Текст книги "Магия Мериты (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Проклятая нога – нашла, когда напомнить о себе. Придется терпеть.

Выхожу на линию. Прохожих немного. Не затеряться среди них. Через некоторое время понимаю, что патруль перехватил пустой лит и в ярости дал сигнал всеобщей тревоги. Им нужен пилот. Весь район, где я ковыляю, мгновенно оцеплен. Что ж, сейчас будут прощупывать меня. Я готов.

Ждут на перекрестке. Я иду не спеша, глубоко задумавшись. Останавливают, спрашивают, кто такой. Я некоторое время не могу переключиться от обдумывания своих весьма важных проблем. Рассеянно шарю по карманам. Показываю жетон, выданный Серым. Патрульные сразу спадают в лице. Я уверяю, что никого и ничего не видел. Не до того. Спрашивают, где мой лит. Как где? Давно возвращен на станцию техобслуживания. Мне он не нужен. Я люблю ходить пешком. Мне козыряют, и я продолжаю свой путь.

У одного из остановивших меня была весьма сложная аппаратура идентификации личности. Новейшие интегральные датчики, мощный интеллектуальный блок-анализатор, одновременно оперирующий несколькими тысячами параметров. Я не сразу догадываюсь, что это значит. Потом до меня доходит: им не нужен пилот только что пойманного лита. Они ищут сами не знают кого.

Они определили, кто я такой, задолго до встречи, но на всякий случай остановили и дождались от своей автоматики второго, категорического «нет». Им был нужен тот, который мог, как они полагали, принять даже мою внешность. Интересно, кто это. Воистину странные и небывалые вещи стали твориться в Зоне.

У каждого качества свои достоинства и недостатки. Я привык к своей самостоятельности, независимости от окружающих, к своему одиночеству, наконец. Мне бы завязать с патрульными ничего не значащий разговор, попросить, например, подбросить меня куда-нибудь в противоположный конец Зоны. У них не было причин для отказа, и они вынужденно повозились бы со мной некоторое время. А я повыуживал бы из их автоматики интересующие меня сведения. Упустил я удобный для этого момент – патруль скрылся в каком-то переулке, и я остался один на линии.

Еще одна странная деталь – полное, я бы даже сказал, подчеркнутое игнорирование того чрезвычайного факта, что в кармане у меня боевой пистолет. Даже самые доверенные оперативники Серого могут носить такое оружие только в исключительных случаях. Да, кстати, патруль-то тоже был вооружен на славу. В чем дело? Почему я не чувствую ничего чрезвычайного? Брайан недосказал мне какую-то новость. Может, она пролила бы свет на происходящее? Жаль, что я не удосужился выслушать его.

Я иду медленно. Не из-за ноги своей больной, а потому, что просто приятно гулять вечером в Зоне. Чистый, чуть возбуждающий воздух. Тишина. Я оказался в районе складов. Вон длинный фасад очередного перевалочного сооружения. Нескончаемая вереница столбов, соединенных хрупкой стенкой.

Стоило чуть расслабиться, и опять никчемные воспоминания. Из далека-далека проявляется такой же… нет, чуть приземистее склад на Риве. Наш склад. В него свозили весь собранный ренень. Воздух там, конечно, совсем не такой, как здесь. Дико пряный, до головокружения. К нескончаемой складской стене пришли мы, чтобы стать Волками. В тот день на этом месте, в молочном тумане рассвета Крысы расстреляли весь старший курс. Всех разом. Нас, младших, должны были по одиночке распределить по всем другим школам Ривы, смешать с Крысятами.

Долго шла Рива к массовым бойням. Пачник сдерживал Крыс как мог. Прошло четыре долгих года от первых залпов по литам рубщиков Леса до тех событий. Все это время нагнеталась ненависть. От бесплодных общественных дебатов, от первых митинговых беспорядков, от мелких пакостей, являющихся естественной местью на причиненные в беспамятстве увечья – до лютого неприятия и убийств исподтишка… Нас, Искателей, было много меньше. Крысы обложили со всех сторон. Уговаривали, полоскали мозги, применяли силу, якобы, только чтобы навести справедливость и законный порядок.

