Текст книги "Порнограф"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– Как самочувствие? – поинтересовался господин Фирсов, когда убедился, что я способен выдержать новый удар.

– Лучше всех, – ответил я, – как у космонавта. После приземления.

– Нет, товарищ, наш полет продолжается, – проговорил телохранитель. И чтобы он закончился для всех нас удачно, прошу вас, Иван Палыч, быть откровенным, как на исповеди.

– Да, вы, Игорь Петрович, сама любезность, – и поспешил с требованием. – Только не надо профилактики, а то я сам за себя не отвечаю.

– Ой, как страшно, щелкопер, – засмеялся господин Фирсов. – Хотя отдаю должное: бойца мы потеряли из-за тебя, сучок. Ну да ладно: Бог дал, Бог взял.

– О каком бойце речь?

– Все о том же, – и указал на «Стечкина» и «Nikon». – Не надо валять дурака, Ваня. Мы профессионалы и работаем на совесть.

– И чем могу вам помочь?

– Поскольку ты человек Лиськина, то есть предложение. Очень доверительное…

– Я весь внимания.

– Ох, сукин сын, – покачал головой секьюрити. – Мало тебя били в жизни.

– Били-били, – признался я. – Но мы отвлеклись.

– Итак, повторяю, поскольку ты человек Лиськина, то убеди его, чтобы он поделился информацией о программе «S».

– О программе «S», – повторил я.

– Вот именно. А мы вам девушку. В полной её сохранности. И будем мир во всем мире.

– Не понимаю о какой программе речь?

У моего собеседника появилось желание подать знак, чтобы вновь огрели строптивца дубинкой, однако сдержал своим чувства и принялся подробно излагать суть проблемы.

На его взгляд, известный шоумен потерял чувство реальности и зарвался, полагая, что дружба с новыми кремлевскими реформаторами, дает ему право прижимать уважаемых людей общества, выполняющих обязательства в меру своих сил и возможностей. Конечно, если господин Лиськин хочет войны, он получит. Но победителей не будет. И поэтому лучше договориться.

– Не знаю, – покачал битой головушкой. – Дело в том, что Большому Лису уже прокрутили пленку с угрозами вашего Берековского.

– Это провокация, – прервал меня телохранитель. – Запустили петрушек, то есть вас. А мы все живые люди. Нервные.

– Лучше быть живым, чем мертвым, – убил такой беспощадной логикой своего собеседника.

Впрочем, он с этим и не спорил. Как и я с ним, уверенного в том, что я есть человек Лиськина. Слава Богу, у меня хватило ума не утверждать обратное. Да, с эстрадным шоуменом я на дружеской, понимаешь, ноге и готов оказать посильное содействие в обмене «товара» на человека. Вопрос лишь в том: пойдет навстречу хитрый Лис. Уж очень осерчал на банкира, ему так неосторожно угрожающему военными действиями.

– Кстати, Игорь Петрович, а все-таки что это за программа «S»?

– Я знаю столько, сколько вы, Иван Павлович, – усмехнулся телохранитель. – Все покрыто мраком. И даже более того.

– Понятно, – вздохнул я.

– Каждый должен исполнять свою роль, мой друг, – проговорил секьюрити, – а то можно потерять надежду на будущее. Вместе с головой.

– Голова дается человеку одна и один раз, её надо беречь, – был я на удивление наблюдателен.

– Точно, – хекнул господин Фирсов. – И поэтому, уверен, мы договоримся.

– Вы о чем?

– Меняем девушку на материал, нас интересующий.

– Ну я не знаю… Согласится ли Лис?

– Думаю, жена его лучшего друга – хорошая цена, – прервал меня секьюрити и, к счастью для меня, был отвлечен шумом подъехавших авто.

К счастью, потому, что я хотел ляпнуть: о какой жене лучшего друга речь, да вовремя прикусил язык: блядь, Ваня, мало тебя били битой, ничему не учишься, особенно, когда надо думать позитивно. Как я мог забыть, что Александра жена господина Любошица, одного из новых и молодых кремлевских реформаторов. Вот в чем причина ошибочного умозаключения господина Фирсова относительно моих дружеских отношений с эстрадным, как он выражается, петрушкой. Да-да, солдафонский умишко не смог просчитать ситуацию до конца, решив, что мы все в одной упряжке. Смешно. Есть шанс выпутаться из этой истории без тяжелых последствий, как для собственного здоровья, так и для жизни. А для этого надо играть предлагаемую роль, не переигрывая, конечно, хотя очень хочется.

