Текст книги "Кровавый передел"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

Сначала я заметил троих, отличающихся от проч. публики уверенным и спокойным поведением. И главное, у них в руках не было мешков, чемоданов и тележек. Я толкнул в бок своего напарника:

– Вон твой оригинал. – И добавил: – И мой.

– Вах! Пивная бочка какая-то! – ахнул Резо. – Я что? Тоже такой?

– Нет, ты стройный, как тополь, – успокоил я товарища.

Потом мы увидели: троица братается со стариком боровичком и сопровождающим его лицом. Академик Акимов держался молодцом, был в очках с сильными линзами. (Эх, Орешко-Орешко, использовать физические недостатки при достижении великих целей!)

На наших глазах происходила передача академика из одних надежных рук в другие. Такие же надежные.

Через несколько минут наши с Резо «оригиналы» и старичок находились уже у стойки регистрации. Их ненавязчиво провожали. Те двое желающих убедиться, что команда успешно прошла контроль. Что и говорить, генерал в отставке Бобок знал свое дело туго.

Зуммер рации и голос руководителя операции сдунули нас с Резо туда, куда нам надо было спешить. В пассажиронакопитель, если выражаться романтическим языком пилотного состава.

Проскочив в приготовленный именно для нас свободный коридор, мы смешались с толпой пассажиров, бредущих по грязному туннелю к летательно-металлическому гробу.

Потом, как всегда, у последнего рубежа случилась путаница с билетами. Возникла паника из-за слуха: посадочных мест меньше, чем претендентов на них. Бедненькие, хрупкие стюардессы мужественно отбивали атаки агрессивно напористых путешественников, спешащих к Саяно-Шушенским отрогам. Кто-то взвизгнул, кто-то упал, кто-то ещё что-то… Уважаемый академик Акимов Дмитрий Дмитриевич почему-то оказался один, без строгого присмотра. Чтобы его не затолкали, мы с Резо (Нодари) кинулись к нему, как к родному, и приподняли под белы ручки. Паника тотчас же прекратилась. Наш академик-крот бормотал проклятия в адрес Аэрофлота, милый такой старикашка, пропахший карболкой.

– Не волнуйтесь, Дмитрий Дмитриевич, пожалуйста, Дмитрий Дмитриевич, говорили мы ему. – Сейчас загрузимся. Товарищи, разрешите академику!..

Публика уважала науку и потеснилась. Живая легенда неорганической химии вместе с беременными женщинами и детьми первой ступила в холодное нутро лайнера.

Операция «Обмен» завершалась. И, кажется, успешно. В моих руках оказался даже чужой «дипломат». С необходимыми для нашей будущей работы документами.

…Место мое оказалось рядом с академиком. Тот долго гнездился в своем кресле; пришлось помочь ему застегнуть ремни.

– Спасибо, молодой человек, – сказал он. – Вас, кажется, Алексеем?..

– Да, Дмитрий Дмитриевич.

– А я – это… Нодари, – влез Резо-Хулио, сидящий позади.

Я показал ему кулак: умри, несчастный. Академик закивал седенькой головой и пожелал нам приятного полета. Мы ему – того же!

Тягач потянул самолет на взлетную полосу – в иллюминаторы брызнули огни аэропорта. Прощай, любимый город. Быть может, мы ещё вернемся. Вернемся?

Затем взревели турбореактивные моторы – лайнер задрожал от внутреннего напряжения, покатил, ускоряясь, по темному летному полю. Толчок – и мы, невольные любители воздухоплавания, зависли между бледными звездами и невидимой землей. Мать моя Аэрофлот! Сколько живу, а понять не могу, как летают самолеты. Летают вопреки всякому здравому смыслу.

Как известно, во время полета хорошо думается о бренности человеческого существования. А проще говоря, когда о земную ось?.. Больно. Сейчас или в следующий раз.

Чтобы отвлечься от такого праздномыслия, я решил заняться чужим чемоданчиком. Знаю, что нехорошо. А вдруг там адская машинка? Я же так мало сделал для процветания нации. И поэтому решительно, без зазрения совести вскрыл «дипломат». Трац-трац! Бомбы не было. Вместо неё я обнаружил бутылку коньяка молдавского разлива, пачку ароматизированных (банан, е'!) презервативов, скромные валютные сбережения и документы. Джентльменский набор командировочного.

