Текст книги "Закон О.М.а"
Автор книги: Сергей Гаврилов
Соавторы: Юрий Любаров
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
ПОХОРОННЫЕ ДЕНЬГИ
– …откладывали, недоедали, а ещё и тебе передачи в тюрьму носили. Зачем же с нами так?
Старуха в тёмном байковом халате плакала без слёз. Под занавес жизни слёзные железы умирают раньше, чем тело. Женщина вздыхала и тыльной стороной ладони вытирала сухие глаза.
– Ну хватит! Мама, помолчите уже! – Татьяна Седловицкая сидела за кухонным столом и жадно ела горячую яичницу.
Два раза дала ментам. Это не считается. Минет начальнику райотдела – отдельное событие. Потом зачтётся… Куда делся Володька? Я же его люблю.
В маленьком зеркале старого буфета отражалось посеревшее лицо и грязный свитер. Две недели тюрьмы её не украсили. Нужно было где-то найти четыре тысячи гривен на возмещение ущерба.
Если бы во время составления протокола не кинула стулом в барную стойку, убытков набралось бы на пару сотен. А так… стойка алкоголя вдребезги. И посуда. Моральный вред приписали... Всё, сука, нервы виноваты. Что сказать – баба слабая. А жизнь – говно...
Куда делись восемь тысяч похоронных денег?Седловицкая куском хлеба собирала со щербатой тарелки остатки глазуньи.
– Мама, посмотрите лучше... может быть, в другую коробку положили.
– Доченька, да я уже два раза всё перевернула. Нету, кто-то взял.
– Кто взял? Кто мог тут у вас взять? Дед лежачий? Я? Меня месяц почти не было. Кто здесь у вас ещё бывает? Может, соседки? Облгаз? Участковый?
– Никого чужих не было, – бабка опустилась на табуретку, морщинистые пальцы теребили край халата.– Олеся два раза заезжала покушать.
Леська… сучка! Она! Больше некому. На неё похоже. Ещё в интернате у подруг карманы пробивала. Тварь конченая! Дрянь, шалава малолетняя! Ну, я тебе устрою, доченька!
– Мобилку дай, мама. Мою менты забрали.
Набрала знакомый номер. Олесин телефон был отключен. Седловицкая достала сигарету. Сколько времени этой сучке надо, чтобы просадить восемь тыщ? День? Неделю? Так, нужно быстро искать, времени нет. Кто у неё в подругах? Оксана, Люда, Вика и… как её там? Точно, Марина, соседка – такая же потаскушка. Где искать?
***
За столиком в кафе «Феличита» сидел бывший журналист-стажёр сайта «Городские известия» Игорь Бряцалов. Главный редактор выгнал его несколько дней назад. Неожиданно вскрылось, что Игорь всё-таки взял деньги с коммунистов за материал об акции протеста .
Денег тех… две копейки, а шуму поднялось, как будто годовой бюджет украл. Ну и хрен с ними. Свет клином на «Известиях» не сошёлся.Игорь решил написать статью о секс-туризме по-николаевски. С ней можно попытать фрилансерского счастья в разных интернет-изданиях. Слова возникали из глубины, ручка скользила по блокноту.
«…заведение хорошо известно как излюбленное место тусовки иностранных женихов, которые в последние годы буквально наводнили город невест. Лёгкий вариант секс-туризма привлекает в бывшую столицу судостроения престарелых полицейских, офицеров в отставке и пенсионеров мирных профессий…»
Олеся Макаронова вошла в кафе. Бряцалов бросил взгляд на девушку.
«…некоторые из них в конце концов увозят с собойна родину верных и хозяйственных жён. Другие месяцами живут на съёмных квартирах в центре старого Николаева, знакомясь с широким перечнем предложений на интимном фронте, и уезжают, чтобы вскоре вернуться снова. Украинские девушки (возрастом от восемнадцати до шестидесяти лет) привлекают опытных искателей интимного счастья искренностью отношения к происходящему процессу, открытостью и бескорыстием. Небольшие подарки и традиционные взносы на «лекарства больной сестре или братику» не портят международного положительного имиджа Николаева как города невест…»
Макаронова нашла взглядом пустой столик и пошла к нему.
