Текст книги "Охотник за бабочками"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Умна! Тут ничего не скажешь. Умна и работяща. Хочешь, любое животное взбесившееся на бегу остановит. А хочешь, в любую агрессивную среду за тобой пойдет. Так берешь, али как?

Второе-то мне без надобности, а вот то, как она с животными умеет, это пригодится. Я уже представил, как мы вдвоем с этой самой Премудрой бабочек на пару загоняем.

– Взять то недолго, – покивал я головой, вспомнив дотошность паПА в деле женитьбы, – Но надо бы и в живую переговорить. А то ведь на бумажке всякое можно представить. Может у нее ноги кривые, или к насекомым отвращение имеет. Где посмотреть-то?

Я поворочал по сторонам головой, но не обнаружил даже никакого намека на присутствие в хижине Василисы по фамилии Премудрая.

– Так она, вроде, того… – почесал дед затылок, – Вроде как на твоей Земле и проживала. Так и в данных своих анкетных записывала. На нее спрос знаешь, какой раньше был? И королевичи, и царевичи. И всякая дрянь подзаборная.

– Что значит, раньше? – осторожно поинтересовался я.

Скорее всего, дед понял, что сболтнул лишнее и захлопнул рол рукой. Потом начал что-то мычать, оправдываться.

А я перевернул листок с Василисой плоской. На обратной стороне виднелась надпись, полу выцветавшая, полу стертая, но еще вполне различимая. «На долгую вечную память любимому Ванюхе. Век тебя я не забуду, не забудь и ты меня. Твоя кысулечка». Под подписью стояла дата.

Я поднял глаза на старика. Он сосредоточенно ковырялся в столе, бормоча себе под нос нечто неразумное и непонятное.

– Сколько же ей сейчас лет-то?

Вопрос пришлось повторять трижды. В третий раз с применением силы.

– Да почитай третью тысячу разменяла, – ответил таки старик, поправляя махровый халат, – Но ты, путник, не сомневайся. Она еще очень даже нечего. Если жива, конечно, сердечная.

– То есть нельзя исключать, что она…

– Исключать, молодой человек… – дед задрал к потолку указательный палец, – … В наше тяжелое время ничего нельзя. Все. Некогда мне тут с тобой лясы точить. Или берешь, или нет.

– Значит, можно и не брать? – это я так, на всякий случай поинтересовался. Я ж не враг себе на такой археологии жениться. Лучше за куколкой попутешествую. И себе польза и мир посмотрю.

– Можно и не брать, – дед, показалось, даже с облегчением воспринял мое нежелание осуществить связь с гражданкой Василисой по фамилии Премудрая, – На все воля заказчика. Покупатель, как говорится, всегда прав.

Вот и хорошо. Вот и ладненько.

– А как же надпись там, – я неопределенно показал рукой направление, – Мол, если сюда полечу, так женатым быть. Обязательно, причем.

– Рекламная компания, – пояснил старик, вылезая из-за стола и протягивая мне морщинистую ладонь. Мол, закончена беседа и расходимся домой. Кстати, мог бы угостить чем. Жмот сводный.

Я протянул ему навстречу руку, но пожать стариковскую не успел. Снаружи раздался оглушительный взрыв, и хижина затряслась мелко возбужденная.

– Это мои, – пояснил я испуганному деду, – Беспокоятся за меня. Кстати, – вспомнил я, – У меня там еще двое желающих жениться имеется. Не поможешь.

Дед, было, замотал головой, но второй взрыв сделал его сговорчивей. Он мелко закивал седой головой, соглашаясь на все наши требования.

Свежий воздух после хором старика показался мне пьянящим, и как-то, даже свободным. Вот что значит остаться еще хоть ненадолго холостяком.

Старик пихнулся мне в поясницу, и я посторонился, пропуская его. Должен же он очередных женихов разглядеть.

– Это Вселенский Очень Линейный. А там, в иллюминаторе Кузьмич. Вот для этих двоих ничего нет у тебя?

Но старик меня не слушал. Широко раскрытыми глазами он взирал на две огромные воронки, которые еще дымились на месте большой плоской возвышенности и малого горного хребта. А у ног его валялась та самая птица, которая чуть не сбила меня при приземлении.