Мой сосед академик не видел всего этого безобразия, клевал носом, готовясь к полемическим схваткам с сибирскими коллегами относительно «красной ртути». Есть такая ртуть, нет такой ртути – наука об этом умалчивает. Хотя, судя по документам, подобный казус возник в спецлаборатории городка под кодовым названием Красный-66.

По проекту договора следовало, что «Фирма готова приобрести КР-2020 в количестве ____ кг по цене $_____». При условии соответствующих кондиций материала. «Материал, предназначенный для научно-исследовательских экспертиз, должен быть предоставлен Фирме в количестве _____ г по цене $ _____». Посредник, гарантируя сторонам полную безопасность сделки, выцыганивал себе _____ % от общей суммы Договора. Как в первом случае, так и во втором.

Высшая, мать их, математика. Что и говорить, хороший договор. Единственный недостаток – нет процентной ставки нашего активного участия, моего и Резо. Чувствую, не пить нам с ним коньячной настойки, пить нам «херши». До Судного дня.

Кстати, милая бортпроводница несла в пластмассовых стаканчиках напитки. Но не «херши». Пассажиры пили, будто блуждающие в песках бедуины. Халява – она и в облаках халява.

Словом, полет проходил нормально.

За иллюминатором плыли воздушные материки и острова, подсвеченные пламенеющим солнцем. Наверное, на этих материках и островах жили души. Души тех, кого мы любили и кого потеряли. Как жаль, что нельзя вернуть прошлое. Можно повернуть реки вспять, развернуться в боевом марше, вернуться из зоны… В сорокаградусный морозец, такой, как сейчас за бортом воздушного извозчика, души зеков промерзали до состояния покаянной, тихой печали. И тот, кто не успевал отогреть светло-льдинистую душу свою, падал в снег для смиренного уходя на небесный материк. Или остров.

* * *

Мне нравится прилетать в незнакомые города ночью. И лишь по одной причине: ни черта не видно. Только огни, похожие на партизанские костры в лесу прифронтовом. (Жизнь – война, и все мы – на передовой.) Ночь скрывает нечистоты и отбросы человеческого, коммунального быта. Ночью больше романтики и шансов остаться живым.

Нашу представительную группу во главе с академиком Акимовым встречали у трапа. С хлебом и солью. И с такими улыбками, будто мы были представителями правительства, от мнения которых зависела судьба зловонного химкомбината им. Эрнста Тельмана, отравляющего своим ударным производством среду обитания крыс и людей. Именно они, звери и люди, – единственные, кто мог существовать на енисейских прекрасных (в прошлом) берегах.

– Димыч! Дымок! Черт седой! Наконец-то соизволил матушку Сибирь поглядеть! – С такими словами помпезный старик – видимо, тоже академик накинулся на нашего, притомленного полетом дедка и принялся душить, как медведь козу.

Пока ученые-лирики разбирались в своих чувствах, витая в облаках долгожданной встречи, все остальные участники сцены надежно стояли на долготе 57°16 (параметры условные). И были банальными и пошлыми прагматиками, умеющими считать только миллионы. В конвертируемой валюте. Исключая, разумеется, нас с Резо (Нодари). Мы считаем в рублях. Деревянный рубль – самая крепкая валюта в мире. Если ею бить по голове, как поленом. Надеюсь, я понятен для тех, кто живет на одну зарплату или пенсию.

Между тем события разворачивались в русле благоприятном. Для нас, представителей-посредников от «Рост-банка».

Ко мне приблизились три симпатичных сибирских волкодава, способных в мгновение ока перегрызть горло зазевавшему «тигру».

– Гунченко? – поинтересовались, точно спросили пароль.

Кострома, хотел ответить я, да вовремя понял, что шутка-пароль будет неуместна. Какие могут быть шутки в смертельной игре на выживание? Я лишь кивнул, мол, да, я тот самый, кого вы, господа, хотите видеть. Рядом с академиком. И мне поверили. Вероятно, на мусало я был честным малым.

Крепкие рукопожатия – как залог будущей совместной работы, и все мы, лирики и физики, направляемся к автомобилям.

– Как там генерал? – спросил тот, кто назвался Марковым; судя по комплекции и поведению, он являлся руководителем СС (службы секьюрити).

