то под предлогом 'да ведь скоро уже победа' – могут и задвинуть ее в угол. Вот тут я с них не слезу. Ладно хоть оболочку пуль решили все-таки делать стальной, тем более так это было сделано и на патронах от ТТ, разве что мы делали без плакирования томпаком – все-равно заржаветь не успеет, а разница в силе трения в канале ствола скомпенсируем навеской пороха.

Порох мы стали брать из тех же зарядов от МЛ-20 – более чем два килограмма с каждого позволяли набить четыре тысячи патронов ТТ, естественно, переделав порох в патронный – три мастера за неделю проработали вопросы с засыпкой – ведь в артиллерии порох применяется в виде трубок или крупных пластин, чтобы сгорал постепенно и не разорвал орудие, да и отдачу так можно уменьшить. В стрелковом оружии он применялся в более мелком виде, не говоря уж о составе. Так, для мосинок в старых патронах использовался порох Пл-10-12 – в виде квадратных пластинок толщиной 0,1 и стороной 1,2 миллиметра. В новых – марки ВЛ – винтовочный легкий, или ВТ – винтовочный тяжелый. А в патронах ТТ – вообще марки ВП или П-125 – первый – пруток диаметром треть и длиной полтора миллиметра, второй – вообще трубка длиной миллиметр, диаметром чуть меньше миллиметра, да еще с внутренним каналом в десятую миллиметра. Так еще и буква 'П' в названии марки обозначала 'пористый' – при изготовлении его смешивали с селитрой, которую затем промывали водой – селитра растворялась и в порохе оставались мелкие поры. '125' – это столько вводили селитры – 125% от объема пороха, то есть он получался довольно пористым. Все для того, чтобы он быстрее сгорал и давал резкий импульс – тогда как, например, для винтовочных или гаубичных импульс старались сделать помягче и мало того что частицы делали покрупнее, вплоть до трубок, так еще порой вводили флегматизаторы – например, камфару.

В современных винтовочных вообще было два вида пороха (как и два вида пуль) – ВЛ и ВТ – винтовочный для легкой пули и винтовочный для тяжелой. Легкая и тяжелая пули различались ненамного – первая весила девять с половиной грамм и была длиной 28,5 миллиметра, вторая – почти двенадцать и длиной 33 миллиметра. А вот пороха размерами не различались никак – те же трубки длиной пару миллиметров диаметром меньше миллиметра и каналом с одну-две десятых миллиметра. Насыпка была практически одинаковая. То есть различия были именно в составе пороха, но мы их пока не выяснили. Хотя скорости пуль все-таки различались – легкая летела со скоростью 860 метров в секунду, тяжелая – 800. То есть по идее выходило, что пороха были одинаковые, раз при одинаковом весе давали разную скорость, причем наблюдалась зависимость от веса пули. Но их зачем-то все-таки назвали по разному. Загадка.

Так что для пистолетных пуль мы подбирали и размеры, и насыпку методом научного тыка – размочим в спирте или ацетоне трубки артиллерийского пороха, как следует размешаем, продавим с помощью мясорубки – не шутка ! – через пластинку с отверстиями, задающими диаметр, высушим, разрежем получившуюся соломку на крупинки – и давай пулять. В итоге где-то за неделю мы подобрали нужный размер зерен, при котором траектория полета пуль на дистанциях в полторы сотни метров примерно совпадала с полученной ранее – мы ориентировались на такие дистанции боя, отдавая более дальние на откуп винтовкам, пулеметам, минометам, пушкам – в общем, автоматами – только выкашивать фрица на ближних дистанциях, тем более что автоматическое оружие пока шло преимущественно не линейной пехоте, а ДРГ, которые работают по немцам накоротке. Эту-то насыпку и стали использовать, разве что поднастроить станки одной из табачных фабрик – их мы использовали для набивки гильз порохом. Оборудование же для изготовления пороха сделали быстро, благо подобный опыт с другими порохами – что вытащенными из снарядов других систем, что уже самодельных – был – как в плане лабораторных работ, которыми занимались всего три человека, так и в плане перехода к полупромышленному изготовлению – на внедрении в массовый выпуск работало уже два десятка человек, а на самом выпуске – под сотню. Так что пошли у нас патроны с еще одной маркой пороха – уже шестой или седьмой – по количеству источников пороха. Ну и ладно – главное чтобы траектории пуль были похожи.

