Текст книги "Ресурс Антихриста"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Часть вторая
В ГНЕЗДЕ ГРИФА

1

Человек толкнул массивную дубовую дверь, зашел в пустынное фойе и задержался у засиженного мухами зеркала. Уже здесь, наверху, его обдало специфическим запахом подобных заведений, запахом прошлогоднего пива и неисправного туалета. Осталось только подойти к винтовой лестнице, ведущей вниз, и «нырнуть в омут», что, не мешкая, и проделал этот рядовой посетитель пивбара «У векового дуба», который в незапамятные времена был окрещен почитателями самого демократичного напитка в мире неласковым и жутковатым названием «Омут». Плавно «погружаясь», он вскоре достиг самого дна «омута», коим являлся бетонный пол пивного зала, оборудованного в подвале. Здесь к предыдущему коктейлю запахов добавился манящий ароматец копченой рыбки далеко не первой свежести.

Посетитель огляделся. С десяток забулдыг, как тараканы, забились по углам и блаженно посасывали пивко, начисто отрешившись от всех земных забот и проблем.

«Ну, с этими все ясно, – отметил про себя посетитель. – Эти ребята вне времени: переход от развитого социализма к начальному капитализму прошел для них незаметно между кружками пива…»

– Сколько лет, сколько зим! – кто-то сбоку хлопнул его по плечу, и он даже вздрогнул от неожиданности. Пришелец обернулся и увидел незнакомого ему мужчину лет сорока в опрятном сером костюме с открытым, не без признаков благородства, лицом.

– Вспрыснем нашу встречу?! – тем временем продолжал тот и, по-дружески, почти по-братски, обхватив опешившего клиента «Омута», попытался увлечь его к угловому столику.

– Гриф, отлетай! Это ко мне!

У мужчины благородной наружности вдруг тут же пропал всякий интерес к вновь прибывшему, и он послушно побрел в свой угол.

– Господин Верховцев, я рад вас лицезреть! Давненько ж мы не виделись!

– Здравствуйте, милорд! – радостно откликнулся тот, к которому обращались, направляясь к уютному закутку у стойки бара. – Ну, Джексон, тебя в этом полумраке сразу и не отыщешь!

Они скрепили приветствия крепким рукопожатием. Джексон придвинул Верховцеву пустую кружку и наполнил ее пивом из пузатого кувшина. Олег многозначительно глянул на тающую пену, и Джексон, поймав его взгляд, категорически заверил:

– Это пить можно. У меня всегда свежее…

Они сделали по паре глотков. Джексон первым прервал молчание:

– Как поживаешь, бывший борец с преступностью? С тех пор как ты переехал в Золитуде, твоя жизнь для меня сплошное белое пятно.

– Уже знаешь, что бывший?

– Знаю, но не знаю – почему.

– Понимаешь, не было сил видеть и терпеть этот бардак, – ответил Верховцев, отправив в рот пару соленых орешков. – Заменили все руководство, а ведь там были толковые мужики, поставили черт знает кого, откуда понабирали – не представляю. Главным критерием профпригодности фактически стало знание латышского языка, и я, офицер, прослуживший в органах десять лет, должен был слушать маразматический бред о том, что по-настоящему любить Латвию может только настоящий латыш. А без этой самой любви к Родине необходимой отдачи в работе быть не может. Словом, что там говорить – сплошной мрак!

Джексон неожиданно разразился веселым смехом.

– И это тебе смешно? – спросил Верховцев, насупившись.

– Да нет, меня рассмешило другое, – пояснил Джексон, прервав хохот. – Я просто поймал себя на мысли, что наиболее пламенные проповедники любви к родной Латвии в этой самой стране носят почему-то русские фамилии: Горбунов, Пантелеев, Андреев… Про латыша Одиссея Костанду я уже и не говорю. А в общем, все правильно: в России теперь объявились новые русские, в Латвии – новые латыши. Видишь, как все просто: оказывается, достаточно пришпилить к окончанию фамилии букву «с» и, как пел Высоцкий, «…ведь это же вроде другой человек, но он тот же самый». И много таких как ты ушли из органов?

– Да порядком. В основном те, кто семьей не связан, или было куда уйти.

– Ну, а ты куда подался, если не секрет?

