Текст книги "Сидящие у рва"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Потом деревья иссякли, и старые бревна сгнили, и корабль стал оседать и постепенно разваливаться. От него отпадали целые куски; они оставались и, когда корабль уплывал, становились островами. И на каждом из островов вместе с Любовью поселялась и Ненависть, ибо слабые по-прежнему ненавидели сильных и стремились их убивать, чтобы на островах не становилось слишком тесно.

Наконец и сам корабль замер, превратившись в новую землю.

Аххуман начал строить, Намухха стал разрушать. Но, чтобы не допускать прежнего, боги-братья стали править по очереди. С тех пор век Аххумана сменяется веком Намуххи, эпоха созидания – эпохой разрушения, время единения – временем распада.

На корабле, ставшем землей, живут потомки первых богов. Они называют себя людьми, потому что, хоть и помнят о своем родстве с богами, хоть и знают, что в чем-то подобны им, но постоянно путают силу со слабостью, и ненависть почитают так же, как и любовь, и живут на грешном осколке кораблекрушения в ожидании перемен, и век их короток, как полет мотылька.

Слабые всегда разрушают то, что создают сильные.

НУАННА

Сотник Матмар, приставленный, согласно приказу Аххага, к дверям опочивальни царицы, распахнул двери и впустил старого лекаря Багу.

Домелла велела нянькам увести малыша в спальню и пригласила лекаря сесть. Старик осторожно примостился на край каменной, покрытой ковром, лавки.

– Сегодня ночью, Багу, ко мне снова приходили они, – сказала царица. Она глядела в окно, забранное решеткой. Окно выходило в маленький каменный дворик, лишенный всякой растительности и больше похожий на темный колодец – таких двориков было много в этом странном дворце.

– Ты говоришь об этих, как ты их называешь, вестниках, царица? – уточнил Багу.

– Да. Я снова не успела их сосчитать.

Багу вздохнул.

– Ты принимаешь на ночь отвар целебных трав, который я тебе принес?

– Да. Три глотка, потом еще два. Как ты велел.

– И сон твой улучшился, верно?

– Да, Багу, я стала засыпать быстро, но по ночам мне чудятся странные вещи. Я вижу каких-то незнакомых людей, которые играют с моим малышом, и я не могу их прогнать. А сегодня ночью вместо них пришли вестники. Они быстро вошли в спальню, и так же быстро вышли. Я вскочила с постели и побежала за ними. В детскую, оттуда – через комнату нянек – сюда, и дальше, за дверь. В коридоре не было охраны – и вестники быстро-быстро пошли прочь. Так быстро, что белые и черные одежды их развевались, как будто от ветра. Я побежала за ними.

Я спрашивала – зачем они приходили? Кого мне нужно бояться? С какой стороны ждать беды? Они уходили не оборачиваясь, и я догнала последнего и даже схватила его за плечо. Я сказала: вы приходили за моим мальчиком? Ему грозит опасность? Скажи же хоть слово или подай знак!.. Вестник обернулся, по губам его скользнула улыбка, – и все. Они исчезли.

Багу снова вздохнул и покачал головой.

– Я думаю, царица, это просто сон. Ничего не значащий сон, – сказал он скрипучим голосом.

– Просто сон? – Домелла повысила голос и повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы.

– Плохой сон, – добавил Багу. – Этот дворец плохо действует на здоровье, госпожа моя. Я это чувствую и по себе…

Он потер лоб и вздохнул в третий раз.

– Конечно, ребенку нужны ровесники для игр. И свежий воздух, прогулки…

– О чем ты, Багу! Ты ведь знаешь, что по приказу Аххага нас не выпускают за эти каменные стены! А теперь и к дверям поставили истукана, который всегда спрашивает, куда и зачем я иду!..

– Царь… – Багу посмотрел в каменный потолок, почерневший от многолетней копоти, и пожевал губами. – Великий царь… кхе-гм… мне кажется, что если бы он почаще обращался ко мне, а не к…

Он покосился на дверь и замолчал.

– Да, новые друзья окружают царя, – сказала царица. – Грязные нищие нуаннийцы, из тех, что вечно толкутся у храмов, выклянчивая милостыню. Царь сильно изменился, Багу, и… и он действительно болен.

