Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 12"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Соавторы: Кир Булычев,Дмитрий Янковский,Пол Дж. Макоули,Владимир Гаков,Стивен М. Бакстер,Йен (Иен) Уотсон,Том Пардом,Геннадий Прашкевич,Рог Филлипс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
К сожалению, одним из побочных эффектов употребления абсента является наркотическая зависимость, а дальше – приступы бреда, конвульсии, отказ почек, атрофия мышц. Довольно быстро изготовление чудесного напитка на Земле было запрещено, и я бы назвал это произволом.
После запрещения абсент стал легендарным напитком, который стоило возродить. И я сделал шаг к этому. Мне удалось обнаружить источник супертуйона. После перегонки листьев мы получили жидкость идеальной прозрачности, лишенную токсичных составляющих, но, по всей видимости, вызывающую зависимость.
Теперь нам стало ясно, что делать. Мы выясним метаболизм дерева, весь химический состав его листьев. Затем мы накроем куполом астероид сферической формы и при помощи нанотехнологии создадим на нем необходимую почву и атмосферу. Попробуем создать такое же море-дерево. Конечно, расходы будут велики, но риск того стоит…
Мои соратники – это так называемый Синдикат. Именно они настояли на внедрении в мой мозг Лилл, чтобы она присматривала за мной и их капиталовложениями.
– Вам необходим спутник, – сказал один из представителей Синдиката. – И мы требуем, чтобы вы взяли его с собой.
Сначала я протестовал: личная жизнь и тому подобное! Меня вполне устраивало собственное общество. Люди со спутниками вызывали у меня содрогание.
– А вы сможете провести переговоры с обитателями Черводрева так, чтобы жители планеты ничего не заподозрили и не проболтались другим межзвездным торговцам о возможностях, заключенных в листьях? – спросили они меня. – Пусть все считают, что листья служат сырьем для производства ткани.
Получив Лилл, я остался доволен. И сейчас я не боялся, что мы можем разойтись во мнениях. Разве что по поводу Булочки.
– Теперь, полагаю, ты покараешь меня ночными кошмарами? – мысленно обратился я к Лилл. Если она может вызывать такие чудесные и возбуждающие сны, то ей вполне под силу доставить мне ужасные неприятности.
– Не будь параноиком, Лис. Я твоя спутница и должна всячески тебе помогать, а не выводить из строя. Спи-ка лучше. Утром тебе потребуется ясность мыслей. Я спою колыбельную.
– Подожди, я хочу еще немного подумать, – возразил я.
И с гордостью вспомнить свои предложения Синдикату.
Мои прошлые предприятия были самыми разнообразными. Мой гениальный прием…
Если вам интересно, то мой особый прием состоял в том, чтобы найти свою нишу на рынке и убедить инвесторов помочь мне ее заполнить. Задача формулировалась следующим образом: я должен заработать независимо от того, насколько успешным окажется предприятие – станет ли оно приносить устойчивый доход или быстро рухнет. Я всегда свято верил в первое, пока не получил убедительных доказательств противоположного.
Первое мое предприятие я осуществил в отважной юности, на своей родной планете, Эпсилон Эридана III, которая больше известна под названием Блин… ну, вы знаете, говорят: плоский, как блин. Конечно, на Блине имеются большие и малые впадины, где соответственно располагаются моря и озера. Однако глаз воспринимает лишь плоские пространства. Суша состоит главным образом из прерий, равнин и степей, а самый крупный материк называется Возвышение. На просторах Возвышения степи постепенно поднимаются вверх, но так медленно, что глаз ничего не желает замечать – у нас не найдешь горных хребтов, которые высились бы над равнинами.
Жизнь на планете Блин, если забыть об океанах, представлена растительностью и птицами – огромными и злющими. Если тварей приручать с самого детства, их можно использовать в качестве тягловой силы – они давно не умеют летать. Однако стоит зазеваться, как птичка норовит лягнуть тебя или больно ударить острым клювом. Древний кратер на том континенте, что поменьше, называется Оспина и является подтверждением теории глобального цунами, уничтожившего всю жизнь на планете, за исключением птиц. Представьте себе целый мир, временно накрытый беснующейся водой, и стаи птиц, пытающихся удержаться в воздухе. Возможно, вода не добралась до самых высоких участков степи на Возвышении, иначе птицам было бы нечего есть после того, как она отступила, оставив на суше гниющие трупы животных. Поскольку потоп расправился с естественными врагами птиц, они смогли развиваться без помех, постепенно увеличиваясь в размерах и утратив способность летать.