– Да толком никуда. Зарегистрировал на свое имя частное детективное агентство «ОЛВЕР» по адресу собственной квартиры.

– «ОЛВЕР» – Олег Верховцев? – уточнил Джексон.

– Именно так. Ну, дал рекламу в газете со своим домашним телефоном месяца три назад. Периодически повторяю…

– Ну и как? – поинтересовался Джексон, приложившись к кружке.

– А никак. Серьезные фирмы, которые не желают обращаться к полиции, имеют свои силовые структуры и во мне, видимо, не нуждаются, а у простых людей, наверно, нет средств, чтобы оплачивать услуги частного детектива. Так что пока проедаю свои трудовые сбережения. Тут, на днях, встретил одного бывшего коллегу опера, так тот звал к себе в контору сторожить какой-то солидный объект. Дежурство сутки через трос. Надо подумать, а то прикрою свою лавочку, плюну на принципы и пойду к нему.

– Смотри. Но лавочку прикрывать не спеши, – посоветовал Джексон, доливая в кружки пива. – Кушать она не просит, а кое-какие перспективы вдруг да появятся, заказ на краденый автомобиль отломится или что-нибудь покруче. Но это, в общем-то, не главное. Тебе главное сейчас имя сделать, стабильную репутацию для фирмы. Я считаю, что любому человеку хотя бы раз в жизни должен выпасть его шанс, его великая удача. Тут важно не проморгать, не вытолкать ее за двери, когда она появится на пороге. Чем черт не шутит, может быть, ты свой шанс как раз и отловишь на ниве частного сыска. Пока тебе следует хвататься за любое предложение, это потом, когда встанешь на ноги, будешь уже выбирать, пришел, скажем, кто-то из неимущих слоев, ты его выслушай для информации, покивай и ласково в задницу – все, коммунизм кончился…

– Знаешь, Жень, простых людей как раз более всего и жалко, – заметил Верховцев.

– Жалко?! – жестко переспросил Джексон. – А тебя, дорогой, когда выставили на улицу, многие пожалели? То-то! Не-ет, нынче филантропы не в моде. А, кстати, хоть кто-нибудь клюнул на твое объявление?

– Да позвонила на днях одна женщина… – неохотно начал Верховцев, – и то скорей от отчаяния…

– Ну и что у нее стряслось? Кошелек с последним латом потеряла?

– Джексон, ты неисправимый умник, – упрекнул Верховцев. – Да, потеряла она, но не кошелек, а мужа.

– А это еще банальней, – ухмыльнулся Джексон, принимаясь шелушить вяленую воблочку. – Сейчас столько мужичков в бега пускаются – прямо табунами, благо на границах бардак и концы спрятать где-нибудь на задворках бывшего Союза проще простого, никто никогда не найдет.

– Да тут совсем другой случай. Муж, моряк, пришел с моря после рейса, вроде все нормально и вдруг раз – исчез!

– «Вдруг» только случается ты знаешь что?.. А? Я думаю, ей следовало бы обратиться в полицию, а не в частное агентство.

– Ты не даешь мне договорить, – начал злиться Верховцев. – Она сразу же обратилась в полицию. Но дело в том, что это ее гражданский муж, они не расписаны, да и прописан он по другому адресу. В полиции ей сказали, что повода для розыска нет, дело, мол, обычное, поматросил да и бросил, он свободный человек и вправе жить где хочет, не ставя в известность своих, подчеркиваю, знакомых. Так что в розыск на него могут подать только близкие родственники, к примеру, родители, а таковых, как я понял, у него нет.

– Знаешь, Олежек, я уже давно обратил внимание на такой парадокс: в любой стране мира замужних женщин больше, как правило, чем женатых мужчин. Хотя бы взять твой случай – она звонит и заявляет: «Пропал муж!» А вот спросил бы ты его, этого пропавшего, женат он или нет, ответ, я думаю, предвидеть несложно.

– Наверно, ты прав, – согласился Верховцев.

– Так что это дело тебе без интереса. Прижился тот мужичок уже у другой бабенки, и голова не болит.

– Ну, я не отказал, на моем безрыбье… Попросил для начала фото мне принести, а там будет видно.

