Текст книги "Кровавый передел"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

ПЯТАЯ КОЛОННА

День Победы я встречал ударным трудом. В поле. А точнее, на грядках. Была майская жара – и мой частнособственнический огородик требовал воды. Много воды. Наверное, в другой жизни я трудился мелиоратором. Или водовозной клячей.

Когда я утолил жажду всей, кажется, планеты и плюхнулся на крыльцо, чтобы совершить то же самое для своего обезвоженного организма, с танковым гулом появился джип. Хорошо мне знакомый. Коробкой передач. И теми, кто находился в его пыльном салоне. Видимо, желая, чтобы сие механизированное недоразумение исчезло из прекрасной природы, я уронил лицо в ведро. С шампанским. Из родного колодца.

Признаюсь, ещё утром смутные предчувствия… И то верно, как может существовать мир без моего вмешательства? Порой грубого – вплоть до летального исхода. Для некоторых членов общества РФ, уверовавших, что они цапнули Боженьку за бороду. Нехорошо и опасно отрываться от земной тверди. И народа. Народ знает каждого форшмака, то есть негодяя, и терпит его до поры, до времени. Чтобы потом спустить его в бурные сточные воды истории. В качестве либо политического трупа, либо дерьма. Что одно и то же, по-моему.

Вынырнув из прохладных глубин ведра, я обнаружил, что двое, генерал Орешко и рядовой по жизни Никитин, уже идут по дорожке. И по мою душу.

Кобельсдох Тузик вместо того, чтобы мужественно, как пограничный пес Алый, охранять рубежи родины от шпионов, щенячил под ногами гостей.

Я вздохнул полной грудью – не иначе, новые безобразия в нашей многострадальной отчизне?

Повторим за классиком: запрягаем мы кобылку истории долго, но уж ежели запряжем каурую – поберегись! Понесет она нас, родная, по бездорожью с таким треском и ускорением, что все нации мира обмирают от страха и ужаса: ба! Что за дикий и чумовой народец ухлебается на телеге, гремя костями и вставными фиксами? А в ответ – ор, гогот да добрый мат, мол, запендюхи вы все, от Алеут до Ямайки; в сторону, мать вашу так, а то, не дай Бог, шершавым, азиатским колесом…

– Здорово, пахарь земли русской!.. Как всходы? – громко поприветствовали меня друзья-бездельники. – Когда жрать картошку? В мундире?

– А пошли вы, – огрызнулся я и заметил им, что к честному огороднику приходят не тогда, когда он хрустит своим хребетным тростником на грядках, а уже после завершения битвы за урожай. Нехорошо.

Приятели развели руками: дела, хозяин, дела. На грядках общественного правопорядка.

Оказывается, по случаю Победы все охранительные службы столицы были подняты по тревоге. Власть, видимо, решила, что ветераны, звенящие орденами и медалями, пойдут на штурм Кремля. Под алыми стягами.

Однако штурм не состоялся. Противоборствующие стороны сдержали свои чувства и разошлись мирно: монархический Кремль остался гореть золотыми куполами, а старики разбрелись по скверам и паркам пить горькую и вспоминать великие дни национальной виктории.

Когда взрывоопасная ситуация у кремлевских стен, таким образом, разрядилась и боевым службам был дан отбой, мои товарищи вспомнили о сельском единоличнике. И Тузике, любителе ливерной колбасы. (Колбаса тут же была брошена псу как награда за преданность.)

На такую бессовестную лесть я отвечал, что приехали они, подхалимы, не случайно. Случайно только галоши[174]174
  Презервативы (жарг.).


[Закрыть] рвутся. От большой любви.

– Да-да, Алекс! – завопили гости, размахивая привезенными бутылками водки. – Ты же ничего не знаешь!

– А что я должен знать? – насторожился я.

– Резо вырвали из лап любимой! – смеялась веселая парочка с водочными гранатами. – Сашка, Хулио на тебя зол как черт! Берегись его! Зверь!

– В чем дело, сукины вы дети? Где таежный Ромео?

– В госпитале. Приходит в себя.

– После чего?

– После битв на койке.

