Текст книги "Кровавый передел"
Автор книги: Сергей Валяев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)
– Всем лежать! – то команда была понята буквально и несчастные решили, что к ним ворвалась банда насильников.
К счастью, я вовремя понял щекотливость ситуации и брякнул:
– Всем стоять!
И тоже неудачно – дамочки захихикали. Как безумные. Наверное, на нервной почве.
– Всем оставаться на своих местах! – рявкнул я. – Налоговая инспекция!
Это подействовало, как стакан водки. Вот что значит найти точную формулировку. Подавившись смехом, весь женский коллектив принялся вытаскивать документацию… Понятно, что сей офис был прикрытием, не более того. Глава компании некто мистер Дж. Джеферри руководил московским филиалом с берегов Гудзона. Его заместитель, некто Лева Шишинский, появлялся крайне редко – один-два раза в месяц, а чаще всего звонил по телефону.
Я, оставив «налоговых инспекторов» проверять кредитоспособность компании, отправился на поиски знаменитой журналистки Елены А.Борсук. О которой знала общественность не только на земле, но и под, и над, и в Африке, и даже в Антарктиде – пингвины на льдине.
А если о ней все знают, то, следовательно, и она обо всех знает.
Мои поиски неудержимой журналистки по всем редакциям столичных газет закончились тем, что мы устроили автогонки по Садовому кольцу. Вернее, гнался я на разбитом своем драндулете за мощной tojota, которая вела себя на дороге, как эмансипированная дама в светском обществе. Поскакать[272]272
Убежать от опасности (жарг.).
[Закрыть] мне удалось лишь с Божьей помощью. И крепких слов из народной лексики. В конце концов мне удалось подрезать импортную колымагу. С риском для собственной жизни. К счастью, реакция у журналистки и тормоза у автоигрушки оказались отменными. Впрочем, как и знания народной лексики. У приятной во всех отношениях Леночки Борсук, фурией вырвавшейся из коробки машины:
– Ты что, ангел мой! Совсем плох на голову и кое-что другое! Естественно, это перевод, чтобы уши обывателя не завяли. Как бананы на февральском морозе. – Смотреть надо, козел! Ты меня понял, дорогой товарищ, или таки не понял? – и хотела меня подушить из газового баллончика, чтобы, видимо, я вспомнил прекрасное детство и правила уличного движения.
Как известно, я никогда не обижаю женщин. Я их уважаю, как рыцарь без страха и упрека. И поэтому, сдерживая все свои чувства и руку, которая предательски нырнула за «стечкиным», я объяснился как мог. Хорошо, что меня в Конторе научили разговаривать с женщинами. Что-что, а понимают они меня с полуслова.
– Посидим, поокаем, – кивнула знаменитая журналистка на свой лимузин. – А я уж решила, что очередной пострадавший от слова…
– Неужели ещё кто-то обижается?
– А то нет! Народец звереет, а власть жиреет… Вчера была на свадьбе сынка одного «хлебного барона»…
– Не в качестве, надеюсь, невесты? – позволил я себе пошутить.
– Инкогнито, – хмыкнула журналистка. – Морды – во! – Покрутила рулевое колесо. – Ни стыда, ни совести. Пир во время чумы, ей-Богу. – Отмахнулась. – Ааа, что там говорить. Слова нынче как медный грош… – И почти без перехода: – Полина-Полина, разумненькая девочка… Самолюбивая… Ну, я от неё чего-то в этом роде ожидала, если честно. Ох, дурочка… – Покачала головой. – Наша ассоциация может подключиться…
Я поморщился: ассоциации создаются, чтобы пить пиво и писать красиво, и попросил вспомнить последние встречи. А вдруг Полина сообщила ей нечто такое, что тогда не просчитывалось?.. Не помню, пожала плечами Елена А.Борсук, когда это было. Какой журналист будет дарить другому золотую жилу?
Я вздохнул – можно было утешить себя уже тем, что я познакомился с интересным человеком. Но даже он не в состоянии помочь в такой патовой ситуации. Я было открывал дверцу теплого и уютного домика на колесах, когда журналистка сказала:
– Красный «шевроле» помню… возле ворот университета… После нашей последней встречи… Поля туда нырк, а там такой… крупногабаритный бычок… Я ещё удивилась, да-да, удивилась… Несоответствию…
– Такая пачка семь на восемь? – показал я размеры на себе. – Челочка борцовская…
– Не знаю, как челочка, но из бывших, похоже, спортсменов…
– Бармалей, – процедил я сквозь зубы.