– Как знаешь, тебе вошкаться, я свое мнение высказал.

Какое-то время они молча пили пиво. Пока Джексон смаковал жирную спинку рыбки, Верховцев, между прочим, наблюдал в зыбком свете ночников за другими обитателями «Омута».

– Джексон, а вот тот мужик, что насчет меня обознался, ты его еще Грифом назвал: это его фамилия или кличка?

Джексон не спеша вытер губы салфеткой, усмехнулся:

– Во-первых, он вовсе не обознался, а во-вторых, не фамилия и не кличка, а, скорей всего, профессия.

– Это нечто для меня новенькое, – в голосе Верховцева чувствовался неподдельный интерес. – Я за годы службы по этой части ликбез прошел: щипачи, формазоны, скокари, медвежатники, из свеженьких профессий – кидалы, кукловоды… О грифах как-то не слыхал, не приходилось.

– Мало ли… – скептически бросил Джексон. – А приходилось ли нам еще несколько лет назад слышать о профессии «латыш»?

– А что, уже и такая есть? Или ты на ходу придумал?

– Ну, Олежек, ты как с луны свалился! Подумать можно, ты не в курсе дела, кто сейчас остался работать в госучреждениях, кто занимает места в министерствах, департаментах разных и в прочих великоважных державных институциях.

– Почему же, в курсе. Нацкадры.

– Верно, – кивнул Джексон. – На девяносто процентов они. А ты туда не влезешь ни под каким соусом, хоть тресни! И не потому, что умом не сподобился, а по одной лишь причине, что ты не есть гражданин этой страны, читай, латыш. Или я не прав?

– Не спрашивай, сам знаешь, – обронил Верховцев.

– Тогда закончу мысль. Вот и получается, что пятая графа фактически стала КПП любой престижной профессии. Не та пятая графа – о теплом месте чиновничка можешь и не мечтать! Поэтому, таким как мы, если и суждено работать, то слесарями, пекарями, проводниками задрипанных вагонов, в лучшем случае – подвизаться в бизнесе, а они будут работать латышами разных разрядов. Я не удивлюсь, если прочту в какой-нибудь трудовой: «латыш шестого разряда» или нечто подобное. Универсальная профессия, а профили у нее могут быть самые разные: одни будут зорко следить за тем, какая у тебя в паспорте печать: круглая, квадратная или треугольная, другие будут за бабки проверять у тебя знание государственного языка, третьи на таможне будут шарить по твоим сумкам в поисках контрабандного сала, четвертые бдительно контролировать, чтоб ты не утаил от госказны лишнего сантимчика, если таковой у тебя вдруг заваляется, а есть еще и пятые, и шестые, и седьмые, а замыкают этот длинный ряд «надцатые», которые осуществляют общее руководство. И при всем этом они будут тыкать в тебя пальцем и с огромным высокомерием изрекать, как ты изволил заметить сам, что только латыш по-настоящему может любить Латвию.

– Что-то кусуч ты, Женя, сегодня, – заметил Верховцев, пожевывая хвостик воблы. – Наверно, похмелился неудачно? Впрочем, ты всегда был в оппозиции к любому строю.

– Да накипело! Достала меня вся эта фигня – во! – Джексон чиркнул ребром ладони по горлу. – Я здесь родился, всю жизнь прожил и только вот теперь узнаю, что латыши, оказывается, какая-то особенная нация, чуть ли не арийцы, а по сему следует, что им самим работать, как говорят в зоне, западло. Они могут только служить, естественно, Родине. Но служа, заметь, а не работая, жить хочется сладенько. Что-то схожее наблюдается в Кувейте, там граждан в два с половиной раза меньше, чем мигрантов. На каждого гражданина пашут два с половиной инородца, и граждане живут при коммунизме, для них в этой стране почти все бесплатно: образование, медицина и прочее. Тут слегка иная ситуация – другие пропорции населения, но самое печальное, что в отличие от Кувейта, здесь нет нефти, а если быть точнее, то ничего нет. Поэтому у них постоянно не будет хватать средств на свой раздутый госаппарат, хотя тебе будут внушать, что не хватает на отопление, на газ, на электроэнергию. Отсюда наличие бесконечной головной боли, где взять денег, а взять их можно только у таких, как мы. Ты латышский язык сдал?

