Текст книги "Выбор Геродота"
Автор книги: Сергей Суханов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Софокл жестом остановил галикарнасца, после чего попросил слугу заменить опустевшую ойнохою полной.
– Эта за мой счет, – запротестовал он, когда увидел, что Паниасид собирается расплатиться за вино, – ты все-таки мой спаситель, и я хочу тебя отблагодарить. Извини, что я тебя прервал…
– Так вот… – Выпитое вино развязало галикарнасцу язык. – Мне, конечно, пришлось попотеть, потому что "Ионика" – это историческая поэма. Ни Гесиод, ни Гомер так не писали. Получается, что я не просто аэд… Даже не знаю, как меня назвать, историческим эпиком, что ли… Единственное, что я заимствовал у Гомера – так это эпический диалект, только его сначала изучить пришлось, чтоб не опозориться. Потом…
Он осушил свою глиняную кружку-хою. Софокл с Геродотом последовали его примеру. Паниасид увлеченно рассказывал:
– Где взять исторические сведения? Ведь с дорийского нашествия утекло много воды… Ясное дело, у эсимнета Галикарнаса хорошая библиотека, только в ней мало записей по истории Эллады. Галикарнасцы – подданные Ксеркса, поэтому основная часть библиотеки содержит сведения о нем самом, его отце Дарии и деде Кире Великом. Мы с Геродотом, конечно, многое из того, что там было, прочитали…
Заметив недоумение на лице афинянина, он с кривой усмешкой пояснил:
– Сословные привилегии… Сейчас дела у многих галикарнасцев идут неважно, потому что Лигдамид ввел непомерную подушную подать. Но пару лет назад деньги в наших семьях водились. Так что у нас с племянником был годовой платный абонемент на посещение библиотеки.
Паниасид понизил голос до шепота:
– Нашлось там кое-что и про знаменитые битвы: при Эвбее, Марафоне, Саламине, Платеях, Микале… Эллины, конечно, победили, но… Сам понимаешь: ход событий в трактовке персов отличается от официальных сведений Буле. Персидская полевая разведка работает хорошо. Ей, например, стали известны данные о реальных потерях Мильтиада при Марафоне, а еще – какими методами Фемистокл выбивал деньги из знатных афинских семей на постройку флота. Мы также наткнулись на протоколы переговоров Аристида с полисами – членами Делосской симмахии и его отчет о тратах сокровищницы из храма Аполлона на Делосе. Узнали много интересного… Там были имена предателей из Аргоса, Фив, Дельф, с островов Эгеиды, которые отказались воевать с Дарием. Геродот, когда добрался до этих манускриптов, стал сам не свой. Память у него отменная: прочитал один раз – как в камне высек.
Паниасид показал пальцем на племянника:
– Теперь он бредит историей. А вот что делать дальше, к чему приложить способности – не знает… Вот мы и хотим узнать у пифии, что ему предначертано судьбой: пойти путем аэда, как я, или стать рапсодом, генеалогом, может быть, даже логографом[33]33
Логограф – 1) мифограф; 2) судебный оратор.
[Закрыть].
Софокл повернулся к Геродоту.
– А что, логограф – профессия прибыльная. Будешь выступать в суде или писать речи для ораторов. И то и другое сулит неплохие гонорары.
Геродот покраснел.
– Нет, – ответил он, – эта работа не для меня. От логографа требуется изворотливость в трактовке законов, а мне по душе достоверность и честность в изложении событий. Даже не знаю, что сказать… Гомера или Гесиода превзойти все равно не получится, да я и не стремлюсь, потому что они описывают жизнь героев и богов. Мне хочется найти связь между поступками людей и событиями прошлого, докопаться до причин, правильно оценить последствия… Другое дело труды Гекатея, особенно "Описание земли", где милетянин рассказывает о том, что видел собственными глазами. При этом он пишет простым языком, не умничает. Вот кому я стал бы подражать…
Паниасид поднял хою.
– У тебя все получится, я верю… Так выпьем за то, чтобы твое призвание, наконец, проявило себя в полной силе и ты на любимом поприще создал труды, достойные почитания потомков.
