Текст книги "Сидящие у рва"
Автор книги: Сергей Смирнов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
С плаща Аххада, вошедшего в шатер Берсея, ручьями стекала вода. Аххад выглядел утомленным и озабоченным, но Берсей не предложил ему присесть к жаровне и не налил чашу вина, как бывало раньше.
– От каждой тысячи выбери три сотни лучших воинов. С полным вооружением. Проинструктируй сотников – их задача окружить лагерь невидимым заслоном.
Аххад в изумлении взглянул на Берсея. Берсей поднялся на ноги, отвернулся и выбрал из свитков нужный.
– Размножь этот приказ. Вручи его каждому сотнику. Прочесть они его смогут лишь после того, как займут позицию.
– Позицию? О чем ты говоришь? – нетерпеливо начал Аххад.
– Пусть спрячутся в рощах, в ямах, в хижинах земледельцев.
Неважно. Главное, чтобы об этом не узнали враги.
– Темник! В такой дождь ни один враг не решится…
– Перед нами совсем другие враги, – резко перебил Берсей. – Не те, к которым мы привыкли!
Он едва не продолжил фразу, но слово «предательство» обжигало ему язык.
– Сейчас ночь, темник, – сказал Аххад уже спокойнее. – Ты не хочешь посвящать меня во все детали, но подумай о солдатах.
Куда они пойдут из теплых шатров, где смогут укрыться?..
– Пусть лежат в грязи хоть до утра! – Берсей повысил голос и тут же увидел, как померк огонь светильников, а тьма хлынула в глаза. Он слегка качнулся, сделав вид, что потирает лоб. Тьма отступила, но легкая тошнота осталась, и тупая боль в висках зазвенела, будто натягиваемая струна. И еще – в нос вдруг ударил запах провонявшей, отсыревшей попоны.
Берсей откинул голову, перевел дыхание и с трудом произнес:
– Ты получил приказ. Ступай.
Он не видел, что Аххад украдкой взглянул на него и покачал головой.
Когда он, наконец, ушел, Берсей без сил опустился на топчан.
Никто – в том числе и Аххад, – не знал, что Берсея мучает не только неведомый враг. Несколько лет назад, в Арли, где стояли тысячи Берсея, случился первый припадок. Боль пронзила голову, пытаясь вырваться, ломая виски. Берсей тогда был на коне – и свалился с него мешком, потому, что тьма окружила его, проглотив солнце. Всего мгновение висела эта тьма и тут же исчезла – Берсей вновь увидел залитые солнцем холмы и ослепительно синюю полосу моря. Первым к нему успели Аммар и Аххад. Аммар схватил под уздцы лошадь, испуганную падением Берсея, и закричал:
– Лошадь споткнулась! Вот здесь!..
Тогда все обошлось и никто, кроме, может быть, самого Аммара, не понял, что произошло. Берсей тоже быстро забыл об этом случае, но потом тьма и боль пришли к нему у походного костра – уже началась война и Аххаг повел аххумов на юг, в благодатные земли таосцев.
И с тех пор приступы время от времени повторялись, заставляя Берсея быть постоянно настороже. К боли в висках и пелене перед глазами стали добавляться тошнотворные запахи, а потом и что-то вроде видений. Берсей никогда и никому не говорил о них. Он ждал и боялся этих видений, которые, к счастью, случались нечасто.
Когда аххумы покорили весь мир, в Нуанне, славившейся своими лекарями, Берсей втайне от всех нашел одного врачевателя. Это было непросто – устроить встречу с ним наедине, так, чтобы не прознали ни ординарцы, ни Аххад.
Врачеватель выслушал Берсея и попросил позволения ощупать его голову. Долго мял шею, уши, прикладывал ладони к вискам и затылку и замирал на несколько мгновений. Потом сказал на ломаном языке Равнины:
– Я вижу в твоем мозгу темное тело. Оно растет. Его можно вырвать и спасти тебя. Но для этого нужно вскрыть кость.
Берсей выслушал нуаннийца, но не поверил ему. Нуанниец дал ему на прощанье какие-то мази и травы, но Берсей выбросил их в канал, когда возвращался темными переулками к поджидавшей его свите.
