Текст книги "Параллельные прямые"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 28

 
Когда-нибудь потом, наступит божье время.
И мудрая любовь взойдёт на царский трон.
И кто-то вроде нас, закинет ногу в стремя
Чтоб ехать не на брань, а к богу на поклон.
 

Сергей Трофимов

Житие от Израила

Вот и настала моя очередь помирать от скуки и тоски. Казалось бы, чего ещё желать? Наш кораблик надёжно укрыт в тихой бухте, и зловредные северные ветра пролетают над мачтами, не задевая их. Даже подвижки льда всю зиму не беспокоили. На «Челюскине» тепло, светло уже круглосуточно, и тонуть мы не собираемся принципиально, а всё равно что-то не то.

Надоело однообразие цвета. Белый снег, белый лёд, белые скалы ближайших островов. Только белое безмолвие отсутствует. И невозможно вообще. То боцман Заморский по палубе гоняет ездовых собак, распустившихся и обнаглевших без террора нашего Такса. То гидрологи начинают что-то бурить прямо под моими иллюминаторами, а на вежливые, но матерные упрёки отвечают, что полярный день – понятие относительное и от стрелок на часах не зависит.

Вот, пожалуй, и все наши развлечения. И охота на медведей не в радость. А что там интересного? Пошёл, увидел, застрелил. Рутина. И сидим мы с Лаврентием Павловичем, как два Робинзона, и с завистью слушаем по радио последние известия. Вот где жизнь настоящая у людей идёт! Сказали, что наш Гиви подвиг совершил, до невозможности героический. Это он может. Без коньяка проживёт, а вот без совершений…. Как я его понимаю. И тоже хочу два ордена. Или один, но большой.

А кто это прётся без стука? Товарищ Берия, собственной персоной. Лёгок на помине. Ладно, ему можно не стучаться. Всё же у нас одна каюта на двоих.

– Я только что из радиорубки. За нами выслали самолёт. – Вот Лаврентий, вот молодец! Умеет же поднять настроение!

– Да ты что?!

– Серьёзно тебе говорю, Изяслав Родионович. В Москве очень заинтересовались нашей аналитической запиской, что на прошлой неделе передали. Вот Иосиф Виссарионович и побеспокоился.

– А кто у аппарата был, неужели сам?

– С Каменевым разговаривал. Говорит, что Гавриил Родионович в госпитале с тяжёлым ранением.

– Не может быть.

– Ну не врёт же он? А наш Такс погиб.

– Как?

– В бою, смертью храбрых. Увидев моё потрясённое состояние, Лаврентий Павлович протянул руку, и извлёк из воздуха стакан с коньяком, благо уровень святости уже позволял. Я принял лекарство с благодарностью. Но не полегчало.

– Не переживай так, Изяслав Родионович, – успокаивал Берия. – Завтра прилетит самолёт, на месте всё и выясним.

– Чкалова опять пошлют?

– Да, ты что, товарищ Раевский, новости не слушаешь? Наш Валерий Палыч ещё две недели назад в Америку улетел, рекорд дальности ставить.

– А к нам не заглянул по пути. Нехорошо.

– Полёт же беспосадочный.

– Ну и что? Кто узнает? В баньке бы попарились, за жизнь поговорили. Что за молодёжь пошла? Никакого уважения к старшим. Ладно, Лаврентий, пошли Воронина со Шмидтом предупредим. Не забывай, нам ещё прощальную поляну накрывать. Или как лучше назвать – льдину?

Житие от Гавриила

– Ну-с, молодой человек, на что жалуетесь? – хитрый прищур моего лечащего врача предвещал очередную гадость.

Тоже мне профессор. Образованный, вроде бы, дяденька, без пяти минут академик, а всё равно дурак дураком. В одной фразе сразу две ошибки допустил. Во-первых, я не совсем и молодой, просто выгляжу очень хорошо для своих лет. А во-вторых – совсем не человек, чем и горжусь.

Только доктор понять этого не может, и от своей беспомощности придумывает всё новые казни египетские, которые он называет исследованием скрытых возможностей моего организма. Ох, и настырный тип! Уже два рентгеновских аппарата загубил, пытаясь пересчитать органы в моих многострадальных внутренностях. Вот зачем это ему? Всё равно ничего не увидел.