Он хохотнул:
– Немного пафосно получилось, зато от чистого сердца.
Компания продолжала свою маленькую дионисию до наступления темноты. Попрощавшись с новыми друзьями, Софокл нахлобучил мятый петас, после чего нетвердой походкой направился в сторону некрополя.
4
Утром рапсод двинулся к центру Коринфа.
От придорожной гермы, украшенной дельфийскими надписями, он свернул в сторону агоры, но обошел ее стороной через рабочий квартал. Дома ремесленников лепились друг к другу, словно гнезда ласточек.
Плотные ряды построек изредка прерывались маленьким садом или огородом.
Возле мастерских высились стопки сырцовых кирпичей, сложенные в штабель деревянные колоды, связки жердей, кипы льна, хлопка, дубленых сапожных шкур…
Вымостка вела вверх.
Вскоре рапсод подошел к старинному двухэтажному мегарону, портик которого возвышался над гроздью убогих лачуг. Сложенные из известнякового лома стены держались за счет штукатурки на саманной основе, а цоколь для прочности был обложен сырцовым кирпичом.
Он проскользнул сквозь арку бутового забора в перистиль. О богатстве хозяина говорили ярко раскрашенные анты и балкон гинекея – роскошь, облагаемая в Коринфе приличным налогом.
Привратник впустил его без возражений. Кивнув ойкету, который надраивал мозаичные стенки бассейна, гость взбежал по ступеням и блаженно окунулся в прохладную темноту колоннады.
За тяжелой портьерой открылась прихожая. Над изящными бронзовыми тимиатериями курился дымок. Пахло эвкалиптом, можжевельником, лавандой.
Еще один ойкет окинул афинянина внимательным взглядом, после чего тоже кивнул в знак приветствия. Слуги знали, что рапсод зря не мозолит хозяину глаза, а значит, для раннего визита есть серьезная причина.
В андроне царил полумрак.
Хозяин возлежал на клинэ под простыней, то и дело проваливаясь в чуткий от похмельной истомы сон. Симпосий, конечно, дело хорошее, но употребление вина наравне с молодежью чревато последствиями.
Ему было за пятьдесят, поэтому ночные излишества требовали обязательного утреннего отдыха. Друзья и компаньоны редко отваживались на визит в это время дня – агораном делал исключение только ради важных дел.
В этот раз написанная на канфаре молитва Дионису не помогла – голова просто раскалывалась. Зато тошнота сразу прошла после того, как пожилой гуляка поел натощак салата из вареных овечьих легких, капусты и яиц совы, сдобренных оливковым маслом.
Услышав шаги, он приоткрыл набухшие веки.
– Мир тебе, Кобон, – поприветствовал хозяина Софокл.
– И тебе, – вяло ответил агораном. – С чем пришел?
– Встретил интересных людей, которые могут принести пользу нашему делу, – с жаром начал рапсод. – Приезжие из Галикарнаса.
– Подожди, – попросил агораном.
Кобон сел на клинэ. Щелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание ойкета, приказал принести капустного сока. Пил долго, маленькими глотками, наслаждаясь приятным ощущением в желудке.
Потом махнул рукой:
– Теперь говори.
Гость опустился на дифрос. По мере того как он рассказывал, выражение на лице хозяина сменилось со снисходительного равнодушия на заинтересованность.
– Там и имена были? – уточнил агораном.
Софокл подтвердил.
– А еще у Геродота отличная память. Паниасид так и сказал: "Прочитает – как в камне высек".
Кобон в раздумье поскреб шею.
Начал рассуждать вслух:
– Надо будет с этими галикарнасцами познакомиться… Один – опытный солдат и известный аэд, другой отмечен печатью Мнемосины… Так они в Дельфы направляются?
Он посмотрел на взволнованного Софокла:
– Не бойся, я сохраню им жизнь. То, что Паниасид воевал за Ксеркса, еще ни о чем не говорит, многие дорийцы шли на войну из-под палки. А Геродот за дядю не отвечает. Если этот юнец настолько хорош, как ты рассказываешь, он нам пригодится. Кимону такие люди нужны… Кое-какие связи в Дельфах у меня остались, так что подстроить правильную ретру не составит труда.