«…мужчины города ни капли не ревнуют своих соседок и подруг детства. И даже в некоторой степени гордятся такими «природными ресурсами». Свадьбы с иностранными женихами рассматриваются мужской половиной как положительный момент. Некоторые при случае с гордостью вспоминают своих одноклассниц, подруг, любовниц и (да что греха таить!) бывших жён, отбывших за границу. Продолжают с ними дружить в социальных сетях, радуются новым детям и фотографиям. Недавно по инициативе мэра даже был установлен «памятник невесте» на одной из центральных улиц города. Одинокая бронзовая девушка в лёгком платьице на постаменте у ЗАГСа подчёркивает катастрофическую нехватку женихов в Николаеве».
Отлично!– похвалил себя Игорь Бряцалов. – Добавлю немного конкретики и отправлю в «Колокол».Он обернулся и посмотрел на одинокую девушку за соседним столом. Наверное, невеста. Подойти, взять интервью? Нет, не всё сразу, нужно осмыслить тему.
Олеся открыла дерматиновую сумочку, которую ей вместе с платьем одолжила Марина, и вытащиладешёвую косметичку. Господи, скорее бы это кончилось.Достала пудру с маленьким зеркальцем. Вот засада! Рожа красная, как после бани. Сижу здесь, дура, прихорашиваюсь, на проститутку похожа. Хм, почему похожа? А я и есть б...ь. Только брачная. Где же этот пунктуальный пердун? Немцы славятся своей точностью! Как же… Застрял, небось, в своей Варваровке в грязи по колено... Вон уже за соседним столом хмырь пялится. Скоро приставать начнёт. Где этот чёртов жених?
Вытащила сигареты. Тонкие, с ментолом. Положила на стол. Открыла пачку. И тут же закрыла. Курить хотелось меньше всего. С утра на ногах. Зауживали Маринино платье – вот она корова толстая! – затем маникюр-педикюр, два часа у парикмахера. Там – самые нервы. Парикмахер – козёл! Содрал триста гривен. За что, блин? Три волосины на голове. Чесал, чуть последние не выдрал.
На мобильнике – «Белые розы». Она немного подождала и послушала своего любимого Шатунова. Маринка беспокоится.
– Привет. Прикинь: сижу здесь как дура, а его нет.
– Леськ, – голос в трубке задребезжал, – ты только не волнуйся.
– Что такое?
– Оденься быстро и вали.
– Марин, ты чего? Куда это?
– Тебя у входа ждут.
– Кто ждёт? Что случилось?
– Мамаша твоя.
– Бля! Она откуда узнала, что я тут?
– Леся, пойми, так будет лучше…
– Ты, сука, сдала?
– Послушай, не ори!
Несколько человек повернулись в сторону Олеси. Она прикрыла трубку рукой и зашипела:
– Я же специально карточку выбросила. Новыйномер только тебе и в агентство. Чтобы жизнь новую начать…
– Ты бабки украла, которые на похороны старики отложили. Мать тебя бы всё равно нашла. Лучше раньше, пока ещё не все растратила.
– Ну ты и сволочь!
– Она обещала, что скандалить не будет… позорить тебя, всё такое. Выйди к ней, разберись по-хорошему. Иначе она тебя убьёт.
– Спасибо тебе огромное!
– Там это… платье и сумку потом я заберу. Ладно?
– Иди ты в ж…у!
Через окно Олеся разглядела знакомый с детства силуэт. Бли-и-ин! Ну что ж мне так не везёт? Нужно мотать…Девушка собрала вещи, встала и не спеша пошла вдоль барной стойки. Внутренняя дверь ресторана вела в холл гостиницы. Оттуда можно уйти через чёрный ход во двор. Там стоянка и калитка на улицу. Макаронова бывала тут несколько раз, по своим девичьим делам.
Только бы немец сейчас не пришёл… Мамашка за бабки убить может. Три штуки ещё осталось. Где взять остальные? У Маринки? У немца? С ним сначала нужно встретиться. Где, чёрт возьми? Надо мотать отсюда куда угодно, хоть на вокзал, где меня не знают.