– В боевой готовности, – ответил я, имея в виду, конечно, генерала Орешко, хотя прекрасно понимал, о ком идет речь.

Моим ответом все присутствующие остались довольны: генерал в отставке (Бобок) взведен, как курок, а это значит, Договор находится под бдительной опекой.

Загрузившись в импортные колымаги, мы стартовали со скоростью баллистических ракет. Вперед-вперед. К цели, скрытой ночным мраком. А, как известно, наша цель была коммунистический городок Красный-66.

Кортеж мчался по скоростной трассе, и свет фар выбивал из тьмы плотную стену деревьев, и где-то там, за ними, угадывались горы – огромные, мощные животные, уснувшие на ночь.

Мы с Резо (Нодари) чувствовали себя хозяевами положения. Очевидно, этот Гунченко (царство ему Небесное!) был заместителем по оперативной работе генерала в отставке; отношение к нему, то есть ко мне, со стороны сопровождающих лиц было самое доброжелательное. И даже подобострастное. Если бы Марков и K° знали, кого транспортируют на сверхсекретный объект!.. Думаю, все бы застрелились сразу. От собственного ротозейства. Разгильдяи позабыли великий завет Феликса Эдмундовича: бди!

Через час наше путешествие по невидимому таежному краю заканчивалось. Нарушая вековую тишину и сон жителей, кортеж въехал на площадь городка Красный-66. Встречал нас Владимир Ильич Ленин. В бронзе. На высоком гранитном постаменте. Приветствовал поднятой дланью. И действительно, кто первым мог нас встретить в этой глухой местности? Только Ильич. Который живее всех живых!

Я выказал удивление столь бессмертным произведением искусства среди «зеленого моря тайги». На что Марков махнул рукой в тьму ночную и сообщил интересную информацию: там, за отрогом, знаменитое село Шушенское, где будущий вождь всего мирового пролетариата куковал в ссылке с женой Наденькой и собачкой Жучкой. Они любили охотиться на зайцев. Вождь и Жучка. Отстреливали косых партиями. Для всего шушенского населения. Бродит легенда, что до сих пор можно встретить старожила этих мест в ленинском заячьем треухе. Так что народ не спешит расставаться с проклятым прошлым и ломать памятники, как того требуют последние агрессивные директивы из Центра.

Выбравшись из лимузина, я задохнулся от насыщенного кислородом, свежего воздуха близкой тайги. Такой чистый воздух мог быть только в раю. Или в лечебной барокамере. Странно, но признаки химического производства, навсегда парализирующего все живое, отсутствовали. Видимо, Красный-66 являлся курортной зоной для химиков и прочего таежного люда, этакий типичный жилой массив для доверчивых иноземных журналистов. Праздничная вывеска для дураков. Что, впрочем, гадать? Завтра, при дневном свете, разберемся, куда леший нас завел.

Дружным коллективом мы направлялись к двухэтажному деревянному зданию. Это была гостиница «Мир». По словам Маркова, наше временное пристанище. До утра. А что утром, поинтересовался я. «Под крылом самолета о чем-то поет…» – многозначительно напел главный секьюрити и уточнил, что полет, правда, будет на вертолете, самом удобном здесь транспорте. Батюшки, ахнул я, выдюжит ли академик такие нечеловеческие нагрузки? А мы его, как ляльку в люльке, успокоили меня. Я нашел взглядом нашего Акимова, он был увлечен беседой со своим коллегой и абсолютно равнодушен к окружающему его суетливому мирку. Да, с таким чудаком ученым проблем не будет. Во всяком случае, с переброской его бренного тела в пространстве.

Так же без проблем вся наша веселая капелла[145]145
  Организованная группа преступников (жарг.).


[Закрыть] заселила провинциальный «Мир». Проблемы возникли позже, когда неутомимый Нодари (буду теперь так называть этого беспокойного хазера[146]146
  Хазер – поросенок (жарг.).


[Закрыть]), подружившись с бойцами таежного отряда, принялся выклянчивать у меня бутылку коньяка.

– Зачем, – спросил я, – тебе, Нодарчик, куражиться на ночь глядя? Отдыхай.

