Текст книги "Закон О.М.а"

Автор книги: Сергей Гаврилов

Соавторы: Юрий Любаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Ведущий ток-шоу «Начистоту» Георг Монахов нервничал. Он послал целую бригаду в Николаев для того, чтобы собрать информацию по делу бывшего обер-лейтенанта вермахта Рихарда Ланге, но нечаянно попал на событие планетарного масштаба. Никто не мог подумать, что покушение на убийство простой девушки вызовет такой резонанс в мире. И где? – Опять же, в Николаеве. Нет, нельзя упускать такую возможность. Немца позднее выдернем. Он как раз подлечится и покажет всему миру свой арийский характер…

Монахов не любил управлять людьми в ручном режиме. Он долго подбирал команду и добивался комфортного для себя автоматизма действий членов группы. Однако сейчас приходилось заниматься грязной диспетчерской работой. Телеведущий утвердил список участников, разбил на группы. Посетил монтажную, посмотрел пересланные сюжеты с Татьяной Седловицкой и свидетелями.

Вода, сплошная вода… Нет конфликта…Ещё раз пробежал глазами список участников передачи. Двадцать два человека. Целый взвод. Подруги пострадавшей, друзья и родители насильников, шумная общественница, журналист, молодой политик от правящей партии…

– Георг, – вошла ассистентка, – пришёл сюжет из больницы. Интервью с пострадавшей. Его ставить нельзя, она матерится через слово, будет сплошной зуммер…

– Оставь, посмотрю.

На больничной койке забинтованная девушка слабым голосом отвечает на вопросы репортера: «…хочу, чтоб расстреляли… отрезали яйца… дали схавать собакам… их на зоне нужно просто опустить…».

А почему нет? Можно кусочек. Здесь даже с зуммером всё понятно. Нужно смонтировать в диалоге с матерью, тогда вообще будет хорошо.Сделал необходимые распоряжения и позвонил в Николаев.

– Сделай большой сюжет с родителями насильника, в квартире которого всё произошло… Как не получается? По телефону? Хорошо, готовь телефонную беседу. Поговори подольше, чтобы можно было выбрать. Следи за качеством, времени на обработку нет… Всё пойдёт с колес…

Монахов нервными шагами мерил пространство большого кабинета. Нет конфликта. Банальное насилие не покатит. Все будут дудеть в одну дудку – изображать праведный гнев…Он ещё раз пересмотрел интервью с барменшей из «Серебряной рыбки» и хлопнул ладонью по лбу.

Есть! Есть конфликт! Во второй части вбрасываем: изнасиловали не случайную девушку, а опытную проститутку, которая знала, на что шла. Барменша подтвердит, родители будут защищать сыновей, общественница – говорить о ситуации вообще, педагоги-эксперты – о родительском воспитании, подруги вспомнятнелёгкое детство потерпевшей. Из массовки кто-то засомневается в благопристойном образе жизни Макароновой, затем сюжет допроса главного подозреваемого… Отлично! Это будет держать аудиторию в напряжении. Дальше все покатится легко. Начнется пинг-понг с обвинениями оппонентов двух сторон… Супер! Молодец я!

Монахов сел за ноутбук и начал барабанить по клавиатуре.

«…в этой студии мы обсуждаем невыдуманные истории, о которых невозможно молчать. Это – восемнадцатилетняя Олеся Макаронова (фото на экране), такой девушка была до 8 марта, а вот так она выглядит сейчас (фото на экране). В праздничный вечер Олесю жестоко изнасиловали и пытались заживо сжечь. Сегодня в нашей программе – свидетели преступления и родные тех, кого подозревают в совершении изнасилования. Впервые они смогут поговорить с матерью жертвы…».

Через двадцать минут Монахов перечитал написанный текст. Он был собой доволен. Как теперь всё это обозвать? Да, впрочем, какая разница! Пусть рабочим заголовком будет «Олеся Макаронова»… В архиве этот выпуск будет похоронен под аббревиатурой «ОМ».