Я чертыхнулся и потребовал подробностей операции по спасению неудачника. Выяснилось, что в течение трех суток он был многократно любим железной Фросей. Отдыхал лишь тогда, когда девушка уходила отмахивать сигнальными флажками скорым и грузовым поездам. Словом, на далеком сибирском тракте происходила любовная драма. Группа спасения появилась вовремя. Резо-Хулио отбивался из последних сил:

– Ой, не могу я более! Помогите, люди добрые! Погибаю, как крейсер «Варяг»!

Берданка оказалась слабым оружием супротив пистолетов-автоматов «Клин» и КЕДР, а также ручных гранатометов 40GL для ведения боевых действий в таежно-гористой местности.

Впрочем, стволы не испугали Фросю, простую русскую красавицу. Наоборот – распалили. Визжа, как тормозные колодки при экстренном торможении, она бросилась на спецгруппу. Врукопашную. Пришлось связать железнодорожную фурию и самим регулировать движение на стальной магистрали. Пока Фро и Резо не пришли к полюбовному согласию. Какому? После поправки здоровья жених ведет невесту под венец.

– Полный трататец! – не поверил я, разумеется, выразившись более народным словцом, более емким, но тоже в рифму. – Шутка?

– Какие могут быть шутки, Александр? Ты диву видел?

– Имел честь. – И уточнил: – Лицезреть.

– И какие шутки? – удивились друзья. – Откобелил свое Хулио. И поделом.

Я понял, что истины не добьюсь, и, не обращая больше внимания на балаган приятелей, отправился в кладовку. За огурцами. Маринованными. К водочке. Без нее, светлой, праздник – не праздник.

Втроем, не считая счастливого пса, мы устроились на солнечном, воздушном, как дирижабль, крыльце. Было тихо и вечно. Малая родина благословляла своих грешных сыновей. На новые подвиги. И казалось, что плывут они под небесным куполом…

Малиновый перезвон нарушил тишину. В чем дело? Я обратил взор на грешную землю и обнаружил у забора… деда Евсея. Кого еще? Во всенародный праздник.

Старичок был в пиджачке, на лацкане которого и тренькали медали. Мы ему обрадовались. И больше всех я. Есть кому быть третьим. (Как известно, я пил только родниковую воду. Согласно канонам Шаолиня.)

– Евсеич, – крикнул я, – уважь компанию!

– Так это… вот… Мимо брехал…

– С Победой поздравляем! Герои у нас в почете.

– Да какой там герой, – отмахнулся дед. – Пехота, сынки… Голова в окопе, жопа на ветру.

– Значит, пуляли родным минометом?

– Всяко бывало. Кишки на ходу лудили и вперед – за Родину, за Сталина!

– За Сталина-отца, чай, от души кричали? – поинтересовался Орешко.

– А то! – радостно улыбнулся старичок. – Заградотряд на загривке, как та вошь! Заорешь…

Мы вздохнули – и сказать-то нечего. На простые такие слова. Вот правда о войне. Все остальное – прогон. То есть клевета. Гнилая лажа. Гнойная рана нашей национальной памяти.

– И все одно выдюжили. – Никитин разливал по стаканам водку с характерным булькающим звуком.

– А чего ж не выдюжить, сынки, – крякнул Евсеич. – Завсегда выдюжим. Будем живы, не помрем.

– Отличный тост, – сказал генерал.

И они со смаком выпили. Захрумтели огурчиками. Тузик облизнулся. Я тоже. Может, и мне грамм сто пятьдесят? Чтоб душа открылась. И не закрылась. Нельзя. Знаю, Орешко прибыл в райский уголок по уважительной причине. И поэтому я должен быть трезвее пса.

Снова раздался характерный звук – появился новый тост: за славу советского оружия! Хекнув по стакану, веселая троица принялась обсуждать основные боевые характеристики автомата «калашникова», затем – ракетного, противовоздушного комплекса «Оса» и наконец – американского «стингера». Тут же возник спор, может ли американское дерьмо сбить наше летающее добро МИГ-29.

Трудно находиться в компании хмельных бражников, и поэтому я предложил Никитину и Евсеичу продолжить спор в бане. В смысле, чтобы они растопили баньку для будущего телесного удовольствия.