Мои родители были мелкими торговцами. Они перевозили разные товары из одного места в другое на повозках, запряженных пернатыми. Еще в детстве мне довелось видеть, как две сильные птицы устроили драку, и я вдруг понял, что поединки всадников могут оказаться весьма привлекательным спортом, который легко экспортировать – виртуально или непосредственно (в виде яиц) – в другие миры. Такой замысел требовал крупных вложений: стадионы, тренировочные базы и оборудование, подготовка птиц и жокеев-гладиаторов, реклама, поскольку жители планеты Блин не имели представления о новом виде спорта. Ну а потом, когда удастся развернуться, рекламу надо будет сделать межзвездной. Планета Блин, несмотря на использование тягловых птиц, не такая уж отсталая…
– Это становится утомительным. Пора спать, – брюзгливо заметила Лилл.
Вовсе нет. Мои родители занимались старомодным бизнесом, но они сами его выбрали, чтобы иметь возможность странствовать вдали от больших городов под открытым небом, сочиняя стихи во время своих долгих путешествий. У нас имелась связь с гипербиблиотекой, и меня всячески поощряли, если я в нее заглядывал – в особенности, если мне удавалось найти какие-нибудь удивительные факты. Так поэт располагает слова, чтобы они поясняли друг друга (во всяком случае, в произведениях моих родителей – они принадлежали к Ассоциативной школе). И я узнал о петушиных боях.
– Я все поняла. Они не были провинциалами, как и ты. Теперь можешь отдохнуть, ты выиграл дело.
Сделаем короткие выводы: регистрация концепции в соответствии со Статьей 90 планетарной Конституции, готовая программа, в которой представлялись петушиные бои в докосмическую эпоху (Ангкор Ват [4]4
Крупнейший из сохранившихся храмов Империи кхмеров.
[Закрыть], Кентукки и так далее). Тогда использовались птицы значительно меньших размеров, причем их схватки привлекали людей всех сословий – от крестьян до аристократов и богатых бездельников. Позднее этот вид спорта запретили. Я уже не говорю о тотализаторе – сейчас самое время для возрождения древних развлечений.
– Возрождение петушиных боев с использованием крупных птиц и жокеев было твоим самым удачным предприятием. Вдохновение юности,– подбодрила Лилл.
– Мои более поздние идеи тоже совсем неплохи. Как насчет… – напомнил было я.
– Давай не будем, – оборвала спутница. – Сейчас ты размышлял о возрождении древнего напитка абсента, обладающего эффектом привыкания.
– Верно, и о Синдикате.
– Лис, нам незачем думать о Синдикате. Синдикат предпочитает не привлекать к себе внимания!
А потом я услышал мягкие баюкающие слова колыбельной.
Утром я вновь позавтракал перегноем – на сей раз его вкус напоминал овсяную кашу – и сладкой молочной жидкостью, которая не имела никакого отношения к коровам. Обслуживал меня Птенчик. Ма Хозяйка, не торопясь, наводила порядок за стойкой, бросая на меня задумчивые взгляды – наверное, размышляла о том, побывала ли у меня ночью Булочка и каковы результаты нашей встречи.
Я улыбнулся.
– Ваша замечательная дочь заслуживает достойного мужа. Разве вы йе будете скучать, если им окажется звездный моряк?
– Нет-нет, – покачала головой Ма Хозяйка. – Главное, чтобы Булочка была счастлива.
Похоже, я правильно оценил ситуацию. Булочка пыталась соблазнить и других межзвездных торговцев, но они находили ее слишком простодушной. Или ночевали в своих челноках. Или я был ее последним шансом.
