Текст книги "Параллельные прямые"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8

 
А вдруг это очень приличные люди?
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет?
 

Владимир Высоцкий

«Тьфу ты, дьявольская сила! Эк их, дряни, привалило!» – Перебирая личные дела заключённых, Лаврентий Павлович бормотал под нос цитаты из «Конька-горбунка». Уголовников – в одну сторону, политических в другую. Ладно, это были не те, настоящие, многотомные пухлые дела, хранящиеся в архивах. Так, два листочка с фотографией и краткой биографией. Плюс многострочный список статей и преступлений по ним.

Берия расположился за столом в каюте бывшего начальника конвоя «Пижмы». Отец Алексий и Сагалевич, сидевшие на разных сторонах громадной кровати, отгородились друг от друга кипой бумаг и давали краткие характеристики по знакомым фамилиям.

– А кто такой – Велосипедиди? Грек?

– Нет…э-э, товарищ комдив, – Соломон Борухович с усилием произнёс неприятное для него слово, – из наших.

– Из жуликов? – Уточнил священник.

– Нет, из радистов, – разочаровал его Сагалевич. – Изобрёл телефон переносной, весом всего пять килограммов, вместе с батареями. Дальность передачи – до двадцати километров. Пришёл на приём в Наркомат связи, а на следующую ночь за ним приехали. Червонцем по рогам, за развитие шпионских технологий.

– А этот, Воронков?

Отец Алексий встал и подошёл к столу, что бы посмотреть на дело. Узнав фотографию, он улыбнулся.

– Тут уже я смогу ответить. Это – преподобный Александр из Нижегородской епархии. В Старо-Ярмарочном соборе служил. Придумал, как из опилок мебель делать.

– Вот его за дело посадили, – одобрил Лаврентий Павлович. – Кто же купит шкаф из опилок? В стране что, деревьев мало? Да, а почему статья пятьдесят восьмая?

– При аресте уронил из окна двух милиционеров и сбросил в Оку служебную машину. Богатырь.

Берия снял пенсне, и устало потёр лицо ладонями.

– И куда мне теперь девать таких орлов?

– Там не только орлы, – стал объяснять Сагалевич, – и львы есть. Вот посмотрите – Лев Абрамович, Лев Эммануилович, Лев Михельсидекович…. Такие же старики, как и я. Ну какие из нас изобретатели и инженеры? Отпустите нас, пожалуйста, Лаврентий Павлович?

– Куда?

– За границу отпустите. – Так жалобно, что незнакомый человек принял бы за истинные чувства, попросил Соломон Борухович. – Вам ведь понадобятся шпионы, в той же Франции или САСШ? А что может быть естественнее радиолюбителя с собственной радиостанцией?

– И вы добровольно будете шпионить? – Усомнился отец Алексий.

– Кто Вас научил говорить такую ерунду, батюшка? – Сагалевич всей позой изобразил насмешку. – Конечно же, нет. Мы будем вынуждены заняться этим под жутким принуждением этой вашей ОГПУ.

Лаврентий Павлович, не торопясь с ответом, долго протирал линзы, наконец, водрузил пенсне на место и спросил:

– И вот просто так, на чистом энтузиазме?

Старый Соломон рассмеялся чистым, детским смехом.

– А мы разве не будем получать зарплату? Или Вы не считаете нас евреями? Я таки могу предъявить доказательства.

– Только попробуй, – предупредил отец Алексий, кивая на кадило.

– Теоретически я могу себе представить такой вариант, – согласился Берия, наблюдая, как Сагалевич пытается подвинуться подальше от грозного священника, – но где гарантия, что по прибытии в Америку, вы не пойдёте сдаваться в ФБР?

– Товарищ комбриг, – не унимался старый шпион, пересев на стул в другой стороне каюты, – Вы же не барон Ротшильд, а я не пришёл закладывать фамильные драгоценности. Ну, какие могут быть гарантии? Лучше представьте, сможем ли мы жить в какой либо стране, и не устраивать ей пакости? Одну маленькую, или, хотя бы, много больших?

– Да…. И много вас таких?

– Миллионов пять наберётся. Ой…. Нет, на корабле, конечно, поменьше. Инженеров же Вы заберёте? Тогда человек сто.

– А уголовники?