Никто и не заметил, как началась настоящая гражданская война. Не было блистательных армий и крупных сражений. Внешне все оставалось тихим и благопристойным. Днем Крысы и Искатели мило улыбались. По ночам охотились друг за другом. Утром выявляли тех ночных охотников, кто плохо замел следы, и вновь одевали улыбки. С каждым днем нам приходилось все труднее и труднее. Мы не могли долго выдержать двуликость дня и ночи.

У той стены мы стали Волками. Несколько лет ушло на ведение партизанской войны в тех душных мешках, в которые заточили нас Крысы и которые они гордо называли городами, первыми признаками цивилизации. Несколько лет мы не видели Леса. Конспиративные связи. Тайные встречи. Замаскированные военные сборы. Потом – штурм резиденции Пачника.

Все завершилось исключительно бесславно. Мы разбили въездные ворота. Ворвались в парк. Охранный взвод, отступая, вымостил цветочные клумбы своими телами. Лин установил заряды у главной двери дома и отпрыгнул в сторону. Жесткое пламя. Я ринулся в пролом – и конец.

Дальше начались допросы. Долгие и безысходные. Сигнализация была отключена. Мы предусмотрели, казалось, все. Никто и подумать не мог, что Пачник лично установит сеть газовых ловушек. Про них знал только он один.

Почему я порчу такую прекрасную ночь дурными воспоминаниями? Я только что ускользнул из довольно неприятной передряги и помог скрыться с места драки своим друзьям. Меня ждет Шар. Сегодня, несмотря на разговор с Серым, хороший день. К черту прошлое.

Шар встретил меня у порога. Они давно дома, и Мул успел проревизировать тайник с оружием. Рок рассчитал оптимальный план атаки на участковую заставу, где я мог бы сейчас оказаться, если бы патруль в чем-нибудь меня заподозрил. Славные ребята. Толстяку дали покурить, и он настроился воинственнее всех. Интересно было бы взглянуть на него в деле.

Шар выставил банки с самогоном. У него отличный аппарат. Точный расчет. Никаких сивушных масел. Алкоголь и вытяжки целебных трав с дальних планет. Не питье, а сказка.

Я несчастный человек. Мне трудно уйти от себя, от действительности. Даже испытанные волновые излучатели, столь любимые Шляпой, мне не подходят. От них лишь болит голова. Химические галлюцинаторы на меня тоже не действуют. Я ведь нусит. Один алкоголь может отвлечь. А ребята пьют просто за компанию. У них другие средства встряхнуться.

Сейчас можно легко достать все, что только душе угодно. Никаких запретов. Самое простое – запретить. Это не выход. Запретный плод всегда сладок. Если человек делает настоящее дело, он не тратит время свое и здоровье, чтобы убежать от действительности или на какое-то мгновение ощутить радость жизни. Ему и так хорошо. Мы – особый случай. Мы много знаем и умеем, но на нас давит окружающее. Поэтому самое главное для нас дело сейчас – ждать. А это трудно. Особенно когда энергии невпроворот, как, например, у Шляпы. Вот и приходится находить специфические методы бегства от самих себя.

Я пил с усердием. Квартар не пошел мне впрок. Мало того, что Бизоны переломали тогда мне все кости. После той веселушки у меня что-то не в порядке с желудком. Я не могу много выпить. Начинает тошнить. И я тороплюсь влить в себя побольше, пока не стало выворачивать.

Толстяк первоначалу сокрушался, что я пришел сам, и меня не надо выручать. Потом, как принял пару стаканов, стал исповедоваться.

