Текст книги "Выбор Геродота"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 7

1

468 г. до н. э.

Афины, Наксос

Холм Ареса погрузился в полумрак.

Последние ступени дались Кимону с трудом – не мальчик уже. Уперев руки в алтарную ограду, стратег огляделся. Афины лежали перед ним как на ладони. Город пах дымом, морем, миндалем.

Холмы Мусейон, Нимфейон и Пникс походили на выгибающих спины в пенной накипи левиафанов. От них в стороны разбегались многолюдные жилые кварталы Керамик, Мелите, Койле, Лимны, Эретрия…

Лучше всего был освещен Колон – факелы на стенах храмов Афродиты, Демоса и Харит горели всю ночь. Рынок уже закрылся, поэтому оживленная днем улица Ахарнян опустела.

Домики из мягкого пентелийского пороса[40]40
  Порос – известняк.


[Закрыть] теснились по северному склону Ареопага, будто пытаясь вползти на вершину. Отсветы костров не давали постройкам утонуть в темноте.

С южной стороны высился Акрополь с остатками древних построек: святилища Аглавры, дворца Эрехтея, бастионов Эннеапилона и храма Гекатомпедон. Вдалеке к облакам тянулась лысая коническая верхушка холма Ликабетг.

После двойного разграбления Афин персами от Акрополя мало что осталось. Оккупанты разрушили не только храмы, но и алтари Зевса, Пандиона, Артемиды Бравронии, загон для священного быка…

Прошло одиннадцать лет после катастрофы. За это время жрецы со слезами на глазах разнесли по теменосам закопченные статуи и уцелевшие в пожаре священные атрибуты. Осколки похоронили с полагающимися почестями в ботросе. На постройку новых храмов денег в казне не было.

До самого вечера на Акрополе стучали топоры плотников и молотки камнетесов – афиняне восстанавливали Пританей, главный городской очаг для членов Буле.

Архонтам пришлось украшать Акрополь уцелевшими святынями со всей Эллады: алтарем и статуей Зевса Полнея, бронзовым быком, фигурой молящей о дожде Геи, нимфеем Посейдона, а также статуей Афины с оливковым саженцем.

Реликвии скрывались за зубчатой северной стеной, но Кимон мог себе их представить в деталях – ему часто приходилось бывать на Акрополе во время общественных жертвоприношений.

Эту стену архонты восстановили в первую очередь, так как во время штурма она пострадала сильнее других. Варвары ворвались на Акрополь через расположенную под бастионом пещеру Аглавры.

Протянувшаяся от Пропилона к подножию холма прямая как стрела Западная лестница была хорошо видна в сумерках. Зато Северную лестницу – узкую и крутую – едва разглядишь даже днем из-за нагромождения лачуг на насыпных террасах, которые словно гнезда ласточек лепятся к скалистому обрыву. Лишь на самом верху чернеет проем между башнями.

Среди жилья на северном склоне скорбно белели разрушенные стены общественных построек: Эпиликия, Старого Тесмотетия, Буколия и Нового Пританея. Одиноко торчали колонны святилища Аполлона на Скалах…

Вскоре покой вершины нарушил тихий гул голосов – Совет знати собрался на заседание. Бывшие архонты расселись на деревянных скамьях вокруг ровной площадки перед Килонием. Многие принесли с собой мягкие подушки.

После того как рабы зажгли тимиатерии, по холму растекся аромат благовоний.

В центре судилища высились два камня: насилия и непрощения.

От нагретых за день скал исходило тепло, поэтому ареопагиты обошлись без шерстяных гиматиев. Лишь несколько престарелых членов Совета знати кутали ноги в мягкие овчины. Собрания так и проходили всегда – ночью под открытым небом.

На этот раз речь не шла об умышленном убийстве, поджоге или нарушении храмовых правил. Семейные афиняне последнее время также вели себя на удивление достойно – секретарь принял всего несколько заявлений об избиениях жен мужьями, да и те обошлись без тяжелых увечий.

Когда на алтарь Эриний опустилась чайка, сидевшие ближе всех к ограде старики забормотали охранную молитву Считалось, что душа умершего вселяется в птицу, а раз она прилетела к святилищу богинь мести, значит, умерший просит о прощении. Завтра надо будет обязательно принести искупительную жертву.