Моя любимая тема – горючее – тоже получила мощное развитие. Про окружной склад 1го разряда в Барановичах я уже отмечал, как и про Волковысский 3го – первый достался нам почти в целом состоянии – более десяти тысяч тонн топлива и масел, второй – несколько тонн – но тоже нормально. Под Пружанами мы взяли склад 3го разряда в Оранчицах – его, правда, наши подорвали при отступлении – но и там несколько десятков тонн осталось. В Моньках – 30 км на северо-восток от Белостока, Лиде, Мостах, Аульсе под Гродно мы взяли склады 4го разряда на одну тысячу тонн каждый, а в недоступной нам Гайнувке добили бомбардировкой то, что там оставалось. До Кобринского склада мы не дотянулись даже бомбардировщиками – сильная ПВО и истребительное прикрытие, зато разбомбили склады 5го разряда на пятьсот тонн в Бельске и Черемхе – городках между Кобрином и Белостоком. Разбомбили и склад 2го разряда в Молодечно – там фрицы захватили почти четыре тысячи тонн горючего и масел, и как минимум половина сгорела после нашего налета – придется теперь фрицам тащить топливо из Германии, а то уж больно они повадились ездить на дармовщинке.

Ну и помимо топливных складов и складов боеприпасов нам достались и другие полезные учреждения. Так, по медицине – гарнизонные санитарные склады в Пинске и Волковыске, санитарно-эпидемические лаборатории в Белостоке и Гродно, военные госпитали в Слуцке, Волковыске, Лиде, Березе, Пинске, Гродно, Барановичах, Белостоке – всего на 1750 коек, но нам отошло чуть более полутора тысяч. Ну и медицинского оборудования набрали изрядно. Окружные продсклады – Барановичи, Белосток, Гродно, остатки, то что не подъели и не вывезли наши во время боев и при отступлении – Лунинец, Слуцк, отделения в Лиде и Волковыске. Ну и до кучи из Белостока и Лиды мы вывезли архивы, что не были вывезены и уничтожены нашими при отступлении.

И вот все это надо было вывезти, разместить, учесть, сохранить, применить. А помимо этого – приспособить и промышленность освобожденных городов, из которых мы не собирались уходить.

ГЛАВА 50.

Про Гродно я уже рассказывал, в других городах ситуация была примерно такой же. Так, в Волковыске были литейный завод, два кирпичных завода, черепично-кафельный, две лесопилки, мукомольный, пекарни, электростанция, скотобойня и несколько мелких производств, паровозное депо, причем тут бегали немецкие и американские паровозы – польское правительство озаботилось в двадцатых. Причем большинство этих паровозов осталось здесь же – железнодорожники до последних минут пробрасывали дальше на восток составы с воинскими частями и жителями, при этом многие паровозы либо не успели выбраться на восток до того, как была разрушена дорога, либо были разбомблены в процессе своей героической работы (в РИ паровозный парк был полностью эвакуирован). Ну, мукомольный, пекарни, скотобойни – с этим было понятно – это так и продолжало работать у нас по специальности. А вот, например, кафельный можно было попытаться сориентировать на выпуск свечей зажигания – в них ведь тоже есть керамика. Или изоляторы.

Про крупный цементный завод к северу от Волковыска – на 40 тысяч тонн цемента в год – я ранее упоминал. При нем же – своя электростанция, причем построена еще до революции, причем мощная – на 2,4 мегаватта и напряжением 3000 вольт, паровые экскаваторы, а грузы доставлялись до своей железнодорожной ветки по канатной дороге (!!!) длиной несколько десятков метров (в РИ действовала до 1959го года). Он также продолжил выпускать цемент, который сейчас массово пошел на строительство укреплений, как и цемент других заводов и заводиков, расположенных на нашей территории – помимо довольно крупных, хотя и далеко не таких как Волковысский, цементных заводов в Гродно и Барановичах, тут были и заводики на триста-пятьсот тонн цемента в год – немного, но с ними общее производство цемента подходило к семидесяти тысячам тонн в год – почти двадцать тонн в сутки. А это – восемь кубометров цемента, или двадцать четыре кубометра бетона или, более наглядно – сплошной параллелепипед три на четыре и высотой два метра. В сутки.

