Текст книги "Время любить"
Автор книги: Сергей Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
* * *
«Эх, сколько вас, майоров неприкаянных, по земле русской бродит, – думал про Китаева и Дорохова Кошкин, неровно вышагивая по ночной улице (нужно было поймать такси, а он просто шел на автопилоте в сторону своего дома), – и здоровые сорокалетние мужики, сломанные уже, и этой своей надломленностью, наоборот, сильные. Сильнее, во всяком случае, слюнявых интеллигентиков, сильнее голубоватых журналюг и синеватых министров, сильнее инфантильных европейцев и не в меру жизнерадостных американцев, кровожадных азиатов и тщедушных монголоидов, но слабее самих себя… Слабее вездесущей водки и хандры. Неизжитое веками мессианство не дает им покоя, а заряд пассионарности иссяк, Евразия тлеет, и на просторах ее десятки раз обманутый народ».
На входе во двор его окликнули:
– Сергей Павлович, одну минуту, можно вас…
Автопилот завис. Кошкин посмотрел в сторону черной лаковой иномарки, сиявшей отмытостью и чужеродными раскосыми фарами. От нее браво двинулся к нему молодой человек со страниц какого-нибудь престижного журнала. Черный стильный костюм отливал лаком даже ночью.
– Сергей Павлович, извините, я к вам по поручению Владимира Юрьевича, думал, не дождусь уже, он очень просил вас встретится с ним в клубе «Эльдорадо», будет ждать вас там вплоть до двух часов ночи… – и замер, настороженно выжидая.
– Что-то случилось? Может, с Виталием?
– Ничего такого мне не сообщали, просили только о встрече.
Кошкин посмотрел на часы: до двух оставалось тридцать пять минут.
– Я потом привезу вас домой, – прочитал его мысли курьер. – Меня зовут Андрей. Я водитель Владимира Юрьевича.
– А я думал – телохранитель, – высказал свои обоснованные соображения Сергей Павлович.
– Это уже по совместительству. Там без меня хватает, – и предупредительно открыл перед Кошкиным дверцу «лексуса». Последнему же пришлось сделать вид, что это для него обычная процедура.
Клуб «Эльдорадо», где обычно тусовались известные бандиты и бизнесмены, находился на другом конце города, но Андрей превратил машину в пулю, которая пронеслась по ночным улицам, презирая светофоры и знаки, встречных и поперечных, и через пять с лишним минут доставила Сергея Павловича к сияющему неонами крыльцу престижного клуба. Мордовороты на входе молча кивнули Андрею, и пропустили Кошкина внутрь, где у него мгновенно закружилась голова. Играла музыка, похожая на однообразный электронный чес, этакая смесь морзянки и тамтамов. Длинноногие девушки в трусиках танго (и только в них) плавали по залу с разносами, одаривая посетителей напитками и угодливыми улыбками, некоторые из них сидели на коленях у крутолобых лысеющих русских джентльменов, промышляя руками у них под рубашкой, а то и в штанах, на что те старательно не обращали внимания. Над всем этим плыло дымчатое марево различных видов табака, запаха яств, пота, дезодорантов и дорогого парфюма, отчего могло показаться, что здесь вовсю идет процесс фумигации. Одна из алкогольных наяд одарила Кошкина огромным бокалом с каким-то коктейлем и взяла под локоток:
– Вас ждут, я провожу.
Водитель Андрей исчез, и Сергею Павловичу ничего не оставалось, как последовать за юной официанткой, чуть покусывая свою губу, от желания внимательно изучить ее весьма недурственную грудь, которая благодаря ее десятисантиметровым каблукам и метровым ножкам, маячила перед его глазами, когда она шептала ему какие-то правила заведения. Она проводила его до отдельного кабинета, у дверей которого многообещающе чмокнула конструктора в щечку. И Кошкин с бокалом оказался на пороге небольшой комнаты, обитой темно-зеленой тканью, и увидел Рузского, сидящего за стеклянным (почти журнальным) столиком в обществе чашки кофе, сигарет, бутылки «Арарата», нескольких газет и блокнота с ручкой. Интимная обстановка была подкреплена, кроме описанного, двумя огромными кожаными креслами, в одном из которых «утонул» Рузский.
Сергей Павлович был явно удивлен.
– Рассчитывали увидеть здесь полный бардак? – догадался Рузский. – Напрасно. Я брезгливый, чистоплотный и очень люблю… – Он немного подумал, но все-таки сказал, – Нашу жену. Именно поэтому я имел наглость пригласить вас для разговора. Вас это, конечно, не радует.
