Текст книги "Ресурс Антихриста"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

На эту реплику остывающий Гриф ничего не возразил, в глубине души понимая, что его приятель где-то прав.

– Да я тоже всю стенку в сортире обштукатурил, так хлестало… – пожаловался Аркаша. – Чуть было на реактивной тяге дверь кабинки не вышиб.

«А он, хоть и не Леня Голубков, а тоже хороший парень, – подумал Юрий Юрьевич, шагая с Аркашей на пляж. – Не поэт, не мент, не хам, приземлен и откровенен, словом, милый засранец…» Вслух же сказал:

– А знаешь, пивко хоть и бронебойное, но пошло на пользу, пох как рукой сняло. Прав был мудрец: «Голова болит – жопе легче».

– Ага, согласен, – откликнулся Аркаша, – только в твоем случае произошла обратная связь.

Вскоре они уже валялись на теплой гальке, а рядом, играя солнечными бликами, тихо плескалось южное море.

– Красота! – зевая и потягиваясь на камешках, восхищался Аркаша. – Чувствуешь, как солнце давит, обуглиться можно. За это я Крым и обожаю; здесь в середине осени, как у нас летом не бывает.

– Да какое у нас лето, одно название, – отозвался разнеженный Гриф. – За весь сезон пять-шесть деньков хороших наскребется и то вряд ли. Ну, в этом году еще ладно, погрело чуток. Не-ет, нравятся мне эти края, было б на что, заторчал бы здесь бессрочно.

– Ты серьезно? – внимательно посмотрел на него Аркаша.

– Я за свой базар отвечаю. А что меня в Риге ждет? Эх, да ты ничего не знаешь… – тоскливо разглядывая парящую над водой чайку, промямлил Юрий Юрьевич, и вдруг его лицо оживилось. – Послушай, Аркаша, а чего там за дельце с похищением Костя вчера предлагал? Или я что-то не так понял?

– Так, так, – заверил его тот. – Крымский вариант кавказской пленницы. А ты что, хотел бы поучаствовать?

– А почему бы и нет? Костя мне показался мужиком деловым.

– Сегодня ночью показался? – с ухмылочкой уточнил Аркаша.

– Не подкалывай, – Гриф не принял его игривый тон. – Я верю, что он все взвесил и обдумал. Такие вещи случайным людям не предлагают, разве когда без них просто не обойтись. Это как раз тот вариант, когда нужны не из местных. – Он перевернулся на спину, подставив солнцу живот: – Есть конкретная наводка на объект и вперед, действуй, а с Верховцевым у нас что?..

– Что? – переспросил Аркаша.

– Да искать здесь моего подельничка все равно, что тыкать пальцем в небо, шансов минимально, гарантий – никаких. А тут можем реально оторвать по паре штук в баксах, все же лучше, чем ничего. И разбежались!

– А как с Верховцевым быть?

– И тут не безнадежно. Мне помнится, у него в планах было в Феодосию по своим делам сгонять, а здесь одним днем не обойтись. Надо это использовать.

– Ну, что ж, я в принципе согласен, – объявил Аркаша, подымаясь. – Вечерком обговорим с Костей, пусть изложит дело, конкретные задачи, что, в частности, требуется от меня, тогда и скажу последнее слово. Купаться не идешь?

– Я не хочу в плавках с пляжа топать, да и другой одежки у меня нет. Давай по одному…

– У-ух, классно освежился! – Гриф, выйдя из моря, растянулся рядом с подсыхающим на солнце приятелем. – Послушай, Аркаша, чем ты живешь, я теперь знаю, с моей работой ты тоже знаком, а чем Джексон кормится, ты, случаем, не в курсе? Если не секрет…

– Да теперь уже и не секрет, – Аркаша лег на бок. – А поначалу-то он темнил. Не знаю уж, как там оно было: или он сам просек, или кто надоумил, но он за пару последних годков очень недурно подзаработал. Схема, казалось, простая: один самый мощный банк в Латвии, из негосударственных, в свое время установил процент по вкладам в латах где-то под сотню, а в валюте лишь только восемнадцать процентов годовых. Почему так, это стратегия банка, которая для простых обывателей – темный лес. Ну, да ладно… Короче, Джексон шустренько смастерил фирму и запустил рекламу типа «Принимаем вклады от населения в валюте под сорок процентов годовых». Дал телефон и адрес конторы, где у него дружок заправлял, и начал принимать деньги под трастовый договор. Народец стал приходить, интересоваться, что у него за бизнес. Конторка там культурненькая, да и наш Евгений поет соловьем, заливается, мол, с Бенилюкса продукты питания будут возить, товары повседневного спроса, ну, и все такое, потому и привлекают средства в валюте. Лицо у Джексона благородное, щеки надувать научился, некоторые поверили, стали вкладывать.