– Сашин-Леха, в смысле, – зарапортовался мой друг от моего пинка в бок. – Чтобы по душам поговорить, нанюхаться.[147]147
  Заметить, узнать что-либо (жарг.).


[Закрыть]

– Ох, гляди, рогатик.[148]148
  Выдающий себя за преступника (жарг.).


[Закрыть]

– Ты ж меня знаешь, Са-а-Леха, в смысле!..

– Я – Гунченко, – рявкнул я в конце концов. – Для тебя с этой минуты, дорогой мой Нодари. Повтори!

– Г-г-гунченко, – промямлил мой друг. – Ну, дай пузырек с клопами, будь человеком, Гунченко.

Убедившись, что мой товарищ запомнил-таки мое новое имя и фамилию, я отдал предмет первой необходимости для душевных бесед в полночь. С надеждой, что Нодари выдержит проверку боем и выудит из собутыльников хоть какую-нибудь ценную информацию. Что-что, а желудок у него, бойца спецназначения, был как бронежилет.

Когда же мой друг и чмырь[149]149
  Пьяница (жарг.).


[Закрыть] удалился выполнять сложную и опасную операцию по осушению бутылки, я плюхнулся на кровать с комковато-зековским матрацем и решил подвести первые итоги. Все, что происходило, было подозрительно хорошо. Без сучка и задоринки, как любят выражаться руководители силовых структур. Когда операция по освобождению заложников, например, с треском проваливается. По своему опыту я знал: начали за здравие – будут трупы. Быть может, много трупов. Наступит время «Ч» – время собирать трупы. А вернее, души. И, чтобы не превратиться в бездушный предмет, который могут с пренебрежением шваркнуть в окровавленный, слизевой кузов грузовика, следует поразмышлять о генерале Бобоке. Он известен своим инквизиторским умишком и, по моему разумению, должен подстраховать ситуацию с КР-2020. Ставки слишком высоки, господа. Что там рулетка под «Сиреневый туман» и хмельные вопли «новых русских» чубуков.[150]150
  Чубук – парень (жарг.).


[Закрыть] Тьфу!.. Я плюнул и поднялся на ноги. Погулял по гостиничному номеру, как лунатик. За окном шумели ночные деревья, а за стеной – Нодари с друзьями. В смысле, Резо… И тут я остановился у стола. На столе лежал «дипломат». Он был моим, но на самом деле не моим. Нодари – Резо… Селихов – Смирнов-Сокольский… Гунченко Селихов… Резо – Нодари (да ещё и Хулио). Двойные фамилии, двойные имена. Почему бы реквизированному «дипломату» не быть с двойным дном?

И мои шаловливые щипанцы[151]151
  Пальцы (жарг.).


[Закрыть] заиграли по чужому чемоданчику; так тапир играет на нервах публики: трац-трац-трата-тац! Миллиметр за миллиметром! Сезам, откройся!

Со стороны зрелище было странное: сидит мужик в одних трусах и, кажется, занимается ловлей блох. Допустим, какой-нибудь сексот сидит на пихте и ведет наблюдение, так от увиденного он обязательно чебучнется о нижний сук.

Есть! Нет, это не секретного сотрудника уронили с пихты, а совсем наоборот – это я обнаружил секретку под кожей чемоданчика. Аккуратно вскрыв шов, я извлек из тайника… Мать моя наука!.. Компьютерный диск, похожий на тончайший древесный кругляш с возрастными кольцами.

Проклятие! Сучий научно-технический прогресс. Вся информация в куске железа. Неужели мне снова нужен хакер? Из Нью-Йорка. Нет, лучше смерть. В сердце России.

Я похож на единственного мореплавателя, которого после кораблекрушения прибило к необитаемому острову, где полно золотой гальки, но полностью отсутствуют вода и пища.

Что же делать? Не идти же мне на поиски компьютерной коробки? Да и не хакер я! Тьфу ты, прости меня, Господи!..

Ничего не остается делать, как втиснуть подозрительную дискету в тайник. Что там, в её бороздках? Не игра-стрелялка для саяно-шушенских ученых? Титаническими усилиями (с помощью иголки) я восстановил шов секретки. Мужик в трусах – с иглой в руках… В полночь… В тайге!.. Бррр! Надеюсь, меня никто не ведет?.. Уколов палец и выматерившись, я закончил ювелирную работу. Ненавижу такой дамский труд. Мне бы выйти на тактический простор. Надеюсь, этот простор ждет меня в будущем. Тем более я знаю то, чего не должен был знать. И в этом мое несомненное преимущество.