– Так Вам людей посчитать, или сказать, сколько народа? – Ответил Соломон Борухович. – Всех социально близких можете забрать себе, мы не обидимся. А давайте, Лаврентий Павлович, продадим их Нахамсону на шахту? Гирш заплатит в твёрдой валюте.

– Русскими людьми торгуешь, морда? – Взревел отец Алексий, пытаясь нащупать на боку отсутствующий палаш.

– Подождите, Алексей Львович, – Берия остановил священника, – какие же они русские? Это про Вас можно сказать. Уже про меня. Или, даже, про Соломона Боруховича. Вот мы – русские. А уголовники…. Всё, кончилось время социально близких. Урою урок.

Добровольные секретари с должным почтением внимали начальственному гневу, впрочем, не понимая его причин. Но Лаврентий Павлович быстро успокоился и стал прежним, крайне невозмутимым комбригом с тихим голосом.

– Мы подумаем над Вашим предложением, товарищ Сагалевич, – того перекривило от обращения, – мне нужно посоветоваться с шефом.

– С Гавриилом Родионовичем?

– Ага, с ним. Не с Михал Иванычем Калининым такие вопросы обсуждать.

Житие от Гавриила

Лежу в тесной радиорубке на диванчике и изнываю от жары. Эти кочегары, точно пособники вероятного противника. Разве можно так пускать пар на отопление? Изя, правда, объясняет излишнее тепло работой радиоаппаратуры. Лампы, мол, там здоровенные, вот они и раскаляются. Ха, за дурачка меня принимает. Даже дети загадку знают – светит, но не греет. А они даже и не светятся, так, волосинка какая-то внутри горит. Уши он мне греет, собака. Не лампа – Изя.

И злобный такс страдает. Вот он, притулился в ногах, и посматривает, в тайном ожидании, что я из кармана ему белого медведя вытащу. Всё ещё надеется поохотиться, по несколько раз в день выбегает встречные льдины осматривать, а потом перед зеркалом грозному рыку тренируется. Ездовые собаки уже неделю как боятся из трюма вылезать, за что охотнику ежедневный боцманский респект. Разъедается чудовище моё кривоногое, скоро по трапу не сможет взобраться. Но на зов Сан Саныча летит стрелой. Предатель. Так вот она проявляется, немецко-фашистская порода.

Да, кстати, о немцах. Гитлер же в этом году должен на выборах победить. Они уже были, или нет? Надо будет у Лаврентия спросить, наверняка в его диссертации записано. Напарник ещё вчера предлагал Адольфа попутно грохнуть. Оно бы и неплохо, я лично не против, но как его теперь на полюс затащить?

– Ну вы долго ещё там настраивать будете? Эрнст Теодорович, ты частоту не забыл?

– Я там шкалу ножиком процарапал, – вместо радиста ответил Изя, прикручивая провода к большому громкоговорителю. – Не волнуйся, сейчас готово будет. Не терпится с шефом поговорить? Сейчас он тебе хвост накрутит.

– Настолько грозен? – Спросил Кренкель.

– Не то слово, – лицемерно вздохнул товарищ архангел. – Форменный зверь. Ночами не спит, всё думает – куда бы нас послать? А ты говоришь – грозен. Это бы полбеды.

– Да… – посочувствовал Теодорыч. – И как его Менжинский до сих пор терпит?

– Кого? – В один голос спросили мы.

– Ягоду, кого же ещё?

Из репродуктора слышался обычный шум, треск и свист вперемешку с чужой морзянкой. Что, впрочем, старшего радиста не смущало. Он привычно отбивал ключом свои позывные, пытаясь достучаться до неизвестного ему шефа. Уже восьмая попытка заканчивалась неудачей.

– Может у них обед? – Предположил Кренкель.

Я поглядел на часы. Всё может быть, распорядок дня в нашей конторе весьма вольный и своеобразный. Особенно у нас в отделе. Бывает, так всё надоест, что обеденный перерыв с каждым часовым поясом устраиваешь.

– Ну, чего кричите? – Из динамика вдруг раздался знакомый голос с сильным грузинским акцентом. – Слышу я всё. Мощность передатчика убавьте, уши закладывает.

Старший радист подскочил со стула, встал по стойке «смирно» и, косясь на радиостанцию, прошептал:

– Ваш начальник сам товарищ Сталин?

