Текст книги "Охотник за бабочками"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Привет, говорю, – напомнил я о своем присутствии через минут десять. Напоминание сопровождалось неосторожным опрокидыванием стола со стоящим на нем спиртным.

Только после этого братья как-то странно дернулись и уставились на меня непонимающими взглядами. Когда до них, наконец, дошло, что с ними здоровается их младший, я совершенно устал и готов был уйти, не дождавшись ответа.

– А-а, – это самый старший. Веня. Вениамин Сергеев. Директор фабрики по разведению дождевых червей. Встрепенулся. Свел глаза в одной точке. Может быть, узнал.

– Приехал, урод? – средний догоняет. Жора. Георгий Сергеев. Тоже директор. Что-то связанное с поставками в сто лицу помета северных китов.

Меня братья редко называют по имени. Для них я всегда урод. Наверно, легче запомнить. Обычное состояние, не разговаривать со мной ни при каких обстоятельствах. Потому, что это может дурно сказаться на имидже. Имидж, это то же самое, что и одеколон, но без запаха. Раньше я думал, что братья просто брезгуют, но потом понял, здесь нечто другое. Общественное мнение. Никогда не общаться с отвергнутыми, с уродами. Но так как я член семьи, для меня небольшое исключение. Тем более, паПА настаивает. Любимчик.

– Приехал, – ответил я. Братья, единственные люди, которым я прощаю подобное обращение, – А по какому поводу праздник?

Веня, старший, перевел взгляд на бокал, зажатый в руке, помял губы и выложил повод для праздника:

– Папаня наш учудил.

Веня всегда немногословен. Поэтому его и назначили директором на фабрике по разведению дождевых червей. Каков продукт, таков и директор. Средний, Жора, оказался более разговорчивым.

– Отца видел?

– Еще нет. Я только что из порта. Так что он?

Я терпеливо подождал, пока Жорка нальет себе из бутылки, отхлебнет и оближет губы.

– Второй день сидит у себя в кабинете. К нам даже не выходит. Дворецкие говорят, что ему привезли старинный манускрипт. то ли двадцатый, то ли девятнадцатый век. Рухлядь, в общем. Что-то с историей или с мифологией.

Увлечение старинными манускриптами давнее хобби паПА. Может поэтому у нас такие странные имена. ПаПА говорит, что именно так раньше называли детей. Ванями, Жорами, Костями. Странное увлечение.

– Ну а причем здесь мы? – я не видел связи между манускриптами и пьянкой, – ПаПА и раньше этим занимался.

– Раньше и ты всегда был его любимчиком. А теперь, видно, и тебя достанет его дурацкий характер.

– Что-то я вас, ребята, не понимаю, – ничего не понимаю.

– Да объясни уроду все, – вставил свое слово Веня.

И в самом деле. У людей нового поколения существует непонятная привычка растягивать разговор на неопределенное время. Им то хорошо. Живешь до двухсот, можно и не спешить. А мне, уроду, до ста бы дотянуть. Тут поторопишься.

– Он нас женить хочет.

В это время я чесал правую щеку, заросшую щетиной. Услышанная новость не то, чтобы удивила, она просто не дошла до меня в изначальном ее смысле. Поэтому, я переспросил.

– Чего хочет?

Вторичный ответ убедил меня в том, что братья не бредят, не находятся в алкогольном тумане, и что у меня все в порядке со слуховым аппаратом.

– Женить?

Веня вовремя сунул в мои руки целую бутылку, которую я вылакал без остановок. Пустая емкость тут же заменилась на полную. Дыхание восстановилось не до конца, но со второй порцией я расправляться не спешил. Перед тем, как напиваться, следует убедиться в том, что над тобой не шутят.

Братишки не шутили. Весь их потерянный вид говорил о том, что они испытывают в настоящее время такое безутешное горе, что сомневаться в их искренности не приходится.

Жениться. Но при чем тут я?

– Но при чем тут я? – первый удар был отражен и теперь я, уже слегка пьяный, трезво рассуждал на заданные темы, – Мне нельзя. Закон не позволяет. Урод я. Вот вы, другое дело.