Ему много лет, очень много. Только регулярное употребление рененя с волновыми ваннами сохраняет его молодость. У себя на родине он бессменный и самый уважаемый член правительства. Его обязанность – направлять искусство так, чтобы оздоравливать общественную жизнь. Он долго оздоравливал. Устал. Воспользовался случайно открывшейся возможностью уехать, чтобы оформить Дворец Содружества. Здесь не надо оздоровлять. Надо просто работать. Он сделал то, о чем долго мечтал. Выложился весь. Сейчас боится самого себя. Его фрески давят. Он не ожидал такого эффекта. Ему нужен Умник, давний верный его оппонент. Толстяк переменил свою точку зрения на многие моменты, но еще есть, о чем поспорить. Ему так не хватает Умника…

Мул заявил вдруг, что его знобит. Сунул ножищи в камин, на угли. Налил самогон в плошку. Зажег. Стал греть свои клешни. Синеватое пламя обтекало руки, как вода. Провел машинально пятерней по волосам – голова, видимо, зачесалась – запахло паленым. Как-то он так же забылся и поздоровался со мной такими руками. Потом извинялся. У него, видите ли, мозги плохо работают, когда холодно.

Не поверил Толстяк. Обмакнул в пламя палец и, естественно, обжегся. Зачем лезешь? Мул вспомнил свои пеленки. Он родился в кипятке.

Толстяк долго причитал. У него болел лоб – туда угодил слишком большой и острый осколок расстрелянного стакана. У него ныло плечо – неудачно упал по выходу от Брайана. Сейчас вот палец покрывается волдырями и нестерпимо жжет. Я проследил, не переигрывает ли он. Вроде бы нет. Все чисто. Он действительно пришел к Умнику, а увязался с нами для новых впечатлений. Что ж, радуйся своим переживаниям.

Наконец мне надоело слушать Толстяка. Дунул на него морфеевской волной и отнес на диван. Пусть проспится. Мне надо поговорить с ребятами.

Обстоятельно рассказываю подробности своей встречи с патрулем, выделяя непонятные моменты. Один из второстепенных вопросов – с каких это пор в Зоне носят настоящее оружие, а патруль считает сие в порядке вещей? Показываю подобранный пистолет Шару. Он удивлен не меньше меня. Мучительно ищет объяснения. Шляпа тоже озадачен. Соглашаются, что в преддверии Генеральной ассамблеи вроде бы всем следует быть осторожнее с такими вещами, а тут все наоборот…

Я не повторяю своих вопросов. Как что надумают – скажут. Сижу и потихоньку цежу из стакана Шаровское питье. Наконец, Рок высказывает гипотезу: ищут меритского мага. Что такое? Кто такой?

Оказывается, после последних торговых сделок, одна из которых касалась передачи Содружеству технологии нуль-транспортировки, Мерита получила право свободного доступа во Всемирный Информаторий. С целью практической реализации своего права меритцы направили властям Содружества уведомление о том, что на Ценодва послан их специальный посланник. Ну, послан, так послан. Новость была всесторонне обсуждена чиновничьей братией. Как всегда впрок на все мыслимые и немыслимые варианты развития событий были заготовлены варианты установления надежного контроля за действиями визитера. На подготовку к достойной встрече его ушло без малого неделя – торопиться вроде бы не было резона. Однако когда Дипломатическая служба Содружества попросила меритцев уточнить дату прибытия посланника, то получила ответ, что тот уже два дня на месте. Что тут началось!

Самое страшное, по мнению большинства служб Содружества, было в том, что оказалось не под силу определить способ, каким воспользовался меритец для проникновения на Ценодва. Ни один звездолет его не подвозил. Никаких неопознанных летательных объектов нигде не было зафиксировано. Никаких посторонних лиц не замечено ни на одном космическом объекте в системе Ценодва. Как меритец оказался на одной из наиболее охраняемых планет Содружества (если он, конечно, оказался)? А не обманывает ли Мерита? Или, скажем, произошли какие-то нештатные события, и посланец сгинул где-нибудь в космосе, а его друзья-начальники ложно полагают, что он успешно достиг пункта назначения – как поступить в этом случае?