– Меня радует, что ничего не случилось.
– Присаживайтесь, – Владимир Юрьевич не сдержал улыбку: Кошкин с бокалом в руке, сбившимся набок галстуке и ярким отпечатком губ наяды на щеке выглядел весьма комично.
Кошкин это понял и, прежде чем сесть, осмотрел себя с ног до груди, поправил галстук, Рузский протянул ему салфетку.
– Помада… Ох уж эти нимфетки. Полагаю, она рассчитывает срубить с вас сотню долларов этой ночью, видимо, почувствовала какой-то интерес, от вас исходящий.
– Наверное, – не стал кривить душой Кошкин, – грудь у нее великолепная, куда ж деваться, если тебе такое под нос суют.
– Никаких проблем, ваше малейшее желание будет удовлетворено и оплачено.
– Спасибо, конечно, но позвали вы меня явно не для того, чтобы удовлетворять и оплачивать мои желания.
– Разумеется, хотя основная часть разговора не отменяет развлекательную. Коньяк?
– Давайте уж. Я коктейли не пью. И, честно говоря, вообще пить не хотел, но последнее время в меня просто вливают, как в бочку, а я не имею сил и желания сопротивляться.
– Обмываете гениальное изобретение? – перешел сразу к делу Владимир Юрьевич, разливая коньяк. – Кофе, бутерброды, салат, горячее?
– Всего понемногу, – согласился Сергей Павлович, который только сейчас вспомнил, что не обедал и не ужинал.
Рузский нажал кнопку на подлокотнике кресла.
– Сейчас принесут. Не возражаете против банального «столичного», свинины, запеченной с сыром и большой кружки «мокка», я уж на свой вкус заранее заказал, так бы ждать пришлось?..
– Не возражаю. Значит, Лена вам уже рассказала…
– О машине времени?
– Не нравится мне это название, но пусть будет так, лучше я пока не придумал. Вторично получается.
– Где уж там вторично! Кому это еще удалось? Если все это правда, то это самое яркое изобретение со времен атомной бомбы или лазера.
– Да бросьте вы, тут людей клонируют, как штамповки, а я всего-навсего сделал маломощный опытный образец.
– Но, позвольте, от опытного образца при достойном финансировании один шаг до полноценного агрегата!
– Агрегат… Ваш-то какой в этом интерес?
– Ну, знаете, я мог бы начать наш разговор с претензий по поводу того, что вы пытаетесь отбить у меня законную жену, или, считаете, не имею морального права?
– Имеете… Честно говоря, я уже сожалею о своем безумном поступке. Не надо было ее тревожить. Тем более, что она полностью погружена в свою новую жизнь, и, как я понял, любит вас.
– Мне приятно это слышать, Сергей Павлович, хотя, думаю, вам нелегко откровенничать на эту тему, но позволю себе заметить: я не отбивал ее у вас, она была свободна.
– Я помню…
Кошкин не договорил, в комнату, как кошки, вошли сразу две наяды с разносами. Помимо перечисленных Рузским яств, на столе появились фрукты, сок и маринованные вешенки, которые Владимир Юрьевич сразу пододвинул на свою сторону. Видимо, был любителем грибов. Девушки справились, не желают ли господа еще чего-нибудь, на что Рузский слегка раздраженно отмахнулся, и они также быстро исчезли.
– Над чем вы сейчас работаете? – продолжил разговор Владимир Юрьевич, когда они выпили и наполовину опустошили салатницы.
– Военная тайна, – без иронии ответил Кошкин.
– Совсем?
– Дорабатываем ракету с изменяемой траекторией полета.
– Что, уже и такие есть?
– Были бы еще раньше, если б последние десять лет было упомянутое вами достойное финансирование.
– И я об этом, – понимающе улыбнулся Рузский, наливая по второй, – я хочу сделать вам деловое предложение.
– Я смотрел как-то фильм, хотя у меня нет времени дружить с телевизором, но этот фильм посмотрел от начала до конца. Наш, российский. Сюжет таков: девяностые годы, жалкому эмигранту-пьянице достается в наследство чемодан с советскими рублями и машина времени от гениального дедушки. Бывшая женушка сдает его с потрохами мужу-бандиту-коммерсанту.
– Прямо-таки знак равенства… коммерсант – бандит.