– Да, на вторую категорию, – ответил Верховцев. – Пять латов отстегнул.

– Ну вот, пять латов, – произнес Джексон с непонятным удовлетворением. – А если в бюджете концы не сводятся, почему бы тебя не заставить сдавать экзамен каждый год, а еще лучше – каждый месяц, да и не только язык, а и историю родного края и перлы народного фольклора. Тоже неплохо, а? Или, скажем, поедешь куда, а будешь возвращаться – плати, а то не пустят! В общем, расклад очень грустный выходит: нищее государство да скудоумные законотворцы с мозгами набекрень, которые только и бдят, чтобы простому народу жизнь в Латвии медом не казалась. Плюс чиновнички всех мастей и рангов, которые руководствуются в своей ответственной миссии одним-единственным глаголом – «ободрать!» Не хотят понять, что сняв с человека последнюю рубашку и последние штаны, они дальше могут наткнуться только на голую задницу. В русском языке для таких деятелей существует очень меткое определение – поскребыши! Ничего, отольются кошке мышкины слезы, за все придется расплачиваться по самому большому счету.

– Чем?

– Импотенцией, бесплодием и вырождением, – ответил Джексон. – Я надеюсь, не надо объяснять, что я имею в виду. – Он сделал паузу. – Ты чего скис, Олег? Хлебни лучше пивка.

– Все в порядке, – отозвался Верховцев. – Тебя слушаю.

– Да хватит об этом, – махнул рукой Джексон. – Я вижу, задрючил тебя своими излияниями.

– Отвлеклись мы чего-то. Ты мне все-таки обещал поведать о профессии «гриф», – напомнил Верховцев.

– Да о нем особо и нечего рассказывать. – Джексон достал сигарету и не спеша прикурил. – Скажем так, аферист на доверии, но работает красиво. О нем сложно говорить, это надо видеть. Ну, а Гриф потому, что жертву свою склевывает основательно, до белых косточек.

– А по внешности и не скажешь: вроде и лицо умного интеллигента и манеры соответствующие, ну, прямой отпрыск благородного семейства, никак не меньше! Не «гриф», а скорей «граф»…

– На этом он и вистует, – выпустив аккуратное колечко дыма, пояснил Джексон. – Видишь ли, аферист с лицом афериста – уже не аферист, а честный и порядочный человек. Он уже никого не обманет из-за своей внешности, это как клеймо на лбу. Честный человек с лицом афериста – это трагедия. А вот аферист с личиком Алеши Карамазова – всем аферистам аферист, одним словом, оптимальный вариант. Гриф, к несчастью простодушной публики, относится к этой последней категории. Жертву зорким оком видит за сто километров, берет в когти и, пока до скелета не обработает, не отлетит. Все приберет к рукам, а будет знать, что в кармане у той залежался телефонный жетон, и тот выцыганит, дескать, дай срочно позвонить по твоему очень важному делу.

– Но ведь так можно раз схлопотать по мордасам или еще покруче нарваться, – заметил Верховцев.

– Раз не считается, – ухмыльнулся Джексон, – ну, производственная травма, и все дела. Хороший токарь тоже, случается, стружкой порежется, но токарный станок из-за этого не бросает. А Грифа бьют крайне редко, талантлив, многолик, лохов, как падаль, чует издалека. Надо отдать должное, практически не ошибается в выборе клиента, а там уж дело техники: он тебе и грехи не хуже попа отпустит, и на работу в любую точку планеты устроит, и проконсультирует, как отмазаться от рэкета, а ежели чего возвышенного желаете, он и Верлена в оригинале прочтет, причем с таким французским прононсом, ни дать ни взять – менестрель!

– Он что, французский знает?

– Знает, в объеме, необходимом для работы, и английский знает, и испанский даже, если понадобится. Иностранцы сюда, правда, не заглядывают, а какую-нибудь интеллигентную дурочку оболванить цитатой из Шекспира, это пожалуйста, как два пальца…

Верховцев залпом допил пиво и поставил кружку:

– Ладно, Женя, мне пора, еще в пару мест заскочить надо. Как я понял, со времени перестройки место твоей основной дислокации пока не изменилось?