– Хи-хи, – по-кошачьи прыснул Гриф. – Значит и его люди в Кировском парке на сходках толкутся? Интересно только, кого он за «фунта» подставил? Наверное, какого-то российского офицера, который теперь уже где-нибудь на Дальнем Востоке…

– Хрен угадал! – отрубил Аркаша. – Самое смешное – деньги он вернул и даже проценты, старушки чуть ли не ручки целовали.

– Это как? – удивленно уставился на него Гриф.

– А так, простенько и со вкусом. Сдают ему, значит, доллары под сорок процентов, он их тут же переводит в латы, и бегом в тот банк, что я говорил, кладет их туда под девяносто процентов. Через год получает, переводит обратно в валюту и рассчитывается с вкладчиками – больше половины навара его. Потом банк постепенно стал снижать процент по латам и дошел до двадцати, тут бизнес Джексона и закончился, но круглую сумму в долларах он в том же банке и отложил. Теперь может кантоваться даже на мелких процентах, ни с кем делиться не надо.

– Да-а, – в голосе Грифа слышалась легкая зависть. – Главное, просто как все гениальное, но почему никто не догадался…

– Я этого не говорил. Скорей всего, не один Джексон на этом попасся, хотя он, конечно, и рисковал. Что б он делал, если б лат обвалился раньше срока? Все же поверил заверениям Репше, хотя, в принципе, не верит никому…

После этих бесед, разомлевшие от щедрого солнца прибалты, отрубились прямо на пляже и проспали до пяти часов. Сон на свежем, целебном воздухе полностью восстановил им силы, отданные дороге и ночной оргии. Отдохнувшие и воспрявшие духом, они неторопливо поплелись домой.

Костя уже варил картошку и мыл помидоры:

– Жрать будете, господа?

Положительный ответ последовал незамедлительно и все приготовленное было поглощено с отменнейшим аппетитом под стакашек самодельного винчика. После этого Гриф, как бы невзначай, сообщил хозяину квартиры, что они с Аркашей хотели бы вернуться к вчерашнему разговору и ознакомиться с подробностями Костиного замысла. Тот, казалось, только и ждал такого поворота:

– Я рад, что вы хорошо подумали. Прошу снова к столу…

Перед ними был разложен слегка потертый лист бумаги с непонятными стрелками, надписями и прочими обозначениями. Костя помолчал, словно что-то вспоминая, и начал излагать свой план:

– Есть один тип. Двадцать лет был секретарем обкома, правда, теперь он всем объясняет, что за эти двадцать лет партия его не сломила. Так вот, теперь у этого ренегата два личных магазина в Ялте и один в Ливадии прямо у царского дворца. Торгует сувенирами. На первый взгляд, ерундовый бизнес, на побережье таких торгашей сплошь и рядом, косой коси, но тут есть одно «но» – три раза в неделю там на рейде становятся «принцы»…

– А с чем это едят? – деликатно осведомился Аркаша.

– «Принцы» – это название серии туристических лайнеров высокого класса, – стал объяснять Костя. – Например, «Принц…»

– Датский, – ввернул Гриф, между делом подчеркивая, что с произведениями классиков он находится на самой короткой ноге.