– Ну, сами знаете, в восьмидесяти процентах из ста. Так вот, алкоголик этот таскает из советских времен золото и продает. Там на него охотится КГБ, здесь – бандиты, там еще, к тому же, у него любовь… В результате его и девушку обложили со всех сторон. Так что, Владимир Юрьевич, вы предлагаете мне банальный сценарий.
– Да мне не надо золота! – нарочито отмахнулся Рузский. – Это уже пройденный этап. Нельзя бесконечно богатеть, можно лопнуть. Да и не дадут выпрыгнуть выше отведенной ниши. Это я вам честно и без обиняков докладываю. Не-да-дут! И хорошо если только без штанов останешься, а не под мраморной плитой. Все уже поделено и распределено. Войны за передел порицаются, а агрессоры наталкиваются на мощную систему коллективной безопасности.
– Тогда в чем ваш интерес?
– Допустим, хочу быть сопричастным гениальному проекту. Только не ищите за моей спиной тень Герострата. Ничего подобного. Но, разумеется, как всякий прагматичный человек, я рассчитывал бы как на моральные, так и на некоторые материальные дивиденды. Тем более, что мало кому из коммерсантов средней руки удается завязаться с оборонкой. А это в наше условно стабильное время всегда верный кусок хлеба. Позволю себе напомнить вам, что значительная часть этого ломтя достанется в обязательном порядке Виталию.
Кошкин замер с вилкой у рта. Напоминание о сыне болезненно его укололо.
– О! О! О! Только не примите за упрек или форму шантажа! – натурально испугался Рузский, поняв, что ляпнул не то.
– Не приму, – задумчиво согласился Кошкин.
– Вы же понимаете, Бог каждому из нас дал свое. Вы родились, чтобы держать в руках карандаш и паяльник, а я – калькулятор, счета-фактуры и накладные…
– И пистолет, – добавил Сергей Павлович.
– Не скрою, приходилось, – невозмутимо продолжил Рузский, – в средние века все бегали с мечами и кинжалами, перераспределяя собственность, и никого это не смущало.
– Да, похоже, мы вернулись в пещерные времена, как будто сработала огромная машина времени…
– Ну, если так, то точнее будет сказать, что качнулся маятник истории, причем качнулся он еще в начале двадцатого века. И качнулся так, что снес по пути десятки миллионов человек.
– Чего же вы хотите от прошлого?
– Упаси Бог! От прошлого я ничего не хочу. С прошлым все ясно. Пусть туда смотрят историки. Меня, Сергей Павлович, больше интересует будущее. Прогнозы, новые технологии, расстановка политических сил. При этом меня интересует обозримое будущее. Я так понимаю, перемещаться туда вы еще не пробовали?
– Не пробовал.
Бутылка коньяка кончилась как-то быстро, но, видимо, это был настоящий коньяк, от которого внутри разливается приятное тепло, а голова не становится похожей на мешок с цементом, который вот-вот превратится в коллоидный раствор. Кошкину, не взирая на легкую неприязнь к собеседнику, было хорошо и уютно. И он позволил себе высказать некоторые соображения по поводу путешествий в будущее.
– Знаете, Владимир Юрьевич, я не признаю эйнштейновских предположений по поводу парадоксов времени, но, полагаю, заглядывать в будущее намного опаснее, чем лезть в прошлое. Как человек верующий, я считаю, Бог дает дар провидения только своим величайшим святым. А мы хотим, походя, подсмотреть в замочную скважину. Как бы глаз в таком деле не потерять.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского… Кстати, как насчет продолжения банкета? Коньяк, или сменим тему?
– Лучше тот же коньяк, – согласился Кошкин. – И пусть еще лимончик порежут.
Тут же появились наяды, приняли заказ, а через пару минут его выполнили. Рузский засунул обеим за лямочки трусиков зеленые купюры, отчего наяды коньячной реки мяукнули, как кошки, обласканные добрым хозяином.
– Я, Сергей Павлович, предлагаю вам полноценное сотрудничество. Если нужно, готов предоставить площади, построить научный центр, обеспечить всем необходимым. Но, разумеется, в обмен я попрошу, чтобы над всем делом сиял знак моего холдинга, а также пожелаю выполнения некоторых личных заданий в этом самом обозримом будущем. Смею предположить, что государственное финансирование будет не таким обильным и, главное, не таким быстрым. Более того, вас, скорее всего, засекретят настолько, что вы забудете собственное имя и домашний адрес. Помимо прочего, я гарантирую вам максимальную защиту, вас будут охранять не хуже, чем меня. Подумайте, я не рассчитываю на быстрое согласие. Тем более что у вас есть все основания меня если уж не ненавидеть, то хотя бы недолюбливать. Подумайте…
– Подумаю… Во всяком случае, обещание меня ни к чему не обязывает, а последние годы научили, что отказываться от помощи неразумно и непрактично.