Ночной Скирон завывал в глубокой расселине на склоне холма, и казалось, что это души приговоренных к смерти преступников хором ропщут на свою незавидную участь.

Председателем снова выбрали Кимона. Секретарем – Эпихара.

Заняв кафедру, стратег пересчитал присутствующих.

Потом тихо спросил секретаря:

– Нет троих… Тебе что-нибудь известно?

Эпихар с готовностью проинформировал:

– Агафон из филы Акамантиды вчера сдал большую партию посуды для Пританея. На радостях запил… Хорошо, что прислал ойкета с извинениями.

Кимон кивнул.

Секретарь продолжил:

– Виссарион из филы Гиппофонтиды сообщил вечером через жену, что будет всю ночь занят на разгрузке лемба с зерном из Пантикапея. Он еще раньше предупреждал: груз прибудет со дня на день… А вот про Ипполита из филы Энеиды пока ничего не могу сказать. Хотя скороходы всех заранее оповестили. Я раба отправил к нему домой, но, даже если он в порядке, ждать времени нет. Придется начинать без него…

Снова кивнув, Кимон сдержанно бросил:

– По Энеиде проходит Священная дорога. Гильдия гончаров вышла на него с просьбой предоставить участок для нового карьера. В Керамике с глиной стало плохо – сколько веков уже копают… А половина древних некрополей Энеиды расположена на землях Ипполита. Там сейчас такое начнется…

Он махнул рукой:

– Лучше его не трогать.

Стратег ударил деревянным молотком по медному блюду, призывая присутствующих к вниманию.

– Вопрос сегодня только один – ситуация в Галикарнасе, – начал он. – Вы знаете, что после поражения персов при Микале Иония, Дорида и прибрежная часть Карии обрели свободу. Но есть проблема – тираны продолжают платить дань сатрапу Сард Артаферну. Особенно усердствует Лигдамид…

Кимон откашлялся.

Паузой воспользовался один из ареопагитов, чтобы с места выкрикнуть:

– В чем конкретно его обвиняют?

Стратег прищурился, пытаясь разглядеть того, кто задал вопрос. Так и есть – одноглазый Ликид. Тон не очень-то дружелюбный. Обычно эвпатрид помалкивает, но, когда речь заходит о бывших союзниках Ксеркса, он сразу берет слово.

До нашествия персов потомственный судовладелец и хозяин верфей отвечал за связи Совета знати с Дельфами. Именно он передал Фемистоклу как главе морской партии ретру о спасении Афин за "деревянными стенами Зевса". Фемистокл выслушал, но истолковал послание бога по-своему, поэтому начал строить флот. Но только верфи Ликида обошел стороной. Ликид тогда просто взбесился, но сделать ничего не мог.

И именно он как представитель Афин внес на сессии Дельфийской амфиктионии позорное предложение не наказывать штрафом полисы, объявившие нейтралитет во время оккупации Эллады персами.

Глаз судовладелец потерял еще при Саламине, когда Совет знати откомандировал его в афинскую флотилию для надзора за Фемистоклом. Там оба афинянина спелись. Ликид решил забыть старые обиды. Поговаривали, что после победы он не просто так получил литургию на строительство десяти триер – половины от годового заказа.

Привлеченные к литургии олигархи строили каждый одну, а он один – десять. Так и деньжищи какие: десять талантов. Отдавать не надо, потому что выполнившему заказ олигарху Фемистокл долг прощал. Почему-то портовые надзиратели обходили верфи триерарха стороной.

После бегства в Сарды Фемистокл вроде бы обрубил все связи с Афинами. Но Ликид спеси не убавил и публично вспоминал патрона с уважением. Кимон давно подозревал, что дело здесь нечисто…

– Поясню. – Стратег добавил в голос металла. – Эллины Галикарнаса и карийцы Салмакиды – это две разные общины. Для решения важных вопросов они учредили Народное собрание. Подать собирает Лигдамид, но расходы бюджета утверждает именно Народное собрание. Эсимнет в отместку заявил, что раз население слилось в один полис, то пусть "все галикарнасцы" теперь платят подушную подать как "все милетяне" или "все эфесцы". А никакое сравнение здесь не уместно, потому что милетяне и эфесцы – ремесленники, а галикарнасцы – рыбаки. Думаю, что разницу в доходах понимают все. Вы также понимаете, куда уходит львиная доля собранных Лигдамидом средств. Для ясности озвучу – на содержание армии Артаферна.

