Текст книги "Параллельные прямые"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Всё так плохо? – Поинтересовался я, поднимаясь с пола.

Чучкин стёр улыбку с лица, всхлипнул, и принялся жаловаться на свою горькую судьбинушку. На то, как в Мурманском порту начальник конвоя запретил грузить на борт канистры со спиртом. Потом устроил собственноручный обыск экипажа, и выбросил в море найденные горячительные напитки. Как молотком сломал радиостанцию, подозревая радиста в сокрытии в ней заначки. Как провёл ревизию медпункта, безжалостно изымая любые настойки. Но кульминацией всего, стало требование заменить спирт в компасе водой, дабы избежать пьянства на рабочем месте.

– Мы потому так далеко к норду и ушли, – жаловался капитан. – Вот только недавно курс подправили. Завхоз самогон для компаса изготовил. И ещё осталось. Отобедать не желаете? А дельфинчика вашего я сам покормил. Представляете, ему больше всего понравились сардины в прованском масле. Экий гурман и проказник.

Неплохо, однако, питаются полярники. И это в стране, в которой совсем недавно отменили карточки на хлеб. А чего он сам-то такой тощий?

– А в царском флоте, не доводилось ли Вам служить, товарищ Чучкин? Речь у Вас несколько старорежимная.

– Ну что Вы, товарищ комбриг, – польщено засмущался капитан. – Я вообще первый раз в море вышел, по приказу партии. Родом я из самых что ни не есть пролетариев Ярославской губернии. Но к флоту с малых лет приверженность имею и причастность. Служил я в Гельсингфорсе, в ресторане у господина, простите, гражданина Кюба, официантом. И из разговоров флотских офицеров постиг морскую премудрость. Думаю, что и в бою управился бы с крейсером.

– Да? – Усомнился я в капитанских способностях.

– Что крейсер, и броненосец поведу. Не сомневайтесь, товарищ Архангельский, – уверил меня Чичкин.

– Вот как? Тогда я сообщу товарищу Каменеву, что нашёл командира нового крейсера для Тихоокеанского Флота.

Чичкин побледнел и покачнулся. Бабушкин успел подставить плечо.

– Ну что Вы так, Борис Николаевич? – Укорил я капитана. – Не стоит так радоваться. А давайте и в самом деле перекусим? На сытый желудок и документами займёмся.

Легко сказать – займёмся. Я, безобразно осоловевший и объевшийся, лежал на двуспальной кровати под шёлковым балдахином и тупо пялился на запертый сейф. И что мне этот балдахин? Нет, это Кандыбе зачем он понадобился? И постельное бельё подозрительное. С кружавчиками. К чему это я? Да ни к чему. Просто кровь от мозгов прилила к желудку, и мысли в голове ползают одинокие и простейшие. А главная из них – как мне открыть сейф? Нет, не так…. Главная – вздремнуть бы пару часиков.

Уснуть мне не дал вежливый стук в дверь. Я разрешил войти, и на пороге показался сухонький старичок, за спиной которого маячили штыки конвоя.

– Что такое? – спросил я у вохровцев.

– Вы просили Сагалевича найти, – пояснил один из бойцов. – Вот мы и привели.

– Хорошо, свободны. – отпустил я конвойных и предложил старику присесть.

Он опасливо посмотрел на роскошное ложе, на мои громадные унты поверх тончайшего шёлка покрывала, и осторожно присел на край соседнего стула. Я тоже сел. Нехорошо разговаривать с пожилым человеком лёжа. Это Марат мог принимать аристократок, моясь в ванной. Но что вы хотите от пламенных революционеров?

– Значит Вы Сагалевич?

– А Вы знаете другого? Я Вам так скажу, гражданин начальник, если найдётся на этом забытом старым Яхве ковчеге ещё один Соломон Сагалевич, то мне таки будет приятно с ним поздороваться. Ну где ещё могут встретится два старых еврея, как не на плавучей тюрьме в получасе ходьбы от Северного полюса? Вы таки не будете утверждать, что везёте нас на Западный полюс?