– Надеюсь, Игорь Петрович, пушку и аппарат?..

– Нам чужого не надо, Иван Палыч, – и придвинул по столу «Стечкин» и «Nikon». – За сутки управитесь, гражданин фотограф?

– Не знаю. Лучше больше, чем меньше, – продолжал я мыслить столь оригинально – после удара биты.

Главный телохранитель «Дельта-банка» рассмеялся – приятно, черт подери, иметь дело с человеком, обладающим таким тонким чувством юмора, и дал согласие на сорок восемь часов. Связь (телефонная, разумеется) через космос: звезда со звездою говорит.

Наше прощание было без печали. Выражая надежду, что мы находимся в родной Московской области, я спрятал под рубаху «Стечкин» (без обоймы) и повесил на шею «Nikon». Намек поняли – моя персона будет доставлена в столицу туда, куда она пожелает. К родному «Вольво»? Пожалуйста. Спасибо, на это сказал я, вы, господа, удивительно любезны, я ваш должник, и указал на одного из любителей размахивать бейсбольной битой, особенно это касается тебя, малыш. Тот осклабился, будто ему пообещали леденец. Болван, он не знал, что единственным моим достоинством было то, что я человек слова. При всем своем ёхановском, выражаясь сдержанно, раздолбайстве.

Поездка в теплой ночи была ничем не примечательная. Половина пути я провел с завязанными глазами, точно меня снимали в дешевеньком кинобоевике. Мои новые друзья, должно быть, решили, что тем самым они обеспечат безопасность как свою, так и спортивной базы «Трудовые резервы». Я же был научен ориентироваться на местности не только зрительно, и поэтому при желании мог без труда обнаружить нужный объект на планете. Чтобы не огорчать попутчиков своими фантастическими способностями, я скромно умолчал о них. Когда же впереди появился тяжелый гул невидимого мегаполиса, повязку с глаз содрали. Наверно, мои новые товарищи хотели, чтобы я полюбовался приближающимися искусственными огнями любимой столицы. Что я и сделал, размышляя о создавшейся ситуации. Создавалось впечатление, что узелки, которые мы вязали, неожиданно затянулись. На нашей же вые. Мы самонадеянно рассчитывали на фарт, а получили то, что получили. Положение трудное, но не безнадежное. Пока прийдется играть и жить по чужим правилам и законам. Утешает лишь то, что неприятель сам обмишурился. Это дает нам великолепный шанс передернуть, как карты, положение вещей. И обернуть ситуацию в свой толк. Единственное, что царапает душу: ставка слишком велика – жизнь Александры. Что доказывает определенную состоятельность и силу наших врагов. Они просчитали партию наперед и уверены в своей победе. Не будем их в этом переубеждать. Как говорится, пусть заблудшие сами ищут пути спасения в лабиринтах собственных козней.

С ветерком промчавшись по ночным и распутным от веселого и напряженного летнего гульбища улицам, наш лимузин застопорился у темной глыбы Бизнес-центра и, выплюнув из своего фордовского чрева меня с ушибленной потылицей, удалился прочь.

Пощупав шишкарь, я поплелся к «Вольво». Весь день милое авто было бесхозным и, если бы его угнали… Нет, никто не польстился на скандинавскую ржавую развалюху. Открыв дверцу, плюхнулся за руль. Что делать-то дальше, гражданин порнограф? Первый сет, как любят выражаться любители игры в большой теннис, проигран в чистую. Плохо. Надо перевести дух и, учитывая ошибки, выйти на травяную лужайку с новыми тактическими и стратегическими предложениями, поставив противника в глубокое недоумение. (Про известную позу Трендэленбурга лучше умолчать.)

По сотовому телефончику я связался с князем Сосо Мамиашвили. Нельзя сказать, что он обрадовался моему появлению в эфире, потому что орал, как полоумный, успев высказать все мыслимые претензии вплоть до проблемы расширения НАТО на восток.