В гостиничном холле ждала мать. Охранник нервно косился на неопрятную женщину. Олесе стало по-настоящему страшно. Седловицкая стояла на ногах нетвёрдо, из рукава шёл дым от спрятанной сигареты.
– Ну что, невеста, пойдём, говорить будем.
Леся впала в эмоциональную кому. Она послушно вышла из гостиницы вслед за матерью.
– Поехали в Луч. Деньги на такси есть? Вот и хорошо, – в машине Седловицкая высморкалась в грязный платок. – Сиди, доня, спокойно. Не рыпайся. Убивать не буду.
Всю дорогу промолчали. Мать холодными пальцами сжимала Лесино запястье. Мелькнули последние деревья у обочины, на повороте показался кирпичный дом.
– Спасибо, дорогой, – кивнула таксисту Седловицкая и ещё больнее сжала руку дочери. – Рассчитайся, Олеся.
Вышли из машины, старенький «Opel» скрылся за поворотом.
– Ну, невеста, с возвращеньицем, – мать криво улыбнулась и мужским движением, схватив дочь за волосы, резко опустила её голову на своё поднятое колено.
Била долго и жестоко, как били когда-то её в тюрьме по малолетке. Минимум движений – максимум боли. Плотные колготы девушки пропитались жирной грязью, в левом сапоге хлюпало. Последний удар – и скулящий комок упал на дорогу. В руке Седловицкой остался светлый клок волос.
– Сука… попробуй только рыпнуться мне, – Седловицкая сплюнула на снег. – Иди в хату, помойся. Стой, деньги сюда!
Олеся отлёживалась на диване, в комнате с парализованным дедом. Болели рёбра и шумела голова. За стеной, в бабушкиной части дома, о чём-то громко спорили хриплые голоса. Через боль она поднялась и добрела к умывальнику.
Класс! Разорванное платье, синее лицо, рассечённая бровь. Вернулась с первого свидания.Она осторожно провела распухшим языком по верхней десне, грязными пальцами отогнула непослушную губу. Ни хера себе! Два сломанных зуба. Конченая мамашка… Ладно, отец вернётся – расскажу про её хахалей…
Девушка набрала кастрюлю воды, поставила на плиту. От тёплой ванны немного полегчало. Ушибленные ребра болели. Раздевшись, увидела в зеркалеполную картину: ссадины на спине, ягодицах и груди, синяки на животе и царапины от ногтей на горле.
За стеной пьяные голоса становились всё громче. Прислушалась: ничего внятного. Звуки глушила старая лампачевая перегородка. Олеся поднялась на табурет, достала с верхней полки встроенного шкафа старую форму для пасхальных куличей и приложила жестяную банку к стене.
– … от прошлого суда три года осталось. Мне влетать сейчас нельзя, пойдёт год на год с добавкой приговора за прошлое.
– Поищи по деревне. Тысячу всего найти…
– У кого? Все нищие. Я тут ещё должна людям... Пусть, сука, работает. Это ж надо – у стариков похоронные деньги слямзить! Невеста, блин. Я ей устрою медовый месяц!
– Не кипятись. Попробуй надыбать где-нибудь. Остынь до завтра, потом подумаешь. Наливай лучше.
Звяканье стаканов.
С кем это она там?Олеся потерла ушибленный локоть и опять прислушалась.
– Я всё посчитала. Сто гривен с человека, десять клиентов всего… Ерунда! Я в её годы с четырьмя мужиками одновременно в фуре кувыркалась...
– Ну, ты даёшь, Танька. Что, у тебя раньше дыр больше было?
– Дыр, Коля, и в молодости столько же было, а вот здоровья в двадцать лет – немеряно. Когда оно есть – всё получается. Мужики довольны были, все рассчитывались сполна.
– Подумай всё-таки до утра...
– Некогда думать, Коля, три штуки я ему отвезу завтра, а через два дня договорюсь отдать остальные. Коля, приведи мне народ. Всего десять человек. А дальше – продолжим дело. Бабки пополам.
– А условия? Помыться-подмыться?