Домелла отвернулась, пряча слезы. Но Багу и так знал, что она плачет. Она слишком часто плакала теперь. Она, великая царица, перед которой трепетали мужчины, и которой завидовали все женщины мира.

Багу кашлянул.

– Я стал плохо видеть и слышать в последнее время, моя госпожа. Прости. И искусство мое уже не то, что было прежде…

Но я еще сохранил рассудок и память. Я вижу, что происходит во дворце. Я знаю, что об этом шепчутся не только слуги, но и бессмертные, стоящие на мостах в карауле. Верь мне, многие из них готовы умереть за тебя.

Он снова прокашлялся, покосился на дверь и продолжал тихо:

– Если Аххаг допустит меня к себе, я скажу ему, что здоровье царицы и наследника в опасности. Что темные силы этого дворца… Силы, которыми управляют чуждые нам, злобные, мрачные божества…

Он запнулся и Домелла нетерпеливо взмахнула рукой:

– Нет, Багу, не трудись. Аххаг и без тебя знает о каждом моем шаге. Соглядатаев здесь хватает… Он сказал, что Крисс уехал.

А теперь исчез и Ашуаг, и Ассима я больше не вижу. Пропал даже тот нуаннийский мудрец, Хируан… Мы остались с тобой одни, Багу. И никто нам уже не поможет, если только не случится чуда, не вернутся Музаггар, Нгар, и другие…

Она говорила, закрыв лицо руками, и внезапно вздрогнула, услышав свистящий шепот Багу возле самого уха:

– Никто не пропал, никто не уехал, царица. И мы с тобой не одни.

Домелла взглянула на склонившегося к ней Багу. Лицо старика было напряженным, но в глазах не было безумия.

Еще больше понизив голос, Багу зашептал:

– Завтра я свалюсь от неизвестной болезни и не смогу подняться с постели. Ты вызовешь местного врачевателя, нуаннийца Аухарна.

Он ученик Хируана, живет в Нижнем городе, у старого базара.

Скажешь, что слышала о нем от Хируана. Скажешь, что у тебя кровотечение и невыносимые головные боли – они поверят и не смогут отказать. С Аухарном говори откровенно. Он знает…

Багу с неожиданной для него ловкостью отскочил к стене и замер в прежней позе, согнувшись на каменной лавке.

В дверь заглянул Матмар.

– Прости, великая царица, – прогудел он после паузы. – Мне показалось… Все в порядке?

– Да, Матмар, все в порядке, – тихо ответила Домелла. – Мы говорим с Багу о здоровье наследника.

– Прости, госпожа! – повторил Матмар и исчез за дверью.

Багу и Домелла переглянулись. Багу поднял брови, Домелла медленно кивнула.

– Что же касается вестников… Их нужно прогнать. Вели на ночь не гасить свет в опочивальне. Вели служанке сидеть рядом с тобой всю ночь. И вестники не вернутся.

Домелла покачала головой.

– Ведь они приходили и раньше. Первый раз – когда умер мой приемный отец царь Каул. Второй раз… Но все это было давно, давно, на берегу моря Эрвет, в Песочном дворце Аммахаго…

Спасибо, Багу. Я сделаю все, что ты скажешь.

Багу поднялся, прошаркал к царице, поставил на стол склянку с темной густой жидкостью.

– Это опий, царица. Если будет совсем уж плохо – выпей несколько капель. Беды не уйдут, но покажутся преодолимыми…

Впрочем, так ведь оно и есть.

* * *

Начальник канцелярии Аххага Великого писец высшей фадды Рапах закончил опись даров, доставленных послами далекого города Аланго, положил тростниковое перо, свернул свиток и бросил его на стол, в кучу таких же свитков.

Он лучше всех в этом дворце знал, что империя Аххум агонизирует: никому не нужны были донесения, никто не принимал послов и разведчиков, никто не интересовался делами канцелярии.