– Не так быстро, гражданин Сагалевич, – попросил я сквозь смех. – Как вас по батюшке величают? А меня зовите просто – Гавриил Родионович.

– Вам это так необходимо, гражданин начальник? – Удивился арестант.

– А что тут такого?

– Ничего, но с тех самых пор, как мой троюродный братец Вальмах устроил эту хамскую революцию, Соломона Сагалевича обзывали исключительно по-матушке. И кому бы это понадобилось называть старого еврея Соломоном Боруховичем? А ещё при Николае Втором я таки был звездой. Как, Вы ни разу не слышали про Маэстро Соломона? Да я вскрывал сейфы быстрее, чем гражданин Шуберт играл свои вальсы. Хотите, я на спор открою этот сейф обычной спичкой? Вы держите пари на пачку папирос?

– А что поставите Вы, Соломон Борухович? Хотя я и заинтересован в вашем выигрыше. У меня нет ключей от этого сейфа. Ну?

– Так гражданин начальник тоже умеет отвечать вопросом на вопрос? Простите, это к слову. Я ставлю на кон свою репутацию лучшего медвежатника страны. А это стоит больше жалкой пачки папирос.

Папиросы мне не жалко, всё равно не мои. Я достал из ящика стола две пачки и положил перед Сагалевичем. Тот осмотрел давно не виданное богатство и хитро прищурился.

– Вы доброй души человек, Гавриил Родионович. Хотите, я, не вставая с места, научу Вас самого как открыть этот сейф?

Ого! Такие знания мне всегда пригодятся. А вдруг у шефа что-то интересное припрятано?

– Соломон Борухович, там, в столе, ещё три таких пачки. Если научите – они Ваши.

– Только папиросы вперёд.

Я пожал плечами и протянул Сагалевичу требуемое. Он рассовал по карманам добычу и чуть откинул край иллюминаторной занавески.

– Старый Соломон никогда не обманывает, гражданин начальник. Возьмите с крючка запасной ключ и откройте сами.

– Борухович, я тебя убью!

– Таки да, если это сделает вам хорошо. Но позвольте выкурить мои папиросы. Вы не торопитесь, Гавриил Родионович? Я очень мало курю.

– Бережёте здоровье, Соломон Борухович?

– Вы таки хотите довезти старого еврея до Колымы совершенно здоровым? Или прикидываете, выдержу ли я две высших меры социальной защиты? За то, что я Вам тут наговорил. Да не нужно так беспокоиться, я и одной не переживу. Хотя приговором советского суда мне приказано стать долгожителем.

– Это как?

– Ну… если к моим семидесяти пяти добавить двадцать пять.

– За что четвертак? – Удивился я. – Вроде бы социально близким такие сроки не дают. Вы же по основной специальности сели?

– Ах, если бы…, – пригорюнился старик. – Меня подвело увлечение радиосвязью. И разве меня одного? У нас половина трюма – бывшие радиолюбители. О, какие позывные, я Вам скажу. Да что может ОГПУ понимать в позывных? Аппаратный журнал и послужил главной уликой. Представляете, с двумя с лишним сотнями стран связывался. Значит – на каждую и шпионил. У меня в деле они все записаны. Как думаете, может таки стоит обратиться к ним за зарплатой?

– Подождите, Соломон Борухович, – я остановил меркантильные соображения Сагалевича, – а Вам в трюме священник не попадался?

– Алексей Львович? Как же не попадался, в одной камере влачим… так сказать. Матёрый человечище!

Глава 7

 
Местный поп, отец Василий, бывший прапор КГБ,
Вышиб двери в эту баню проклятую.
Закричал: – Господь не выдаст!
И во праведной злобе
Стал кадилом сокрушать супостатов.
 

Сергей Трофимов

Житие от Гавриила.