– А ты как думал, Теодорыч? – Изя расплылся в довольной улыбке. – Станем мы ещё на всякого Ягоду размениваться.

Шеф в громкоговорителе пошелестел бумагами, с хрустом в скулах зевнул, и продолжил:

– Морзянку вашу, тут всё равно некому переводить. Поэтому спрашивать меня ничего не надо, не отвечу. Потому, слушайте. Да, секретность обеспечьте. Посторонние есть?

– Так я пойду? – Утвердительно спросил Кренкель, и вышел из рубки.

– Значит так…. Товарищи, братья и сёстры…. Пардон, не тот листок взял. Ага, вот он.

Видали апостола? Без бумажки двух слов не свяжет, если, конечно, без мата. И это один из лучших.

– Короче так, ребята, – по новой завёл наш Чудотворец. – Как я и говорил раньше, у вас проблемы.

– А я и не знал. – Прокомментировал сообщение напарник.

– Ну, не то что бы очень большие, так, накладочка вышла.

– Да, совсем малюсенькая, – Изя продолжил одностороннюю полемику.

– Моя шутка с названием корабля, оказалась… м-м, несколько неудачной.

– Так ты шутил, сволочь? – Возмущению архангела Израила не было предела. Молодой ещё, наивный.

– Ночью, накануне вашего отплытия, противником была устроена диверсия, заметили которую, к сожалению, слишком поздно.

– Что там у тебя взорвали, супермаркет на перекрёстке седьмого неба и проспекта имени Взятия на лапу?

– Заткнись пожалуйста, уважаемый, – попросил я. – Мешаешь слушать.

Изя не ответил, лишь презрительно оттопырил нижнюю губу и отвернулся. Шеф, видимо дававший нам время на переваривание новостей, опять заговорил.

– В четыре часа утра, вероломно, без всякого объявления войны, противником был запущен Большой Гудронный Эквалайзер.

– Адронный коллайдер, – автоматически поправил напарник. Тоже мне, заклёпкометр домашнего разлива.

– Были приняты меры по обезвреживанию и остановке агрегата, но в результате его кратковременного воздействия на существующую реальность, произошло самопроизвольное появление нескольких параллельных миров, и срастание их с халявниками. В одной из этих параллелей вы сейчас и находитесь.

– Охренеть! – Теперь уже моя очередь настала спорить с невидимым шефом.

– Связи с этими мирами не существует, за исключением вашего. Да и с вами только по радио. Помочь ни чем не сможем. По прогнозам наших учёных, эффект изоляции может продлиться несколько лет субъективного времени. Короче, господа архангелы, постарайтесь не скучать до решения проблемы. И… не надо меня благодарить. Конец связи.

Изя подошёл ко мне, кажется передумав обижаться, взял за руку, и, глядя в глаза, попросил:

– Гиви, когда отсюда выберемся, не ходи бить ему морду без меня. Хорошо?

– Какой разговор? Замётано. – И повернулся на скрип открывшейся двери. – А, Лаврентий Павлович, заходи. Закончил?

– Нет ещё. Там Акифьев с Сагалевичем доделают. У вас как, связь была?

– Лучше бы и не было, – я махнул рукой и кратенько обрисовал сложившуюся ситуацию. И то, что Никола нашу морзянку понять не может, и про то, что задержимся мы тут гораздо дольше, чем рассчитывали.

– Вот придурок, – Берия оценил умственные способности нашего шефа, – не понимает он. Ну ладно, переводчика не нашёл, но через комп можно было пропустить? Я же сам ему в прошлом месяце новейшее ПО поставил.

– Висту, что ли, десятую?

– Отстой твоя Виста. Я только собственными разработками пользуюсь. Про Лаврентия-53 слышал? Нет? Это вы зря. Мои ребята старались, Муза майкрософтовского отловили.

– Так это из-за него скандал с олимпийскими бесами был? – Вспомнил Изя.

– Нет, там всё тихо было. Кто эмигранта хватится? Мы его взяли как раз при переезде с Парнаса на Порнай. На 121 статье подловили. А тут ещё целый букет отягчающих обстоятельств. По совокупности на три тысячи лет каторжных работ потянуло. Да, чуть не забыл про своих уголовников, тех, что на «Пижме». У Сагалевича неплохая идея появилась.

Житие от Израила.

