Текст книги "Охотник за бабочками"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Конечно, я смеленький. А чего пугаться-то? Но переспрашивать не стал. Сама не говорит, значит и не знает.

– Двигайте ножками то, – напутствовала нас куколка.

Уже по дороге на этаж паПА, Кузьмич, озабоченно нарезая пируэты, щебетал:

– Ну, командир, я тебе сегодня не завидую. Не знаю, что она там придумала, но ничего хорошего из ее затеи не получится. Поверь мне на слово. Прожил я не одну тысячу лет, повидал многое, но такой штучки не видывал. Подведет она тебя под петлю.

– Не вешают сейчас, – буркнул я.

– Тогда под камеру электрическую. Или в поселенцы. Разницы маловато. А ты чего сегодня без смокинга? Ну и правильно. Перед кем там красоваться? Так и иди. В тапочках домашних, да пижаме полосатой.

Пристыдил. Пришлось переодеться. Не в смокинг, конечно. Не люблю я это дело. Рубашечка, там, галстук. Штиблеты лакированные. По старомодному. Мода то нынче совсем другая. Шортики коротенькие, да маячки по пупень. Чтобы было видно красоту человеческую. А мне есть что скрывать.

Кузьмич, по случаю торжеств, надраил воском крылья. Я даже разрешил побрызгаться ему своим дезодорантом. Последняя разработка химиков – запах зеленого скунса.

Еще на подходе к гостиному залу слышна была музыка. ПаПА по поводу торжеств заказал Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. В полном составе, со цветомузыкой. По коридорам, у стен, стоял почетный караул с квантовыми винтовками и в начесаных мохнатых шапках ушанках. Все молодцы, как на подбор, с искусственными усами и бородами. На груди сверкали десятки медалей со значками и аксельбантами. И ремень с золоченой бляхой до самого пупа. ПаПА говорил, что именно так ходили в прошлом бойцы отрядов специального назначения, которых в целях секретности именовали отрядами «дмб». Молодцы внимательно разглядывали всех проходивших мимо, изредка отдавали честь, и стреляли, шутя, по гостям. Гости радостно улыбались и падали на пол.

По коридору сновали дворецкие, таскающие здоровые подносы с едой и питьем.

– Смотри, как папенька твой старается, – Кузьмич жадно принюхивался к пролетающим мимо подносам, – Смотри, смотри! Коньячок. Водочка кристальная. Салат «оливье» потащили. А вон грибочки маринованные.

У дверей в гостиный зал нас остановила охрана. Здоровые мускулы-переростки под два семьдесят ростом приставили меня к стене и тщательно проверили на предмет оружия. Мои попытки доказать, что я жених, а также вроде бы и хозяин дома, ни к чему не привели. Правила одни для всех. Для этих ребят что хозяин, что простой человек, что гражданин, что урод.

Отряхиваясь и поправляясь от нанесенных помятостей, я распахнул двери, и вошел в зал. Чуть сзади тарахтел Кузьмич. Обыск его обошел стороной. Только чуть по шее проехались и напомнили, что б не гадил, где попало.

Народу-то! ПаПА как-то не сообщил, что соберется половина нашего мегаполиса. Вон Ивановы с дочкой приперлись. Наверняка думают пристроить ее какому-нибудь простаку. Вряд ли. Дочка, конечно, ничего себе. Только вот после неудачной посадки лунного челнока, своего у нее осталось – всего ничего. Верхний правый клык. Все остальное искусственное.

Петровы тоже здесь. Она бывшая мисс «Чукотский почтовый ящик». Он, дипломированный хакер. Детские компы ремонтирует. И Сидоровы явились. С сынком своим. Имя ему дали смешное. Вова. Настаивают, что в честь древнего русского героя баллад, сказок и песен Вовочки.

А журналистов, зачем паПА пригласил? Сам себе позор создает.

Кузьмич спланировал на плечо, ухватился за ухо, естественно, что мое, и стал комментировать происходящее.

– Кино снимают. А тебя никто и не собирается снимать, командир. Для них ты все тот же урод. Хоть и женишься. Вот двоих вас точно снимут. И завтра в новостях покажут. Как самую уродливую парочку года. Может, медаль получим. Или премию, какую. Смотри-ка! Народу сколько. Снова в этом зале ик… извини. Я говорю, снова в этом зале нет пустого места. Кстати, командир, ты бы иногда записывал мои слова. Уж больно складно получается. Как у того революционера первого, у дяди Пушкина.