Матёрый человечище… Может быть и так. Но если бы не крайняя нужда, да ни за что бы не стал разговаривать со служителем культа. Не люблю я их. За что, спросите? Это профессиональное. Долго рассказывать. Ладно, расскажу – накипело.

Вот Вы часто молитесь? То-то и оно, не стоит Господу надоедать молитвами. Ему вообще не надо надоедать. А эти? Целый день трындит "Господи спаси…Господи помилуй…Боже сохрани…". А что конкретно? Нет, ты объясни….Ну да, бывают и более точные просьбы. "Дай Бог здоровья". Ага, всё брось, и дай. Когда ему здоровье давать, если от обедни в сауну с девками, а к заутрени из кабака? Здоровье ему…. Последний раз, когда матушку хоть в щёчку поцеловал, долгогривый? Сил хватает только, что бы вечером перекрестить её и захрапеть трубой Иерихонской.

Думаете, пейсатые лучше? Как же. Молится такой ребе с утра: – "Господи, изничтожь всех гоев". Обращается вроде к Нему, а трудиться мне. Изничтожь…. Ты точный список мне дай. В трёх экземплярах. На русском языке с сурдопереводом. Точные данные, привычки, распорядок дня, маршруты движения. И фотографии каждого. Не по телефонному же справочнику работать?

Еще одна просьба мне нравится. Ей, правда, ко всем относится. К верующим и неверующим, независимо от конфессии. "Господи, пошли мне богатство". Почему бы и нет? Пошлёт. Но ты хоть, для начала, отлепи задницу от дивана, к которому прирос ещё два года назад, присев на минутку и обложившись ящиками с пивом. На работу устройся, придурок.

Мулла. Ну, этих сразу модерируем, не прослушивая. Почему? Как почему? Мулла татарский, а молитва на арабском. У нас инструкция. Параграф семь, пункт двенадцатый. Бюрократия-с. Да и не хочется, на старости лет, варварские наречия учить. У нас государственный язык – русский. Ну и остальные скифские диалекты в качестве местных языков. Хотя некоторые скифы одичали до офранцузивания и онемечивания в такой степени, что трезвому-то, и не разобрать.

То ли дело в старые времена! Проснёшься поутру, умоешься росой медвяной, молока попьёшь, кусочек берега кисельного скушаешь…. Благодать. На работе почту проверишь, а там лишь благодарения, славословия и отчёты о праведности. Кто какое дерево посадил, сколько сынов народил, сколько вражьих домов пожёг.

О чём это я? Ах о священниках…. Ну пойдём, посмотрим на местного батюшку. Мы вышли из каюты, и я отстранил конвой, пытавшийся прибрать Сагалевича к рукам.

– Амнистия ему вышла. Копию постановления суда получите в Москве. Да, и пометьте об этом в своих гроссбухах, или что там у вас. Приведите мне заключённого. Соломон Борухович покажет, которого, и поработает у вас Вергилием. Не мне же по трюмам ходить.

Вертухаи уважительно смотрели на представителя незнакомой профессии. Пришлось поторопить их.

– Чего рты разинули? Шагом марш отсюда!

– Есть, товарищ комбриг! – хором гаркнули конвойные и дружно повернулись кругом.

Один через левое плечо, а другой через правое. Тьфу, дярёвня. Ну да, тоншаевские волки. Деревня Тоншаево, что на самом севере нынешнего Горьковского края, поставляла солдат в конвойные войска, наверное, ещё со времён Василия Тёмного. Воспетый в песнях вологодский конвой – так, детишки в песочнице. У-у, сволочи. Это их предки меня в кандалах до самой каторги гнали.

Приведя себя воспоминаниями в суровое настроение, я был готов к встрече со священником. А пока бравые солдатики, под предводительством мультишпиона, приведут его, можно покопаться в сейфе вывшего начальника конвоя.