– Совершенно верно, – подтвердил тот. – С открытия и до закрытия это моя штаб-квартира или, говоря современным языком, бизнес-центр, хотя бизнес-центр может и не совсем точно.

– Кто его знает, как закрутятся дела, – задумчиво произнес Верховцев. – Ты мне можешь понадобиться в самое ближайшее время.

– Тогда ныряй сюда, найдешь наверняка, – сказал Джексон, протягивая на прощанье руку. – Попьем пивка, обсудим насущные проблемы, а заодно вместе и за Грифом понаблюдаем. Занятная, смею заверить, скотина…

2

Влада Перегудова телефонный звонок застал уже у дверей – он собирался уходить.

«Брать – не брать», – раздумывал он, топчась перед зеркалом в прихожей. Важных звонков он сегодня не ждал, а все прочие могли самым непредвиденным образом спутать его планы на день.

Из личного опыта он давно убедился – процентов восемьдесят звонков можно спокойно отнести к разряду нежелательных, тех, что приносят в жизни дополнительные заботы или осложнения, когда «из-под тебя что-то хотят». И лишь в немногих случаях тебя тревожат по другому поводу, когда хотят, наоборот, тебе сделать хорошо, приглашают, например, на вечеринку или составить компанию на пикничок, или развлечься в обществе разбитных и охочих до сексприключений благополучных дамочек.

Конечно, проблему нежелательных звонков можно решить простым и надежным способом – заменой обычного аппарата на телефон с определителем. Тут все ясно: глянул на табло и уж сам думай, нужен тебе контакт или нет. К чему тебе какие-то разговоры с абонентом таким-то, если наверняка знаешь, что он может позвонить только по одному поводу – попросить взаймы денег, а у тебя нет лишних, как и вообще желания что-то одалживать под туманные обещания вернуть их к такому-то сроку. В этом случае скажешь лишь мысленно: «Извини, старик, нет меня дома» и продолжаешь себе смотреть по телеку «Поле чудес». Перегудов таким телефоном пока не обзавелся – руки не доходили.

«Может жена? А вдруг Кариночка?» – продолжал колебаться он, но тут же отбрасывал эти предположения – звонки были обычные, не «межгород», в то время как жена с дочкой сейчас отдыхали на курорте, на теплой Адриатике, а дама сердца, Карина, со своей группой по шейпингу находилась на соревнованиях во Львове и должна приехать не раньше, чем через три дня.

Он все же решился, без особого энтузиазма взял трубку:

– Слушаю…

– Привет, Влад! Ну, старина, и тяжел же ты на подъем.

Голос он узнал сразу. Это был Женя Литавин, его приятель, бывший однокурсник. Перегудов поневоле насторожился, настроился на серьезный лад – Женя звонил не часто и по пустякам – никогда. Он заправлял одной из самых известных турфирм в городе и слыл в предпринимательских кругах человеком деловым и конкретным.

– Рад слышать, – откликнулся Перегудов. – Как дела, Евгеша?

– Плохие дела. Таня Чельцова умерла. Я тебе звонил вчера, позавчера, поймать уже и не надеялся.

– А что с ней?

– Инсульт. Мне Люда Карасева сообщила.

– Когда похороны?

– В том-то и дело, что сегодня в два. На Улброке.

Перегудов глянул на часы – было начало двенадцатого.

– Печальная новость. Огорчил, нечего сказать. Ты на чем добираться думаешь?

– На машине, – ответил Литавин. – А к тебе, Влад, просьба. Заскочи к Сене Скорику, сообщи. Он ведь где-то рядом с тобой живет. Если застанешь его – захвати.

– Ладно, – согласился Перегудов. – Если застану вообще и трезвым в частности. Поддает Адвокат капитально, почти не просыхает.

– Слышал. В общем, смотри по обстоятельствам, встретимся на месте…

Что поделаешь, человек предполагает, а бог располагает. Проводить в последний путь сокурсницу – святое, тут не отвяжешься и не отложишь на завтра. Перегудову пришлось переодеться – по такому скорбному поводу полагался строгий костюм, на нем же были свитер легкомысленной расцветки и обычные джинсы. Потом он спустился на лифте, сел в «Хонду», стоявшую у подъезда, и покатил в сторону центра, намереваясь по дороге завернуть еще к одному бывшему своему сокурснику, Сене Скорику, по прозвищу Адвокат.