– Дурак ты, а не урод, – Вениамин шмыгнул носом, показывая, насколько он небольшого мнения о моих умственных способностях, – Если отец сказал, что женятся все, то женятся все. Или не знаешь отца?

ПаПА я знал. Из него тяжело было выжать слово, но то слово, которое он говорил, было железным. И уж если он, действительно, сказал, что женятся все, то и мне предстоит подумать над данным вопросом.

Все дело в том, что Законы Галактики напрямую не запрещали отверженным, то есть уродам, иметь семью. Единственное ограничение – кто за такого пойдет. За всю свою долгую жизнь я встретил только одну женщину моего роста. Такую же уродку, как и я. Этот день оставил в душе слишком гадливое чувство. Я испытал то, что обычно испытывают люди, сталкиваясь со мной. Чувство тошноты на две недели. И ночи, полные кошмаров. И если паПА решил подсунуть мне нечто подобное, то следует как можно быстрее сворачиваться и отправляться в очередное путешествие.

– Сбежать не удастся, – словно угадав мои мысли, сказал Жорка, – Отец отдал распоряжение всех впускать и никого не выпускать. Думаешь, почему здесь сидим? Тебя дожидаемся. Любимчика.

Необратимость будущего приблизилась слишком близко. Жениться не хотелось. Вернее, не то, чтобы не хотелось, но не на ком попало. Мне бы вот что-то вроде той стюардессочки. Той аппетитной девчонки из челнока. Тогда всеми двумя. А на карлицах, да на уродках, не согласен. Достаточно в зеркало насмотрелся.

– Надо что-то делать! – я соскочил с кресла и стал мельтешить перед братьями. Руки сцеплены за спиной, в глазах решимость сражаться до конца, на лице кислое выражение пофигизма, – А если все трое откажемся?

– Нет, ты Костя, точно дурак, – Жора тяжело вздохнул и заглянул внутрь стакана, пытаясь разглядеть в нем истину, – А что ты скажешь насчет наследства?

А вот об этом я и не подумал. Я, вообще, об этом никогда не думал. А стоило бы. Все– таки урод, а не дурак.

Состояние славной фамилии Сергеевых оценивалось в довольно кругленькую сумму брюликов. И если вопрос ставился таким образом, то в данном случае стоило несколько раз подумать, прежде чем говорить категоричное «не хочу». И хотя мой личный банковский счет и Галактическая пенсия по инвалидности не предусматривала нищенской старости, подумать о некоторой части наследства не мешало. Мало ли что?

– Передумал? – Веня насмешливо посмотрел, икнул, вздохнул и покачал головой.

– Передумал, – согласился я. И поинтересовался, – А вам то какая печаль? Все равно рано или поздно пришлось бы. Подумаешь, сложное дело. Наверняка на примете давно имеется. Проблем-то, привести, познакомить, получить поздравления и наследство.

Алкоголь уже в полную силу бушевал в голове, перекрашивая цвета жизни во все цветное.

– Но я себе тоже найду красотку. Маленькую такую. Толстенькую.

– С кривыми ножками, – подхватил Венька.

– С богатым папочкой, – не остался в долгу Жора.

Описание качеств моей будущей спутницы переросло в безудержный поток негативных описаний женщин. Как в целом, так и в частности. Когда все мы трое уже не могли остановиться от смеха и прямо таки катались по травке, над нами завис дворецкий.

– Прошу прощения, хозяева! – заверещал он тонким голосом, – У меня срочное сообщение от вашего отца.

Идиотский хохот мгновенно прекратился. Мы переглянулись. Скорее всего, до паПА дошла весть, что все три сына, наконец, собрались вместе и пора начинать торжественную встречу.

– Не нравиться мне все это, – Вениамин, кряхтя, встал на ноги и принялся устанавливать устойчивое положение тела. Это ему далось с трудом. Слишком большой вес и слишком много выпитого. Несколько раз его плавно уводило в сторону, и только стволы деревьев и спинки кресел останавливали неминуемое падение.

Средний выглядел получше. В отличие от старшего брата его не водило из стороны в сторону. Но на ногах он держался неважнецки.

– Ваш отец хочет вас видеть у себя в кабинете. Он также просил передать, что было бы лучше, если бы вы достаточно серьезно отнеслись к предстоящему разговору.