А мне лично предложение старого медвежатника понравилось. Его стоило обдумать и принять нужное решение, стараясь не упустить нашу выгоду. Неплохой гешефт получится. Что, кто работорговец? А по мордасам? Причём тут угольные шахты Гирша Нахамсона? Какие ещё урки? Ах вот вы о чём…. И не собирался…. Какое у людей воображение нездоровое. Хотите – забирайте их себе. Можете хоть в море всех перетопить. Что, не нужны? Просто из абстрактного гуманизма беспокоитесь? С такими вопросами к товарищу Берии, а мы в подобном замечены не были. Стесняетесь? Оно и правильно.

– Сам то, что предлагаешь, Лаврентий Павлович? – Спрашивает Гиви. Правильно, пусть Берия мозгом пошевелит. А то прибежал, вывалил на уставших от ответственного дела товарищей идею. Нет уж!

Предложения у него были. Например, высадить всех на подходящую льдину, дрейфующую в сторону Канады, и пусть американцы их спасают. Всё бы ничего, но вдруг не спасут? Посчитают экономически не выгодным? Второй вариант, с принудительной посадкой всех желающих в спасательные шлюпки, даже не стоило и рассматривать. Не доплывут.

– Давайте их прямо на пароходе отправим. Устроим побег, так сказать. Чего сразу дурак? Баржу-переростка пожалел? Отдадут, по международному праву положено.

– Не дойдут они до Штатов, – сообщил мне Гаврила.

– И не надо. У нас Шпицберген под носом. А что, Троцкого в Норвегии приютили? И сотню беженцев прокормят.

– "Пижму" не отдам.

– Видал жлоба, Лаврентий Павлович? Экономный…. Чего боишься? Сам судно выручать пойду. Куртку кожаную надену, будёновку у Могилевича выпрошу, на боку маузер. Саблю обязательно, с красным бантом. И что бы сапоги дёгтем воняли. Такого вида любой Хокон напугается.

Гиви подошёл к изящному кабинетному роялю, сел, откинув фалды фрака, и аккомпанируя себе, запел томным голосом Вертинского:

 
И тут вот появляюсь я.
Весь в белом, ну, или светло-сером.
Красив и грозен, как судья.
С большим железным револьвером.
 

(Пометка на полях рукописи. Мелким почерком товарища Берии…. Официально заявляю об отсутствии рояля в радиорубке «Челюскина».)

(Пометка на полях рукописи. Каракули комбрига Раевского…. Вот она, цензура кровавой гебни в действии.)

– Я тебе серьёзно говорю.

– Забудь. Тебе вообще в Норвегии запрещено показываться, – напомнил мне начальник. – Так же, как и в Швеции с Данией.

– Это почему? – Удивился Лаврентий.

– Не знаешь? – Оживился Гиви. – Обижены там не него очень. В своё время товарищ Раевский поручили найти место для ссылки побеждённых скандинавских богов. Справился. Целый город построил в низовьях Волги. Только женщин им не дал. Так и жили, как могли. Отсидели положенный срок, и домой вернулись. А злобу затаили.

– А город какой?

– Астрахань.

– Тогда, Изяслав Родионович, тебе действительно не стоит на приём к королю ходить.

– Подумаешь, король. Не его же там…. Хм…. Да. – Возразил я Берии. – Мелочь европейская. Тогда на Шпицберген пойду.

– Иди. А там тебя инеистые великаны из соседнего халявника встретят.

Пфе…. Нашёл чем пугать. Я ещё в детстве сопливом, да, мне уже лет двести было, таких ётунов на завтрак десятками кушал. Настоящих.

– Нет, Гиви, откуда на нормальном русском острове заморская нечисть заведётся? Я что, зря Грумант открывал? Сто тридцать поселений поморских за пятьдесят лет построил. Мои ребята сюда, как в собственный карман лазали. Почти что вторая родина.

– Неважно. К тому же неизвестно, что в России сейчас творится.

– Так сейчас нельзя говорить, – поправил Лаврентий Павлович. – В Советском Союзе, вот как правильно, Гавриил Родионович.

– Без разницы. Я и Скифию помню, и Сарматию. Даже Киммерийское царство застал.

– А Конана видел? Какой он из себя? Говорят – громадного роста, и рыжий.

Гиви скромно опустил взгляд.