И ладно бы искал пули, которые так и не смог вытащить. Нет, всё норовит облучить то, что грудью нельзя назвать даже при всём желании..

– На жизнь я жалуюсь, доктор.

– Это, батенька, не ко мне, – развёл руками врач. – Мы больше по другому специализируемся, всё о здоровье печёмся.

– Так я же здоров. Чего беспокоиться?

– Не знаю-не знаю…, – может оно у Вас и железное, но пока точно не убедимся….

А вот фигушки тебе, старый живорез! Знаю я ваше – убедимся. Это значит, что меня нужно разрезать, сунуть любопытный нос внутрь, убедиться, что всё в порядке, и ещё на пару месяцев уложить на госпитальную койку. В гробу я её видел. Совсем не прельщает сия блистательная перспектива. Валить отсюда нужно при первой же возможности.

Профессор всё не унимался. Постучал согнутым пальцем по моей мощно-геройской груди, и прислушался, как звенит в ответ невидимая под иллюзией больничной пижамы кольчуга. Она, родимая, и не позволила хирургам добраться до моего бренного тела. Спасла жизнь, можно сказать. А что пули? Да тьфу на них. Мой метаболизм позволяет даже бомбические ядра усваивать. От чугуна, правда, потом страшная изжога.

В дверь палаты робко постучали, и появилось испуганное лицо пожилой медсестры:

– Рувим Яковлевич, тут к товарищу раненому посетитель пришёл.

– Я же сказал – никого не пускать!

Медсестра ойкнула и влетела в помещение. Следом за ней решительно шагнул высокий священник в парадной рясе.

– По поручению Его Святейшества Патриарха. С пастырским благословлением.

– Ну…, если так…, – пошёл на попятную профессор.

– Именно, подтвердил батюшка. – А теперь оставьте нас. Служение Всевышнему не терпит суеты. Или Вы, товарищ Шнеерзон, тоже желаете вкусить Божьей благодати?

Рувим Яковлевич не возжелал, и поспешил откланяться. А священник достал из пухлого портфеля пыльную бутылку, и повернул ко мне этикеткой.

– Она и есть, «Божья Благодать». Урожай двенадцатого года, крымская лоза. Господь обманывать не разрешает. А где тут у Вас стаканы, товарищ генерал-майор?

И только когда четвёртая бутылка вылетела в форточку и упокоилась с миром в зарослях расцветающей сирени под окном, святой отец заговорил о деле, с которым был отправлен ко мне.

– Сегодня вечером прилетают Ваши товарищи с «Челюскина».

– Батя, дай я пожму твою мужественную руку. Вот это новость. Спасибо, уважил.

– Подождите, товарищ генерал. Меня ведь не только Патриарх сюда направил. Ещё и сам Иосиф Виссарионович лично инструктировал.

– Мог бы и сам заехать, – заочно укорил я товарища Сталина.

– Нельзя, – вздохнул батюшка. – Потому и просили проделать всё тайно. Никто не должен знать о Вашей роли в событиях на территории бывшей Литвы и ныне покойной Польши. Международная обстановка обязывает и требует невмешательства. Одно дело – добровольцы, и совсем другое – целый генерал.

– И потому про мои мифические подвиги во всех газетах напечатали? Это Вы называете сохранением тайны?

– Позвольте не согласиться. Там фамилия нигде не указывалась, только инициалы. А.Г.Р. Может, это был бразильский генерал? По имени Альварец Гильермо Родригец?

– Угу, – согласился я. – Тот самый бразилец, который с криком: – «Вот я вам, блядям, ужо покажу!», сбил низколетящий литовский самолёт метко брошенным обломком рельсы.

– Что Вы такое говорите, Гавриил Родионович, «Правда» газета солидная, ни о каких блядях в ней не упоминается.

– Ладно заливать-то, святой отец. Своими глазами в «Комсомолке» видел.

Священник достал блокнот, и сделал в нём пометку:

– Совсем молодёжь распустилась. Примем меры, наложим епитимью.

– На Соловках или в Сибири грехи отмаливать будут?