Он гневно оглядел собрание.

Аристократы зашумели: "Призвать тирана к ответу! Персидская подстилка! Послать в Галикарнас эскадру!"

С места поднялся виноторговец Мегекл. Он так волновался, что у него дрожали щеки.

– Я получаю от оптовика из Галикарнаса четыреста медимнов вина в год. Это две трети моего податного капитала. Если, не приведи Гермес, Лигдамид задушит галикарнасцев податью, мне придется искать новых поставщиков. Насколько рынок вина плотный, вы и сами знаете… Так что перспектива шарить на осле по мелким виноградникам Беотии и Фокиды меня не прельщает. Но даже не это главное. Если мои доходы упадут – сколько гоплитов с полным вооружением я смогу предоставить коллегии стратегов? А ведь на носу война со Спартой…

Слово взял Несиот – хозяин рыбных рядов на Рыночном Колоне:

– Я отлично понимаю Мегакла. У меня те же проблемы. После того как Ксеркс занял Геллеспонт, боспорские купцы стали возить соленую пеламиду в Гераклею Понтийскую. Сейчас ситуация, конечно, изменилась, но перенаправить экспорт из Гераклеи в Афины будет нелегко. Надежда только на Галикарнас. Если и там не сложится – прямо не знаю, что делать…

Потом выступили торговец шерстью, триерарх и скотовод – каждый был уверен, что рост подати в Галикарнасе плохо отразится на торговле. Кимон внимательно слушал ареопагитов, общий настрой которых говорил не в пользу Лигдамида.

Он ждал, когда Ликид попросит слова. Наконец судовладелец поднял руку.

Заговорил запальчиво:

– Какая эскадра… Ничего себе, освободители от персидской оккупации. Чем мы тогда лучше самих оккупантов? Подумайте дважды, прежде чем посягать на суверенитет другого государства. Лигдамид – тиран, но избранный. Что вам нужно? Смена власти? Так у него и сторонники имеются, которые за него голосовали. Они его поддержат. Прольется кровь… В общем, так. – Ликид сделал эффектную паузу. – Завтра же я обращусь в Буле. Решение о военном вмешательстве должны принимать пританы.

Стратег поднял брови. Ход хороший, но времена Фемистокла и Аристида прошли. Теперь главный политик в Афинах – он, и никто не помешает ему проводить свою линию в Народном собрании.

– Тогда давайте голосовать, – подытожил Кимон безразличным голосом. – Всем ясно, что Лигдамид обнаглел и зарвался. Вмешаться – долг Совета знати как высшего судебного органа Афин, потому что страдают наши братья эллины. Ликид может поступать так, как считает нужным. Я со своей стороны тоже встречусь с секретарем Буле.

Ареопагиты снова зашумели:

– Пережать Лигдамиду горло! Раздавить гадину!

– Подождите. – Кимон поднял руку. – Наше решение не должно подразумевать кровопролитие. Максимум, что мы можем сделать – это потребовать от Буле денежных средств на организацию переворота в Галикарнасе.

Он еще раз стукнул молотком по кафедре:

– Итак – подчеркиваю: принимается решение именно о финансовой помощи. Приступаем к голосованию. Белый цвет – за, черный – против.

Писцы понесли по рядам вотивные сосуды. Ареопагиты по очереди брали из двуручных пелик боб нужного цвета, а затем опускали его в амфору. Ритуал сопровождался доверительным обменом мнений.

Кимон бросил взгляд на Ликида. Судовладелец сохранял внешнее спокойствие, ограничившись гримасой презрения. Покрасневшее лицо словно разрубили пополам черной повязкой.

Ареопагиты выбрали контролерами наиболее решительно настроенных членов совета – Мегакла и Несиота. После подсчета голосов Кимон объявил результат – большинство высказалось за.

Распустив собрание, стратег пригласил обоих контролеров на поздний обед…

Ложа были приготовлены на посыпанной щебнем площадке перед домашним алтарем Артемиды Эвклеи. Факелы на подставках высвечивали розовые кусты, но фруктовые деревья уже терялись в темноте. От тимиатерия в виде бычьей головы исходил запах корицы.