Кобон замолчал и наморщил лоб, словно принимая сложное решение.
Наконец, хлопнул ладонью по ложу:
– Хорошо, я прощупаю галикарнасцев, и если меня все устроит, то я подумаю, как извлечь пользу из их незаурядных способностей. Но ты должен быть готов к тому, что станешь куратором. Правила тебе известны: раз привел этих людей к нам – теперь отвечаешь за обоих.
Софокл кивнул.
– Из Дельф они куда направляются – обратно в Галикарнас? – спросил агораном.
– Паниасид говорил, что хочет показать племяннику Афины. Мол, когда еще представится такая возможность.
– Это хорошо… – пробормотал Кобон.
Потом сделал плавный жест кистью.
– Иди. Когда ты мне понадобишься, я тебя найду.
Рапсод вышел на яркий солнечный свет…
После капустного сока Кобону явно полегчало. Настолько, что он даже велел нести себя в носилках-форейоне на агору, где в одном из портиков размещалось правление рынка. К маленькой алтарной комнате примыкало помещение размером побольше со скамьями для отдыха магистратов.
Кобон уже не первый год служил агораномом Коринфа, возглавляя отряд рыночных надзирателей. Должность выборная, подчиненная Совету полиса. По закону агораном избирается на один год, но кто в Совете будет перечить великому Кимону, если стратег Афин просит за своего приверженца.
Тут лучше не спорить: сотни афинских метеков родом из Коринфа составляли немалую часть ближнего окружения Кимона – гетерии – как его политические соратники. Многие из них сохранили прочные родственные связи с гражданами Коринфа. А гражданин – кто? Правильно – избиратель.
Кроме того, Коринф поддерживал тесные отношения со Спартой, а всем было известно, что Кимон – лаконофил и проксен Спарты в Афинах. Фактически негласный союзник спартиатов.
Вызвав из караульного помещения пемпадарха гоплитов, которые отдыхали после вахты, Кобон поставил задачу: привести к нему домой двоих галикарнасцев, остановившихся в "Гусе".
Вскоре Паниасид с Геродотом, зря надеявшиеся переждать в тени и тишине пандокеона полуденную жару, брели под присмотром пяти ополченцев к мегарону чиновника.
Двое гоплитов шли впереди, трое сзади. Паниасид изредка оборачивался, потому что спиной чувствовал на себе недружелюбные взгляды конвоиров. Наверняка среди них были участники сражений в Саламинском проливе или под Платеями.
Он попробовал выяснить у пемпадарха, куда их ведут. Гоплит сквозь зубы ответил, что к агораному, а вот зачем – галикарнасцы узнают на месте, он просто выполняет приказ.
Кобон принял гостей там же, где и Софокла, – в андроне.
Галикарнасцам было предложено хорошее хиосское вино, а в качестве легкой закуски фрукты, орехи и мед.
Дядя с племянником удивленно смотрели на блюдо с горкой чистейшего снега – просто бери горсть и бросай в канфар.
Паниасид недоумевал: что нужно высокопоставленному магистрату от простых путешественников? Да и способ приглашения не мог не настораживать – безобидных путников доставили под конвоем, как военнопленных или преступников. Тогда почему их угощают, словно гостей?
Геродот настороженно смотрел на агоранома, он тоже не понимал, зачем их сюда привели. Дом богатый, отделан мозаикой, на стенах фрески. Нельзя сказать, что обстановка роскошная, но резная лакированная мебель и домашняя прислуга подтверждают то, что деньги у хозяина водятся.
Внешностью Кобон походил на видавшего виды вольноотпущенника, который наконец достиг свободы и достатка: полноватый, с залысинами, усталый взгляд…
Мешки под глазами говорят об излишествах, но это нормально для чиновника такого ранга – должность обязывает агоранома участвовать в симпосиях, устраиваемых архонтами.
Кобон представился.
– Нас в чем-то обвиняют? – Паниасид не привык юлить, поэтому спросил без обиняков. – Мы не преступники.
– Вы мои гости.
– Так гостей не приглашают, – огрызнулся галикарнасец, – и не ведут под конвоем на глазах у всего города.