Как поется в старенькой, бодренькой песенке времен первой реконструкции: «Утро красит нежным цветом… траля-ля, тра-ля-ля! Просыпается с рассветом вся советская страна…»

Советской страны уже нет, а утро по-прежнему красит нежным цветом нашу грубую действительность. Проснувшись, я обнаружил храпящего Нодари; вид у него был умиротворенный, точно после выполнения сложного задания в тылу врага. Счастливый бурдюк с коньяком, есть чему завидовать.

Я подошел к окну. Изумрудный свет господствовал в этой героической, таежной местности. Впечатление было такое, что я нахожусь внутри салатовой бутылки. И только где-то там, наверху, пробивалась небесная синь. Пологие горы подпирали заросшими горбами небо. Была б моя воля, взял бы берданку и ушел жить в это природное великолепие. Зачем берданка? Чтобы сбивать шишки. Увы-увы, мечты-мечты…

В дверь услужливо постучали: подъем! Я потукал по Нодари, который брыкался и не просыпался. Я залил несчастную тушку водой из графина, и она завизжала нечеловеческим голосом, поднимая на ноги всю службу безопасности. То есть утро начиналось с хорошего запева, зовущего на боевые и трудовые подвиги:

– Мать-мать!.. Тра-та-тать!

…Автомобильный кортеж подкатил к бетонированному пятачку, где нас ожидал толстобрюхий пятнистый махолет со звездами на борту. Через несколько минут, заглотив нашу разномастную группу, он заболтался над таежными просторами. Академик Акимов спокойно переносил перегрузки – дремал. В отличие от Нодари, выразительно страдающего от воздушной болтанки. Все остальные пассажиры были равнодушны к прекрасной картине мира. Кроме меня. Когда я ещё вырвусь на таежные просторы, когда ещё увижу горы, стоящие на страже миропорядка, когда ещё окажусь так близко от солнечного диска. (Вместе с компьютерным диском.) Конечно, я не только любовался природными красотами, я запоминал местность. На всякий случай. А вдруг мне не понравится там, куда мы летим? Возникнет смертельный мордобой, и я буду вынужден таежными огородами… огородами…

Самый надежный ориентир на такой растительно-гористой местности река. И, к моему удовольствию, внизу запетляла безымянная речушка, видимо, енисейский приток. Такие водные артерии, как учили меня, могут вывести даже в канализацию г. Москвы. Так что, родной Алекс, все находится под контролем. Тьфу-тьфу.

По моим расчетам, вертолет уплыл от цивилизованного берега километров на двести. Пора находить островок для отдыха. И развлечений. Где-то уже должен быть тайгаленд? (Диснейленд в другом месте.)

Я оказался прав относительно таежного секретного поселка. Он находился у подножия мощного горного ущелья, защищенный с трех сторон неприступными для людишек скалами. С четвертой стороны защитой служила бурная дикая речушка. Идеальное место для тайных экспериментов. Более того, когда наша дребезжащая металлическая стрекоза принялась опускаться вниз, на бетонированный лепесточек, я заметил серебристую паутинку и две сторожевые вышки. У реки. Чтобы ни у кого не возникало соблазнов, искушая судьбу, прыгать в природомоечный агрегат.

Все увиденное навевало позитивные мысли. Мы прибыли туда, куда и требовалось. Теперь оставалось выбраться из этой каменисто-водной стихии. Живым. После того, разумеется, как будет выполнено задание родины. Говорю с иронией, но суть именно в этом: если пятая колонна уничтожает мою родину, почему бы мне не уничтожить её, эту пятую колонну? Колонну предателей.

Между тем махолет плюхнулся на бетон. Нас встречали и здесь. Люди в государственных костюмах и при галстуках. Неистребимый дух бюрократизма облачком висел над клерками. Академика Акимова встречали как героя дня. Мы тоже купались в лучах его славы.