Потом старик долго ругался. Очень долго. Я не перебивал. Виноват был, потому и не перебивал. Зато узнал много интересного. Оказывается, птица эта была единственным живым существом на планете. Кроме деда конечно.

– И теперь у маня, басурмане, живности совсем не осталось, – орал дед, паля из двустволки по неловко застывшему в стратосфере Волку, – Одни насекомые мои любимые. Комарики болотные.

Я молча почесал шею, где оставил свой след последний из комариков болотных. Неприятно как-то все вышло. Не по-людски.

Старик устал. Сел на травку, подпер руками голову и стал молча и пристально смотреть вдаль. Ровно на двадцать пять метров до горизонта.

– Значит, для них ничего нет? – осторожно поинтересовался я, касаясь плеча старика.

– Я не извращенец, – буркнул дед.

Вот и ладно. Даже и хорошо. А то еще неизвестно, как бы смотрелся на общем плане Волк с приваренной к нему ванной. Чугунной, или ржавой. Без разницы. Да и к Кузьмичу я попривык. К неженатому и свободному.

– Ты, бать, сильно-то не расстраивайся, – я присел рядом со стариком, – Вселенная дала, вселенная и взяла.

– Да я и не слишком, – грустно ответил дед, – Ямки то закапаю, привык после метеоритов залетных. С птицей тоже ничего страшного. Надоела она мне. И спать мешала, и все норовила на голову нагадить. Кукукать совсем разучилась. Никчемная, в общем-то, птица. Комары, говоришь, тоже? А вот комариков жалко.

– Комары не мамонты. Расплодятся снова.

– Думаешь? – старик недоверчиво обернулся.

– Точно, – а хрен их знает? Но успокоить надо. Все ж дед.

Мы посидели немного молча. Не разговаривая. Посмотрели на небо. Полюбовались кораблем. Просто так посидели.

– А что бать, – прервал я молчание, – Третья-то дорога про что? Смерть там обещают. Или тоже рекламная компания.

Старик нахмурился. Вздохнул глубоко. Кашлянул. Сказал: – «Мда».

– Разговор, значит, серьезный. А если серьезный, то, стало быть, и долгий. А коль долгий, то называй меня, как положено.

– Дедушкой, что ли?

– Дедушки, это у вас там… А я принц. Так что, попрошу на «вы».

Настала очередь мне покашлять. От недоверия, конечно.

– Не веришь? – дед довольно пригладил на голове остатки волос, – А сам посуди. Планета, хоть и маленькая, но моя?! Согласен?

– Раз один вы здесь, то от этого никуда не деться, – согласился я.

– А раз моя, то и имею я полное право величать себя так, как захочу? Хочу принцем, буду принцем. А ты, стало быть, летчик?

– Космолетчик. Так вернее. А если уж быть более точным, то я охотник. За бабочками охотник.

– Да!? – удивился дед, – То-то я смотрю. Поначалу то думал, что ты ас, а ты вон кто!.

– Я хоть и охотник за бабочками, но не намерен терпеть в свой адрес…

– Да шучу я. Шутка такая, – старик похлопал меня по плечу, – Так ты что ж, надумал по третьей, центральной дорожке полететь? Ну и дурак. Хоть и охотник. Я, конечно, советовать тебе молодому да развитому не могу. Годы не те, чтобы советовать. А то б взял бы, да по мягкому месту…

Ну, старик дает. То по Волку что есть мочи палит, то проповеди читает.

– Гиблые там места. Гиблые. На моем веку сколько молодцев добрых там сгинули. Ко мне залетят, побеседуют про то, про се, а потом все туда. Романтика, говорили. Песня зовет. Душа. А души-то и лишись посредством своей романтики. И ты туда же.

Старик задумался. Я тоже молчал. Люди старые знают, что говорят. Может, и зря мы туда планируем. На кой черт? А куколку другим путем сыщем.