– Не было никакого Конана. Сказки всё это. – Я бы тоже не сознался.

– Ну, не было, так не было, – легко согласился Берия. – А что до Союза…. Какая разница, кто будет шпалы укладывать между Салехардом и Дудинкой. Всех в дело определим. Волкодлаков, оборотней. Хоть вампиров. Помнится, взяли мы одну семейку в Львове….

– Откуда семья у них, Палыч? Они же, вроде, покойники. Заливаешь. У Изи научился?

– Товарищ Раевский, вроде бы, во вранье замечен не был, – заступился за меня Лаврентий. – А у вампиров бывают семьи. Они тоже размножаются. Только орально.

– Как-как?

– Я имею в виду через укус. А по виду – обычные люди, только бледные очень. На лесоповале по шесть кубометров строевой сосны нагрызали. В полнолуние бывало, и две нормы давали.

Гавриил нервно забарабанил костяшками пальцев по столу. Скверная примета. С хохмами нужно завязывать.

– Всё, товарищи, пошутили и хватит. Вернёмся к нашему делу. Что с «Пижмой» в нашем времени произошло, Лаврентий Павлович?

– Не было её в реальности, товарищ Архангельский. Даю стопроцентную гарантию. Была пара статей в жёлтой прессе времён разгула демократии. С тех пор и пошла гулять легенда о тысячах невинноубиенных, утопленных чекистами в Чукотском море. Бред. Никто бы не пошёл на такие затраты. И денег, и трудовых ресурсов. Всё по той же версии, оставшихся в живых после подрыва корабля, эвакуировала американская полярная авиация. Документов, подтверждающих это, нет. Души якобы погибших зеков к нам не поступали. Ходил слух о фотографии в "Нью-Йорк Таймс", но я лично проверил подшивки за несколько лет, и ничего не обнаружил.

– Может, и мы её в лёд вморозим? – Выдвинул и я свою идею. – Подтащим поближе к канадским берегам и на мель посадим, а то вдруг утонет раньше времени.

– А уголовники? Под лёд?

– Зачем? – Хитро прищурился Берия. – Перепишем им документы на пятьдесят восьмую статью, и пускай себе бандитствуют в стране равных возможностей.

– Не поверит никто в подлог. Они и сами на первом же допросе расколются до самой…. Ну, кто до чего сможет.

– Какой подлог? Не надо никого обманывать. Всё официально сделаем. Врать не будем принципиально. Это, вообще, нехорошо.

Вечер того же дня. «Пижма»

В кают-компании, за столом, накрытым кумачом, расположилось Особое Совещание. Председательствовал, как более опытный в иезуитской казуистике, комбриг Берия.

– Следующий.

Открылись двери, и конвойные втолкнули очередного урку.

– Фамилия, имя, отчество?

– Мкртчян, Аристарх Автандилович.

– Иди сюда, – поманил Лаврентий Павлович зека. – Бери тетрадку со стола. Читай вслух первую страницу.

– Сталин дурак, – прочитал уголовник, и ошалело поглядел на Берию.

– Понятно, – констатировал тот, – контрреволюционная агитация и терроризм. Пятнадцать лет лишения свободы. Вопросы есть? Заткнись, нет у тебя вопросов. Следующий!

Глава 9

 
Малярийные летают комары.
Кто-то смотрит из озоновой дыры.
Посмотрел, сурово пальцем погрозил.
Ой, тревога. Дайте мне аменазин.
 

Тимур Шаов

Житие от Гавриила.

Так вот она какая, Земля Иосифа Виссарионовича. Голая и безмолвная. Камни, укрытые ледниками. Узкие проливы, забитые льдом. А я её не узнал, хотя был в этих местах проездом в столицу. Разве сейчас вспомнишь, на склоне которой из гор стоял трактирчик, в котором подавали лучшие вина Гипербореи. Настоящие вина. Горы…. А нет их теперь, лишь слизанные ветрами верхушки торчат памятниками человеческому безумию.

Люди…. Да люди ли? Что же сделали, уроды? Да, пусть в легендах вы остались могучими, мудрыми и прекрасными. Пусть так и останется. Но я то знаю, как оно было на самом деле. Память, моя проклятая память. И крылья, белоснежные крылья архангела. Если пепельная седина бывает белоснежной.