ЗАКОН О.М.а.

Губернатор был взбешён. Высокопоставленный прохвост из ближайшего окружения подставил его самым наглым образом. Нет, Толя, это тебе даром не пройдет. За всё нужно платить! Пойдёшь по этапу, как миленький. Ты – мелкий бес – за всё ответишь! По полной программе…

– Василий Данилович, – селекторный голос секретарши, – пришёл подполковник Симченко.

– Зови.

Губернатор встал из-за стола и попытался успокоиться.

– Здравствуй, Евгений Валентинович, присаживайся, – крепкое рукопожатие. – Расскажи-ка мне всё с самого начала.

Собеседники посмотрели друг на друга. Подполковник достал из кожаной папки бумаги.

– Всё банально, Василий Данилович. Как в девяностые…

– Не томи, – губернатор тяжело посмотрел на гостя.

– Ваш заместитель по экономике Анатолий Иванович Бычко в сговоре со своим братом Андреем Бычко пытались устранить от участия в аукционе юриста корпорации «Clever Yards» Пауля Ланге. С этой целью через посредника в Киеве наняли начальника службы безопасности «АКТИВ-банка» Вазгена Шония…

– Мамут? – губернатор приподнялся с кресла.

– Нет, это всё происходило за его спиной, – Симченко перевернул страницу. – Шония подстроил аварию на трассе Киев-Николаев и привёз немца в свой дом, где пострадавшего должны были держать до тех пор, пока не завершится аукцион.

– Юрист травмирован?

– Сильное сотрясение мозга, трещины плечевой кости и ребер, – подполковник положил на стол фотографии. – Через несколько дней Пауль Ланге очнулся, выбрал удобный момент и сбежал.

– Где он сейчас?

– В частной клинике под усиленной охраной, но... можно я закончу, Василий Данилович?

– Извини, что-то сегодня с давлением, – губернатор потёр левую сторону груди.

– Вазген Шония, – продолжил Симченко, – обнаружив пропажу, начал искать Пауля Ланге. Именно тогда он прислал бригаду своих охранников в дом к Рихарду Ланге – родному деду немецкого юриста. Вам, Василий Данилович, известен нашумевший инцидент в Варваровке?

– Да, – губернатор нахмурил брови.

– Молодого Ланге под прикрытием милиции увёз в клинику Мамут, – Симченко вытащил из папки компакт-диск. – Шония сумел достать видеозапись разговора братьев Бычко, из которой узнал, кто был настоящим заказчиком этого похищения.

– Марина, – губернатор нажал на кнопку, – принеси этот… как его… ноутбук.

Секретарша принесла компьютер и поднос с сервизом.

– Чай?

– Позже.

Посмотрели видеозапись. Губернатор захлопнул крышку компьютера и постучал по ней пальцами.

– Говори дальше.

– Дальше – больше, Василий Данилович. Вот показания Вазгена Шония, – положил рукописный текст перед губернатором. – Он прислал видео Анатолию Бычко и стал шантажировать братьев.

– Каким образом?

– Предложил купить оригинал за полтора миллиона долларов, – Семченко положил перед губернатором ещё один документ. – Бычко заложили совокупные активы, взяли кредит и оплатили счета.

– Деньги ушли? – губернатор поднял глаза.

– Нет, конечно, мы заблокировали все операции. Дело, собственно говоря, даже не в этом...

– А в чём?

– Анатолий и Андрей Бычко аккумулировали у себя акции всех мелких держателей. От их имени братья должны были выступить на торгах как субагенты. Однако после залога своих и чужих активов они этого права лишились и их заявка без решения правления банка недействительна…

– Ну и чёрт с ними! – разозлился Черняк. – У них даже пяти процентов нет!

– Речь не только о них, – подполковник собрал документы в папку. – По нашим сведениям, акционеры «Clever Yards» отказались от участия в аукционе…

– Почему?