– Не совсем в десятку, но близко к теме, – сказал разработчик генплана. – Итак, лайнеры… Они огромные, пришвартоваться здесь не могут. Без пятнадцати десять утра катера подвозят интуриста на берег, где их ждут автобусы и везут на экскурсию в Ливадию. Экскурсия длится до без двадцати двенадцать, потом их увозят на дегустацию вин в Массандру. Значит, за сорок минут экскурсовод проведет их по дворцу, и сорок минут им дается походить по саду, сфотографироваться. Обычно фотографируются на лестнице, по которой Распутин хаживал к царице. Вот тут начинается самое главное. С появлением интуриста, на прилавок магазинчика выкладываются ордена, медали, монеты, прочий антиквариат, который нами отмеченный господин скупает по всей Хохляндии за бесценок. У него это все поставлено… Товар этот сдается исключительно за баксы и, поверьте мне, приличные. Как только иностранцев увозят, все с прилавка тут же убирается. И в двенадцать десять на городском автобусе за зелеными скромно и неприметно приезжает дочка нужного нам человека. Остановка ниже дворца на пятьдесят метров по серпантину. Если идти по дороге, то до магазина двести пятьдесят метров, а если подняться по тропинке через кустарник, напрямую, то метров пятьдесят. Это важный момент. Значит, девица, выйдя из автобуса, до магазина всегда идет по тропинке. Забирает там выручку в баксах, ее провожают до такси, сажают и звонят папеньке, что она выехала. Так вот, мы ее берем… точнее, берете вы, потому что меня она знает, на тропинке в кустах, на пути к магазину, когда она будет одна, без денег и без провожатого. Загружаете ее в машину, завязываете глаза и отвозите в одно укромное местечко. Потом мы звоним папочке, трясем с него десять кусков и возвращаем ребенка.

Костя отметил на своей схеме место засады и место, где должна будет стоять машина, и соединил эти крестики стрелкой:

– Вот, сто метров проконвоировать, делов-то…

– На словах все уж слишком просто, – потер лоб Аркаша, недоверчиво уставившись в нехитрую схему: – А если она начнет горланить?

– Лейкопластырь на рот, повязку на глаза, – незамедлительно ответил организатор операции. – Но это уже в машине, а до машины она не должна и оклематься: «Гражданочка! Особый отдел службы безопасности, вы задержаны для выяснения некоторых обстоятельств…» В общем, лапша в таком роде, главное, усадить ее в транспорт.

– А что это за укромное местечко? – в свою очередь поинтересовался Гриф.

– Огороженный, но заброшенный сад. Вместо домика там небольшой вагончик, вполне приемлемый, чтоб продержаться там пару-тройку суток. Имеется старый диванчик, так что возможно легкое изнасилование. Телка такая – пробы негде ставить.

– Э-э, не… – тут же запротестовал осторожный Аркаша. – Это уже другая статья, в гробу я видел…

– Не смею настаивать, – закрыл эту тему Костя. – Кстати, кому приходилось водить Львовский автобус?

Гриф выразил удивление:

– Мне приходилось водить все, кроме космического корабля и подводной лодки, но зачем нам сдался автобус, да еще Львовский?

– Это хорошо, значит, ты и поведешь, – одобрительно произнес Костя. – А автобус потому, что на нем поедем на дело. Хозяин подгонит его сюда, прямо к дому, а сам уйдет. К двум часам мы его вернем, я с ним рассчитаюсь, и больше он ничего не знает и знать не хочет. Если к двум часам автобуса не будет, он заявит в милицию о краже…

– Здравствуй, жопа, новый год, – присвистнул Гриф, – новое дело… А почему это твой кореш после двух заявит в ментовку, я чего-то таких корешей не понимаю.

– Вопрос по существу. Молотки, вникаете… – Костя налил всем еще по полстаканчика винца. – А договор у меня с ним такой. Его понять можно, подстраховать себя хочет. На случай провала. Если нас повяжут на его машине, а она не похищена, значит он в деле, соучастник. Поэтому, если в два его «Лаза» на месте не будет, он заявляет о краже, и сразу же непричастность налицо, мало ли что на краденой машине наделать можно, а он до двух часов на людях толкаться будет для алиби…

– Ну, ни фига себе! – Аркаша даже подпрыгнул на табуретке. – У него алиби и все тип-топ, а у нас, если что, и похищение с целью выкупа и кража автотранспорта. Не много удовольствий для одного раза?