Так, что там у нас? Пачка патронов – в сторону. Деньги, на вид тысяч десять. Приберём. Чулки женские, фильдеперсовые, с начёсом – нафиг. Солдатики оловянные, стойкие – одна коробка. К ебе… ой, тоже не нужно. Ага, нашёл. Вот и списки заключённых. Угу, год рождения…статья… срок…. Вот это интересное – гражданские специальности. Так что, тут не один Соломон такой? Занятно.

За спиной скрипнула дверь, которую, видимо, забыл закрыть.

– Товарищ комбриг, привели.

– Хорошо, подождите за дверью.

Когда я повернулся, священник слегка побледнел и размашисто перекрестился.

– Господин полковник? – Прошептал он. – Вас же в Галиции….

Житие от Израила

– Прилетели! – Сообщила мне конопатая физиономия, просунувшаяся в дверь радиорубки.

Вот и славно. А то я уже беспокоиться начал за начальника. Улетели ещё вчера под вечер, и шлялись всю ночь неизвестно где. Хорошо ещё, что полярный день в этих широтах ещё не кончился. Но бензина у них часов на восемь полёта. При попутном ветре. Но если прилетели, значит, нашёл Гиви «Пижму». Иначе до сих пор гребли бы вёслами. Прецеденты бывали.

Я снял с вешалки тёплую куртку, надел её, и кутаясь в шарф, вышел на свежий ветерок. Это терпение только бывает ангельским, а здоровье у нас обыкновенное, хрупкое. С человеческим, конечно, не сравнимое, но и судьбу искушать не стоит. Тем более в неясной ситуации с непонятными перспективами.

Гиви стоял спиной ко мне и, перегнувшись через борт, помогал кому-то подняться. Кого они там привезли, Бабушкин уже на палубе? Начальник легко вытащил и поставил рядом с собой носатого старика в красноармейской шинели без петлиц. Батюшки, неужели я сподобился живого сиониста увидеть? Это он – икона? Нет, пусть сами его на антенну вешают.

Следующий пассажир поднялся на «Челюскин», и мне пришлось признать свою ошибку. Настоящий священник, в меховой шапке и рясе, видневшейся из-под тулупа, крепко прижимал к груди туго забитый баул. А чего у него лицо такое знакомое? Я мысленно побрил батюшку и переодел в мундир. Точно он, ротмистр Нижегородского драгунского полка Алексей Львович Акифьев. Чего он в попы подался? Впрочем, это его дело, а такие люди нам нужны. В моём полку отродясь засранцев не водилось. Разве, как исключение, когда Александр Третий своего Кольку над полком определил, надеясь на благотворное влияние боевых офицеров. Вот только чёрного кобеля не отмоешь добела. Ну, меня там уже не было. Все претензии к его высокоблагородию, полковнику Архангельскому. Я только так, изредка наведывался.

Почему мой? А чей же? Имел честь дважды командовать прославленными драгунами. Первый раз ещё при Павле Первом довелось. А второй – уже при Николае Первом. Гиви в политику с головой окунулся, мне же досталось доблесть под персиянскими пулями проявлять. И проявил. Дербент брал, Ереван брал, Эрзерум брал. А при Джевал-Булахе собственноручно вражеское знамя пленил, пройдя с поручиком Левковичем сквозь сабли свирепых сераскиров. За тот бой и орден Святого Георгия имею. Правда брат Гоги орден смотрел, сказал: – "На мэня ни пахожь". Только из-за родственника декабриста генерал-майором не стал. Обидно. Ведь честолюбие, как и ни что человеческое, нам не чуждо.

Бывший ротмистр перекрестил ходовую рубку и собравшихся моряков. К нему тут же подскочил бабушкинский техник.

– Благослови, отче. – И оглянулся на лётчика с оправданием. – Я же ещё не комсомолец.

Отец Алексей перекрестил его, и благосклонно протянул громадную лапу для поцелуя.

– Как зовут тебя, отрок благочестивый?

– Мойша я. Шниперсон.

– Что? Какой ещё персон?

Батюшка выдернул руку и тряхнул рукавом. Оттуда вывалилась массивное кадило на толстой цепочке.