– Вы чего там, – обиделся я, – белены объелись?

– Вах, какая белена?! – заорал мой друг. – Вы куда-то провалились, а нас тут с Софочкой…

– Что такое?! – обомлел я. – Прихватили?

– Какое там прихватили?! Обстреляли!

– Как это?!

– А вот так вот!

– Стоп! – завопил я, понимая, что наш разговор приобретает абсурдный характер. – Все живы-здоровы?

– Все живы и все здоровы, – последовал ответ. – Но «Победа», как решето…

Вспомнив родную матушку, я заявил, что скоро буду и тогда подробно обсудим создавшуюся ситуацию; единственный вопрос, который меня интересует: кто стрелял?

Князь ответил в экспрессивной форме, мол, конь в пальто, но скорее всего люди Лиськина, узревшие за своим боссом преследование старомодного драндулета.

Ситуация становилась увлекательной: нас поджимали со всех сторон. Или плохо работали мы, или хорошо – все остальные. Вот что значит покуситься на чужой горшок с кашей. Или на сладкий пирог. Не успеешь протянуть к ним руки, как протянешь ноги…

Ночная столица лежала в липком потном сне, только у освещенных подземок с брутальными малиновыми буквами «М», где теснились торговые палатки, существовал малотребовательный люд. Приятно было катить по пустынным улицам, даже не верилось, что поутру начнется вавилонское столпотворение. Эх, Ванечка, надо вести ночной образ жизни, и тогда не будет никаких проблем. Хотя бы на магистралях родного города.

Как позже выяснилось, моя мечта полностью реализовалась. Это я о ночном образе жизни. Мои же друзья бодрствовали, находясь в нервно-приподнятом настроении. Больше всех нервничал Костька Славич, ожидающий с минуты на минуту нападения противной стороны. Мой помятый видок с окровавленной шишей на затылке и отсутствие спутницы не принесли успокоения в общество. Началась банальная разборка наших полетов во сне и наяву. Я изложил суть новой проблемы, которую мы должны были решить в короткий срок, но без суеты и горячки.

– Ничего не понимаю, – сказал на это князь Мамиашвили. – Почему они пошли ва-банк?

– А я откуда знаю, – осторожно потрогал шишку. – Какая-нибудь многоходовая комбинация.

– А мы в ней пешки, – заметил господин Могилевский. – Нет, лучше торговать портовыми шлюхами в Малайзии.

Мы возмутились таким не патриотическим отношением к делу. И потом пугаться первых трудностей? Да, не все так гладко, как хотелось, но это наша национальная черта – решать проблемы через известное место. Идет глобальное накопление первичного капитала, и мы должны принять участие в дележе пирога, пусть даже в качестве нахальных едоков. Нас оправдывает лишь то, что наши запросы предельно скромны, если их сравнивать с аппетитами молодых псевдореформаторов, заглатывающих золото-газо-нефтеносные территории с патологической алчностью. На этих обвинительных словах все участники вечеринки почувствовали приступ голода. И пока София готовила поздний ужин, а Мойша и Костька Славич искали в комнате моей любимой записную книжку с номерами телефонов б/у супруга, князь поведал о происшествии, которое случилось на сорок шестом километре Можайского шоссе.

– О, Господи, – удивился я, – кто вас туда загнал?

– Кто-кто, известно кто, – отмахнулся Сосо и продолжил повествование.

Надо сказать, что история не отличалась большой оригинальностью. В отличии от наших с Сашей злоключений. В полдень господин Лиськин отправился в загородный ресторанчик «Русская дубрава». Видимо, не только вкусить бифштекс с кровью из английской бешеной телятинки, но и для строгой конфиденциальной встречи. С кем-то.

– С кем, князь?

– Вах-трах, прекрати издеваться, Вано, – последовал энергичный ответ.

По мнению моего друга, «Победа» это не тот вид транспорта, коим можно пользоваться для секретного преследования. Наверно, её настойчивые горбатые контуры скоро начал раздражать охрану шоу-бизнесмена. И на подъезде к ресторанчику телохранители ничего не придумали лучшего, как прошить старую лоханку из всех своих огневых средств поражения.