– Ладно, – неожиданно старик резко вскочил на ноги, испугал меня даже, – Помогу я тебе, добрый молодец. А вот просто так помогу. Хоть добра ты мне и не сделал, а даже, во общем зачете, и наоборот, но помогу. Никому не помогал, но знать пора пришла. Потому, как чую, что не просто так ты по миру шастаешь. Есть в тебе вот такая загогулинка какая-то крепкая. Зацепная. Вот смотри. Да запоминай. Во второй раз счастьем не одарю.

Дед схватил меня за руку и потащил в сторону от хижины. Метра через три, пройдя сосновый бор количеством «штуки две», да миновав речку в локоть шириной, вышли в пустыню.

Там старик разровнял ее, разгреб по краям для площади и стал пальцем рисовать на песке рисунок:

– Знаешь, что это? – радостно заглядывая мне в глаза, спросил он.

Я немного пошмыгал носом, походил вокруг рисунка

– У меня всего два варианта, – я был очень сообразительным охотником за бабочками, – Это, или шляпа бабская, или слон в шланге резиновом.

– Сам ты шляпа, – заорал дед, – Карта это. Секретная карта.

– А похожа на шляпу, – не сдавался я.

Старик сгоряча плюнул.

– Слушай, и не перебивай. Из пункта А в пункт В, ведет трасса. Та самая, о которой ты говоришь. Можно лететь по этому маршруту, – палец старика уткнулся в прямую линию, – Но вот здесь, – палец замер на середине основания шляпы, – Здесь смерть конкретная. Даже не спрашивай. Знать не знаю. Некому об этом рассказывать. Нет счастливчиков. А вот про эту дорожку секретную, знают немногие. Теперь и ты, в том числе. Она хоть и подлиннее будет, но безопаснее. Как двинешься от указателя, через два световых направо резко поворачивай. Не беда, что без разметки. Зато жив останешься. А сюда, парень, даже и думать не смей. Или молодость свою погубишь. Сгинешь без славы. Усек.

Усек. Я ж не совсем.

– А уж в точке конечной, Б точке, места людные, живые. Там уж спокойнее. Хотя, по правде сказать и там, черт знает что творится, но уже не так сердито.

Дед осмотрелся по сторонам и старательно стер секретную карту, встал, отряхнул от песка руки.

– А теперь пора тебе. У меня работы по вашей милости полным полно. Не переделать. Лети, соколик. Да помни науку стариковскую. Лучше по кривой с мордой красной, чем прямо с мертвой. Да не маши руками. Пусть твой дерибабель на месте висит. И так полпланеты испоганил. Лесенку за домом возьми. Как раз впору будет. Да отлетайте поосторожнее. Мне только муссонов летних не хватает с тайфунами.

Уже карабкаясь по лестнице, я обернулся к старику:

– Спасибо тебе дед за все. И не держи обиды на нас. Не со зла ведь.

– Да ладно, – усмехнулся старик, показывая ровные белые зубы, – Я хоть от скуки развлекся.

– А карта все равно на шляпу похожа.

Дед снова улыбнулся и помахал рукой.

Уже отлетая от крошечной планеты, я посмотрел вниз, и увидел, как старик остервенело, размашисто швыряя лопатой землю в воронки, что-то говорит, энергично шевеля губами. Наверняка ведь нас вспоминает. Благодарит, наверное. Ведь если бы не мы, что за жизнь у него была? Скучная и однообразная.

– Курс на распутье, – гаркнул я, – Тяга на полную, включить автопилот. Всем собраться в кают-компании для прослушивания последних новостей.

Дело было, в общем-то, ясное и без особых вопросов. Имелся маршрут, пользующийся дурной славой. Существовала также вторая, более мирная дорога. После выпавших на нашу долю злоключений лишний раз рисковать не очень-то и хотелось. Так что команда, включая и молчаливого Хуана, единогласно проголосовала за более длинный путь. А раз Хуан, главный наш проводник, согласен, то все сомнения в сторону.