– Сейчас я тебя благословлю, иродово племя, – прорычал он, покачивая кистенём и держа в прицеле белобрысую макушку.

– Свой я, свой! – В ужасе отпрыгнул Мойша. – Тамбовский я. А так в детдоме назвали. До того я Антонов был.

– Да? Ну, тогда извини, сын мой. Нервы. В узилище среди иудеев, яко Даниил в пещи огненной пребывал. Да при перелёте некий сукин сын всё притереться норовил.

– Да я вообще отвернулся! – Возмутился Сагалевич.

– Вот, зри вьюнош, на какие ухищрения лукавый пускается, лишь бы православному служителю задницу показать.

Гиви высмотрел в толпе встречающих завхоза и подозвал его.

– Пассажиров помыть, переодеть, накормить и определить на постой. Всё понятно?

– Так точно, товарищ комбриг! – В лучших армейских традициях щёлкнул каблуками Могилевич. – Разрешите исполнять?

Завхоз увёл Акифьева с Сагалевичем, а Гиви подошёл к Шмидту.

– Всё в порядке, Отто Юльевич. Нашли мы «Пижму». Через пару часов подойдёт. Меня пока не беспокойте, пожалуйста. Мы с товарищами на чрезвычайное совещание.

– Что-то случилось, Гавриил Родионович? – Обеспокоился Шмидт.

– Всё в порядке, – пояснил Гиви, – просто у нас, как у настоящих чекистов, все события чрезвычайные.

Москва. Кремль. Кабинет Сталина.

Поскрёбышев неслышной походкой подошёл к столу, на котором была расстелена подробная карта Арктики, и склонился к лучшему другу советских физкультурников.

– Товарищ Сталин, прибыл Каменев. Дожидается в приёмной, – и замер, ожидая реакции.

– Это который "и Зиновьев"? Разве ему разрешили выехать из Минусинска? – Уточнил Вождь.

– Нет, товарищ Сталин, там Сергей Сергеевич Каменев. Вы ему на это время назначили.

– Пусть войдёт. И распорядитесь насчёт чая. Какой чай предпочитает товарищ Каменев?

– Он коньяк любит.

– С больным сердцем и коньяк? Хорошо, и его тоже принесите.

Секретарь (точнее заведующий секретариатом, но разве можно поручить подчинённым такое ответственное дело?) вышел, и вместо него на пороге кабинета остановился Каменев.

– Разрешите?

– Конечно, Сергей Сергеевич, проходите. Я же Вам говорил, по нашему, арктическому делу, приму в любое время дня и ночи. Нам, старой ленинской гвардии, спать некогда. Потому что враг не дремлет. Присаживайтесь вот сюда.

Удивлённый заместитель наркома осторожно опустился на предложенный стул. Мало того, что Сталин назвал его по имени и отчеству, что делал крайне редко и неохотно, так ещё и сесть предложил. По слухам, посидеть в сталинском кабинете удавалось только ночной уборщице. Да и то сомнительно. На такую должность меньше чем лейтенанта не поставят, а уж он не позволит себе лишнего. А если и позволит…. На Колыме, говорят, участковых не хватает.

Иосиф Виссарионович помолчал, ожидая пока порученцы вкатят уже сервированный стол на колёсах, и покинут кабинет. Хотя…. Просто уйдут, рангом ещё не вышли – покидать.

– А давайте мы с Вами в кресла пересядем, Сергей Сергеевич. Потребление хорошего коньяку предполагает удобство. Что мы, как два комиссара в сортире ГлавПУРа должны выпивать? Пусть Гамарник сам пьёт в своём сортире. Как Вы думаете?

– Я не знал, что Ян Борисович…. В таких условиях….

– Да это не о нём, а вообще, – Сталин неопределённо покрутил рукой. – Вот царские полковники знали толк в удобствах? Ну не смущайтесь так, Сергей Сергеевич. Были там и положительные моменты. Мундиры, к примеру, взять. А? Я ведь ещё в восемнадцатом году предлагал товарищу Ленину оставить погоны в армии. Нет, послушался к мнению иудушки Троцкого.