– Официальное решение мотивировано тем, что в Николаеве ситуация не контролируется властями. Здесь происходят массовые убийства и беспорядки, за которыми может последовать полный хаос.

– Какие массовые убийства? Какие беспорядки? Что за бред?

– Это мы понимаем, что ерунда, но они проводят свои параллели. Покушение на убийство гражданки Макароновой, раздутое журналистами до вселенских масштабов, ещё более ухудшило картину инвестиционного климата. Если сюда добавить приключения Пауля Ланге в Николаеве, то их решение выглядит вполне обоснованным.

– Чёрт! – губернатор грохнул ладонью по столу. – Есть основания для ареста братьев Бычко?

– Конечно, постановление на руках.

– Почему они гуляют? Утром я встретил старшего в приемной.

– Без разговора с вами я бы не…

– Я хочу, чтобы их немедленно закрыли. Никакой подписки о невыезде. Пусть сидят! И один, и второй! Мажоры, мать твою!

– Их сейчас же изолируют, Василий Данилович, нет проблем. За каждым наблюдают.

Губернатор вздохнул и поднялся с кресла.

– Спасибо, Евгений Валентинович, – Черняк протянул руку, – показал, на каком свете я нахожусь. Аукцион с одним агентом проводить нельзя. Нужно или искать ещё одного конкурента, или откладывать продажу и готовить следующий тендер, с новыми участниками.

Помолчали.

– Кстати, – Черняк посмотрел на подполковника, – как там у тебя в конторе?

– Плохо, Василий Данилович, – собеседник грустно ухмыльнулся, – сами видите: в городе разгул преступности, людей живьём жгут. Из Киева прислали зондеркоманду. Виноваты одни, а увольняют совсем других. Обидно за ребят… Некоторым до пенсии меньше года оставалось... Попали под барскую раздачу, – Симченко вздохнул. – Пора мне, а то неровен час тоже уволят. За отсутствие на рабочем месте.

Черняк проводил гостя и подошёл к окну. Залитая солнцем площадь Ленина заполнялась народом. Вдоль улицы Адмиральской, напротив мемориала Освободителям, с самого утра построили огромную сцену. Вот уже больше часа с неё доносятся громкие речи и выступления в поддержку Олеси Макароновой. Организаторы действа устанавливают палатки с партийным логотипом. Рядом сверяют фамилии пришедших и выдают плакаты.

Метрах в трёхстах, возле памятника вождю пролетариата, собирался второй митинг на ту же тему. Симпатичная стройная девушка что-то вещала в мегафон. Мужчина с громкоговорителем в центре площади регулировал людской поток, пытаясь объяснить прибывающим, «где проходит настоящий митинг, а где – проплаченная политическая акция». Телевизионщики торопливо расчехляли камеры, не зная, с какого из мероприятий начать съёмки.

Губернатор поморщился. Город незанятых людей.Сколько их придёт сегодня на площадь? Десять, двадцать, сто тысяч… или ещё больше? Не могу себе представить, чтобы сварщик или стропальщик пришёл сюда после тяжёлой смены. Настоящие рабочие предельно измотаны, им нужно отдохнуть до следующего дня. Не пойдут и врачи после дежурства, и усталые учителя после занятий. Только менеджеры от производственной скуки, безумного количества кофе и сигарет способны релаксироваться в подобной агрессивной среде…

Сегодня Николаев – город торгашей, которые вынуждены улыбаться капризным покупателям и годами копить в себе раздражение. На работе отрываться нельзя – сразу уволят. Где выплеснуть внутренний негатив? Можно вот так прийти, поорать на площади. Среди тех, кто здесь, нет инженеров, слесарей, токарей, судосборщиков. Их теперь вообще в Николаеве нет. Теперь все поголовно менеджеры. Менеджеры от медицины, от образования, от производства. Все что-то продают. Или руководят. И делают это плохо.