Дворецкий увернулся от запущенной в него бутылки и закончил:

– Он будет ждать вас через тридцать минут.

Если паПА просит отнестись к разговору серьезно, то лучше выглядеть прилично.

Не обращая больше внимания на мотающихся и падающих братьев, я перебежками бросился в свои комнаты. Перебежками потому, что иногда на моем пути странным образом попадались предметы, которые не должны находиться на пути свободного охотника за бабочками. Потому, что мы, свободные охотники за бабочками… Я, свободный охотник за бабочками…

Мысль возвратилась в нормальное русло только под душем. Именно здесь, под ледяными струями я окончательно понял, что любое количество спиртного принятого уродом, может оказаться смертельным.

Я посмотрел на себя в зеркало, заглянул в нестандартно голубые глаза. Улыбнулся, обнажая челюсть с одним выбитым в недалеком прошлом зубом. И решил:

– Пить? Никогда.

Этого достаточно, чтобы подняться в собственных глазах. Данного обещания мне хватит минимум на год. А там посмотрим. Человек, даже если он и урод, должен сдерживать данное себе слово.

В кабинет паПА я вошел ровно через тридцать минут. Состояние так себе. Внешний вид в пределах нормы, если к уродам применительно слово «норма». В глазах легкая дымка, но в руках дрожи нет. Стабильное и вполне рабочее состояние.

Практически одновременно в район кабинета продвинулись братья. Неимоверными стараниями хмель была выкинута из тел, и теперь мои родичи представляли не слишком дружелюбно настроенных людей. Косые взгляды, бросаемые на меня из-под бровей, подсказывали, что приближаться ближе, чем на десять шагов не рекомендуется. Все очень и очень просто. Иметь брата-урода, значит постоянно быть в напряжении перед обществом, перед Законом, перед всей Вселенной.

Я усмехнулся, и уселся в дальнее кресло. Вернее, попытался усесться, провалившись по пояс в скрипучих кожаных подушках. Братишки, отдуваясь, расположились у погашенного камина, который служил скорее украшением, нежели предметом меблировки.

Не прошло и пяти минут, в течение которых я успел вздремнуть, в кабинете появился паПА.

– Собрались?

Я встрепенулся, собираясь поздороваться, но паПА остановил меня легким движением руки.

Потом, так потом.

Слегка сутулясь, паПА прошел к своему столу, сел и стал молча нас разглядывать. Я слишком хорошо знал его, чтобы определить, что вслед за этим внимательным взглядом последует нечто серьезное. И хотя тема разговора была в общих чертах известна, ожидание было томительным. Одно дело слышать о предстоящем событии от братьев, которые могли и приврать. Совсем другое, от паПА.

– Итак… – паПА переместил свой взгляд на поверхность стола, на котором лежали ворохи бумаг, – я собрал всех вас вместе, чтобы объявить о своей последней воле.

Большие, напольные часы, стоящие за столом отца сначала тихо щелкнули, потом, наполняя кабинет густым, сочным звоном, отзвонили ровно шесть раз.

ПаПА подождал, пока звон не затихнет среди стеллажей с книгами, и продолжил:

– Как вам известно, дети мои… – один долгий взгляд на нас, на детей его, – … время движется слишком быстро. Никто не знает, что нас ждет в пути. Какие сюрпризы готовит судьба. Сегодня мы на коне, а завтра обратимся в прах.

Мы, три брата, молчали. Перебивать паПА во время его мысле изъявлений считалось неприличным.

– Дети мои, – голос его стал суров и холоден, – Дети мои! Хочу умереть я в сознании того, что дело мое находится в надежных руках.

– Отец, ты что? – не выдержал Вениамин, который на правах старшего имел право иногда перебивать отца и задавать неуместные вопросы.

ПаПА не обратил никакого внимания на старшего. ПаПА продолжал:

– Волею своею, знаниями своими, кровью своей повелеваю вам…

В этом месте он немного смешался, замолчал и стал что-то судорожно искать на письменном столе. Поиски его вскоре увенчались успехом и он осторожно вытянул из-под слоев стопки световых дисков потрепанный манускрипт в замусоленной обложке

ПаПА быстро, но достаточно осторожно, перевернул несколько листов, нашел то, что было нужно. Пошевелил молча губами, победно взглянул на нас и заговорил вновь.