Сталин жестом попросил Каменева разлить коньяк и, взяв бокал, продолжил:

– Кто придумал эти серые гимнастёрки, я? Или, – последовал ненавидящий взгляд на вешалку, – фуражки утконосые? А вот представьте себе, Сергей Сергеевич, будто стоим мы на трибуне мавзолея, Первомайский парад принимая. Белые кителя, а на них погоны золотые. На груди ордена теснятся. С бриллиантами и рубинами. Да на орденах князь Кутузов, граф Суворов, князь Александр Невский. Представляете?

Каменев представлял. Но понимая, за такими откровениями может последовать всё что угодно, мысленно примеривал не белый парадный китель, а элегантную телогрейку с номером на груди. Сжав бокал, он одним глотком проглотил содержимое, которое огненной бомбой взорвалось в желудке.

– Вот это правильно, Сергей Сергеевич. – Похвалил товарищ Сталин. – Сразу видно военного человека. Принял – и снова в бой. Одобряю. Борис Михайлович Шапошников тоже такой. Стакан коньяка выпивает, и в свою академию лекции читать. "Не могу", – говорит, – "я трезвый без слёз на красных командиров смотреть". Сразу видно – настоящий полковник, как и Вы. Ну зачем же по привычке пытаться занюхать аксельбантом? Вот, брынзу рекомендую.

Иосиф Виссарионович сам последовал своему совету, взял кусочек сыра, переложил его веточками кинзы, внимательно осмотрел, будто выискивая недостатки, и отправил в рот.

– Неплохо. Давайте-ка, я разолью ещё по малой толике, а Вы, Сергей Сергеевич, прочитаете новую телеграмму с "Челюскина".

Замнаркома ознакомился с текстом и в недоумении поднял голову.

– Бред какой-то, товарищ Сталин.

– Ну почему же? Мне наоборот, даже при заочном знакомстве, комбриг Архангельский показался весьма здравомыслящим человеком. Или Вы о том, что комбриг Берия оказался старшим братом первого секретаря грузинского ЦК? Эка невидаль, потерялся человек в младенчестве, а родители нового ребёнка в честь старшего назвали. У нас на Кавказе и не такое происходило.

– Я не о нём, Иосиф Виссарионович. Это о «Пижме». Кому могло взбрести в голову отправлять Северным морским путём две тысячи заключённых?

– И каких, заметьте. Большая половина из них – редкие специалисты, так нужные сейчас в промышленности. Особенно в военной. Кстати, обратите внимание, что комбриг Берия предлагает создать для них особые закрытые конструкторские бюро, остроумно назвав их шарашками. Замечательно человек разбирается в психологии русского интеллигента. Не находите? Только работа под принуждением позволит им полностью реализовать свой потенциал. А иначе – так и будут сидеть на кухнях, перемывая мои косточки и вынашивая грандиозные планы обустройства страны.

– А давайте Берии и поручим это направление, – предложил Каменев.

– Сергей Сергеевич, вот вернётся он с Северного полюса, тогда и подумаем над этим вопросов. А пока прошу заняться Вас. Подготовьте помещения, проведите режимные мероприятия. И пока выясните потребности армии в радиотехнике. Особенно обратите внимание на авиацию и танковые войска.

– Но Иосиф Виссарионович, товарищ Ворошилов считает….

– Меня не интересует, что считает товарищ Ворошилов, – и Вас не должно интересовать. Нашли военный авторитет – слесарь третьего разряда. Климента Ефремовича мы поставили наркомом в качестве символа, а для принятия решений есть Вы и товарищ Тухачевский. – И неожиданно перескочил на другую тему. – Так каково же будет мнение по поводу введения погон?

– Политбюро не согласится, Иосиф Виссарионович. Да и повода нет, как это подать?