– Без предупреждения? – удивился я.

– Нас пытались остановить, – уклончиво ответил мой товарищ.

– Как это?

– А вот так вот.

– Князь, колись, или спрошу у Софочки, – потребовал я. – Как дело было на самом деле?

И что же? Оказывается, Сосо так увлекся преследованием, что едва не протаранил лимузин, где находилась известная личность, а на предупреждение охраны поначалу продемонстрировал ей неприличный жест средним пальцем, как это часто делают простые горячие американские boys в сумасбродных боевиках Голивуда, а после показал для острастки наш простодушный ствол Калашникова…

– Зачем, князь?

– Ну, не сдержался. Как черт попутал, блядь. Мы ковыляли-ковыляли, сам понимаешь, еле поспевали. А они все такие, фру-фру. Не сдержался, правда.

Я потревожил зашибленную потылицу и сказал, что с таким ведением дела, мы все скоро окажемся на кладбище. В одной братской могиле. На что мой оппонент заметил, что вполне возможно, если судить по предварительным итогам: вторично поврежденное авто и потеря боевой подруги. И если с ремонтом драндулета не будет никаких проблем, то вот как вернуть Александру в её девичью горенку…

Было над чем поломать голову – что мы и начали делать во время полуночного чаепития. С бутербродами и чувством досады, что приходиться выполнять чужую волю. Мы рассмотрели несколько вариантов действий: от акта возмездия до вежливого участия в гала-концерте, посвященному нарождающейся демократии. Когда я понял, что нет новых и безопасных идей, то открыл записную книжку Александры на фамилии «Любошиц» и обнаружил номера телефонов. Будем надеяться, что молодой реформатор бодрствует над прожектами о лучшей доле народной, и мы его не слишком потревожим. Я почти угадал – трубку подняли мгновенно и я услышал инициативный голос:

– Вас слушают?

– Господин Любошиц?

– Отнюдь, – мой вопрос почему-то рассмешил невидимого собеседника. – А кто его спрашивает?

Пришлось представиться, мол, граф Иван Лопухин проездом из г. Парижа в свое имение, что под г. Засрацком. Это произвело впечатление на, как выяснилось, секретаря господина Любошица. Он корректно поинтересовался, что заставило молодого графа в столь поздний час беспокоиться? Пришлось коротко изложить суть проблемы.

– Беда-беда, – задумался секретарь и попросил перезвонить через четверть часа.

Сдается, молодой реформатор был слишком занят, чтобы немедля приняться за актуальную проблему. То ли писал трактат: «Кому на Руси хорошо?», то ли пересчитывал взятки, полученные за неделю кропотливых трудов в кресле чиновника, отвечающего за газо-нефтянные, допустим, квоты, то ли дул шотландское виски, то ли елозил на мыльных блядях в баньке Шуйская, понимаешь, Чупа.

У каждого, как говорится, свои маленькие грешные радости, и вторгаться в частную жизнь никто не имеет права. Кроме, разумеется, папарацци. Выдержав оговоренную паузу в вечность, я перебрал номер и узнал, что меня ждут в «Президент-отеле».

В коммунистические времена этот громадный кирпичный Титаник принадлежал ЦК КПСС, я его когда-то посещал с целью сочинить репортаж о молодом комбайнере, ударнике социалистического труда и члене Ставропольского обкома. Хорошо помню, как я зашел в эту райскую обитель и очень плохо помню, как вышел. По-моему, меня вынесли. По причине недельного запоя, который я и знаменитый комбайнер пристроили себе. Эх, доброе времечко было, хлебосольное и без проблем: намолотил пшенички в закрома родины и от радости пей сколько душа принимает. А что теперь – оскал капитализма, никакого душевного удовольствия от труда, вокруг холопская маета, а водка, что вода с холерной палочкой Альфреда Коха. Хлебнул – и вперед ногами. В светлое далеко. Хор-р-рошо!

То, что встреча была назначена на два часа ночи, меня ни чуть не удивило. Ночь – лучший друг молодежи и (б) комсомольцев. Что там скрывать: вся нынешняя реформаторская рать вышла из плотных рядов ВЛКСМ – этой самой мафиозной структуры в бывшем Союзе нерушимых республик свободных.