Адвокат жил в облупившейся пятиэтажной «хрущевке» на перекрестке двух нешумных улиц. Квартира его была на четвертом этаже, но уже в районе второго Перегудову, поднимавшемуся по лестнице, стало как-то нехорошо. На него напал приступ удушливого кашля, вызванный непонятным смрадом, таким едким, что казалось – где-то поблизости производятся испытания нового химического оружия. Сделав над собой усилие, Перегудов в несколько прыжков взбежал на нужный этаж – там концентрация зловония была уже запредельной. С мыслью о том, что такое может устроить только Адвокат, он нажал кнопку наполовину расколотого звонка.

Дверь открылась не сразу, но по теплой волне, обдавшей Перегудова из чрева жилища, тот понял, что не ошибся – эпицентр ужасных извержений находится именно здесь.

Адвокат предстал перед ним в каком-то рваном рубище, типа безразмерной рубахи без ворота с уполовиненными рукавами, спадавшем ему до колен, и в заляпанных белой краской трикотажных штанах с пузырями на коленях. Небритый, с всклокоченными волосами и многоцветным фингалом вокруг левого глаза, он напоминал прислужника Люцифера.

– Ты что, опыты проводишь? – зажимая нос, спросил Перегудов.

– Какие опыты? Селедку жарю… Проходи.

– Селедку? – задыхаясь, Влад проследовал за ним на кухню. – А я думал, клопов травишь чем-то современненьким. Открой окно – скопытнуться можно!

Адвокат распахнул окно, и на кухне чуть просветлело, стало полегче дышать.

– Признайся честно, Сеня, ты, видимо, надумал приватизировать весь дом в одиночку и для начала выживаешь соседей.

Адвокат не ответил. Он повернулся к плите и снял крышку сковороды:

– Во!..

– Что, во?.. – спросил Перегудов, с недоумением разглядывая странное жарево на дне посудины, вид которого просто не поддавался описанию.

– Селедка по вьетнамскому рецепту! – самодовольно объявил Адвокат.

Взгляд Влада скользнул по столу. В бардаке сваленных в кучу немытых тарелок и кружек, на каком-то развернутом журнале, он заметил одну неразделанную рыбину и чуть не подавился – теперь уже смехом:

– Ты что, кудесник, соленую сельдь жарил?

– А что – классная вещь. Меня вьетнамцы-студенты в поезде научили. Берешь бочковую селедку, на куски ее, плавленый сырок на терку, посыпаешь сверху, а на самый верх свеколки с красным перцем и потом жаришь…

– На трансформаторном масле, да? – подколол Перегудов.

– Почему на трансформаторном? – У Адвоката всегда было туговато с юмором. – На обычном…

– Пусть на обычном. И ты этот деликатес собираешься хавать?

– Конечно буду, никаких вопросов.

– Мудак! – коротко изрек Перегудов.

– Почему мудак? – совсем не обидевшись, спросил Адвокат. – Вьетнамцы ведь жрут да еще и хвалят.

– Вьетнамцы-то ладно, они может с голодухи такую херовину во времена Хо Ши Мина выдумали. Они и червей, и саранчу жрут – ты будешь?

– А я, думаешь, не с голодухи? Когда хавать нечего, и подоконник грызть начнешь. Моя, стерва, снова в Польшу свалила, все бизнесменша сраная угребла: жрачку, деньги до сантима, ничего не оставила…

– Как ничего? Такой бланш на память нарисовала, – снова съехидничал Перегудов.

– Это я упал. – Адвокат потер глаз. – На перила. По пьяни поднимался, в подъезде света не было.

– Не ..зди-ка ты гвоздика, – оборвал его россказни Перегудов. – Своей теще байки пой. Я ведь зачем к тебе: одевай, что получше, и поехали на кладбище.

– А что я там забыл? – вяло поинтересовался Адвокат.

– Чельцова умерла, Таня. В два похороны.

– Правда? – Адвокат стал растерянно вытирать пальцы о подол рубашки. – Как же так, от е-мое, несчастье какое…

– Давай, Сеня, шустри, – стал подгонять его Перегудов. – Времени в обрез, а еще цветы купить нужно.