Сталин поморщился, как от зубной боли.

– Мы ещё решим этот вопрос, Сергей Сергеевич. А потом и с погонами определимся.

Замнаркома поставил пустой бокал на столик и встал, решив, что разговор окончен.

– Подождите, Товарищ Каменев, ещё не всё. Распорядитесь приготовить самолёт, пусть доставят пакет на «Челюскин». В наше время нельзя полагаться только на радиосвязь. И последнее…. Как Вы смотрите на то, что бы войти в состав ЦК? Не надо отвечать. Просто пока подумайте. А то нехорошо получается – Косиоров двое, а Каменевых ни одного.

– Но, Иосиф Виссарионович, я даже не кандидат.

– Зато им является товарищ Ягода. Обязательно поинтересуюсь, а нужна ли эта нагрузка ему. А Вашим людям, в свою очередь, должно стать интересно – какое отношение имеет Генрих Григорьевич к странным арестам?

Житие от Гавриила

– И куда ты собираешься девать целый пароход с зеками? – Спросил Изя, разглядывая в бинокль возникший на горизонте дымок «Пижмы».

– Лаврентию отдам, – пожал я плечами, – он сам проявил разумную инициативу. Кто писал Сталину про шарашки, я? Вот пусть и строит их на Земле Иосифа Виссарионовича.

– Но там слишком холодно, – попытался возразить Берия.

– Печки будешь топить. У нас в экспедиции пятеро печников имеются. Ну, куда нам столько? Думаю, Отто Юльевич войдёт в твоё бедственное положение и откомандирует парочку. Устроит? А Сагалевича главным истопником возьми. Он тебе будет дрова доставать. Соломон Борухович, Вы сможете обеспечить товарища Берию топливом?

Старый шпион-медвежатник собирался с мыслями, передвигая невидимые костяшки счётов. Когда дебет с кредитом сошёлся, он улыбнулся.

– Как это не смогу? Вы сомневаетесь в умственных способностях старого Соломона? Конечно, это не будет стоить дёшево, Гавриил Родионович. Но возможно. При наличии соответствующего финансирования.

– Златой телец тебя погубит, Моня, – напророчил мрачно отец Алексей. – Нет бы из любви к ближнему помочь бескорыстно. А ты….

– Что я? Вы по себе знаете, к чему приводит абстрактное человеколюбие. Оно надо было, отец Алексей, в ту баню дверь вышибать? Ну, угорел бы оперуполномоченный, и что с того? Меньше бы их стало? А так…. Жизнь ему спасли, а поцарапанный щепками нос был квалифицирован как нанесение тяжких телесных повреждений представителю власти. По статье-то Вы – террорист, батюшка. Так что, пусть ближние сами о себе беспокоятся. А у меня родственники есть. О них и забочусь. Знаете моего троюродного братца со стороны бабушки свекрови тётки их покойного деда? Гирша Нахамсона? Таки у него есть своя угольная шахта на Шпицбергене. А вы говорите дрова, дрова. Нет, я, конечно, не сомневаюсь в способностях товарищей из ОГПУ организовать лесоповал даже на дрейфующей льдине, но вы сначала просчитайте себестоимость доставки деревьев на эти айсберги.

– Вот тебе целый корабль айсбергов, – батюшка кивнул в сторону приближающегося судна.

– Ай, не морочьте мою голову, отче, там их всего двое. Давид и Саул Айсберги.

Меня отвлёк подошедший Кренкель.

– Всё готово, товарищ Архангельский, – он покосился на стоящих рядом посторонних, – новый антенный усилитель установлен.

– Хорошо, сейчас будем. Лаврентий Павлович, мы с товарищем Раевским отлучимся в радиорубку. Ты не мог бы взять на себя почётную обязанность отделения агнцев от козлищ?

– Я таки помогу, – Предложил свои услуги Сагалевич.

– Изыди, окаянный, – отец Алексий покачал кадилом. – Сами справимся.