Наши сборы были скоры, мои и Сосо. Всем остальным был дан приказ спать и видеть сны. В отдельных комнатах. Жди меня и я вернусь, сказал на прощание князь своей любимой княгине Софочки, и мы поспешили на улицу, чтобы не напугать своим боевым видом Фаину Фуиновну, любительницу подсматривать в замочную скважину.

Новая поездка по ночной столице тоже была приятна и скора. Старая ржавая развалюха фургонила над магистралями, как бомбардировщик дальнего радиуса действия. А в качестве бомб – мы? Наконец из клейкого и теплого вечера выплыла рукотворная громада с сотами освещенных окон. Далекий парадный подъезд манил своим хрустальным неземным светом.

О, пустите-пустите в этот барский сказочный особнячок дворового Ваньку Лопухина, пусть потешит малец свое крестьянское самолюбие да нюхнет духовитого запаха демократических, понимаешь, преобразований, пахнущих газом и нефтью, алкоголем и кровью, сигаретами и палтусом, блядями обоих полов и квотами, наркотиками и разрушенными судьбами, улыбками и аферами, игрой на бирже и речами о родине, выгодными войнами на окраине империи и предательством, ненавистью народа и его нищетой, смертью и деньгами…

К моему удивлению, узнав причину появление нас в столь поздний час, охрана открыла хлипкие ворота и наша раздолбаннная пыхтелка закатилась в зону повышенной, скажем так, опасности. Я снова перебрал на мобильном номерок и сообщил о благополучном нашем прибытии.

– С вами ещё кто-то, уважаемый Иван Павлович? – удивился секретарь, учтивый до тошноты.

– Со мной князь, – рявкнул я. – А что нельзя?

– Можно, – усмехнулся невидимый собеседник. – Но осторожно. – Пошутил, должно. – Вас встретят, господа…

– Нет, я один буду, – предупредил. – У князя мигрень…

Сосо продемонстрировал кулак и АКМ, мол, у него вовсе не это, а синдром усталости от моих идиотских шуточек. Я отмахнулся и предупредил, чтобы он не применял автоматическое оружие. Без особой на то нужды. И отправился к парадному подъезду, оставив боевую единицу в трудных размышлениях и автоматом на коленях.

С невидимой реки тянуло прохладной сыростью, у декоративных фонариков дымилась опаленная мошкара, в прорехах ночного неба замечались мелкие брильянтики далеких холодных звезд. В такую ночку хорошо мечтать, мацая любимую под лопухами, а не трепаться в местах подозрительных во все отношениях. Увы, мой лопушиный край, залитый лунным светом, как водой, пластался в далеком далеко, а я поднимался по презентабельным ступенькам, устланным тяжелой дорожкой, скрадывающей шаги.

В огромном холле отеля для высокопоставленных политических и государственных снобов столпотворения не наблюдалось. Было лишь несколько функциональных фигур по приему дорогих постояльцев. Два молодых человека со стандартными лицами вышколенных комсомоблядских деятелей спешили мне навстречу. Вот интересно: молодежной организации давно уже нет, а члены её остались и благополучно служат новому богу по имени дядюшка Джо.

– Лопухин? – спросил один из них, членов.

– Лопухин, – завредничал я.

– Прошу следовать, – пригласили меня со всей официальностью.

– И далече нам?

– Прошу.

Что и говорить, мои новые знакомые не отличались особым радушием и болтливостью. Были сдержаны в чувствах, как автоматические вибраторы на полках секс-шопа, но дело свое знали: один впереди, другой – позади. Это я про людей. Шаг в сторону – попытка к бегству? Сколько живу, а не понимаю, как подобные особи размножаются? Такое впечатление, что их души секвестированы со дня рождения.

Между тем, мы совершили подъем на лифте, похожем зеркалами на будуар мадам Де Факью. На шестом этаже был передан под опеку более развитому члену бывшей организации по воспитанию подрастающего поколения.

– Лопухин? – протянул руку для рукопожатия.

– Лопухин, – посчитал нужным уточнить.

– Не граф?

– Герцог.