– А посему, перед своей кончиной, которая может и не состоятся в самое ближайшее время, повелеваю вам…

Прокашлялся, еще раз сверился с листочками.

– … Завтра, рано утром, как только над куполом мегаполиса включат солнце, вы, дети мои, возьмете мой личный катер и отправитесь в наше родовое Лунное поместье. Там, с помощью квзартелескопа, который, как вы знаете, является одним из самых мощных в Галактике, вы выпустите по одному квазарсигналу в сторону неисследованных созвездий. После этого, в течение трех дней вы будите ждать ответа. Сообщение, которое вы пошлете, будет гласить «Возьму в жены ту, которая получит это сообщение…». К сообщению будут прилагаться ваши личные матричные данные.

Веня свалился без чувств первым. Его огромное тело медленно падало на пол, сминая все на своем пути. Но паПА это не остановило.

– Мне неважно, что она будет из себя представлять. Главное условие, она должна быть человеколюбом и хоть немного владеть интергалактическим языком. А сколько у нее рук и ног, неважно.

Жора падал не столь эффективно, но грохота от него было не меньше.

– И последнее, – продолжил паПА, – Все мое состояние достанется тому, кто найдет самую умную, самую добрую и самую…

Тут папино внимание переключилось на лежащие на полу тела. Он обвел библиотеку взглядом и, наконец, обнаружил меня, сидящим в кресле, беззаботно болтающим в воздухе ногами. Он хмыкнул, поправил очки, улыбнулся и уже нормальным голосом сказал:

– Кажется, я понимаю, почему тебя не расстраивает мое заявление.

ПаПА всегда любил меня больше всех. И он меня прекрасно понимал. Если все получится так, как сказал паПА, то лично меня ожидает только очередное приключение. Где еще в галактике можно найти отвратительнее существо, нежели я. Для братьев, да. Любое отклонение от положенных Законом параметров приводит к автоматическому лишению гражданских прав. А женитьба на инопланетянке, любой формы и любого подвида, равносильно этому отклонению.

– ПаПА, – я спрыгнул с кресла, проверил, живы ли братья и только убедившись, что они находятся без сознания, продолжил, – ПаПА, а если они, то есть, она, вообще, никакая. Дышать не может, размерами великовата и прочее?

– Я не такой жестокий, как ты думаешь, сынок, – паПА достал из стола курительную трубку и принялся набивать ее табаком, который привозили ему с Лунных плантаций. Тоже, кстати, наших, фамильных, – Я позаботился о том, чтобы не случилось никаких накладок. В Лунный комбинатор заложены только миры с совместимыми формами жизни. Не все они, правда, проверены, но согласись, что сумма в…цать миллионов брюликов стоит того, чтобы рискнуть. Надеюсь, ты не считаешь меня вышедшим из ума стариком?

Я слишком любил паПА, чтобы сказать ему то, что я думаю. Но я никогда не считал его самодуром. Тем более, что мне чертовски понравилась эта затея. Женить братьев на чем-нибудь особенном.

О себе я как-то не думал.

Весь вечер и всю ночь из комнат старших братьев доносился весьма подозрительный шум. Если бы он ограничивался звоном бутылок, я бы понял и согласился. Но громогласные всхлипывания, и, даже не побоюсь этого слова, безудержные рыдания, говорили о том, что братишки мои довольно своеобразно отмечают день своего решения обзавестись супружеской половинкой. Какой-нибудь эдакой.

Я же, в отличие от невыдержанных братьев, занимался вполне серьезным и важным делом.

Я пополнял свою коллекцию бабочек.

Не прав тот, кто считает, что охотники за бабочками полнейшие…, как бы помягче…, идиоты. Добывают в глубинах вселенной неимоверную красоту, а получают за работу, смешно сказать, почти что крохи. Это, смею заверить, полнейшая чушь. Среди самых великих и популярных охотников во всей Галактике которых я знаю (а знаю я лишь одного себя) дураков нет.