Я попросил Кузьмича заткнуться. Жужжит и жужжит. Мало того, что ухо растянул, так еще и звоном своим надоедает.

Мои старшие братья, ослепляемые светом вспышек, давали интервью паре десятков журналистов. О чем? Наверно о сущности жизни. Они любят поболтать на этот счет. При моем появлении на горизонте, Вениамин обратил внимание пишущей и показывающей братии на прибытие еще одного героя дня.

Как я и предполагал, никакого эффекта. Никто не бросился спросить меня о смысле жизни. Никто не поинтересовался, что я думаю о ходе войны на северо-восточном векторе созвездия Цимбалы. Никто даже не удосужился узнать, какое у меня сегодня настроение. Только один голограф направил объектив и сголографировал меня с Кузьмичем на плече.

– В музейную хронику, – пояснил он, – В отдел «Очевидное невероятное».

Кузьмич моментально послал его подальше на двадцати трех языках. Не знаю, понял ли голограф все двадцать три, но ретировался он достаточно быстро.

– Развелось тут… – Кузьмич цинично сплюнул на пол, но промахнулся и попал на мой рукав.

Ожил Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. Протрубил ста пятьюдесятью трубами, возвещая о начале церемонии, и этим спас бабочку от справедливого наказания.

– Земляне и землянки! Жители славного Полярного мегаполиса и гости! Просим любить и жаловать! Профессор археологии и уважаемый хозяин дома, генерал в отставке, гражданин Земного Содружества Сергеев!

На трибуну, установленную в самом центре огромного зала взобрался паПА. Как и положено, в таких случаях, на нем был оранжевый смокинг, штаны по колено, рукава по локоть. На носу пенсне в золоченой оправе. Он прокашлялся, помахал руками, прося тишины и, дождавшись ее, начал говорить:

– Раз, раз, раз. Проба, проба, проба. Проверка, проверка… Спасибо всем, что прибыли. Спасибо.

ПаПА перевел дух, пережидая очередные овации.

– Сегодня для всей моей семьи торжественный день, – скупая старческая слеза сорвалась с ресницы и поползла по щеке, – Я, отец троих детей, намерен женить своих, так быстро повзрослевших, сыновей.

Вспышки голоаппаратов направленных на скромно потупившихся старших братьев. На меня, конечно, снова ноль внимания.

– Все вы прекрасно знаете, как трудно отцу решиться на этот шаг, – вторая слезинка поспешила за первой, – Но жизнь диктует свои условия. Я стар, и мне нужна надежная опора.

При чем тут женитьбы, я так и не понял. Нужна опора, позвони в службу помощи. Мы-то причем?

– И сегодня, я хочу представить вам, дорогие гости, невест моих любимых отпрысков. Позвольте сказать вам, что это весьма незаурядные личности. Каждая из них, очень яркая представительница своего народа. Со всеми плюсами, и куда уж без этого, с некоторыми минусами. Разве женщины бывают без скромных и глупых недостатков.

По залу прокатился сдержанный смех. Это значит, что паПА пошутил очень даже удачно.

– И перед тем, как начать церемонию представления, я хочу…, – паПА вытащил карманный соплеуловитель и тщательно высморкался, – Я хочу довести до вашего сведения, уважаемые гости, что все мое состояние, все мои миллионы брюликов в ценных бумагах и акциях, в зданиях и другой недвижимости, достанется только одному из сыновей.

Краем глаза я заметил, как Вениамин, потупив глаза бочком отодвинулся от Жорки. Жора тоже сделал шаг в сторону.

– Кому, спросите вы? – паПА сделал паузу и обвел глазами зал. Понятное дело, всем сразу стало интересно, кому достанется куча брюликов старого археолога и генерала в отставке, – Все мое состояние достанется тому из сыновей, чья невеста покажется мне наиболее умной, веселой и находчивой. Ну и конечно, что б все остальное было при ней. Попка там, ножки…

ПаПА глупо захихикал, заставляя меня покраснеть. Вот уж не знал, что на старости паПА сделается старым ловеласом. Да и как он может такое говорить, если прекрасно знает, что, например, у моей куколки ни ручек, ни ножек порядочных, ни тем более всего остального.