Неприятности начались практически после распутья. Ровный и величественный полет Вселенского Очень Линейного Корабля через два световых превратился в самый настоящий кошмар. Необъяснимые с точки зрения материи и времени провалы в пространстве, интенсивный звездный ветер, сдувающий с намеченного маршрута. Какие то мелкие, невидимые Волком метеориты, барабанящие по обшивке и центральному обзорному. Пару раз навстречу проносились странные, не отвечающие на запросы черные трейлеролеты без опознавательных знаков и, вообще, без габаритных огней. Все это навевало неприятные мысли. И даже где-то чувство близкой опасности. Да и правду сказать, когда я, облачившись в скафандр, на часовой стоянке вылез в открытый космос, чтобы поправить правую фиксирующую камеру, сдвинутую шальным метеоритом, мне показалось, что услышал я, как где-то за спиной, завыли душераздирающим воем неведомые существа.

– Плохие места, – Кузьмич был настроения плохого и говорил хрипло, словно чувствовал что-то. Он всегда говорит хрипло перед неприятностями. Уж я то знаю.

– Нехорошие, – согласился с ним Волк, отправляя снятый мной скафандр на склад для дальнейшей обработки, – В году неважно каком, давно это было, попал я в подобное место. Трасса тоже не в душу была. Я там еще ржавую лихорадку подхватил. Насилу за пятьдесят лет оклемался. Командир, до отворота минут двадцать осталось. Я не буду напрягаться, а то проскочим впопыхах.

Я согласно кивнул. Проскакивать отворот мне тоже не хотелось. В бытность свою охотником за бабочками я научился распознавать время опасности. Точно знал, что вот сейчас, например, меня захотят попробовать на вкус. А вот здесь, например, могут опрыскать газом ядовитым. А если знаешь, вернее, чувствуешь, какая впереди опасность, то всегда можно принять меры. А вот сейчас я ничего не чувствую. Вернее не так. Я чувствую, что что-то там впереди есть. А вот что, никак не могу понять.

Конечно, можно дать команду и повернуть корабль обратно. Можно, конечно, сделав бешеный круг лет эдак в сто обогнуть этот нехороший участок вселенной. Но нужно ли это делать? Вот вопрос. И команда неправильно поймет. Смалодушничал командир? Да и я сам уважение к себе могу потерять. Где это видано, что бы профессиональный охотник за бабочками не с того ни с чего поворачивал обратно? Мало ли какие предчувствия. Смешно.

– Приближаемся к точке отворота. Состояние среды в норме. Видимость три тысячи световых. Радиационное поле в пределах нормы. Но эта ерунда впереди определенно чья-то глупая шутка. Взглянул бы, командир.

А я и так уже вглядываюсь.

Основной маршрут, обозначенный через каждые сто световых радиационными маяками, внезапно обрывался. И на этом самом обрыве висела в пространстве прямоугольная штука, вращающаяся по часовой стрелке. На каждой плоскости этой штуки была нарисована неумелыми руками стрелка, а сверху нее также коряво было выведено – «Объезд».

– Во! И знаки пошли. Или у меня в объективах мерещится.

С объективами у Волка было все в порядке. И он не ошибался. Справа от нас пролетел мимо буек с сияющей табличкой «Земляные работы». Потом пошли знаки ограничения скорости. «60» «40» «20».

– Снизить скорость до двадцати световых.

– Уже сделано, командир. Даже до пятнадцати на всякий случай скинул.

Это Волк правильно поступил. Пятнадцать оно даже как-то вернее. Особенно, если учесть, что вся эта ерунда в космосе просто бред свихнувшегося космонавта. Ну не бывает такого в открытом космосе. Я понимаю еще в мегаполисах, на космодромах. Но здесь…

– Идти самым малым до впередистоящего знака «объезд» и остановится от него в минимальной близости, – я еще не знал, что за план рождается у меня в голове, но свои слова воспринял совершенно спокойно. Если мозги предлагают что-то необычное, значит так и нужно делать.

Корабль скинул скорость до абсолютно смешной. «Смешной скоростью называют скорость космического корабля, при которой скорость идущего по кораблю пилота больше, чем скорость корабля относительно наружного объекта». Это определение я вычитал в библиотеке паПА в толстом справочнике начинающего космолетчика. Кстати, там был еще один интересный пунктик, как раз для нашего случая. А гласил этот пунктик о том, что если имеется перед носом нечто необычное, то нужно это нечто обязательно пощупать, понюхать и желательно запротоколировать.

– Нулевая скорость. Глушу двигатели.

