Текст книги "Закон О.М.а"

Автор книги: Сергей Гаврилов

Соавторы: Юрий Любаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

ГЛОТОК КОНЬЯКУ

– М-да, интересное кино… – Шония с трудом сдерживал себя.

Собеседник вытащил из ноутбука диск и аккуратно вложил в конверт.

– Это оригинал. В одном экземпляре. Никаких копий не делалось.

– Верю. Сколько?

Сидевший напротив вынул из кармана мобильный телефон и набрал на нём пять цифр.

 Начальник службы безопасности «АКТИВ-банка» подошёл к сейфу и отсчитал требуемую сумму. Вернулся за стол, плеснул в фужеры коньяк и пододвинул один из них гостю.

– Если копии где-то всплывут…

– Не стоит волноваться, уважаемый.

– Ну, будь здоров!

Пригубили. Невзрачный посетитель взял со стола деньги и вышел.

Вот всё и сложилось. Они попытались использовать меня втёмную. Вышли в Киеве на Сидора, а тот уже передал задание мне. Теперь вы хотите сделать меня крайним? Нет, господа-товарищи. С меня хватит. У меня трупы и подмоченная репутация...

В голове стучало. Он добавил коньяку в бокал. Не нужно больше пить. Хватит одного микроинсульта. Где живёт этот комбинатор?Шония поднял трубку, позвонил приятелю в Центральный райотдел. Улица Шкапина. Ну конечно, где ещё жить заместителю губернатора? Только в коттедже, только в Ракетной роще...

Скопировал диск в ноутбук, вытащил, вложил в конверт, набрал и распечатал на принтере сопроводительную записку, тщательно заклеил послание. Вызвал помощника.

– Отправь курьерской почтой. Срочно.

Теперь пускай у них голова болит. Завтра выйду на связь, пусть только попробуют не заплатить.Вазген посмотрел на бутылку с армянским коньяком, налил полфужера и сделал большой глоток.

***

Большой глоток коньяку прямо из бутылки. Четвёртый с утра.Анатолий Иванович Бычко, заместитель губернатора по экономическим вопросам, поставил бутылку на стол, посмотрел на неё и сделал ещё один глоток.

Алкоголь – плохой советчик, но хороший транквилизатор.Бычко в который раз смотрел видеозапись. Сценарий фильма был прост: по набережной старого яхт-клуба гуляют и мирно беседуют два брата.

«А что, закон, принятый парламентом, – туалетная бумага?» – «Не валяй дурака. Он начинает действовать со следующего года». – «И с какой суммы начнут стартовать?» – «Пока неизвестно, но цифры, скорее всего, будут увеличены минимум на порядок».

Танцы кончились.Бычко нажал на паузу. Теперь будем греть нары. Губернатор такого шанса не упустит. Прольётся кровь.Бычко сделал ещё глоток и нажал кнопку «play».

«И рыбку съесть, и на тендер влезть? Это серьёзная игра, при которой риск равномерно распределяется между всеми участниками. Ничего, какое-то время повисят на крючке. Большие деньги не зарабатываются без инфарктов».

Вновь нажал на паузу и отхлебнул из бутылки. Сегодня утром курьерская почта доставила на домашний адрес тонкий пакет, в котором был диск с видеозаписью и письмо с лаконичным текстом: «Анатолий Иванович, не совершайте опрометчивых поступков. Вам позвонят и предложат выход из ситуации. Будьте разумны, не навредите себе». Бычко промотал видео.

«Андрюша, ты в своем уме? Это криминал! Я не хочу светиться в таких делах». – «Успокойся! Всё пройдёт через пятые руки. Надёжно. С гарантией, так сказать».

После этого разговора исчез юрист из «Clever Yards». И до сих пор не найден. Вчера уже приехала бригада Генеральной прокуратуры, чтобы изнутри стимулировать поиски. Немецкий консул из Одессы каждый день звонит губернатору. Даже если немца найдут живым, то эта видеозапись не оставит братьям шансов отвертеться. Они – главные претенденты на роль основных заказчиков похищения. Или убийства?