– Итак, – паПА закончил безобразничать, моментально стал серьезным, – Разрешите представить вам, уважаемые гости, моего старшего сына, которого все вы без сомнения знаете и любите, Вениамина Сергеева.

Все похлопали, поглазели на Вениамина Сергеева, который, сверкая улыбкой, раскланивался во все стороны. Радуется, старший мой. А чего не радоваться? По всем параметрам наилучший претендент на наследство.

– … Старшего сына и его невесту!!!

Большой оркестр сыграл несколько аккордов из известного шлягера «Я прилетела из созвездия Сеновала, тормозила задними дюзами»

Вениамин, опомнившись, рванул к дверям, которые уже распахивались и пропускали первую виновницу сегодняшнего сабантуйчика. Несравненную… а как ее звать-то? Брешь в системе разведки. О своих противниках нужно знать все. Или хотя бы самый минимум.

– Владелица крупнейших в созвездии Ложкаря заводов, а также владелица средств массовой Галактической информации, а также небольшого, но современного космического флота, хозяйка корпорации «ФАЗ А» гражданка Коко!

– Буржуйка недобитая, – непонятно для меня выразился Кузьмич и снова сплюнул. На сей раз более удачно.

Коко, она же владелица всего вышеперечисленного – на фига ей еще и состояние паПА? – кротко поджав ручки, плыла между длинных, накрытых снедью столов прямиком к трибуне с паПА, отвешивая по сторонам мелкие кивки. Мне даже показалось, что они слишком мелкие. И снисходительные. Даже пренебрежительные. И… А может, я завидую Вениамину? Потому что Коко была очень даже ничего. По сравнению с некоторыми, конечно.

Пурпурное платье от мраморных плит до самой нижней челюсти скрывали то, что должны были скрывать. Пышную рыжую шевелюру увенчивала здоровенная шляпа, обтыканная перьями всех цветов радуги. Под шляпой сплошная темень. И не видно, красива Коко, или только придуряется. Ведь не это главное. Главное осанка. Главное походка. Главное манеры. А этого у нее не отнять.

Коко подплыла к паПА и под звуки старинной польки проделала несколько приветственных «па» отдавая таким образом дань уважения отцу жениха.

ПаПА попытался обнять невесту старшего сына, но его попытка была пресечена шипением из-под шляпы. ПаПА больше не стал пытаться обнять невесту старшего брата.

Музыка и восторженные аплодисменты собравшихся на просмотр гостей стихли. ПаПА, как и положено, поблагодарил невесту за преподнесенные ранее подарки, еще раз отметил красоту, силу воли и жажду жизни, и отправил Коко вместе с гордым Вениамином на отведенные им места. Там их уже поджидала голографирующая братия, куча голокамер и голофонов. Завтра Венька и Коко могут проснуться знаменитостями.

А гости уже были готовы принять вторую претендентку на фамильное состояние славной фамилии. Тем более, что время поджимало и на столах стыла закуска.

– Представляю вам, уважаемые гости, сына среднего, – возвестил паПА, сделав театральный жест рукой в сторону Георгия, – Георгий Сергеев.

Жорка строевым шагом подошел к трибуне, зачем-то пожал паПА руку и направился прямиком к дверям, откуда должна была показаться его нареченная. ПаПА поспешил ее представить, благо представлять было что.

– И его невеста, прилетевшая к нам из района дальних Пошехонских Псов. Верховная наследница королевства и всей планеты Снурк распрекраснейшая Джу Р Р Бенс!!!

Очевидно, что Джу Р Р Бенс так торопилась на встречу со своим будущим мужем и тестем, что даже не смогла дождаться, когда перед ней откроются двери. Потому как эти самые двери с грохотом сорвались с петель и, подняв совсем немного пыли – дворецкие все-таки каждый день полы драят – рухнули на те самые полы, которые каждый день драят дворецкие.