– Тогда милости просим, – засмеялся и сделал приглашающий жест.

Наше путешествие по ковровым дорожкам коридора было недолгим. До полосы света, выбивающейся из-за приоткрытой двери номера 6016. Я вновь был передан в новые руки – двум молодящимся господам с характерными лицами из силовых, как нынче выражаются, структур. Находились СС-овцы в небольшом и комфортабельном холле, освещенном дежурным светом. По их корректному приглашению я плюхнулся в кожаное кресло, похожее на то, бегемотное, куда я, как оказывается, так бесталанно тыкал «жучков».

– Лопухин Иван Павлович, – угадал один из героев новой России и направил на меня лампу, от света коей я тотчас же ослеп, как наш рязанский крот-энтузиаст, прорывший запасной ход в штат Алабама и по этой причине перепутавший все часовые пояса.

– Эй, дядя, – сказал я. – Так дело не пойдет. Что за методы? Я в застенках? Или где?..

И добился своего – наш конфиденциальный разговор продолжился в уютном полумраке. Правда, поначалу мы плохо понимали друг друга. Моих собеседников интересовала вся моя родословная, начиная с IХ века. Кажется, они пытались обнаружить во мне графскую дистиллированную кровушку? В конце концов я заявил, что ночная морока мне порядком остоп()здила, как они сами; я, конечно, могу запечатлеться вместе с ними на долгую память, однако это не есть решение проблемы, из-за которой, собственно, мы здесь все собрались.

– Ну хорошо, – согласились со мной. – Предположим, что вы, молодой человек, говорите правду, а где гарантии, что вы не человек из «Дельты».

– Тогда я из «Омеги», – невольно засмеялся. – Между прочим, банкир уверен, что я человек Лиськина. И что же? После этого не жить?

– То есть вы встречались с Марком Марковичем?

– Почему бы и нет?

– Зачем?

– Чтобы крестить детей, черт возьми, – занервничал я. – Господа, если скажу, что хотел организовать фоторепортаж, вы мне не поверите…

– Фоторепортаж?!

– А почему бы и нет? Я – папарацци, – и взял в руки «Nikon». – Могу и о ваших трудовых буднях…

Меня сдержанно поблагодарили за честь, но отказались, и мы наконец вспомнили о супруге господина Любошица. Мои собеседники хитрыми вопросами попытались было узнать, какие такие отношения между мной и Александрой? Когда мне осточертело изображать ангелочка, я признался, что у нас love, и не только духа, но и плоти…

На этих бесстыдных словах дверь в соседнюю комнату неожиданно отворилась и на пороге… муж?! Я было перетрухал: ну все, сейчас Ваньку сладят секвестр нижнего регистра, да выяснилось, что это господин Степанов Виктор Иванович с которым я имел счастье уже общаться по телефону. Был секретарь сухопар, подвижен лицом и насмешлив:

– Очень. Очень приятно познакомиться, – пожал руку. – Парижский Михаил Михайлович Лопухин не ваш ли родственник?..

– Я знаю дядюшку из Чикаго, – уверенно отвечал я. – По какой-то там линии. Александр Александрович, кажется? Он женился на гречке… в смысле, гречанке, чудная, надо сказать, женщина…

– Что вы говорите?

– Да, наша ветвь… эээ… ветвистая, – изобразил руками гносеологическое древо, толком не понимая, зачем так безбожно вру. – По всему миру, так сказать…

– Прекрасно-прекрасно.

– А где господин Любошиц, что-то я его не вижу? – решил перейти в наступление.

– Он у нас человек государственный, – тонко усмехнулся Степанов. Занятой. И поручил мне решать все вопросы.

– Брезгует начальничек, – сделал я странный вывод. – Не желает общаться с графом из народа?

– Ничуть, – удивился секретарь. – Он больше по экономической части, а здесь, как я понимаю, криминальная…

Я вынужден был согласиться: пахнет уголовщиной, как сыром рокфором в знаменитом педерастически-парикмахерском салоне на Арбате. Тогда какие могут быть вопросы к товарищу Любошицу? Никаких, признался я, но я уже более часа занимаюсь хрен знаем чем, только не поисками выхода из ахового для Александры положения. Меня успокоили – времени достаточно для того, чтобы вырвать из неприятельских лап своевольную заложницу. Господин Любощиц очень огорчен, и прежде всего вызывающим поведением супруги. Всего этого следовало было ждать. Разумеется, меры будут приняты.