Спустившись практически на самый нижний этаж нашего огромного дома, я открыл дверь (естественно со всеми степенями защиты и секретности) в помещение (естественно засекреченное и потайное – кроме паПА), которое представляло собой огромный подземный сад (естественно со всеми вытекающими потребностями и необходимостями).

Среди самых роскошных во всей Великой Галактике деревьев, среди самых благоухающих во всей Вселенной цветов порхало мое богатство. Мои бабочки. Ровно одна тысяча шестьсот шестьдесят пять. Самых редких, самых ценных и самых… Да что там говорить! Красота-то, какая!

– Добрая ночь, хозяин, – Бемби из специальных дворецких примостился рядом с плечом, – Какие последуют распоряжения?

– Как поголовье? – поинтересовался я, осторожно усаживаясь в центре радужной полянки, устланной разноцветной травкой с полей благословенного Эльбриона. Планета такая.

– Все цветут и пахнут, – сообщил дворецкий.

Так и должно быть. На эту оранжерею угрохано столько брюликов, что страшно становится даже при мысли, что где-то вдруг что-то не сработает и все это великолепие даст дубу. Сдохнет, задрав лапы и, соответственно, крылья. Все тысяча шестьсот шестьдесят пять…, нет…, шесть экземпляров.

– Оформи новенького, – я стащил с плеча мини-контейнер, открыл его и достал яйцо.

Бемби услужливо распахнул приемное отделение и спрятал в глубине себя хрупкий экземпляр.

– После вылупления помести в загон, – теперь ввести основные характеристики нового жильца на клавиатуре дворецкого, – Степень защиты… Сделаем повышенную. Буйный очень.

Дворецкий мигнул зеленым глазом, принимая приказ, и умчался в третий сектор, где у меня жили всякого рода бабочки монстры.

А я с улыбкой представил лицо заказчика, который с нетерпением будет ждать появление на свет единственного во всей Великой Галактике экземпляра бабочки с ледяного столба.

Иногда, конечно, меня посещает мысль, что я поступаю некоторым образом нечестно, но… Кто же виноват, что во всей Вселенной всего один ледяной столб, и всего одна бабочка, которая живет на этом самом ледяном столбе. Контракт? Я его выполнил. А то, что заказчик не смог дождаться появления на свет экземпляра, не моя вина. Температуру в инкубаторе не ту поставил, поливал чаще, чем нужно. Да мало ли. Опять же, за код от контейнера не доплатил.

Кстати, яйцо, что осталось в основном контейнере, ну то, что забрали угрюмые ребята на вокзале, обыкновенное крокодилье. В киоске купил. Я ему даже крапинки красные пририсовал, чтоб, похоже, было. Поди, уже стухло. Но, с меня взятки гладки.

Я еще немного полюбовался на безмятежно порхающих бабочек, всех размеров и видов, и направился в кабинет, чтобы просмотреть последние новости и почту.

По дороге выловил одного из дворецких.

– Найдите Кузьмича и передайте, что я жду его.

Дворецкий быстренько связался с остальными, и, когда я подходил к кабинету, вышеназванный Кузьмич уже терпеливо трепыхал жиденькими крылышками у дверей.

– Приехал, родимый, – Кузьмич совершил стремительное пике, мотнулся пару раз вокруг моей головы и удачно примостился на плече, – А я уж заждался, тебя, родимый. Глаз не смыкал, все ждал, да ждал. Вот же зараза…

Кузьмич сорвался с насиженного места, рванул в сторону и пинками стал отгонять от меня толстую самку бабочку Р-584 (если проще – Желтую Глазунью с туманных болот Тирсы), которая мечтала лицезреть меня поближе. Со второй попытки Кузьмичу удалось сбить нахалку с траектории полета и она, вопя о продолжающемся произволе со стороны негодяя Кузьмича, убралась в глубину сада.

Кузьмич для порядка подрал горло о толстых и жирных задницах, которые только и делают, что жрут сочные листья, и после этого, с достоинством, приземлился обратно, на забронированное ранее плечо.

– Совсем обнаглели, – обмахиваясь собственными крыльями, пожаловался он, – Поначалу до шариков с антеннами приставали, а как поняли, что от них толку никакого, ко всем липнут.