– Упаси Господи, товарищ генерал. Кто же в наше время ценными специалистами разбрасывается? Поработают некоторое время в «Льне и Конопле», потом на «Мурзилку» перебросим. Оно пользительно будет для просветления ума и культуры печатного слова.

– Сурово, – только и посочувствовал я корреспондентам.

– А по иному и нельзя. Россия в кольце врагов, – батюшка перекрестился и добавил: – Аминь!

Да, против таких аргументов не попрёшь. Впрочем, и не собирался. Только переспросил:

– А что, действительно есть журнал про коноплю?

– Он про детей, и для детей. А, хотя бы и про коноплю, что такого? Наши советские коноплеводы – самые передовые в мире. Государственные награды получают. План перевыполняют ежегодно. И, даже, сверх плана….

Лекцию о взаимодействии детских периодических изданий и сельского хозяйства пришлось не слишком вежливо перебить прямым вопросом:

– Так что просил передать товарищ Сталин?

– Ах, да…. Простите великодушно, товарищ генерал. Самолёт с Земли Иосифа Виссарионовича сделает промежуточную посадку в Твери. Там Вы и подниметесь на борт. А уж по приземлении в Москве встретим, как полагается – цветы, шампанское, поездка по городу в открытых автомобилях…

– С цыганами? – уточнил я.

Глаза у батюшки мечтательно затуманились. Видимо вспомнил свою лейб-гвардии молодость, но быстро взял себя в руки.

– Этого нет в сценарии праздника. Но, учитывая Ваши пожелания, можем пригласить народный хор имени Клары Цеткин с одноимённой чулочно-носочной фабрики.

Такой вариант не устраивал уже меня. Ладно, обойдёмся. Проявим присущую архангелам скромность.

– Когда выезжаем?

– Хоть сейчас, – священник заглянул в свой портфель и поправился: – Вообще-то минут двадцать у нас есть…. Машина у ворот ждёт. Пока переодеваетесь, как раз успеем. Или нет?

– Что, значит, нет? Разливайте. Да пребудет с нами Благодать Божья!

Мы дружно перекрестились и, звякнув стаканами, восславили Господа. А переодеться, это я мигом. Только зашёл на минутку в ванную комнату, которой была оборудована моя отдельная палата, и сменил иллюзорное обмундирование. Но ордена настоящие оставил. Только количество уменьшил. Согласитесь, странно выглядел бы полярник, спускающийся по трапу самолёта, весь обмотанный, как революционный матрос пулемётными лентами. В том смысле, что лента Андрея Первозванного, и ещё одна, Георгия первой степени, смотрелись бы слишком вызывающе.

Но всё равно, на батюшку, знающего толк в наградах, мой иконостас произвёл надлежащее впечатление. Он вскинул руку к камилавке, вытянулся во фрунт, и отрапортовал:

– Ваше Высокопревосходительство, разрешите представиться – штаб-ротмистр Воронков!

– Будет Вам тянуться, святой отец.

Священник смутился, вспомнив о сане, и попросил:

– Вы подождите несколько минут, товарищ генерал. Я пока врачей с медсёстрами отвлеку.

– Это ещё зачем?

– Не хотят Вас выписывать, сволочи. Упёрлись, и всё. Даже сам товарищ Сталин ничего не смог сделать.

– Вот они, вредители.

– Как Вы сказали? – Воронков опять раскрыл блокнот. – Врачи-вредители? Забавная формулировка. Не будете возражать, если мы её когда-нибудь при случае используем?

– Да пожалуйста. На авторство претендовать не буду. И гонорар не прошу, – я подошёл к окошку и выглянул вниз. – А знаете что? Давайте встретимся уже у машины? Тут вроде бы не высоко.

Раскрытая рама впустила в палату весенний воздух, пропитанный запахом распускающихся вишен. Я глубоко вдохнул и шагнул за подоконник. Привычно хлопнули крылья за спиной, а перед тем, как запоздало включил маскировку, услышал восторженный возглас:

– Слава тебе, Господи! Сподобил лицезреть чудо Твоё на старости лет! Прости мне сомнения мои!

Сейчас встречу у машины, и спрошу…. Кого это он чудом обозвал?