Он, да еще начальник дворцовых служб Харру давно уже видели, что великий царь забросил все дела. Подперев щеку ладонью, Рапах размышлял об одном и том же: как долго еще продлится агония, и успеет ли он, Рапах, унести ноги, когда все развалится окончательно? И не следует ли уже сейчас позаботиться об отправке в надежное место рабов и всего имущества, которого было немало, и которое в последние недели быстро и неудержимо росло за счет не вносимых в списки разнообразных даров ближних и дальних данников?

Наверное, следует. По правде говоря, часть своих богатств начальник канцелярии давно уже отправил на север, с надежным сопровождением. Наверное, груз уже доставлен в его дом в Ушагане. Следует позаботиться о новой партии. Только отправлять добро теперь нужно не в Ушаган, а в загородный дом на берегу озера Цао.

Если в ближайшее время не случится ничего непредвиденного (а о делах во дворце Рапах узнавал своевременно, иногда даже быстрее тысячника Маана), Рапах, пожалуй, передаст все дела своему заместителю писцу высшей фадды Махуру и тихо исчезнет.

Может быть, его и хватятся, хотя в этой обстановке вряд ли кому-то придет в голову искать пропавшего начальника канцелярии. Тем более, что за последний месяц во дворце пропало бесследно столько людей, что сосчитать их можно, лишь применяя особую арифметическую систему киаттцев.

Кстати, о киаттцах… Рапах криво усмехнулся. Он всегда недолюбливал этого высокоученого хитреца Крисса, втершегося в доверие к Аххагу. Крисс вечно совал свой длинный киаттский нос в дела Рапаха. Он слишком многое знал – и в прямом, и в переносном смысле. Вместе с Криссом исчез его дружок Ягисс, юный пронырливый киаттец, служивший протоколистом при Криссе, когда Крисс выполнял роль переводчика. А потом исчезли и остальные киаттцы – писцы, служители, врачи.

Впрочем, Крисс не был опасен. Он мало интересовался денежными делами царского двора. А вот Ассим… Тот вечно требовал строжайшего учета доходов и расходов, и сам, бывало, проверял составленные Рапахом ведомости. Однажды он даже наказал Махура плетьми за ошибку в ведомости. Хотя, по правде говоря, это была не ошибка… Просто некоторое время в списках воинов, поставленных на довольствие во дворце, числилась сотня, снятая с охранения Ашуагом.

Вот и Ашуаг отправился вслед за первыми двумя. Ашуаг, занимавшийся тайными делами империи, знавший о том, что происходит на дальних и ближних границах, и о том, что будет сегодня на обед у великой царицы, – где он теперь со своими знаниями?

Рапах обеспокоенно огляделся. Тихо было в длинной каменной комнате, заставленной полками, набитыми свитками. Из-за двери в дальнем конце комнаты тоже не доносилось ни звука: там работали переписчики, изготавливая копии документов.

Рапах снова развернул свиток, увидел, что забыл поставить внизу свою подпись и потянулся к тростниковому перу.

И подскочил в испуге от внезапно раздавшегося сзади голоса:

– Писец! Ты здесь?..

Рапах неосторожно задел свитки и они посыпались со стола желто – коричневым дождем.

Перед Рапахом стоял сумрачный Маан, бывший сотник, ставший полным и единственным хозяином во дворце.

– Я здесь, господин! Слушаю тебя, господин! – с излишней готовностью кинулся к нему Рапах.

Маан недобро оглядел оплывшую фигуру писца, стол, рассыпавшиеся свитки.

– Где последнее донесение с данахской границы?

Рапах удивленно поднял брови и бросился к рассыпавшимся свиткам.

– Вот, господин.

Маан взял протянутый свиток, развернул.

– Это старое донесение пограничной стражи! – повысил голос Маан.

Рапах попятился:

– Других не было! Клянусь!

Маан поднял на него тяжелый взгляд.

– Мне не нужны твои клятвы, старик. Мне нужно донесение от Тмаггара, посланного на границу для того, чтобы арестовать изменников.

Рапах не нашел ничего лучшего, как развести пухлыми руками в недоумении. Маан взмахнул свитком – он оказался довольно увесистым, – и несколько раз хлестнул писца по дряблым щекам.

Рапах от неожиданности рухнул на колени. Щеки его покраснели, из глаз брызнули слезы.