– Ма Хозяйка, если Булочка покинет Райскую бухту, что станет с «Домом у моря»? Птенчик сможет дергать за веревочки?
– Вы заметили, что веревочка связала язык моему мальчику! И хотя он получит хорошее наследство, ему трудно общаться с девушками. И все же я не теряю надежды.
– И я тоже рассчитываю поскорее выйти в море. Мне необходимо вернуться к звездам с достаточным количеством листьев – пока их не унес ветер. А когда я покину вашу планету, кто знает, возможно, я улечу не один? Но только в том случае, если мне будет сопутствовать успех! Неудача оставит меня в долгах…
– Осторожнее, – услышал я предупреждение Спутницы.
– …перед Институтом ксеноботаники на Мондеверте. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?
– Вам следует встретиться с Хранителем Света.
– В космопорте мне сказали то же самое.
– Только не с Хозяином Порта – он повинуется Хранителю.
– Может быть, мне следует захватить с собой подарок для Храни-теля?
– Нет-нет, он получает все, что ему нужно, от города.
Какая жалость! Остается рассчитывать на собственное красноречие.
Когда я добрался до маяка, Хранитель был чем-то занят в Райской бухте – до самого полудня, как известил меня его мускулистый молодой помощник. Я прогуливался вдоль берега деревянного моря и разглядывал корабли. Матросы потихоньку готовили суда к выходу в море. Я хотел наведаться к своему челноку, но потом решил, что это будет бесполезной тратой времени. Мимо проносились гонимые ветром оранжевые и алые листья, то опускаясь, то вновь вздымаясь ввысь. Интересно, а что будет, если начнется гроза с громом и молнией? И молния ударит в одно из многочисленных скоплений смолы, а потом разгорится пожар? По-видимому, в море не бывает гроз. Какое-то неизвестное мне явление мешает образованию крупного электрического заряда в облаках, равномерно распределяя его и исключая вспышки молнии. К тому же я ни разу не заметил, чтобы небо затянули тучи – ветер нес лишь перистые облака.
Так стоит ли удивляться, что здесь никто не курит? Легко представить себе, что произойдет, если матрос выбросит за борт горящий окурок или вытряхнет табак из трубки. У меня перед глазами возникла картина полыхающего деревянного моря… вот стена огня стремительно приближается к берегу…
Нет, чушь какая-то! Морские путешествия начинаются только после того, как ветер унесет почти всю листву на берег.
– А что если кто-то по злому умыслу подожжёт листья, пока они в море? Или само море прямо из челнока? – подкинула мысль Лилл.
Какая ужасная мысль!
– Если бы ты собрал достаточно образцов листьев, пожар помешал бы всем желающим получить доступ к местным запасам супертуйона, после того как абсент войдет в обиход, станет общеизвестен, и наши конкуренты сообразят, где мы его раздобыли.
– Лилл! Планета сгорит. Даже если земля и города не пострадают, люди умрут от жара и дыма. Но даже если они не погибнут, как им жить дальше? Ты шутишь!
– Конечно, шучу. Просто стараюсь чем-нибудь занять твои мысли, чтобы ты не скучал.
Ясмотрел на Недосягаемого и размышлял, не предложить ли ему в качестве блефа фантазии Лилл: если я не получу образцы листьев, то никто и никогда их вообще не увидит. В общем, гляди в оба.
Пауза затянулась секунды на три, поскольку мы как раз глядели в оба – причем с вершины маяка. Сколько времени потребуется моему телу, чтобы долететь до земли, если его сбросит вниз мускулистый помощник Хранителя? Мысль о собственной скорой гибели помешала мне высказать вслух свои угрозы – вот если бы я сначала задраил люк челнока и обратился к менеджеру космопорта по громкой связи, тогда другое дело. Но тут я вспомнил о мономолекулярных пилах.
Нет, это не мой стиль!
– Иногда приходится применять самые жесткие методы, —не унималась Лилл.
– Нельзя угрожать сжечь целую планету ради производства выпивки! Даже очень дорогой! – парировал я.