– Попытаюсь разжевать варианты, – сказал Костя, отхлебнув винца. – Если вас прихватят в автобусе по дороге туда, то для того, чтобы возбудить уголовное дело, понадобится заявление пострадавшего, а тот поблагодарит милицию, но заявление подавать откажется наотрез, дескать пугливый, боюсь последствий, так что Юрию Юрьевичу, максимум, светит пятнадцать суток. Если тебя, Аркадий, берут, когда ты тянешь на прицепе девицу – те же пятнадцать суток, не более, так как у тебя окажется игрушечный выкидной нож с кнопкой и игрушечные наручники от игры в шерифа. При таком раскладе все будет выглядеть глупой шуткой на уровне мелкого хулиганства, и ничего серьезного пришить не удастся. Гораздо хуже, если вас берут с «грузом» в автобусе, хотя ехать-то там всего минут десять. И к тому же, гаишники автобусы обычно не останавливают, они любят частника. Если все-таки остановит, то пока возьмет под козырек и вежливо попросит предъявить документы, вы сто раз успеете рассыпаться по кустам. А он все еще будет думать, за кем же бежать. А потом, вспомнив инструкцию, он кинется развязывать жертву, чувствуя себя героем и мечтая об люминиевой медали. Но даже, если случится невероятное, и вас прихватят вооруженные до зубов омоновцы – не смертельно. Когда пройдет первый испуг, то у папашки появятся серьезные опасения, что во время следствия всплывет его основная статья доходов, а это может заинтересовать очень многих. И убедившись, что вы из залетных, за мелкую мзду он замнет это дело под условие вашего немедленного выдворения на исконную родину. Так что работа, как видите, не пыльная и не кровавая, риска практически никакого. И десять кусков делим ровно на троих.

– А как эти бабки получить? – скучно спросил Гриф. – Это самый прокольный момент, ведь может случиться, что папашка все-таки заявит, и за передачей денег будут следить менты. Тут уж сутками не отстреляться.

– Ну, а я на что?! – Костя энергично почесал себе лопатку. – После того, как курицу запрете в вагончике, Аркадий присматривает за ней, а Юрий Юрьевич мчится в Ялту, ставит автобус на место, а потом к магазину, который я покажу. Напротив магазина как раз телефон-автомат, ну, и через платочек сообщаешь папаше, что если он не расщедрится, то его дочка немедленно займется групповым сексом, а потом пойдет купаться с каменюгой на ногах. Деньги, кстати, надо положить в мусорник у памятника Ленину ровно в шестнадцать часов. И, конечно, без глупостей. А чтобы глупостей не случилось, я буду все время рядом с папулей. Если он заявит в милицию, я брошу на подоконник «пумовскую» сумку, вот эту. Тогда Юрий Юрьевич возвращается обратно, и сладкой парочкой вы балуетесь с пани Анжелой, а потом уходите. Дверь не закрывайте, снимите повязку с глаз и буде, пластырь и наручники оставьте, ничего, как-нибудь до дома доберется. Ну, а теперь прокатимся к местам предстоящих событий, покажу и объясню все в деталях. За час с небольшим управимся…

– Все ничего, да вот Верховцев… – неуверенно произнес Аркаша, – от него отделаться будет трудно.

– Не бери в голову, – махнул рукой Гриф, – день, два по нулям прошляемся, ему надоест, и все станет пофиг, тогда и провернем… Между прочим, он еще и в Феодосию собирался…

– Это хорошо, – с удовлетворением заметил Костя. – А мне как раз еще пару дней и надо, чтоб довести подготовку до кондиции. Ну, пошли…

Едва они вышли из подъезда, как тут же наткнулись на компанию вчерашних девиц в полном составе, бодро топавшую им навстречу. В двух сумках, которые они тащили, угадывалось наличие провизии.

– Ба! Знакомые все лица! – на все тридцать два своих великолепных зуба ощерился мгновенно преобразившийся Гриф. – А наказ про водочку не забыли?