– Старый подлый льстец, пачкающий краской телячьи кожи! – загремел тысячник. – Ты забыл, кому служишь? Ты забыл, в каком порядке должны лежать донесения? Ты забыл, за что получаешь деньги, которые стоят дороже тебя самого?..

– Господин… господин… – залепетал Рапах, ползая по полу у ног Маана и судорожно собирая свитки. – Никто не… Уже давно никто не приходит сюда… Никто не спрашивает… Я не знал, кому подавать донесения… Великий царь прогнал меня… Велел не попадаться на глаза… Я исправно записывал все, что надо… Но не знал, кому передавать… Ведь Крисс…

Напрасно он упомянул это имя. Потому что в следующий момент тяжелый солдатский сапог Маана приподнял его снизу, вонзившись в живот. Рапах потерял дар речи и откатился в угол, за стол.

Рука Маана встряхнула его за шиворот, как щенка.

– Все донесения ты обязан сразу же передавать мне, ты понял?

Не в силах выговорить ни слова, с перекошенным от боли лицом, Рапах торопливо закивал.

– Все донесения ты обязан переписывать сам, помня, что все, что касается великого царя – строжайшая государственная тайна!

Рапах закивал.

– Никто ничего не должен знать, никто – кроме меня!..

Рапах кивал и кивал, ничего не видя сквозь слезы и почти ничего не соображая от боли и страха. Через некоторое время он почувствовал, что железная рука Маана отпустила его.

– Вставай! – приказал тысячник.

Рапах, цепляясь за стол, медленно выпрямился.

– Приведи в порядок свои документы. Через час придешь с докладом. Еще вот что. Чем занимаются твои пачкуны там? – Маан кивнул на дверь канцелярии.

– Пере… Переписывают самые важные документы и книги, переведенные с нуаннийского… Это был приказ Аххага.

– Что за книги?

– Сочинения философов… Исторические хроники… Книги по хозяйству…

– Бред, – кратко определил Маан. – Хорошо, пусть переписывают книги. Документы у них отбери, спрячь. Все спрячь и опечатай.

Эту комнату закрой, ключ отдай мне. Когда потребуется, возьмешь его у меня. А теперь – за дело!

Круто развернувшись, Маан вышел. Из комнаты писцов тут же послышался его рык:

– Работать, пачкуны!

И стало тихо.

Потом в комнату заглянул Махур:

– Я нужен, господин?

Рапах схватился за поврежденную поясницу, выпрямился, насколько мог, набрал в грудь воздуха и завизжал:

– Во-о-он!..

БАРР

Обогнув с востока остров Айд, к вечеру флотилия вошла в обширную гавань города Чен. В гавани было много кораблей, в основном крутобоких купеческих галер, которые имели вместительные трюмы, – гораздо больше, чем в Йессауа: южная торговля сейчас, по-видимому, была гораздо значительнее северной – с городами Равнины, и причиной тому была длившаяся два года война.

На причале Гаррана уже ждали местные старейшины в многоярусных шляпах с подвесками.

– Скажи им – никаких церемоний и никаких пиров, – обратился Гарран к Ом Эро после первых приветственных поклонов. – Мы переночуем на кораблях и с рассветом двинемся к Барру.

– Как скажешь, мореход, – отозвался лоцман и защебетал на птичьем айдийском языке.

Старейшины покивали в знак согласия. Однако всенепременно захотели отужинать в обществе Гаррана.

– Хорошо, – согласился Гарран. – На «Альбатросе» достаточно места. Пусть поднимаются на борт.

По его приказу на палубе установили кресла и импровизированные столы из перевернутых настилов, положенных на бочонки.

Гости поднялись на корабль и едва уместились за столами. Мало того, на причал прибыли целые делегации от торговых кораблей, стоявших в гавани. Свое почтение Гаррану и Аххагу Великому пытались выразить темнокожие, в тюрбанах, жители далекого неведомого Дина, суровые светловолосые купцы из Тсура, торговые люди со Стеклянных островов, гости из Эль-Мена, и из многих и многих городов и стран, названий которых Гарран и не слышал.

Гарран послал на причал Храма и капитана Хаббаха, которые, при помощи одного из айдийских лоцманов, объяснялись с гостями и принимали подарки.