Вчера вечером состоялось совещание с начальником областной милиции. Генерал предупредил губернатора о протестных настроениях, которые объединили большое количество людей в социальных сетях. Две разные группы активистов собирали протестующих на центральной площади города. Два параллельных митинга должны были начаться в одно и то же время в одном и том же месте. В самый последний момент мэру города удалось убедить конкурирующих активистов объединить свои усилия.

И тогда, для того чтобы распылить монолитный негатив горожан, губернатору пришлось срочно напрячь «молодёжный актив». Новый «комсомол» подсуетился и позвал всех на своё мероприятие под лозунгами: «За справедливое правосудие!», «Скажем «нет» бытовому насилию!», «Перед законом – все равны!». Тоже на центральной площади, нона час раньше. Теперь гигантская толпа металась между памятником Ленину и мемориалом героев– освободителей. Людские потоки вливались в это море через прилегающие улицы.

Похоже на прилив крови к больному сердцу,– мелькнуло у губернатора. – Любой затор здесь может внезапно стать тромбом, начнётся давка – обширный инфаркт толпы. Это же надо: из обычной бытовухи раздуть трагедию вселенского масштаба! «Жёлтые» газетчики нагнетают ситуацию и откровенно спекулируют на безвинно пролитой крови. В начале 90-х убивали гораздо чаще, а ведь никому и в голову не приходило митинговать на площадях.

Черняк вспомнил давний разговор с одноклассником – известным николаевским историком. Революционные события во Франции тоже начались с того, что одна убогая серость – журналист Камиль Демулен – вскочил на стол в Учредительном собрании и начал орать «Французы, к оружию!». Провокаторы от прессы. Именно продажные журналисты призвали казнить короля. Затем их перекупили другие, и они оправдали убийство своих недавних вождей. Потом это проституированное племя облило грязью любимого императора и одобрило его ссылку.

Губернатор поднял жалюзи. Ораторы на большой сцене сменяли друг друга, микрофоны фонили, толпа стремительно увеличивалась. По всему периметру площади разорванной цепью стояли люди с лозунгами в руках. Черняк попытался прочитать тексты, но из окна можно было разобрать только две крупные буквы: «О» и «М», написанные красной гуашью.

 «О» и «М», наверное, эта та самая Олеся Макаронова. Интересная получилась аббревиатура.Губернатор ухмыльнулся собственным мыслям. Закон ОМа? Никакие историки и социологи не в состоянии изнутри понять агрессивную мотивацию стихийной толпы. Ведь ещё нет никакой революции, есть просто раздражённое сборище людей. Кто воспользуется этим раздражением? Кто оседлает эту стихию и укажет пальцем на новую Бастилию? Неизвестно. Управлять конфликтом нелегко, а предсказать его сценарий– вообще нереально.

Бывший инженер-судостроитель Василий Черняк задумался. Только физика способна объяснить происходящее. Немецкий учёный Георг Ом, сам не желая того, гениально растолковал истоки спонтанного гнева и вскрыл глубинные причины судьбоносных конфликтов. Губернатор увлёкся собственной логикой. Известный закон Ома исправно работает не только в отношении электрических цепей, но и в конфликтологии. Уровень эмоционального напряжения толпы равен силе экономической разрухи, помноженной на величину сопротивления коллективного инстинкта самосохранения. М-да, точнее не скажешь. Заводы стоят, инвесторов нет, мелкие предприятия обанкрочены. Вот и сегодня – полная площадь бездельников, которым нужно выплеснуть на кого угодно свой негатив…

Внизу послышались громкие крики и свист. На сцену поднялся мэр. Он пытается что-то объяснить народу. Говорить не дают. Усилители не справляются с общим рёвом толпы. Городской голова, закончив свою речь, спускается со сцены под всеобщий свист. Бедолага, попал под раздачу. Ему-то за что? Он в чём виноват? В том, что не побоялся выйти к людям? Высказать свои соболезнования? Во всём он виноват: и в продажных прокурорах, и в плохом воспитании молодёжи, а особенно – в общем упадке экономики…