Переспросили Мериту, дабы исключить возможность недопонимания сложившейся ситуации. Получили подтверждение: да, меритский посланник на Ценодва. Одновременно Содружеству были принесены извинения за причиненный Всемирному Информаторию ущерб. Что там произошло, Рок не знал. Однако именно эти извинения явились для козачей убедительным доказательством того, что меритцы не блефуют.

Может, это и была та новость, которую Брайан пытался мне сообщить? Может, да, а может, и нет, философски заметил Шар. Помимо перечисленного Роком, кое-что произошло и по-настоящему ужасное. Не знаю, что может быть ужаснее для Серого, но жестом показываю Шару: продолжай. И слышу поистине удивительное.

Все может быть в мире людей. Какая-нибудь уникальная, непредсказуемая случайность – и события разворачиваются совсем не так, как задумывалось. Подумаешь, не проследили, как меритец попал на Ценодва. Упустили одну невероятную лазейку – и все. Человек предполагает, но располагает-то не он. Как ни хитри, тебя можно перехитрить. Что бы ты ни планировал, всегда найдется тот, кто посмеется над твоими задумками. Лишь в одном ты можешь быть уверен – в незыблемости законов природы.

А Шар утверждал, что в музее часов произошли совершенно жуткие события. Разладился ход многих уникальных механизмов, часть которых в свое время служила эталоном точности. За тысячелетия создано множество сверхточных часов, базирующиеся на использовании различных, зачастую почти неуловимых физических явлений, о которых большинство граждан Содружества никогда и слыхом ни слыхивали. Апофеоз не то изумительной изобретательности, не то патологической изощренности человеческого ума. Точный отсчет времени – давняя потеха человечества.

Бывали, конечно, катаклизмы, приводящие к сбоям одних, ну, двух часов. Скажем, кто-то научится генерировать гравитационные волны и применит свое умение на безобидном хронометре. Другой придумает, как можно изменить потенциал ядерных сил и тем самым управлять скоростью альфа-распада радиоактивных изотопов. А как тут не поэкспериментировать на известном и хорошо зарекомендовавшем себя устройстве? В первом случае забарахлит один механизм, во втором – другой. Но чтобы разладилось сразу много устройств? – никогда. Потому и создавались часы на различных физических принципах, чтобы взаимно дополнять и контролировать друг друга.

К слову сказать, отклонения в показаниях различных хронометров не были большими – так, в пределах нескольких долей секунды. Для простого человека пренебрежимо малая величина. Однако для специалиста – катастрофа. Администрация музея вначале полагала, что виной всему технические неполадки обеспечивающих систем. Незадолго до этого, например, барахлила система микроклимата. Поскольку ответственность в таких случаях обычно возлагается на дирекцию, особого рвения в расследовании причин феномена проявлено не было. Зачем, когда виновник заранее известен?

Через некоторое время, однако, музейная администрация обратилась в Академию наук с официальной просьбой расследовать причины происшедшего. Специальная ученая комиссия также не смогла найти никакого логичного объяснения. Как обычно, академики утопили истину в море витиеватых фраз, надежно упрятав свой главный вывод: ни одно мыслимое воздействие не могло так изменить условия окружающей среды, чтобы разом разладить все часы. Члены ученой комиссии были солидными людьми, высокими авторитетами в своей области и не могли выставлять себя на посмешище, выдвигая сумасшедшие гипотезы.

Музей часов со всеми своими раритетами принадлежал царству порядка, и потому козачи озаботились происшедшим последними, когда кто-то из их числа перевел, наконец, на общечеловеческий язык то, до чего додумалась комиссия от Академии наук: хронометры зарегистрировали внезапное локальное изменение мировых констант.