Мое предложение с энтузиазмом было принято, и мы с генералом остались на крыльце одни. Если не считать прожорливого Тузика, гипнотизирующего взглядом огурцы в банке. У него, у Орешко, есть замечательное качество: он может выдуть ведро табуретного самогона и быть в боевой готовности. Что значит кабинетная закалка в эпоху четырех рублей двенадцати копеек (4 руб. 12 коп.)

Беседу по душам мы начали издалека. Я вспомнил саяно-шушенские отроги. Как забыть такие дикие, эпические места? Особенно у быстрой горной речушки. С двумя вертухайскими вышками. Вертолетным пятачком. С бронированным КПП в горе Ртутной. Полигоном с ласточкиным гнездом. С ядовитым, гнойным плазмоидом в чистом небе. Бр-р!

На все эти романтические бредни генерал отвечал: объект поставлен под контроль.

– А кто ставил? – поинтересовался я. – Группа «А»?

– Саша, ты свое дело сделал. Гуляй смело.

– Тоже собираетесь смолить небеса плазмоидом?

– Обороноспособность должна быть на высоте, – последовал дипломатический ответ. – И добрый мой совет, Саша: забудь все, как дурной сон.

– Как это? – изумился я. – Такое не забывается.

– А ты забудь. Для собственной безопасности.

– Ха, – рассмеялся я. – Живота не жалел… По горло в крови… И в медвежьем говне…

– Алекс, ситуация все время меняется, – отрезал генерал. – Я не хочу тебя потерять. Ты мой неприкосновенный запас. Будь им всегда.

На такие высокие слова я послал Орешко туда, куда удалился коллектив. В баню. Что за отношение к товарищу? Если я не буду знать общей обстановки, то шансы похоронить меня с почестями повышаются. В геометрической прогрессии. Я должен знать то, что считаю нужным знать. И кое-что добавил на французском наречии, мол, куафре апорте дусманс иси писи леже-бомбе лепепе фак' ю!

Генерал понял, что может потерять агента, и убрал весь свой нетрезвый гонор, сказав, что готов отвечать на любые вопросы.

Вопросов была куча навозная: что делать? Кто виноват? Почему небо синее? Процветает ли «Рост-банк»? И какие проблемы привели чиновника СБ в сельскую местность?

Чиновник взялся за голову – ни хрена себе вопросы! А попроще нельзя? Нельзя, был категорический ответ. Генерал вздохнул – надо отвечать. И сообщил сногсшибательную новость, от которой померкли небеса и все остальные извечные вопросы: глава «Рост-банка» сбежал. В США. Как только почувствовал чекистский капкан.

– Как сбежал? – заволновался я. – Навсегда?

– Ты что, Саша? Бросить такой лакомый кус? Нашу Русь?

– Значит, закрылся на переучет?

– Ага. Лег на дно, как подводная лодка. Всплывет, стервец, при любом удобном случае.

– А в какой он сейчас гавани?

– В Нью-Йорке, городе контрастов, – ответил генерал и насторожился: Не собираешься ли ты туда, голубчик? Предупреждаю сразу: у Конторы на такие экскурсии…

На это я отвечал с укоризной, мол, в любой Запендюханск – пожалуйста, а как чужой мир посмотреть в познавательных целях, то возникают проблемы. С билетами. И командировочными. Генерал обиделся: он работает в бюджетной организации, в «Интуристе» трудятся другие. Я успокоил товарища патриотическим изречением о том, что у меня нет никакой причины покидать пределы любимой родины. Как большой, так и малой. Это пусть банкиры и хакеры бегают по свету в тщетной попытке обмануть судьбу.

– Тьфу ты, Алекс. Дался тебе этот хакер, ё'! – И пока Орешко матерился, как советский турист, кинутый в песках Гоби без воды и кувейтских динаров, я принялся размышлять о превратностях нашей жизни. Иногда она нарисует такой крендель, такую замысловатую завитушечку, такие пошлые безобразия, что ничего не остается делать, как или поверить в роковое стечение обстоятельств, или чертыхнуться на банальность событий. К чему это я? К тому, что мир тесен, как вагон подземки в час пик. Всякие встречи случаются. Тем более в больших городах. Почему бы нашему банковскому пройдохе не столкнуться с нашим же бизнесменом в сарафане «а ля рюсс» на каком-нибудь светском рауте, посвященном независимости Гватемалы или России? В результате встречи родственных душ мир капитала будет иметь сделку века. Алмазная птичка Феникс приобретет нового хозяина и вернется под сень кудрявых березок, а компьютерный трест имени Анны Курье поправит свое материальное благополучие и продолжит ухищренные поиски в областях виртуальной реальности. Все будут довольны. Кроме меня. Возникнет очередная проблема, которую необходимо решать. Феникс есть достояние всего трудового народа, и я, как представитель этого народа… Недовольный голос генерала вырывает меня из частнособственнического мирка фантазий:

– Ты меня понял? Или нет?