Черняк закрыл жалюзи. Преступление сдетонировало на государственном уровне. Ударная волнадошла до Европы. Сейчас такая же головная боль у моих коллег в Харькове, Одессе и Херсоне. Завтра намечается митинг в Киеве на эту же тему... Прославился Николаев, нечего сказать. Город невест. Ладно, всё ерунда, не будет у нас никакой «арабской весны». Не тот повод. Из-за девчонки, которую дурно воспитала мать, никто не станет штурмовать Бастилию. Пошумят и разойдутся. Думаю, даже не придётся никого наказывать ни в милиции, ни в прокуратуре. Это не беременность… рассосётся само собой…

Телефонный звонок по линии правительственной связи прервал размышления Василия Даниловича Черняка. Глава Администрации Президента Украины приказывал губернатору Николаевской области прибыть завтра в Киев.

А вот мне обязательно достанется. Предстоит оправдываться и за рост преступности, и за несостоявшиеся торги. Нет, стрелочником я в этом деле не стану, не для того столько лет здесь колотился… Скажу завтра всю правду. Митинги и демонстрации в Николаеве будут до тех пор, пока не заработают заводы. Любой повод в таких условиях может вызвать спонтанное раздражение толпы, которая не занята тяжёлым повседневным трудом. И фамилия губернатора никак не повлияет на происходящее.

Это как спящий вулкан. Будут извержения: «Олеся Макаронова-2», «Олеся Макаронова-3» и так до бесконечности… Спокойствие наступит тогда, когда город перестанет ностальгировать по судостроению и нереальным государственным заказам. Когда у всех в башке появится другая перспектива – к сожалению, уже не корабельная. Придёт это светлое время? – Может быть, но… не скоро. Вряд ли это случится при моей жизни.

Через два дня губернатор Николаевской области распоряжением Президента Украины был освобождён от занимаемой должности в связи с переводом на другую должность. Василий Данилович Черняк пополнил группу советников главы государства – неофициальную «скамейку запасных» в номенклатуре исполнительной вертикали.

СКАМЕЙКА ЗАПАСНЫХ

– … я только не могу понять, зачем меня выдернули в Москву? Просидеть полтора часа в студии на скамейке запасных и сказать всего два слова?

– Подожди, давай посмотрим…

Топотун пришёл в гости к Владимиру Рыбаченко, чтобы вместе посмотреть передачу Георга Монахова «Начистоту». Иван ездил на съёмки популярного ток-шоу. Теперь Рыбаченко хотел увидеть друга в телевизоре.

Просторная студия Монахова. На двух длинных диванах «отсортированные» гости: родственники преступников, подруги потерпевшей, одноклассники, учителя, знакомые и друзья фигурантов резонансного преступления. Телеведущий сначала представляет гостя, а затем обращается к нему с вопросом. Время от времени беседа перебивается видеосюжетами. Сейчас ассистенты вывели на связь с аудиторией Татьяну Седловицкую – мать пострадавшей.

«…Обращаюсь к вам, люди, ко всему миру, потому что нас уже знают далеко за рубежом. Я благодарю вас за помощь, за то, что восстали за моего ребенка. Потому что своими усилиями я бы ничего не сделала. Говорю большое спасибо и низкий поклон от меня… Женщины, у кого есть дети, особенно девочки, я вас прошу, сделайте так, чтобы вот это никогда больше не повторилось с вашими детками. Берегите их. Потому что видите, что получается: ребенок пошёл просто отпраздновать 8 Марта, и её чуть заживо не спалили…».

– Что-то эта мамаша совсем потрёпанная, – Рыбаченко приглушил пультом громкость. – Интересно, где она была, пока дочь росла?

– Где? – Топотун повернулся к собеседнику. – По зонам чалилась, фарцой занималась, хахалей меняла. Девчонка росла у деда с бабой, потом попала винтернат. Родной отец и отчим – до сих пор на зоне. В общем, детство ещё то.

На экране сам Монахов. Небрежно всклокоченные волосы, костюм метросексуала, неизменный планшет в холёных руках.