– Что?
– Спасибо, – и галантно поцеловал руку. – Елена Анатольевна, если будет девочка… Еленой…
– Будет мальчик, – улыбнулась журналистка.
– Почему? – хмыкнул я.
– А мне так кажется.
– И мне так кажется, – рассмеялся я. – Всего доброго.
– Удачи, – пожелали мне.
Ура! Да-да, удача, кажется, поворачивалась ко мне лучшей своей стороной. Бармалей! Самая надежная рекомендация для компании, поставляющей за бесценок достояние РФ в заморский край, где главная платежеспособная карточка у части мужского населения недействительна.
Теперь задача упрощается – найти Бармалея, взять его за борцовскую челочку и попросить быть откровенным, как на исповеди. Захочет ли он исповедаться? Не знаю. Но, думаю, металлический, пахнущий солидолом и смертью ствол у виска будет куда требовательнее, чем всепрощающий, добренький, католический папа римский.
Нетрудно догадаться, что моим следующим культурным мероприятием было посещение «Националя». Москва мерзла от февральского, порывистого, мокрого ветра. Колеса автомобилей и прохожие месили грязную снежную кашу. Казалось, весь продрогший, сумеречный город потерял веру, что когда-нибудь наступят другие времена. Теплые. Как острова в океане.
Гостиница встретила меня праздничными огнями, нахохлившимися проститутками и строгими фельдмаршалами в ливреях.
– Эй, куда, молодой человек? – подал голос Алешка.[273]273
Алешка – швейцар (жарг.).
[Закрыть]
– Батя, бомба в здании, а вы хавы пооткрывали, – пошутил я.
– Бомба? Какая бомба?! – обмерли стражи у дверей.
– Авиационная, – брякнул я.
Тут к отелю подкатили два патрульных «мерседеса» с новогодними сигнальными огоньками на крыше. Как бы в подтверждение моих слов. И я смог спокойно продолжить свой путь. В гостиничных лабиринтах.
Найти человека в здании несложно. Как бомбу. Главное, чтобы он имел место быть. Тем более если его окружение похоже на него самого. Правда, высоким интеллектом спортсмены-братцы не обладали и принялись выпытывать, кто я такой и зачем мне Бармалей. Выразительно при этом играя дубовыми битами, решив, наверное, что моя голова самый удобный предмет для игры в бейсбол.
Пришлось доказывать обратное. С помощью «стечкина», который ржавел без работы. Знал, что оружие отрицательно действует на детскую психику, но, увы, я не Ушинский, это правда. Надо сказать, меня поняли сразу и соединили через космос с господином Бармалеем. Тот вспомнил меня, и я был любезно приглашен на прием. Что само по себе было приятным событием.
Кабинет напоминал выставку спортивных достижений общества «Трудовые резервы» – кубки из дешевеньких сплавов, хрустальные горшки, на стенах дипломы в рамочках. Застывшая память прошлых побед. Хозяин кабинета не изменился – был уверенный, как бандит, и деловой, как государственный чиновник.
Мы сели за столик с видом на Тверскую, погружавшуюся, как океанский лайнер, в пучину мглистой, вечерней пурги. Я коротко изложил проблему. Бармалей задумался, как депутат над нуждами народа. И своими.
– Тухлое дельце, да, – покачал головой. – Меня же уроют в три минуты, если… Сам понимаешь, мужик, да?
– Не понимаю, – проговорил я.
– Эх, Поля-Поля, знал бы… – Вздохнул. – Нет, мужик, ты меня прости… Но шкура мне моя…
Тут раздался хлопок, будто открыли бутылку шампанского. Или далеко взорвалась авиационная бомба. Нет, оказывается, это «стечкин» проявил самостоятельность, выплюнув пулю в сторону музея спортивной славы. И весьма удачно. Хрустальная ваза, искрясь алмазными кусками, разметалась по кабинету.
– Ты что, мужик? – последовал тихий и грустный вопрос. – Я из тебя….
Я занервничал от угрозы, и вторая стекляшка разметалась по стене. Красивым бисером. Такие мишени во всех отношениях удобны – сразу виден положительный результат.