Заместитель губернатора сделал ещё один большой глоток. Нужно остановиться и что-то предпринять. Что? Позвонить Андрею? Нет. Если их пасут, то телефоны на прослушке. Надо встретиться. Нельзя тупо, как бык на бойне, ожидать неизбежного финала.

Рука потянулась к бутылке и остановилась. Всё! Стоять! А, пофиг. Чёрт с ним!Ещё один глоток. Анатолий Бычко открыл дверь в ванную комнату и отразился в зеркале. Зелёный, как ливийский флаг…Он вспомнил какой-то детективный сериал, включил холодную воду и под громкое журчание набрал Андрея.

– Привет. Нужно встретиться. Срочно. Нет, прямо сейчас. Нет, не у тебя и не у меня. Через два часа у стариков. Мне не звони.

Они встретились в старенькой хате родителей в Мешково-Погорелово.

– Что за конспирация, Толя? – Андрей хлопнул дверью автомобиля и обнял брата. – Ты что, бухал с утра? Ну ты даёшь…

– Сейчас и ты бухнёшь. Пошли кино смотреть.

***

Большой глоток коньку – и фляжка опустела. Олеся тщательно закрутила крышку. Въехали в Николаев.

– Тут останови, – беглянка устала за полтора часа от болтливого цыгана. – Приехали.

В другое время она была бы польщена вниманием богатого ухажёра, но сейчас ей было не до заигрываний. Водитель принял Олесин тон за обычное женское кокетство.

– Не шути так, красивая. Сейчас едем к моему другу в лучший суши-ресторан. У него такое замечательное сасими. Пальчики оближешь. Мои. И не только пальчики...

– Останови, я сказала!

– Что случилось? Никто никуда не выходит… – Цыган добавил скорости.

– Вот же тупой, – Олеся рывком распахнула дверь автомобиля.

– Дура! Что творишь?!

Машина резко затормозила и остановилась у грязной обочины.

– Ты что делаешь? По-человечески сказать нельзя было?!

– Пошёл ты, козёл, – отстегнула ремень безопасности.

– Слышишь, я её подвёз на шару, а она хамит. Дай хоть за сиську подержаться…

Олеся быстро шла по скользкому подъему Одесского шоссе. Повернула направо, ещё триста метров – и вот он, знакомый особняк.

Дом Рихарда Ланге постарел. Чёрный от копоти каменный забор и согнутые петли сорванных ворот. Сигнальная лента красным бинтом опоясывала раненую хату. Разбитые стеклопакеты, следы пуль на штукатурке довершали картину расстрелянного благополучия.

Олеся нагнулась, чтоб не повредить ленту, и вошла во двор. Трава заледеневшего газона вытоптана десятками ног. На входной двери висела суровая нитка, концы которой утопали в пластилиновых оттисках печатей. Разбитые окна заслоняли приставленные строительные щиты.

Это теперь её дом. Она будет здесь жить. Пока сама, а потом и вместе со своим женихом. Рихарду сейчас трудно. Я ему обязательно помогу. Он ранен и, наверное, сейчас в больнице. Я должна быть рядом, потому что ближе него в этом мире теперь никого нет.

Олеся аккуратно забралась в дом. Разбитое стекло хрустело под ногами. Мартовский сквозняк колыхал на окнах дырявую капроновую тюль. Она прошла на кухню, открыла холодильник, достала бутылку и сделала большой глоток коньяку. Завтра пойду искать старика по больничкам. Скорее всего, он в БСМП.

БСМП

Больница скорой медицинской помощи – фронтовой госпиталь корабельного края. Рихарда Ланге с двумя огнестрельными ранениями определили сначала в общую палату. Когда поднялась суета в прессе, переместили в палату на двоих, а после звонка из приёмной губернатора – сразу в комнату VIP. Старик постоянно лежал под капельницами. Временами отключался, грезил, путешествуя вверх-вниз на элеваторе памяти.

Пальцы на левой ноге шевелятся. Ногу не дам ампутировать. Под Харьковом ударил врача, но сохранил ногу. В лицо ударил и не дал отрезать… Нет, похоронят меня с двумя ногами...