К счастью, автомобили отсутствовали как вид, и поэтому мы все первомайской демонстрацией прошли по поселку. Поселок состоял из современных, утепленных жилых домиков, складских помещений и прочих производственных мощностей. Тут, признаюсь, я задал себе сакраментальный вопрос: а где, собственно, само Производство скандального КР-2020? Где это самое Предприятие, в недрах которого работает мыловарня по изготовлению адской смеси? По тому, как мирно вся группа шествовала в сторону скалистой стены, я как-то догадался, что там, в граните, имеет место быть заветная дверца. Сезам-сезам, откройся, черт бы тебя побрал!..

Я снова оказался прав – дверца была, но какая! Бронированные воротца. Подобной калитке не страшны прямые попадания ракет СС-20, способных уничтожить зараз миленькое мещанское предместье Парижа.

Делать, однако, нечего, надо вгрызаться в родной, с розовыми прожилками гранит. Что и происходит. Всем дружным коллективом единомышленников. Свободною толпою мы идем через военизированное КПП. Вооруженные до зубов бойцы лучезарно улыбаются. Все довольны. Кроме меня шкурой чувствую зону, если она даже выглядит так презентабельно.

Углубляясь в окультуренную человеком скалистую породу, я ахаю про себя: сколько же это надо было вбухать е'кувейтских динаров, чтобы добиться такого дизайна?! Так, наверное, обустроены официальные учреждения на Канарских островах. Но нам-то, варварам, на хрена хрусталь, бронза, яхонт и малахитовые полы? Ох, эта широкая русская душа. Неделями готова калорийную вермишель жрать да пыль в глаза пускать. Чтобы красиво выглядеть. Как памятник покорителям космического пространства.

…Нас ждали. В кабинете директора краснознаменного Предприятия химической промышленности. За длинным столом сидел моложавый – из бывших борцов, если судить по рваным ушам, – человек. За его спиной, на стене, пестрела увеличенная многократно Периодическая система элементов Д.И.Менделеева с портретом её осноположника. Бог химнауки был бородат, как Карл Маркс, и с печальной отрешенностью смотрел в наше настоящее: мол, все понимаю, но какая может быть, к черту, «красная ртуть»?

Хозяин кабинета радостно поднялся навстречу академику:

– Дмитрий Дмитрич, уважаемый! Как ждем! Без вас как без рук! Осторожно придушил старика.

– Да уж я уж, – прослезился тот: какое счастье быть ещё нужным отечественным наукам.

Потом пред светлые очи был представлен и я. (Вместе с чемоданчиком.) Любезным руководителем СС Марковым. Он был любезен до тошноты, как мотороллер[152]152
  Половой член, в головку которого путем хирургического вмешательства вставлено кольцо или шарики (жарг.).


[Закрыть] в бане. Мне не нравятся головорезы с детскими улыбками, у меня всегда появляется желание содрать подобные ухмылки вместе с кожей.

– Очень приятно, господин Гунченко, – пожал мне руку директор. И представился: – Колесник Борис Семенович, прошу любить и жаловать. Рад вас видеть. Как там Москва-матушка, ещё не провалилась в тартарары?

– Гуляет матушка, – пожал я плечами.

– Вот-вот, – хлопнул ладонью по столу хозяин кабинета. – А мы трудимся. Какие будут предложения, товарищи?

Предложение было одно: ознакомиться с производством загадочного вещества КР-2020. Началась легкая суета – академика Акимова взяли под руки его же коллеги, и все они удалились усовершенствовать новый, незнакомый Д.И.Менделееву элемент. Что делать, наука не стоит на одном месте, это правда. И тем не менее мне показалось, что я слышу стук костей в северной Пальмире. Это великий ученый переворачивался в своем гробу. Впрочем, я ошибался: Колесник Борис Семенович перебирал четки, и они гремели на весь горный массив. Как-то случилось так, что мы остались с ним одни в его же кабинете.

– Ну-с, чем порадуете, дорогой мой? – улыбнулся он щедрой улыбкой и выразительно взглянул на «дипломат» в моей руке. Я сначала подумал, что он претендует на банановые презервативы, однако после здраво рассудил, зачем такой моли[153]153
  Моль – мелкий расхититель социалистической собственности (жарг.).


[Закрыть] резиновые изделия; ему необходим иной предмет. Какой? Бутылку коньяка употребили в час полночный. Остались документы. Их я и передал своему собеседнику. Тот с недоумением пролистал штам,[154]154
  Фальшивый документ (жарг.).