– Эх, жаль хавка остынет, – сокрушался Адвокат. – Холодная она, Влад, невкусная – весь цимус пропадает.

– Хорош дурковать, котам ее отдай, для них может подойдет. А мы по дороге пиццу возьмем, перекусим, а там, глядишь, поминки…

Упоминание о поминках заметно ободрило Адвоката, по всему чувствовалось, что он и в самом деле давно не ел вдоволь. Минут через пять он был собран. Натянув на себя лучшее, что было в этом доме, он смахивал на интеллигента, получившего отставку еще во времена Керенского. Так, взяли экспонат, стряхнули пыль и манекен ожил! Перегудов мысленно дивился, от каких прапрадедов у Адвоката сохранился такой допотопный «прикид», но вслух ничего не сказал. А уж замызганный галстук-селедка, нацепленный им напоследок, окончательно придал его имиджу трагикомический оттенок.

Уже на выходе Сеня вдруг всполошился:

– А синяк, совсем забыл… Надо подработать, перед ребятами неудобно…

– У меня в машине очки есть, – успокоил его Перегудов. – Черные.

– Не надо очки, у меня на такой случай свое средство есть. – Адвокат пошарил в трюмо и достал небольшую прямоугольную коробочку из пластмассы. – Вот…

– Грим театральный, – прочитал вслух Перегудов и, не сдержав улыбки, добавил: – Бери с собой, в машине намажешься… Смоктуновский!..

…Первым, кого они встретили у входа на кладбище, оказался все тот же Литавин – их машины подъехали к стоянке почти одновременно.

– Эх, Танюха, Танюха, – покачал головой директор турфирмы, когда они обменялись рукопожатиями. – Тридцать семь – пушкинский возраст… Еще бы жить да жить.

– За пятнадцать лет уже третья потеря в группе, – невесело заметил Перегудов.

– Как третья? – спросил Адвокат. – Ну, Витька Клименко погиб, это я знаю. На охоте… А еще кто?

– Верочка Палий в Донецке. Белокровие… – сказал Литавин.

– Я и не знал, – пробормотал Адвокат.

– Да ты вообще где-то пропал, – сказал Литавин. – На встрече выпускников не был. На какой ниве, Сень, сейчас трудишься – на госпредприятии или…

– Или… – кисло усмехнулся Адвокат. – Меня уж полтора года как сократили. Я, как вольный альпийский стрелок, что подстрелю, то и имею.

– Сегодня, например, подстрелил сельдь по-вьетнамски, – беззлобно вставил Перегудов. – Очаровательный деликатес, Евгеша, с этаким специфическим запашком, без противогаза не подступишься…

И они пошли по центральной дорожке кладбища, ведущей в каплицу. Там уже началась гражданская панихида. Высокий мужчина с лицом аскета под печальный аккомпанемент скрипки говорил складные нарочито-помпезные слова за упокой души умершей, а по обе стороны гроба стояло около двух десятков человек, из которых семеро были их бывшие сокурсники.

– Если б не границы, наших куда б больше было, – заметил Литавин. – Из России ребята наверняка бы приехали, из Украины…

Прощальная церемония закончилась, и гроб с Танечкой Чельцовой, погрузив на «Мультикар» повезли к последнему пристанищу. Сокурсники в две шеренги шли вслед за машиной. Сырой ветер путал волосы, слезил глаза. Потом короткий ритуал у могилы: прощальные слова, горсти песка на крышку гроба, цветы и венки на свежем холмике, под которым закончила свой земной путь самая веселая и душевная девочка в группе.

В кафе на поминки поехать смогли не все. Литавин, извинившись перед родными покойной, сослался на срочные обстоятельства, требовавшие его возвращения на работу.

– Я тоже пас, – сказал бывшим однокурсникам Перегудов. – Я на колесах, а пить на поминках минералку кощунство. Не смею настойчиво агитировать, но кто желает, поехали со мной. Помянем Танечку у меня на даче.

Но на такое предложение никто не согласился.

– А ты, Адвокат? – спросил Перегудов у Сени.

– Да я, наверно, со всеми, – неуверенно ответил тот.

