Текст книги "Порнограф"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Нострадамус пишет, что снова появится принц ада Сатана, и вместе с ним на землю придет третий Антихрист. Можно предположительно вычислить год его пришествия: умножим порядковый номер на 666 и получим – 1998 год.

– Тогда и произойдет «судный день»?

– Мир должен пройти тот путь, что ему определен в Апокалипсисе. А там сказано, что вместе со зверем придут «десять царей на час», которые впоследствии разорят и сожгут «великую блудницу». То есть институт президентства будет ликвидирован. И появится новая форма правления – диктат десяти. Хочется нам этого или нет, но ДИКТАТ – главное слово, зашифрованное числом 666. Оно соответствует признакам зверя и вписывается в сам текст Апокалипсиса. Рано или поздно, но придет время платить по грехам нашим. Время платить по грехам нашим… по грехам нашим…

На этом оптимистическом утверждении медицинское ток-шоу завершилось свет в палате потух театральными рампами, актеришко удалили за кулисы потустороннего, публика задвигалась, покашливая и тихо переговариваясь. Сказать, что я испытал шок, значит, ничего не сказать. У меня было такое чувство, что я влетел в огнедышащую пасть упомянутого красного дракона, со свистом промчался по его смердящему кишечнику, а после благополучно вывалился из его же жопы в бездонную прореху «великой блудницы». Брр: на любителя такие эксперименты над собой. Что же все это значит, господа? На этот вопрос никто из присутствующих не торопился отвечать – медицина была занята производственной суетой, Александра переговаривалась с ведущим специалистом, а господин Степанов сидел с закрытыми глазами; по-моему, он, как и я, получил изрядный заряд бодрости. По мозгам.

Я нервно передернул плечами и вытащился из кресла для выноса собственного некондиционного тела на свежий воздух, чтобы там остудить кипящий, как чайник, мыслительный аппарат. Моему примеру последовал и секретарь господина Любошица. Молча проследовав по длинному коридору, мы на ходу сбросили халаты, как шкуры, и выпали на улицу с единым глубоким чувством облегчения: кошмар закончился и жизнь продолжается. За деревьями дробилось умытое солнышко, пели славу дню невидимые пташки, в кустах мелькал дог Ванечка, по воздушному полотну тянулся инверсионный след серебристого истребка. Хор-р-рошо, черт возьми, жить и не думать о дьявольской цифре 666.

– Курите, Лопухин? – полюбопытствовал господин Степанов.

– Можно, – и угостился сигаретой. – Веселые твои дела, Господи. Закурил: индиговый дымок вспух перед моим лицом и мне показалось, что в светлые небеса улетучивается и часть моей души. – Поговорим или забудем, как сон?..

– Такое не забудешь во веке веков, – усмехнулся секретарь и жестом пригласил на прогулку по аллее.

После моциона под корабельными соснами у меня возникло стойкое убеждение, что конец Света наступит завтра. Или послезавтра. Ибо человечество окончательно погрязло в выгребной яме, скажем поэтично, своих необузданных страстишек и страстей. Куда ни глянь – мерзость разлагающегося бытия. Свалка из несбывшихся надежд и раздавленной веры. Бесконечная кровавая бойня на выживания. Многие делают вид, что ничего страшного не происходит; своего рода защитная реакция на бесконечную и жертвенную войну под знаком зверя 666. Трудно да и не надо за это осуждать людишек. С утра у них есть иллюзии, что не все так плохо и можно за чашечкой кофе рассказывать друг другу сказку со счастливым концом. Как поется в песенке: «Иду в поход, два ангела – вперед; один душу спасает, другой тело бережет». Боюсь только, что за ангельскими личинами скрываются окровавленные морды бесовских слуг. И нет спасения от них и Владетеля их, властвующих над миром, народы которого ходят по горло в крови, но при этом исправно посещают церкви, синагоги, мечети, кришнаитские центры испрашивая у своих создателей прощение и уповая на бессмертную жизнь. Доверчивые глупцы, они не понимают, что ВСЕВЫШНИЙ и САТАНА – это едино и неделимо, как добро и зло, как Христос и Антихрист, как мысль и безумие…