Потом, некоторое время спустя, он сделал так, что лекарь-нуанниец был вызван ночью к больному и случайно свалился в тот же самый канал. Без всплеска. И без следа.
* * *
Сжав виски ладонями, Берсей прилег и закрыл глаза. Тяжелый запах конского пота, человеческой мочи и отсыревшего войлока вызывал головокружение. Теперь Берсей уже затруднялся сказать, принес ли этот запах Аххад, или он возник в его больном мозгу. Но так ли, иначе, – Берсей в этот момент ненавидел Аххада. Его озабоченный вид, лысый череп, множество складок на лбу, его отсыревший плащ, его показная забота о солдатах, – все вызывало в душе Берсея мутную волну поднимавшейся ярости.
Он вскочил, зажал нос рукой и ринулся за полог, разделявший шатер. Он надеялся, что его вырвет, и рвота принесет облегчение. Но за пологом, над тазом для умывания стоял Аххад.
Он стоял к Берсею спиной и судорожно пытался натянуть на голову подшлемную шапочку.
Кровавая пелена возникла перед глазами Берсея, и он, не думая, ударил кулаком в шею Аххаду. Аххад обернулся с выражением изумления и тут же стал падать, опрокидывая таз, а следом за Аххадом стал падать Берсей. Он рухнул со звоном, переворачивая посуду, и тут же опомнился.
Здесь не было Аххада.
Колыхнулся полог, заглянул испуганный Аммар.
– Прочь! – зарычал Берсей, поднимаясь на ноги. Потом передумал: – Коня мне! Агеме трубить тревогу!..
* * *
Дождь усилился. Берсей ничего не видел ниже гривы своего коня, лишь слышал тяжелые всхлипывания грязи под копытами. Чуть позади мчались два ординарца, а дальше – четыре сотни телохранителей, «царской стражи» – агемы.
Путь Берсею указывал Агг, скакавший почти рядом, как бы слегка приотстав. Размытая дорога вела на северо-запад, почти параллельно течению Арагемы – реки, в устье которой стоял Каффар.
В сплошном водопаде ливня не было слышно бега четырех сотен коней, и вокруг не было видно ничего, кроме дальних всполохов молний, которым нечего было освещать кроме хлещущих струй.
Река повернула на северо-восток и дорога откачнулась от нее.
Мелькнул одинокий фонарь каффарской почтовой станции и пропал.
Берсея догнал командир агемы низкорослый, широкоплечий Руаб:
– Лошади устали, повелитель! Есть отставшие!..
Берсей не ответил, крепче сжав ногами разгоряченного коня.
Еще раз качнулась дорога, возвращаясь к реке. И тут сквозь приутихший ливень донеслись звуки, которых давно ожидал Берсей – топот далекой конницы.
Берсей осадил коня, крикнул Аггу:
– Назад! Они впереди!
Тяжелая конница, с трудом преодолевая инерцию, стала останавливаться, Берсея окружили ординарцы и командиры отрядов агемы.
– Приготовиться к бою. Они скачут прямо на нас!
Телохранители оттеснили Берсея с дороги. Вдоль нее, спешившись, рядами выстраивались лучники, чуть дальше солдаты стали валить на дорогу деревья, таскать камни с берега реки и какой-то мусор – все, что попадалось под руку.
И в тот самый момент, когда дождь, приутихший было, ударил с новой силой, – свершилось. В грохоте копыт потонули вопли тех, кто попал под стрелы. Темная масса людей и коней, наткнувшись на завал, стала растекаться в стороны, и тут, в грязи, напарывалась на копья. В дальнейшем все происходило в молчании – Берсею даже показалось, что он оглох. Началась всеобщая свалка. Падали кони, летели в грязь всадники, с треском ломались копья, звенели мечи.
Это продолжалось несколько долгих мгновений; вдруг Берсею чтото послышалось в звенящей тьме. Он рванулся было вперед, не смог преодолеть цепь телохранителей и выкрикнул:
– Факела!