Я не знаю, что сказать. Есть, правда, у меня смутное ощущение, что мой нуситский талант способен на нечто похожее, но я эти свои подозрения не высказываю пока никому. Даже ближайшим друзьям, чтобы не прослыть хвастунишкой.

Разговор как-то сам собой прервался на время. Шар принес новую банку, а в плошке особый деликатес на закуску – копченых червей – и развалился в своем любимом кресле, над подголовником которого укреплено странное сооружение, подарок Рока. Тусклый старинный циферблат часов. Вместо стрелок разъяренные змеи. Один из символов Роковской братии.

Шар, несомненно, великий человек, и я горжусь своей дружбой с ним. Я помню то время, когда он так же, как Толстяк, пришел к нам. Задавал вопросы. Давал дельные советы. Все намекал, что вот-вот покинет нас, но остался. Зона засасывает.

Кстати, я так и не знаю, что он собой представляет, и какие силы за ним стоят. Вырастила его какая-то маленькая община на Квартаре и почти в младенческом возрасте вытолкнула в большой мир. В Содружестве он получил блестящее образование, но как и в каких учебных заведениях – неизвестно. Много неспешно путешествовал, надолго останавливаясь в полюбившихся ему местах, и на добром десятке планет построил себе собственные роскошные жилища. Как здесь, в Зоне, что вообще ни в какие ворота не лезет. Приобрел массу знакомых и влиятельных друзей, весьма ценящих, как и я, его дружбу. За примерами далеко ходить не надо – даже Умник считает себя его учеником.

Каюсь, пробовал раз проникнуть в Шаровскую сущность, но тут же натолкнулся на его укоризненный взгляд. Нуситскими способностями, стало быть, он тоже не обделен. Извинился я тогда, и с тех пор питаюсь в отношении его одними догадками.

В ходе разговора я почувствовал, что Рок не в своей тарелке. Спрашиваю, что произошло. Он лишь отмахивается. Поясняет Мул: накрылись два Маяка. Целый Сектор выпадает из-под контроля.

Я давно знаю, что Рок из Простаков. И здесь, в Зоне, он не прохлаждается, а пашет как никто другой. Отчасти благодаря ему Серый на всякий случай перешел на подземный образ жизни. Сейчас Простаки спешно создают собственный звездный флот. Больше всего на свете Серый боится того момента, когда на звездных коммуникациях появятся неподвластные ему боевые корабли. На планетах-крепостях долго не просидишь. Победа всегда достается тому, кто наступает. Тому, у кого крепче воля к победе, а боевой дух выше. А велико ли желание воевать у тех останков Межзвездного Флота, которые сохранились у Содружества в результате многочисленных кампаний травли после Меритской войны?

От широкой общественности тщательно скрывается, что уже сотни звездолетов не контролируются центральными органами Содружества. Они принадлежат общинам, тайно поддерживающих Простаков. Пока тайно, потому что еще не время показывать свою силу.

Но звездолетам нужны Маяки. Иначе они затеряются в пространстве. Козачи, не сумев направить своих агентов на все звездные корабли, пытаются надежно подчинить себе каждый космический диспетчерский пункт. Уничтожают Маяки Простаков. Тайная война уже идет. Впрочем, почему «уже»? Она всегда шла. Просто я раньше этого не знал.

Я Кот. Я согласился выполнять кое-какие просьбы Серого не для того, чтобы существовать этим, а чтобы хоть изредка встряхиваться, проверять, остался ли у меня еще порох в пороховнице, не оскудели ли мои нуситские таланты. Я делаю только то, что хочу. Никто мне не указчик. Даже Серый. И все же с Роком мы как бы в разных лагерях. По логике вещей я не имею права помогать ему. Но я плюю на права. Я сообщаю, что у меня на Квартаре не все корешки вырваны. Открываю связь. Это как раз в том секторе, что так волнует Рока. Но пусть пользуется явкой осторожно. Маяк надо оберегать.