Агораном усмехнулся:
– Люблю, когда собеседник приступает к беседе с солдатской прямотой, а вопросы задает в лоб. Ты ведь солдат? – Он решил вызвать галикарнасца на откровенность.
Паниасид на секунду смутился.
Потом, решительно глядя в глаза Кобону, ответил:
– Да, солдат. Но только бывший. Тебя интересует, на чьей стороне я воевал? В армии Ксеркса. Если ты знаешь, что я из Галикарнаса, то должен понимать: у меня не было выбора.
Кобон оценивающе смотрел на гостя.
Паниасид принял правила игры: если агораном ждет от него откровенности, то получит ее?
– Я – подданный Персии. Ты хочешь обвинить меня в измене? Только уточни: кому я изменил? Спарте, от которой Аристагор и восставшие против Дария ионийцы тщетно ждали помощи? Или Афинам, которые прислали в Милет жалкую эскадру из пятнадцати кораблей? Мятеж был потоплен в крови именно потому, что Эллада отвернулась от своих братьев.
Паниасид уже не скрывал раздражения, в конце концов, он чужестранец. Прав у него, разумеется, меньше, чем у граждан Коринфа, но никто не смеет осуждать его за верность своей родине. Пусть даже эта родина сейчас находится на вражеской территории.
Галикарнасец демонстративно плеснул в пустой канфар вина. Залпом выпил.
Хозяин не перебивал, тогда Паниасид взял себя в руки, заговорил мягче:
– Лигдамид нам не доверяет. Волчьеногие[34]34
Волчьеногие – прозвище рабов, которые следили за общественным порядком в городах Малой Азии, в т. ч. охраняли тюрьмы.
[Закрыть] хватают горожан за малейшее подозрение в измене. Тюрьмы полны невинными людьми. Кресты и виселицы не простаивают. Когда Ксеркс объявил призыв, пошли все. Кроме тех, кто сбежал в горы. Но персы отловили дезертиров и продали в рабство, а их семьи казнили…
Галикарнасец не хотел продолжать – с какой стати он должен распинаться перед этим раздутым от чувства собственной значимости коринфянином.
Поколебавшись, все-таки объяснил:
– Если уж быть точным, то воевал я не с эллинами, а с фракийцами, потому что Ксеркс двинулся на Элладу через Геллеспонт. Под Абдерами получил ранение, долго валялся в обозе. Мой хазарабам получил свежее пополнение из Македонии, а раненых дорийцев и карийцев отправили по домам. Так что в походе на Афины я не участвовал…
Кобон пожевал губами. Что ж, похоже, галикарнасец действительно воевал по принуждению. Основное про дядю он выяснил, пора переходить к племяннику.
– Говорят, у тебя хорошая память, – обратился он к Геродоту.
– Кто говорит? – удивился тот.
– Неважно, – уклончиво ответил Кобон. – Ты окажешь мне услугу?
Геродот обескураженно кивнул.
Агораном протянул юноше навощенную табличку с текстом:
– Прочитай и повтори вслух.
Геродот взглянул на текст.
Отложив табличку в сторону, улыбнулся:
– Мне не нужно читать, я помню "Одиссею" наизусть. Это отрывок из девятнадцатой песни, в котором рабыня по имени Эвриклея, по приказу Пенелопы омывшая страннику ноги, узнает в нем Одиссея.
Он начал декламировать:
– Ладно, ладно, – шутливо запротестовал Кобон. – Верю!
Агораном мысленно потирал руки. Действительно, юнец обладает незаурядными способностями. Осталось убедить галикарнасцев в том, что он им друг. А от доверительных отношений до вербовки – один шаг.
Он внимательно посмотрел Геродоту в глаза.
– Ты тоже персидский подданный. Вот и скажи мне, только честно: пошел бы за Ксеркса воевать? Не бойся: что бы ты ни ответил, последствий не будет. Клянусь олимпийскими богами…
Геродот беспомощно посмотрел на дядю. Тот сидел насупившись, глядя в одну точку.