– Всё есть в её комнате. Водку с собой принесут,закусь… Ну что для них сто гривен? Трамвайный талон! Снимут напряжение, за руль прыгнут расслабленные… отдохнувшие.
– Не знаю, Танька, давай я до утра подумаю. Наливай…
Кранты. Это она с Колей-бригадиром трёт, сучка. Хочет пустить меня на круг дальнобойщикам. Нет, мамочка, у нас каждый сам распоряжается своими дырками…
Олеся натянула старый свитер, джинсы, вытащила из шкафа лёгкую осеннюю куртку и огляделась по сторонам. Паспорт… мобильник… косметичка… деньги... сколько осталось?Макаронова вытряхнула всё из сумки на диван – восемьдесят семь гривен. Голоса за стеной смолкли. Чёрт, не хватит на Киев… Ладно, всё равно надо дёргать.
Тихо открыв окно, она скользнула в темноту. Забор, отломанная в детстве доска, замёрзшие кусты ежевики и… спасительная дорога из подлого дома. Девушка вышла на улицу к магазину, где на конечной остановке парковались маршрутки. Дура, куда я тащусь? Кто там в городе? Сука Маринка?.. Не поеду. Сдаст опять. В Николаеве больше не к кому.
Олеся свернула в переулок направо. Здесь начинался богатый квартал. Высокие кирпичные заборы, красивые ворота. Фонари с видеокамерами лениво давали перспективу чужой жизни. За прозрачной тюлью на окнах – другой мир: стабильность, предсказуемое завтра, настоящая жизнь. Там у людей хорошо, тепло…
ХОРОШО И ТЕПЛО
– Куда гуляем в такой поздний час, барышня? – у ворот дома из красного кирпича стоял парень. Белая футболка под чёрной кожаной курткой, пистолетная кобура напоказ. – Там тупик, хода нет.
Знакомый голос. Кто это? Опаньки, да это ж Вадик – познакомились недавно в баре у сельсовета. Клинья подбивал. Вот и ещё один жених. Кругом женихи…
Обернулась с улыбкой.
– Привет, не боишься простудиться?
– Кто? Леся, ты что тут? Куда тебя несёт? Стоп! – поднял руку, другой поправил кобуру.
– Стой там, где стоишь.
– Почему?
– Там «мертвая зона» у видеокамер. Отойди на два шага назад.
– Зачем?
– Потом расскажу. Видишь бордюр?
– Вижу.
– Осторожно, ножками-ножками и к этому дереву… Отлично. Теперь опять отойди к бордюру. Так, хорошо. Прыгай через канаву ко мне.
Перепрыгнула в его протянутые руки.
– Что это за упражнения на бревне, Вадик?
– Чтобы в историю не попасть. У нас по сменам смотрят отчётное кино. Нельзя болтать с посторонними на улице. Это я случайно вышел, снег с камер смести.
– Ты охранник здесь?
– Ага. А ты откуда? Что с лицом?
– … – Говори.
– Вадик, я ушла из дома. Мне ночевать негде…
– Ох-ох-ох… – он немного подумал.
– Так, слушай: прыгай обратно через канаву, затем иди вперед, обойдёшь акацию и вернёшься по левой стороне улицы к маленькой калитке вон там. Видишь?
– Ну…
– Пройдёшь, потом прыгай через яму. Камера там слепая. Я её вышел чистить от снега. На старт, внимание, марш…
***
– Ща поедим, не боись, – Сурок высыпал на разогретую сковородку банку консервированной фасоли. Бахнем?
– А есть?
– Смеёшься! – Сурок открыл холодильник.
– Что это? – Макаронова смотрела на незнакомую бутылку.
– Текила. Водка из кактусов…
– Нет, не хочу. Простая есть?
– Слышь, какая переборчивая…
Накрыли королевский стол. Вадим нарубил крупно, по-деревенски, свежих огурцов и бурых помидоров. Леся разогрела в микроволновке жареную курицу и засыпала тарелку сардинами. Открыли маслины, грибы. Поели и выпили. Макаронову сморило, заснула прямо на кухонном диване.
Наутро подробно рассказала Вадику, что произошло. Он слушал внимательно, не перебивал.