Именно с проблемы безумия господина Любошица и началась наша долгая беседа под соснами. По утверждению моего собеседника, психический слом его бывшего патрона произошел по нескольким причинам. Первое, чудовищные физические и психологические нагрузки, обрушившиеся на плечи скромного кандидата технических наук, который волею судьбы оказался на государственном-политическом олимпе. Во-вторых, неудачная семейная жизнь. Как говорится, однажды муж вернулся из командировки и… любовник в шкафу. И в-третьих, увлечение всевозможной чертовщиной. Все это вместе и привело к печальным последствиям. Нет-нет, запротестовал я, этой общей информацией кормите журналюг, а мне, будь добры…

– Да? – Степанов с неудовольствием глянул на меня. – Я должен испросить разрешение у Александры Михайловны.

– У Сашеньки? – сделал я существенное лицо. – А вам мало, что я здесь… Считайте, что я её поверенное лицо.

– Право, я не знаю.

– Она сказала, что я могу вам помочь, – блефовал, – по программе «S».

– Ах, – с заметным облегчением проговорил господин Степанов. – Тогда совсем другое дело, Ваня. Можно так буду вас называть?

Когда я услышал все, что хотел услышать, то понял, если доживу до заката, это будет большим фартом для моей физической оболочки.

Итак, как я и подозревал: Ванечка Лопухин вляпался в суровую действительность, как в элифантовую лепеху. Собственной харей. Вместе с «Nikon». Но об этом позже, чтобы не мешать мозаику событий. Вернемся к общественно-политической карьере господина Любошица. Во время великих демократических потрясений начала 90-х годов мутная волна как бы новых преобразований вынесла его на островок власти. Пока народ бился в очередях за перезревшую гниль яблок, бананов, плодов манго, за пересохшую бриллиантовую от соли тараньку, за силикатный хлеб и бумажную колбасу, на блаженном островке происходили следующие события: бывшая комсомольская молодежь поняла, что демократия демократией, а чарку Царю-батюшке поднеси, и начала подносить, и в таком неумеренном количестве, что Самодержец нагружался до состояния противопехотной мины, которая мирно лежит, пока нечаянно не наступишь. Тогда да – оглушительный яростный взрыв и твоя жалкая плоть разъединяется на молекулярные кровавые шарики. Зная об этом, молодые реформаторы отвергли все физические законы естества и научились летать, как ангелы, у Тела, чтобы лишний раз не нервировать его всевозможными ваучерами, секвестрами, понимаешь, и прочей экономической долдуей. Понятно, что самое активное участие в этих процессах занимал господин Любошиц, обладающий феноменальными математическими способностями. Финансовое хозяйство республики он повел таким замечательным образом, что через несколько месяцев все терпеливое народонаселение оказалось без выплат пенсий и зарплат. Но зато номерные банковские счета его товарищей по реформам закружились в вихре соблазна и бесчисленных ноликов. С циферками впереди. А почему бы и нет: каждый член общества должен получать по своим возможностям. Да, и о будущем нужно думать. Личном. Чтобы не было мучительно больно, любуясь на снежные прекрасные альпийские вершины. После того, как тебя, радетеля интересов народных, выпи()дят на заслуженный отдых. То есть все было замечательно: народ кряхтел и терпел, «реформы» тащились своим неспешным шагом, личные счета в швейцарских банках росли, как на дрожжах, да вот незадача пришло время как бы переизбирать Царя-батюшку, демократия, чтобы ей пусто было. Ясно, что народец этим обстоятельством решил воспользоваться и пошел бить челом Государю. Тот, сердечный, не на шутку растревожился на сановников-кровников, мол, что ж вы, сукины дети, на себя много берете, понимаешь, и мало отдаете. И пошло-поехало: кому не повезло, тот попал под горячую руку, а многим, особенно молодым выдвиженцам, удалось увернуться от тяжелой отеческой ласки. Покаялись они во всех грехах, декларации о своих скудных доходах опубликовали в СМИ, и были прощены. Но со строгим предупреждением, чтобы народ впредь шибко не обижать. Задумалась молодежь над этой проблемой, как Христос, который таки накормил пятью хлебами своих соплеменников. И пришла в голову господина Любошица светлая и счастливая мысль: а не продавать ли государственную собственность на аукционах банковским консорциумам. Пусть у них голова болит за производство, товар, ремонт и проч. мелочную херню. Они заплатят и в казне появятся денежки, которые можно будет поделить между пенсионерами, армией и бюджетниками, убеждающих мировое сообщество, что уж совсем протягивают ноги. Идея понравилась Царю-батюшке своей простотой и он дал добро на дележ сладкого пирога, сочащего нефтью и обсыпанного алмазной крошкой и золотой пыльцой. И все было бы хорошо, да одного не учла сообразительная молодежь: богатеньких олигархов оказалось куда больше, чем пышного продукта. Естественно, началась малокультурная драчка за лучший кус. С мордобоем. Отрубанием голов. Обливанием оппонента ушатами грязи. И так далее.