Вселенский Очень Линейный неторопливо свел тягу на абсолютный ноль, но большой генератор не выключил. Умен. Если что произойдет, можно за десять стандартных минут разкочегарить установки и смыться на сверх световой без всяких проволочек.

– Я выхожу, – сообщил я команде приятную новость и направился к грузовому отсеку облачаться в скафандр.

Кузьмич вопросительно задрал брови, но промолчал. Он в последнее время стал слишком много молчать. После того, как я сообщил ему, что невесты для него на крошечной планете не имеется, он слегка приуныл. Все надеется, что когда-нибудь встретит во вселенной родственный себе экземпляр. Желательно женского полу.

Кто-то может спросить меня, зачем я полез в открытый? Для чего? Я отвечу. Мне не нравился звездный небосклон. Нет, на первый взгляд он был идеален. Сотня, другая неизвестных мне созвездий, винный путь, соединяющий несколько далеких галактик. Все, как и положено. Но вот что я скажу. Сердце охотника за бабочками чувствовало во всем этом фальшь. Как еще объяснить? Звезды, которые я видел перед собой, были… ненастоящими, что ли. Неживыми.

Это только новичок, впервые посетивший вселенную, распахнет свою глупую пасть на звезды, и будет вздыхать, умиленный красотой невероятной. А настоящий специалист со стажем скажет, что вон та звезда уже тысячу лет как мертва. А вон тот огонек мерцающий всего лишь обманка. Игра пространства воображаемая.

Здесь было примерно тоже самое. Вроде все на своем месте, а все неправильно. Ни одной живой звезды. И это меня слегка смущало.

Прихватив с собой ящик с инструментами, я покинул Вселенский Очень Линейный и попросил прикрыть меня огнем, если что. Волк, правда, в последний момент вспомнил, что есть у него робот исследовательский, но было уже поздно. Все самому приходится делать. Все самому.

Вертящийся знак «объезд» ничего существенного для изучения не представлял. Так, тумба вертящаяся. Большая, зараза, правда. Но так, ничего необычного. Внутри ядерный двигатель, сварное железо, местами пробитое насквозь. Хлам.

Я повертелся пару минут вокруг знака, потом понял, что сердце зовет меня дальше, к неживому звездному полотну. Интересно, кстати, почему знак этот поставили? Что за напасть случилась на трассе? Или совесть заиграла у тех, кто смерти любопытным обещал?

Пока ответов нет. Но есть весьма интересное наблюдение. Чем дальше отлетаю от «объезда» и от Корабля, тем неестественные становятся звезды. И горят они слишком ярко. И вид у них…

Седьмое чувство охотника заставило меня протянуть вперед руку. Вселенная была твердой и чуть упругой.

Кажется, я закричал. И даже врубил на полную мощность заплечные ускорители, чтобы рвануть с проклятого места. Но не смог. Передо мной было нечто, что не в силах был объяснить мой свихнувшийся мозг. Передо мной была твердая вселенная.

С корабля сыпались тревожные вопросы о моем состоянии, здоровье и последней воле. Кузьмич даже поинтересовался, упомянул ли я его в своем завещании, если таковое имеется. Я отключил связь. Не до этого.

Второе прикосновение прошло без криков и лишней истерики. Сердце, конечно, продолжало стучать как бешеное, но первое волнение исчезло. Пришел черед любопытству.

Я постучал по лампочке-звезде. Она немного подумала и лопнула яркой вспышкой.

Ну и дела. Простой охотник за бабочками взорвал звезду. Не поверят, кому расскажу.

Устроившись поудобнее, я открутил перегоревшую звезду. Самая обычная кристаллическая лампочка с ионным цоколем. Мда.

Отцепив от пояса резак, я, недолго размусоливая (лимит кислорода в баллонах еще никто не отменял) принялся проделывать во вселенной отверстие. Пять стандартных минут и готово. Я облизал обсохшие губы, пожалел, что нельзя смахнуть пот со лба и высунул голову в отверстие, прорезанное в поверхности лживой вселенной.

Далеко, далеко внизу, в молочной белизне болтался здоровенный рыбий хвост.

