Текст книги "Идеальный финал (СИ)"

Автор книги: Сергей Печев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Ты преувеличиваешь – что-то скреблось внутри души Джимми, словно неведомая сила готова была вырваться наружу – Но все равно, спасибо большое. Я очень тронут твоими словами, потому что только они для меня что-то значат

– А кто такая Мэри?

В разум Джимми, словно пустили тысячи стрел, раздробив его на сотни огромных осколков. Душу захватывало пламя, прожигая в ней дыры, опустошая целый мир, который стремился наружу. Это был самый важный момент вечера, намного важней тех наплывов эмоций и голосов, что были раньше. Сказать правду? Казалось бы, так просто это все, но Джимми не мог выдавить до конца слова. Рассказать Саманте, какой огромный мир находится внутри его тела, как эти демоны, голоса, уничтожают его голову, управляют им, мучают своими картинами измен, жестокости, грубости, самоубийств, показывают новых героев для целой планеты в душе. Джимми изо всех сил пытался продавить пленку, которая окутывала его горло. Голоса в голове кричали: «Остановись! Ты не посмеешь рассказать о нас!». Все это происходило в долях секунд, в каждом порыве звука и ветра.

– Вымышленный персонаж – произнес Джимми.

В парне, словно что-то умерло. Опустошение. Внутри своей головы он получал разряды слов с благодарностью, но сам ненавидел себя за слабость. Яркие удары света били в глаза, вновь картины. Жизнь Мэри, про которую он придумал целый рассказ, мелькала перед ним, и сам Джимми умирал, выпуская в голову пулю из старого, скрипящего револьвера. Ужас.

Допив напитки, две молодые фигуры расплатились в кассе и вышли из бара, спускаясь по высокой лестнице на землю. Покачивающиеся силуэты громко кричали на улице, смеялись, обнимая друг друга. Вскоре, они вновь очутились в сонном переулке, в конце которого находился дом дедушки Саманты. Девушка трясущимися руками открывала ворота, получая сотни поцелуев в шею и губы. Дверь отворилась, и молодые люди завалились внутрь дома, чертя на стенах движения своими темными тенями. Одежда летела в разные стороны, а затем и дверь в комнату захлопнулась, оставив пустые коридоры с запахом похоти. Стоны, поцелуи, движения, и так до самого утра, пока не сомкнулись глаза, а тела не выплеснули ту энергию, которая превращает их в бездонные сосуды любви.

На глазах парня отчетливо виднелась линия лучей солнца. На груди лежали волосы возлюбленной, которая уже не спала, а боялась встать, чтобы не разбудить своего мужчину. Джимми открыл глаза. Саманта без лишних слов, заметив это, приблизилась к парню и страстно поцеловала его в губы, запустив руку под одеяло. И вновь, стоны, волны наслаждения, раз за разом пронзали тела молодых людей. Спустя пару часов, Саманта лежала без сил, а Джимми, едва перебирая ногами по очень холодному полу, топал в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.

Под большими каплями воды, которые выплевывал душ на тело парня, Джимми оставался наедине со своими мыслями, болью и грустью. Парень понимал, что сегодня последний день рядом с девушкой перед долгой разлукой. Теперь их будет разделять намного меньше километров, чем когда-либо, но ездить часто не будет смысла, лишь травить себе душу. Джимми привел себя в порядок и вышел из ванной комнаты. Саманта была уже одета, выкуривая сигарету с розовым фильтром, стоя на крыльце дома. Джимми поспешил накинуть на себя вещи и вышел к девушке.

– Сколько там времени? – спросил парень, поджигая сигарету

– Двенадцать ровно – ответила девушка, все еще очень уставшим голосом – Скоро нужно будет ехать

– А насколько у нас билеты?

– В три часа уже отправление. Сейчас нужно будет еще зайти домой, вещи забрать, с мамой попрощаться, когда она на обед придет – говорила девушка – И, кстати, ты был великолепен ночью – легкая искра смущение проскользнула по ее лицу – Спасибо. А тебе понравилось?