«Одна из версий, которую сейчас выдвигают средства массовой информации, такая: Олеся – девушка лёгкого поведения, и всё то, что с ней произошло, закономерно. Вот что рассказывает бармен, которая работала в тот вечер и наблюдала развитие ситуации непосредственно».

– Помнишь, Вова, мы с тобой там…

– Подожди, давай послушаем.

«…о-очень была лёгкого поведения. Она любила крутить мужиков. То она подходила к одному: дай два рубля, то к другому – дай на пиво… Она постоянно вела себя так.

Как-то подходит: «Налей пятьдесят грамм». Я говорю: «Без денег не дам». – «Ну тогда сок!». – «Пять гривен», – отвечаю. Она пальцем показывает: «Мальчики рассчитаются». А парень в ответ: «Слушай, ты ещё не отработала, чтобы я за тебя платил».

Однажды начала перед мужиками танцевать и говорит: «Купите мне бутерброд». А они в ответ: «Нет… Ты это самое? Нас четверо… Где ты живешь? Давай мы тебя проведём». Часто бывало такое, что она знакомилась с ребятами: «Купи мне то, купи мне это» – и затем уходила, кидала...».

– Макс дурачок, реально, – Рыбаченко развернул кресло в сторону собеседника. – Надо выбирать, с кем бухать. Это как в разведку идти: не уверен в человеке – не пей с ним. Сколько ему могут впаять на общем ажиотаже? Пятнашку?

– Нет, скорее всего, закроют навсегда. Если бы не было крика, получили бы по червонцу, а за хорошее поведение еще и пару лет в бонусы скосили. Теперь им всем сидеть до смерти.

– Девчонку, конечно, жалко. Молодая… неразумная. Правильнее было бы мамашу спалить. Дети, мой друг, повторяют родителей, взрослые для них – эталон. Моральные уроды не могут вырастить праведника. Ты, Иван, веришь её крокодиловым слезам?

– Нет, конечно, сейчас она занята не дочкой, а бухгалтерией.

– В смысле?

– Да народ ей кучу бабла нанёс. Бабушки последние двадцать гривен из пенсии давали.

– А это знаешь кто? – Рыбаченко ткнул пультом в телевизор.

На экране истерика. Неопрятный мужик в полосатой майке машет руками и завывает в голос.

– Не помню, – Топотун нахмурил брови, – какой-то деятель или журналист.

– Сейчас расскажу…

Средний план. Спортивный костюм, пятидневная небритость и тельняшка вместо исподнего белья. Георг Монахов участливо подбежал к скамейке запасных и сунул микрофон.

 «…журналист Игорь Бряцалов, который был лично знаком с Олесей Макароновой. Скажите, почему вы плачете?».

Крупный план. По небритой щеке катится натуральная мужская слеза. Слеза скупая, и потому рукой её никто не вытирает.

– Блин! – Рыбаченко хлопнул по ручке кресла. – Во даёт! Артист, сука!

– Вова, кто это? – Топотун посмотрел на друга.

– Да подожди, давай послушаем…

Опять долгий кадр. Слеза медленно пробивает дорогу сквозь щетину. «Как… как… можно не плакать? Такое горе… такое горе…». Человек в тельняшке уткнул лицо в ладони, плечи затряслись.

– Пять баллов! Представляешь, Иван, на нём застряла на целых сорок секунд! Расценки знаешь?

– Нет.

– Сорок тысяч долларов за минуту... минимум! На ровном месте себя отрекламировал.

– А зачем?

– Так он же руководит всем сбором денег, которые люди несут.

– Ладно, выключай, меня больше не покажут.

– Тогда поехали погуляем. Там у мэрии митинг. Погода хорошая, доберёмся как-нибудь.

Оделись. Топотун выкатил друга на улицу. Платаны на Дзержинского приготовились к весне, барышни разделись. Длинные ноги в колготках, туфли на высоком каблуке.