Получив поспешные заверения, что все сделано, как было велено, Гриф великодушно позволил им часика полтора подождать возвращения «киногруппы» у подъезда, скупо пояснив, что они едут знакомиться теперь уже с вечерней натурой, на что Аркаша с усмешечкой добавил:

– Тут должен наш продюсер подойти, так вы его пока поразвлекайте. Он персона важная и от его мудрых решений для вас многое зависит, но…

– Но… – не дал ему закончить Гриф. – Но водку без нас не пить! Когда заговорщики немного отошли, он презрительно хмыкнул: – Пришли! Во, дуры! – И тут же притворно вздохнул: – Нет, я знал, что придут. Те, кто хоть раз вкусил муки настоящего творчества, уже без этого не могут. Ну, что ж, вернемся, будем репетировать…

4

Попутчик, занявший место в автобусе рядом с Верховцевым при выезде из Симферополя, оказался человеком очень общительным и словоохотливым. На вид ему было около двадцати пяти. Густая грива длинных вьющихся волос, правильные и даже утонченные черты лица наводили на мысль, что он принадлежит к кругу людей свободной профессии, но когда взгляд Верховцева упал на его руки, он сразу отмел подобные предположения. Они явно не могли быть руками художника или музыканта – широкая кисть, крупные пальцы со следами въевшихся масел и ржавчины. Характерная окраска кончиков пальцев выдавала в нем завзятого курильщика дешевых крепких сигарет.

Тот, едва сев рядом, без обиняков, по-простецки поинтересовался:

– До Феодосии едешь?

– До Феодосии, – ответил Олег.

– А я до Старого Крыма.

– А где это?

– Ты что, не из наших?

– В каком смысле? – спросил Олег.

– Ну, в смысле, не крымчанин?

– Нет, приезжий.

– Понятно. Старый Крым – это не доезжая Феодосии. Ну, все равно, нам еще больше двух часов пилить, так что давай знакомиться – меня Толян зовут.

– Олег, – представился Верховцев, пожав протянутую руку.

– Это дело надо обмыть, – торжественно объявил новый знакомый и, проворно запустив руку в свою спортивную сумку, выудил из нее литровую бутылку с прозрачной жидкостью. – Во, бимбер! Вещь вообще-то убойная, три пятерки, предупреждаю сразу, но чистая – слеза богов и пьется, как нектар, отвечаю. Дед Христофор гонит, а это фирма – качество гарантировано.

– А бимбер, это что? – полюбопытствовал Верховцев.

– Бимбер значит самогон, – пояснил Толян. – У нас его так в обиходе называют.

– Название звучное, можно сказать, поэтическое, – заметил Верховцев. – А что означают три пятерки?

– А это совсем просто – пятьдесят пять с половиной градусов.

– Даже с половиной? – усомнился Олег. – Ну, ваш дед Христофор просто ювелир бродильно-перегонного процесса.

– Не, все четко, с точностью до второго знака, – горячо заверил Толян, поднимая бутылку над собой. – Погляди, тут пить нечего, до Старого Крыма мы ее и уделаем.

– А в откат не уйдем?

– Без закусона можно и скопытиться, – ответил тот, вынимая из сумки дорожный пластмассовый стакан и пару газетных свертков, – но у меня ж на это мероприятие рафаэлло припасено, а с ним проблем не будет, проверено мировой практикой.

Верховцев удивился и уже приготовился сделать комплимент, мол, красиво, господа, живете, дорогим импортом самогончик заедаете, но тут Толян развернул сверток.

– Во, наше хохляцкое рафаэлло! – Он кивнул на находившиеся внутри бутерброды. – Хлеб, лук, а сверху сало – белоснежное чудо фирмы Феррари, без миндаля, тает во рту, а не в руках…

– Да, ребята, с юмором у вас здесь все в порядке, – Олег не удержался от смеха. – С Западом конкурируете на равных, спуску не даете.

– Да задолбали этой рекламой, телек включить нельзя, – беззлобно ворчал Толян, булькая самогон в посудину. – На бабу свою вечерком залезешь, а с экрана: «Если вы проголодались – „Сникерс“!..» Женка хохочет – тут уж не секс получается, а фарс какой-то, е-мое… Ну ладно, полный вперед! Чтоб сомнений не было, пью первый, а ты пристреливайся. Ну, три-восемь, понеслась!

Он сделал выдох и лихо, по-гусарски, влил в себя грамм сто пятьдесят высокоградусной жидкости. Затем крякнул, куснул «рафаэлло», и снова наполнив стакан, передал Верховцеву со словами:

– Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас! Так ты откуда, говоришь, Олег, будешь?

– С Прибалтики, из Риги.