– Так быстро пролетели эти дни – парень обнял девушку сзади, положив руки ей на животик, поцеловав нежно шейку – А сегодня уже нужно уезжать. Но я помню, что ты сказала. Еще немного и мы навсегда останемся вместе. Только ты и я – парень продолжал целовать девушку, произнося теплые слова – Конечно, понравилось!

Дома никого не оказалось. Девушка собирала свои вещи, Джимми лишь смотрел на это, иногда улыбаясь, погружаясь все глубже в свои мысли. Вскоре, пришла и мама Саманты, которая провожала молодых людей чуть ли не до конца улицы. За все пребывание в «С» Джимми заметил странные отношения матери и дочери. Словно они не любили друг друга вовсе. Детские травмы Саманты, были так похожи на раны Джимми. Уходы матери из дома, другие отцы и так далее. Но сказать об этом вслух парень так и не решился.

На вокзале слишком много людей топтали асфальт. Желтый автобус ожидал своих посетителей, чтобы отвезти их прочь, погрузив на три часа в свободный полет грусти. Всегда грустно ехать в дождь. Осень резкими порывами ветра обдувала лицо, капли слез скатывались сквозь тяжелые серые облака, падали на головы и плечи людей, которые выглядели, словно брошенные в огромном мире котята. Молодые люди заняли соседние места, перед этим предъявив билеты, Саманта сразу положила голову на плечо Джимми, ощущая, как колеса автобуса начали чертить мокрый асфальт, рисуя на нем замысловатые узоры. Такой долгий путь предстоял им, но не было грусти, лишь звонкие удары по крыши автобуса холодными каплями дождя.

– С кем ты переглядываешься? – спросил Джимми, заметив взгляд Саманты, направленный на какого-то парня, сидевшего рядом с водителем автобуса.

– Не начинай, малыш

В голове Джимми, словно очередью выстрелов, летали мысли, которые так и рвались наружу, готовые прострелить черепную коробку, поразив всех вокруг, загнать все эти манекены в узкие холодные гробы, убив в них мораль и совесть. Так хотелось раздуть скандал, словно кто-то боялся девушки, стараясь как можно быстрее избавиться от ее присутствия. Парень едва сдерживал их, сжимая крепко зубы. Саманта провела своей ладонью по щеке парня, от чего, будто под действием какой-то своеобразной магии, мысли испарились, забрав с собой голоса, которые твердили о жестокости и безразличии. Это касание, как пуля, как локомотив, несущийся на бешеной скорости, встретился с безвольным телом человека, раздробив его на мельчайшие кусочки мерзкого мяса, гниющего и собирающего сотни личинок.

– Я знаю, как ты не любишь, когда говорю при людях о своих чувствах к тебе, поэтому у меня есть гениальное решение нашей проблемы – произнес парень, поцеловав девушку нежно в сладкую щечку

– Какое же?

Парень медленно, не торопливо, достал с кармана телефон, уткнувшись в него широко раскрытыми глазами, и начал набирать какие-то буквы. Спустя несколько минут, он перевернул аппарат экраном к девушке, которая начала считывать набор букв:

«Дорога долгая. Теперь нас никто не услышит. Я просто хотел сказать, что люблю тебя, хоть ты и вредная ведьма»

Девушка вновь перевела взгляд на парня, который улыбался во всю ширь своего рта, рассматривая реакцию принцессы. Саманта, резким движением, вырвала телефон из рук парня, начав усердно набирать сообщение. Иногда, она останавливалась, словно игроки в шахматы продумывают следующий ход, улыбалась, то мило закрывала глазки, стараясь набрать как можно больше воздуха в свои легкие. Вскоре, глазам парня предстал экран телефона с большим количеством букв:

«Как только ты ослабишь внимание, я уколю тебя булавкой. А знаешь почему? Потому что я не ведьма – парень почувствовал легкий укол, улыбнувшись он перевернулся к Саманте, наблюдая за тем, как она тихо хохочет уткнувшись в небольшой портфель, в котором находились вещи – Я тебя тоже очень сильно люблю. Рада, что ты приехал ко мне, что мы вновь увиделись. Однажды, надеюсь, это случится очень скоро, мы встретимся вновь и уже никогда не расстанемся. Любимый»

Телефон переходил из рук в руки, а на экране снова всплывали разные буквы:

Джимми: «Кстати, давно хотел спросить, как поживает пингвин, которого я для тебя выиграл? С ним все хорошо? Где он?»