Тогда он взял себя в руки:
– Нечего мне бояться… Пойду, если призовут. Только не по своей воле, потому что кровь в охотку проливают за свободу. А мы под Ксерксом свободы не видим. Нет у меня среди персов героев. – Его глаза загорелись. – Зато среди эллинов достаточно: Мильтиад, Фемистокл, Павсаний, Аристид… Будь я афинянином, с радостью взял бы оружие в руки.
– Хороший ответ. – Кобон казался довольным. Он понизил голос: – Правда, не все так однозначно. Фемистокл, в конце концов, сбежал к персам в Сарды, хотя предателем его не назовешь. Я даже не знаю, кто для могущества Афин сделал столько же, сколько он… Павсаний – герой битвы при Платеях, но стал информатором Ксеркса. Вот кого точно не заподозрить в измене, так это Аристида. Не сомневайся, у него есть преемники… – Агораном хитро прищурился: – Видишь – и я с тобой откровенен…
Потом спросил Паниасида:
– Когда в дорогу?
– Пока не решили… Сначала надо получить ретру. Тогда и уйдем.
– В Афины?
– Да.
– Пешком?
– Как получится…
– Хорошо. Окажешь мне услугу?
Паниасид заколебался. Чем он может помочь такому влиятельному человеку? Но все-таки кивнул.
– Я завтра напишу письмо, а мой ойкет принесет его в пандокеон. Адресат – человек известный. Дом Кимона тебе каждый в Афинах покажет. Просто передай ему письмо. Сделаешь?
Паниасид снова кивнул…
Утром дядя с племянником влились в общий поток пешеходов и повозок, направлявшихся к Лехею. На пару сотен шагов сзади шестеро рабов несли форейон Кобона.
Рядом с галикарнасцами вышагивал крепкого вида коринфянин в поношенном хитоне и петасе. У путника не было ни козы, ни мешка, лишь палка в руке да дорожный узелок на плече – вот и весь скарб. Шел налегке – так что в этом такого, зато удобно перешучиваться с сидящими боком на ослах и мулах попутчиками.
Соглядатай-сикофант время от времени отставал, чтобы доложить хозяину обстановку на дороге. Кобон кивал или коротко давал указания. Он не сомневался, что подопечные доберутся до гавани без приключений. Но все же…
Когда оба сядут в лодку, агораном отправится назад. Сикофанту поставлена задача: не отставать от галикарнасцев ни на шаг, но держаться незамеченным. Мошна с коринфскими статерами надежно спрятана у него в котомке.
Если найдутся желающие отнять – он отобьется ножом, не в первый раз. В Дельфах серебро вместе с письмом надо передать связнику. Имя жреца известно – Акерат.
5
От просторов, открывшихся со скал Федриад, захватывало дух. Галикарнасцы поднялись сюда по тропинке, начинавшейся у Кастальского источника. Утонченная красота построек Дельфийского оракула[36]36
Оракул – 1) храм-прорицалище; 2) жрец или жрица в прорицалище; 3) текст прорицания..
[Закрыть]резко сменилась уродливым пихтовым буреломом.
В дневном мареве дремали вершины Парнаса. Внизу расстилалась Фокида. Среди лесистых гор синел кусочек Коринфского залива. Геродот знал, что за Парнасским хребтом прячутся Пиндские скалы. А еще глубже к северу тянутся горы Киферон.
Если пойти на запад, то будешь долго топтать густую траву этолийских холмов, пока не спустишься в изрезанную реками Акарнанию. Дальше лучше не ходить, потому что там нет ничего, кроме горных цепей Эпира.
Так никто туда и не ходит – грузовые корабли из Адриатики, сделав остановку в Калидоне, через узкие проливы торопятся в Лехей, чтобы по волоку перебраться в Кенхреи, а оттуда плыть в Афины. Сошедшие на берег Этолии паломники отправляются прямиком в Дельфы.
Геродот повернулся на восток в надежде увидеть Копаидское озеро. Да куда там – до него не меньше двух дней пути по бездорожью. Наверняка фокийские паломники привезли с собой в Дельфы для жертвоприношения знаменитых кефисских угрей…
Ельник нечесаной бородой спускался в долину. Геродот представил себе дикие хороводы одетых в козлиные шкуры спутников Диониса – фиад, менад и силенов – среди вековых деревьев.