Кремль. Кабинет И.В.Сталина. Поздний вечер того же дня.

– Проходите, товарищи, чувствуйте себя как дома, – Иосиф Виссарионович последним вошёл в свой кабинет, обернулся в дверях, и жестом что-то показал Поскрёбышеву. – По-хорошему бы нужно было ко мне на дачу поехать, но народ нас не поймёт. Положение обязывает. Если герои – так непременно и обязательно в Кремль.

Изя, сверкающий лучезарной улыбкой и новенькими орденами, среди которых был и Золотой Крест Героя Советского Союза, наклонился к моему уху и прошипел:

– Знаешь, где я этот народ видел? Он, видите ли, не поймёт. А нам приходится четыре часа по Москве ездить в унтах и песцовой шубе. От меня потом прёт, как от лошади Пржевальского.

– А ты бы меньше их нюхал. Вон, лучше на Лаврентия посмотри.

Наш Палыч со счастливой улыбкой ходил по кабинету, хорошо знакомому ещё с прошлой жизни. Но полностью насладиться процессом узнавания, когда каждую полузабытую вещь хочется потрогать руками, не позволили сталинские секретарши. Симпатичные девицы торжественным маршем прошествовали из приёмной, где ими руководил суетящийся Поскрёбышев. Строгий стол для заседаний покрылся разнокалиберными бутылками.

– А закусь? – Изя зачем-то спросил это у меня, будто это я руковожу кремлёвской кухней. – Гиви, ты тут местный, скажи им.

– Погоди, куда торопишься?

– Что значит, куда? Посмотри на этих профурсеток – сами всё слопают. А перед дальней дорогой следует подкрепиться основательно.

– Есть предчувствие? – способность моего напарника к некоторому предвидению давно не вызывала сомнений. Самая нижняя часть спины – штука точная, куда там барометрам-анероидам.

– Ещё не могу определить куда, но то, что пошлют – сто процентов, – генерал Раевский втянул воздух породистым носом. – Чую! Много вкусного чую.

– Обжора! – упрекнул я Израила.

– Просто осторожный. Лучше вот что напомни, – Изя ещё сбавил громкость. – Прервать речь вождя бурчанием в желудке – уже терроризм, или просто контрреволюционная агитация?

Чтобы заткнуть Изе рот, пришлось наступить ему на ногу, потому что Сталин уже принялся рассаживать своих гостей. Самолично, причём. Куда мир катится? Мне досталось место между двумя наркомами. Слева Сергей Сергеевич Каменев, а справа Анатолий Анатольевич Логинов. Я даже хихикнул про себя – можно желание загадывать.

Лаврентий Павлович скромно примостился на краю, рядом с Блюхером. Ну, с этими всё понятно – тайные службы лишних ушей не любят. А вот расположение напарника настораживало. С одной стороны сам Иосиф Виссарионович, а с другой народный комиссар культуры Булгаков. Все трое уже посматривали на меня, причём Михаил Афанасьевич с профессиональным интересом. А Изя умудряется шептать что-то на ухо сразу обоим. Вспомнит про гитару – убью! Два раза.

Логинов повернулся ко мне с бутылкой в руках:

– Гавриил Родионович, не желаете?

Его поддержал Каменев:

– Попробуйте, не пожалеете. КВ 2/2, сорок первый год выдержки пошёл. Из иностранных – разве что «Камю» сможет сравниться. Рекомендую, как нарком обороны. Способствует поднятию боевого духа.

И они будут объяснять?! Будто не пивали…. Я кивнул, и принялся высматривать кусочек сыра. И не нашёл, только брынза и сулугуни. И правильно! Какие могут быть разносолы, если в стране карточная система не отменена? Будем давиться осетриной….

– Внимание, товарищи, – Сталин привычно постучал вилкой по графину, требуя тишины. – Сегодня мы собрались здесь, в узком кругу, чтобы чествовать мужественных покорителей Северного Ледовитого океана. Подождите… не нужно аплодисментов, всё же не в театре.

Иосиф Виссарионович замолчал, давая время осознать неуместность бурных оваций, набил трубку, отложил её в сторону, и продолжил:

– Но это – официальная версия. На самом деле, я собрал наше маленькое Политбюро для обсуждения аналитической записки товарищей Раевского и Берии-старшего.