Его услышал Аммар, повторил команду. Где-то за краем битвы с шипением зажглись факела, солдаты прикрывали их от дождевых струй щитами, и все равно свет их был слишком тусклым. Но и в этом свете Берсей увидел, с кем сражался на темной дороге. Он привстал на коне, оттолкнул ординарца. Конь понес его к завалу, туда, где еще не затихла битва.
– Трубить отбой!..
С опозданием взревели трубы, и только тогда разлепились темные мокрые фигуры коней и людей, и стало ясно, что аххумы бились с аххумами.
Втянув голову в плечи, Берсей дикими глазами глядел на бывших противников и ничего не понимал. Он ожидал повторения припадка и пригнулся к луке седла, вцепившись в нее правой рукой, – благо, верный Аммар, всегда готовый его поддержать, был рядом.
Вспыхивали все новые факела, и хотя дождь все не унимался, стало почти светло.
Берсей очнулся, когда увидел перед собой Карраха – тысячника, отряд которого сейчас должен был искать намутцев в лесах, севернее Дефа.
Каррах зажимал рукой рану на предплечье, ординарец уже снял с него шлем и длинные темные волосы намокли от дождя.
– Господин! – прохрипел Каррах, пытаясь выпрямиться в седле. – Мы поймали лазутчика. И от него узнали, что намутцы готовят ночную атаку на лагерь. Мы торопились…
Берсей молчал. Он все еще плохо понимал, что происходит. Он видел Карраха, но ему вдруг показалось, что это – призрак, видение из его припадков. Потом он оглянулся, увидел Агга, ординарцев и офицеров. Факела шипели и гасли, но солдаты разжигали новые – их заготовили заранее и в достаточном количестве.
Наконец он пришел в себя.
– Завтра. Утром расскажешь все.
Повернулся к Аммару:
– Пусть займутся ранеными.
* * *
Лазутчик, о котором сказал Каррах, не был намутцем. Его выдавал не только выговор, но и внешний облик – слишком утонченный для грубых разбойников-горцев. После первых же слов Берсей перешел на киаттский язык – и не ошибся. Лазутчик вздрогнул, остатки выдержки покинули его. Взгляд метнулся по сторонам и тихо-тихо он произнес по-киаттски, глядя себе под ноги:
– Полководец, прикажи, чтобы нас оставили одних. Я расскажу тебе все, что знаю и видел.
Берсей уже готов был ответить грубостью, но взглянул на Аххада, напряженно прислушивавшегося к разговору, на верного Аммара, на тысячников, которые тоже могли быть верными, а могли…
Тяжелое слово «предательство» возникло перед его мысленным взором как грозовая туча, которая превращает день в ночь.
– Пусть нас оставят все, кроме писца. Аххад, ты узнаешь обо всем, что скажет этот человек. А сейчас – прости, мы останемся с глазу на глаз.
Аххад не вышел – выскочил из шатра, лысина его горела от унижения.
– Сядь, – сказал Берсей. – Сядь и говори. С самого начала.
Рыжебородый киаттец – кажется, бороду он отращивал специально для того, чтобы сойти за намутца, – осторожно присел напротив Берсея и, не отрывая глаз от узора на ковре, глухим голосом начала:
– Меня зовут Суальт из дома Уальтов. Вся моя семья занималась лекарским искусством, мы жили на берегу озера Малатто, в маленьком зеленом городке. Потом началась война. Вы, аххумы, умели воевать лучше нас. Видишь мои руки? Они не умели убивать. Но когда аххумы пришли, они убили всю мою семью, всех детей, всех стариков. А меня в рабском ошейнике повели на войну, чтобы я лечил раны ваших воинов. Нас было много в войске Аххага. Лекари и писцы, изготовители мечей и шлемов, учителя и даже ученые. Мы не умели воевать, но не хотели делиться с вами нашими знаниями, передававшимися из поколения в поколение… Кое-кто, получив видимость свободы, объединился в тайный союз. Я был среди них, как и многие приближенные великого царя. Мы искали союзника и нашли его.
– Алабарский волк… – сказал Берсей.
– Алабарские волки, – поправил Суальт. – Неужели ты думаешь, полководец, что один Эдарк мог бы с горсткой разбойников остановить армию?..