– Можно считать это предварительным согласованием? – лучезарно улыбнулся Владимир Юрьевич, щедро наливая из второй бутылки.
Изобретатель печально вздохнул, наблюдая за этим процессом. Шел третий час ночи.
* * *
Утром Кошкин проснулся за минуту до телефонного звонка, как по наитию. За эту минуту он успел оценить свое состояние. Похмельного синдрома в его ярких проявлениях не было, а вот провал памяти присутствовал. Кроме него все измученные внутренности Сергея Павловича были заполнены тревожно гудящей пустотой. Прошло несколько секунд после пробуждения, и он испытал такое чувство одиночества, что чуть не заплакал. Напрягая память, он вылавливал из нее обрывки прошедшей ночи. Разговор с Рузским, потом появление наяд, какая-то глупая музыка… Точно! Наяды танцевали, и Кошкину хотелось сразу обеих. Что было дальше? Как же он оказался дома?
Поиск ответа на этот резонный вопрос был прерван телефонным звонком. Но говорить Кошкин пока не мог, требовалась санация рта, поэтому он добрел до холодильника, в запущенной утробе которого скучала бутылка минеральной воды. Поглощая ее крупными глотками, обливаясь, Сергей Павлович снял трубку и услышал хрипловатый голос Марченко.
– Сережа, ты сегодня на работу собираешься? Что у тебя случилось? Раньше ты никогда не опаздывал.
Кошкин, наморщив лоб, взглянул на циферблат настенных часов. Было около одиннадцати.
– Михал Иваныч, я вчера имел честь получать предложения о сотрудничестве от деловой элиты нашего города. Предложения сопровождались обильными возлияниями, извините.
– Сережа, и это в тот момент, когда решается судьба института! Я двигаю его в генеральные, а он пьет горькую с коммерсантами! Ты что, хочешь оказаться в услужении у бездарного Яковлева? Тот спит и видит себя начальником.
– Простите, Михал Иваныч, я исправлюсь, сегодня же… Но все немного сложнее. Я все-таки сделал ее.
Марченко на том конце провода крякнул.
– И ты молчишь?! Я почему-то верил, что у тебя получится. Но ты представляешь себе меру ответственности?
– Теперь представляю.
– Ох! Значит, уже испытал и накуролесил. Когда ты повзрослеешь?
– Так точно, накуролесил.
– Что-то случилось?
– Я сейчас приеду, все расскажу.
– Поторопись. Мне еще в больницу сегодня надо. Из министерства звонили, надо готовить документы на замену, так что приводи себя в порядок и дуй сюда.
– Есть, – Кошкин картинно приложил руку к пустой голове.
Через час они встретились в кабинете Марченко. Старик выглядел неважно: руки, покрытые коричневыми пигментными пятнами, слегка тряслись, полуопущенные веки над выцветшими глазами Михаил Иванович, похоже, удерживал каким-то неимоверным усилием, черты лица заметно обострились, а цвет кожи больше походил на могильный мрамор. Стыдно, но за последний месяц Кошкин ни разу не навестил своего покровителя, который маялся по больницам. Генеральный конструктор заметил смущение своего любимца.
– Что, Сереж, худо я выгляжу? Не переживай, рак у меня не нашли, а вот сердчишко последнее время совсем никуда. Пора мне к другим старикам на лавочку лясы точить, нет уже сил: ковать меч империи.
Сказал он последнюю фразу без всякой помпезности и очень грустно.
– Прости меня, Михал Иваныч, – опустил голову Кошкин, – я тут совсем закрутился.
– И что говоришь, работает твоя машина?
– Да вроде работает. Но это как посмотреть: клонировать человека можно, да что из него вырастет?
– Ты хоть подстраховался?
– Да, машину могу запустить только я, и работает она только с помощью дистанционного управления, пульт я всегда таскаю в кармане, код известен одному мне, – и тут же полез во внутренний нагрудный карман, чтобы показать его Марченко.