Саманта: «С ним все хорошо, лежит в сумке, отдыхает»

Джимми: «Я очень сильно хочу тебя поцеловать»

Саманта: «Но я же стесняюсь очень. Тут так много людей. Подожди три часика, а? Я сама терплю из последних сил, чтобы не впиться в твои губы»

Джимми: «Знаешь, у меня появилась идея. Через тридцать секунд мы резко целуемся, быстро и незаметно, чтобы никто даже не успел нас увидеть. Начинай отсчет. Как только будет тридцать, переворачиваемся друг к другу, и вот мы уже кружим в поцелуи. Время пошло, любимая».

Словно сердце отсчитывало долгих тридцать секунд. Каждый удар, как секундная стрелка часов, приближал долгий поцелуй возлюбленных. В каждом отсчете есть своя погрешность, и как бы вы не были уверены в результате, все решают лишь доли долгих секунд. Джимми, прикрыв глаза, прикоснулся губами к щеке Саманты, которая запоздала, потерялась в беге времени, сорвав великолепный, нежный поцелуй. И грубый голос водителя раздался эхом по салону:

– Этот мужик уже третий день идет пешком, с узелком на плече – произнес мужчина, которому давно уже было за сорок, показывая пальцем на фигуру старого человека – И главное не устает!

Пассажиры салона уставились в окна, наблюдая, как мимо них проносится старенький дедушка. Серый потрепанный пиджак скрывал его тело от холодного осеннего воздуха, штаны, которые были ему велики, раздувались ветром, словно пакеты, гонимые снежными бурями, тяжелые ботинки на ногах, не имеющие даже шнурков, тяжело отрывались от липкой грязи, скопившейся вдоль обочины. Ветер трепал старый узелок, перекинутый через плечо.

– А куда он идет? – спросил кто-то из обитателей салона

– В храм – ответил водитель, холодно кинув фразу, как собакам кидают кости – Вот это человек, я понимаю! И не лень ему идти? Я уже третий день по этому маршруту езжу, а он все топает. Наверное, спит у дороги, кушает тут же. Бедняга. Жалко мне его!

– Так подвез бы, ублюдок – склонившись ближе к девушке, прошептал Джимми, стараясь унять зло, перевести его на шутку – Конечно, жалко, когда жопа в теплом автобусе. Вот они, людские лица!

– Хватит меня смешить, давай чуть помолчим?

– Хорошо – произнес парень, чувствуя насколько сейчас нужно молчание, тишина, ведь весь его мир, «Иллюзорий», уже втягивал Джимми в свои липкие лапы.

Душу парня все так же не покидал образ одинокого старика, который так упорно шел к своей цели. Неважно, что находится в конце пути. Будь то красивая девушка, храм или даже самая великолепная смерть. Если есть цель, нужно идти к ней, и плевать на животных, которые посчитают тебя больным, будут смеяться во все тридцать два зуба. Главное помнить, верить, что вы придете к ней, тем самым заткнув тысячи голодных ртов, захлебывающихся в собственной рвоте! Путь – есть смысл. Можно просидеть всю жизнь на одном месте, оставаясь тем же публичным уродом, скрывать свое лицо в серой массе мира, смеяться над иными людьми, и в итоге понять тот факт, что душа настолько рыдает, что вся жизнь прошла мимо. А можно подняться, взять узелок собственных мыслей и отправиться куда угодно! Помни, Джимми, словно вбивал эти мысли себе в голову, превращая их в незабываемый голос, никто и никогда не поможет тебе. Люди всегда останутся – лишь алчными подобиями животных! Плевать! Путь – есть смысл. Мы можем потерять все на этом пути, но в итоге есть вероятность приобрести намного больше. Готовы ли вы потерять все, ради мельчайшего шанса на счастье?

Саманта мирно сопела на плече молодого человека, на ее лице виднелась улыбка, а веки изредка дергались, оставаясь все в том же умиротворенном состоянии. Джимми смотрел в окно, пропуская через зрачки сотни разных картин, жизней. Мысли атаковали голову, разрывая ее, погружая парня в мельчайшие детали света.