– Ну все, все, да! – заорал Бармалей. – Что тебе надо?
– А ещё есть «шевроле», – вспомнил я. – Люблю взрывать красивый тыхтун с вертуном.
– Ты – мент, да?
– Нет, товарищ, я куда хуже… Ты, детка, крутой, но я ещё круче, как кипяток… – Много говорил, правда, имею такую слабость, но что делать, надо уметь переубеждать собеседников. – Смотри, не ошпарь шкуру…
– Да иди ты…
– Говори, куда, говори, к кому, пойду, родной…
И в этот напряженный момент – тук в дверь. И, не дожидаясь разрешения, проклюнулся дубовый, как бита, колган[274]274
Голова (жарг.).
[Закрыть] исполнительного лакея:
– Артем Борисович, эвакуация. В здании бомба.
– Что?!
– Да-да, бомба… Срочная эвакуация.
– Что за бред? – не поверил Бармалей и посмотрел на меня.
– И, может быть, под «шевроле», – хмыкнул я. – С дистанционным управлением. – И похлопал себя по куртке. Аккуратно, но с чувством. – Ну, что? Считаем до трех? Раз…
У моего собеседника был выбор: верить или не верить. Наверное, мои предыдущие действия убеждали в том, что предпочтительнее первый вариант, чем второй.
– Два!
– Ну хорошо-хорошо, – пригладил свой чубчик. (Помнится, и я такой чубчик держал. Эх, Санька-Санька, где твой золотой чубчик, где те золотые деньки?) – Только уговор – я ничего…
– Нет проблем, – ответил я.
Что там говорить, приятно иметь отношения с теми, кто желает помочь. Неважно, по каким причинам он это делает. От чистого сердца или сидя на авиационной бомбе. Главное, чтобы помощь была своевременна. Бармалей, в миру Артем Борисович, герой борцовских ковров, такую помощь мне оказал; и я сказал искреннее «спасибо» за то, что он вспомнил, как его, маленького колобка, водила на тренировки девочка Полина.
Покидая «Националь», я не мог не обратить внимания на некоторую сумятицу, царящую в коридорах и вестибюлях. Было такое впечатление, что в отеле заложена бомба. Видимо, я не ошибался в своих смутных предположениях. Потому что все туристы бегали с выпученными чичи-чиги и заполошно орали: фаер-фаер! Администраторы и обслуга кричали, что вовсе и не пожар, а бомба. Тут ещё появилась группа военизированных людей с псом Алым, который от усердия облаял обкуренную в дым девятую супругу аравийского шейха Аль-Абдуль-Гам-Нассера; понятно, девушка от такого обхождения завизжала, как стадо павлинов в нефтяном дворце супруга.
То есть начался такой бедлам, что я решил удалиться. От греха подальше. Может быть, и вправду какой-нибудь исламский фундаменталист спрятал фугас в покоях обожаемого владыки всей Сахары. Известно, что Восток – дело тонкое, и поэтому кому куда, а мне в западном направлении.
Очевидно, что информация от господина Бармалея меня заинтересовала. В противном случае я бы отправился домой дрыхнуть у знойной батареи отопления, а не квасить вечернее шоссе в промерзшей колымаге. Куда же я ехал на ночь глядя? Вместе с друзьями, которые тоже пожирали холодные километры, как пломбир. На джипе и по другой скоростной трассе. Целью нашей поездки была зимняя избушка ресторана «Русь». По утверждениям Бармалея, там любит отдыхать от трудов воровских Лева Шишинский, по прозвищу Шиш, шестерка сучья, имеющий непосредственный выход на владельцев компании.
Была суббота, а именно по выходным дням Лева любил отдыхать. В обществе двух телохранителей и цесарок.[275]275
Цесарка – красивая женщина (жарг.).
[Закрыть]
И мы решили составить ему компанию. Чтобы вечер для именинника проходил весело и с неожиданными по возможности сюрпризами. Ведь так мало радости вокруг, и это печальный факт нашего бытия. Больше праздников, господа, больше и разных!