В принципе, этого было бы достаточно для постройки одного пулеметного дота, хотя в Наставлении для инженерных войск от 1940го года объем железобетонной кладки указывался в 70 кубометров, но такой ДОТ был более высокой стойкости к обстрелу – вплоть до гаубиц калибра 150 мм. Для нас это был все-равно не вариант – строить по одному доту в сутки – это очень мало – нам надо было много и быстро. Поэтому мы пока ограничились изготовлением железобетонных элементов для защиты амбразур и фронтальных проекций – чтобы наши укрепления было сложнее разобрать из танков и орудий, поставленных на прямую наводку. Зато такие элементы мы стали делать полупромышленным способом, а на позиции их только подвозить и устанавливать. Таким образом мы оборудовали в сутки порядка семидесяти амбразур – по опыту приграничных боев мы уже знали, что если пехоту отсечь от танков, то сами по себе танки становятся уже доступной добычей для нашей пехоты, снующей по окопам и ходам сообщений.

Артиллерийские доты мы сразу решили не делать – в качестве ПТО мы уже активно использовали переделанные из танков САУ, которые высовывались на одну-две минуты, делали несколько выстрелов и перемещались на другую позицию – подловить такие кочующие огневые точки довольно сложно – пока разглядишь откуда ведется огонь – она уже отстрелялась и свинтила – ищи ее потом. Так что на некоторое время насчет ПТО мы были спокойны, поэтому-то немецкая пехота представляла для нас наибольшую опасность. Потом, скорее всего, немцы что-то да придумают – например, рассадят везде наблюдателей, чтобы они секли узкий сектор и при появлении там самоходки тут же докладывали выделенным огневым средствам. Хотя и этих тоже потребуется немало – наскребут ли – еще вопрос. В общем – сложно пока сказать, что они придумают, исходя из того, что средств борьбы у них не так уж и много. Ну, это на поле боя – так-то опасными были и гаубичная артиллерия, и авиация, но там уже были свои методы борьбы – например, насыщение УРов и узлов сопротивления хотя бы крупнокалиберными пулеметами, в ущерб остальным подразделениям. А учитывая, что немцы не могли выделить на нас много авиации, ущерб был невелик – не как в первые дни войны. К тому же наши ДРГ следили в том числе за пролетами самолетов в немецком тылу – были эдакими выносными ВНОСами. А по артиллерии средств противодействия тоже были – бомбардировка позиций немецкой артиллерии, да и контрбатарейную борьбу никто не отменял.

В общем – бетон пока полностью уходил на строительство укреплений, хотя я и закинул мысль про изготовление сотовых строительных блоков – прессовать, или продавить бетон через матрицу, чтобы внутри блока образовались воздушные пустоты – должно выйти неплохое теплоизолирующее средство – хотя бы для однослойной наружной изоляции, а то народа много, а жилья мало – в одном только Слониме до войны жило более пятидесяти тысяч человек (в РИ из них погибло 44 418 человек), а сейчас, с эвакуацией населения из близкой к освобожденной нами территории – и под сотню. В других городах и поселках ситуация была не лучше – если в середине августа нас было примерно тридцать тысяч человек, включая гражданских, то к середине сентября – минимум миллион, а, скорее всего – под два – мы ведь освободили больше половины Западной Белоруссии, где до войны проживало более четырех миллионов человек. Конечно, воссоединение, а затем война сдвинули с мест много населения, но уж два миллиона-то на нашей территории быть должно, тем более что сдвиги были в обе стороны. Так что в скором времени я предполагал, что у нас разразится, как это назовут позднее, гуманитарная катастрофа, а сейчас это называли бы бедствием, голодом, и как-то еще.

Поэтому-то мы старались перевести промышленные предприятия в режим круглосуточной работы. В том же Слониме крупная картонно-бумажная фабрика 'Альбертин' работала уже денно и нощно, выпуская бумагу, картон, которые должны были пойти прежде всего в строительство – толь, гидроизоляция, теплоизоляция. Слонимский лесопильный, понятное дело, тоже работал на полную мощность, как и мясокомбинат – в 1927 на базе частного скотобойного пункта была построена городская бойня, затем в ходе нескольких обновлений она превратилась в мясоперерабатывающее предприятие 'Кресс-экспорт', ежегодно перерабатывающее 40 тысяч голов свиней и 10 тысяч голов телят на консервы, ветчину в упаковке, грудинку, смалец. В Барановичах тоже был крупный мясоперерабатывающий комбинат – он был снабжен современным оборудованием, обеспечивающим машинную переработку мяса, холодильником, а также собственной железнодорожной веткой, и работало на нем около 200 человек. Естественно, вся эта механизация не была бы возможной без электричества – в Волковыске электростанция, построенная еще немцами в 1917, обновлялась сначала польским, затем – советским правительствами, в Барановичах тоже была электростанция – ее мощность еще до воссоединения была 1,3 мегаватта. Это помимо электростанций, работавших на конкретных предприятиях в самом городе и его окрестностях – некоторые мельницы, кожевенные заводы, столярные мастерские имели свои генераторы на самом разном оборудовании – от паровых котлов до дизельных генераторов и небольших ГЭС, тогда как другие питались из общей сети.