Уже виднелась вывеска «Б», девушка, проспавшая весь путь, открыла глазки, устало спросила:

– Мы уже приехали?

– Почти, маленькая моя, можешь еще чуть поспать – Джимми поцеловал девушку в лобик, оставляя ее наедине с владыками сна.

Вскоре, молодые люди покинули железные оковы транспорта, и их лица вновь встретили порывы холодного воздуха. Джимми зашел в здание вокзала, купив билет, он вернулся к своей девушке.

– Во сколько у тебя автобус? – спросила Саманта, закуривая сигарету – Проводишь меня или не успеешь?

– Через двадцать минут. Не успею, малыш – грустно произнес Джимми, чувствуя, как секунды покидают воздух, оставляя все меньше времени молодым людям побыть вместе, близко, рядом – Но я могу поехать позже, обменять билет. Давай так сделаем?

– Не нужно – девушка подошла очень близко к парню, обняв его за талию, и крепко прижалась – Не хочу тебя отпускать, не хочу больше ругаться. Почему, когда мы рядом, то ты так спокоен?

У Джимми не находилось ответа на этот вопрос. Он хотел рассказать все, что с ним происходит, про картинки внутри головы, про разговоры с зеркальным отражением, про голоса, которые сводят его с ума, но вновь, эти герои, выдуманные им, не позволяли сделать и шага в сторону. Джимми лишь молчал. Парень чувствовал то тепло, что дарила Саманта, стук ее маленького сердечка, в такт секундам. Время летело, словно пикирующий самолет, который вот-вот пробьет судьбы тысячей людей, что предстали в голове парня усталыми мыслями.

– Я не хочу уезжать от тебя – произнес молодой человек, которого уже полностью забирала в свои руки тоска и грусть, заставляя его голос дрожать, будто горящий костер, впитывающий в себя ветер.

– Потерпи, маленький мой – Саманта поцеловала парня – Совсем немного и мы будем вместе, всегда. Ты мне веришь?

– Я буду очень скучать – глаза Джимми немного намокли, увидев кабину железного монстра, что увезет его в холодный город боли и непонимания.

– Тебе пора?

– Да – с тоской в минорном голосе ответил парень.

Девушка подняла голову, смотря в глаза парня, ей уже было плевать на людей, которые так небрежно проходили мимо, задевая плечами. Она прислонилась устами к губам Джимми и нежно слилась с ним в едином поцелуе, словно рисуя путь, где встречаются две души. Великолепно. Сердце Джимми наполнялось любовью, все тяжелее разбивая цепи, окутывающие его душу болью и грустью.

– Я буду скучать – шепотом произнес парень, отстранившись от Саманты – А ты? Будешь вспоминать обо мне?

– Конечно. Мы еще увидимся, поверь. Я люблю тебя, очень сильно

– Ты самая лучшая!

Парень медленно вошел в автобус, заняв свободное место у окна. Двери закрылись, и колеса транспорта расчертили дорогу. Джимми видел грустный взгляд Саманты, которая провожала его в долгий, нудный и очень печальный путь. Вскоре, она пропала из вида. Джимми надел наушники и полностью погрузился в мир переживаний и эмоций. Грусть витала в воздухе, рисуя узоры из тонких линий паутины. Разочарование сменяли маленькие капельки влаги, собравшиеся в уголках глаз. Самое сложное было не то, что ему вновь предстоит быть так далеко от своей девушки. Мысли Джимми уходили глубже в проблему, погружаясь в нее с головой. Ведь, расстояние от него до любимой – тяжелая вещь. Теперь Джимми понимал, что ждет его по приезду в холодный «К». Кучу вопросов, крики, лживые друзья, вопросы, оскорбления – ужас. Но самое главное – это ссоры с любимой женщиной из-за странных голосов в голове, из-за картин измен, что проносятся молниеносно, разрывая тонкую грань спокойствия. Боже. Ведь, только рядом с ней, они затыкаются, уходят из головы, оставляя лишь любовь, чувства. Рядом с ней, Джимми никогда не чувствовал себя плохо, он забывал обо всем: о криках Кэтрин, о лжи, которую Картер так старался вливать ему в уши, о своих мучениях, о мире, что сам для себя придумал, и «Иллюзорий» не беспокоил его душу.