[Закрыть] набычил голову. – Это что у нас?

– Шутка, – улыбнулся я, Гунченко, и, разодрав шов дискетки, извлек на свет Божий дискетку.

Директор с трепетом принял эту золотистую пушинку. (Легка, как перышко, да тяжела, как судьба.) И хотел, наверное, перекреститься, да постеснялся моего присутствия. Сдерживая чувства, поинтересовался:

– Тут все, как тогда уговорились?

Когда «тогда», хотел спросить я, но хватило ума только пожать плечами и ответить:

– Ага.

– Ну и дока Утка, – восхитился мой собеседник. – Значит, пролез через Боровицкие. Молодец. А я уж думал, брехня.

Я молчал. С понимающим видом. И держал паузу, действуя по восточной мудрости: спокойно сиди у порога дома своего – и скоро мимо пронесут труп твоего врага.

Правда, разница была. Во-первых, порог дома моего находился далеко. (Как там, кстати, Евсеич, рубит баньку аль гуляет?) И, во-вторых, времена сейчас такие, что никто твоего врага гробить не будет. Так что не дождешься траурной процессии. Мимо дома своего. Все нужно делать самому. Однако ситуация складывалась так, что мне нельзя было делать резких движений. Труп – категория бесперспективная. От дохлого барахла[155]155
  Барахло – человек, недостойный внимания (жарг.).


[Закрыть] не получишь полезной информации. И поэтому я терпеливо ждал дальнейших событий. «Тигр» по-прежнему находился в засаде.

События последовали незамедлительно. Энергичный директор химпроизводства в горах вызвал некую неприятную личность по фамилии Позднякович. Неприятную по причине собственной нечистоплотности. От него смердило, как от горного козла, прожившего лишних триста лет. (Пусть простит меня это благородное и умное животное; ради красного словца не пожалею… никого.) Ему, не козлу, а исполнительному ханыге,[156]156
  Ханыга пройдоха, попрошайка (жарг.).


[Закрыть] был дан приказ перевести всю информацию дискеты на бумагу. Что меня порадовало: бумага не требует никаких интеллектуальных усилий. Упер её, прочитал и все понял.

Я запомнил рожистого, неопрятного Поздняковича. И решил придушить его. При удобном случае.

Затем я повесил на грудь пропуск-бирку, и мы с хозяином Ртутной горы отправились на ознакомительную прогулку. С секретным производством неизвестной доселе научному миру лакокрасочной ханки[157]157
  Ханка – самодельный наркотик (жарг.).


[Закрыть] под кодовым названием КР-2020, отечественная.

В начале движения мой жизнерадостный спутник поинтересовался, скорее в шутку: мы с Нодари остаемся на объекте до победного конца или уже готовы сбежать?

Я, конечно, отвечал вполне серьезно, что до конца. До победного. Хотя, что имелось в виду, я не знал, убей меня Бог.

Кажется, я становился специалистом по изучению ультрасовременных технологий в области науки. Как тут не вспомнить мои сумасбродные приключения в подземных лабораториях и лабиринтах Центра по подготовке зомбированных особей, что в европейском Подмосковье. И вот теперь азиатский горный мешок, тоже напичканный всевозможной аппаратурой и компьютерными системами. Больше всего меня раздражали видеокамеры, следящие за каждым шагом. Что за привычка: не доверять человеку? Раньше верили словам, теперь верят либо лезвию у собственного живота, либо пушке у виска.

Из объяснений моего компетентного спутника я понял, что интересующий меня объект состоит как бы из нескольких уровней. Первый административный, где мы и находились. Второй – исследовательский. Третий уровень – производственный.

Когда мы приблизились к лифтной шахте, я вздрогнул: Боже, опять под землю? За что такая немилость?

Я ошибся – лифт взмыл вверх. Со скоростью звука. Куда это мы? Хозяин Колесник удовлетворительно ухмыльнулся: как куда? На полигон.

У меня голова кругом пошла, видимо, от быстрого подъема. Что за полигон у облаков? Ничего не понимаю. Ох уж эти ученые с неустойчивой психикой. И нездоровыми фантазиями. Все им хочется из человечества кишки выпустить. От большой любви к этому самому, ими же замордованному человечеству.