Терпел-терпел Хозяин это банковское халдейство, да и вызови на ковер своих молодых любимцев, рыжих, плешивых да кудрявых, и говорит, мол, хватит позорить наши демократические, понимаешь, достижения перед лицом всего цивилизованного капитализма; думайте как повысить благосостояние народа, и думайте не тем, на чем сидите, а наоборот, брандахлысты, понимаешь!..

– И возникла идея программы «S», – сказал господин Степанов и подозрительно осмотрелся по сторонам.

– И в чем суть ее? – поспешил я.

– В чем-в чем? – сварливо передразнили меня. – Этого никто не знает…

– ?!

– … кроме нескольких человек.

По утверждению моего собеседника, программу «S» разрабатывали господа Любошиц и Савелло. Они были друзьями и делились, что называется, последним. И надо ж такому случиться, когда программа «S» уже была практически готова к действию, Савелло и Александра Михайловна совершили прелюбодеяние. На берегу островов Полинезии. Под пальмой. Как черт попутал. Конечно же, нашлись доброхоты, сообщившие мужу об этом неутешительном факте в его биографии. И случилось непоправимое: господин Любошиц скис на голову, схоронив в последнюю здравую секунду компьютерную дискетку с выкладками по программе. И ушел в параллельный мир, где и пребывает счастливо до сих пор. Все попытки науки извлечь из безумного сейфа информацию о месте нахождения дискетки не приносят успеха.

– И мы присутствовали при попытке его взлома? – наконец догадался я о последних событиях. – С помощью кремлевской таблетки?

– Это третья попытка, – признался Павлов. – Боюсь, что и она будет безуспешна.

– То есть ещё были две? – уточнил, вспоминая лакированное авто в нашем утреннем дворике. – Мыльная опера, и только. Единственно, что не понимаю, так своего участия в ней?

– Все мы под Богом ходим, сами слышали, – объяснил секретарь. – Мне тоже иногда кажется, что там, – указал в небо, – все уже расписано, как движение электричек.

– Вот-вот, у меня такое впечатление, что попал под поезд, – признался я.

И наш разговор зашел о гримасах судьбы, вернее о моих похождениях, благодаря которым я оказался на этой пленительной, мать её так, аллеи. По признанию секретаря, в демократическом, блядь, Движении существует два течения: экстремистское, возглавляемое господином Лиськиным, и элитное во главе с господином Савелло. Первые действуют, как бандиты с большой дороги, нет никаких принципов и убеждений, «зачищают» всех, кто мешает их поступательному продвижению к власти. Вторые более умеренные, пытаются найти общий язык и интерес с противниками «реформ», убеждены, что деньгами можно купить весь мир.

Я задумался: если это так, то регулярное появление трупов понятно, кровожадному Лиськину пламенный привет, одно смущает: почему? Почему идет такая кровавая «зачистка»? Депутат Жохов, выполняя чужую волю, подставил зад под банкира Берековского, или наоборот, что не имеет никакого принципиального значения, дело в другом: работа папарацци всеми заинтересованными сторонами была оценена настолько высоко, что только чудо уберегло его от самых печальных последствий. Неужели жопы на фото так у нас дорого оцениваются – в человеческие жизни? Нет, что-то здесь не складывается, и я это чувствую. На все мои сомнения господин Степанов пожимал плечами: он ничего не знает, кроме одного: Большой Лис беспредельщик, и от него можно ожидать все, что угодно.