– Тогда вперед, депутат Балтики, не опозорь Балтийский флот!

Олег собрался с духом и флот не опозорил. Бимбер, против всех ожиданий, оказался штуковиной вполне достойной.

– На, закусывай! – Толян протянул ему «рафаэлло» и крупную помидорину. – Ну, как, ничего?

– Зело борзо! – похвалил Верховцев, зажевывая питие бутербродом.

– Вот видишь… Фух, а мне полегчало! Два дня подряд племяша в армию провожали, сегодня с утреца даже трясун бил, а теперь нормальненько, отпустило. Ох, и голливудили на проводах, конец света!

– Голливудили, это с чем едят? – осведомился Олег.

– Ах, да у вас там, наверное, другие приморочки, свои… Голливудили – это вроде как гуляли, точнее кутили. Словом, это проводы, плавно переходящие в необузданную пьянку. Народу было, почти вся наша улица и знаешь, что самое интересное?.. Не, не то, что по пьяни кое-кто в разборы полез хари друг другу чистить, а то, что заметил я – девки молодые лет по шестнадцать – восемнадцать, водяру, собаки, пьют наравне с мужиками, а держатся покруче, почти не косеют, еще и фору дать могут. Мужики здоровые ломаются, кто в кусты блевать, кто спагетти из соплей со слюнями на кулак наматывает, кто банально мордой в салат, а девки, как одна, хоть бы хны. Во, поколение, блин, подрастает, чего от таких ждать, когда замуж повыходят. Когда мужик один в семье глушит, это еще куда ни шло, а если вторая половина в рот палец не засунь?!

– Ну, тебе, я понял, это не грозит, – промолвил Верховцев, которому от стартовой ударной дозы сразу похорошело.

– Да, у меня уж дочке два года, – ответил он с какой-то особой гордостью. – Думаю теперь вот сына зарядить.

– Хорошее дело, наследник обязательно нужен.

– Только наследовать пока нечего и будет ли что по такой жизни – большой вопрос. Я вот, к примеру, еще при деле, работаю, так концы с концами как-то сходятся, а многие кореша мои бьются, бьются, хоть локти кусай, нигде не пристроиться, не приткнуться. А жить-то как-то надо, семью кормить надо.

– А чем ты занимаешься?

– Да артель у нас небольшая – я с кумом и еще два человека. Мы ее меж собой артель «гробы-моторы» называем. А если серьезно, то профиль у нас такой: перематываем электродвижки, электротехнику кое-какую чиним и еще памятники на могилы отливаем. Из крошки.

– Ну, и как заработки, хватает?

– Я ж и говорю, на плаву вроде держимся, но разве наш карбованец это деньги – нет, это не деньги. Тьфу, только для задницы и годятся. У нас же все миллионеры, а нищих пруд пруди. Это ж нарочно не придумаешь, миллионер – нищий! У пенсионеров пенсия – два кагэ масла. Ха-ха! Хитрый лис наклепал фантиков, а новый керивник теперь их на туалетную бумагу. Как говорится, отходы в доходы, чтобы снова в отходы. И еще, как говорится: между первой и второй перерывчик небольшой. Ну, что, повторим?

– Только по половинке, – предупредил Верховцев, – а то не знаю как ты, а меня точно в Феодосии выгружать придется.

– Не бойсь, я за бимбер отвечаю, – успокоил его Толян.

После очередной порции горячительного краски запоздалой осени за стеклом автобуса, высвеченные щедрым солнцем, сделались еще ярче, веселые солнечные зайчики стали носиться по салону еще резвей.

– Да, странная житуха сейчас наступила, на нее трезвым глазом смотреть, ну, никак невозможно, – ударился в рассуждения Толян. – Наверное, потому и квасит народ без удержу.

– Да, на бывшей одной шестой к этому делу всегда особый интерес соблюдался, – уточнил Верховцев. – От Молдовы до Чукотки нет напитка слаще водки. А ведь все равно, сколько ни пей, хоть залейся – водкой проблемы не решить, ни личные, ни государственные.