Берсей закрыл глаза. Покачнулся.
– Вы не остановили армию, – тяжело и раздельно возразил он.
– Мы остановили ее, – не повышая голоса сказал Суальт. – Дальше Нуанны аххумы не прошли. Нгар разгромлен в Данахе.
Гарран, прозванный Счастливым, потерял флот и отправился за своим неведомым аххумским счастьем. Музаггар сейчас на пути в Аххум, но что это за путь? Путь по кровавым следам Аххага…
Суальт метнул взгляд на Берсея. Тот молчал. Лишь взглянул на писца, сидевшего, раскрыв рот: писец был аххумом, и не понимал странной киаттской речи. Значит, Аххад ничего не прочтет…
– Теперь ты скажешь, рыжебородый пес, кто остановил меня? – голос Берсея не был угрожающим, скорее – спокойным и уставшим, как голос измученного бесконечным повторением слогов учителя.
Киаттец поежился под его взглядом.
– Нет, еще не остановил. Но уже задержал. Это не киаттцы, полководец.
И не только разбойники-намутцы… О, это настоящие плотоядные звери, и давно уже мне хотелось оставить их вместе с их предводителями-волками…
– Тогда кто же? Эдарк, а кто еще? Бывшие рабы, которых мы освободили на невольничьих рынках Арроля?
– Ты думаешь, Эдарк один?.. Их много, называющих себя Эдарками. Их много – тех, что крались за аххумской армией как волки. Среди них есть киаттцы, есть арлийцы, таосцы и данахцы.
И в этой армии не только намутцы, полководец. Все народы, которые пролили целые моря крови и слез из-за жестокости Аххага…
Берсей вскочил, и киаттец отшатнулся в испуге.
– Договаривай! – прорычал Берсей. – Значит, и аххумы есть среди них?
Белый как полотно киаттец лишь судорожно кивнул. Рука Берсея сжала его горло.
– Назови имена!
И, повернувшись к перепуганному писцу, рявкнул:
– Прочь из шатра!
Писец исчез.
– Я назову… Я назову всех, кого знаю. Но знаю я немногих… – прохрипел киаттец.
Берсей совсем низко склонился к его рыжей бороде, чтобы не слухом – глазами, по движениям губ, понять и запомнить.
– Главное имя, собака… Назови мне имя главного предателя! – прошептал он.
И когда киаттец беззвучно шевельнул губами, Берсей отпрянул.
Густая вонь гнили ударила его в нос и он, побелев, без сил опустился на ложе.
– Ты лжешь, – наконец выговорил он.
* * *
Когда Аммар вошел в шатер, он увидел бездыханное тело киаттца.
Сам Берсей угрюмо возлежал на ложе.
– Тело вывезти за ворота, закопать… – Берсей поморщился, – Закопать тихо и без свидетелей.
Ближе к ночи небо прояснилось, дождь перестал. Когда взошла луна и лагерь уже спал крепким солдатским сном, в шатер темника был вызван командир агемы, коренастый ветеран Руаб.
– Возьми и прочти, – Берсей протянул командиру клочок пергамента. – Запомнил имена?
– Да.
– Все запомнил?
– Да.
Берсей взял пергамент и бросил его в жаровню.
– Всех этих изменников ты должен арестовать до рассвета. При сопротивлении – убить. Остальных – в гарнизонную темницу до особого распоряжения.
Когда командир вышел, Берсей обхватил голову руками. Припадок давно уже начался, и лишь нечеловеческим напряжением воли Берсей сдерживал себя. Ему казалось, что глаза вот-вот вылезут из орбит, и череп расколется, и тогда в шатре станет темно от тысячи черных птиц.
Но он дождался, пока пергамент не превратился в горсть золы, и только потом слабеющей рукой налил в кубок вина и добавил в него опиума.
Выпил залпом. Стальные клещи, пытавшиеся раздавить голову, ослабили хватку. Берсей задумчиво глядел в жаровню. Уже и пепел пергамента рассыпался, но он все же поворошил остывающие угли.