Вначале было слово. Никто не знал, кому первому пришла в голову мысль словом менять свойства материи. Неизвестна точная дата появления того, что впоследствии назовут магией. Началось с малого. Казалось бы малость, вечный светильник. Но именно он подсказал идею. Потом появились многочисленные бытовые безделушки, транспорт, междугородние порталы. Жизнь налаживалась и била ключом. Была основана Магическая Академия и сотни частных школ, где за умеренную, а местами и запредельную, плату обучали всех желающих.

На первый тревожный звонок никто не обратил внимания. Наоборот, всеобщее ликование окружило нового кумира, составившего формулу превращения воды в вино. Виноделы стремительно разорялись, и, по принуждению изобретателя, возглавившего Совет Иерархов, вырубали виноградники. Через год радовалась только треть населения, которой не нужно было искать денег на ежеутреннюю опохмелку, а остальные лихорадочно искали лечебные заклинания, пытаясь спасти родственников. Но магический алкоголизм оказался необратимым, и в ответ на лечение выжигал мозг больного.

Оставшиеся в живых, выдержали приличествующий ситуации траур, и озаботились своим здоровьем. Молодильные яблоки и живая вода дали потрясающий эффект. Лет на двести. Это стоило Гиперборее ещё половину населения, преимущественно женского. Долго дымили крематории по всей стране, не справляясь с утилизацией живых мертвецов.

Вот только не говорите – бес попутал. Не было их поначалу. Пресытившиеся жизнью и развлечениями колдуны, волшебники, чародеи виноваты в их появлении. Захотелось экзотики, – и пожалуйста, кто козла себе завёл, кто поросёнка. Побаловались и бросили. А потомство утопить забыли.

Уже привычно погрустив, маги устремились в космос, где и подцепили жуткую заразу. Ладно бы сами сдохли. Во избежание…. Именно во избежание, мне было приказано направить тот астероид в центр некогда цветущего континента.

Совесть. Что совесть? Перед ней я ответил.

Что же вы сделали, уроды?

– Грустишь, Гавриил Родионович?

Я не расслышал за спиной шагов, и вздрогнул от неожиданности.

– Так, мысли о бурной молодости. Ты, Лаврентий, опять подкрадываешься?

– Не хотел нарушать торжественности момента, – виновато развёл руками Берия. – Я в архиве отчёты читал.

– И что? Теперь на каждом острове будешь меня с цветами встречать? Эти обломки по всему океану разбросаны. Никому не нужны, кроме России, даже америкашки в восемнадцатом году ими побрезговали. Их геологи тут, все, что можно пробурили.

– И не нашли ничего. До открытия месторождений на шельфе ещё лет пятьдесят. Может подсказать идею? Нефть – кровь войны.

– Дерьмо – кровь войны, Лаврентий Павлович.

– Не любишь ты её, товарищ Архангельский.

– Не люблю.

– А если завтра война? Пойдёшь?

– Пойду. И убивать буду. И при необходимости пленных пытать. Понадобится геноцид – пройдём и через это.

– Страшный ты человек, Гавриил Родионович.

– Я не человек, Лаврентий. Как и ты.

Мы третий день строим аэродром, выбрав для него относительно ровную площадку на острове Александра Невского, в девичестве – просто Александры. Ещё бы кто знал, для какого самолёта. Чёрт бы побрал местную секретность. Будто не понимают, что в наших условиях лишний метр посадочной полосы можно считать подвигом. А за десять метров – награждать посмертно и принимать в почётные пионеры, с повязыванием галстука на гроб.

Правда, рабсила у нас дармовая. Пассажиров «Пижмы» вежливо, но настойчиво попросили принять непосильное участие в строительстве.

– Лаврентий, – окликиваю Берию, – перемудрили вы тут с тайнами. Сказали бы точно. Или бойцы невидимого фронта считают, что в Ледовитом океане на каждой льдине сиди шпион с фотоаппаратом?

– А я здесь причём? Между прочим, меня в Москве в это время не было. – Ответил Лаврентий Павлович. – Так что не надо гнусных инсинуаций. И какая тебе разница, чего прилетит? Не пошлют же сюда "Максим Горький".

– Помилуй Боже, – я чуть не перекрестился от испуга, – эта мечта зенитчиков весь остров крыльями накроет. Заодно и утопит своим весом. Хотя…. Знаешь, неплохо бы смотрелись газеты с рассказами о спасении попавших в беду лётчиков героическими челюскинцами.