Мегакл, низкорослый и полноватый, с комфортом развалился на клинэ, обложившись подушками. Крепко сбитый Несиот все подушки подсунул за спину, поэтому не лежал, а полусидел. Перед каждым гостем стояла трапедза с мисками.

Угощались скромно: жареный заяц, зелень, сыр, соленые оливки. Свежеиспеченный пресный хлеб. Из сладкого – лепешки на меду и вяленые смоквы. Запивали хиосским красным.

Кимон привык в походах питаться чем придется, поэтому дома не брезговал простой пищей. Зато на званых обедах не стеснялся и любил поесть. Собеседникам стратега во время экстренных совещаний приходилось подстраиваться под вкусы хозяина.

Со второго этажа доносились звуки лиры, прерываемые приглушенными голосами. Кимон объяснил гостям, что Исодика наняла для детей учителя музыки. Он с улыбкой рассказывал, как близнецы Лакедемоний и Улий сами пытаются брать аккорды, а младший сын Фессал ползает вокруг и только всем мешает.

Первые две чаши вина выпили быстро. Третью посвятили, как принято, Зевсу Сотеру. Пока что разговор носил общий характер: цены на рынке, аренда эмпориев в Пирее, ходовые качества триер…

Наконец хозяин перешел к делу:

– Я – за отправку эскадры. Как можно скорее.

– Чего ты так взъелся на Лигдамида? – миролюбиво спросил Несиот. – Где Афины – и где Кария…

При этих словах Мегакл презрительно фыркнул.

Пока хозяин застолья собирался с ответом, виноторговец не удержался от упрека товарищу:

– Ты же сам жаловался, что без помощи галикарнасцев пойдешь по миру.

Несиот скептически вздернул брови.

– Надеюсь, что до этого не дойдет… На Кикладах хорошие уловы, и с рыбаками можно договориться. Но до карийских уловов им, конечно, далеко. В Керамикском заливе и у Коса такие косяки ходят – только успевай наметом орудовать. Кефаль, каменный окунь, камбала… В каждой расселине по мурене. Хотя там не водятся моллюски и голубые крабы…

Кимон поднял руку, призывая сотрапезников к вниманию.

Заговорил, чеканя слова:

– У меня на Галикарнас большие виды. Гавань там отличная – на сотню триер. Оттуда можно патрулировать все Эгейское море. Ни одна персидская скотина не сунется!

– Персы и так дальше Геллеспонта не суются, – заметил Мегакл. – Ты у них всю охоту отбил.

– От Темных скал[41]41
  Темные скалы – скалы на выходе из пролива Босфор в Черное море.


[Закрыть] до Ласточкиных островов[42]42
  Ласточкины острова – острова на восточной границе Ликии.


[Закрыть] персами даже пахнуть не должно, – зло отрезал стратег.

– Так ты что – его приговорил? – выдохнул Мегакл, округлив глаза.

Кимон залпом выпил.

– Не знаю… Не решил еще. Может, и стоит его убить.

– Ну, дела… – протянул Несиот. – А кого взамен?

– Там посмотрим, – процедил стратег. – Назначим достойного человека из местной знати. Не персофила, не мямлю, способного держать демос в железном кулаке. Чтоб была дисциплина и уважение к власти – как в Спарте. Совет знати проверит его происхождение и доходы, а потом будет принимать отчеты. Триеры построим там же. Экипажи наберем из карийцев.

Мегакл с сомнением покачал головой:

– Решительные меры… А если договориться по-хорошему? Пусть разрешит стоянку на внешнем рейде. Перед сатрапом Сард оправдается угрозой осады: мол, пустил афинян в залив, чтобы не пошли на штурм Галикарнаса… Тогда у нас будет возможность запастись свежей водой и провиантом. Главное – что? Не тирана зарезать, а выполнить задачу. Какое-то время это прокатит. Дальше – посмотрим.

Кимон задумался.

Потом пустился в рассуждения:

– А что… Неплохая идея. Думаю, можно попробовать подкупить Лигдамида. Один раз согласившись на сговор, он будет соглашаться и дальше. Лучше иметь партнером прикормленного тирана, чем самостоятельные в решениях общины.

– Кто выполнит? – спросил Несиот.