Он подумал о том, что суровая природа Дельф больше подходит для неистовых дионисийских оргий, чем для спокойных торжественных ритуалов в честь светоносного Аполлона Феба – очистителя, исцелителя, пророка.
Но тут же вспомнил, что жрица-пифия прорицает в экстазе, а значит, и ей не чужд дионисийский пыл. Тем более что зимой, когда Аполлон улетает на крылатых чудищах в страну гипербореев, на высокогорных лугах Парнаса царствует Дионис.
Геродот из озорства громко свистнул – и был поражен прокатившимся по лощине эхом, так же переходящим из тона в тон, многократно повторенным – словно горы засвистели в ответ.
Он знал по ученым книгам Лигдамида, что в седой древности на месте Дельф располагались два города – Пифон и Ликория. Покровителями этого дикого края долгое время были Посейдон, Гея и ее дочери. Затем Аполлон Дельфиний привел сюда критских моряков, которые возвели в его честь кумирню из ветвей лавра…
Далеко внизу среди священных рощ красными пятнами выделялась черепица храмов. Белели вымощенные известняковыми плитами теменосы – все в темных пятнах закопченных алтарей.
Святилища и агора четкими очертаниями вносили гармонию в пляску холмов. Крисейская равнина скрывалась в тени Кирфисских скал. Плейст медленно нёс по ущелью мутное серебро вод.
Где-то там лежал омфал – блестящий от ритуального масла камень, брошенный на землю самим Зевсом. Эллины называли его пупом земли, а храм Аполлона Дельфийского – Срединным храмом. Дельфы народная молва нарекла центром мира.
Дома под желтыми тростниковыми крышами россыпью спускались к оливковым садам в пойме Плейста. Выгульные дворы пестрели разноцветными точками – словно кто-то рассыпал горох вперемешку с бобами. Стада пасущегося скота на такой высоте казались неподвижными…
За стеной кипарисов открылся провал Корикийской пещеры. Прежде чем посмотреть в ее черное око, галикарнасцы совершили возлияние на алтарь Пана. Когда Геродот прикрыл глаза ладонью от солнечного света, ему показалось, что в пропасти мечутся тени нимф…
Галикарнасцы прибыли в Дельфы недавно. Путь через Коринфский залив из Лехея в Кирру занял целый день. Ветер бросал навстречу лодке фаланги бирюзовых волн, которые умирали под килем, словно гоплиты на поле боя. Геродот то и дело вытирал мокрое от брызг лицо краем хламиды. Горные хребты вдоль берега заслоняли горизонт.
В Кирре они наняли возницу, который доставил паломников к недорогому пандокеону в ближайшей к Дельфам деревне. Оттуда в храмовый город вела утоптанная вымостка. На каждом повороте горной дороги высилась герма с указанием расстояния до святилища Аполлона Дельфийского.
После гадания по полету птиц Геродоту были назначены день и час для вопрошания оракула. Благодаря ходатайству Кобона обычной жеребьевки удалось избежать.
Жрецы объяснили, что оставшееся время паломнику необходимо потратить на молитвы, совершение благих дел, а также ритуальное очищение водой Кастальского источника. Еще ему надо купить козла для жертвоприношения Аполлону и заплатить положенную драхму в казну храма.
Геродоту предложили также гадание по внутренностям жертвы и алтарному пламени. За эти ритуалы полагалась отдельная плата. Подсчитав имеющуюся наличность, галикарнасцы вежливо отказались.
Метание костей с нанесенными на них священными знаками было отвергнуто сразу, потому что Геродоту нужен был развернутый ответ, уж точно не простое "нет" или "да".
Гадание по снам в ночь перед оглашением оракула им тоже показалось пустой тратой средств. Еще неизвестно, что это будут за сны – вещие от Аполлона или лживые от его соперницы Фемиды. Боги ссорятся, а расплачиваются за последствия их ссор люди.
К тому же предстояло купить оливковых веток из священной рощи в качестве подарка для пифии. Кобон предупредил, что придется выложить не меньше двух оболов.