Список предателей все еще стоял у него перед глазами, хотя глаза и слипались от принятого лекарства. Первым в списке значился Аххад. Проклятый киаттец не назвал его имени. Аххад должен умереть, не только потому, что мог предать, но и потому, что он слишком приметлив, потому, что никто не должен знать, куда идет Берсей.
В сожженном списке не было никого из тех, чьи имена прозвучали. Наоборот: Берсей вписал в него тех, кого не назвал киаттец.
Сон освежит и ободрит, и завтра… завтра… Берсей повалился на ложе как был – в плаще и в сапогах и закрыл глаза. Боль, слава Аххуману, отступила. Завтра мы продолжим наш путь. Пора вырваться из этого заколдованного круга. Только призрак сможет опередить призрака…
* * *
На исходе второй стражи Берсей очнулся и поднялся на ноги.
Прислушался. Все было тихо. Даже Аммар спал, свернувшись клубочком на своей подстилке за пологом.
Берсей натянул сапоги, завернулся в плащ и выскользнул из шатра.
Два стражника, очнувшись от дремы, повернулись к нему. Берсей молча и строго приложил палец к губам. В разорванные тучи выглянула луна и жест Берсея был хорошо понят.
Темник пошел вдоль шатра, обогнул его… Там, у служебной половины, тоже была стража – но стражники крепко спали, присев на корточки и прислонившись к стене.
Пригибаясь, чтобы не попасть в поле зрения караулов у костров, Берсей быстро зашагал к северным воротам лагеря. Они охранялись лучше южных, но ими пользовались значительно реже.
У палаток караульных частей зашевелились: третья стража готовилась сменить вторую. Берсею удалось незамеченным пройти до самых ворот. Здесь он перестал горбиться и открыто вышел на дорогу.
– Стоять! – раздался окрик.
Берсей остановился, подождал, пока три солдата с факелами во главе с начальником караула не подойдут ближе.
Свет факелов упал на его лицо.
– Темник Берсей? – удивленно прошептал офицер.
– Да, – сказал Берсей. – Можешь потрогать меня…
Офицер не двинулся с места. Тогда Берсей приказал:
– Открой ворота.
Офицер повернулся было к страже и вдруг передумал.
– В чем дело? – нетерпеливо спросил Берсей.
– Я не могу этого сделать без приказа тысячника Угра…
– Моего приказа тебе недостаточно?
– Недостаточно, темник. Разве ты не знаешь устава?..
– Сейчас не время уставов. Если ты не подчинишься, я прикажу арестовать тебя и казнить, как изменника…
Берсей замолчал. На дороге послышался топот, и через минуту рядом с Берсеем спрыгнул с коня Аммар.
– Повелитель, я здесь!
Берсей долго, молча смотрел на него. Потом вздохнул.
– Все в порядке, Аммар. – Повернулся к офицеру стражи: – Ты молодец. Я прикажу поощрить тебя. Поступай так и впредь.
Он развернулся и пошел к центру лагеря, к своему шатру.
ДОЛИНА ТОБАРРЫПо всей Великой Голубой Степи пылали костры. Говорили барабаны: глухие удары, то частые, то редкие, неслись от стойбища к стойбищу. Барабаны призывали хуссарабов в поход.
Вся степь пришла в движение. Поднимались многочисленные роды, и движение, начатое несколько месяцев назад, увлекало по дороге на юг все новые и новые орды.
По широкой долине Тобарры, прорезавшей весь материк с севера на юг, скрипели повозки, медленно двигались неисчислимые табуны невысоких северных лошадей; с глухим гулом проносились военные отряды. Селенья, встречавшиеся на пути, предавались огню.
Поток заполнял всю гигантскую долину и растекался в стороны, по многочисленным притокам великой реки.
Рабы – жители Реки, еще недавно бывшие свободными рыболовами и торговцами – брели по берегу, впрягшись в сотни великолепных судов, на которых плыли Великий Богда, его приближенные, а также многочисленный гарем. Десятки судов были нагружены золотом и драгоценностями; на широких плоскодонках стояли грозные камнеметательные машины – их хуссарабы захватили у покоренных годом раньше воинственных жителей Ринрута – самой северной земли материка.