– И что? – не понял я.

– Спасибо за помощь.

– И все? – наконец докумекал. – Я свободен? А обмен? Они без меня не будут…

– Будут, Ваня, будут, – твердо уверил в обратном господин Степанов. Мы найдем… хм… консенсус.

– Не уверен, – обиделся я. – Они пойдут войной.

– Слова-слова, – равнодушно отмахнулся секретарь. – У нас есть… эээ… рычаги воздействия.

– Видео?

– Это мелочь, мой друг.

Кажется, аудиенция моя заканчивалась весьма неудачно. При ближайшем рассмотрении я, как товар, оказался залежалым и без знака качества. Я почувствовал себя Ванькой, которого так и не пустили в барскую, осветленную пригожим деньком усадебку; спасибо хоть борзых не спустили.

Право, не могу объяснить внятно, почему, выбираясь из кресельной западни для последующего невыразительного ухода, я признался, что Александру хотят обменять на информацию по программе «S». Интересно, спросил я, что это за проклятая программа, оцененная в человеческую жизнь? Вопрос, право, задал без особого на то глубокого смысла. Скорее всего по профессиональной привычке не оставлять загадок. Чтобы спать спокойно. Итак, я спросил:

– А не проще Александру обменять на программу «S». Это, кстати, что? Вроде программы «Дети России» иль чего покруче? – и шкурой почувствовал, как благодушная атмосфера в холле изменилась.

Что такое? Неужто я незатейливо вломился в запретную тему, совершенно секретную. Во всяком случае, благость господина Степанова исчезла, будто её и не было, а два СС-овца тянули руки к невидимым кобурам под пиджаками от покойного Версаче. Впрочем, ситуацию я утрирую, однако то, что мой вопрос-гравий угодил в строгий и точный механизм, нарушив его привычный ход, это факт. Правда, секретарь попытался замаскировать свой интерес и, позевывая, поинтересовался, мол, откуда Ванюхе Лопухину известно об этом «S»?

– Отсюда, – ощущал себя юным пионером, выуживая из кармана аудиокассету. – Господин, однако, Берековский…

Вещдок был тотчас же истребован. Как бы со скукой, мол, просто интересно, что там наболтал господин банкир в пылу полемики? И с этими словами Степанов Виктор Иванович удалился в соседнюю комнату. А я остался под неусыпным наблюдением СС-овцев.

Так-так, веселые дела, задумался я, подойдя к окну, откуда открывался чудный промышленный пейзаж на Москву-реку и на строящийся в муках и концептуальных спорах памятник Первому реформатору и костоправу. С планами будущего переустройства земли Российской, сжатыми в поднятой руке до дубинковидного состояния.

Темна, дика и таинственна наша история: много было в ней желающих повести за собой народец в светлое далеко, освещая ему путь огнем из пламенных посулов. И людишки верили, и покорно брели за неверным светом чадящих факелов, не понимая, что раньше или позже наступит вселенская мгла, где будут хрустеть их хрупко-фарфорные кости да корчится в страданиях окровавленные души.

И что же теперь? Эфемерная великая империя развалилась, как карточный домик, и под её руинами… миллионы и миллионы раздавленных судеб, которым кинули лозунг обновляющегося (как бы) общества: каждый выживает сам!..

И трудно сказать, что удобнее: жить иллюзиями или вовсе не жить?

Наступательное появление господина Степанова отвлекло меня от обществоведческих рассуждений о роли государства в жизни маленького человека. Нас ждут, Иван, заявил он безапелляционно, и я в приятном окружении покинул радушный гостиничный Дом для ходоков во власть. На стоянке мы застопорились – меня хотели отправить для удобства передвижения в «Кадиллак» цвета нижнего женского белья, а я настаивал на заржавелом, но родном «Вольво», где, кстати, нервничал Сосо Мамиашвили, готовый выступить в боевой поход. За наши интересы. С лучшим другом Калашниковым (модернизированным). О чем я посчитал нужным сообщить новым друзьям, чтобы они не обольщались мыслью о своем бессмертии. Господин Степанов хекнул и признался, что они нас недооценили.