Зато Паниасид не поскупился на покупку терракотового килика, дно которого было расписано красными фигурами. Гончар утверждал, что это сцена предсказания Фемидой рождения сына у Эгея. Несмотря на высокую цену, галикарнасец не раздумывал: жена точно обрадуется заморскому подарку – супруги мечтали о втором ребенке.
Но дня таинства еще нужно дождаться. По словам агоранома, в Дельфы ежедневно прибывают толпы паломников. А что уж говорить про делегации со всех концов Эллады. Послов первыми допускают в храм, за ними жителей Дельф и близлежащих деревень, потом уже всех остальных.
Утром следующего дня Кобон привел галикарнасцев к Дому жрецов. Пока агораном искал внутри здания нужного человека, они ждали возле лестницы вместе с другими паломниками.
Вскоре Кобон вернулся в сопровождении двух священников. Пожилого дельфийца он представил как Акерата – жреца из сословия профетов.
Прочитав озадаченность на лицах галикарнасцев, Акерат объяснил:
– В храме существует строгая иерархия. Каждое сословие жрецов выполняет определенную работу. Профеты толкуют изречения пифии. Неокоры поддерживают порядок на теменосе и следят за чистотой. Госии – это младшие жрецы, которые вместе с профетами выполняют священные обряды, а также помогают паломникам совершать жертвоприношения. Мантисы бросают ритуальные кости, гадают по полету птиц и внутренностям животных, толкуют сны. Периэгеты знакомят гостей с достопримечательностями Дельф.
Он положил руку на плечо спутника:
– Никандр все вам покажет и расскажет. Простите, меня ждут неотложные дела.
– Но ведь пифия изрекает оракул лишь в священные дни месяца, – неожиданно заявил Геродот с юношеской прямотой, – у профетов должна быть уйма свободного времени.
Паниасид гневно повернулся к племяннику, чтобы осадить наглеца.
Однако Акерат остановил галикарнасца:
– Не суди его строго. Если не знать сути нашего служения, то со стороны может показаться именно так.
Он заговорил назидательно, но мягко:
– Дельфийское жречество представляет собой ядро религиозной амфиктионии полисов, в которую входят общины Аполлона из близлежащих областей, таких как Этолия, Фокида, Беотия… Братство не только служит пифии и проводит священные праздники. Мы также следим за соблюдением порядка в полисах. Это важно, потому что если граждане уважают законы, они с таким же почтением соблюдают традиции, на которых основана вера. Наша главная задача – добиваться блага для всей Эллады. Дельфийские игры, о которых ты, конечно, слышал, объединяют племена и прославляют дух общности и взаимовыручки.
Геродот кивнул.
Жрец продолжил:
– Дельфы – центр политической жизни Эллады. Сюда приезжают архонты, чтобы заключить мир, обсудить соглашение о разделе земли, помощи в войне с соседом или выплате дани. Никто не смеет нарушить договор, если он освящен в Дельфах. Демархи вопрошают оракул о том, где лучше всего основать колонию. Даже варвары присылают дары к нашим алтарям. Проповеди, разрешение споров, участие в обсуждениях по вопросам веры… Дел у нас хватает…
Наконец Акерат передал Геродота и Паниасида на попечение Никандра, предупредив:
– Сегодня я прощаюсь с вами, а завтра на рассвете жду у Дома жрецов.
Перед тем как уйти, он предостерег галикарнасцев от услуг доморощенных прорицателей, которые шныряют у главных ворот в поисках доверчивых паломников.
"Возьмут половину от таксы, выпотрошат у вас на глазах курицу и начнут нести всякую чушь", – презрительно бросил профет.
Осмотр начали от Кастальской купальни, где паломники омывают ноги перед встречей с пифией. Ниши над львиными головами ломились от подношений. Паниасид пожертвовал несколько оболов от себя и племянника.
Никандр посоветовал Геродоту прийти к источнику пораньше, чтобы не оказаться в конце очереди. Затем повел паломников к святилищу Афины Пронеи.