Рок светлеет. Я рад помочь ему. Еще мне нужно выяснить, не наступлю ли я на ногу Умнику, и вновь начинаю пытать Шара.

Да, Умник. Не время ему сейчас болтаться невесть где. Не нужно было лететь. Однако кому, спрашивает Шар, Умник мог доверить такое важное дело? Он всегда самое трудное взваливал на себя. Потому как Умник.

Факты пока говорят за то, что Умника самого взяли в оборот. Официальный отчет Инспекции не пришел, хотя о его содержании знают. Стало быть, Серый и тут вмешался.

Я рад, что не затрону Умника. Он мой друг. Как и Рок, Шляпа, как все наши ребята. И мы выпиваем с Роком за наше содружество по полному. Потом поднимаем полные за Толстяка. Он нам нравится. Мы будем оберегать его на первых порах. Вот было бы здорово, если б он остался с нами. Навсегда, как некогда это сделал Шар.

Вэр

Илвин вывел их к Сигме раньше, чем начинка звездолета успела превратиться в труху. Они оказались фактически дома, в хоженой-перехоженой зоне пространства, где частенько можно было встретить даже полностью автоматизированные межзвездные транспорты. Дальнейший полет не должен был доставить каких-либо затруднений, и Астаройт, вволю налюбовавшись знакомыми созвездиями, объявил трехдневный аврал. Он не хотел оказаться в порту Ценодва на корабле, дышащем на ладан.

Вэр, невольно разделяя общее приподнятое настроение, посвятил это время напряженной работе. Комментарии из меритского Информатория, собственные критические заметки по поводу жалкой диссертации Гуго Ван Теренса и многолетние полусознательные размышления сложились в один тугой узел, породив целый клубок новых идей. Распутывая его, он вначале изумлялся неожиданностью получающихся выводов, потом забеспокоился: что-то было не так. Если ты увидел то, что другие не разглядели, еще не означает существования твоего открытия – а вдруг это просто мираж? Если ты дошел до мысли, что все дураки, а ты гений – скорее всего, тебе следует обратиться к психиатру.

Так и не разрешив сомнения, Вэр набросал черновой вариант статьи, пытаясь логичнее изложить результаты своих изысканий. Придирчиво обдумывая получившееся, он пришел к выводу, что его материалы открывают новое направление в экономической науке. Приятно, конечно, но как легко, наделав тривиальных ошибок, «потерять лицо» ведущего специалиста в своей профессиональной области. Какая ответственность ложится на него! Следует проверять и перепроверять новые теоретические построения… Закончить этот труд, вероятно, удастся только дома, после необходимого обсуждения с коллегами. Пусть пока материал отлежится, надо подумать, как смягчить его революционный замах. А вечер перед последним надпространственным прыжком он проведет в кругу своих новых друзей.

И все же я молодец, думал Вэр, спускаясь в кают-компанию. Много значит сама постановка новых вопросов. А если хоть что-то окажется верным из того, что у него проклевывается…

– Ты несешь себя как сосуд, доверху наполненный драгоценной влагой, боясь расплескать, – встретил его Рюон верной фразой. Илвин, сидевший рядом, не обратил, естественно, никакого внимания на чувства координатора. – До чего же ты додумался?

Только этого вопроса не хватало Вэру до полного счастья, и он как мог поделился своей радостью. Рюон, повергнутый в изумление первыми же словами, стал внимательно слушать и быстро схватил суть.

– Так, ты утверждаешь существование связи между темпом общественного прогресса и объемом социума, – Рюон невольно копировал стиль координатора. – Малые группы людей со временем замыкаются в себе, а их хозяйственная и культурная жизнь впадает в застой. Полнокровные общины быстро развиваются. Однако если государство чересчур многолюдно, падает качество управления, кипение человеческих страстей питает самое себя, что также ведет к застою. И ты можешь подтвердить это с цифрами в руках?