– Оно-то так, – почесал за ухом Толян, – но есть одно «но», пострашней беды любой будет – народ веру потерял, никто ни во что!.. Тянет шагреневую кожу каждый на себя, на шматки ее раздирают. Кто до власти дорвался – ворует по-крупному; кто по земле пешком ходит – подметает по мелочам, крохи, что от хищников после их пира со стола скатились. Эта массовая прихватизация как зараза, как эпидемия, каждый только и думает, как бы свой кусманчик не упустить. Ну, и сам невольно под этот психоз подпадаешь. Недавно, вот, дружки подбили за виноградом набег сделать. Бизнес намечался – виноград отвезти в Запорожье и загнать. Ну, сделали… Рассказать?

– Расскажи, – попросил Олег.

– Значит, собрались мы на это дело втроем – я, кум мой, Грыня, и Витек Дикий. Дикий – это фамилия такая, она у него за кликуху идет. Решили поехать в «Ленинский путь», винсовхоз это. У меня «москвичек» старенький, двенадцатый, колымага. Приехали, в общем, остановились на краю виноградника, ждем, пока все утихнет, успокоится. Грыня тем часом бимбер вынимает, хапнуть чтоб для храбрости и за успех операции – мы ведь не одни такие халявщики виноградику пощипать, народ, как саранча, похалявить на ура слетается, совхозные, соответственно, кордоны усиливают, так что риск, конечно, есть. Те ведь, чуть что, палят без предупреждения, без разбору, они на охране трезвые почти не бывают. В прошлом году одного пацаненка насмерть уложили. Короче, одну литруху они вдвоем за каких-нибудь минут сорок уговорили. Я за рулем не пью, смотрю, их водить начало. Я говорю, мол, хоре, а то насобираете хрен да ни хрена, самих подбирать придется. Ну, кум себя в грудь кулаком, на этом – все, железно, тем более у меня уже больше и нет. Ну, и слава богу, думаю. Тогда Дикий говорит, сходи, мол, Толян, на разведку, ты, мол, ни в одном глазу, сможешь оценить обстановку объективно, и если все тихо – мы в бой! Ну, прошелся я по краешку плантации туда-сюда, вроде тихо, даже луна в тучки заховалась, темно, все одно к одному. Возвращаюсь назад, а ребята уже никакие, ну, лыка совсем не вяжут. По всему видно, еще добавили. Я куму: «Ты ж говорил, что бухаловки больше нет». Тот ржет: «Так это у меня нет, а у Витька вдруг случайно нашлась». Я уж хотел завестись да домой, какие с них в манду сборщики, а они заерепенились, только в бой и никаких гвоздей, даром, что ли бензин палили. Взяли сумки, ножницы – вперед! Жду полчаса, сорок минут, уже почти час, нет их и нет, а мы договаривались минут на двадцать – и назад. Вышел я из машины и пошел вглубь. Слышу где-то: дзень-дзень, шум-звон такой, а в тишине он здорово разносится. Думаю, что ж они бараны так гремят на всю округу. Пошел я на этот звук, ну, натыкаюсь на своего кума. Грыня на коленях между рядов ползает, как привидение, а виноград почему то руками рвет, от этого и провод дребезжит как струна. Оказывается, он ножницы где-то в темноте потерял. Я его матом, мол, мотаем, сейчас охрана прибежит. А Грыня мой уж ничего не соображает; спрашиваю, где Дикий, а он только мычит, как глухонемой. Идти сам не может, развезло в умат, колеса не крутятся, сломался, хоть на себе тащи. Пришлось выбирать – кум или сумка. Подхватил я кума как мог и назад, к машине. Уже почти на выходе впотьмах на что-то напоролись, грохнулись, Гляжу, а это Дикий, свернулся под кустом калачиком и сопит в обе дырки, пузыри пускает. Короче, через мат-перемат сволок я их обоих, побросал, как дрова, на заднее сиденье, а когда Дикого подтаскивал, нас на меже человек пять поджидают. Охрана. Чего, мол, в винограднике забыли, спрашивают. Я отвечаю, поссать вот захотел товарищ. Они хоть и видят, что у нас ничего с собой нет, но не поверили. Ихний бригадир говорит: «Ладно, ребра мы вам сейчас считать не будем, потом сам ко мне приедешь, а там и разберемся, что к чему». Ну, я обрадовался, мысль ведь одна была – как бы оттуда умотать подобру-поздорову. Еду назад и думаю, на хрен он мне упал, с ним еще разбираться, а уж дома, когда машину в гараж загонял, все и открылось: оказывается, пока я там с корефанами вошкался, они, суки такие, номера-то с «москвичка» поснимали. От, блин, сплошное расстройство! Так до сих пор номера у них в совхозе. Я приезжал туда раз, а там разговор один – хочешь номера получить выкладывай двести баксов – сто за номера, сто – за виноград порченый. Совсем оборзели, у меня таких бабок нет. Вот такой бизнес получился, операция «Ы» называется…