Геродот с восторгом задрал голову. Такого великолепия ему еще не приходилось видеть: колонны храма тянулись вверх, словно стволы кипарисов, герои и кони на барельефах казались живыми, а строгий Зевс будто всерьез целился в прохожих молниями с фронтона соседнего храма.
– Откуда здесь валуны? – спросил галикарнасец, с удивлением глядя на огромные куски известняка перед храмом Афины.
Никандр объяснил:
– Боги покарали персов за то, что они хотели ограбить сокровищницы Дельф. С неба в святотатцев ударила молния, одновременно с этим от вершин Парнаса оторвались эти глыбы и прокатились по рядам грабителей. Обломки мы решили оставить нетронутыми в назидание варварам.
Периэгет показал на штабеля бревен и жердей:
– Старый храм, к сожалению, сильно пострадал от обвала, поэтому мы построили новый. Видите – леса сняли, но еще не убрали.
Он подвел гостей к комплексу построек, взбегавших по склону Федриад.
– Это гимнасий. На нижней террасе находятся детская палестра и площадка для атлетических упражнений эфебов, на верхней – баня с бассейном, а также комнаты отдыха атлетов. Здесь когда-то был дикий лес, в котором, как утверждает Гомер, охотился Одиссей вместе с сыновьями Автолика…
Периэгет направился вдоль северной стены теменоса Аполлона. Пришлось осторожно обходить скатившиеся во время недавнего обвала камни. Под ногами хрустела хвоя.
На священный участок паломники вошли через центральные ворота. Миновав статую могучего быка из меди, подаренную храму керкирянами, они подошли к полукруглой постройке.
За колоннами экседры прятались ярко раскрашенные изваяния богов Олимпа, героев и древних царей, подаренные Дельфам островом Аргос. Геродоту особенно понравился прорицатель Амфиарай, изображенный с вожжами в руке возле запряженной квадриги.
На другой стороне Священной дороги располагалась точно такая же экседра. За памятником героям сражения при Марафоне возвышался Троянский конь аргоссцев.
Вымостка плавно поднималась в гору.
Кипарисы расступились, открыв для обозрения священную рощу. Среди оливковых деревьев белели портики: алтарные часовни, сокровищницы, древний храм Геи, Булевтерий…
Вроде бы архитектура у всех построек простая – колоннада под двускатной крышей, мраморные фигуры над фронтоном, резной фриз – а попробуй отыщи две одинаковых.
Похищение Зевсом Европы, подвиги Диоскуров, Калидонская охота, борьба Аполлона с Гераклом за треножник пифии – каких только сюжетов здесь не увидишь…
Одни строения сложены из известняковых квадров, другие – как сокровищница богатого острова Сифнос – из блоков паросского мрамора, у третьих кровля держится на головах каменных кор.
Красивые женщины в высоких калафах пристально смотрели на паломников глазами из ониксов медового цвета. На фризах оживленно спорили небожители, стремительно мчались колесницы, чеканили шаг шеренги титанов с сомкнутыми щитами…
Справа виднелся храм Посейдона, чуть выше располагался храм Диониса. Геродот подумал, что в скале за теменосом можно было бы вырубить отличный театр. После прогулки по Федриадам он понял: акустика на Парнасе – что надо, даже не придется вставлять в скамьи медные голосники.
Он не верил своим глазам: на священном участке стояли сотни скульптур, если не тысячи. Богов и героев он сразу угадал по атрибутам, другие статуи так и остались неузнанными. Не удивительно – вождя племени, победителя атлетического состязания-агона или знатного общинника в лицо знал только заказчик памятника.
Некоторые изображения удивляли изяществом, другим не хватало благородства и величия. Мрамор, латунь, бронза – казалось, нет в природе такого прочного материала, из которого здесь не была бы сделана хоть одна скульптура.
Встречались и древние акролиты: деревянное туловище с мраморной головой и руками, а также цельные фигуры из слоновой кости. Остатки прежде богатой позолоты блестели на солнце. Медные животные – волк, кони, осел, лев – не уступали по выразительности статуям людей.
Галикарнасцы остановились возле алтаря, на котором Геродоту предстояло принести жертву. Напротив возвышалась вертикальная бутовая стена с примыкающим к ней портиком афинян.