– Да, могу. Зависимость многофакторная, чувствуется довольно сложное влияние уровня производительных сил, определенно есть давление и культурного начала. Известные и широко используемые методы анализа здесь малоприменимы, поскольку это фактически новая область экономических исследований.

– Не пойму, причем здесь твоя экономика! – взмахнул руками Илвин.

– Я все это обсчитываю в экономических категориях…

– Ты утверждаешь, что очень мало планетных общин с сочетанием параметров, благоприятным для быстрого прогресса. А само Содружество принципиально неуправляемо из-за своей величины и слабых экономических связей. Так? Очень интересно.

– Для меня самого эти выводы неожиданны. В наше время каждому студенту, сподвигнувшемуся на серьезное изучение экономической науки, первым делом внушается, что его будущий профессиональный долг – шлифовать материальный базис Галактического Содружества, и важнее этой задачи нет ничего. Буквально до сегодняшнего дня я был искренне убежден в этом тезисе.

– А сейчас ты вдруг решил переубедить своих коллег? Боюсь, нелегкое это дело.

– Почему? Я же сам ничего не нафантазировал. Есть исходная математическая модель, построенная на очевидных постулатах. Используются общедоступные статистические данные, скрытно исказить которые невозможно. Если желаешь, я представлю все изначальные посылки, поясню последовательность расчетов.

– Буду весьма благодарен. Меня, наверное, ты сможешь убедить. Но своих коллег по экономическому поприщу – вряд ли. Мало того, что любой человек, сделавший открытие, чем-то похож, на мой взгляд, на гиппопотама, случайно попавшего в курятник: и шуму много, и не ясно, что с ним делать. Много печальнее другое – то, что люди в большинстве своем верят только в то, во что им хочется верить. Таких, как ты, чувствующих Число, или тебе подобных, чувствительных к Слову, единицы. Так что несладко тебе придется.

– Я не собираюсь сразу опубликовывать свои материалы. Они весьма сырые. Да еще всплывает ряд вопросов, на которые я пока не могу ответить.

– Ты серьезно считаешь, что все в нашем мире можно интерпретировать с числами в руках? – спросил Илвин.

– Не знаю. Но в своей сфере деятельности пытаюсь найти способы просчета всего, что попадает в мое профессиональное поле зрения.

– Как я тебе завидую!

– К слову, Вэр, до твоего прихода у нас был довольно серьезный разговор. Я сказал Илвину, что отказываюсь от самостоятельной политической карьеры.

– Почему?

– В отличие от тебя, я не добился ощутимых успехов в переделке своей психики. Помнишь, я как-то говорил, что со своим стилем мышления не пройду начальных тестов? У меня слишком критический строй ума. Про таких, как я, говорят: «язва». Жить приятно, но управлять людьми нам сейчас просто не дают.

– Очень жаль. Признаться, мне бы хотелось иметь в хороших знакомых хотя бы одного члена Галактического Совета.

– Извини, что не оправдал твоих надежд. Но в случае чего протекцию смогу составить. Я предложил Сему Нарайну баллотироваться по Первому Сектору. Я буду у него нечто вроде начальника предвыборного штаба. Сегодня по экстренной межзвездной связи пришло его официальное согласие.

– Почему по экстренной?

– Потому что обычной никакой уважающий себя политик не пользуется.

– Странно как-то.

– Такова жизнь. Не обращай на такие мелочи внимания. Я счел возможным войти в союз с Нарайном потому, что у нас с ним совпадает главный пункт предвыборной платформы – добиться принятия Закона о свободе информации. Ты знаком с этим вопросом?

Вэр неуверенно кивнул. Он слышал столько разных, зачастую противоречивых комментариев по поводу этой темы, что давно не понимал, о каком конкретно варианте великой реформы идет речь.

– Вокруг наших инициатив сейчас появилось много спекуляций, – продолжил Рюон. – Нашлись умники, заявившие о якобы готовящейся революции, попытках развалить Содружество. На самом-то деле мы не задумываем ничего экстраординарного, а всего лишь пытаемся свести в единый кодекс все существующие в данной области правовые акты и устранить явные противоречия между ними.