– Хозяина до выходных дома не будет. Ночует на городской квартире. Я дежурство только принял. Оставайся пока, – гостеприимно предложил Сурок, – хавчик есть. Душ вон. Полотенца чистые бери.
Они целый день пили, а потом вместе спали на хозяйской кровати. К утру следующего дня их оставило ощущение времени. Вчера-сегодня-завтра растеклось по одинаковым ламинатным полам красивого дома.
Стрессовая любовь на войне провоцирует верность в эфемерной реальности. Пока тебя не убили, ты верен сексуальному партнеру. Такая ситуация сопровождает все фронтовые браки. Наступает мир, и маршалы отправляют полевых жёнв небытие… до новой войны. Маргинальная верность для полигамных бойцов – упрёк солдатке на дороге, ожидающей мужа после похоронки…
– Какая похоронка? Какой муж? – Сурок закричал и проснулся.
Тьфу, дурость какая – военные сны. Он никогда не воевал. У него вместо армии – тюрьма. Тоже, конечно, по-своему фронт, но при чём тут похоронка?Сурок боялся своих пьяных снов. Никаких видений, картин и сюжетов в них не было, только голоса с непонятными фразами. Они отучили его от водки и сделали относительно вменяемым после зоны. Теперь он позволил себе расслабиться с девчонкой – и опять зазвучали голоса.
Вадим погладил Олесю по спине, наткнулся на свежую запёкшуюся рану. Чёрт! Везёт же мне с проблемными девками. Круто у них тут в деревне. За тыщу гривен дочку на круг ставить. Наверное, похоронные деньги и святое, но так уж сильно прессовать… Поди врёт, что это мать избила. Не может мамка родное дитя так мордовать.
Олеся повернулась на спину и открыла глаза:
– Ты во сне болтаешь и кричишь.
– Бывает, – Сурок осторожно погладил её расцарапанную шею. – О чём я тебе сегодня накричал?
– Я не разобрала. О каких-то маршалах… что-то военное. Принеси попить, а?
Сурок прошлёпал босыми ногами по тёплому ламинату до бара. Открыл дверцу холодильника и вытащил стеклянную бутылку колы.
– Так, а чё ты с немцем-то будешь теперь делать? Встречаться?
– Не знаю, – Олеся взяла бутылку. – Я же его не видела. Только на фотографии. Ты что, ревнуешь? Он же совсем старенький, немецкий старичок. Милый дедуган…
– Ты, смотрю, влюбилась…
– Нельзя влюбиться в фотокарточку, – Макаронова,поморщившись от газированной воды, приподнялась и стащила с кресла сумочку. – Вот он, мой импортный красавчик. Сперва, конечно, он мне фу-у-у… показался, а сейчас, вроде, и ничего.
Протянула фотографию.
Сурок взглянул.
– Ха, чисто Геббельс!
– Кто?
– Проехали, ладно. Как зовут?
– Рихард Ланге.
– Надо же, выходит, ты будешь фрау Олеся Ланге?
– Всё может быть.
– А сколько ему?
– Семьдесят или восемьдесят... Я не знаю. Может, девяносто, – она опустила голову на плечо Сурка.
– Давай сегодня без него…
Сквозь шторы медленно пробивался серый рассвет. Олеся Макаронова тихо посапывала на плече. Сурок лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Вот и немец беспризорный… Томится в одинокой старости. Тоже любви хочет и не думает о своих похоронных деньгах. Наверное, воевал, фашист. Зароют, как ветерана, с почестями, за счёт государства. Дать Леське тыщу гривен?.. Зачем? Пусть сама вырулит. За него никто проблем не решал. И она должна повзрослеть… Купить будущее за гробовые деньги никому не удавалось.
Сигнал «чужой у ворот» подбросил с постели. Вадим отдёрнул плотную штору. За забором темнели две машины. Вазген! Почему не открывает ворота своим пультом? Может, потерял? И хорошо, что не заезжает, иначе бы спалился на бабе.
– Вставай, быстро! – сорвал одеяло с Олеси, стал лихорадочно застегивать брюки.
– Что такое? – девушка спросонок приподнялась на локте.