Впрочем, далеко не все чужестранцы, чьи корабли в этот вечер оказались в Чене, были настроены доброжелательно. Когда спустилась ночь и город и гавань украсились разноцветными, радовавшими глаз огнями, Гаррану донесли, что на один из аххумских кораблей пытались напасть: некие люди подплыли в лодке к борту и принялись осыпать бывших на палубе воинов бранью, плюясь и кривляясь. Тем временем другая лодка незаметно подплыла к другому борту, и с нее корабль попытались поджечь смоляным факелом. Поджигатели были обращены в бегство, пожар предотвращен.

Гарран приказал усилить охрану кораблей и вывести на причалы часть воинов для несения караула.

К полуночи гости были благополучно выпровожены и Гарран, оставшись с тысячниками, велел сняться с якоря до наступления рассвета.

– Мы не будем оставлять в Чене гарнизон. Пусть этот порт будет сохранять видимость вольного города. Мы не должны мешать торговле, и впереди у нас еще много миль пути. Врагов же у нас и без того достаточно, – сказал Гарран, и тысячники признали эти слова мудрыми.

* * *

Остров Барр лежал на юг на расстоянии пятидесяти-шестидесяти миль от Айда. Приблизительно на равном расстоянии от островов лежали скалистые рифы, крайне опасные для мореходов. Флотилия достигла рифов к вечеру и до наступления темноты благодаря искусству Ом Эро и других лоцманов, благополучно их миновали.

Спустилась ночь. Гребни волн заискрились под сиянием ярких южных звезд, усыпавших черное небо. Ом Эро легко ориентировался по звездам и с охотой делился с Гарраном своими познаниями.

Ветер благоприятствовал, почти всю ночь корабли шли под парусами, и гребцы получили передышку.

Уже светало, когда из тьмы вынырнуло десятка два небольших судна, с низкими бортами и парусами из темного шелка, почти незаметного в темноте.

– Пираты! – с тревогой шепнул Ом Эро и дремавший на палубе Гарран мгновенно проснулся.

– Зажечь стрелы! Подать сигнал! – приказал он.

В воздух взлетели десятки горящих стрел, предупреждая остальные корабли флотилии об опасности.

Воины на кораблях дружно взялись за весла и флотилия развернулась к нападавшим. Лучники выстроились вдоль бортов, за барьером из больших аххумских щитов, которые держали щитоносцы.

Но пираты не торопились нападать, и на одном из пиратских кораблей внезапно вспыхнул яркий огонь.

Раздались крики, усиленные раструбом, и Гарран прислушался.

– А знаешь, мореход, – сказал вдруг Ом Эро, – ведь это не пираты. Это, кажется, его величество Ата-Бата-Пули, Жемчужный король островов Патуабу.

* * *

Едва край горячего солнца показался над горизонтом, флотилии пошли на сближение, и вскоре уже Гарран разглядел на палубе странного низкосидящего судна живописную группу людей. На огромной кровати с балдахином, установленной в центре палубы, окруженный многочисленными полуголыми мужчинами и женщинами восседал бочкообразный мужчина. Лицо его, широкое и темное, сверкало на солнце, будто специально смазанное. Длинные черные волосы были уложены в замысловатый пук, украшенный павлиньим пером, а сверху на этот пук была водружена самая настоящая золотая корона с неправдоподобно огромными изумрудами. Корона сидела набекрень, что нимало не смущало ее обладателя. Он приветливо улыбался, махал руками и выкрикивал что-то, выражая, по всей вероятности, крайнюю степень удовольствия.

Вокруг него увивались несколько женщин с декоративными повязочками на бедрах – слегка полноватых, на вкус северян.

Позади короля торчали два совершенно черных и абсолютно голых человека, вооруженных трезубцами.

Корабли еще не успели сблизиться как следует, а король от нетерпения уже привскакивал со своей пышной кровати, покрытой атласными подушками, и кричал в длинный раструб из бамбука:

– Э-а! Э-а!

Что это означало, Гарран не имел понятия. Язык патуабцев не слишком-то развит, сказал Ом Эро. Впрочем, заметил он, король настроен явно дружелюбно.