– Чтобы так себя похабно вести, как он, – заметил я, – надо иметь крепкую «крышу». Так?

Мой собеседник опять пугливо огляделся по сторонам и признался, что формально тот подчиняется господину Савелло, однако на самом деле… Нет, он не может назвать фамилию человека, известного своими экономическими экспериментами и проклятым до седьмого колена заеб… ным им в конец народом.

– Ха, – сказал я. – Можете не продолжать. Эту особь я знаю: ему усики под сионистский шнобель и вылитый Adolf Hitler.

– Вы с ума сошли, – занервничал Павлов. – Что вы такое говорите? А если нас подслушивают?..

– Ну и что? – был спокоен я. – Если эта гнидная рыжь сумела поджаться под юбчонку имиджмекера.

– Нет, вы… вы на голову… ещё хуже, чем… – и мой собеседник кинулся прочь от меня, точно от прокаженного; халдей он так и не понял, что от судьбы, как и от себя…

Так-так, Ванечка, родной мой порнограф, сказал я себе, ситуация с одной стороны проясняется, а с другой завязывается в смертельный узелок. Если в подобных игрищах принимают участие самые высокопоставленные персоны, то дело для многих простых граждан закончится тихим погостом. Насколько мне известно, сейчас стоимость «заказа» на ликвидацию рядового болтливого свидетеля всего пять кусков «зеленых», то есть пять тысяч долларов. Копейки для тех, кто мечтает о чистоте экономического эксперимента. Надеюсь, жизнь папарацци оценена выше? Я всегда старался быть вне толпы и даже теперь предпочитаю стоять в стороне.

Между тем, надо было возвращаться к коллективу, который толкался у автомобилей для разъезда в мирскую и опасную жизнь. Оставаться в этом заповеднике у меня тоже не было никакого резона и я поспешил на асфальтированный пятачок. Дог Ванечка кружил у «нашего» лимузина, готовясь к десантированию. Специалисты говорили на своей научной тарабарщине. Господин Степанов с плохо скрываемым испугом косился в мою сторону, боясь, видимо, что я снова буду вслух откровенничать о своих метких физиогномических наблюдениях. Александра держала себя спокойно и даже подобие улыбки перекашивало её губы. Не знаю, как бы я себя вел на её месте после такого зрелища, где смешались все времена и народности. Мужественная девочка, но то, что преследует определенную цель, нет никаких сомнений. По отношению ко мне, Лопухину. В противном случае, я бы здесь не путался, как пес под ногами исследователей души человеческой.

И не ошибся: возвращались в город дружной компанией, сидящей на заднем сидении: Александра, я и Ванечка. Спецстекло отделяло нас от водителя, и была прекрасная возможность обсуждать все проблемы.

– Спасибо, милая моя, – сказал я. – Зрелище не для слабонервных. Самому можно того… – и покрутил пальцем у виска.

– Это тебе, Ванечка, не грозит, – усмехнулась. – Таким лбом гвозди нужно забивать.

– Это намек, что я тупой, – обиделся.

– Это намек, что ты ещё тупее, – рассмеялась и обрадовала меня дальновидной мыслей, что меня исправит только могила.

О могиле пришлось говорить подробнее. По мнению Александры, я её начал рыть сам себе, когда согласился выполнять работу папарацци. Ну и что, не понимал я, профессии всякие нужны и важны. Кстати, родная, ты не брала, прости, карточки; помнишь, мы их рассматривали и смеялись? Этот вопрос был задан, что называется, без задней, пардон, мысли. И ожидался естественный ответ: нет, милый, на хрена они мне? И что же услышал?

– Да, эти фото и негатив взяла я, – проговорила девушка с невозмутимым видом, будто всего-навсего забрала из-под кактуса чайник. Мой.