Причем, не без гордости я отмечал, что тут уже есть много советского оборудования. Так, на деревообрабатывающих предприятиях было уже не только оборудование, оставшееся со времени польской власти, но и, например, циркулярные и гонторезные станки Минского завода 'Коммунар', которые он начал выпускать еще в двадцатых. Его же камнедробилки и бетономешалки уже широко использовались в строительстве, а, скажем, насосы – на крахмальных заводах. Та же ситуация была и на других предприятиях – там уже работали металлорежущие станки Минского завода 'Энергия', который начал их выпуск с 1927го года, сельхозмашины Витебского завода 'Красный металлист', станки Витебского же завода имени Коминтерна, льнопрядильные машины и различные станки завода 'Двигатель революции', который ранее специализировался на ремонте оборудования, а станки стал выпускать после реконструкции. Или сложные металлорежущие станки и насосы другого завода – 'Пролетарий', а Минский завод им. Кирова выпускал протяжные, центровальные и гидравлические ножовочные станки. Использовались тут и электромоторы Могилевского Завода имени Димитрова, который начал их выпускать в 1936, а центробежные насосы – чуть позднее. Перед войной ему, кстати, было поручено освоить выпуск авиамоторов, даже завезли оборудование, но, насколько я понимаю, ввести в строй не успели и скорее всего эвакуировали, как и, например, витебские заводы. А вот Минские, скорее всего, вывезти не успели вовсе – слишком быстро был захвачен город.

Да что там говорить – на швейных предприятиях, в мастерских, ателье, да и по домам стояло уже немало швейных машинок произведенных предприятиями Белметаллотреста, организованного в 1927 году – он объединил несколько металлоборабатывающих предприятий восточной Белоруссии, что позволило ввести специализацию производства и, соответственно, повысить выпуск продукции – предприятиям теперь не требовалось распылять свои силы на изготовление разнообразных изделий и машин, а централизованная помощь грамотными инженерными кадрами давала возможность быстро наращивать производственные мощности. Такую же централизацию проводили советские власти и в западной Белоруссии. Например, вместо 49 небольших кожевенных заводов на территории западных областей Белоруссии было создано 12 крупных предприятий, которые были оснащены новой техникой. Укрупнения шли и в других отраслях промышленности. Как результат – производство спичек увеличилось более чем в 3,5 раза, кожаной обуви – почти в 2,5 раза, выпуск шерстяных тканей возрос на 169,2%. Значительно увеличились добыча торфа, производство сельскохозяйственных машин, мебели, культурно-бытовых товаров, строительных и других материалов. Всего же к концу 1940 года в Западных областях БССР действовали 392 промышленных предприятия, на которых было занято около 40 тысяч человек.

И многие из этих предприятий достались нам. Так, из двенадцати кожевенных девять оказались на нашей территории либо были вывезены в начале сентября и сейчас разворачивались в производства – потребуется много обуви и одежды, поэтому мы переводили эти производства на две и даже три смены, благо что у нас образовался переизбыток скота и весь его мы не прокормим. Задачу облегчало то, что начиная с сорокового года тут шло большое строительство промышленных предприятий и, хотя многие из них были порой на стадии котлована или фундамента, выбор производственных помещений или пусть даже площадок пока позволял размещать эвакуированное с временно оккупированной территории оборудование и разворачивать на этой базе новые производства. И, насколько я понимаю, такая же работа шла и к востоку от главного фронта – наши вывозили оборудование на восток, и не всегда в чистое поле, как любили писать про эвакуацию – зачастую уже были готовы фундаменты и даже корпуса – пресловутый 'недострой', которым, помню, частенько шпыняли сталинскую власть с начала Перестройки. Возможно, 'недострой' и закладывался именно на случай эвакуации, а критиканы просто как обычно передергивали историю. Или просто желание себя показать существенно опережало их знания.

Как бы то ни было, мы пользовались таким же 'недостроем'. Например, сейчас на одной из таких площадок мы размещали вывезенный из Лиды завод сельхозмашин, на других – например, Белостокские суконные фабрики. И уж тем более мы активно пользовались функционирующими предприятиями.