Вид Джу (это я так ее для краткости) был великолепен. Она сверкала, словно золотой слиток после плавки. Всеми частями тела. Только одни глаза, цвета болотной жижи, неблагоприятно выделялись на всем этом сверкающем великолепии. Впрочем, это мало кто заметил.

Джу со всех сторон окружало штук двадцать погрузочных Бемби, которые, завывая от перегрузок, выдерживали тело Джу в состоянии вертикального равновесия. А заодно и помогали ей передвигать конечности.

Жорка, кстати, постарался на славу. Жмот жмотом, а средства на покраску выделил. Да и маслица не пожалел? Вон какие здоровенные пятна за ней остаются. Наверно по самую шею залил. Интересно, какой марки. Синтетику или простое?

Джу, с помощью дворецких, наконец, добралась до паПА и попыталась, скорее всего, по совету Жорки, пожать ему руку. А так как паПА умело укорачивался от такой, весьма сомнительной радости, то ей это не удавалось на протяжении десяти минут. Потом всем все надоело и Жора, отдавая соответствующие распоряжение дурно чадящим дворецким, повел Джу на свои места, специально усиленные местными техниками ради такого дела титановыми вставками.

Естественно, что паПА также не забыл упомянуть о подарках, о достоинствах и о жажде к жизни будущей жены среднего сына. Я этот момент пропустил, потому, что с ужасом ожидал час своего позора.

Если куколка не обманет и все же припрется, то в светских кругах произойдет такой переполох, что трудно даже представить. Я не говорю об акциях паПА, бог с ними, с акциями. Я говорю об имидже. Брюлики в нашей жизни ничто, а вот имидж… Тем более что я давно заприметил Министра Культуры содружества, который расположился на самых удобных местах со всем своим семейством.

ПаПА налил в стакан водички, долго пил, бросая на меня вопросительные взгляды. Я неопределенно пожимал плечами и тяжело вздыхал. Когда в стакане пить стало нечего, паПА медленно поставил его на трибуну, протер рукавом, посмотрел на свет, заглянул на донышко, постучал по донышку, подышал в него, понюхал из него и, устав издеваться над стаканом, вмиг постарев лет на сто одиннадцать, упавшим голосом возвестил:

– Граждане и гражданки! Мой младший сын Константин Сергеев. Прошу любить и жаловать.

Вряд ли в этой разномастной толпе имелись гости, которые не слышали бы об извечном позоре нашей семьи. То есть обо мне. Уродство в наше время штука довольно редкая. Редкая голозетенка не поместила в свое время на своих страницах голографию с моим портретом. Да и головидение старательно осветило тему с живым уродом из Полярного мегаполиса. Я еще на той рекламе «Минздрав предупреждал» заработал свои первые брюлики.

Так что все гости были готовы.

И даже не повернули в мою сторону головы. И даже не похлопали. Нет, кое-кто все же похлопал. Кузьмич, радостно завопил: – «Виват! Сергеев!», – и вдарил пару раз крыльями. Но быстро стих.

ПаПА крякнул, но продолжил:

– Третья претендентка на фамильное наследство принцесса Дьявольских Дыр Ляпушка.

Я посмотрел на паПА. С каких пор моя уродина превратилась в принцессу? Тем более, Дьявольских Дыр. И тем более, откуда паПА известно, как ее зовут? Вроде бы я не сообщал.

Но паПА, только развел руками. Мол, не дурой же ее называть. Все должно быть честь по чести.

Все присутствующие устремили взоры свои на двери, откуда по их представлениям должна была появиться «принцесса» Ляпушка. Про урода знают все, а вот взглянуть на его избранницу!? Это почище взбесившихся бурундуков в Поволжском районе будет.

Никого.

Ничего.

Абсолютно.

ПаПА пальцем поманил меня к себе и, наклонившись, зашептал в ухо.

– Где она?

Я отвернулся от паПА, потому что нечего мне было ему ответить.

– Ты не отворачивайся. Отвечай. Гости ждут. Я жду. Фамильное состояние ждет.

Это серьезно. Фамильное состояние ждать не может.

– Не придет она, – я посмотрел на паПА самыми честными глазами, которые только умел делать, – Желтуха у нее. Покрылась пятнами и заявила, что снимает свою кандидатуру на предстоящих фамильных выборах.