– Послушайте, господин Недосягаемый, – начал я изобретательно лгать, – в моем мире довольно жесткие законы. Если человек не добивается поставленной цели и огорчает своих спонсоров, он должен покончить с собой вполне определенным способом. – Я говорил так, словно цитировал свод планетарных законов Монтеверте. Едва ли кто-нибудь на Черводреве имеет доступ к гипербиблиотеке, чтобы проверить мои бредни. Я воодушевился еще сильнее: – Институт ксеноботаники потеряет деньги и реноме. И я буду вынужден взрезать себе живот при помощи жесткого листа с планеты Си-риан.
На лице Хранителя появилось беспокойство:
– Суровый закон!
– Поскольку у меня есть некоторые оправдания, мне разрешат применить местную анестезию.
– Все равно жестоко. Как может институт терять ученых?
– Вы слышали про П-или-П?
– П – значит предложение? Или это какие-то символы?
– Осторожно. Он совсем неглуп.
– Нет. Публикация или Погибель. Это закон для ученых, доведенный до абсурда на Мондеверте. Многие стремятся заполучить хорошую должность, но число вакансий весьма ограничено. Институт неукоснительно следует принципам Дарвина в распределении выгодных постов. Так что меня ждет смерть.
– А как насчет побега? – предложил он.
– Я не смогу перенести бесчестья! Стать отверженным ученым – никогда!
Недосягаемый помрачнел еще сильнее. Я почувствовал удовлетворение – идея сработала.
– Это я тебя стимулировала, предложив уничтожить высохшие листья, —самодовольно заявила Лилл.
Вот уж нет, дорогая, плоды принесла моя собственная изобретательность.
– Дайте подумать, – Хранитель Света прикрыл синие глаза.
Он несколько раз потыкал пальцем в разные стороны. А потом принялся напевать и медленно поворачиваться, не двигаясь с места – видимо, его собственный вариант воплей и вращений. Хотя здесь были перила, головокружение на такой высоте – штука опасная. Хранитель наконец остановился и обратил лицо в сторону моря, а потом открыл глаза.
– Двести лет назад, – сообщил он, – один корабль выходил в море до того, как ветер переносил на берег всю листву, а морские черви еще продолжали спариваться. Такой корабль назывался резчиком, потому что он прокладывал себе путь сквозь оставшиеся листья. На остром бушприте корабля собирались отважные добровольцы, которые рассчитывали поразить поднявшегося на дыбы червя, чтобы доказать свое мастерство и подарить удачу предстоящей навигации. Когда через два или три дня резчик возвращался в Райскую бухту, здесь зажигали ядерный факел. Поразить червя было очень непросто, и горе кораблю, если подруга поверженного пыталась отомстить. После того, как погиб резчик по имени «Шип» (а с ним почти вся команда), мы сказали этой традиции – нет, нет и еще раз нет. Возможно, мы стали слишком слабыми и самодовольными. Я полагаю, что ваше появление и просьба о помощи есть знак судьбы: пора возродить прежний обычай и отправить резчик в море.
Замечательно! Впрочем, кто знает… Мне предстоит отправиться в плавание на корабле, который попытается загарпунить огромного червя – а у него еще есть подруга! Тем не менее я быстро ответил:
– Полагаю, я могу стать добровольцем. Мне знаком китобойный промысел. – Честно говоря, гораздо лучше мне были знакомы петушиные бои.
– Китобойный промысел?
– Киты – это такие огромные морские существа на старой Земле, где моря заполняет вода.
– Хм-м-м, – сказал Хранитель.
Он ведь должен знать, что на большинстве других планет моря состоят из воды? Или он прикидывает, сойду ли я за добровольца?
– Я с радостью оплачу слитками стоимость экспедиции – продукты, жалованье морякам, все, что потребуется, – если мне позволят собирать листья.
Недосягаемый кивнул.
– А добровольцев будет достаточно?
– О, не беспокойтесь.
– Ну, ты довольна Лилл?
– Все чудесно.
Когда я переступил порог «Дома у моря», Ма Хозяйка и Булочка обслуживали многочисленных любителей пива. Наступила тишина. Все головы повернулись в мою сторону. Очевидно, моя миссия вызывала у местных жителей огромный интерес.