Немцы, впрочем, тоже уже начали попытки возобновить их работу или вывезти к себе оборудование. Так, в Волковыске начали было работу механизированная бойня и колбасная фабрика, правда, пока на десятую часть мощности – еще мало кто соглашался идти к ним работать, да и оборудование было частью выведено из строя, к тому же и подпольщики постоянно что-нибудь ломали. Так что эти предприятия часто простаивали, как и большинство остальных – так, из 69 спиртзаводов работало только три, да и то – в Белостокской области. Немцы вообще собирались тут неплохо нажиться. Я уже упоминал про пограничную службу, которую они ввели в Волковысске, прирезав все что западнее к Восточной Пруссии. Но и восточнее, и западнее 'новой границы' они понемногу начинали осваивать оттяпанные у нас богатства – только в Белоруссии в первые дни под немцами оказалась территория в 126 тысяч квадратных километров, где было 1075 предприятий (приведены цифры из РИ, в АИ – меньше, но ненамного). Для обеспечения продовольствием вермахта немцы создали Центральное торговое общество 'Восток', которое занималось заготовкой сельскохозяйственной продукции. В генеральном округе 'Беларусь', и в районе тыла группы армий 'Центр' действовал 21 филиал ЦТО 'Восток' и 'Восток-Центр' с 146 отделениями, а также около 5,5 тыс. баз, складов, магазинов и пунктов приема сельхозпродуктов и фуража (в РИ в 1941 только из колхозов минского округа было вывезено в Германию 40 тысяч тонн пшеницы и ржи, 16 тысяч тонн овса и ячменя). Для вырубки и вывоза леса было образовано монополистическое объединение, в которое вошли 'Западноевропейское объединение лесного хозяйства' и 'Общество балансовой древесины' (в РИ за 1941-1942 года в Беларуси было заготовлено немцами 1,7 млн кубометров древесины).

Создали они и грабительскую политику по отношению к рабочим – набор на предприятия нередко был принудительным, через обязательную регистрацию на бирже труда, продолжительность рабочего дня достигала 10-12 часов, однако администрация могла увеличивать его, отправляя рабочих за саботаж в концлагеря. Заработная плата квалифицированного рабочего составляла примерно 60 марок в месяц, чернорабочего – 1 марку в день, притом что рыночная цена на хлеб доходила до 6 марок, скромный обед в чайной стоил 3-5 марок, пара туфель – около 35 марок. Ограблению оккупированных советских территорий способствовала и денежно-кредитная политика гитлеровцев. Фашисты широко использовали выпуск необеспеченных денег. С этой целью они установили систему параллельного обращения двух валют – советской и оккупационной. Однако официальный курс марки был крайне завышен: 10 рублей за 1 марку, что почти в 5 раз превышало довоенный курс. Тотальному грабежу содействовала и налоговая политика оккупантов. Существовали две формы налогов – государственные и местные. Частные и государственные предприятия платили налог с оборота, прибыли, подоходный. Население облагалось подушным, административным налогами, страховыми сборами, налогом на оплату старост улиц. Вводились налоги на окна, трубы, налоги на котов и собак. Про высокие налоги с крестьян я уже рассказывал ранее. Так что большинство тех, кто ранее поддерживал приход немцев, быстро подзаткнулось, а остальные просто еще сильнее стали ненавидеть фашистов. Немецкий порядок все больше походил на бетонную плиту.

ГЛАВА 51.

Самым крупным освобожденным городом на южном фланге был Пинск. Причем крупным он был издавна – расположение на транспортных путях – сначала водных, затем – еще и железнодорожных – этому способствовало. Так, в конце XIX столетия здесь было 54 фабрично-заводских заведений с общим числом работающих свыше 4 тысяч человек – главные мастерские Полесских железных дорог (1500 рабочих), фанерно-лесопильный завод и фабрика сапожных гвоздей (700 рабочих), спичечная фабрика (500 рабочих), судостроительный завод (160 рабочих), стеариновый завод (90 рабочих), 3 табачные фабрики (180 рабочих), чугунно– и сталелитейный завод (35 рабочих), пробочные фабрики (260 рабочих – изготовление пробок было довольно серьезным делом, в двадцатых годах даже существовал трест Центропробизоль – пробочной и пробкоизоляционной промышленности, который делал в том числе – внимание! – и капсюли (по технологии – та же металлическая пробка)), фабрика химических продуктов, 4 маслобойных завода, 3 кожевенных завода, 4 пивоваренных завода, 2 мыловаренных завода, 10 круподерен, 6 разных мельниц, гильзовые фабрики, фабрика струн, фабрика халвы, костеобжигальный завод, фабрика толя, ламп, соды и другие.