– Понял, – ответил я. – А про что? Не понял.

Друг Орешко заскрежетал зубами и предупредил ещё раз, чтобы я сдерживал свои чувства и был крайне осторожен в действиях. Впредь никаких ошибок. Только фарт в лице экс-генерала-зека Бревнова выручил меня от плазменной гильотины. Тут я прервал товарища и поинтересовался здоровьем своего крестника. Надеюсь, мой выстрел был достаточно меток, чтобы не завалить его насовсем? Да, пуля-дура погуляла по организму удачно – сейчас господин Бревнов восстанавливает силы в одном из госпиталей. Не в одной ли палате с Резо, пошутил я. В одной, отшутился Орешко, но в разных городах. Я искренне порадовался за дружелюбного ко мне бывшего фараона. Теперь мы с ним полностью квиты и, даст Бог, более не сшибемся. Во всяком случае, мне бы этого не хотелось.

– Теперь о главном. – Генерал шумно втянул в себя стопочку водочки и смачно куснул огурец; Тузик с болью в глазах смотрел на поедание маринованного лакомства. – На-на! – Милостивый гость подбросил надкушенный овощ вверх. Собачья пасть клацнула, как затвор винтовки М16 американского производства. Мы с Орешко, переглянувшись, хмыкнули; мой товарищ назидательно поднял палец. – Вот именно! Клац-клац! Был огурец – нет огурца! Был молодец – и нет…

– Тонкий намек, – прервал я друга, – но я его понял. И Тузик тоже.

Зверь шумно вздохнул и снова принялся гипнотизировать плавающий съедобный сило[175]175
  Овощи (жарг.).


[Закрыть] в банке, а люди продолжили бухтеть. О чем был главный разговор? Да ни о чем. (Шутка.)

По словам генерала Орешко, новое дело было плевым. Для меня. После всех моих криминально-подозрительных деяний, сопровождающихся горой трупов, кровавым мордобоем на суше, море, в воздухе и в недрах, падающими летательными средствами, ракетной пальбой по всему, что движется, матовыми потоками и проч., это дельце вроде как отдых. Отпуск на три дня. Так, одно баловство. Для праздного франта.

Чем можно было ответить на столь неприкрытую лесть? Только настоящим, крепким словцом:

– Орешко, иди ты в!.. – Я послал красноречивого товарища туда, откуда он имел честь выйти лет этак сорок пять назад.

Мой друг не обиделся – в моих словах была правда жизни. А как можно обижаться на правду? Тем более я не любил иезуитского подхода к конкретному делу. Издалека начинают только импотенты и политики. Проще надо быть, господа, проще и доходчивее. Как лозунг дня: «Если он такой умный, почему он такой мертвый». Однако генерал, руководствуясь своими деликатными соображениями, все-таки не торопился… Поначалу он напомнил мне историю, связанную с гибелью Степы Рыдвана, когда на конспиративный терем-теремок набежала с хлопушками неизвестная банда. Пока я покорял матушку Сибирь, Никитин отработал версию причастности ГРУ к ссученному наскоку. Версия подтвердилась: грушники вели золотого тельца в лице Сынка бывшего Политдеятеля. (Как это давно было, Господи!) И, разумеется, пытались защитить свой интерес всеми доступными средствами, включая огневые. На поражение.