ПаПА только и оставалось открыть рот. А чего тут скажешь. Желтуха это вам не синдром иммунодефицита, прививками в малолетстве не лечится.

– Граждане! – привлек паПА внимание граждан и гражданок всех мастей, – Довожу до вас прискорбную весть…

Пол под ногами вздрогнул, и я почувствовал, что падаю. Мне показалось, что я от переизбытка чувств теряю сознание, но к удивлению своему заметил, что подобное происходит не только со мной. Практически все гости, включая и Джу Р Р Бенс, еще не добравшуюся до своего металлического кресла, повалились на мраморные плиты.

Следующий толчок последовал буквально через пять стандартных земных секунд. Еще более мощный. От толчка сработала охранная система, и зал наполнился надсадным ревом тревожных систем.

Кто-то пробовал подняться на ноги и помочь другим сделать это же. Кто-то в панике забился под стол, созывая охрану. Дворецкие, позабыв про подносы с едой, метались среди тел. И их тонкие пищалки сливались с криками людей.

Толчки следовали один за другим. Все смешалось. Люди, дворецкие. Одна сплошная всемирная паника. И не было никому спасения в этом хаосе.

Только гордый Кузьмич, подобный черной молнии метался среди дымящихся от перенапряжения микросхем дворецких. Он то взмывал к расписному янтарному потолку времен первой волны Большого Переселения, то падал в глубоком пике к копошащейся куче из гостей, жратвы и Бемби. И все слышали гордый и радостный его крик:

– Маму вашу! Вы у нас все, вот где!

Узнать поточнее, где находятся все, не получилось.

В воздухе, перекрывая крики, неожиданно возникла торжественная музыка.

Музыка…

Даже не музыка. Необъятнее. Словно миллиарды миллиардов колоколов и колокольчиков, переплетаясь и сталкиваясь, друг с другом, творили нечто большее, чем просто мелодию. Они творили умиротворение и жизнь. Спокойствие и вечное умиление своим существованием.

Стихли ужасные толчки, замолкли тревожные сирены, люди и полу спаленные дворецкие. Осталась только эта торжественная мелодия, сотканная из воздуха и миллиардов протяжных нот.

Тут я, конечно, моментально вспомнил о предупреждении куколки. Как там она молвила? Не бояться, и знать, что все в жизни будет хорошо? Неужто ее, куклины, штучки? Если да, то можно гордиться. Не каждая дура устроит из своего прибытия землетрясение с бубенцами.

Я вскарабкался на трибуну, попутно разбив до крови колено, и, стараясь перекричать звучащую со всех сторон музыку, заорал:

– Не пугайтесь люди! Это моя невеста собственной персоной прибыла. Со всеми прибамбасами.

Может, слова мои подействовали, а может и то, что музыка колокольная смолкла, но гости перестали пугаться и принялись потихонечку подниматься с пола и занимать отведенные им места. Ожившая прислуга заметалась, приводя в порядок столы и кушанья.

Одним из первых очухался паПА, который, не потеряв ни на секунду присутствия духа, тут же скомандовал:

– Включить центральный экран зала и показать площадку прибытия.

Огромный экран, на всю стену, служащий преимущественно для показа исторических лент, вспыхнул и показал то, что от него требовалось. Площадку для прибытия транспорта гостей.

ПаПА не успел. В кадре мелькнуло нечто непонятное и воздушное, исчезло из поля зрения, оставив на обозрение только именно бетонно-пластиковую площадку со стоящим на нем весьма странным сооружением.

Сооружение это представляло красной формы аппарат, продолговатой формы. Верх железный, бок почти стеклянный. В носу аппарата несколько стеклянных глаз, больших и маленьких, по бокам небольшие ушки. Одна скромная антенна. Но самое интересное и самое удивительное то, что у необычного аппарата отсутствовали даже намеки на дюзы и сопла. Как данный аппарат передвигается, было совершенно непонятно. Ведь не на черных же резиновых амортизаторах, которые торчали из его днища. Это полный нонсенс. И тем более непонятно, что могло создать такой невообразимый шум?

ПаПА поправил пенсне, вгляделся в корабль непонятной конструкции, поморщил лоб и сказал неизвестно кому:

– Москвич двадцать один сорок один. Без всякого сомнения.