Великий Богда, облаченный в простую одежду пастуха из грубой шерсти, восседал на широком топчане, поджав ноги. Перед ним на полу расстилалась громадная рельефная карта: горные пики, реки и озера, города и даже маленькие вооруженные человечки – все было вылеплено из глины с величайшим искусством мастером Тхи, человеком с неизвестным прошлым, который уже долгое время верой и правдой служил Богде.
Младший брат Богды сидел по правую руку повелителя-каана. Он полузакрыл глаза и слегка покачивался. Из полуоткрытого рта выдавилась слюна и засохла на длинном черном усе.
По ту сторону карты сидели тысячники. Старый многоопытный Шаат – туур, выигравший все сражения, в которых участвовал;
Кангур-Орел, с бритым синеватым черепом и роскошными завитыми усами, спускавшимися на грудь; Ар-Угай, в лисьих шкурах, нахохлившийся, уставившийся на карту; Каран-Гу, родственник Богды, молодой и удачливый полководец, оперевшись одной рукой о колено, другой крутил рыжеватый ус; и, наконец, Верная Собака, человек без имени – побратим Богды, его тень, телохранитель и советник – человек с заплывшими глазами и круглыми, красными лоснящимися щеками.
Кангур-Орел указал камчой с узорчатой рукояткой на карту.
– Отряд Камды здесь. Хумы вышли из крепости ему навстречу, но позорно бежали, отведав наших сабель. Они заперлись в крепости, называемой «Хантур». Камда ждет подкрепления, ему нужны камнеметалки и стенобойные машины.
Он взглянул на Богду. Богда лениво кивнул.
– Другой отряд – под командой Амзы – здесь. Тут горы, и наши лошади не могут пройти. Амза выслал дозоры. Он просит разрешения повернуть на юг, сюда, к озеру, называемому «Бон-Го». Там богатые города и есть хорошие пастбища для наших коней.
Богда помолчал. Потом проговорил лениво:
– Нашим лошадям не хватает травы.
Он неожиданно резво вскочил, подбежал к Кангуру, выхватил камчу. Ткнул в карту.
– Здесь нет травы. И здесь, в этих красных ущельях. Так зачем же мы туда пойдем?
Он внимательно посмотрел на Кангура, потом обвел взглядом остальных.
– Трава есть здесь (он указал на долину Зеркальных Озер), здесь (Приозерье) и здесь (широким взмахом очертил Равнину Дождей). Что говорят лазутчики?
Младший брат Богды открыл заплывшие глаза, кивнул:
– Лазутчики говорят, что хумы воюют на юге. Все войско увязло на Равнине Дождей.
Богда перевел взгляд на карту.
– Значит, нужно идти сюда. Города хумов станут нашей добычей.
А дальше к югу – пастбища Арли, где мы сможем зазимовать.
Он повернулся к Кангуру.
– Ты понял? Ступай и готовь войска. Пять тысяч сабель, камнеметалки и осадные орудия. Сколько тебе нужно времени?
– Три дня! – быстро, не думая ответил Кангур.
– Плохо, очень плохо, – покачал головой Богда. – Хуссарабы быстры, как молния, налетают неожиданно, как ураган, и поражают врага. Но три дня – это мало. Ты плохо считаешь, Кангур!
Верная Собака приподнялся, вопросительно глядя на каана, держа руку на рукояти кинжала.
– Скажи ты, Ар-Угай! – повернулся Богда к одетому в лисьи меха.
– Нужно собрать в кулак все войско, – проговорил Ар-Угай. – Ударить здесь, прорваться на Равнину Дождей. Царь хумов здесь (он показал на скопище игрушечных домов, изображавшее Нуанну), а его войска здесь и здесь. Мы разобьем их поодиночке, а царя хумов в клетке отправим в Тауатту.
– Ты хорошо сказал, – удовлетворенно заметил Богда. Повернулся к карте и камчой смел фигурки аххумских воинов, расположенных под Нуанной и Каффаром. – Ты поведешь войска. А ты – он взглянул на Кангура, – получишь отряд и пойдешь штурмовать перевал, о котором говорил. Перевал шириной в четыре коня.
Тебе хватит трех дней?..