– И это только начало, – пошутил я. Как бы.

– Вы меня пугаете, молодые люди, – тоже как бы пошутил секретарь.

С предупредительными улыбочками мы разобрались с авто: господин Степанов и один из СС-овцев решили вспомнить прошлые времена, когда колесили на подержанных колымагах. Меняли лайбы, как перчатки, сообщил секретарь, угнездываясь на заднем сидении. Такой его вызывающий демократизм был весьма подозрительным. И причина тому: мое упоминание о программе «S». Следовательно, Ванькой Лопухиным обнаружен ключик к барскому особнячку. Мечта воплощается в явь? А на хрена? Боюсь, что этот простодушный вопрос задан слишком поздно. Мы хотели легкого приключения на собственный зад? Мы его и получили. Будем надеяться, без тяжелых последствий. Как учил нас прапорщик Дудяхин: бей, а уж вслед за тем разумей. Впрочем, решительный командир имел ввиду империалистических солдат удачи из наступающего на восток НАТО, а вот что делать, если перед тобой соотечественник, наряжающийся в тогу, выразимся красиво, смертельной дружбы? Не знаю. Я сделал шах пешкой, теперь погодим ответного хода.

Увядающая на глазах ночь была похожа на притомленную шлюху с разъ()банной вагиной во время бессменной трудовой вахты на Тверской-Япской. Сам город затягивался тусклой пленкой утра. В такое времечко – на границе между смертью и жизнью – сон самый сладкий. И почему я не законопослушный обыватель – дрых бы в свое удовольствие под оперные рулады благоверной. Нет, лучше гибель на предутренней магистрали. Гибель, потому что наша пендюха, спеша за «Кадиллаком», угрожающе скрипела остовом. Не выдержав, я поинтересовался: куда это мы так убиваемся? И получил содержательный ответ: нас ждут.

– Дождались бы, – сказал я на это, чем вызвал оптимистический хохот подельников, не обращающих внимание на то, что отказали тормоза. Пришлось об этом грубо намекнуть. Конечно, это была шутка, однако она отрезвила господина Степанова, и он через космос потребовал впереди летящему челноку маленько сбить прыть. Я поблагодарил секретаря. – Спасибо. Всегда успеем к гильотине.

– Лучшее лекарство от перхоти, – не был оригинальным Виктор Иванович. – А вы, Иван, мне нравитесь?

– Простите, это в каком смысле? – занервничал я.

– В исключительно человеческом, – засмеялся секретарь. – У нас ориентация традиционная. В отличии от многих.

– У нас – это у кого?

И не получил ответа, господин Степанов сделал вид, что не услышал вопроса, а я не был настойчив. Зачем? Сам узнаю с минуты на минуту. И был прав – из глубины умирающей ночи всплывала гигантским айсбергом чаша крытого спортивного комплекса «Олимпийский». Не торопимся ли мы на соревнование по художественной гимнастике или стрельбе по движущимся мишеням, поинтересовался я? Меня успокоили – нас ждет состязание по плаванию. И прыжкам с трамплина. Я решил, что это очередная шутка. И на этот раз ошибся.

Закатившись под бетонный мосток, «Кадиллак» тиснулся к освещенному парадному подъезду бассейна, о чем сообщала металлическая трафарета. Потом я и Сосо (без АКМ) были приглашены в оздоровительное учреждение. Опасности я не чувствовал, высказав лишь сожаление, что не прихватил плавки производства КНР. Здесь плавают голенькими рыбками, осклабился господин Степанов, и мы затопали по казематным коридорам. Я почувствовал: где-то там, впереди, огромный организм и, кажется, живой? Что за чертовщина, куда это нас заманили, лохов лопушиных? К счастью для нервной системы, скоро понял: в керамических плитках плещется хлорированная водица. А в ней, судя по девичьим взвизгам, русалки. С дельфинами? Нет, он был в гордом одиночестве, а вот русалочных развратниц – пруд пруди. В чем их мамы родили.