– Если сильно доставать станут, изолируем, – пообещал я, плотно прикрывая за собой дверь и, проверяя, не залетела ли еще какая тварь… сокровище, то есть, в кабинет.

Кузьмич кивнул, полностью соглашаясь с моим приговором. Всех наглых – в полную изоляцию.

Пока я включал ящик и скачивал почту, Кузьмич проверил мои карманы, залез за пазуху, пощекотал там, пошерстил зачем-то в волосах.

– Не привез? – он завис перед самым носом и жалостливо заглянул в глаза.

– Не привез, – вздохнул я, – Не нашел. Извини.

Кузьмич опустился на край стола, свесил крылышки и загрустил.

Кузьмич не бабочка. Вернее, почти не бабочка. Любой человек, который бы его увидел, сказал бы со стопроцентной уверенностью, что данное существо есть насекомое. Но это не так. Совершенно и абсолютно не так.

Я привез Кузьмича с весьма далекой и очень маленькой планетки, которая находится на востоке Галактики. Года три назад я случайно залетел на этот кусок скалы, болтающийся неприкаянно в пустоте космоса. Атмосферы почти нет, флоры и фауны нет абсолютно. Только Кузьмич, почти дохлый, валялся в единственной мутной на всю скалу луже. Я его и подобрал.

Что там было в его прошлой жизни – не знаю. Кузьмич об этом не рассказывал, да я и не настаиваю. Знаю только, что этот парень с крыльями за спиной, остался один во всей Вселенной. Точно так же, как и я. Именно это нас и сблизило.

Скорее всего, Кузьмич относился к высокоразвитым бабочкам, которые довели свою планету до непотребного состояния. Таких случаев полно. Сначала гадят, где попало, а потом в лужах мутных прозябают.

Почему я спрятал его здесь? Хм. Да стоит Кузьмичу только показать свой носик в обществе, как на него будет тут же открыт сезон охоты.

Бабочка – раз. Мыслящая – два. Разговаривающая – три. Этого достаточно. Я не упоминаю о некоторых других особенностях Кузьмича, которым не перестаю удивляться сам до сих пор.

– Да брось ты, – я легонько толкнул Кузьмича пальцем по плечу, – Когда-нибудь я ее найду. И привезу.

Кузьмич скептически хмыкнул. Эти слова я говорил каждый раз, когда возвращался с охоты. Толку – никакого. Как не было самки, так и нет.

– Полно же самок, – грусть Кузьмича меня расстраивала, – Любого вида и возраста. Или не присмотрел за все это время?

– Да дуры они все, – махнул крылом мой друг, – Мне ж стихи хочется почитать, о звездах поговорить, о науке, а у них одно на уме. Порхать целыми днями, и пыльцу жрать, словно сто лет не кормлены.

– Это да, – согласился я. Во всей моей коллекции не было ни одного, кроме Кузьмича, конечно, экземпляра, который знал бы наизусть большую Вселенскую энциклопедию и читал на ста восьмидесяти трех галактических языках «Илиаду». Хотя, может Кузьмич и брешет о ста восьмидесяти трех.

– Тоска меня съест, – Кузьмич подвел итог началу нашей встречи, тут же забыл про все обиды, и, затарахтев матовыми пропеллерами, залетел в нагрудный карман куртки. Отсюда ему, видите ли, удобнее наблюдать за монитором.

Последние новости за три месяца моего отсутствия ничуть не изменились. Двухсотлетняя война с юго-западом продолжается с переменным успехом. Продолжительность жизни увеличивается за счет новых трансплантатов до трехсот и более. Его Святейшество Император вывихнул руку, подписывая очередной указ. Последняя экспедиция в глубочайший Космос прислало весточку по гиперсвязи, что она всех послала глубоко подальше и уже никогда не вернется.

– Стоп, стоп, стоп… – Кузьмич залягался ногами, требуя остановить мелькание кадров.

Я остановил.

… «На ежегодном конкурсе «Мисс – Великая Галактика» корона первой королевы досталась девчонке из Ямайского автономного округа». Ничего девочка? Длина ног почти под два. Рожа правда черная, но на это сейчас мало кто обращает внимания. Тебе нравится?