К началу войны тут было пятнадцать предприятий – фанерные заводы, спичечная фабрика, леспромхоз, лесосплавная контора, молочный завод, типография, мясокомбинат, мармеладная фабрика, судостроительный завод, речной порт. И еще шестнадцать промышленно-кооперативных артелей – артели системы 'Облмногопромсоюза' (именно так – '...много...', а были еще, например, 'горразнопромсоюзы' – через '...разно...'), а также 'Красный металлист', 'Стахановец', 'Новый путь'. На предприятиях было занято 4,2 тысячи рабочих. За последний полный довоенный год они выпустили промышленной продукции на 14,6 миллиона рублей, артели – 9,2. То есть артели были практически сравнимы с государственными предприятиями. Та же артель 'Красный металлист' была образована из литейной артели, организованной еще в 1929м, и выпускала металлические кровати, печное чугунное литье, посуду из жести, железные оси к телегам. Да и в плане образования Пинск был довольно развитым городом, а после воссоединения тут были открыты педагогическое училище, фельдшерско-акушерская школа, электротехникум связи, областной драматический театр, музей, еще семь школ. А всего перед войной в нем проживало более сорока пяти тысяч человек, почти половина – евреи, а также десять тысяч белорусов, по шесть тысяч русских и поляков. Естественно, оккупировав город, немцы начали с расстрелов евреев – только седьмого августа они расстреляли восемь тысяч человек (в РИ за годы войны в Пинске было расстреляно 38342 человека). Так что остававшиеся в живых порой подходили в нам и говорили – 'Вы если соберетесь уходить, сообщите нам, мы тоже уйдем'. Но мы уходить не собирались. Это – наша земля, наши люди, и наша производственная база.

Из производств самым ценным для нас был судостроительный завод. Он был основан в 1885 году. К концу 19 века на заводе работало около 300 человек, тут строили пароходы и ремонтировали суда. Во время Первой мировой войны он был практически разрушен, а его имущество конфисковано кайзеровскими войсками. При польской власти тут разместили базу речной флотилии ВМФ Второй Речи Посполитой, а на остатках пароходостроительного завода развернули ремонтные мастерские, на базе которых в 1939 году и создали вновь судостроительное предприятие – были заново построены механический цех и цех по ремонту газогенераторных двигателей, дизельный цех, а всего на заводе работало двести человек. С началом войны все это богатство попало в руки немцев, хотя многие суда и земснаряды были затоплены – постепенно мы их достали, отремонтировали и ввели в дело. Зато станки почти все были целыми – а их направленность на обработку крупногабаритных стальных деталей существенно расширила нашу танкоремонтную базу.

Расширили ее и пинские железнодорожные мастерские при депо. Долгое время по размеру и оснащенности они соперничали с Барановичскими – так, в 1909 году общая площадь зданий мастерских составляла уже 4181 квадратный сажень, там работало 1202 мастеровых и 730 рабочих – литейная, колесная, для ремонта колес, котельная, электростанция, мостовые краны, химическая лаборатория для исследования материалов, поступавших на железную дорогу – мастерские были довольно плотно упакованы, и потом, после разрухи, также быстро развивались, ну а после воссоединения получили новый импульс. Да и остальные предприятия имели станочный парк – взять ту же спичечную фабрику – там ведь находилось почти двести станков, поэтому она имела развитые службы по их ремонту и наладке – одних слесарей был целый цех. Или городской водопровод – его начали развивать в 1937, к 1939му пробурили несколько артезианских скважин глубиной 62 метра, имелась насосная станция, проложены десять километров труб – и все это еще до воссоединения. А после него приказом ?094 от 16 апреля 1940 года по Народному Комиссариату Коммунального Хозяйства БССР утверждено решение о строительстве в 1940 году в городах Белосток, Брест, Пинск, Гродно и Ломже объектов водопровода и канализации – соответственно, в города завозились трубы, бурильные станки, насосы, готовились специалисты для создания и дальнейшего обслуживания всего этого хозяйства – а тут снова – и слесарные, и сварочные, и токарные работы – и для всего этого устанавливались станки и оборудование, обучались и завозились с востока специалисты. Ну, буровое оборудование и трубы пошли геологам, а вот остальное мы начали пристраивать к ремонтному делу – прежде всего танков.