– Какое Политбюро? – удивился нарком культуры. – Но я даже не коммунист.

– Это не существенно, товарищ Булгаков. Чтобы пасти баранов, вовсе не нужно становиться одним из них. И давайте не будем отвлекаться на такие мелочи, как партийная принадлежность. Всё равно других партий у нас нет, и не будет. А лучше мы совместим приятное с полезным, и вместо тоста пусть каждый расскажет о положении дел в его ведомстве. Кто первый, есть у нас добровольцы? Как Вы думаете, Семён Михайлович?

Не ожидавший подвоха Буденный вздрогнул, но поднялся со стула с самым решительным видом:

– Могу и первым сказать. В моих бронетанковых войсках…. Стой, Клим, куда наливаешь эту кислятину? Я воспитывался на самогоне, поэтому буду пить водку! Краёв не видишь? Только с мысли сбиваешь. О чём мы начали?

– О бабах, – шёпотом подсказал Ворошилов, но наткнулся на укоризненный взгляд Сталина. – Про свои войска ты говорил.

– А чего о них говорить? У меня всё в порядке. Вот только найти ту сволочь, что мосты строила…. Шестнадцать танков утопили на переправах…. Не выдержали веса и рухнули…

– Новые? – ахнул Климент Ефремович. – Почему никто не докладывал?

– С какой стати? Или ты уже за мосты отвечаешь?

– Я про машины.

– Слава богу, нет. А то бы хрен когда вытащили. Тридцать тонн веса – это не шутка. Клим, ты представляешь, что такое цементированная броня?

– Какая? – переспросил Ворошилов. – Так вот куда пропадают дефицитные стройматериалы! Ты это прекрати, слышишь? Работай, но не в ущерб строительству укрепрайонов.

– А ты не лезь не в своё дело.

Сталин остановил перепалку военачальников:

– А зачем Вам такие тяжёлые танки, Семён Михайлович? Старые не устраивают?

Будённый кивнул, подтверждая слова вождя:

– Для того, Иосиф Виссарионович, чтобы о противнике не докладывать. Вот приезжайте завтра на полигон, покажу.

– Про освящение техники не забудьте! – громогласно напомнил Патриарх, с недавних пор присутствующий на всех мероприятиях.

– Само собой, Алексей Львович. Вот закончим испытания, и перед запуском в серию обязательно пригласим благословить. К концу лета не сильно заняты будете?

– На святое дело время всегда найдётся. Делать танки – занятие богоугодное.

– Так их по всему миру делают тысячами, – попытался возразить Булгаков. Но замолчал, увидев здоровенный кулак предстоятеля.

– Не богохульствуй, Михаил Афанасьевич, и не впадай в ересь. Сатана, в подражание Господу, создал обезьяну. И тут, по аналогии…

Акифьев налил себе кагора, перекрестил стакан, и поднялся:

– Ну, раз у Семёна Михайловича всё в порядке, дайте я скажу.

И начал говорить…. Красиво так и складно, как подобает выпускнику Нижегородской духовной семинарии. Больше всего мне понравился рассказ о тяжёлой работе по искоренению буржуазных отрыжек, противных православному Советскому государству, заключающихся, главным образом, в гомосексуализме, толкиенизме, и либерализме. Да, если с первыми двумя всё понятно, то чем же ему гнилые либералы не угодили? Я решил уточнить:

– И каким образом Вы их искореняете?

Алексий не промедлил с ответом:

– Исключительно по староотеческим заветам.

– В монастырь?

– Господь с Вами, Гавриил Родионович, есть и более действенные методы.

– Знаю я эти методы, – пожаловался сидевший рядом Логинов. – У меня из-за них постоянные международные скандалы. Шесть стран уже прервали дипломатические отношения и отозвали посольства. За что повесили голландского третьего секретаря?

– Чем грешил, за то и повесили, – сурово отрезал Патриарх. – И впредь не будем придерживаться политики двойных стандартов.

– Тогда и Шуленбурга туда же…. Пруссию обещал? Даже договор подписал, а не отдаёт, собака. И кто он, после этого?