– Только ничему не удивляйся, – шепнул он Гаррану. – Отнесись к его чудачествам серьезно.

Тем временем корабли приблизились друг к другу, и оба предводителя получили возможность полюбоваться друг другом с расстояния в несколько локтей.

Король кивал и улыбался, взмахивал руками, притопывал ногами, и всем своим видом показывал, что желает познакомиться с Гарраном поближе. Гарран отвесил ему поклон, после чего приказал подвести «Альбатрос» вплотную к плавучей резиденции короля и спустить трап.

Гребцы взялись за весла, и вскоре аххумский флагман сблизился с туземным судном. Гарран в сопровождении свиты прошел по перекинутым сходням.

Король бросился навстречу и, к смущению флотоводца, заключил его в объятия.

– Король Жемчужной страны Патуабу приветствует короля аххумов, – зашептал Ом Эро, переводя выкрики короля. – Он давно желал с тобой познакомиться и, услышав, что ты поблизости, немедленно приказал плыть навстречу. Король очень доволен.

– Передай его величеству, что я польщен, но он принимает меня за другого, поскольку я всего лишь слуга своего короля, – сказал флотоводец.

– Нет, этого я не передам, – ответил айдиец. – Прости, великий мореход, но на их языке есть только одно слово – король. Все остальные – люди или «скоты», то есть, рабы и слуги. Да, еще есть слово, для обозначения женщин. Старых – отдельно, молодых – отдельно…

Гарран поморщился:

– Я понял. Переводи.

– Король просит тебя садиться. Он хочет, чтобы ты стал его гостем.

Гарран присел на край кровати, лицом к лицу с королем. Ом Эро остался стоять, а остальным было предложено присесть прямо на палубу, на атласные подушечки.

– Скажи, что я давно хотел познакомиться с королем. Скажи, что я о нем много слышал.

Король закивал с такой энергией, что затряслись все складки его обширного тела.

– Взаимно, – коротко перевел Ом Эро.

Король говорил, айдиец кивал.

Гарран не вытерпел:

– И это все?

– Нет, мой господин. Сейчас он передает наилучшие пожелания твоей двенадцатой жене. Это формула вежливости.

Гарран поднял брови, но промолчал. Король продолжал говорить, усердно кивая.

– А теперь?

– А теперь двадцать третьей.

– Хорошо. Скажи, когда он закончит.

* * *

Несмотря на внешнюю неказистость, судно Жемчужного короля отличалось надежностью и удобством. Оно было овальной формы и почти целиком состояло из прочной, сшитой из широких досок палубы. В дальнем конце палубы было несколько отверстий, которые, по-видимому, вели в трюм. Там же были мачта, укрепленная вантами и возвышение, на котором стоял кормчий.

Другие корабли были построены иначе. Они были значительно короче и ниже аххумских, зато имели по две мачты и довольно сложную систему косых парусов, позволявшую им развивать значительную скорость и менять курс независимо от направления ветра.

На каждом корабле, по расчету Гаррана, могло уместиться не более, чем пятьдесят человек. Следовательно, подумал он, всех подданных короля на кораблях в несколько раз меньше, чем аххумов. Гарран еще более успокоился, когда разглядел, что у кораблей короля нет носовых таранов, а моряки не носили ничего, кроме набедренных повязок.

Между тем, продолжая беспрерывно говорить, король приступил к угощению.

На палубу вынесли множество разнообразных корзин и керамических сосудов. Все это разложили на огромном ковре.

Гаррану предложили сесть на одну из подушечек рядом с королем.

Вино оказалось отменным, кажется, арлийского происхождения.

Король пил его, как воду и довольно скоро лицо его окончательно расплылось и залоснилось, а корона сползла набок и держалась только благодаря павлиньему перу.

– Ты самый сильный на свете, – переводил Ом Эро; он аккуратно поглощал яства, не забывая о своих обязанностях. – А король самый богатый. На островах Патуабу жемчуга столько, что дневной улов весит больше, чем все жены короля, вместе взятые.

Он говорит, что если бы аххумы и его подданные объединились, вы могли бы покорить Таннаут и даже Нильгуам.