– Есть человек на примете, – уверенно заявил стратег. – Меня тут познакомили с двумя галикарнасцами. Они – родственники. Оба здесь случайно. Племянник – рохля, всего пятнадцать. Зато дядя – огонь, ветеран фракийского похода Ксеркса. Зовут Паниасид. Я его держу за горло. Вот ему и поручу.

– От нас что требуется? – решил уточнить Мегакл.

Кимон ответил коротко и ясно:

– Деньги.

Потом пояснил:

– Пока пританы будут думать, пройдет время. Так что придется действовать на свой страх и риск. И развязать мошну… Вы со мной?

Он по очереди посмотрел на сотрапезников.

Оба подтвердили согласие.

2

Геродоту выделили гостевой покой.

Побеленные стены, деревянная кровать без спинки, скамья, сундук для одежды, суконная портьера над входом – вот и все убранство. На полу – чернобелая галечная мозаика с узором в виде меандра. Благодаря кедровым балкам в комнате приятно пахло.

Чтобы пройти в андрон, ему нужно было пересечь ойкос. С мраморного пьедестала на галикарнасца взирали домашние боги. Бронзовые Зевс и Геракл отличались мужественной красотой. Рядом с силачами расписанная акварелью терракотовая Гестия казалась хрупкой и беззащитной.

Каждое утро ойкет приносил таз и кувшин с водой. В доме имелась ванная комната с бассейном, но для Геродота она была закрыта. Он мог свободно перемещаться по дому, хотя глаз с него не спускали.

Кимон уходил на рассвете, а возвращался поздно вечером. К делу стратег перешел лишь на пятый день. Не то обдумывал, как начать беседу, не то давал пленнику привыкнуть к новой жизни.

Привратник пригласил Геродота в андрон.

В жаровне пощелкивали пихтовые стружки. На выкрашенной в три цвета стене играли отблески очага. Ветки сирени в вазе делали обстановку домашней.

Кимон кивнул на клинэ. Геродот уселся, поджав под себя ноги, и уставился на хозяина насупленным взглядом. От предстоящего разговора он не ожидал ничего хорошего.

– Послушай, – примирительным тоном начал Кимон, – я не враг. Никто тебя убивать не собирается. Просто иначе мне Паниасида не удержать – твой дядя сбежит на любом корабле. Но, зная, что за его бегство ответишь ты, он этого не сделает.

– Почему именно он?

Кимон пожевал губами.

– Потому что ему, как галикарнасскому аристократу, будет легче подобраться к Лигдамиду. Да и боевой опыт у него имеется. Тем более опыт войны на стороне персов. В Афинах таких людей нет… Тебя такое объяснение устраивает?

Геродот пожал плечами:

– Ты спрашиваешь так, как будто от меня что-то зависит. А ведь я могу родственника потерять.

Взгляд стратега стал стальным.

– Не потеряешь, если он сам не напортачит. Я посылаю Паниасида на переговоры.

– Речь шла об убийстве, – удивленно протянул Геродот.

– Ну, если Лигдамид наши условия не примет… Тогда – да, убийство. Возможно, Паниасид и сам погибнет. Но войны без крови не бывает. И без жертв… Зато память о героях живет в веках.

Геродот уныло кивнул. Стратег так обставил дело, что попробуй возразить. Кимон ненадолго замолчал – ему хотелось паузой снять напряжение.

Когда он продолжил, его тон стал вкрадчивым:

– Я с тобой не о Паниасиде хочу поговорить. Кобон написал, что ты обладаешь отличной памятью. Вспомнишь для меня кое-что? Имей в виду: это дело государственной важности.

Геродот от удивления вскинул брови.

Неуверенно произнес:

– Попробую.

Вскочив с места, Кимон придвинул клисмос поближе к лежанке галикарнасца. У стратега уже были готовы вопросы. В свете очага его лицо казалось зловещим…

Вечером в перистиле состоялось совещание единомышленников.

Кимон пригласил Мегакла и Несиота для обсуждения дальнейших действий. В этот раз гостей не угощали: разговор предстоял тяжелый, так что выпивка явно не к месту. Стратег приказал вынести из андрона стулья.

За колоннами галереи сгущались тени. Фракийский раб с монотонным шорохом подметал пол. Ветер трепал листву священной оливы, гонял по щебню голубиное перо, раздувал лампады. Язычки пламени перед статуей Артемиды Эвклеи беспорядочно метались.