За окном мелькали деревья, покрытые золотой тканью листьев, пролетали машины, скрывая под кожей металла сотни, куда-то вечно спешащих, людей, и маленький дождь падал с небес, омывая, обволакивая сырой холодный асфальт.

Глава 11. «Смерть, как рождение новой жизни».

«21 сентября 2011 года.

Здравствуй. Прошло так много времени с тех пор, как я был здесь. Я вернулся с «С». Познакомился с родителями Саманта, с мамой. Милая женщина. Вообще эти два дня прошли отлично. Так быстро пролетели. Но знаешь, я готов отдать свою жизнь мгновенному исчислению, если только она будет со мной все эти годы.

Отношения на расстоянии – бред. Их выдумали глупые романтики, чтобы как можно выше превознести любовь. Все эти крепкие чувства, верность – чушь. Они создали то, что наоборот убивает в людях любовь, доказывая ее неспособность к жизни, ее слабость, если угодно. Любые чувства слишком хрупки, чтобы перевозить их из города в город, из автобусов в поезд. Слишком много нервов и сил приходится отдавать этому делу. Обычные люди не способны на такое. Может смысл любви и есть в том, что это очень хрупкая деталь человеческой жизни? Прочные чувства, крепкая любовь – бред. Подобное не может быть крепким, в противном случае его бы просто не было. Не было кайфа, который получаешь от прикосновений, наслаждения, которое дарят слова и диалоги. С каждым движением мы добавляем тяжести в хрустальную вазу. Иногда это правильные мысли и поступки, иногда тяжелые и мерзкие слова и аргументы. Чтобы пронести чистую любовь, через всю свою жизнь, нужно освобождать неправильные детали, удалять их, заменяя более легкими, но такими грациозными вещами. Любовь – работа ювелира. Именно работа, потому что это не труд. Ты прикован к этой вазе, не можешь жить без нее, существовать как материально, так и духовно. Любовь – хрупкий, но самый важный, элемент человеческого «Я». Потрясающе.

Знаешь, я побыл в доме Саманты, познакомился с ее мамой. Можно ли это считать гарантией того, что она навсегда останется со мной? Думаю, да. Это был большой шаг. Я надеюсь, что скоро перееду к ней. Мы снимем уютный домик, неподалеку от лесного массива, будем жить, быть может, появятся дети, которым отдадим всю свою любовь, душу. Это будет великолепным исходом моих мучений. Я сделаю все, что будет зависеть от меня, обещаю.

Что касается голоса в моей голове, то он давно не появлялся, после последней дороги домой. Я знаю, он сидит внутри, выжидает момента, но я никому не говорю об этом. Я сам с ним справлюсь. «Иллюзорий» всегда тянет меня к себе, в нем круто. Я могу укрыться там от многих проблем, увидеть что-то новое, придумать картины, которые иногда меня пугают, иногда они рисуют так великолепно, что я даже не могу отвести от них взгляда. Это прекрасное место, я благодарен тебе, своей душе за то, что вы подарили мне такой подарок. Стихи не писал уже давно, как-то все времени не нахожу. Сегодня попытаюсь внести что-либо новое, но ничего не обещаю. Хм. Так странно, я рассказываю тебе все, что происходит в моей жизни, и ведь ты – бумага, которую наполняю грустью, злобой, ненавистью, меланхолией. Говорю с тобой, как с живым человеком. Спасибо».

Джимми отложил дневник в сторону, а сам откинулся в кресле, закрыв глаза. Каждый раз, когда парень записывал свои мысли в тетрадь, он возвращался пустым в душе. Маленькую частичку себя молодой человек оставлял внутри страниц, одаривая их переживаниями и жизнью. Поэтому, каждый раз, его снова тянул «Иллюзорий», забирая разум в свои липкие лапы.

Реальность мало по малу переставала существовать, и Джимми, в своих мечтах, снова оказался в том прокуренном баре, чтобы последний раз внести свои изменения в такое мертвое и мрачное место. Он чувствовал себя тем особым художником, который лишь взмахом тяжелой кисти меняет все вокруг, заменяет ночь – утром, мрак – светом, зло – добром, и наоборот. Но Джимми не мог себя им провозгласить, ибо в такие моменты, парень мало чего контролировал, в меняющейся обстановке здания.