Гарран просто кивал, понимая, что отвечать на эту похвальбу не требуется. Он уже устал от множества слов, от сидения на солнцепеке и лишь выжидал паузы, чтобы завершить визит.

Но тут король вскочил и стукнул себя в широкую обвисшую грудь.

Вид у него был воинственным. Гарран очнулся от своих мыслей:

– Повтори, что он сказал?

– Он сказал, что аххумы – очень хорошие, очень сильные люди.

Настоящие воины. Что ему очень хотелось бы иметь таких воинов в своей армии. Но он еще не встречал человека, который мог бы в единоборстве победить его самого, то есть его жемчужное величество…

Король неожиданно замолчал и уставился на Гаррана. Гарран с беспокойством оглянулся на Ом Эро.

– Его величество вызывает на поединок любого из аххумов, господин мой, – быстро проговорил айдиец и едва не подавился.

– Надеюсь, не меня?

– Не знаю.

Ом Эро справился, наконец, с куском жареной рыбы атта, и что-то спросил у короля.

– Э-а! Уики-каи! – ответил король грозным голосом.

– Он вызывает на бой любого из твоих воинов-силачей. Самого сильного, – сказал айдиец.

– На бой? В чем заключается этот бой?

– Борьба. Король любит бороться.

– Передай ему, что я признаю его превосходство в этом виде единоборства, – осторожно сказал Гарран, косясь на огромную тушу короля. – Если ему будет угодно, я приглашу… Да вот, хотя бы, Эммаха – кормчего моего корабля.

Кормчий, услышав свое имя, поднялся. Это был алабарец огромного роста, с длинными, на редкость мускулистыми руками.

– Король согласен?

Ом Эро выслушал короткий ответ и кивнул.

Тут же, на палубе, противники сошлись под веселое оживление подданных короля. Им такие забавы видеть было не впервой.

Король кинулся на Эммаха. Алабарец уклонился и сделал подножку. Его величество со страшным звуком рухнуло на палубу.

Гарран вскочил, но Ом Эро успокоил его взмахом руки:

– Не торопись, мореход.

Король приподнялся, помотал головой и встал. Эммах взглянул на Гаррана.

– Наступай, – коротко ответил флотоводец.

Эммах прыгнул вперед и его огромный кулак мягко погрузился в живот короля. Однако король остался на ногах. Мало того, он, кажется, даже не почувствовал удара, поскольку в следующее мгновение Эммах уже корчился в страшных объятиях короля.

– Какая странная борьба… – пробормотал Гарран, и тут же увидел, что Эммах безвольно повис в руках короля.

– Он сломал ему ребра!

– Может быть, – спокойно ответил Ом Эро. – Король – настоящий силач.

– Так останови же его, иначе я останусь без кормчего!

Ом Эро громко сказал несколько слов на языке Патуабу, и король как бы нехотя разжал руки. Эммах без чувств повалился на палубу. Его подхватили слуги и принялись вливать в рот вино.

Король подошел к Гаррану.

– Не беспокойся, я ничего ему не повредил. Он скоро придет в себя, – перевел Ом Эро.

Король снова стукнул себя в грудь и радостно захохотал.

– Он самый сильный, – перевел айдиец. – Он спрашивает, кто еще хочет испытать его силу.

Гарран покачал головой, но Ом Эро внезапно сказал:

– Разреши мне, мореход!

– Что? – Гарран повернулся к щуплому лоцману. – Ты хочешь сразиться с ним? А кто поведет мой корабль дальше на юг?

– Я.

Король с беспокойством прислушивался к этому разговору, а потом вдруг махнул рукой и разразился длинной тирадой.

– Что он сказал? – спросил Гарран.

Ом Эро усмехнулся:

– Он не хочет драться со мной. Он говорит, что айдийцы хитры и коварны и не умеют правильно бороться. Он говорит, что мы нехорошие люди.

– Вот как? Вы действительно такие? – удивился Гарран.

– Нет, мореход. Но борьба – часть нашей культуры. Наш вид борьбы называется там-буро-тоа, что означает – «пусть он ударит себя сам». Ты никогда не видел наших поединков? Это красиво.

Король указал на Ом Эро толстым пальцем и гневно прокричал:

– Э, Э-а! Уаки!