Я убрал голову из дырки, раскрыл инструментальный ящик, неторопливо достал разводной ключ, и со всего маху опустил его на голову. Стекло покрылось трещинами, но выдержало, а голова стала ясной, ясной.

Теперь оценим все трезвыми глазами. И мозгами, соответственно. Я вновь засунул голову во вселенную.

Рыбий хвост находился на своем месте, чуть подергиваясь и подрагивая.

Я включил передатчик и уловил последние слова Кузьмича, обращенные к Волку:

– … Отъели голову, сволочи. Мочи их прямой наводкой.

– Отставить прямую наводку, – не хватало получить заряд дробью в заднюю часть скафандра, – Я возвращаюсь. Готовьтесь немедленно покинуть эту зону.

Через пять стандартных минут я уже был на корабле. Пока Волк, следуя полученной ранее команде, разворачивался на объездную, я стаскивал скафандр и слушал причитания Кузьмича. По его словам, он страшно перепугался, когда увидел, как у меня пропала голова. Причем целых два раза. На его, и Волка, вопрос, что же произошло, я промолчал.

Имел ли я право говорить им, что видел? Имел ли я право разрушать многовековые истины мироздания? Да и поверили бы они мне? Не знаю. Скорее всего, нет. Да и я, уже будучи на корабле, с трудом верил в то, что видел.

Древние ошибались совсем немного. Не Земля покоилась на трех китах. Вся вселенная. И всего на одной рыбине.

– С тобой все в порядке? – Кузьмич обеспокоено порхал перед моим носом и тревожно заглядывал в глаза.

Я через силу улыбнулся.

– Сто процентов. Голова немного… Ну ладно. Займемся делами. Мы уже на объездной?

Кузьмич прервал меня вопросом:

– А если все нормально, то зачем же мы бежим, словно ты увидел конец света.

Бабочек даже не подозревал, на сколько его слова были близки к истине. Я не ответил.

Следующие два дня пути я валялся в кровати, отвернувшись к стенке, и думал о том, что видел. Кузьмич и Волк не беспокоили меня. После того, как я послал их подальше с многочисленными вопросами, они поняли, что я, как командир, имею право на уединение и небольшой отдых. Исключение я сделал только Хуану. Его молчаливое присутствие мгновенно успокаивало меня, когда я просыпался после коротких, кошмарных провалов.

Снилась мне гигантская рыба, которая от старости лет решила помереть, бросив на произвол судьбы то, что несла на себе неисчислимое множество времени. И бедная вселенная, лишенная опоры рассыпается на мелкие кусочки. И один из этих кусочков я сам.

По истечении третьих суток, когда я только валялся без сна, раздалась тревожная сирена, заставившая меня от неожиданности свалиться с кровати. Я больно стукнулся головой о пол, а сверху, в завершение, свалился Хуан.

– Я не разбудил вас, командир? – вкрадчиво поинтересовался Голос, – Извините. Согласен, что я порядочная сволочь, но тут, кажется, начинают появляться новые неприятности.

После того, как я узнал о самой большой неприятности, которая может произойти со всей вселенной, все другие представлялись мне пустячными мелочами. Но, тем не менее, засунув Хуана за пазуху, я поплелся в командирскую рубку. Жизнь то она продолжается.

Вселенский Очень Линейный стоял без движения. Кузьмич прилип к центральному обзорному и тихо ругался на восьми языках.

– Что у вас? – я уселся на свое место, поправил голографию куколки в лучшие дни ее существования и только после этого взглянул за центральный обзорный.

Ответил Волк.

– Дальше я не полечу.

Странно, даже Кузьмич не возмутился. Стоит себе тихонько и любуется на окрестности.

Что там у нас? А-а! Вот тебе и объездная дорога. Наврал старик про безопасность.

За центральным обзорным открывалась панорама зыбучих дыр.

Зыбучая дыра, это тоже, что черная дыра, только в больших количествах. Одна такая дырка еще нечего. Встречаются в космосе, не без этого. Но вот когда такие дырки собираются в кучи, то тут пора играть отходную. Тысячи, а может миллионы черных дыр, через которые не способен пролететь ни один из самых современных кораблей. Координатная система в таких зыбучих дырах не действует, даже обыкновенный компас, и тот отказывается работать. Только сунься, засосет в дырку и поминай, как звали.