В этот раз, в заведении было очень уютно и как-то по-домашнему тепло. Теперь оно больше напоминало бар, нежели специально отведенное место для талантов, их угасания или наоборот яркого процветания. Сцена была по-прежнему той же величины, и на ней все так же красовались старый микрофон и рояль, с поломанными клавишами, уже покрытыми пылью, так как очень давно ни чьи талантливые кончики пальцев их не касались. В зале же все было по-другому. Большой, длинный, но не высокий прилавок находился около дальней стены заведения. За ним стоял высокой мужчина пятидесяти – шестидесяти лет. Морщинистыми руками он ставил заказы посетителей на круглые подносы черного цвета, которые вскоре забирали юные девушки и относили к нужным людям. Белая рубашка украшала его тело, а на глазах находились большие очки. Помещение наполняли сигаретный дым, тихие разговоры. Круглые столики коричневого цвета, которых имелось около десяти штук, были неровно, даже любительски, покрыты слоем лака. Около каждого из них, стояла пара черных кресел, обтянутых кожей. В них усаживались различные люди. В основном это были молодые парни и девушки, одетые в пиджаки и платья. Они показывали всем своим видом, как много получили от жизни. Это и было странным, такое заведение и в нем эти люди. Возможно, Джимми лишь хотел, хотя бы в своих мечтах, вообразить, нарисовать мир равных людей. Они тихо разговаривали, попивая напитки в высоких бокалах, лишь изредка поглядывая на сцену, готовую впустить в себя всю гениальность продуманного образа. За окнами бил, то снег, то дождь. В этом выборе, часть Джимми, так и не могла определиться. Около сцены находился небольшой музыкальный автомат. Покрытый пылью, перекрашенный ни один десяток раз, он продолжал дарить тихую музыку скрипки, пианино, рояля этим людям. Пластинки, которые крутились внутри его, менялись самостоятельно. Громкость доведена почти до минимума, но именно это и добавляло ему своеобразного антуража, магии. Над сценой, вместо прожекторов, болталась, на тонком проводе, грязная лампочка, которая зажглась, как только медленные шаги послышались на сцене. Легкий, мрачный, но такой теплый свет стелился по деревянному, плохо покрашенному, полу, который все так же напоминал своеобразные вены.

По сцене, не спеша, передвигался молодой человек, держа в руках стул и какие-то листы, расписанные синими чернилами. Почерк был ужасен, поэтому являлось невозможным прочитать буквы, которые образовывали слова. Сам же парень был одет как-то странно. Черная кофта с большим капюшоном, синие спортивные штаны и желтые кроссовки. Все это выглядело странной одеждой для места, в котором реальность перестает существовать, открывая полет фантазии и гениальности. Но было еще кое-что, выделяющее его из толпы. Лицо парня было не доступно взгляду, оно утопало где-то внутри капюшона, и лишь уголек сигареты освещал его грани. Не могу сказать наверняка, был ли то Джимми или кто-то другой. Да и сам парень не знал.

Силуэт человека опустил стул на дряхлые доски и присел на него. Настроив высоту микрофона, он медленно вздохнул. Из небольших колонок, вмонтированных в стены заведения, раздался глубокий, жалостливый голос, который приветствовал собравшуюся публику. Небольшой момент молчания, и вот уже листья зашелестели в руках, глаза парня бегали по строкам, а высокие слова, пропитанные слезами, болью и смыслом, вырывались из его уст. Заунывная музыка из автомата и строки молодого человека, словно пары в пьянящем танце, соединялись в единый поток, создавая великолепную атмосферу. Люди аплодировали, но даже и не знали кому. Это был образ.

Закончив свое выступление, парень встал, поклонился публике, и черный, как дождливая ночь, занавес рухнул вниз. Свет выключался, а заведение пустело. Люди не уходили через дверь, они плакали на своих местах, и растворялись в соленых лужах. Это и было искусство слез, к которому так стремился парень.