Островерхая бревенчатая избушка притулилась к лесу задом, а к дороге передом. Гирлянды перед входом, оставшиеся после Нового года, плясали на студеном ветру. Липкий снег покрывал коростой автомобили на площадке. Под родным снежком угадывались импортные металлические коробки, не приспособленные к нашей суровой и простой действительности. Через год-другой от них останется лишь ржавая труха. Впрочем, ржавеет и создатель их, человек. И нельзя остановить этот разлагающий, мерзкий процесс. И каждое мгновение, каждая секунда – минута – час ведет нас к вечному покою. И спасение, повторю, одно – наши подснежники.[276]276
Дети (жарг.).
[Закрыть] Право, я никогда не задумывался над тем, что по свету может бегать ещё какой-нибудь Санька, зеркальное отражение мое. Никогда не задумывался, к сожалению.
И что же теперь? Моего Саню хотят насильно пересадить на искусственную почву, чтобы из него вырос благополучный янки, никогда не задумывающийся о том, что есть великая гибнущая страна. Которая возродится из мрака бездны. Возродится, е' ваш кремлевский род, возродится, потому что я верну Саньку в этот родной край, тяжелый для жизни и прекрасный для души. Да простится мне этот высокий слог, выражаюсь я на нем в исключительных случаях. В торжественных. Когда чувствую, что скоро будет большая жатва. Для старушенции с сельхозинвентарем.
Наконец подковылял джип, весь в снегу, похожий на механизированные сани. Мои друзья вывалились из транспортного средства, как добрые купцы, желающие гульнуть ночку. Я присоединился к ним, и мы втроем заявились в окультуренный общепит, напоминающий как бы русскую избу. Самовары, лакированные ложки-плошки, матрешки… Туфта для любителей экзотики с берегов Темзы, Сены, Потомака и прочих водоемов мира.
Лакеи в рубашках а-ля русс с алыми кушаками встречали дорогих гостей. Очень радушно, даже несмотря на наш скромный, дорожный вид. И то верно, какой ещё сумасшедший попугайчик[277]277
Интурист с долларами (жарг.).
[Закрыть] залетит в такой дремучий угол? Да ещё в такую плаксивую пургу.
Мы сели за столик и заказали ужин. Скромный. Чтобы не отвлекаться на прием пищи. В зале помимо нас имели честь присутствовать три пары, очень похожие одна на другую: она – молоденькая ласточка,[278]278
Проститутка (жарг.).
[Закрыть] он жирный, вальяжный кот; она – щебетала, он – мурлыкал… Несколько начинающих коммерсантов в пиджаках цвета плакучей ивы заговорщически обсуждали проблемы рынка. Наш подопечный, кажется, доблестно отсутствовал. Да, хлебая щи, горячие, как угли, я скоро обратил внимание, что лакеи таранят[279]279
Таранить – тащить (жарг.).
[Закрыть] подносы в потайную дверцу. Из коей при открытии доносился прибой быстротечного праздника. Кто может себе позволить отдельную кабинку, как в хез тресте? Верно, тот, кто нам нужен. Если мы ошибаемся, нас поправят.
Через четверть часа из потайного помещения вывалились две лакшовки[280]280
Лакшовка – проститутка, пользующаяся успехом (жарг.).
[Закрыть] и, похихикивая да ломая каблуки, прошли в место общего пользования. Я тоже почувствовал необходимость позвенеть струей.
И весьма результативно. Слышимость была, как в театре. Девицы пожурчали, точно весенние ручейки, закурили и принялись обсуждать животрепещущие проблемы, кому давать и сколько брать.
– А ты, Любонька, не стесняйся, чай, п…а не казенная, – учила более опытная свою подружку c забавной фамилией Краденая. – Когда они хочут, режь по максимуму. И «капусту» вперед. Сначала зажми зелень, а уж потом член… Я те' говорю.
– Да я так не могу, Орлиха, – мучилась честная девушка Люба. – Хотя, конечно, обидно. Я вчера отсосала у Шиша, а он мне ни шиша… Завтра, говорит. Разве так можно?
– Е' твою мать! – заорала Орлиха. – Я что, Шиша не знаю… Да он сам бы себе сосал, как слон соску, сука такая! Жадный! Что я, Леву не знаю? Однажды чуть не откусила, блядь буду. Зажала зубами и… плати мани-мани. По сверхурочной таксе. Или гуд бай, Америка!
– И что? – несмело поинтересовалась Краденая.
– А куда он… – засмеялась многоопытная лярва. – У них там все, милая, все мозги, вся жизнь… Помни, ты – хозяйка, а они гости в этом е' мире. Так что вперед и с песней!