– Ничего себе – «устранить противоречия»! – взвился Илвин. – Да один запрет на искажение информации способен перевернуть деятельность всего бюрократического аппарата Содружества. Я, например, не представляю, как в новых условиях будут работать козачи. Много запретов по обмену данными существует и на Флоте… да везде, куда ни глянь!

– Потребность говорить то, что думаешь, и получать правдивую информацию о том, что тебе интересно, для нормального человека так же естественна, как, скажем, потребность дышать. В этой области действует огромное количество нормативных документов. Мы привносим самую малость: сознательное, умышленное искажение информации объявляется аморальным, да запрещается многократная продажа идей и научных открытий.

– И между прочим меняете всю систему товарообмена в Содружестве? – спросил Вэр и прокомментировал: – Многие общины, как я знаю, столетиями паразитируют на каком-нибудь одном научном достижении, случайно полученном кем-то из их граждан.

– Да, вынужденно реформируем порядок пользования Всемирным Информаторием. Но это, видимо, не главное. Нарайн сообщил, что самым болезненным оказался вопрос, касающийся личных накоплений.

– Понимаю, – сказал Вэр. Его карьера как экономиста-практика началась с наведения порядка в вопросе начисления сбережений граждан Содружества. Теоретическая база была создана им еще в студенческие годы. По молодости он не считал это большим достижением и удивлялся, когда его имя стали упоминать в одном ряду с именами грандов от экономики. Позже, когда теоретические идеи пришлось внедрять в жизнь, он, помнится, был поражен, насколько тяжело проходило согласование тех поправок к действующему законодательству, которые хоть в малейшей степени могли ущемить интересы какой-либо группы населения. Что-что, а забота о своем кармане была наиважнейшей для всех, даже самых, казалось бы, далеких от реальности людей.

– Оказывается, очень трудно просчитать в новых условиях скорость изменения сбережений граждан. Как мне объясняли, далеко не весь объем… э… отложенного спроса должен… э… капитализироваться. К тому ж начинают колебаться ставки… э… рефинансирования. Следует учесть также неизбежные изменения общей виртуальной денежной массы… Одним словом, только начинаешь распутывать клубок возникающих проблем, так сложности нарастают, словно снежный ком.

Вэр улыбнулся.

– Боюсь, тебя ввели в заблуждение.

– Да? Интересная мысль. Должен предупредить, что я ничего не сказал от себя, а передал утверждения весьма авторитетных людей. Все, что касается денег, испокон веков порождало одну головную боль.

– Только из-за того, что им приписывали несвойственные им качества. Это любимый фетиш человека. А по существу деньги – всего лишь один из удобных, но далеко не единственный и, тем более, не идеальный регулятор производственных отношений. Молиться на них – глупость.

– Я это понимаю.

– Так не разбрасывайся терминами, которые тебе чужды. А затронутая тобой проблема, как раньше говорили, не стоит и ломаного гроша.

– Да? Объясни. Я, кстати, давно хотел с тобой поговорить на эту тему, но все никак не мог выбрать удобное время.

– Как ты знаешь, все общины обеспечивают своих граждан неким минимальным набором благ и услуг – пищей, одеждой, жилищем, медицинским обслуживанием и так далее. Такой порядок, кстати, существовал всегда. Менялся лишь набор благ и их объем. А так как человек индивидуален, нерационален и непредсказуем, во все времена часть благ он приобретал более-менее свободно, по своему желанию – грубо говоря, менял их на деньги. Получаемое им количество денег, пренебрегая влиянием всевозможных общественных дефектов, примерно соответствовало его трудовым достижениям. Подобная схема существует и по сей день. Только физически какие-либо «деньги» давно пропали, их заменили абстрактные цифры в компьютерных базах данных.