Весеннее либидо, -подумал Рыбаченко. – Эротическая провокация после тоскливой зимы. Ну, и как тут кого-то не трахнуть? Надо быть инопланетянином, чтоб сопротивляться вечному инстинкту. А Максима жалко. Придурок. Жизнь сломал. Себе и близким.

Друзья свернули на Потёмкинскую, добрались до Садовой и вышли по ней к гостинице «Ингул». На видимом горизонте у площади Ленина пчелиным роем шевелилась толпа.

– Ого! – нахмурился Топотун.

– Это, мой друг, активные горожане выступают против ментовского беспредела. За равенство всех перед законом.

– Чего?

– Против коррупции в правоохранительной системе. Твоего знакомого Сурка и моего подопечного Максима следователь выпустил под подписку о невыезде.

– Да знаю. Но сейчас-то их закрыли!

– Но лишь после того, как люди вышли на митинги.

– И из-за этого такой сыр-бор?

– Именно, Иван. Когда погода благоприятствует и есть общая цель, повод может быть самый малый. Это как театральная премьера, когда люди приходятне на спектакль, а для того, чтобы пообщаться между собой в антракте.

– Не понял… – Топотун увёл коляску в сторону и освободил дорогу продовольственному фургону, – а при чём тут погода?

– Она играет важную роль в истории. Одним тёплым днём в феврале семнадцатого года женщины Петрограда после холодной зимы вышли на улицу. Если бы шёл дождь, они бы никуда не выползли. Однако выглянуло солнце, и барышни в хлебных очередях обсудили нелёгкую жизнь. А когда отоварили карточки, не вернулись в сырые квартиры. Им захотелось погулять по Невскому. Так, мой друг, началась февральская революция, которая привела к отречению царя, большевистскому перевороту и гражданской войне с красным террором. Затем были репрессии, голод, коллективизация. Страна потеряла пятьдесят миллионов человек из-за одного солнечного дня. Сегодня, – Рыбаченко вздохнул, – тоже хорошая погода, и тоже хочется гулять.

Друзья прошли здание областной администрации и приблизились к памятнику Освободителям. На высокой сцене парень в кожаной куртке громко орал в микрофон. Друзья прислушались.

– ...У меня есть много знакомых девчонок, которые могли бы так же случайно попасть в ту квартиру. Сейчас милиционеры делают её проституткой. А что, проститутки не люди? Что, бомж у нас не человек? И можно убивать его, как бродячую собаку?!

Толпа захлопала.

– Вы посмотрите, каждого из нас можно опорочить. И когда вот это случилось, я позвонил своим ребятам, попросил приехать. Мы всю ночь готовили митинг. Сделали акцию под прокуратурой. Мы подняли под это всю прессу в стране и за рубежом!

Внизу два десятка молодых парней по команде что-то орали и аплодировали. Рыбаченко обернулся к другу.

– Вот тебе и «скамейка запасных», всё как на передаче у Монахова. Быстро, однако, он усваивает уроки…

Топотун напряг близорукие глаза и разглядел оратора – Игоря Бряцалова, который продолжал вещать.

– …Прокуратура сразу задрожала! Начальник областной милиции лично при мне звонил и говорил, что задержали всех троих! То есть надо было, чтобы мы встали, начали кричать, начали топать на них, чтобы они поняли, что надо делать! И они за вот этот час, который мы протестовали, сумели найти нужные доказательства… И теперь мы так же должны всем миром собрать необходимые деньги, чтобы наша Олеся могла…

– Пошли отсюда, Иван, я не могу слушать этот бред. Мужики пробирались сквозь толпу по улице Адмиральской. Впереди гаишник с жезлом заворачивал на Московскую поток медленно идущих машин. Группа молодых парней и девчонок бурно веселилась. Несуразное чучело в старой куртке и джинсах подняли на руках, расстегнули ширинку, вставили длинный тепличный огурец и отрезали его по кускам перочинным ножом. Барышни визжали, хлопали в ладоши, подбадривая молодого человека: «Давай, чикай! Помельче, помельче руби… как на салат!».