Что паПА имел в виду, так и останется неизвестным. Я спрашивать не стал, а гостям было не до этого. Все их взгляды были устремлены на двери. Мое объявление о приезде невесты, и странное действо сопровождающее это прибытие, привлекли все их внимание. Мне это, конечно, льстило. Пусть и куколка, пусть и уродина, но как дело обстряпала.

В совершеннейшей тишине, даже дворецкие замерли в воздухе, направив к дверям локаторы, послышалось легкое цоканье.

Цок. Цок. Цок.

Словно кто-то осторожно постукивал маленьким молоточком по здоровенной стальной монорельсе.

Цок. Цок. Цок.

Шеи гостей вытянулись. Локаторы дворецких развернулись.

Цок. Цок. Цок.

ПаПА судорожно облизывал губы.

Цок. Цок.

Что-то воздуха в груди стало маловато.

Цок.

Не к добру.

Цоканье замерло у самых дверей.

Тишина.

Напряжение в зале достигло апогея. Казалось, еще чуть-чуть, и весь мир взорвется от переполнившего его ожидания.

Двери тихо раскрылись.

Я сказал:

– Ой, мама.

ПаПА сказал:

– Ох,… пи-и-ип (вырезано цензурой)!

Кузьмич ничего не сказал. Кузьмич потерял сознание.

Гости, состоящие из граждан и гражданок, издали протяжный стон.

В дверях стояла…

Как прекрасны мгновения ожидания. Как ненавистны мгновения ожидания. Конечно, всем хочется побыстрей. Всем хочется сразу. А так не бывает. Нужно помучится. Поволноваться. Чтобы полностью осознать, как оно прекрасно. Мгновение.

Что там за горизонтом? Что там за дымкой времени? Что там…

Можно подумать, кому-то это интересно. Всем интересно другое. Кто стоял в дверях.

А стояла там…

Стоит ли говорить об этом? В мире столько прекрасного и необъяснимого, что совершенно не стоит удивляться более прекрасному и необъяснимому.

Кстати. Знаю одну историю. Один крупный политический чиновник вот также все тянул и тянул. За это его сняли с работы, потом поймали в темном переулке и избили до полусмерти.

Короче.

В дверях стояла моя куколка.

Почему я называю это существо, ничем не напоминающую куколку, которая осталась в оранжереи, моей куколкой? Не знаю. Это внутренняя связь. Но хватит обо мне. Лучше о той, которая пришла.

Трудно описать неописуемое. К тому же потом меня всякий может упрекнуть, что я был не прав. Кому-то может не понравиться, что я забыл упомянуть о прекрасных голубых глазах. О длинных черных ресницах. О милой улыбке и белых зубах, проглядывающих между губ. Кто-то назовет меня бездушным, потому, что я забуду сказать о золотых волосах, ниспадающих до самой… самого пояса.

А кто-то потом вспомнит, что не сказал я о нежной… белоснежной… коже. И о самом лице. Об этом самом красивом лице во всей Великой Галактике. И заметьте, не стандартном лице. У которого нет ни второго подбородка, ни пухлых щек, ни жировых отложений.

Она не была совершенством в полном смысле этого слова. Но она была прекрасна, как прекрасна бывает только мечта.

Я о многом могу забыть. И о голубом прозрачном платье, сквозь которое проступали дивные черты ее тела. И о движениях, наполненных необъяснимым величием грации. И о…

(Для более подробного описания просьба обратиться к секретным файлам национальной Земной Службы Безопасности).

Я только никогда не забуду сказать о том, что за спиной у куколки, у Ляпушки, были видны два прозрачных, миниатюрных крылышка. Которыми она медленно помахивала. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз.

Я влюбился. Я влюбился с первого взгляда.

В полнейшей тишине, она обвела взглядом зал, отыскала меня, улыбнулась и протянула мне навстречу руку.

Вы думаете, я пошел к ней? Нет. Я рванул, что есть сил.

Я подбежал поближе, затормозил и вздохнул, как могут вздыхать только влюбленные.

Росту моего, телосложения моего, никаких физических изъянов, кроме крыльев, не наблюдается. Крылья отрезаем и все в полном порядке. Министру культуры говорим, что это элемент национального костюма. А на всех остальных наплевать. Одной уродкой нестандартной больше, одной меньше. Для меня она лучше всех и этого достаточно.