– Нравится. Все что ль? – поинтересовался я. Бзик у него такой.

– Подожди. Момент, – Кузьмич торопливо записывал данные новой Мисс Великой Галактики в блокнотик. Наверняка напишет душещипательное письмо со словами пламенной любви. И наверняка припишет себе метра два с половиной. Любит он это дело.

– Ладно, – я выключил новости и перевел комбинатор в почтовый режим, – Некогда мне.

Кузьмич не обиделся. Значит, успел все записать.

В почте присутствовало три конверта.

Одно от сотрудников Гваделупского национального заповедника со словами благодарности за регулярные переводы. Приглашают посетить их парк и обещают встретить по полной программе. Не получится.

– Не получится, – сказал я вслух.

Кузьмич тут же отреагировал:

– Правильно, что не получится. Кому ты, урод, кроме меня, нужен.

У Кузьмича, если хорошенько рассмотреть его под лупой, морда почище моей будет. Нет, конечно. На морду насекомого не сильно похоже. Скорее, на человеческое размазанное. Но слова правильные говорит. Такому, как я, не сильно обрадуются.

Второе послание было от заказчика, которому я подсунул крокодилье яйцо. Тоже со словами благодарности. Так, мол, и так, спасибо дорогой друг. Пришлось взломать контейнер, в результате чего экземпляр испортился. Чего и следовало ожидать. Просит по случаю сгонять еще разок на ледяной столб и проверить, нет ли еще чего там.

Там больше ничего нет. И тема эта закрыта.

– Это снова то, о чем я подумал? – Кузьмич вопросительно подлетел к правому глазу и укоризненно посмотрел в него.

Я моргнул, не в силах скрыть свой стыд.

– Когда-нибудь они тебя прижмут, – пообещал Кузьмич, – Сколько можно обманывать порядочных людей?

Я тут же пообещал исправиться и отослать бедному заказчику самого Кузьмича, если не заткнется. Кузьмич заткнулся. Ему со мной было слишком хорошо, чтобы менять место жительства на не проверенное.

А вот третий конверт меня заинтересовал. Большая, весьма странная на вид, голографическая печать. Четыре степени защиты от несанкционированного вскрытия, без обратного адреса.

– Что говорит тебе интуиция? – свесил я голову к Кузьмичу, который никак не мог отойти от жестокости моих обещаний.

Он облетел пару раз вокруг мерцающего конверта, попробовал лягнуть его ногой, внимательно изучил печать и глубокомысленно вынес вердикт:

– Брюлики. Очень много брюликов.

Все правильно. Именно в таких вот конвертах приходят заказы, которые могут принести порядочный куш.

– Распечатать конверт, – приказал я, – Личный номер такой-то, такой-то, рабочий пароль там-то, там-то.

Что имеем.

… Дорогой друг… ля-ля-ля… знаем Вас как… ля-ля-ля… пропускаем лирику… по рекомендации… можно и без… хотим…

– … Вот, слушай, – Кузьмич застыл в сантиметрах десяти от изображения письма, превратившись во внимание, – Читаю: – «…можем предложить вам за это сумму, равную…

Кузьмич, потеряв сознание, рухнул на стол.

Я оказался покрепче. Голова, конечно, закружилась, но так, ничего.

Еще раз.

– … предложить вам за это сумму, равную двум миллионам брюликов… Двум миллионам. Двум миллионам. Двум. Кузьмич! Слышишь, двум!

– Слышу.

Кузьмич оправился от удара и теперь, чуть бормоча, внимательно вчитывался в основное содержание письма.

– … найти согласно приложенным координатам…доставить строго конфиденциально до особых распоряжений… руками не трогать… в контакт не вступать…, – перевел дух и продолжил, – … в случае невыполнения условий контракта… посадить на кол… А что это такое – «на кол».

Этого я не знал, но догадывался, что штука весьма неприятная.

А если все обобщить, то выходило – привалила весьма денежная работа. И, судя по координатам заданного района, очень опасная работа. Нужное место находится в районе Дьявольских Дыр. Место, которое даже правительственные патрули стараются обходить стороной. Творится там всякая чертовщина. Не то, что катера пропадают, флота без следа и без единого звука.