Кимон сначала хотел прогнать фракийца, но потом решил, что пусть работает. Все равно шелест листвы и плеск воды в фонтане заглушают разговор. Зато не придется потом объяснять Исодике, зачем он отменил ее распоряжение. Он не хотел посвящать жену в детали беседы.

Все согласились с тем, что самое сложное – это войти в круг приближенных Лигдамида. Иначе с ним не удастся поговорить с глазу на глаз. Стратегу пришлось раскрыть своего связника.

– Есть надежный человек при дворе Лигдамида. Он был внедрен в армию Ксеркса в качестве наемника. После войны вернулся, а два года назад я оставил его в Византии с отрядом гоплитов. По указанию Аристида он наладил связи с Сардами и попросился к Артаферну на службу. Сатрап принял предложение, но отправил его в Галикарнас.

– Вот пусть твой человек и поговорит, – предложил Мегакл.

Кимон отрицательно покачал головой:

– Нельзя. Если связник себя раскроет, мы потеряем ценный источник информации. Зато он может продвинуть Паниасида по служебной лестнице.

Несиот резонно заметил:

– В Галикарнасе к Паниасиду будут вопросы: зачем ездил в Афины, что там делал… Тем более если связник представит его Лигдамиду. Рискуем?

Кимон ждал этого комментария:

– Он приедет не из Афин. С Наксоса. Там зреет мятеж.

Собеседники не могли скрыть удивления:

– Наксос? Откуда сведения?

– От навклера Фанодема. Он еле ноги оттуда унес. Когда вошел в гавань Хоры, увидел догорающий корабль. Навклер якорь бросать не стал, решил присмотреться. Так островитяне окружили лемб на лодках, хотели насильно в порт загнать. Фанодем с командой веслами отбились и ушли к Делосу.

– Кто посмел? – спросил виноторговец.

– Думаю, что Фалант. Он возглавил защиту Хоры от посланной Артаферном эскадры, а после неудачной осады города забрал себе земли сбежавших в Милет олигархов и сам стал олигархом. Потом наладил торговлю с Лидией. Туда возил вино, обратно – лес.

– Совести у него нет, – проворчал Мегакл. – Мне вот в голову не придет продавать вино персам.

– Архонт Хоры – Мнесифил, – заметил Несиот. – Мы его год назад туда отправили. Неужели и он предатель?

– Пока не знаю, – пожал плечами стратег.

Эвпатриды не могли скрыть раздражения. С этим Наксосом вечно трудности. То тиран Лигдам закроет порт для афинских кораблей, чтобы заложники Писистрата не сбежали обратно в Афины. То демос свергнет местных аристократов. Последний раз переворот привел к четырехмесячной осаде острова персами, что послужило поводом для Аристагора поднять восстание в Милете. И вот опять…

Кимон продолжил:

– Я плыву туда сразу после Скирофорий с эскадрой из пятидесяти триер. В Буле карательная операция согласована. Осталось получить одобрение Народного собрания. Паниасид и Геродот плывут со мной. На Наксосе они пересядут на любое судно, идущее в Карию, а в Галикарнасе скажут, что ездили в Дельфы.

– Почему в Дельфы? – спросил Мегакл.

– Потому что они там действительно были. Геродот обращался за ретрой.

Эвпатриды переглянулись.

– А Геродот не проговорится? – с сомнением произнес Несиот.

Кимон досадливо выдохнул:

– Хороший вопрос… Буду с ним работать. Объясню, чем это грозит Паниасиду.

Он сосредоточенно хмурился. Теперь предстояло обсудить самое неприятное.

– От Кобона из Коринфа мне стало известно, что Геродот обладает уникальной памятью. У меня с ним состоялся разговор. Выяснились интересные подробности…

Мегакл прервал стратега:

– А как Геродот оказался в Коринфе?

– По дороге в Дельфы.

Дотошливый виноторговец не унимался:

– Встреча с Кобоном была случайной?

– Можно сказать, что да. Вернее, они случайно познакомились с Софоклом, а тот сообщил о них Кобону. Так вот… Геродот посещал библиотеку Лигдамида. Ему попались документы персидской разведки. Не знаю – оригиналы или копии, но он говорит, что на всех свитках были печати.