Я потерял дар речи. Всегда думал, что так говорят для красивого слова. Ничего подобного, господа. Язык у меня отнялся, точно его секвистировали. Ёхмочки мои, что же это делается, спросил я самого себя. И не получил ответа. Но мудацкое выражение лица моего уморило девушку, она засмеялась, и была тоже искренняя в своих чувствах:

– Ванечка, что с тобой?

– З-з-зачем? – клацал зубами.

– Что?

– З-з-зачем?

– Что?

– Дур-р-ра! – наконец прорвало меня, как коллектор под Тверской. Зачем ты это сделала?! Где фотки?! Немедленно верни. Что это за блядство, понимаешь?!.

На эти нечеловеческие вопли отреагировал лишь собака Ванечка, и то апатично, приподняв башку, мол, хозяин, яйца, что ли, прищемил, так с этим делом поаккуратнее. Александра же любовалась мелькающим за стеклом пейзажем, не обращая внимания на мои нервные переживания. Пришлось перевести дух и продолжить беседу в более сдержанных выражениях.

– Что все это значит, милая моя?

– Я хочу одного, чтобы ты, Лопухин, был жив, здоров и не кашлял.

– Как это? – дернулся я, пробиваемый электрическим разрядом возмущения от макушки до копчика. – Ты могла убедиться, что я могу защитить не только себя, но и других.

– Спасибо, Ванечка, – взяла меня за руку. – Ты – мне, я – тебе. И мы с тобой квиты.

Йехуа, сбежавшего с Гималаев за бутылкой клопиного коньяка, я в конце концов понял, и хорошо понял, а любимую, которую драл во всевозможных кама-сутровых позах, и хорошо драл, не понимал, словно мы воспитывались у разных гувернанток. Впрочем, так оно и было. Но это не повод, чтобы не находить общий язык.

Наконец я сконцентрировал всю свою волю и потребовал объяснений. И они последовали в хронологическом порядке. Меня попросили вспомнить, когда началась кровавая фиеста. Я ответил – на Садовом кольце, под мостом. Нет, Ванечка, куда раньше. Когда? Вспомни, ты передал фотоснимки этому Трахбергу, да?.. Передал, не возражал я, и что из этого?

– Ничего, – передернула плечами, – кроме одного. На этих снимках было запечатлено лицо…

– Яйцо, – находчиво буркнул я. – И больше ничего.

– Ошибаешься, Лопухин. Там, на втором плане… есть оно.

– Ф.И.О? – в сердцах вскричал я, рассмешив и себя, и девушку, и дога, хотя ничего смешного не предвиделось. В ближайшем будущем. – Кто это? На втором, блядь, плане?

– Знала бы, сказала – ответила Александра.

– Тогда откуда… про этот второй план? – нервничал я. – Вот теперь понимаю, почему твой муж объелся… кремлевских таблеток… С тобой, Сашенька, с ума сойти.

– А с тобой, Ёхан Палыч?

– Ближе к телу, моя хорошая, – требовал я. – Кто тебе… про второй план?..

– Савелло, – последовал спокойный ответ.

Я выматерился последними словами, но про себя. Конечно же, Савелло, мастер подковерной игры, больше некому. Вот это сюжет для небольшого романа, который я таки напишу, если вырвусь живым из пут нелепых обстоятельств.

– Ну да-ну да, твой любовничек, – выплюнул желчь ревности. – Хороши, гуси-лебеди.

– Любовнички? – удивленно вскинулась. – Что за вздор, Лопухин? Кто сказал?

– Не скажу.

– Ааа, Степанов, – была добродушна и отмахивала рукой. – Ну это… известный брехун-полоскун. Не говорил, что он начальник финансового управления ФСК, генерал-майор?

– Н-н-нет.

– Значит, чем-то ты его напугал, Ванечка, – усмехнулась. – Что ты такой доверчивый, Лопушкин?

– Я – Лопухин. И тебе об этом говорить, – злился я. – Сама меня держишь за лоха? Пожалуйста, давай свою версию событий?