Извечная борьба двух тайных служб: безопасности и военной разведки. Кто лучше? И если раньше схватка находилась под бдительным партийным контролем, то ныне, в эпоху базарных отношений, Конторы перешли на самоокупаемость. После шести часов вечера, когда заканчивалась нормированная служба во благо отечеству. У всех, повторюсь, семьи, дети, тещи, долги, дурные пристрастия к зеленому, скажем, змию или там автомобилю, или к норовистым кобылкам, гарцующим по обновленным арбатским тротуарам. А за бензин и смутные удовольствия надо платить. Желательно в зеленой, как и вышеупомянутый змий, валюте. Где можно нарвать «зелень»? В карманах новых рябушинскихъ, морозовыхъ, мамонтовыхъ и прочих. Их, сборщиков лоя,[176]176
  Лой – деньги (жарг.).


[Закрыть] страх потерять собственную шкуру и капиталец, нажитый беспримерным, потным подвигом на бумажных биржах, заставляет обращаться в соответствующие организации, способные в нерабочее время заняться проблемами нового, но трусливого класса пеньковых нуворишей. Хотя в той нашей, давней истории несколько иной, более сложный расклад сил, однако принцип все тот же: хозяин платит – служивый служит, не жалея живота своего.

Так вот, лихие грушники, обнаружив спецаппаратуру в барских апартаментах, пошли на штурм опасного источника, видимо, догадываясь, кому он принадлежит. Зеленый листопад производства USA помутил их разум производства СССР. Что, впрочем, не помешало им натянуть на уши вязаные маски.

– И какое это имеет отношение к сегодняшнему дню? – снова не выдержал я долгих исторических экскурсов. – Вымолотить из жизни горшатников?[177]177
  Горшатник – человек низкого достоинства, трус (жарг.).


[Закрыть] Без проблем.

– Да погоди ты, – плюнул в сердцах генерал. И на Тузика тоже, между прочим. – Куда ты все лезешь…

– А ты харкаешь на беззащитную скотину, – резонно заметил я. – Дай ему овощ. За моральный урон его хозяину, то есть мне.

– Излагаешь ладно, – восхитился Орешко, пальцами ощупывая упругие овощные тельца. – Вроде не я, а ты пил.

– Надышался. Ядовитыми парами.

– А ты не дыши, – с философским глубокомыслием посоветовал Орешко, выдирая из банки огурец. Так, должно быть, акушер-коновал рвет младенца из материнской утробы. – Ап! Шарик!

Пес, руководствуясь человеческим принципом – назови меня хоть чертом, а положенное дай, – заглотил маринованную мину. И снова залег в засаде, как у пограничной полосы. Чтоб мы все так служили. За соленый огурец, банку тушенки, бутылку горькой и ласковый взгляд хозяина.

Между тем генерал, прерванный мной и Тузиком, вернулся к проблеме текущего дня. Новая проблема заключалась в том, что никого не надо брать на храпок,[178]178
  Схватить за горло (жарг.).


[Закрыть] а надо совсем наоборот – найти.

– Найти? – удивился я. – Кого?

– А вот его. – Орешко вытащил из кармана портмоне, из него фотографию. – Познакомься, Рафаэль.

Я едва не свалился с крыльца. От такой кликухи. С таким имечком надо сразу вешаться на первом попавшемся столбе. Или топиться в грязном водоеме с домашними утками и гусями.

Цветной фотопортрет был выполнен в лучших традициях СБ (службы быта). Манерный наклон головы. Томный взгляд к поднебесью. Неестественный румянец на щеках. Вьющиеся смолистые локоны. Хрупкие, фарфоровые черты лица эстетствующего создания лет семнадцати.

– И какой у него пол? – засомневался я. – На девицу похож.

– Зришь, братец, в корень, – хмыкнул генерал. – Голубой. Как небо.

– Тьфу ты! – возмущенно фыркнул я. – Только не надо на меня звезду[179]179
  Звезда – пассивный гомосексуалист, пользующийся большим спросом (жарг.).


[Закрыть] вешать. Кого угодно, но не эту плесень…

– Александр, – укоризненно проговорил мой боевой товарищ. – Ты же знаешь, я к тебе обращаюсь лишь в крайних случаях. Безвыходных. Для меня.

– Спасибо, – сказал я. – За доверие.