– Быстро, я сказал! – подцепил ногой упавшийсвитер. – Хозяин приехал. Твои тряпки здесь?
– Все.
– Прибери, кровать застели, как было. Потом в гардеробную, – показал на дверь, – там сиди и не дыши. Я приду. Понятно? И мобильник выруби.
– Сел ещё вчера. А сколько ждать?
– Пока не приду.
Набросил портупею и вылетел через задний двор в комнату охраны. Успел вовремя.
– Привет, Сурок! – поднял голову в камеру крупный мужчина. – Дрыхнешь?
– Здравствуйте, – включил на пульте громкую связь, – Вазген Анатольевич. Охраняю рубежи родины. Всё в порядке, ничего не произошло. Открывать?
– Подожди, пограничник, – вновь лицо на мониторе, – отключи сначала камеры. Не торопись. Понял?
– Понял.
– Прямо сейчас. И скажешь мне… как только…
– Готово, Вазген Анатольевич.
– Молоток, сиди там и не выходи.
– Есть.
В окне было видно, как открылись ворота и заехали машины. Затем из первой машины вытащили какого-то человека.
Кого они притарабанили? Наверное, коллекторские разборки. Кто-то с кредитом упёрся? Опять два месяца в подвале держать будут, пока не сдаст всё. Ладно, не моё дело. Меньше знаешь – крепче спишь.
Олеся Макаронова быстро оделась, тщательно застелила постель, раздвинула на прежние места кресла. Прежде чем зайти в тёмную гардеробную, подошла к окну. Выглянула в щель между шторами. На дворе вокруг лежащего на носилках молодого парня суетились несколько человек. Лицо у парня было бледное и тонкое.
***
– Вот его снимки, вот список лекарств. Здесь для сестры все расписано. Там ничего страшного: дветрещины на ребрах, ключицу вставили, гипс снимем через пару недель.
– А с головой что? – Вазген Шония повернул рентгеновский снимок рёбер на свет окна.
– Томография нормальная. Небольшое сотрясение, шок. Он сегодня поспит до вечера и должен почувствовать себя лучше.
– Спасибо, доктор. Вас отвезут домой. Будьте только, пожалуйста, на связи.
Начальник службы безопасности Вазген Шония с интересом посмотрел на молодую медсестру. Пауль Ланге с сегодняшнего дня будет «стационарно лечиться» в его доме. Затем немца должны будут «выписать», привезти в Николаев, где ему, как иностранному гражданину, предоставят квалифицированную амбулаторную помощь.
В «стационар» немца определили по просьбе Сидора – бывшего уголовного авторитета, который «тянул второй срок» в комитете промышленной политики парламента и внимательно наблюдал за вознёй вокруг николаевских судостроительных заводов.
Шония не мог отказать депутату. Он был обязан Сидору всем: должностью, нынешним благополучием и стабильной крышей. Пришлось, естественно, всё делать тихо, без доклада Мамуту, который не любил незапланированных движений за своей спиной. Пауль Ланге должен был «выздороветь» не раньше определённой даты.
Три недели головной боли. Вазген поморщился. Пока всё идёт правильно. Он задействовал исключительно надёжных людей. Да и ничего, собственно говоря, не произошло. Заметили аварию на трассе, оказали иностранцу первую помощь. Затем предложили ему отлежаться не в казенной больничке, а в домашней обстановке, при полном медицинском уходе. Проявили украинское гостеприимство, доктора взяли из частной клиники… Тимуровцы! Всё! Хватит себя заводить!
– Лёня, – Шония позвал охранника, – машину пробили?
– Да, стоит на балансе их киевского офиса.
– Где она сейчас?
– В болоте, там всё чисто.
– Сурок где?
– В комнате охранников.
– Зови.
Вазген повернулся к окну и отогнул штору. Задний двор был чисто подметен, сугробы аккуратными холмами отбили автостоянку. Три недели, три недели… три недели пролетели.
– Вадим, чего бледный такой? Всё в порядке?
– В порядке, Вазген Анатольевич. Мало спал, снег ночью грёб.