– А в довесок к статье – орден, – пошутил Берия.

– Не откажусь. Награды лишними не бывают. Тем более и премия прилагается. К "Красной звезде" – полугодовой оклад. А тут и на «Ленина» потянет. Чего ухмыляешься? Видел я твою парадную фотографию. Жалко, что только с фасада, а то бы и на заднице были медали видны. Коллекционер.

– Честно заслуженные, – слегка обиделся Лаврентий.

– Кто бы спорил. Я свои завоёвывал. Хочешь, научу как?

– Иди ты…. – пробурчал недовольный красный опричник и ушёл сам.

И пусть идёт. Не архангелу же за работающими зеками приглядывать? Не по чину. А он пусть на следующую ступень святости дерзает. У меня всё равно уже вершина карьерного роста. Апостолом уже не стать, места заняты, а равноапостольный – понижение в звании.

Ну точно, оставленные без присмотра подневольные рабочие побросали ломы и кирки, нагло игнорируя суетящийся конвой, и попрятались за валунами, защищавшими от холодного ветра. Напрасно старший красноармеец Фарадей, получивший главнокомандование над вертухайскими войсками, злился и матерился. Что он сможет сделать человеку, имеющему приговор со сроком, сравнимым со средней продолжительностью жизни ещё двести лет назад? Расстрелять? Права не имеет, кроме как при попытке к бегству. Но покажите такого недоумка, который захочет отсюда убежать. Нет, не то, что бы очень нравится – просто некуда. И пайка на удивление хорошая. Её конвой тоже не может урезать. Поэтому, при появлении Фарадея сотоварищи, зеки нехотя вставали, ковыряли камни, и тут же теряли энтузиазм, оставаясь без присмотра.

А что вы хотели? Разве тридцать бойцов с одним семилетним образование на всех, пусть даже и вооружённые грозными винтовками с примкнутыми штыками, смогут заставить работать полторы тысячи интеллигентов и воров, порой не отличимых друг от друга.

– Конвою построить заключённых, – негромко скомандовал Берия. Интересно, он вообще кричать умеет?

Пока выполнялось приказание, Лаврентий Павлович присел на камень и достал из кармана пачку Кэмела. Странно, а раньше вроде бы не курил. Хотя какой смысл беречь здоровье, если тебя расстреляли пятьдесят лет назад. Или тридцать вперёд, как считать. Конечно, и наше дурное влияние сказывается. Ладно ещё сигареты выбрал соответствующие эпохе. А фильтр, его всегда можно объяснить буржуазными причудами импортного продукта. Изя свои любимые сигареты в портсигар перекладывает. Пижон, выменял у кого-то из экипажа чудовищный серебряный сундук, весом не менее полутора фунтов. И уверяет, что у настоящих попаданцев именно такие и должны быть. Хозяин – барин. Но носить такую тяжесть в кармане галифе – моветон. Мало того, что при ходьбе штаны сваливаются, как еще и по… хм… да, по ним со звяканьем и бьется.

Подотчётный Фарадею контингент построился в четыре неровных шеренги.

– Итак, граждане, – начал Берия, – оглашу весь список. Он до безобразия короткий. Перед вами будущий аэродром, на котором должен сесть самолёт с вашей амнистией. Всё очень просто, делитесь на три бригады, и на каждую берёте по сто метров. Закончившим первыми снимаем две трети срока. Вторыми – половину. Отстающим, добавим освободившиеся после передовиков сроки отсидки. Всем и всё понятно?

– Но это несправедливо! – Раздался возглас из глубины строя.

– Чушь! Мы пользуемся понятием революционной справедливости, завещанной нам товарищем Карлом Марксом и Владимиром Ильичём Лениным.

– Послал Бог родственника, – в тишине голос Соломона Сагалевича был слышан на весь остров. – Надо было его в детстве удавить, зря не прислушался к голосу разума. И прадед хорош, не мог племянника приструнить.

Лаврентий Павлович испепелил наглеца взглядом и отдал команду разойтись.

– А тебе, гражданин шпион, поручается руководство строительством. И смотри, Америка может и без тебя обойтись.

Вот ведь как складно врёт, подлец. Сразу видна старая партийная школа. Мастер слова, можно сказать.