Эвпатриды заинтересованно слушали.

Кимон перешел к главному:

– В одном из свитков он прочитал донесение байварапатиша Артабаза сатрапу Сард Артаферну о том, что теперь у персидской разведки есть надежный источник на самой верхушке афинской власти.

– Имя! – выдохнул Несиот.

Кимон покачал головой.

– Имя не было указано. Только кличка – Киклоп.

– Киклоп? – Несиота осенила догадка. – Одноглазый!

Мегакл рявкнул:

– Ликид!

Кимон довольно кивнул:

– Точно.

Ветер все так же играл листвой деревьев, но шорох метлы стих. Голубиное перо, случайно залетев в бассейн, хаотично вертелось на поверхности воды.

За стеной резко закричал павлин. Головы собеседников повернулись в сторону шума. В этот момент из тени галереи к ойкосу метнулась тень.

3

В священном округе Диониса Элевтерия снова зацвел священный фиговый сад.

От храма Диониса к Акрополю вела вымостка, по которой гиеродулы ежедневно направлялись в сад на работу. По ней же к алтарю Асклепия брели больные и увечные.

Не все добирались до святилища – по утрам уборщики улиц отвозили умерших за ночь в Керамик, где на берегу Эридана находился некрополь безымянных покойников.

Стоило ранним прохожим показаться на дороге, как с обочины поднялись бродяги. Одноногий инвалид суетливо привязывал костыль, баба на сносях выпячивала живот, а беззубый старик широко разевал рот, тыкая в него пальцем.

На этот раз не повезло. Трое крепких парней прошли мимо с равнодушным выражением на лице. Инвалид плюнул им вслед – по виду моряки, значит, не бедствуют, а вот жалко им подать милостыню убогим. Беременная жена тяжело опустилась на землю, обхватив живот.

От храма Афродиты Пандемос парни свернули к побеленной стене. Нырнув в дверной проем, выглянули на улицу. Никто за ними не следит, нищие не в счет. Тогда моряк с курчавой бородой уверенно заколотил в дверь.

Из уважения к хозяину гости оставили возле статуи Зевса охапку лучины и немного зерна для голубей. Вымыв ноги, почтительно сняли головные уборы. Так и стояли на входе, сжимая пальцами задубевшие от соленых морских ветров шапки.

Возлечь им не предложили – много чести. Эти стены видели больше знати, чем китобои – косаток за Геракловыми столбами. Зато приглашение в дом – это знак уважения. Обычно они получали распоряжения через ойкетов.

– Будь здоров, Киклоп, – сказал курчавый.

– И ты, Гнесиох.

Хозяин сдержанно приподнял серебряный канфар. Даже лежа он производил впечатление своим ростом. Гости расселись на дифросах перед клинэ.

Раб принес простые кружки, поставил на трапедзу кувшин и чашу оливок. Прежде чем пригубить вино, моряки совершили возлияние на угли жаровни в честь доброго гения дома.

Киклоп не стал тратить время на вежливые фразы.

Мрачно вздохнув, выложил все начистоту:

– Недавно прошло заседание Совета знати. Ситуация изменилась: Кимон теперь в силе. Худшего врага персам, как вы знаете, не существует. Он предложил свергнуть эсимнета Галикарнаса – Лигдамида. Совет знати проголосовал за.

Моряк, покрытый синими узорами, словно ритуальная ваза росписью, просипел:

– Ему потребуется согласие Народного собрания… Или хотя бы Буле.

– Не потребуется, Батт. У Кимона изменились планы: теперь он хочет сделать Лигдамида союзником. В Галикарнас будет послан переговорщик. Так вот… Моя задача – не допустить, чтобы переговоры состоялись. Поэтому я ставлю вам задачу – убрать исполнителя.

– Что о нем известно? – решил уточнить курчавый.

– Имя – Паниасид, сын Полиарха. Карийский эллин, есть боевой опыт, воевал за персов во Фракии.

– Значит, нам придется иметь дело с профессионалом, – усмехнулся моряк с косой до пояса. – Тем интереснее.