– Подожди, – Рыбаченко обернулся к товарищу, и Топотун остановил коляску. – Что, красавицы, по огурцам соскучились?! Хлопцы вам вечером полную торбу напихают. Будете счастливы и будете так же орать?!

Все сразу замолчали.

– Ты, дрянь, – бывший афганец ткнул пальцем на высокую девицу в коротких шортах поверх колгот, – для чего жопу заголила на улице?! Молчишь?! Для такого вот огурца и заголила! Дразнишь? Провоцируешь мужика?! А потом, если что, в ментовку побежишь?! А он тебе за это провод на шею?!

– Вова, перестань… не заводись… поехали, – Топотун хотел оттянуть Рыбаченко, но тот вцепился мёртвойхваткой в колёса.

– Домой идите… учиться, работать, книжки читать! Уроды малолетние!

Володя вдруг отпустил руки, которые блокировали колёса, чтобы вырвать чучело из рук шутников. Топотун, тянувший коляску назад, пошатнулся и неловко отступил. Ботинок соскользнул с бордюра, нога предательски подвернулась. Иван карандашом упал на мокрый асфальт, ударился затылком и отключился. Коляска с инвалидом выкатилась на дорогу именно в тот момент, когда старый разбитый «жигулёнок» на скорости сдавал назад, повинуясь жезлу гаишника.

Топотун поднялся, в глазах кривилось мутное пространство. Вокруг толпились незнакомые люди.

– Что такое… где Вова?

– Идти можете? Не ранены?

– Могу. Володя где?

– Подойдите сюда. Вы знали пострадавшего? Как его фамилия?

Топотун не помнил, сколько времени ушло на расспросы. «Скорая помощь» приехала быстро – дежурили на митинге. Однако ничем помочь инвалиду не могли. Гаишники отвели Топотуна в сторону, стали задавать вопросы. Он что-то отвечал и наблюдал поверх погон медленную картинку немого кино: мёртвое пространство обступившей толпы, бланки протоколов на капоте, санитары кладут носилки с неподвижным телом афганца в фургон «неотложки».

Бывший охранник прислонился к дереву и закрыл глаза. За спиной молодой голос сбивчиво диктовал по телефону:

– …сегодняшний митинг по сбору средств в поддержку Олеси Макароновой… написала?.. не обошелся без трагических инцидентов… Да, блин, я не тороплюсь! Буквы выучи!.. Давай дальше… под колеса автомобиля попал пешеход на инвалиднойколяске… Записала?.. Пострадавший скончался на месте. Абзац сделай… Несмотря на заверения правоохранителей о том, что на митинге задействован весь личный состав ППС, ГАИ и воинские подразделения МВД – успеваешь? – безопасность общественных собраний остаётся слабым местом властей… Есть? Опять абзац… Гораздо лучше у них получается с организацией разгона митингов и шествий… написала? …о чём свидетельствует недавняя акция с участием «Беркута» по разгону протестного митинга во время выборов в парламент… Записала? Всё, пока. Сейчас фотографии будут…

Топотун обернулся. Молодой парень собирался уходить: он сунул в карман мобильник и расчехлил фотоаппарат.

– Подожди, сынок, – удержал репортера за руку, – этот пешеход в инвалидной коляске – участник афганской войны, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, старший лейтенант Владимир Андреевич Рыбаченко. Запомнишь фамилию?

– Сейчас запишу. Спасибо, дядя.

Бывший охранник шёл по Московской в сторону проспекта. Ноги привели его в древнюю бодегу на Потёмкинской. Топотун взял чекушку, налил сразу полстакана, выпил без закуски и снова налил . Вот и всё, Вова, отгулял ты своё. На войне уцелел, а смерть нашёл в родном городе…Топотун знал, что родители Рыбаченко давно умерли, а жена бросила сразу после ранения. Ничего, Володя, я тебя похороню… будет всё как у людей…