Сердце чуть не остановилось, пульта там не было. Первая мысль: вытащили наяды по приказу Рузского, вторая – просто потерял по пьяни. Теперь ничего никому не докажешь. Нашел время расслабляться. Стал суетливо бить себя по карманам. И отпустило: нашел в боковом.
А что? Внешне ничего примечательного, в качестве коробки использован небольшой аккуратный пульт от телевизора «Toshiba». Специально покупал в магазине. Теперь это не редкость. А вот нутро набил своими микросхемами.
Марченко хмыкнул:
– Хитро! Со стороны и не подумаешь…
– На это и рассчитывал.
– И каких глупостей ты успел наделать этой штукой?
Кошкин вкратце и сбивчиво рассказал все, что случилось за последние дни. Марченко слушал внимательно, и когда Сергей Павлович замолчал, подошел к сейфу, откуда достал фляжку коньяка. Кошкин поморщился.
– Ты тоже неважно выглядишь, Сережа. Давай по рюмочке за гениальное, но опасное изобретение.
Разлив по серебряным рюмкам, которые представляли собой уменьшенные отработанные ступени межконтинентальных ракет, генеральный конструктор подмигнул ученику.
– Давай, Сереж, мне даже доктор по пятьдесят капель разрешает.
– Угу, – Кошкин опрокинул в себя рюмку с видом человека, у которого нет выбора.
– И ты не догадался забегать хотя бы на день вперед, чтобы не совершать ошибок в прошлом?
– Я вообще боялся лезть в будущее. Табу какое-то во мне что ли? Погружение в прошлое показало, что изменить его можно только с равноценными потерями. Грубо сказано, но точно: против Бога не попрешь. Я ведь, всего-навсего, Лену хотел вернуть…
– Ни хрена себе – всего-навсего! Ты, сынок, будто не знаешь, что любовь рычагами и кнопками не управляется. Никакое сочетание электромагнитных полей не способно вызвать или реанимировать это самое сильное на земле чувство. А если когда-нибудь некий дока ради зеленых денег умудрится напаять торсионный генератор, влияющий на это чувство – все равно это будет имитация. Самая подлая и самая безбожная.
– Знаю, – потупился Кошкин. – И уже понял, что люблю ту девушку, которую встретил на капустном поле. Смешно… Нас соединил подневольный сельскохозяйственный труд. Михал Иваныч, они настолько разные… Директор супермаркета и романтичная студентка. Земля и небо! У меня всю душу на куски рвет от этого, сопьюсь скоро.
– Эх, Сережа, ты же знаешь, как я любил твою Леночку! Мы все ее любили. И она это чувствовала. Иногда, думаю, переборщили, наверное… Мне вот Евдокию Артемовну некогда холить было, то война горячая, то война холодная, то перестройка, то капитализм, то кретинизм… Мы и прожили вместе полвека, как на войне.
– Да я, вроде, тоже не на Канарах пузо грел…
– Знаю-знаю… Что мне тебе сказать? Да нечего… Это ж метафизика, а не наши с тобой, мать их, траектории. Ты мне другое скажи: у нас что, действительно был охранник по фамилии Дорохов?
Кошкина передернуло, как затвор винтовки.
– Да как же, Михаил Иванович, он же несколько лет у нас.
– И вот, представь себе, я еще подумал склероз у меня. Но не помню, хотя и на память не жалуюсь. Значит, ты его стер своей стиральной машинкой у всех, кроме себя.
– Он сам себя стер… С моей помощью.
– Ты, конечно, позаимствовал изотопы?
– Пришлось…
– Во! А министр обороны на международном уровне докладывает, что у нас нельзя красть радиоактивные материалы, – Марченко улыбнулся.
– Я же не вынес, – смутился, как провинившийся школьник Сергей Павлович, – предпочитаю, чтобы прибор оставался в лаборатории, там меньше влияние флуктуации.
– Какова главная идея?
– Не моя, вычитал еще в юности: для любой точки пространства всегда существуют другие точки, в которых относительно этой точки, время либо стоит, либо течет быстрее, либо идет в обратном направлении. Соответственно в этой же точке время либо стоит, либо ускоряется, либо течет в обратном направлении по отношению к какой-либо другой точке. Главное – найти линию, соединяющую эти точки. В истории есть масса курьезных случаев и необходимых примеров, которые позволили мне предположить о существовании, пусть не константном, линий, или туннелей, если хотите, которые соединяют эти точки, возникая под влиянием и сочетанием самых различных обстоятельств. Помните, эти истории про исчезновения военных самолетов и кораблей и появление их через десятки лет в других обстоятельствах. Целые железнодорожные составы «гуляли» по этим туннелям.