– Ну, Пламенный Лис, – очень громко спросила Ма Хозяйка, хотя в таверне стояла гробовая тишина, – что сказал Хранитель?
Я поведал ей и всем присутствующим о своем разговоре с Хранителем.
– Недосягаемый решил восстановить Обычай Резчика. Один корабль выйдет в море раньше остальных, чтобы попытаться поразить червя. Ранняя пташка червяка ловит, а я смогу собрать листья.
– А что такое пташка? – спросил один из посетителей.
Оставив деревянные чашки с пивом, мужчины начали покидать таверну, и я сообразил: они спешат на Маяк, чтобы записаться добровольцами. Булочка выскочила из-за стойки.
– Кораблю необходим кок! А за тобой, – бросила она мне на ходу, – нужно присматривать!
– Нет, Булочка! – крикнула ей вслед мать, но было уже поздно.
«Ворчун» грохотал, вибрировал и раскачивался из стороны в сторону – имя прекрасно подходило кораблю, ехавшему по морю на многочисленных деревянных колесах под парусом, наполненным крепчающим с каждым часом ветром. Мои опасения относительно интимного шепота Булочки отпали сразу – всем приходилось кричать или объясняться при помощи жестов. Кое-кто из матросов пользовался затычками для ушей. Я опасался, что несколько дней, проведенных в море, окончательно испортят мой слух.
– Полагаю, я могу убрать шум, —предложила Лилл. – Ты ничего не будешь слышать.
Кроме голоса Лилл – она меня монополизирует, и я превращусь в марионетку.
– Нет уж, спасибо, дорогая.
Двойные якоря «Ворчуна» – точнее, тормоза – представляли собой сменные прокладки из дерева. Шины на колесах были из коры, вот только менять их во время движения не представлялось возможным. Смотрите, наш корабль карабкается вверх по деревянной волне, а через несколько мгновений уже спускается вниз, во впадину. Я покрепче вцепился в поручень, а лихой ветер подхватил листья и закружил их в воздухе. Капитан, нет, мастер Смельчак, улыбнулся мне и жестами показал, что я могу отправить содержимое моего желудка за борт, ежели у меня возникнет такое желание. «Ворчун» протяжно застонал.
Я сразу обратил внимание на то, что корабль имеет максимальную маневренность при минимальном весе. Внизу каюты отделялись одна от другой лишь тонкими переборками из коры; здесь царил скучный полумрак. Иллюминаторы были сделаны из полупрозрачной бумаги, значит, ночью станет совсем темно, если я не буду включать свой фонарик. Огонь на борту корабля зажигают только в случае крайней необходимости, а пищу подают холодной, да и сам корабль не обогревается даже зимой. Я представил себе, как вопят и кружатся матросы, чтобы согреться, если, конечно, они в состоянии сохранять равновесие.
– Обрати внимание на ванты, лини и мешки, которые предназначены для того, чтобы веревки не терлись о паруса, —предложила Лилл.
Меня абсолютно не интересовали навигационные термины. Когда «Ворчун» вошел в длинную деревянную котловину, палуба наклонилась на двадцать градусов, а затем понемногу выровнялась. Грохот и скрежет немного утихли, и теперь мы катили вперед значительно увереннее. Подольше бы!
О, какие изумительные сны посетили меня в ту ночь! Лилл превзошла самое себя, и я до самого рассвета спал беспробудно. Возможно, даже слишком крепко; во всяком случае, тело у меня затекло.
Сомневаюсь, что Булочка ко мне приходила, ну а если она на это и решилась, то нашла бесчувственное полено. Щетина у меня отрастала довольно быстро; подбородок и щеки превратились в наждачную бумагу.
Дневная вахта сменила ночную, и двое уставших матросов спустились вниз. Ночью половину парусов свернули, поэтому мы продвигались вперед значительно медленнее. Теперь же корабль снова набирал скорость.
Над головами у нас во всем великолепии раскинулось бирюзовое небо, а под колесами переливались пунцовые, оранжевые и алые листья. Впереди виднелись холмы, и я боялся, что езда по ним заставит меня расстаться с завтраком, который с большим старанием приготовила Булочка. Она с обаятельной улыбкой принесла мне деревянную тарелку – и я рассыпался в комплиментах.