Просьба висельника была исполнена: итак, когда события стали развиваться с калейдоскопической скоростью, а трупы – появляться, как грибы после дождика, Александра скорее случайно узнала от Степанова, что причина разборок в фото, которые наклепал злосчастный папарацци. Узнать-то узнала, да не успела попросить господина Савелло, чтобы лиськинские боевики прекратили резню. Только после счастливого освобождения нашла друга семьи, отдала ему фотоснимки, негатив и…

– И все прекратилось, – прервал её. – Это я почувствовал. Спасибо вам, мадам. Как замечательно и просто получается, мадам. А кто ответит за Костьку, за Софию?

– Прекрати истерику, – с напряжением проговорила. – Ты хочешь убивать, убивай, но тебя тоже будут убивать, порнограф.

– Это мои проблемы.

– Проблема одна – выжить.

– Зачем?

– Чтобы решать другие проблемы.

– Какие?

Моя беда в том, что я всегда недооцениваю женщину. Она мне кажется примитивной, как газовая плита на кухне. На мой взгляд, главное мужчине уметь приоткрыть винтиль комфортки и поднести горящий фитиль. Надеюсь, понятно, о какой комфортке и каком фитиле речь? И что же? Стервам подавай пламя души. Не отсюда ли проистекают все пакости нашего мироздания, когда надушенная лоханка пытается накрыть собой души прекрасные порывы?

Девочка Александра тоже оказалась не столь простой, как этого хотелось видеть мне. Она хотела получить экзотики, она её получила, а теперь пришло время возвращения в свой круг. Впрочем, пока мы продолжали свой бреющий полет над скоростным шоссе и конечная цель наша была – государственная дача № 2, где нас ждало приятное общество господина Савелло. Поворот событий для многих неожиданен, только не для меня. Коль уж я стал активным участником национальной потешки, то отыграть мне надо до конца. Победного?

А текущая проблема была сложна: найти запускающую дискетку для программы «S». Да, господин Любошиц разрабатывал эту программу, но, не выдержав титанических нагрузок, ушел в ирреальный мир. Психиатрическая медицина делала попытки вырвать зашифрованную информацию из заклинившего сейфа, и пока неудачно.

– Бедняга, – посочувствовал неудачнику. – Такое плести, простите-простите.

– Он этой чертовщиной раньше занимался, – объяснила Александра. Когда был младшим научным сотрудником.

– М.н.с. – страшная сила, – перевел дух. – Они не только страну развалили, но теперь и в потустороннее завернули. Верю: быть концу Света. И зверь 666 пожрет всех нас, ам-ам…

– Прекрати, Лопухин, – поморщилась спутница, – и так тошно, и ты тут еще…

Я прекратил фиглярство и принялся глазеть на сплошную полосу леса. «Домик среди миниатюрного леса. И всего-то событий, что крики далеких павлинов и лай псов совсем уж далеких. Да высоко-высоко лёт гомонящих ворон». Странно устроен человек, он до последнего вздоха верит, что с уходом его мир прекратит существовать. Что там говорить, все мы удивительные болваны. Изо дня в день рвем свои души и тела, чтобы доказывать другим, таким же болванам, свое право на жизнь. И доказываем его, оставляя в душах своих кровавые волдыри. А многие уничтожают свои воздушные нежные субстанции, и ничего – живут без них…

… В солнечных, праздничных лучах… как мираж… белокаменной дом, больше похожий на замок, огороженный чугунной изгородью. Ба! Мечта Ванька Лопухина воплощается в жизнь – ждет его обходительная встреча в барском особнячке, да сладкое чаепитие на эфирной веранде под крики павлинов. Нет, я не грезил: вокруг клумб ходили, пуша цветные хвосты, эти заморские птички. Я хотел выпустить из авто песика, да моя спутница дальновидно попросила этого не делать. Стоимость каждой курочки – сто тысяч долларов. У меня есть такие деньги? У меня нет таких денег, признался я; прости, Ванечка, и захлопнул дверцу машины. Одна маленькая проблема, связанная с защитой родной природы, была решена, нас ждали другие – покрупнее.