Генерал погрозил мне и Тузику пальцем и продолжил свое невнятное повествование о событиях, которые произошли в первомайские деньки. В одном из семейств высокопоставленного государственного чиновника. Как фамилия чинуши, поинтересовался я тут же. Страна, повторюсь, должна знать своих героев. Однако Орешко занемог от вопроса, как вошь от дуста, мол, это не имеет никакого значения. Для широких народных масс. Мне он, разумеется, сообщит Ф.И.О. нового слуги трудящихся масс, но лучше будет, если сей субъект будет проходить у нас под буквенным обозначением: Ш. Чтобы никто не догадался. Я махнул рукой, согласившись на конспирацию. Чего не сделаешь для хозяина, извлекающего, как огурцы из банки, интересную работенку.

Однако, узнав фамилию главы семейства и одной из структур исполнительной власти, я крепко зачесал затылок: дела!

Что и говорить, господин Ш. был птицей большого полета. Не уткой. И даже не гусем. Из семейства стервятников, питающихся в основном падалью. Такие птахи опасны сами по себе. Своим всевельможным суком, на котором они гнездятся. Такая у нас дикая, азиатская традиция: место красит, а не наоборот. Так что генерал грешил, утверждая, что дельце рисуется плевое. Для меня.

Не люблю я семейных разборок. Каждая сторона пытается излить душу перед случайным попутчиком, если, конечно, представить, что все мы трясемся в вагонах скорого поезда, мчащегося по маршруту «Жизнь – Смерть». Каково мне, человеку действия, слушать стенания и плач, истерические вопли и проклятия, философскую брехню о великих демократических преобразованиях, вникать в пустые проблемы, как общественные, так и личные? Чур меня, чур!

– Понимаю-понимаю, – проговорил я с кислым выражением, точно умял все оставшиеся огурцы в банке. – Папа желает учинить ремонт сынку? Но я не специалист в области проктологии.

– Саша, ты меня уже достал, – признался генерал Орешко и с горя хлопнул ещё одну внушительную стопочку. – Так же невозможно работать! Каждый считает своим долгом…

– Забыл закусить, – посчитал я своим долгом напомнить о важном компоненте дружеского застолья.

Мой товарищ выматерился и, цапнув трехлитровую банку, перевернул её вверх тормашками. Мутный поток со злосчастными огурцами… Через мгновение Тузик, не чуя себя от счастья, чавкал, как свинья. А мы, пооравши друг на друга, продолжили нашу милую беседу. О проблемах великосветской семейки господина Ш.

Я ошибался, признаюсь. В своих предположениях. Все было куда проще. А быть может, и сложнее? Это как посмотреть. Хотя, как ни смотри, а дельце было швах. Для гражданина Ш.

Известно, что все руководители государства (старые и новые) вышли… из народа. А не оттуда, что подумалось. Хотя оттуда тоже. Но разговор наш не об этом. Народу нравятся отцы нации, у которых дом – полная чаша, жена-скромница и детки. Лучше несколько штук. То есть государственный человек должен быть как все. Отвечать непритязательному требованию обывателей, коих большинство. Впрочем, любовницы чиновнику тоже не возбраняются – у каждого из них должны быть мелкие грешки; как без грешков – без них никак нельзя; без грешков только папа римский, и то потому, что на ладан дышит в своем малахитовом Ватикане.

Понятно, что товарищ Ш., начиная карьеру молодым коммунистом, раскумекал сразу преимущество персонального автомобиля над общественным трамваем, где отсутствует спецсвязь, и скромных пищевых пайков для тех, кто денно и нощно думу думает о всеобщем благополучии. Взяв на вооружение лозунг времени: «Вперед! Без мыла в жопу вышестоящему руководству!» внешне ладный и хитроватый по натуре Ш. с льстивой улыбочкой и аккуратно гнутым позвоночником зашагал из кабинета в кабинет с персональными теплыми унитазами. Хозяева казенных апартаментов вовремя не разглядели маленькой душонки крупногабаритного активиста и благословили на покорение белокаменной.

Правда, перед молодостью поставили задачу: иметь жену и ребенка. В кратчайшие сроки. Известно, что не было таких задач, которых бы не выполнили коммунисты. Через неделю молодая семья (муж, жена и пятилетний сынок супруги по имени Рафаэль) уже прибыла на постоянное место жительства в столичный район Черемушки, где ударными темпами возводились кирпичные бастионы для новой партийной элиты. Тогда всем казалось, что коммунизм у нас на веки вечные. Два туалета в каждой отдельной квартире как бы подтверждали эту незыблемую истину.