Мы свернули на восток.
– Здесь полно превосходных листьев, —напомнила мне о цели путешествия Лилл.
Я обратился к Смельчаку, который стоял на носу, возле тормозов. Смена курса приводила к изменению качки, нужно было что-то делать с парусами, хотя контуры поверхности моря во многом определяли направление движения – по пути наименьшего сопротивления. Я ощущал слабый запах смолы.
– Мастер, – закричал я изо всех сил, – здесь полно листьев. Мы Можем остановиться?
– Нет-нет, только когда заметим червя! После этого мы спустим паруса, и вы сможете собирать урожай. Осторожно – дыры! – оглушительно завопил он и сделал несколько сложных движений; затем ему пришлось нажать на один из тормозов.
Раздался крик, мы свернули на правый борт и поехали по листьям, которые я мечтал собрать. Слева я заметил несколько дыр, в которых вполне могли застрять колеса. Мы едва не опрокинулись.
– Эй, наверху, не зевайте! – заорал мастер, подняв одну руку, а другой театрально закрываясь от солнца. – Нам едва удалось избежать неприятностей!
А потом я увидел первого в своей жизни морского червя. Из дыры высунулась огромная слепая голова коричневого цвета и открыла устрашающую пасть с острыми, словно пила, зубами.
Я хлопнул Смельчака по плечу и указал на червя. Моряк сплюнул.
– Червь еще не полностью вылез! – взревел он.
Нос нашего корабля был направлен чуть в сторону. Я почувствовал, как кто-то схватил меня за плечо – Булочка потащила меня подальше от носа корабля. Сама она дрожала от страха. Я понял, что и Булочка видела тварь в первый раз.
Мы катили все дальше и дальше.
Из-за постоянного шума мне не удалось познакомиться с командой, поэтому я не знал имени лысого матроса со светлой бородой, который упал за борт, когда «Ворчуна» тряхнуло особенно сильно.
Судно затормозило, и мы выглянули за корму, где лежал матрос, ударившийся головой о деревянную поверхность моря.
– Я умею оказывать первую помощь, —напомнила о своих способностях Лилл.
Мы остановились и спустили лестницу, а матросы принесли шесты с заостренными концами. Сначала я подумал, что это импровизированные носилки, но потом сообразил: матросы приготовились защищаться от червей.
– Тем не менее им понадобятся носилки, Лис. Прихвати сеть для листьев, а если они обойдутся своими силами, набери побольше листвы.
Через пару минут вместе с отрядом спасателей я спустился на деревянную поверхность моря. Неожиданно стало совсем тихо. Я слышал лишь свои шаги да шелест листьев. Однако никто не воспользовался тишиной, чтобы спокойно поговорить. Может быть, человеческая речь привлекает червей? Интересно, какие звуки издают черви – шипят или поют песни для своих подруг, а может быть, ревут, вызывая других самцов на поединок? Скорее всего, черви глухи и немы. Зачем им речь?
Из головы Лысого сочилась кровь, но он не получил серьезных травм – все кости вроде бы остались целы. Один матрос проверил его пульс и осмотрел тело.
– Вы не хотите воспользоваться моей сеткой?
Матрос посмотрел на меня, отрицательно покачал головой, закинул тело на плечо и встал. Пока мы шли обратно к «Ворчуну», я по совету Лилл собирал листья.
Оказавшись на палубе, Лысый пришел в себя и с некоторым трудом сел. Небольшое сотрясение мозга. Двое матросов помогли ему спуститься вниз. Мы снова двинулись вперед.
Впередсмотрящий что-то закричал, и остальные подхватили клич:
– Берегитесь «водоворота»! Поднять паруса.
Впереди показалась низина: огромная круглая чаша в пару километров диаметром и глубиной в сотню метров, где среди всевозможного мусора покоилось несколько разбитых кораблей с разорванными парусами.