– Так, слушай внимательно. В левом флигеле остаются два человека. Они поживут там. Будет приходить дополнительно три раза в неделю кухарка и раз в день – медсестра. Вот их фамилии и копии документов, оставь на пульте для сменщика. В остальном без изменений. Ясно?
– Яснее некуда.
– Хорошо. Иди. Всё, народ, – обернулся к присутствующим, – по коням.
Уехали, слава богу. Нужно теперь как-то выпихнуть девку. Если её кто заметит – мне кранты.Сурок через три ступеньки взбежал на второй этаж. Дверь в хозяйскую спальню была открыта. Блин! Я ж ей сказал, чтоб не дергалась. Он быстро вошёл в комнату…
– Вадим, что тебе тут надо? – в хозяйской спальне, у кровати, с тряпкой в руках ползала уборщица Зина. Сурок остолбенел. Какого чёрта припёрлась? Как вошла? Я не заметил.
– Здравствуйте, Зинаида Степановна, с улицы штора открытая колышется. Вы ж знаете, Вазген не любит сквозняков…
– Это я её, наверное, задела, сейчас закончу всё и прикрою, как положено.
– Добре, ключи на пост потом занесёте.
Так. В гардеробной она убирает не часто. Если сегодня её туда занесёт, мне нужно будет искать новую работу. А может, и голову.Через два часа уборщица оставила ключи и попрощалась. Сурок вбежал в спальню, рывком открыл дверь. На полке для обуви безмятежно спала Олеся Макаронова.
***
– Не морочьте мне голову. Стойте на месте и никуда не двигайтесь! Сейчас пришлю машину. Действуйте по инструкции: один за рулём, другой – в двух метрах от бампера. Всё! Разбор полетов в офисе!
Шония по телефону распекал нерадивых инкассаторов, которые с дневной выручкой целого супермаркета «въехали» на Октябрьском перегоне в молоковоз со скромной надписью «Президент». Гоняют с включёнными мигалками, как на пожар. Твоя задача – бабки в целости привезти, а не ралли выиграть. Летают, мать твою, пилоты!
В приёмной у Вазгена толпились люди, ожидая распоряжений. Обычная банковская текучка. Постучал в дверь и вошёл дежурный охранник.
– Вазген Анатольевич…
– Что тебе?
– Вот, – протянул фотографию. – У вас в спальне уборщица нашла под кроватью.
– Интересная картинка.
– Родственник?
– Одноклассник.
Суровый взгляд старика с фотографии заставил вздрогнуть. Включилась профессиональная память. Он где-то видел это лицо. Вспомнил! Когда готовились принимать немца, собирали о нём всю информацию.
Через полчаса Вазгену положили на стол цветныераспечатки из Facebook. Семейные фотографии «пациента». Пауль Ланге на яхте с девушкой, на ипподроме с друзьями, на рок-концерте с другой девушкой… вот он в кругу семьи… Ага, наконец-то, этот старик.
Хм-м-м. Дед клиента. Ого! Военные фото. Какой красавец в мундире! Железный крест, какие-то награды, а вот это, кажется, нашивки за ранения. Герой… Только кого этот герой караулил в моей спальне?
Шония был смелым человеком, но опасался вещей, выходивших за рамки привычного осмысления. Кто-то хотел его сильно подставить при помощи этого фото. Расчёт простой: обыск, запертый «больной», протокол, плюс фотография – как дополнительная улика, указывающая на тщательную разработку всех деталей похищения иностранного гражданина. Это как пакетик с героином.
Но кто? Эсбэушники так топорно не работают. Здесь что-то не так. Или это игра, в которой его используют как болвана, или месть.Вазген мысленно перебрал всю обслугу. Кто принёс фотографию немца? Сурок? Вальдек? Шония перевернул фото старика и увидел на обратной стороне штамп брачного агентства «Луч надежды».
Вот оно как! Кто у нас специалист по одиноким тёткам? Топотун! Ну да, перед отъездом он подменял Сурка на вахте, затем я его выгнал. Мстит? Кто его зарядил на меня? Разберёмся. Где он сейчас болтается? Ничего, найду, Николаев – город маленький. Э-эх, Топотун, Топотун. Опять с тобой проблемы…