– Сделаем, Анатолий Анатольевич, сейчас вот в блокноте помечу.

Сталин слушал разговоры и добродушно улыбался в усы. Ну прямо умилительный портрет для Дворца пионеров. Но при упоминании германского посла вмешался:

– Вы, товарищи, поаккуратнее. На нас и так уже весь мир косится. И, согласно докладу генералов Раевского и Берии, собирается пойти войной.

– Как это, все сразу? – удивился Ворошилов.

– Может и по отдельности. Или, вообще без объявления. Англичане уже перебросили в Финляндию четыре своих дивизии. Могли бы и больше, но норвежский король товарищ Хокон, выполняя условия нашего договора, обещал торпедировать любое судно в Баренцевом море.

– И лимонники испугались? – усомнился Климент Ефремович.

– Нет, конечно. Но очень удачно прошёл слух о размещении в шхерах северной Норвегии трёхсот семидесяти советских подводных лодок.

– А у нас столько есть?

– Пусть над этим в Лондоне голову ломают. Только вот всё дело в том, что для нас и тех войск, что успели перевезти, за глаза хватит.

– Хреново, – с солдатской прямотой оценил обстановку Будённый. – Новые танки по карельским болотам не пройдут. Да их всего-то три штуки. Разве что лёгкими БТ-шками обойдёмся?

– Боюсь, и этого будет недостаточно, – тут уже Изя не вытерпел. – По результатам анализа радиоперехватов, по другим косвенным данным, на стороне нашего противника собираются выступить Турция и Чехословакия. Поэтому, я бы порекомендовал начать частичную мобилизацию и переброску войск с Дальнего Востока.

Тут уже у Блюхера глаза на лоб полезли:

– Вы что, товарищ Раевский, хотите чтобы японцы ударили нам в спину? Думаете, они простят нам потерю Манчжурии и Хоккайдо?

Изя вопросительно посмотрел на Сталина, требуя поддержки. Тот неторопливо раскурил трубку и ответил:

– Не беспокойтесь, товарищи, с этой стороны мы уже обезопасились. Я попросил Егорова вернуть остров Японии….

Тишина, даже рюмки не звякали. А Иосиф Виссарионович выпустил облако дыма и уточнил:

– В обмен на Аляску.

Никто не успел проникнуться восхитительной бредовостью и наглостью идеи. Громко и требовательно зазвонил телефон и на пороге возник Поскрёбышев.

– Простите, товарищ Сталин, Вы приказали ни с кем не соединять…. Но тут…. Понимаете…

Вождь взял трубку и нажал кнопку громкой связи.

– У меня нет секретов от Политбюро, – пояснил он. – Сталин у аппарата. Что? Владимир Ильич?

Мощный динамик разнёс по кабинету знакомый до боли картавый голос нашего шефа:

– Гавриил! Убери от меня свою крылатую бестию! Немедленно возвращайтесь!

Техника плохо передавала оттенки звуков, наверное, из-за помех, создаваемых местным халявником, но в интонациях явственно слышалась паника. А ещё донёсся нарастающий вой, как у пикирующего бомбардировщика.

– Что случилось, Владимир Ильич? – вождь продолжал заблуждаться насчёт личности собеседника. – Прислать комендантскую роту?

– Нет, – донеслось в ответ. – Лучше проследите, чтобы товарищи вернулись без задержки.

– Каким образом?

– Включаю портал перехода.

На стене засветился прямоугольник, переливающийся голубоватыми искрами. Ладно ещё шеф не стал выходить из образа, и в уголке портала блестела золотом надпись – «Сделано в СССР». Но, как мне кажется, знак качества тут был лишним. Он позже появился.

Сталин посмотрел на новое украшение кабинета, потом на меня, на Изю, сгребающего икру с тарелок в ведёрко для льда, на Лаврентия, растерянно протирающего пенсне, и сказал:

– Что же, товарищи…. Такие приказы нужно выполнять. Думаю, мы ещё встретимся. Вы сейчас в Конотоп, к местному леснику?

– Почти, Иосиф Виссарионович, – по возможности честно ответил я, и подошёл к порталу. – Даст Бог, увидимся.