Ланге сквозь слипшиеся ресницы видел двух мужчин в белых халатах.

– … в плече удалось избежать раневой инфекции. Бедро похуже будет. Вчера на скорую руку обрабатывали при параллельном стимулировании сердца… скорее всего, в канале остались кусочки одежды и грязь. Сегодня почистим. Обширного поражения мышечной ткани нет, анаэробная инфекция отсутствует, опасность сепсиса невелика, даём антибиотики и разжижающие.

– Общее состояние?

– Для его возраста, Юрий Иванович, очень хорошее. Температура вечером тридцать семь и девять, давление – в пределах, ночью бредит по-немецки. Я тут как в немецком окопе.

– Понимаете язык?

– И в школе, и в институте учил.

– Командует?

– Судя по всему. Он же офицер. Наверное, готовится к атаке, солдат инструктирует...

– На перевязке последите за сердцем.

Как же пулеметчиков не инструктировать? Эти болваны из учебной роты в Кобленце в первые минуты израсходовали половину боезапаса, позволив русским ворваться в окопы. Палили по головам в белый свет. А потом нам расхлёбывать…

– … Люся, убери физраствор и сделай преднизолон. Медсестра отодвигает капельницу и шприцом набирает из ампулы прозрачную жидкость. Ланге закрыл глаза и пустился в древние грёзы.

384-я пехотная. Восемнадцатый набор… Призыв Золотой волны бегущего Рейна. Рядовой состав обстрелян и моложе двадцати трёх никого нет. За плечами старших офицеров – опыт первой войны и Африка, у молодёжи под сапогами – Европа.

Командующий барон фон Габленц сутками не спит. Лично присутствует на медкомиссиях вербовочных комиссариатов. Дохляков отсеивает сразу. С каждым офицером беседует лично.

– Вы, Ланге, должны уяснить, что вермахт – не служба, вермахт – судьба. Фюрер начал эксперименты с «Ваффен СС». Это тупые фанатики, которые мало что умеют, но много мнят о себе. Это ходячие покойники, Ланге, их смерть принесёт мало пользы Родине. Мне, лейтенант, не нужна парадная шагистика и церемония приветствий. Пусть щёлкают каблуками в тылу. Здесь руки должны твёрдо держать винтовку. Потратьте две недели на огневую подготовку, научите новобранцев действовать в ближнем бою и окапываться под огнём. Больше тренировок в городских условиях, задействуйте инструкторов рукопашной схватки. Мне не нужны блестящие сапоги «Ваффен СС», сделайте из них головорезов...

– Таня, пусть пол протрут и цветы поставят… – заведующий отделением оглядел палату.

– Что-то случилось, Юрий Иванович? – медсестра убрала пустые флаконы из-под лекарств.

– Случится, если не успеете. Главный звонил. Сейчас придёт с немецким консулом.

В начале марта погрузились в эшелон. Четыре дня пути на Восточный фронт, к генерал-фельдмаршалу фон Боку. Конечная станция – «Горловка-Сортировочная». Разрушенные пакгаузы и взорванные цеха железнодорожного депо. В городе ни одного целого здания. Русская авиация с интервалом в час бомбит скопления наших эшелонов. Через два дня этот кошмар закончится. Эскадра Купфера задавит русские самолеты на аэродромах.

В мае 534-й Саксонский полк на грузовиках перебрасывают к линии Балыбасовка – Красноармейское. Нужно запереть русских в котёл ударом на Изюм с юга. Хорошее время. Прогулка по пустой дороге… Всё сделали танки третьего корпуса. Они раздавили пехоту и кавалерию.

Оказывается, на этих позициях стояли самые настоящие монголы из самой настоящей монгольской армии. Гауптман Вирен раскрыл одному пленному узкое веко и показал кожаный мешочек в углу глазного яблока. Это знаменитый эпикантус кочевников – атавизм животного мира. Он нужен чтобы защищать слёзную железу от степной пыли. Теперь нам всем не хватает эпикантуса. Жаркий ветер воспаляет слизистую оболочку, у многих на лице мотоциклетные очки. Двадцать пять миль ежедневного перехода. Танки за нами не успевают…

-… и давно без сознания?