– Как знаешь, – сказал Перегудов, – ну, пока…

Он уже завел машину и собрался было тронуться в путь, как Адвокат вдруг изменил решение. Открыв дверцу, Сеня плюхнулся рядом с ним на сиденье:

– Передумал я, Влад. С тобой поеду. Мне там не интересно, девчонки в основном, общаться не с кем. Да и синяк проступает, заметно очень.

«Синяк синяком, но не в нем одном дело, – отметил про себя Перегудов, – пиджачишка ты своего кургузого, что под плащом, да брючат подлатанных застеснялся. Скатился ты, конечно, Адвокат, здорово, но какие-то крохи самолюбия все-таки остались…»

…Близился вечер. «Хонда» неслась по пустынному шоссе в сторону перегудовской дачи. Влад включил магнитофон, Адвокат в такт музыке постукивал пальцами по коленке и что-то мурлыкал под нос.

– Хорошая у тебя тачка, Влад, мягко идет, – похвалил он машину приятеля, и в голосе его слышались завистливые нотки. – И дачка в Саулкрастах, наверно, не из хилых. На чем ты так раскрутился, если не секрет?

– Ну, тачка как тачка, ничего особенного, – отозвался Перегудов, вглядываясь в полотно дороги, – четыре года ей. Ты хоть в автосалонах бывал? Там настоящие машины… А вот дача у меня и впрямь не хилая, сам увидишь. Ох, и вбухался я в нее. Она сейчас тысяч под сто баксов потянет, ну, может чуть меньше.

– Круто! – восхищенно присвистнул Адвокат.

– Видишь ли, Сеня, всем видам инвестиций я предпочитаю вложение в недвижимость. Это максимально надежно. Машине, скажем, могут и ноги сделать, поэтому она чем проще выглядит, тем меньше хлопот. А недвижимость – есть недвижимость; это как Антарктида – вчера была на Южном полюсе и завтра там будет, что ей станется?

– Ну, это ж бабки стоит, какие мне и не снились. И все же, как тебе удалось так навариться? – продолжал допытываться Адвокат.

– Как сказал бы Шерлок Холмс: «Это элементарно, Ватсон». Порой, Сеня, надо процесс собственного мышления, как вот этот автомобиль, переключать на режимы второй скорости. Получилось – переключаться на третью, четвертую и так далее. Когда начинаешь интенсивней соображать, оценивая существующую реальность, то выходишь на качественно другой уровень мышления, и сразу вырисовывается положительный результат. Америку я не открыл, истина стара, как мир.

– Да ну тебя на хрен со своими мудреными выкладками. Ты еще на юрфаке этим славился, все преподавателям мозги пудрил. Крутишь вокруг да около – не хочешь говорить – не говори, – начал сердиться Адвокат.

– Сеня, ты как алкаш на дегустации, которому вкусовые нюансы напитков пофиг – лишь бы нажраться. Ну ладно, страховую фирму я открыл, а сам ее президент.

– И на этом вот можно отгрохать дачу? – искренне удивился Адвокат.

– Можно, – заверил Перегудов. – Главное, грамотно дело поставить.

– И от чего страхует твоя фирма?

– От всего, что не запрещено законом, самый широкий диапазон, – уклончиво ответил Влад. – Твой-то мустанг марки «Запорожец» еще бегает?

– Мустанг свое отбегал, – с горечью признался Адвокат, – стоит сейчас за домом, ржавеет. Я его б за ящик водки на запчасти отдал, да и за пол-ящика не берут. Никому не нужен.

– Пьешь? – больше для проформы спросил шеф страхфирмы.

– Пью! – не стал отрицать тот. – И буду пить. А что еще делать по такой-то жизни?

– На жизнь сваливать – последнее дело, самому рогом шевелить надо. Так ты говоришь, уже второй год не у дел?

– Угу. Раньше со своей ментовкой в Польшу, в Германию за шмотками мотался, даже в Турции был разок, а теперь… – он замялся, – теперь сижу глухо.

Перегудов был в курсе – жена Сени работала на офицерской должности в одном из спецрежимных учреждений, короче в «зоне», а потому за глаза он называл ее таким нелестным, во всяком случае для женщины, прозвищем.