– Ты, Гринн, даже в убийстве ищешь удовольствие, – хищно улыбнулся Киклоп. – Но есть одно серьезное препятствие – галикарнасца будет трудно найти в Афинах. Мой человек сообщил, что Кимон вынудил его согласиться, после чего отпустил. Паниасид должен регулярно отмечаться, но точные дни они не обговорили. Кимон оставил у себя заложником его племянника – Геродота.

– Племянника? – переспросил Батт.

– Да.

Синекожий решил уточнить:

– Племянник – подельник?

– Нет, Но он может принести не меньше вреда, чем Паниасид. Молокосос знает о нас.

– Обо всех? – Курчавый казался озадаченным.

– Скорее всего, только о верхушке. Вряд ли Павсаний упоминал ваши имена в донесениях Артаферну. Хотя исключать нельзя. В любом случае вы сможете просто уплыть на Наксос… А вот я останусь.

В глазах эвпатрида блеснула откровенная ненависть:

– Геродота надо убрать в первую очередь. Тогда Паниасиду будет незачем держать слово. Главное – чтобы он не добрался до Лигдамида.

– Каким способом его прикончить? – спросил Гринн.

Киклоп в задумчивости отпил из канфара.

– Решайте сами, но смерть должна выглядеть как несчастный случай. Иначе Кимон обвинит в убийстве персидскую разведку. Так нам Паниасида не остановить. И вот еще что… Кимон решил атаковать Наксос. Гали-карнасцев он берет с собой. Отплытие эскадры состоится сразу после Скирофорий. До новолуния осталось пятнадцать дней, так что у вас меньше месяца.

Осушив канфар до дна, он равнодушным голосом произнес:

– Что принесли сегодня?

Пираты переглянулись.

– Как всегда – десятая часть от награбленного, – за всех сказал Гнесиох.

Гринн развернул сверток. На грубой холстине сверкали драгоценности: кольца, браслеты, броши…

– Какая красота! – Киклоп зацепил пальцем подвеску с головой Афины. – Откуда?

– Скирос, – ответил Гнесиох.

Киклоп довольно кивнул:

– Отряд Павсания там неплохо потрепал эпибатов Кимона.

Он посмотрел на гостей мутным пьяным взглядом:

– Ну, тогда все… Идите. И помните – с головы Лигдамида не должен упасть ни один волос.

Последние слова хозяин рявкнул так, что эхо заскакало бешеным козлом по анфиладе комнат.

Из дома Киклопа наксосцы отправились в харчевню. Усевшись за дальний от входа стол, заказали вина. Потягивая кислое дешевое пойло, принялись вполголоса обсуждать ситуацию.

– Только боги знают, где носит этого Паниасида, – рассуждал Гнесиох. – Что в Пирее, что в Керамике… Или на Рыночном холме… Это все равно что блоху в стаде быков искать.

– Тебе ясно сказали: пацана убрать в первую очередь, – наседал Батт.

Гринн не стал тратить время на ненужные споры:

– Тогда сейчас делим день на три части. Я дежурю утром, Гнесиох – после полудня, ты – вечером. – Он по очереди ткнул пальцем в подельников. – Не будет же Кимон держать его взаперти до самого отплытия.

Батт согласился:

– Когда поймем, по каким улицам он ходит, сможем устроить свалку на дороге.

Наксосцы приступили к обсуждению деталей…

Следующим вечером Геродот отправился на прогулку. Кимон разрешал ему выходить, когда спадает дневная жара, а с улиц исчезают скороходы, уличные продавцы и водоносы.

Чернокожий ойкет шел рядом, но никаких попыток завести разговор с заложником не предпринимал. При этом внимательно озирался по сторонам. Галикарнасец покосился на его хитон – у раба за пазухой на шнурке висел нож.

"Ливиец, – подумал Геродот, – скорее всего, немой".

Он знал, что работорговцы отрезают ливийцам языки перед отправкой в Элладу, так как немые рабы пользуются хорошим спросом у афинских эвпатридов.

Улица Треножников спускалась к Ареопагу. На перекрестке галикарнасец решил перейти на противоположную сторону Панафинейской улицы. Он перепрыгнул через сточную канаву, как вдруг из грязной воды выскочила утка.

Бестолковая птица с кряканьем метнулась ему под ноги. Геродот замешкался. Грохот! От статуи аргосского героя Адраста летела повозка. Подскакивая на ухабах, она неслась со скоростью запряженной квадриги.