Ланге приоткрыл глаза и увидел рядом с кроватью мужчин в халатах. В одном он узнал Иохима Сульме – одесского консула, у которого получал карту для оформления вида на жительство.

– Да, собственно говоря, он и сейчас в сознании… просто спит. Состояние удовлетворительное. Средней тяжести.

– Скажите, доктор, возможна ли его транспортировка в Киев или в Германию для дальнейшего лечения?

– Не думаю, что это хорошая идея. Там ему будут делать то же самое, что и здесь. Никто не отменял устоявшейся методики лечения огнестрельных ранений. Оборудование и препараты – аналогичные, уход хороший. Овчинка выделки не стоит.

– Не все средства, лейтенант Ланге, годятся для достижения цели, – гауптман Вирен опустил бинокль. – Постарайтесь избежать больших потерь. Сколько осталось в роте человек?

– Сто одиннадцать и семь легко раненных.

– Ваш участок обороны – двести пятьдесят метров. Чтобы выбраться из котла, русские будут давить с двух сторон. Здесь самое узкое место наших позиций, – ткнул пальцем в тонкую линию окопов на карте. – По данным разведки, они бросят именно сюда последний танковый резерв. Держите связь с полковой артиллерией. Купфер вам поможет с воздуха.

– Сколько нам нужно держаться?

– Четыре часа. Танки третьего корпуса уже вышли из Чепеля.

Сильные руки санитаров осторожно перекладывают старика на каталку. Боль пронзает правое плечо, Ланге сжимает зубы, из прокушенной губы на грудь капает кровь.

– Женя, не кантуй его так. Подожди, сейчас опустим… Санитар вытер кровь салфеткой.

– Вот, Женька, учись терпению у старших. Крепкий старик. Вези в первую перевязочную.

В цейсовской оптике – восемь русских танков и плотная цепь пехоты. Броня, как мухами, облеплена солдатами.

– Дорфлем, Миз и Партлуген, готовить гранаты по три в связку. Фалькен, через пятьдесят метров убери пехоту с танков. Шульц и Бранер, искать командиров по пистолетам. Без команды огоньне открывать. Эрнст! Сколько у тебя снарядов?

– Восемь.

– Восемь снарядов – восемь танков, Эрнст. Не горячись, стреляй только наверняка. Нас сто восемнадцать, и мы должны выдержать натиск русского батальона. Сколько их? – Триста? Нет их пятьсот и даже больше. Последний резерв агонизирующей армии. Хотят вырваться через бутылочное горло позиций нашего полка. Нет, не выйдет! Не на тех напали…

– Лежите спокойно и не волнуйтесь. Сейчас все быстро закончится. Юля, следи за сердцем. Ледокаин… всё местное и бедро мне покажи. Чёрт! Потом в палату капельницу и через сорок минут вторую… Шприц… катетер… тампон… ещё тампон… Вот и ладненько… Зондик маленький. Хорошо. Люся, подержи… Шприц… Всё! Нитки обрезать и в палату. Капельницу сразу.

– Фалькен, не торопись. Тихо… тихо… пошёл! Молодец, Фалькен!

Оптика выхватила окровавленную броню русских танков. Оторванные кисти рук сползают на траки, белизна разбрызганных мозгов пятнами на башнях. Слева заработали тяжёлые пулеметы. Пехота залегла и стала постепенно перестраиваться в фарватер машинного выхлопа.

– Эрнст, подпусти их поближе!.. Давай!.. Раз!.. Эх, Эрнст, Эрнст… Нельзя в лоб! Давай ещё! Есть! Молодец! – Русский танк остановился и загорелся.

– Фалькен, не трогай танкистов, держи пехоту слева!

Огонь русских настолько плотен, что искривляет видимое пространство. На правом фланге замолчали пулеметы Берна и Тупельса. Два «Ворошилова» подобрались в зону опасной близости, поднялась пехота. Нужно срочно добраться к пулемётам.