Среди ученых, кстати, до сих пор нет единой точки зрения на сущность черных дыр. Одни утверждают, что это звезды, притягивающие к себе даже свет. Другие, что провалы в пространстве и времени, откуда нет возврата. Третьи… Да мало ли чего говорят ученые. Одно ясно, Волку дальше нельзя.

– Приехали, – Кузьмич отлип от центрального обзорного, – Завел нас Хуан. Хуже, чем в минное поле завел.

Далее Кузьмич неожиданно вспомнил хозяйку планеты Бабяга. Нехорошими словами. Потом досталось Волку, за его «идиотизм». Под конец Кузьмич прошелся по моей персоне, упомянув, по чьей милости мы мотаемся по черно свету, позабыв про блага цивилизации.

– И сидел бы я сейчас в оранжерее. Да за бабочками присматривал, – на глазах Кузьмича проступили слезы.

В космосе такое бывает. Нервный срыв. От безысходности. От пустоты. От вечного мерцания далеких звезд. И способ избавить заболевшего от срыва только один. Плюнуть на него и не обращать никакого внимания.

Что я и сделал. Отвернувшись демонстративно от готового разрыдаться Кузьмича, я посмотрел в один из объективов Волка.

– Возвращаемся что ли?

Волк закряхтел.

Уж кому-кому, а мне понятно его настроение. Быть вселенским Очень Линейным Кораблем и застопорится перед какими-то черными дырами. Вот вам и непобедимый, все проходимый.

– Пару километров световых пролечу, а дальше все. Кранты мне, – вздохнул Волк и признал собственную беспомощность, – Не приспособлен я для такого болота. Если бы хоть метки стояли, а так… Трясина, она и есть трясина.

А победа была так близка.

В полной тишине, даже Кузьмич перестал сопли подбирать, я обгрыз ногти на правой руке. И только тогда принял решение.

– Возвращаемся на Землю.

– А как же?… – Кузьмич снова приготовился увлажнить глаза.

– Расскажем правду, – невесело усмехнулся я, – Да и кто будет обвинять урода, что он не сделал того, что не сделал. Мне не привыкать. Перед паПА только немного стыдно, а так…

– А как же Ляпушка? – чуть слышно прошептал Волк. Вот уж не думал, что именно он задаст этот вопрос. Значит, пришлась и ему куколка по сердцу. Да и кому она не пришлась. Я вон, на что тварь бессердечная, и то, сердце обручем сжимает, как подумаю, что она сейчас у КБ железного мается.

– Разворачиваем, – я твердо стукнул кулаком по панели управления, – Приказы командира не обсуждаются. Да и делать нам больше нечего.

– Ты кулаками по имуществу не стучи, – неожиданно рявкнул Волк, – Добро казенное, не тобой построено. Разворачивайся… Развернуться недолго. Ответь мне, командир, все ли ты сделал как командир в данной ситуации? А?

Я прокрутил в голове последние свои действия.

– Все сделано согласно общему Космическому уставу. Даже с тобой, железяка, посоветовался.

– А ты не психуй, командир. Ой! Ну да ладно, вырвалось. Забыл ты одну вещь важную. Меня Хуан уже минут двадцать достает с просьбой выступить. Аж исходится.

Действительно, я как-то про Хуана и запамятовал. А согласно правилам, писанным и не писанным, каждый должен выразить свое мнение относительно сложившейся ситуации.

– Сейчас я только подсоединюсь. Кузьмич, ты помнишь, где у него разъем. Молодец, с первого раза. Я тут дополнительный синтезатор специально для Хуана приспособил, так что…

– Добрый день, милостивые судари и сударыни, коих я здесь не имею чести видеть.

Мы с Кузьмичем переглянулись. Это конечно прекрасно, что теперь Хуан имеет свой голос на корабле, но слушать этот гнусавый писк каждый день… Не перебор ли?

– Вы совершенно заблуждаетесь, милостивые судари, что я намерен докучать вам своим голосовым присутствием каждый день, – Хуан растопырил все свои отростки и пялился на нас, стыдливо насупившихся, во все гляделки, – Просто сейчас наступил как раз тот момент, когда я просто не могу… просто не имею на то гражданского права промолчать.