К сожалению, меняется все. Даже политический строй. Тем более дети. Чужие. Рафаэль, натура впечатлительная, подрос и с максималистским энтузиазмом отправился на войну. Против отчима, диктатора семьи. Ну, не нравился мальчику хамелеон, постоянно меняющий окрас в угоду политическому моменту. До последнего времени скандалы не выходили за рамки семейного очага. Однако после небезызвестных первомайских событий Рафаэль, видимо, проникся сочувствием к демонстрантам, обработанным боевыми спецсредствами, и, обвинив во всех смертных грехах чиновника Ш., покинул родительский дом. В знак солидарности со всеми трудящимися мира. (Шутка.)

Ситуация банальная и вечная: конфликт между отцами и детьми. И все бы ничего. Да мстительный, человеколюбивый юнец упер из кабинета отчима документ с грифом «Совершенно секретно». И ещё – видеокассету. Исключительно любительскую. И вместе с этим грузом, как утопленник с пудовым камнем, канул в воду.

– Ну и что? – не проникся я ситуацией. – Вернется карбонарий.

– Э-э, нет, Саша, – цокнул генерал. – Такие сами не возвращаются, повертел пальцем у виска, – такие по идеологическим соображениям… Сам знаешь, что это такое.

Я пожал плечами – не верю во все эти потусторонние явления ума. Небось малец боится порки, да и только. Орешко обиделся – если бы дело было в этом. Все намного сложнее, Алекс, ты даже не представляешь, насколько все непросто. Я прервал причитания приятеля и потребовал подробностей, задав три вопроса: 1) что за такой совершенно секретный документ болтается в хипповой сумке юного бомбиста? 2) Что мы имеем на видеокассете? (Скорее всего, как я понимаю, не милый детскому глазу мультфильм «Белоснежка и семь гномов»!) 3) Какое отношение ко всему этому имеет ГРУ?

Мои невинные вопросы привели в беспокойство генерала безопасности. Он стал озираться по сторонам, словно вражеские лазутчики ползали близ забора. Никого не было, кроме умиротворенного огурцами Тузика, мирно дремавшего на весенней балде.[180]180
  Балда – солнце (жарг.).


[Закрыть]

Убедившись, что нас никто не подслушивает, мой друг принялся отвечать на вопросы. Первое – документ есть не что иное, как список секретных сотрудников КГБ в период расцвета этой службы. В нем содержится более двух тысяч видных общественных, политических, предпринимательских фигур новой России, которые давали подписку о добровольном сотрудничестве с органами. В списке, если выражаться высоким, современным штилем, имена многих достойных представителей сегодняшнего российского истеблишмента, мать их разэдак, клятых стукачей. То есть, если верить документу, весь этот новый, ё'… уклад сформирован в значительной степени из «номенклатуры» Пятого управления Конторы. Кстати, гомосексуально-агентурная линия красной нитью проходит через весь список. Чуть ли не каждый третий замечен в противоестественной слабости.

Второе: на видеокассете запись одной веселой вечеринки – мальчишника. Там, по утверждению господина Ш., имеется несколько нежелательных для чужого глаза сценок, показывающих высокопоставленную чиновничью и политическую братию в неожиданных позах. В рабоче-крестьянских – рачком-с! Мелкие, невинные шалости, которые, к сожалению, могут быть неверно истолкованы недобросовестными людьми.

Третье – ГРУ имеет к этому делу самое непосредственное отношение. Председатель КГБ от большого ума передал оригинал документа своему приятелю генералу Дусеву, одному из руководителей Главной военной разведки. Тот по душевной простоте и по большой пьяной лавочке притарабанил документ в гостеприимный дом господина Ш., чтобы развлечь светское общество. Развлечь-то он развлек. Да поутру позабыл свой портфель, уехав в Генштаб служить родине. И вот эта бумажная бомба вдруг исчезла. Дело принимает весьма неприятный оборот для всех участников. Во всех смертных грехах подозревают максималиста Рафаэля, который, как выясняется, уже давно хотел нагадить отчиму в карман чиновничьего сюртука. И, воспользовавшись удачным случаем, сей байстрюк совершил акт возмездия.