С парадного мраморного крыльца навстречу нам сбегал легким шажками герой не моего романа. С подвижным холеным лицом. В халате цвета топленого молока. Улыбался нам, как родным. Был галантен и куртуазен: чмокнул ручку даме, а со мной обменялся рукопожатием, точно с равным. Я же, деревня, ничего лучшего не придумал, как брякнуть:

– А пингвинов нетуть?

– Пингвинов? Ааа, – понял. – Пока нетуть, но скоро будут, Иван Павлович. Специально для вас.

Пингвин тебе в жопу, сказал я. Про себя, разумеется. Потому что хотел дожить до счастливой старости и дать дуба в окружении орущих правнуков. Это к тому, что телохранителей, видимых и невидимых, было куда больше, чем пингвинов на антарктических холодных льдинах. И каждый из них, бойцов, готов был растерзать любого, кто сделал бы намек к членовредительству хозяина.

Любезный до тошноты владелец ведомственной усадьбы пригласил нас на веранду, где и вправду на столе пузатился самовар, горящий золотом, на блюде горбились баранки, в вазочках кислилось ежевичное варенье. Как говорится, приятного аппетита, чтобы вы подавились. Спасибо, кивнул на приглашение, плюхаясь на стул. Кажется, беседа будет проходить в самых изысканных тонах.

– Угощайтесь-угощайтесь, гости дорогие, – господин Савелло был прекрасен в роли хозяина. И было такое впечатление, что мы будем говорить о последних причудах парижской моды. – Люблю субботу, чувствуешь себя человеком, – ухмылялся, как тульский пряник на тещиных именинах. – И то до обеда, а потом… – махнул рукой. – Суета сует…

Я решил испортить настроение халифу на час и спросил о морской прогулке на яхте «Greus». И что же? Мой оппонент спокойно отхлебнул чаек и рассмеялся, будто я ему показал порнографические картинки с политическими деятелями нынешнего исторического среза:

– Ох, Ваня-Ваня, папарацци ты наш. Такую окрошку накрошил, что мы только диву даемся.

– Что же я такого? Уже давно умираю от любопытства.

– Умираю от любопытства, – повторил Аркадий Аркадьевич, хохотнув. Прелестно-прелестно, – и сделал жест рукой.

Из ничего возник служивый гибкий человечек в лилейных перчатках и, передав хозяину конвертик, исчез. Прошу полюбопытствовать, Иван Павлович, проговорил господин Савелло, извлекая на свет фотоснимки. Я покосился и узнал знакомый, скажем так, ракурс. С безразличием передернул плечами: ну и что, видел я эту голую натуру?

– Дело не в голой натуре, а во втором плане, – назидательно проговорил чиновник.

– О втором плане я уже слышал, – кивнул на скучающую Александру. – И что из этого?

– Прошу обратить внимание на это, пардон, лицо, – и отметил ноготком физиономию на картинке.

Я обратил внимание: помнится, нервничал и «Nikon» ходуном ходил в моих руках, и поэтому неудивительно, что случился сбой и аппарат зафиксировал в соседних окнах моськи любителей славянской старины.

– И что это за лицо? – удивился.

– О! Это лицо всем лицам лицо, – со значением проговорил выдвиженец. Мировая акула капитализма Sodos.

– Это Ф.И.О. мне ничего не говорит, – признался я. – И что из этого проистекает?

– А все события и проистекают, Лопухин, – широким жестом обвел окружающий мир и объяснил суть проблемы: этот деятель прибыл в нашу страну исключительно инкогнито. Нелепейшая случайность – и в результате появилось документальное подтверждение его пребывание в РФ. И если бы эти фото вдруг появились в СМИ, то возникала реальная угроза определенным планам, связанным с размещением международного капитала на отечественном рынке.

– Не программа ли «S»? – выступил я. – Программа Sodos'а?

– Иван Павлович, вам бы лучше о ней забыть, – процедил сквозь зубы Аркадий Аркадьевич. – Доживете до глубокой старости.

– Забуду, если объясните её суть, – с готовностью пошел навстречу доброму совету. – Можно в двух словах. Я пойму.