Ом Эро побледнел, молча поклонился королю и сказал Гаррану:

– Разреши мне уйти.

Гарран лишь развел руками и кивнул.

Впрочем, аудиенция на этом была закончена, поскольку король прошествовал к своему балдахину и улегся на подушки, а его многочисленные жены или наложницы, что, по-видимому, здесь не имело большой разницы, принялись натирать его тело какими-то бальзамами.

* * *

В скором времени на кораблях Жемчужного короля подняли паруса.

Гарран с изумлением обнаружил, что неповоротливая посудина его величества довольно резво тронулась с места, когда два нелепых, с точки зрения флотоводца, паруса поймали ветер.

Вся эскадра стала быстро удалятся. Гарран мог бы следовать за ней, не отставая, но это потребовало бы чрезмерного напряжения гребцов.

Поэтому флотоводец решил положиться на айдийских лоцманов и не торопясь двинул флот следом за быстро тающими в голубом просторе кораблями Жемчужного короля.

К вечеру на горизонте показались пологие берега острова Барр.

Единственная удобная бухта находилась с южной стороны острова, поэтому аххумскому флоту понадобилось еще несколько часов, чтобы обогнуть остров, пробравшись мимо опаснейших рифов.

Город Литта – столица острова и всего островного Жемчужного королевства – с точки зрения северянина представлял собой широко раскинувшуюся деревню с хижинами-домами на сваях. Лишь несколько зданий на берегу были сделаны из камня или тесаных бревен – иные из них даже в два-три этажа.

При входе в бухту корабли встретили большую парусную лодку с представителями местной портовой власти.

Таможенный чиновник поднялся на борт и на ломаном языке Равнины приветствовал аххумов. Чиновник был одет в некое подобие рубашки чуть выше колен, грудь его украшала алмазная звезда устрашающих размеров, а в немытой курчавой шевелюре торчал золотой кинжал-заколка.

– Его величество Ата-Бата-Пули милостиво разрешает вашим кораблям войти в гавань и занять все свободные причалы. Потом он приглашает ваше величество со свитой на ужин во дворец.

Чиновник кивнул Гаррану, сочтя, видимо, что этого проявления вежливости достаточно. Потом наклонился к Гаррану ближе и, косясь на Ом Эро, проговорил:

– Его величество не хотел бы видеть нашего недруга у себя в гостях. Его величество не любит жителей Айда, которые не умеют благородно вести поединки.

Скрывая улыбку, Гарран поклонился, и, обернувшись к стоявшему позади Эхнару, сказал по-аххумски:

– Эти несчастные создания и не подозревают, что в моей власти стереть их столицу с лица земли… Впрочем, будем вежливы.

Он вновь повернулся к чиновнику, стоявшему на палубе, гордо выпятив грудь и отставив грязную босую ногу.

– Мы благодарим его величество за гостеприимство, но наши обычаи не позволяют нам принять его милостивое приглашение. Мы устали и торопимся. Мы переночуем на кораблях и с рассветом покинем ваш гостеприимный остров. Передайте его величеству нашу горячую благодарность за встречу в море и прекрасный, незабываемый обед. Надеемся, его величество простит нам наш отказ.

Чиновник нахмурился, склонил голову, подумал, и молча спустился в свою лодку.

* * *

Тьма опустилась на остров и океан, и огромные горячие звезды усыпали небо. Город затих, лишь редкие огни горели там и сям, да пристань была освещена светильниками, защищенными от ветра специальными заслонками.

Глубокой ночью, когда даже вахтенных сморил сон, на причалах появились странные тени.

Смуглые лоснящиеся тела замелькали в свете фонарей, и шелестящие голоса понеслись над темной водой.

Почти бесшумно в воду с причалов стали погружаться люди.

Ныряльщики исчезали под водой.

А потом вдруг сразу несколько аххумских кораблей стали странно крениться. Часовые подняли тревогу, но лишь немногие из них успели разбудить спавших: один из кораблей стал быстро погружаться в воду, полуголые воины не успели покинуть корабль, и он быстро нырнул носом в темную бездну. Потом затонул еще один корабль, и еще…