Я схватил в руку ладонь Ляпушки, сказал: – «Ты навек моя» – и потащил ее к паПА. Она засмеялась так нежно-нежно и, откинув в сторону свободную руку, побежала за мной.

Это были самые лучшие мгновения в моей непутевой, уродской жизни. Потому, что я видел в ее глазах нежность. Нежность и любовь.

ПаПА откровенно плакал. От счастья, от чего же еще. Ведь я нашел то, что так долго искал. И он был за меня, безусловно, рад.

– Вот, – сказал я, – Познакомьтесь. Это мой паПА.

– Я помню, – сказала она, улыбаясь паПА, – Я думала, что вы старый археолог, а вы не такой уж и старый.

ПаПА пару раз раскрыл рот, наклонился и галантно поцеловал руку бывшей куколке.

И неожиданно все встали и захлопали. Да, да, да. Захлопали. Я и сам офигел. Куда девалась их спесь? Куда девалась их природная неприязнь к уродам? Может, они увидели в Ляпушке то совершенство, к которому так долго стремились, и которого так и не смогли достичь?

ПаПА закончил хлопать ртом. Потом сказал, что знал, что все у нас будет в порядке. Пожелал побыстрей увидеть внуков.

А потом началась самая натуральная пьянка.

ПаПА по поводу большого семейного праздника вытащил из подвалов лучшее вино. Гости этому весьма обрадовались. Еще бы. На шару, как говорили наши древние предки, и уксус полезен.

Куколка, то есть теперь уже Ляпушка, сидела от меня по правую руку. Кузьмич пристроился по левую.

Новоиспеченная подружка моя ела мало, все больше по сторонам пялилась.

– А это кто, в короткой маячке?

– Жена Главного Блюстителя Законов.

– Ой! Костя! Я такую же хочу.

– Сделаем, – пообещал я, представив, как сексуально она будет выглядеть в такой одежонке. Представил, и аж обомлел. Ведь я ж жених ее. Со всеми вытекающими последствиями.

– Руку с колена убери, – глядя куда-то в сторону, нежно проворковала Ляпушка, – а то по морде получишь.

– Так уж сразу и по морде? – ощерился я, но руку не убрал. Имею на то полное жениховское право. Где хочу, там и лапаю.

Ляпушка, продолжая мило улыбаться, взяла в руку кубок стальной раритетный – маленький бочонок с ручкой на боку и с надписью «Общепит» на донышке. ПаПА с раскопок притащил. Взяла и сдавила его с легким хрустом.

Я поперхнулся. И моментально убрал свои шаловливые ручки подальше от коленок бывшей куколки. Сила есть, и красота не поможет. Значит и перспектива провести сегодня незабываемую ночь вполне расплывчатая. А жаль.

– А жаль, – шмыгнул я носом и переключился на восполнение калорий в своем измученном теле. Попросту, стал кушать.

Кузьмич, уже также откушавший три полных порции своего любимого салата «оливье», притянул к себе блюдо с запеченной в тесте форелью и философски прокомментировал: – «Фифа, какая».

– Не подавись.

Кузьмич только прищурил глаз, распахнул пошире рот и запихал в него пучок зеленого салата. Никогда не перестану удивляться, куда в него столько лезет. Наверно именно о таких внеземных созданиях говорят – маленький ротик, очень большой животик. Или примерно так.

Кузьмич оторвался от поедания (пожирания) съестных припасов, вытаращил глаза на полную орбиту и толканул меня локтем. Видя, что я слишком занят разделыванием на куски пятислойного блинчика с тройной начинкой, Кузьмич выплюнул на стол все, что не успел проглотить, взмахнул крылышками и приземлился у моего уха.

– Ты только башкой не верти, командир. А слушай, что я тебе скажу.

Я кивнул. Кузьмич так просто отрываться от пищи не станет. Значит, есть, что сказать.