В чаше скопилось огромное количество желтовато-коричневой листвы, однако мое восприятие, усиленное Лилл, помогло понять, что здесь произошло. Вместо того чтобы обогнуть чашу, корабли скатились по склону и оказались в самом низу «водоворота», остававшегося, естественно, неподвижным. Суда не могли подняться вверх по другому склону. А чтобы их вытащить, потребовалось бы немало сил. Морякам ничего не оставалось, как бросить свои корабли и отправиться домой пешком.
Подняв паруса, положение которых постоянно приходилось менять, мы с грохотом обогнули чашу, один раз мы оказались в опасной близости от края, колеса уже нависали над впадиной, но нам сопутствовала удача, и вскоре «Ворчун» катил по относительно ровной поверхности.
Начался сильный ветер, который погнал листья к берегу.
День клонился к вечеру. Впереди виднелось множество огромных червей, взлетавших ввысь, словно фонтаны китов в настоящем море. Они вылезали из дыр, сворачивались в кольца и поднимались на высоту два-три метра. Некоторые раскачивались из стороны в сторону. Другие застывали в неподвижности, их оскаленные пасти угрожающе щелкали зубами или то были любовные заигрывания?
С тараном – или гарпуном – на бушприте нашего «Ворчуна» мы устремились к скоплению червей. Мастер Смельчак внимательно наблюдал за тем, чтобы на нашем пути не оказалось дыр. Легкое нажатие левого или правого тормоза, поворот парусов, и корабль слегка меняет направление движения. Мы с Булочкой стояли рядом, крепко вцепившись в поручни и нетерпеливо глядя вперед.
Соударение прошло удачно. Наш бушприт вонзился в червя, поднял его в воздух и потащил за собой, тварь отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться на свободу. Из того места, где гарпун вошел в тело червя, текла жидкость. Стоявший на носу матрос удачно бросил лассо, двое других помогли его затянуть и привязать к кнехту. Теперь червь не сможет вырваться на свободу. Он извивался, повернув голову в нашу сторону, и шипел, словно его тело сдувалось, как проколотый шар.
Два червя, находившихся впереди по ходу корабля, бросились на «Ворчуна» – одного удалось отбросить в сторону, но второй успел прицепиться к борту. Перекрывая знакомый грохот, послышался ритмичный хруст и скрежет. Булочка храбро выглянула за борт и поманила меня к себе. После коротких колебаний я присоединился к ней.
Для червя, который способен прогрызть туннель сквозь сплошное дерево, корпус «Ворчуна» не представлял серьезного препятствия, однако ему не за что было зацепиться. Огромный червь застрял посредине – голова находилась внутри, а хвост болтался снаружи.
– К снастью, мы не можем утонуть, – успокоила Лилл.
Матросы, вооруженные заостренными шестами, поспешили в трюм. Вскоре червь еще энергичнее забил хвостом, но постепенно начал затихать, пока не застыл в неподвижности. Теперь «Ворчун» стал обладателем сразу двух трофеев. Один из матросов принялся кружиться и вопить. Червь, наколотый на бушприт, сопротивлялся дольше. Даже после наступления темноты он продолжал шевелиться, но уже как-то бесцельно.
Сможет ли охота на червей стать спортом, выгодным с коммерческой точки зрения?.. Ладно, забудем.
Мы возвращались домой, но другим путем: «Ворчун» по большой дуге обходил места спаривания червей. Мириады звезд мерцали в да-леком небе, но я этих созвездий раньше никогда не видел. Созвездия подмигивали мне. Я наслаждался бескрайними небесами над темным морем, и вскоре ко мне присоединилась Булочка. И хотя корабль не был освещен, мне показалось, что грудь девушки вздымается и она вздыхает. Так мы и стояли рядом возле поручней, а небесные тела плыли в вышине: наступил романтический момент.
– Можно кое-что предпринять. Палуба ослаблена вибрацией и атаками червя, поручни могут сломаться. Булочка выпадет наружу и свернет себе шею.
– Похоже, ты ревнуешь, —заметил я.
– Может быть, она вздыхает от облегчения, поскольку ее больше не будут попрекать отцом, который исчез в море. Теперь, когда корабль возвращается сразу с двумя червями, Булочка может стать привлекательной невестой.