И они зацокали прочь. Выполнять вновь поставленные задачи.
Я вернулся к друзьям, которые позволили себе от одиночества употребить коктейль Б-52. И теперь в их глазах метались маленькие искрящиеся американские бомбардировщики с напалмовыми фугасами на борту.
Я сделал внушение товарищам по оружию, и мы обсудили наши дальнейшие действия. Мы решили повязать Леву на выходе из родной избушки. Будет он тепленьким, если судить по количеству тары, отправленной в потайную каморку. Телохранителей же надо нежно схозировать[281]281
Похоронить (жарг.).
[Закрыть] в сугробах на некоторое время. А вот что делать с дамами, этими опасными пираньями? Ничего, однако беречь от них мужское богатство, предупредил я друзей.
Через час упитанный заяц[282]282
Пьяный (жарг.).
[Закрыть] уже болтался на заднем сиденье джипа, как в мерзлой проруби. Все оказалось намного проще, Лева вывалился отдохнуть душой на унитазном лепестке. Один. Потерял бдительность, это правда. Был весел и находчив, этакий обаяшка. Чувствовалось, что качается по ресторану купчишка этой жизни.
Мы, немилосердные, выдернули его из керамического лепестка в момент наивысшего блаженства. Легкий удар по темени затемнил нового демократического буржуа. И с веселыми шутками да прибаутками мы поволокли товарища Шишинского в лес. К елям с шишками. Чтобы он малость там протрезвел. Крепкий алешка из бывших полковников Генштаба помог нам открыл дверь с укоризной, мол, вот так всегда Лева злоупотребляет, упивается, как в последний раз.
– Ничего, батя, сейчас мы его проветрим, голубчика, – пообещали мы. Будет как попугай в холодильнике…
– Ааа, это из анекдота, – осклабился служивый. – «Какой я попугай, похлопал руками, как крыльями, – пингвин я, еть' твою мать!»
– Точно, отец, – сказали мы на это. – Дверь закрой, а то радикулит загуляет. По тебе. А мы сами погуляем. Для восстановления сил.
И мы сдержали свое слово – гулять, так гулять. Елки зеленые. Брызги шампанского! И мчались по обледенелой трассе, вперед-вперед, к огням большого города, под их пусть эфемерную, но защиту.
К обморочному рассвету мы уже знали, где находится основная штаб-квартира компании. Это удалось не так легко, как хотелось. Лева Шишинский нагадил себе в штаны, но отвечать на поставленные вопросы отказался. Наверное, он хотел умереть мучительной смертью героя. Или страх перед всемогущей Америкой застил ему разум? Не знаю. Пришлось проводить профилактическую беседу. Со «стечкиным» в руках. Я тиснул ствол в хавло и поведал миру о нехорошем поведении Левы с девушками, которым он отказывается платить за их благородный и честный труд. Мой упрямый собеседник покрылся испариной и принялся мандражировать, как заяц под вечнозеленой елочкой. А я, следовательно, был волк? Если волк, то добрый. Даже терпеливый Резо не выдержал и шлепнул по шишинскому шнобелю. Правда, больно – фря буржуйский умылся кровавой юшкой, но отвечать все равно отказался. Никитин не выдержал и уснул от такой тягомотины. Я же сдерживал себя, как мог. Известно, что выдержка у меня, как у разведчика в тылу врага. И поэтому долго терпел мужество «нового русского». Видимо, он решил, что мы очередные бандиты и вот-вот на нас обрушится карательный РУОП. Я попытался втолковать собеседнику его же ошибку. Заблуждение. Он не поверил. И зря. Раздался случайный выстрел, и пуля-дура продырявила лодыжку герою. Такое иногда случается с машинами.[283]283
Машина – всякое огнестрельное оружие (жарг.).
[Закрыть] Ну, понятно, что начались страдания и болезненные причитания. Хорошо, что мы находились на полузаброшенном дровяном и теплом складе, где было много-много мелкой стружки. А то бы все эти вопли разбудили законопослушных граждан – зачем их нервировать, им утром на трудовую вахту. И даже после этого Лева не желал раскрывать страшную тайну. Пришлось использовать стружку в качестве присыпки… А что делать? Если под рукой нет медицинских средств для помощи пострадавшим от несчастного случая?