– Да, не повезло тебе, однако, в тот раз, – посочувствовал Верховцев.

– А мне, Олег, и в другой раз не повезло, – сказал Толян тоном, которым сообщают радостную весть. – Тут рассказ совсем короткий будет. В общем, за номера меня зло разобрало, решил я поквитаться, реванш то есть взять. И не столько в шкурном плане меня на это подмывало, сколько жажда моральной сатисфакции мучила. На этот раз, думаю, обойдусь без компаньонов, решил в одиночку налет сделать. Поехал на дело на велике, в тот же совхоз. Ну, там все было шито-крыто, забрался на плантацию, тихо, без спешки набил две полные сумки, возвращаюсь… ешь твою в Тринидад и Тобаго мать! Велика нет на том месте, где оставил, увела какая-то падла! Ну, и виноград, получается, при таком раскладе на хрен нужен. Да еще полночи восемнадцать километров пешедрала домой топать пришлось. Короче говоря, марш-реванш не удался, обдристался по новой.

– Ничего, Толян, в жизни ведь как, бог одной рукой отнимает, а другой дает, – успокоил его Олег.

– Да нам, славянам, от этой жизни много не надо, как в одном мужском тосте говорится: «чтоб член стоял, и деньги были». С первым пока все нормально, а вот с деньжатами впритык, впритирочку, так жить нельзя.

– Ничего, прорвемся! – уверенно сказал Верховцев.

– Ну, так за это и выпьем, – Толян плеснул в стакан и протянул его Олегу. – Чтоб капуста в наших огородах росла круглый год и была вечнозеленой, как кипарис.

– Тост с ботаническим уклоном, но вполне актуальный, – заметил Верховцев и осушил посудину до дна. Этот парнишка ему определенно нравился своей открытостью, коммуникабельностью и неиссякаемым природным оптимизмом.

– А ты, Олег, в наших краях по делу или отдохнуть приехал? – поинтересовался Толян, выпив вслед за Верховцевым.

– Можно считать, что в командировке. Отдых по нынешним временам – роскошь. Хоть цены у вас по нашим меркам и приемлемые, но живя в Латвии на обычную среднюю зарплату, о Крыме лучше не вспоминать, одно расстройство. Да и стабильная зарплата для многих сейчас мечта, мираж – попробуй найти работу…

– А сколько у вас средняя?

– Примерно баксов сто пятьдесят.

– Ого-го! – воскликнул Толян. – Ото б я и горя не знал.

– О, не скажи, – остудил его Верховцев. – Во-первых, почти половина за квартплату уходит, а, во-вторых, цены в магазине такие, что тебе, уверяю, в магазине дурно сделается. Есть, конечно, и богатенькие, которым все пофиг, но основная масса, если и не с хлеба на воду перебивается, то, во всяком случае, очень многого себе позволить не может.

– Да, слышал я, русским там трудновато живется. А ты ихнее гражданство уже принял?

– Не удостоился такой чести. Анкетой не вышел.

– Так что, ты вроде иностранца там считаешься?

– Не совсем, на таких как я распространяется статус пэжэ, что означает постоянный житель, а в паспортах советских штамп с персональным кодом проставлен. Это цифирь, которой каждый пэжэ зашифрован, что-то вроде того, как немцы в концлагерях на руках заключенных выкалывали. В целом странная ситуация получается: бывшую Родину я как бы потерял, а новую, как бы не приобрел.

– А дальше как будет?

– Спроси чего-нибудь полегче, – вздохнул Верховцев. – На дальше загадывать ума не хватает, жизнь все равно выбрыкнет что-то свое. Живем одним днем.