Но, два миллиона… Есть о чем подумать.

– Тут еще фотки есть, – ткнул Кузьмич в значок вложений.

Голографии оказались совершенно странными. Черно-белые, размытые. Что изображено – непонятно. Но ясно, что страшненькое. Вроде кокона. А из него рожица торчит. Тоже страшненькая. Морщинистая. Тоненькая. Именно то, что необходимо привести. Конфиденциально. Не трогая руками и не общаясь. То, за что на кол. Прекрасная перспектива.

– Возьми меня с собой.

Я даже не узнал голоса Кузьмича. Боже мой! Сколько мольбы! Сколько неимоверной мольбы!!! И куда! В Дьявольские Дыры! Со мной!

– Не получится, Кузьмич, – я растер лицо руками, закусил губу и стал тереть щетину на подбородке, – Совсем ничего не получится. И даже объясню, почему.

Кузьмич внимательно смотрел в глаз.

– Ни одна служба проката не даст корабль, который полетит к Дьявольским Дырам. Тем более, с уродом на борту. А если, каким-то чудом, и даст, то тут же сообщит куда следует о подозрительном рейсе. Это раз. Загни свой кривой палец.

Кузьмич послушно загнул свой кривой палец на левой ноге.

– Дьявольские дыры не место для таких, как ты. Слабых и неприспособленных. Но даже если… На границе тебя завернут в титановый контейнер и оправят в Академию на исследование. Себя я тоже не исключаю. Второй палец загибай.

Загнул.

– И кто будет присматривать за бабочками? Дядя Пушкин?

Кузьмич странно так подергался, словно плечами попожимал и выложил свои контр аргументы. Начал он с конца.

– Мне твои бабочки, вот где, – «где» у Кузьмича находилось в районе пояса, – Про дядю твоего не знаю, а Бемби на что? Как электричество жрать, так все в очередь, а как работать, так сразу Кузьмич? И последнее. Если я найду корабль, ты возьмешь меня с собой?

Тыр-дым, тыр-дым, тыр-тыр-тыр-тыр-дым.

Это я пальцами по столу. Есть о чем задуматься. Скорее всего, Кузьмич знает то, чего не знаю я. Летает по всему дому, сует свой нос, куда не следует, вынюхивает и выспрашивает. К тому же, паПА с ним на короткой ноге. Приятели. Два миллиона брюликов. Корабль. Чистый, без следов. Два миллиона. Потом сказать, что не дождался. А вдруг не врет?

– Ныть не будешь?

Кузьмич ухмыльнулся.

Этот не будет. Я как-то раз на него нечаянно сейф уронил. В сейфе до сих пор вмятина. Даже отпечатки крыльев видны. Это он с виду такой хилый. А так… Кто еще может пару тысячелетий в луже вонючей провалятся, без воздуха и жратвы, а потом быть преданным, словно… Словно… Кто ж у нас преданный то? Да никто. Вот только Кузьмич если.

– По рукам, – я подставил ладонь, и Кузьмич штопором шмякнулся об нее, отмечая заключение сделки, – Так что с кораблем?

Кузьмич потянулся, зевнул.

– Говорят, завтра на Луну, на дачку собираетесь?

– Говорят, – я не понимал, к чему клонит мой друг.

– И говорят, пулятся будете из телескопа?

– Примерно так.

– Ну… – Кузьмич вскинул брови и уставился на меня.

– Ну? – не понимал я. Бывает.

Мой собеседник вздохнул.

– А потом ваш папаша отправит вас туда, куда пульнете. Ежели ответ придет. А не придет, все равно полетите. И отправит он вас на одном из своих…

– … ко…

– … раб…

– … лей!!!

Гениально.

– Гениально, – сказал я, – Гениально. А кто направит нас на путь правильный? Наверно, какой-нибудь маленький, но очень умный герой? Тот, кто засунет куда надо, нужные кому надо, координаты чего надо?

– Много говоришь, – смутился Кузьмич, и тут же пообещал, – Я, конечно, не силен во всей этой муре, но постараюсь. Сделаю все так, что никто…