От моих щадящих методов лечения мужественному махлаку[284]284
Махлак спекулянт (жарг.).
[Закрыть] сделалось дурно, как христианскому проповеднику в устье Амазонки от любви к его аппетитному телу аборигенов местного племени.
Да-да, каюсь, я жесток и немилосерден. Но нет у меня времени на душеспасительные беседы. Слишком высоки ставки – я могу потерять того, с кем ещё не знаком. Однако кто живет и собирается в самое ближайшее время пробиться в этот жестокий, яростный и шумный мир. И если я не способен его защитить сейчас, о чем можно тогда говорить. В будущем.
И ближе к печальному рассвету мой собеседник наконец понял, что проще ответить на вопросы, чем преждевременно убраться. Вместо того чтобы радоваться жизни. Во всех её чудных и прекрасных проявлениях.
Словом, я ещё раз убедился, что с любым человеком можно договориться. По-хорошему. При условии, разумеется, ежели он душевно к тебе расположен. И все будет тики-так. Никаких проблем.
День прошел в хлопотах. Больше всех повезло Резо, он остался дежурить у поврежденного тела господина Шишинского. Мы с Никитиным завезли им колбасы, хлеба и безалкогольных напитков и в полдень уже находились в дачно-заповедной местности, что в южных широтах столичной области. Там обнаружили обновленную каменную усадьбу семнадцатого века. Она была окружена декоративным забором, но пространство простреливалось телекамерами. По утверждениям Левы, в охране здания участвуют человек десять-двенадцать. Морские пехотинцы USA. (Шутка.)
В самой усадьбе находится сложный лечебно-исследовательский комплекс по подготовке товара на экспорт. Обслуживают его самые опытные врачи-специалисты. И некоторые, кажется, именно из Нового света.
Информация о беременных, обращающихся в свои районные или специализированные поликлиники, тут же поступает на компьютерный пульт управления. После обработки всех данных начинают действовать агенты. Их благородная задача – убедить молоденькую жительницу РФ сделать хороший и выгодный бизнес. Затем формируется мобильная группа, заключается взаимовыгодный контракт – и в Америку. Там девушки находятся под постоянным медицинским контролем, занимаясь легкими учебными программами по делопроизводству, бухгалтерии, домоводству и проч. Когда наступает время «Ч», то роды происходят в самом гарантированном месте мира. В смысле их успеха. После рождения ребенка мать проходит реабилитационный курс и через неделю с десятью кусками зеленой массы отправляется на родину. Естественно, без дитя. Но с добрым кусом.
Система продумана до мелочей, контракты идеальны, ни один суд под этой луной не сможет найти доказательств нарушения прав матери и ребенка.
Руководил «приусадебным хозяйством» некто Файнер Марк Абрамович, в прошлом гинеколог, а ныне представитель компании. На российской земельке.
Мы провели необходимые оперативные мероприятия для ночного штурма и отправились в Смородино. Отдохнуть и пополнить боезапас.
Были встречены радостным собачьим клубком. Даже барон Тузенбах выбросил мокрый шершавый обмылок для дружеского приветствия. Дед Евсей обжился в дому, признавшись, что переехал сюда на правах хозяина. Во всяком случае, так он себя чувствует.
– И хорошо, Евсеич, – сказал я на это. – Будешь нянькой.
– Да неужто? – обрадовался старик. – Давно пора наследить… Да, я вон скоко… своих поганцев… Господи, прости мя, грешного… на ноги… По такому случаю… того?
– Нет, Евсеич, – сказали мы. – Рано. Америка напала на Расею. Будем отражать нападение. Трезвыми, – и в подтверждение своих слов выбрали из лежки практически весь оружейный арсенал. Кроме мортиры 1812 года. Евсеич, тайну хранить умеешь? – спросили мы. Так, на всякий случай.
– А? Чего? А как же? – охренел дедок до конца дней своих. – Так я это… я – Зорги, ей-ей. – Взялся за голову. – Едрить её, Америку, мать, неужто взаправду полезли империалисты…
– Пока тихой сапой, Евсеич, – проверял я АКМ. – Ты не волнуйся. Отразим нападение. И даже более того…
– Ага-ага, сынки, – растерянно захихикал старик. – И более того… А чего того-то?
– Евсеич, отдыхай, – посочувствовал я ему. И вытащил из закромов родины «мерзавчик». – И помолись за нас.