Завершив подъем, мы оказались в ласточкином гнезде, слепленном руками неуемного человека на скалистом выступе. Праздные академики и сопровождающие их лица толпились на смотровой площадке, защищенной от внешнего мира бронированным стеклом. За пультами управления спорилась подготовительная работа. Несомненно, готовилось некое действо. У меня странное свойство: присутствовать при исторических событиях. И катаклизмах.

Я приблизился к толпе зевак и увидел с высоты птичьего полета прекрасную картину. Мать моя природа, только она одна могла позволить себе такую величественную небрежность в создании подобного великолепия.

Обрывистые скалы заковали тайгу в неприступное пространство, создав как бы затерянный мир, куда проникали только птицы и солнце. Светло-изумрудный столп света, отражающийся от сланцевых гор, будто фонтанировал к небесному куполу.

В таком чудном местечке только грубый штопорило[158]158
  Вооруженный грабитель (жарг.).


[Закрыть] от науки мог додуматься использовать откровения природы в своих прагматических целях. Каких? Как я понял по оживленно-напряженной обстановке, что-то чем-то должны были взрывать к е'матери!

Была объявлена готовность номер один. Бронированное стекло обзора потемнело – защита глаз от ультрафиолетовых или каких иных излучений? Я уж, грешным делом, решил, что будут рвать атомную чушку. Или нейтронную. Разница, как говорится, не почувствуется. Я, приготовившись к самому худшему, обратил внимание на маленького бородатого живчика, похожего на добродушного лесовичка, который руководил подготовкой к эксперименту. Такое бодрое недоразумение в лесу не заметишь под лопухом. Однако его, Главного конструктора, как подсказал мне быстро обживающийся в новой среде Нодари, слушали беспрекословно. Наверное, он знал какие-то волшебные слова.

Из переговоров и команд, а также упоминаний легендарной матери я сделал вывод, что летательный аппарат уже приближается и его уже пора уничтожать. Через минуту.

Пошел отсчет времени. Наступила предгрозовая, нехорошая тишина. Неужели американцы снова запустили шпион-самолет У-2? Мы, зеваки, устремили встревоженные взоры к туберкулезно темнеющему небосклону. Ой, чегось будет? Сверхъестественная буза? Что на языке народов означает – крупномасштабный скандал, шум.

Шума не было. Пока. Воцарилась безмолвная тишина, точно все мы находились в вакуум-камере. Что было близко к истине.

Затем из-под скалы вырвался ослепительно-салатовый, искаженный, видимо, по цвету из-за темного защитного забрала тончайший луч. Он прочертил обозреваемое нами пространство гигантской биссектрисой. У искрящейся летательной цели, на высоте километров десять (или сто?), луч неожиданно лопнул, и возникло гондонообразное ядовито-гнойное облачко, полностью поглотившее воздушную жертву.

Я решил, что сейчас небо, как орех, расколется от взрыва. Ничего подобного. Тишина. Цель выползла из облачка, как пчелка из медовухи. Вырвалась из неё и… благополучно закувыркалась вниз, как разваливающаяся на ошметки комета.

Раздались скромные аплодисменты. Все перевели дыхание, заговорили и даже закурили, нарушая правила противопожарной безопасности. Однако главный конструктор и его команда продолжали активную научную деятельность. Из обрывков приказов, бормотания академиков и разговоров молодежи я наконец понял (в общих чертах), что происходит в наших родных каньонах.

Все увиденное и услышанное было похоже на фантастику. И это в стране, распластавшейся в полуголодном обмороке от эффективных демо-дерьмопреобразований? Странно, не правда ли? Хотя, как говорится, хочешь жить в мире, вооружайся, как на войну. И наши доблестные ученые головушки в секретных условиях постарались на славу. Создали плазменное оружие! Да-да, я не оговорился: плазменное оружие. Все то, что мы наблюдали, было экспериментальной пальбой плазменной пушки. По радиоуправляемой мишени, находящейся на высоте десяти, как я угадал, километров. Пальба выдалась удачная. Однако существовала проблема, связанная именно с высотой. Как я понял, плазменный плевок не достигал более высокой цели. И это была головная боль Главного конструктора и его коллег. Суть проблемы заключалась в катализаторе, коим и являлось вещество, именуемое «красной ртутью».