Моя готовность не была по достоинству оценена собеседником, он потемнел лицом и нервозно звякнул ложечкой о чашку.

Наступила, как утверждают в этих случаях, мертвая тишина. Признаться, я не понимал, почему граф Аркадий Аркадьевич Савелло так откровенен с дворовым, обозначив во всеуслышание имя мирового мошенника. Неужто Ванек это твое последние чаепитие, сказал я себе, следующее будет или на облаках с ангелами небесными, или внизу с чертями адовых планет? Пока я размышлял о бренности своего существования, господин Савелло привел свои чувства в порядок и ответил, что суть программы он изложить не может. Ни в двух словах, ни в более. Почему? Потому, что не положено тле видеть звезды, примерно так поэтично выразился он. Намек я понял и заявил, что за себя отвечать не могу, пока не утолю любопытство.

– В кого ты, Ваня? – устало поинтересовался молодой сановник.

– В папу.

– И где он?

Я ответил правду – колесит на тракторе «Беларусь» в геенне огненной. Вместе с визжащей Изой. Вот, назидательно сказали мне, он плохо кончил. Женщинам нравилось, пожал я плечами. Что, не постигли моей мысли. Ну это самое, ушел от откровенного ответа, его любовь нравилась; Александра, вижу, меня понимает.

– Хватит болтать, Лопухин, – поморщилась, сделала паузу и проговорила с миловидно-блядской ухмылочкой. – Если такой умный, помоги. Нам и себе. Думаю, один миллион долларов тебе не помешает на карманные расходы, шутила?

Такие шутки я не воспринимаю на слух. О миллионе долларов. И поэтому открыл рот, позабыв его закрыть. Чай, не воспитывался Ванек в забугорных колледжах и университетах, что, конечно же, не оправдывает его топорных манер за парадным столом. Думаю, однако, что и выпускник Оксфорда, услышав о такой сумме на карманные расходы, прекратил бы изображать из себя джентельмена с монархическими жестикуляциями.

Наконец я услышал придушенный голос и не узнал его, хотя это был мой голос:

– С-с-сколько?

– Миллион, Ванечка, миллион, – последовал спокойный ответ. – Ты же хотел купить островок в океане? Ну вот, мечта твоя…

Я решил, что над моими святыми чувствами издеваются самым неприкрытым образом и даже сделал попытку подняться. Александра жестом руки приказала сидеть, и я сел, как послушный цыц. У неё было незнакомое и старое лицо, и я понял, что шутки закончились, началась суровая, прошу прощения, правда жизни. Ее смысл заключался в следующем: миллион долларов тому, кто найдет дискетку. Да-да, за пластмассовое фуй-фуй один миллион баксов. Наличными. Или счет в банке с видом на альпийские луга. Желание клиента, как говорится, превыше всего.

– А где её искать? – растерянно проговорил один из перспективных клиентов, то бишь я.

– Ваня, спроси, что попроще, – не была оригинальна Александра. – Все ищут, да не все находят.

Я понял, что она имела ввиду: медицинское ток-шоу, и вспомнил о кремлевской таблетки. Что это такое, господа? Какой-то транквилизатор, ответили мне, медицина с его помощью пытается расшифровать бредовые измышления господина Любошица, надеясь вырвать из-под корки безумца секретное местечко, куда он спрятал предмет, так нужный в хозяйстве.

– А можно с ним поговорить? – спросил я. – По душам.

– С кем? – не поняли меня.

– С душевнобольным.

… Покидал я приятное общество с чувством глубокого неудовлетворения. Такое случается с импотентом – в мыслях он граф де Сад, а как дело доходит до конкретной и трудной работы по претворению в жизнь законов природы, то никнет, как путник перед разбойниками с большой дороги. Было такое чувство, что от меня решили откупиться, нарисовав перед мыслительным взором цифру 1 000 000 $. И отправили туда, неизвестно куда, чтобы найти то, неизвестно что. А, возможно, ситуация была настолько аховая, что заказчики надеялись на всякое чудо. Вдруг?.. А что вдруг? У нас только так пустые путчи да кровавые революции случаются, остальное требует кропотливых занятий ума.