– Так я ж не умею, сынки…
– Как умеешь…
На том и порешили. Затем сели перекусить. Всем коллективом – и люди, и звери. Тушенкой, удобной для употребления как одним, так и другим. Понятно, что Евсеич, хлопнув стакан ханки, просветлел, как родник:
– Хлопчики, вы себя того… берегите… А того… помру я без вас…
– Евсеич, победа будет за нами… – Обвешивались железом, как новогодние елочки игрушками, готовя себя к ближнему бою.
Дедок глянул на нас и восхищенно пробухтел:
– Цацы!.. Какие там, к ихней е' матери, Рембы… Вдуйте, сынки, империализьму… Чтоб летели и пердели… Етить их!..
Что и говорить, голос народа воодушевлял. И мы отправились в путь, как только из реки Смородинки поднялись сумерки, точно неисчислимые империалистические рати.
Через час мы уже навещали хворого Леву Шишинского. И обожравшегося докторской, кстати, колбасой Хулио. Они нам были нужны: Резо в качестве специалиста-подрывника, а господин бизнесмен в качестве ключика. От усадьбы.
Правда, Лев для видимости было заартачился, мол, он не ходок без приглашения. Пришлось прострелить ему очередную лодыжку.
Это я так шучу. Нервничаю потому что. Хотя вынужден был предупредить строптивца о последствиях его взбрыков. Он согласился, что был неправ и полностью осознает свои ошибки. Вплоть до того, что готов пристрелить Файнера, поца по природе своей, заставляющего заниматься распылением отечественного генофонда по миру.
– Э нет, – сказал я на это. – Он-то нам нужен живее всех живых. – И предупредил боевые единицы: – Будем работать нежно, но эффективно.
– Не понял, – сказал Резо. – Как работать?
Я покрутил под его носопыркой увесистым кулаком: нежно, мой друг Хулио, нежно, как с любимой в койке.
– Ну так бы сразу и сказал, – резонно заметил Резо.
План операции «Дитя» был разработан по всем законам антитеррористической деятельности. Главное – внезапность, натиск и тишина. По возможности.
В 23.00 мы начали действовать. Поначалу заминировали пластиковой взрывчаткой все транспортные средства. Зачем? А так, на всякий случай. Как это нам удалось, если все пространство, напомню, простреливалось телекамерами? Дело в том, что наши отечественные самородки после бутылки родной изобрели заморочку, способную блокировать всю систему наблюдения. Минуток на пять. То есть картинка с видом на лужайку повторялась как бы в прошлом времени. Минуток пять. А за такое время можно унести Б-52 вместе с экипажем. Так что, проведя предварительную подготовку к вторжению, мы приступили к исполнению давней мечты познакомиться поближе с экс-гинекологом Файнером, популярной жопой в медицинской (и не только) зоне.
Господин Шишинский открывал вечер знакомств: мы его поставили у парадной двери, как доброжелательный манекен, и он эту роль исполнил, как Сара Бернар роль Гамлета.
Во всяком случае, железобетонная дверь приоткрылась для позднего гостя. Гостеприимный лучик света манил… Мы не могли отказаться от такого любезного приглашения. Невежливо отказываться. Можно прослыть невоспитанным гордецом. А гордость у нас, как известно, не в почете. И поэтому заглянули на огонек. Правда, ног не вытирали, было, признаться, не до этих штиблетных церемоний. Мои друзья были заняты удушением двух молоденьких секьюрити. Шейки у них оказались то-о-оненькими, очень удобными для этих воспитательных целей и гранта.[285]285
Грант – прием удушения (жарг.).
[Закрыть] Я же скакал по мраморной лестнице горным козлом. Третий секьюрити за столиком был нетороплив, как зять у тещи на блинах, он так ничего и не понял, счастливчик, – легированный тесак[286]286
Финский нож (жарг.).
[Закрыть] впился в приоткрытый рот. Куда он собирался заслать кусок сандвича. Как говорится, не ешь на рабочем месте, это вредно для здоровья. Четвертый, позевывая, вышел, видимо, на оздоровительную прогулку перед сном. И получил заряд бодрости в область паха, а затем по вые. Удобным прикладом АКМ. Я уже хотел было порадоваться за успех операции, но тишина внизу лопнула яростными звуками – заработали КЕДР Резо и «Клин» Никитина. Значит, враг наступает. На эти веселые звуки в коридор выпрыгнули двое мясников,[287]287
Мясник – убийца (жарг.).