– Действительно просто, полагаю, техническое решение основано именно на излучении сверхбыстрых частиц?
– Так точно, командир. Необходимо было что-то, что если не быстрее времени, то хотя бы близко ему по скорости. То, что мы видим сию секунду – уже прошлое. Именно поэтому я и боюсь забежать вперед. Кто знает, куда кривая вынесет. Нельзя написать книгу в будущем времени. Человеческому разуму это не под силу. Чем дальше я копал, тем больше убеждался, что каждую долю секунды мир осуществляет один из тысячи возможных вариантов своего развития. И над всем этим довлеет Общий Смысл, не позволяющий шагнуть раньше времени туда, куда шагать нельзя.
– Это уже теология.
– Куда без нее в таком вопросе.
– Но ты не опровергаешь догадок Эйнштейна и Лоренца.
– В их догадках не хватало Бога. Парадоксы-догадки Эйнштейна включаются там, где речь идет о скорости света и больших массах, звездах, квазарах, черных дырах… Но что может быть больше массы Высшего? Что быстрее Его, если он присутствует в каждой секунде, в каждом элементе движения, независимо от того о чем идет речь: времени или пространстве? Именно поэтому я боюсь прыгать, как в омут, в будущее. Можно перепрыгнуть самого себя. Ведь я не знаю, сколько мне отпущено там. С моей точки зрения, которая в этом случае не базируется на законах физики или теории относительности, на своих похоронах можно быть только в гробу. Поэтому увидеть будущее желательно не посредством собственного перемещения в пространстве и времени, а желательно наблюдать его на специально созданном для этого экране. Такая оптика мои мозги еще не посетила.
– Вот это уже витиевато. Значит, ты попросту оседлал туннели.
– Не совсем так. Я моделирую их на короткие промежутки из разных точек пространства благодаря именно этому блоку дистанционного управления, который соединяет меня в нужное время с базой. При этом существует постоянный риск: перепад энергии или другие форс-мажорные обстоятельства, и пульт останется у меня в руках, где бы я ни был, как кусок бесполезной пластмассы. И еще: вследствие моих неудачных опытов, у меня есть два предположения: первое – система пространства-времени самодостаточна и отвечает на всякое вторжение самозащитой, второе – в ближайшем прошлом мы можем оперировать эпизодами прошлого в рамках одной человеческой памяти. То есть, я утверждаю, что феномен человеческой памяти напрямую связан со временем, не только как с величиной измеряемой хронометрами, но и как с постоянным вселенским течением. Предполагаю, что каждый человеческий мозг каким-то непостижимым образом связан с головным компьютером, прости меня Господи, за такое сравнение. И всякий вирус, пытающийся взломать систему в целом, будет стерт или по-своему излечен…
В это мгновение в дверь кабинета постучали. Марченко недовольно проскрипел свое «да», и на пороге появилась взволнованная Варя.
– Извините, Михаил Иванович, может, я и зря вас беспокою, но уборщица второго этажа Мария Гавриловна вчера не вышла на работу. Боюсь, не случилось ли чего, все-таки человек пожилой. А я не знаю адреса…
– Так это не ко мне, это в отдел кадров, – замахал руками Марченко, но, глянув на вмиг побледневшего Кошкина, осекся.
– Я знаю адрес… – почти прошептал, переворачивая комок в горле, Сергей Павлович, – и я догадываюсь, что там случилось.
– Так… ну да… – Марченко явно растерялся. Полез в карман за нитроглицерином.
– Я съезжу, Михаил Иванович?
– Возьми мою служебную «волгу». Я сейчас свяжусь по селектору с гаражом.
– Варя, побудьте, пожалуйста, с генеральным конструктором и всем своим обаянием не позволяйте ему волноваться. Произошло то, что должно было произойти. – Кошкин уже на пороге взял Варю за плечи и внимательно посмотрел ей в глаза. – Вы сами-то ничего не помните?
Она не испугалась, но также серьезно спросила:
– А что я должна помнить?
– Что это уже не в первый раз.
– Что не в первый раз?
– Ничего. Красивая вы, Варя. Вам бы на подиум, а вы полы моете.
– Вот это вы мне, Сергей Павлович, кажется, уже говорили….