Житие от Израила

Что-то комбриг Архангельский у нас в последнее время раскис, на воспоминания потянуло. Стареет, наверное. И ворчливым стал сверх меры. Портсигар мой обругал, а за что? Хорошая вещица, раритетная. Даже надпись памятная славянской вязью – «Александру Пушкину от князя Вяземского». Моим, между прочим, почерком. Да-с, и мы к литературам отношение имеем.

А Гиви можно понять. Имея печальный опыт наблюдения за несколькими предыдущими цивилизациями, тяжело видеть те же симптомы у нынешней. Какие, спросите? Ай, не морочьте мне голову. Ещё скажите, что современную фентези, извиняюсь за грубое слово, не читали. Было дело? Так-то…. Это наш Гавриил Родионович гурман, ему альтернативную историю подавай. И где её на всех набраться?

Я же, как читатель, всеяден. Бывает, конечно, и плюю в экран, и приходят мысли навестить автора светлым днём с тёмными намерениями. Погодите, совсем вы мне голову задурили своими вопросами. О симптомах же говорили.

Помните как, извиняюсь, фентези начиналось? Помните…. Добрые и сильные герои, мудрые и светлые волшебники. Багдадские воры, и те с прокурорским образованием. Ныне же…. Баб-с рядом нет? Ах есть, тогда скажу по-нерусски – полный афедрон пришёл. Открываю книгу – автор в демона превратился. Другую – зомбо-вомпером из могилы лезет. Тёмных властелинов уже третья дюжина пошла. Ведьмы недоученные толпами ходят и на упырях женятся. Замуж выходят? Протестую, такое возможно при правильной ориентации, когда за принца какого завалящего, или Ивана-дурака в крайности.

Понимаю – автор имеет право выставлять свои комплексы на всеобщее обозрение. У дедушки Фрейда на этот случай даже термин подходящий имеется. Что-то детское, с бибиками созвучное. Но это я могу понять, за жизнь и не такого насмотрелся. Но вы попробуйте Лаврентию Павловичу свою позицию объяснить.

Вот и он, кстати. Только почему бежит такими громадными скачками? И кричит на бегу, радуется, наверное. Ого, и у Сагалевича с отцом Алексием праздник? Меня-то чего не позвали?

Обидно, понимаишь-шта. Хотя, если вдуматься, большому начальнику с ромбом в петлице бегать не к лицу.

– Медведь! – Орёт Берия, пролетая мимо меня.

Я медведя не заказывал. А может у них карнавал? Какое сегодня число? Точно, день авиации отмечают. Вот что значит, до глубины души проникнуться проблемами аэродрома. Люблю увлекающихся людей.

– Соломон Борухович, – еле успел поймать того за рукав. – С праздником Вас!

– С каким? Я тут причём? – отвечает, а сам бледнеет лицом и пытается вырваться.

– А разве Ваша фамилия не Пропеллер?

– Нет, – лаконично, не похоже на себя, ответил Сагалевич и испарился, оставив у меня в руках половинку своей шинели.

– Ты куда? Замёрзнешь ведь, – кричу ему вдогонку.

А в ответ только эхо: – …ведь…ведь…ведь…. Передразнивает.

Бабах! Отомстила эху трехлинейка. Сдурели? Устраивайте салют на доброе здоровье, мешать не буду. Только постарайтесь, что бы пули не выбивали фонтанчики у меня под ногами. Бабах!

– Осторожно, – слышу обеспокоенный голос Гаврилы, – в собаку не попадите.

Заботливый, мать его, и опять обзывается. И в третий раз стреляют. Ладно, гранат у нас нет. Только уж я хотел сказать напарнику всё, что думаю, как на меня из-за обломка скалы выскочил белый медведь. Так вот почему все бегали! Думаете я не умею? Помнится на Олимпиаде….

Житие от Гавриила.

От «Челюскина» отвалила шлюпка, и поспешила в сторону берега, по плавной дуге огибая болтающиеся в бухте льдины. Наверное, обед везут, вон, на корме, на командирском месте, покачивается в такт гребкам белый колпак. Точно, лодка подошла ближе, и уже можно было разглядеть сияющую физиономию Максимыча, самолично сопровождающего термоса с едой для командного состава. Всем остальным, работающим на суше, готовят в полевых кухнях прямо на месте.