Дневник вновь засверкал в руках, стрежень ручки царапал листы. Мысли кружили, а в душу снова упала капля чистой красоты.

Утро следующего дня обещало быть отличным, радостным, но не все обещание имеют право на жизнь. Джимми лежал на кровати, рассматривая монитор, который постепенно потухал, как вдруг, звонкий сигнал о том, что пришло сообщение, ворвался в уши. Парень не спеша навел курсор на значок конверта и открыл его.

Ведьма: «Привет» – загорелось на мониторе включенного компьютера ярким зеленым шрифтом

Джимми: «Доброе утро, любимая»

Ведьма: «У меня плохие новости, тебе лучше присесть»

Джимми: «Что случилось?» – парень немного испугался и приподнялся с кровати, ожидая ответа, в котором, как оказалось, было очень много мыслей и картин для «Иллюзория»

Ведьма: «Я беременна»

Джимми: «С чего ты взяла?» – реакция парня была неоднозначной, в голове крутились мысли, спутывая друг друга, сталкиваясь между собой, создавая непонятное ощущение грусти и радости

Ведьма: «Я сегодня была у врача»

Джимми: «Почему ты вообще решила к нему идти? Что происходит там у тебя?»

Ведьма: «Вчера сделал тест. Не поверила. Сходила к врачу, оказалось, правда. Почему все так?»

Джимми: «Ты не рада?» – парень не знал, как ему нужно реагировать на подобное, но в душе он светился от счастья, хотя и не понимал, насколько все сложно

Ведьма: «А чему радоваться?»

Джимми: «У нас будет ребенок, понимаешь? Маленькое, крохотное создание, которое будет топать ножками, улыбаться, называть нас родителями»

Ведьма: «Ты сам еще ребенок! Ты вообще понимаешь, что это такое? У нас с тобой нет ни работы, ни квартиры, ничего! Какой ребенок?!»

Джимми: «Это все придет со временем!»

Ведьма: «С каким? Это столько проблем! Дома меня не примут! У тебя поселимся? С твоей сестрой?! Или что? Ты будешь содержать нас на одну зарплату? Снимать квартиру, работать? У тебя даже нет профессии! Почему ты не можешь понять?!»

Глаза Джимми снова наливались слезами, он встал с кровати, накинул футболку и пошел на кухню, закурив на пути сигарету. Мысли мешались в кашу из воды и грязи. Философия Саманты проникала все глубже, словно хирургический скальпель, проникает в тело пациента. В ее словах был смысл. Джимми долго боролся с мыслями, но проиграл. Он вернулся к монитору и начал набирать сообщение.

Джимми: «И что ты будешь делать?»

Ведьма: «А ты угадай, герой. Я буду делать – круто подчеркнул»

Джимми: «Я на нервах. Извини, мы. Что будем делать?»

Ведьма: «Аборт»

Джимми: «Ты уверена? Может, стоит еще подумать?»

Ведьма: «Я уже все решила. Заодно, спросила у врача, сколько это стоит»

Джимми: «И что он ответил?»

Саманта назвала цену. А затем, сообщив о том, что хочет отдохнуть вышла из всемирной паутины. Джимми сидел на кровати, обдумывая каждое слово, произнесенное девушкой. Кэтрин дома уже не было, поэтому парень курил, не вставая с постели. Дым витал где-то под потолком, а размышлениями Джимми уходил все глубже внутрь своей души. Ему не было больно, обидно, что-то другое наполняло его, словно сосуд. Мысли тихо уходили из головы куда-то в сердце, возможно, прямо в душу, как вода, которую сливают из аквариума, оставляя в нем лишь мертвых рыб. Он медленно протянул руку под кровать и достал свой, покрывшийся пылью, дневник. Парень долго раздумывал о записях, пока не прислонил железный наконечник стержня к ровным полям тетради.

«22 сентября 2011 года.

Здравствуй. Ты, наверное, уже устал слушать мои проблемы, ведь я почти всегда только и жалуюсь тебе, но такова моя реальность. Скорее всего, именно поэтому я так часто прячусь в «Иллюзории». Там светло, уютно, знаешь, в нем очень много боли, она доводит до слез, но именно в ней я могу найти успокоение.