Внезапно в слабом свете звезд перед нами возник силуэт человека, который размахивал руками, точно спятивший семафор. Казалось, он посылает сигналы какому-то невидимому наблюдателю. Улучшенное зрение бесполезно ночью. Однако я разглядел, что роль семафора исполнял Лысый. Он скакал и размахивал руками. В сопровождении двух матросов появился Смельчак. В этот момент у нас над головами вспыхнула молния, и ослепительный свет озарил все вокруг. Поскольку ночью корабль производил меньше шума, я расслышал слова Мастера Смельчака.
– Он пытается слиться с морем! Держите его! Прижмите к палубе!
Казалось, в Лысого вселилась злая сила, но двое матросов все-таки одолели его и утащили вниз. Море продолжало мерцать. Над главной мачтой повисла тусклая синяя сфера.
– Огни святого Эльма, —услужливо подсказала Лилл.
– Чьи?
– Согласно христианской легенде, Эльм был предан мученической смерти – его кишки намотали на брашпиль, и с тех пор он стал покровителем моряков.
Если моряки сделали такое с ним, то зачем он их защищает?
Смельчак заметил светящуюся сферу и принялся кружиться и вопить, пока сфера не исчезла. Неуверенной походкой пьянчуги он двинулся к нам.
– Булочка, – взревел Смельчак, – ты не чувствуешь диковинного желания, когда смотришь в море?
Она схватила меня за руку, словно хотела этим доказать, что находится на палубе совсем по другой причине.
– Нет-нет, Хранитель Света считает, что это путешествие очистит меня от скверны!
– В самом деле? А я все не мог понять, почему он включил тебя в состав экипажа.
Я и сам задавался вопросом, что посулила Булочка Недосягаемому, мрачному и одинокому старику, под влиянием несбыточной мечты о том, что я заберу ее с собой к звездам.
– Отправляйтесь вниз, оба! – рявкнул Смельчак.
– Но не вместе с Булочкой!
Я оторвался от перил и спустился в трюм, там на несколько мгновений включил фонарь, чтобы на сетчатке отпечаталась планировка, и направился к своей койке, нащупывая путь руками. Перед глазами у меня стоял матрос, который удерживал Лысого, и его товарищ, тот, что связал бедняге лодыжки. После того, как матросы ушли, я еще долго слышал, как мечется Лысый и продолжает посылать свои непонятные сигналы. К счастью, он делал это молча.
– Ты должен лечь спать.
Сквозь иллюминатор я увидел еще одну вспышку молнии.
Я сидел в седле здоровенной бойцовой птицы, ее лапы украшали острые клинки, мои руки в тяжелых рукавицах сжимали поводья, ноги почти до самого паха защищали сапоги из толстой птичьей кожи. Издав пронзительный вопль, мой скакун сделал пируэт и нанес удар ногой, я же изо всех сил попытался удержаться в седле. Толпа на трибунах начала аплодировать.
А где мой противник? Неожиданно во все стороны полетели комья земли, и я увидел гигантского червя с широко раскрытой пастью. Раскачивающееся из стороны в сторону тело вздымалось на высоту двух, а то и трех метров. Полные супертуйона листья проносились мимо, они горели, но пламя не спешило поглотить их окончательно. Стоило мне вдохнуть дым, как цвета резко изменились. Земля стала ярко-желтой, червь – оранжевым, моя птица – голубой. Червь был огромным, а мой скакун, по сравнению с ним, больше походил на цыпленка – ну, а я сам себе казался крошечной мошкой. Однако мой злющий скакун бросился в атаку, развернулся и нанес несколько ударов клинками, но ему удалось лишь слегка оцарапать червя. Оглянувшись назад, я смотрел на разверстую пасть, полную страшных зубов, червяку не хватало гибкости, чтобы наклониться и проглотить нас. Раскачиваясь из стороны в сторону, он пытался заставить нас отступить на выгодное для него расстояние. Если моя птица обратится в бегство, мы сразу станем удобной мишенью, червь поймает нас и сожрет. Я изо всех сил натянул поводья, чтобы заставить своего скакуна держаться поближе к огромному червю.