– Куколка твоя распрекрасная, хоть и с крыльями, а не нравится мне. Я уже десять минут за ней наблюдаю. Да не верти головой же, сказал тебе. Клептоманка она. Точно говорю. Как есть клептоманка. Минут пять назад запихала в рукав к себе ложки золотые из французского набора. Я то сначала думал – показалось. А потом смотрю, вилки серебряные в другой рукав пихает. И вот ведь зараза, все незаметно делает. С улыбочкой. Воровка инопланетная. Не зря у них в деревне нищета полнейшая. Все перетаскали друг у друга. О! Гляди-ка. Щипчики ваши с изумрудами ныкает.

Продолжая делать вид, что тщательно пережевываю пищу, я скосил глаза на девяносто три градуса в сторону Ляпушки.

Кузьмич оказался прав. Бывшая куколка воспользовалась теплотой и уютом пригревшего ее дома, и теперь вконец распоясалась. Вслед за изумрудными щипчиками в неразмерных рукавах исчезла сахарница с сапфирами, тарелка с апельсиновой икрой и, наконец, две бутылки первоклассного девятнадцати звездного коньяка «Араратские фантазии».

Кузьмич дернул меня за мочку уха, привлекая в очередной раз внимание.

– Бардак творится, слышишь, командир. Эти две дуры, старшие невестки твои, за куколкой шпионят. Как есть говорю. Я ж глазастый, ты меня знаешь. Сейф бронированная из глаза трубу подзорную высунула, да за куколкой сечет. И все павлинихе рассказывает.

Я неопределенно хмыкнул. Ну и что?

– А то, глупый ты командир, что она не только подглядывает, что куколка твоя вытворяет, а и сама с подругой своей свеженькой то же самое проделывает.

А вот это уже перебор. Когда Ляпушка со стола тащит, это понятно. И простительно. В дом принесет, ничего не пропадет. А когда всякие там шкафы металлические добро хозяйское по рукам развозят, надо вмешиваться.

– Ой, а что это у вас такое?

За моей спиной стояла та самая дама в короткой майке, которая являлась женой Главного Блюстителя Законов. Порядком набравшись дармовой выпивки, она напрочь забыла правила и Законы Великой Галактики и нависала надо мной здоровенной тушей. Пришлось даже наклониться над столом, чтобы не оказаться придавленным ее добрыми богатствами. Тетка пыталась схватить Кузьмича за крылья, но так как движения у нее были не скоординированы, да и Кузьмич парень прыткий, занятие это не приносило должного результата.

– Какой малюсенький, – восторгалась тетка, все время промахиваясь.

Я хотел, было, позвать охрану, но Кузьмич сказал, что разберется сам. Он взмыл на уровень теткиного лица и заорал, брызжа слюной. Он это дело умеет.

– Вали отсюда… пи-и-ип! Или… пи-и-ип… в поселенцы… пи-и-ип…хочешь?

Упоминание о поселенцах отрезвило тетку. Она отдернула руку, взвизгнула, и плюнула на Кузьмича, пытаясь сбить его с полета. Естественно в Кузьмича она не попала. А я только обтерся полотенцем и ничего не сказал. С высокопоставленными женами мужей государственных лучше не связываться.

Что-то я хотел сделать. Ах, да. Пресечь на корню воровство.

Поискав глазами ближайшего дворецкого, я щелкнул пальцами, подзывая его. Но тут со своего места встал паПА, с малосольным огурчиком вместо громкоговорителя, и возвестил:

– Хочу посмотреть, как невестки мои танцуют. Какие кренделя знают. Оркестр! Музыку с третьей цифры. Дирижировать сам стану.

ПаПА прямиком, через столы, пробрался к Большому оркестру Земной Армии и Флота, отобрал у дирижера-генералиссимуса лазерную палочку и принялся размахивать ее во все стороны.

Не сразу. Но с цифры пятидесятой стало понятно, что музыканты пытаются сотворить последний хит столетия под названием «Разин Блюз». Там есть еще такие строчки: «Из-за гиперпространства на просторы великой вселенной вылетают космические крейсера командора Разина». Далее. На флагманском крейсере сам командор. На других его славная команда и награбленное имущество. Но что-то там у командора с командой не сложилось и он, по настоянию этой же самой команды, выбросил в открытый космос все награбленное имущество, среди которого были весьма интересные, с точки зрения торговли, экземпляры». Вот такой хит сезона. В ля-миноре.