Сегодняшний день начался просто ужасно. Этот ребенок, которого мы убьем, не является для меня болью, я не плачу, скорее он был своеобразной гарантией того, что мы навсегда останемся вместе с Самантой. Глупо. Эгоистично. А может, все к лучшему. Он внутри нее такой маленький и добрый. Я люблю детей. Почему? Это тяжелый вопрос.

Дети – прекрасный элемент, потерянного общества. Вспомните свое детство. Прекрасно, ведь? Нас не волновали проблемы, не нужны были глупые бумажки, лишь часы свободы, годы веселья. Сейчас я смотрю на проходящих мимо меня детей, и внутри тела разливаются реки теплого жара. Почему? Я не знаю. В каждом ребенке я вижу сосуд для мечты. Они так наивны, не видели зла механизма социума, не думают о будущем, и их мышление, словно кубик Рубика, не собрано чьими-то грязными пальцами в однотонные грани. Каждый квадрат несет в себе новые идеи, мечты, грезы. Детство – самая великолепная пора жизни человека. Ребенок знает, что такое боль, но в его понимании – это лишь физика, горячо, холодно. Он не испробовал на вкус жадность, злость, ревность, зависть, все пороки, которых так много в человеческой душе. Их сердца бьют великолепные картины, рисунки. И знаешь, когда мимо меня проходит ребенок, топая своими ножками по асфальту, то в душе двоякое ощущение поражает меня, разбивая, как призрачный лед реки. С одной стороны, когда вижу их улыбки, смех, глазки, я не могу оставаться собой. Мой мир волнует меня еще больше, предавая веселья, счастья в мою душу. Но с другой точки обзора, моя душа, словно сосуд, наполняется грустью и ностальгией утраченных лет. Это время не вернуть, я никогда не стану снова маленьким. Мой «Иллюзорий» начинает рисовать картины прожитых лет, каждое мгновение, которое приносит с собой улыбку, а потом осознание, утонувшее в грусти.

И знаешь, я не грущу, мне не больно, но почему-то в глубине своего мира, я слышу какой-то голос, который читает строки, словно стихи. Нет, это и есть рифмы. Больно. Но я не могу понять почему. Может потому что ребенок был бы гарантией, а может я и правда хотел, чтобы его маленькие ножки оставляли мокрые следы на полу нашей квартиры.

Наверное, нужно так было,

Чтобы кровь не заполняла виски,

Не обижайся на нас милый,

Прости, не суждено тебе было жить

Я не смог отговорить твою мать,

Да, наверное, и не хотел,

И извини что ты не увидишь март,

Извини что я плохой отец,

Вскоре, слезы наполнят глаза,

Такой отравленный здесь кислород

Я буду умирать, еле дыша,

А затем в одиночестве встречу восход.

Посмотрю монотонно на небо,

И тебе махаю рукой.

Знаешь, я до сих пор не верю,

Не рожденный, но такой родной

Наверное, это больно. Мои мысли такие спутанные, что я уже не знаю, как писать мне. В тебе все мои переживания. Весь мой мир. Знаешь, этот голос в моей голове не проходит бесследно, он появляется снова и снова, раз за разом. Это все так сложно. Снова, ты впитаешь мои слезы. Я скоро вернусь, напишу какие-то строки. А сейчас мне нужно идти. Куда? Я не знаю. Пока».

Джимми закрыл дневник. Усталое, выжатое тело, без эмоций и чувств упало на кровать. Так парень пролежал до самого вечера. Иногда, Кэтрин заходила в комнату, что-то кричала красивым голосом, даже не понимая, как тяжело Джимми в этот момент. Момент, в котором он остался один.

Следующие пару недель все было иначе. Саманта отказывалась от любой финансовой помощи, уходила в себя, но парень ее понимал. Убийство не рожденного ребенка – что может быть хуже? Боль, сверлящая душу, перемешивалась в ее теле с агонией, которую приносили препараты, таблетки и уколы. Наверное, девушка находилась в аду, и отголоски этого ужаса сильными ударами вбивали в сердце Джимми огромные осколки стекла. Успокаивало лишь то, что через две недели все должно было завершиться. Физическая боль из тела Саманты уйдет, ну а душа, ей придется привыкнуть.