Мы с Кузьмичем в один голос заявили, что, мол, ничего, все прекрасно и просто даже здорово и все такое прочее.

– Право же, судари. Не стоит. Я и сам не тешу себя иллюзиями относительно слышимого голоса. Но ближе к делу, милостивые судари. Ближе к делу. Моя бывшая хозяйка приказала служить вам верой и правдой. Что я с удовольствием в данный момент и делаю. У меня имеется несколько нестандартное предложение по существу стоящего здесь вопроса.

– Вы слушайте, слушайте, – влез Волк, – Он дело говорит. Даром, что Хуан.

– Спасибо, любезный, – Хуан проморгался несколько раз в знак признательности, – Я знаю, как нам пролететь этот неприятный зыбучий участок.

Я в сомнении пожевал нижнюю губу. Хотя, чем черт не шутит. Я вон, тоже маленький, а тоже ничего. Иногда, даже слишком хорошо соображаю.

– Продолжай, хуанчик, продолжай, – подбодрил Хуана Волк. Ведь наверняка потом потребует пару звезд дополнительных за соавторство.

– Космический корабль, который здесь представляет наш уважаемый Вселенский Очень Линейный Корабль, действительно, не сможет самостоятельно миновать сей дрянной и поганый участок. Но если впереди него будет лететь существо, способное верно указать дорогу…

– И кто же это героическое существо? – поинтересовался я, более уважительно глядя на Хуана, нежели минуту назад, – Уж не ты ли, наш маленький отважный друг?

– Вы верно ухватили мою мысль, уважаемый кэп. Но только одному мне не справиться. Ресурс у меня маловат. Вот если бы вы, уважаемый кэп, согласились вместе со мной, в одной, так сказать, связке…

Я подошел к Хуану и крепко пожал протянутый навстречу отросток, вместе с глазом, конечно.

– Если вероятность успеха больше одного процента, я готов.

Хуан осторожно освободил отросток от моей крепкой руки:

– Вероятность успеха два с половиной процента, кэп. Можно ли принять ваши слова, как руководство к действию для всего экипажа?

Вообще-то, говоря о процентах, я имел в виду не два с половиной, а хотя бы… ну, так чтобы хоть более приемлемо было. Но с другой стороны, Хуан дело предложил. Где Волк не пролетит самостоятельно, человек, достаточно подготовленный, имеет шанс. А я, подготовленный человек? Вполне. Надоело, правда, в скафандре шастать, но цель требует того.

– Час на сборы, – я принял решение, – Во время отбытия капитана, старшим по кораблю остается Кузьмич. Связь постоянная, расстояние троса минимально возможное.

А через час, я, мокрый от перевозбуждения, закованный в скафандр высокой космической защиты, с обмотанным вокруг пояса тросом, другой конец которого был привязан морским узлом к носу Волка, петлял среди черных дыр. Хуан, выпучив все свои восемь пар глаз, плыл чуть впереди меня, изредка подплывая, чтобы подпитаться в очередной раз от переносного чемодана-аккумулятора.

Вселенский Очень Линейный осторожно двигался следом за нами на расстоянии десяти стандартных метров. Ни сантиметра в сторону от проложенного нами, с Хуанчиком, маршрута. А прокладывали мы его с весьма большим трудом.

– Два метра до тройной системы, – предупредил Хуан, и я сместился чуть в сторону, выравнивая натяжение дыр, – Стоп. Вперед двадцать метров. Стоп. Внизу справа, гуляющая дырка. Переждем. Теперь вперед. Стоп. Смещение на пятнадцать сантиметров по оси. Осторожно, кэп! Жить надоело?

Я резко метнулся в сторону от появившейся слева неизвестно откуда черной дыры.

Вот ведь напасть, какая. Стояли бы на месте, так нет, норовят поближе подобраться. Притягиваем мы их, что ли? А может, и притягиваем.

Дырки встречались самых разных размеров. И огромные, глазом не обозреть. И совсем маленькие, с голову. И каждая тянула к себе, желая, познакомится поближе с героями космоса. А герои знакомиться не хотели. Без надобности.