[Закрыть] если судить по их зверским оскалам. Пришлось и мне пошуметь во славу отечественного боевого оружия. Возникает естественное сомнение: да это ж какая-то легкомысленная брехня, а не война двух держав. Почему мы шагаем по трупам, как по опавшей листве в осеннем ЦПКиО?
Отвечаю для тех, кого многократно роняли в детстве на ступеньки родного дома. Не мы такие великолепные и боеспособные Рембо – это они все потенциальные жертвы своего непрофессионализма. Вероятно, каждый из них демонстрировал приемы рукопашного боя только в койках марушек. Повышать политическую и боевую подготовку, товарищи жмурики, необходимо совсем в другом месте. И в этом заключалась их существенная ошибка. Никто не виноват. Кроме них самих. И хватит об этом.
Потом в одной из комнат я обнаружил растрепанную крупногабаритную матрону, видимо, отвечающую за культпросветмассовую работу среди воспитанниц. Увидев меня, она набросила на себя одеяло и завопила истошно:
– Насилую-ю-ют!
– Мадам, – поклонился на это я. – Был бы рад, да долг превыше всего. Будьте добры, где покои господина Файнера?
Разумеется, моя речь была более экспрессивна, но за суть отвечаю. Что-что, а с дамами я обращаться умею, это факт моей биографии. И через минуту уже находился в кабинете, похожем на покои Юлия Цезаря. Если я верно представляю древнеримскую роскошь. Особенно впечатляла огромная люстра, плавающая под потолком в хрустальных огнях. Возле открытого сейфа мылился отекший от переживаний и геца гражданин.
– Здорово, хряк, – рявкнул я. – ОБХСС! Все документы на стол.
– ОБХЗЗ? Какая ОБХЗЗа? – изумился Файнер, ломая язык. – Я есть подданный Юнайтед Стейтс оф Америка, вы не имееть права…
– Власть переменилась, гражданин Файнер, – отвечал я. – Так что учи родной язык заново…
– Я выражаю протест против…
Чего не люблю я, так это яркого света и мудаков под ним; они кажутся ещё омерзительнее, как жижа в выгребной яме. Может быть, поэтому я позволил себе некую вольность – автоматные очереди принялись гулять по хрустальном облаку… и хрустальный град обрушился на протестующего жоржика.[288]288
Жоржик мошенник (жарг.).
[Закрыть]
Когда я выгреб тело из-под обломков былого имущества, то господин Файнер проникся ко мне отцовской добротой. Всегда надо приходить человеку на помощь. В трудную для него минуту. И он ответит тем же. Быть может.
Тут ещё явились мелко простреленные, но радостно возбужденные ближним боем мои друзья, сообщившие, что они зачистили территорию. А те, кому повезло увернуться от шальных свинцовых пчелок, в основном это медицинский персонал, отдыхают в подвальной лаборатории, где есть все для здорового и продолжительного образа жизни. Непрезентабельный вид моих товарищей и последние новости из их уст привели господина Файнера в трепетный ужас. Он окончательно убедился, что власть переменилась и лучше для здоровья с этой властью сотрудничать. То есть если страны хотят найти общий язык, они его находят. Даже в таких экстремальных условиях.
Я вкратце изложил суть проблемы, и, что интересно, меня сразу поняли. Без каких-либо вопросов. Тут же по космической связи был обнаружен материк, зря, по-моему, открытый Х.Колумбом. Начались напряженные переговоры. Там, в USA, решили, что тут, в СССР (б), мы собираем клубнику на февральских грядках. Пришлось переубеждать – весь автопарк был отправлен на небеса для уборки звездного мусора. Ясный гром среди глухой российской ночи, вероятно, достиг ушей мистера Дж. Джеффера. Он вытащил из них бананы, и мы пришли к компромиссному решению: через двенадцать часов приедут представители компании, чтобы на месте убедиться в правдивости моих слов. И подсчитать убытки. Я опускаю некоторые несдержанные высказывания в адрес Соединенных Штатов и отдельных их чванливых поданных, чтобы piece был во всем piece, а не наоборот. Скажу лишь одно: дерьма хватает по обе стороны океана, увы.