– А почему он? – удивился я. – Это мог быть кто угодно. Охрана, прислуга, жена, водопроводчик или там печник.

– Издеваешься, Алекс? – обиделся Орешко. – Какой, к такой-то матери, печник? Если в доме центральное отопление.

– Извини. С печником вышел перебор, это правда, – признал я.

– И потом, мы всех проверили, – заметил генерал. – У всех алиби. Даже у печника, несуществующщщ… тьфу ты!.. щщщего!

Я понял, что определенная работа была проведена, но не принесла желаемых результатов. Службы привыкли иметь дело с людьми, действующими по стандарт. А королева[181]181
  Пассивный гомосексуалист (жарг.).


[Закрыть] по имени Рафаэль ведет себя так, как ей заблагорассудится. Новая генерация требует новых оперативных подходов.

– Ну, а какой тебе, брат, резон? Со всего этого дельца? поинтересовался я напрямую. У боевого товарища.

Тот закосил буркалами, как заяц во хмелю, однако признался, что резон у него тоже имеется, равно как и у меня. Разве список стукачей, ныне функционирующих в коридорах власти, помешает нам? Очень даже не помешает. А видеокассета со свальным грехом высокосветских жоп? Тоже не помешает.

Я упрекнул друга в нечистоплотных деяниях, хотя признал, что наше поведение лишь следствие всего того беспредельного хаоса, который обрушился на империю.

Куда ни посмотришь – всюду пятая колонна, мною уже неоднократно упомянутая. Колонна предателей, за душой которых нет ничего, кроме единственного желания – быть во власти. Быть рядом с властью. Чтобы власти было всласть. Ради власти можно похерить все романтические заблуждения юности, все чистые помыслы прошлого, всех наивных друзей из другой, простоватой, как целинная портянка, жизни.

Да, мы имеем пятую колонну, сформированную Пятым управлением (идеологическим) КГБ. Героев были единицы. На триста миллионов сто – двести человек. Которые пожелали тюмарить[182]182
  Спать (жарг.).


[Закрыть] на казенных тюфячках. Остальные предпочли мягкий, съедобный бочок супруги, балычок на завтрак, шашлычок на природе с коллегами, теплый вечерок в кругу семьи под радостные детские взвизги. Нет, я ни в коем случае не осуждаю за эти понятные человеческие слабости. Однако многие из них сами торопились влезть в конторскую петлю. Так, на всякий случай. По принципу: лучше уж я первым стукну – тук-тук, чем мне сделают тук-тук. В дверь.

Что может быть страшнее геца?[183]183
  Гец – страх (жарг.).


[Закрыть] Ничего. Кроме дворника. (Шутка.) Великий страх основал пятую колонну. И сцементировал её ряды. Чтобы разрушить фундамент сучьих морд,[184]184
  Сучья морда – предатель (жарг.).


[Закрыть] нужны годы и годы. Годы и годы. Правда, ныне сексоты утверждают, что они пали жертвой произвола. Нет, господа хорошие, вы как были осведомителями, так ими и останетесь. До конца своих сумрачных дней. Впрочем, против вас, господа, я ничего не имею. Что можно иметь против дерьма? Место дерьма в нужнике. Не более того.

Единственное, что меня раздражает, так это ваша воинственность и крикливость. Вы больше всех вопите о демократии, свободе, братстве и трудностях переходного периода. Призываете терпеливый народец ещё потерпеть до светлого завтра, оставаясь при этом в райских, коммунистических кущах, над которыми вскинули для самосохранения трехцветный, полосатый, как матрац, стяг. И поэтому не лучше ли вам, сучам,[185]185
  Сучь – осведомитель (жарг.).


[Закрыть] засунуть свой мыльный язык туда, где ему самое место? Иначе этой неблагодарной работой буду вынужден заниматься я. А руки у меня – как у акушера-коновала. Могу сделать больно.

– Вот такие веселенькие у нас делишки, – подвел итог генерал Орешко. Как говорится, полная пазуха огурцов. Да, Шарик?

– Ага, – согласился я.

Пес же лежал бездыханно, бросив все свои жизненные силы на переработку маринованной дряни.