Тяжёлое тело грузного Тупельса упало на днотраншеи. Теперь опустить прицельную планку. Выждать несколько секунд – и вот они, русские. Пули выдирают клочья мяса из бёдер, впиваются в живот и вспучивают грудную клетку. Серые бушлаты всё идут, идут и не ложатся… Вспышка, тьма и робкий просвет… Штурмовики Купфера кладут бомбы рядом с окопами.

Танки горят, единственный уцелевший пятится к лесу. В траншее суета. Русские всё-таки свалились на голову. Кряхтенье рукопашной схватки. Нужно выбираться из-под завала, в глазах темно. Наугад из пистолета – в тёмное пятно. Громадное тело давит его к стене окопа. Он выдирает из рук мертвеца саперную лопатку, движется в сторону громкого дыхания, стреляет в застиранную спину, оборачивается и сильно вталкивает лопату в полосатую грудину черного бушлата. Удар в затылок… темнота…

– Лейтенант, вы живы?

– Рихард, ты жив? – холодная маленькая рука Олеси Макароновой гладит небритую щеку Ланге.

Старик чувствует рукой её пальцы. Нужно девочку подбодрить…

– Почему посторонние в палате, Юля?

– Юрий Иванович, она сказала, что его невеста.

– Невеста? Ох-хо-хо. Как зовут тебя, невеста?

– Олеся.

– Олеся? Юля, сколько времени она здесь? Паспорт, документы?

– У меня есть.

Доктор долго рассматривает паспорт.

– Он успокаивается с ней. И давление стабильное.

– Аргумент… ладно. Ещё?

– Она, Юрий Иванович, вместе с ним оборонялась от бандитов, – медсестра поправила больному подушку.

– Вон оно как! Боевая подруга?

Ланге сильнее сжал руку девушки.

– Вот видите, Юрий Иванович, ему так лучше.

– Хорошо, невеста, сиди. Только, Юля, не вздумайте сюда заносить раскладушку!

– У меня нет второй кровати, Рихард.

– Нам не нужна вторая кровать, Полина. Зачем нам вторая кровать? Вторая кровать – это стена между нами.

– Я боюсь, Рихард.

– Невеста, тебе сейчас сестра объяснит, как следить за приборами, – доктор ещё раз пристально оглядел Макаронову.

Это ж надо... невеста! Какая у меня будет невеста в восемьдесят семь? И исполнится ли мне вообще восемьдесят семь с такой работой?

– … следить за этой лентой и сообщать на пульт. Всё, Юля. Дежурный внизу, я домой. Пока.

– До свидания, Юрий Иванович.

– Не нужно бояться, Полина. Это так светло. Редкие люди видят это сияние. Сними платье. Мы с тобой родим деток, и они будут красивы, как ты.

Девушка улыбнулась и прикоснулась пальцами к его губам.

– Я люблю тебя, милая, мы будем вместе всегда.

 – Что такое «всегда», Рихард? Это долго?

– Это вечно.

***

– Это нормально, Олеся. Ничто не может остановить старость. Человек начинает стареть ещё в утробе матери. Все мы движемся к общему финалу.

– Я не хочу, чтобы он умирал, – девушка бессмысленно перекладывала на тумбочке упаковки с лекарствами. – На войне не убили, а сейчас…

– А сейчас ему нужен покой, – доктор закрыл папку и поднялся со стула. – Пойдём, невеста, в ординаторскую. Поужинаешь?

– …поужинаем со всеми, Рихард. Нужно, чтобы ты ел со всеми.

– Хорошо, Полина, но не сегодня. Сегодня мы ужинаем вдвоём. Вот, смотри, что я достал.

На столе появляется газетный сверток. Четыре красных помидора раскатываются по грубым доскам.

– Рихард, откуда такое богатство?

– У начальника отряда сломались напольные часы из Франкфурта. Пришлось их чинить после работы…

– …А хочешь почитать историю жизни своего жениха? – доктор нацепил очки и вновь открыл папку. – Июнь сорок второго года: осколочное ранение в грудь и небольшая контузия. Месяц стационарного лечения. Лёгкое твоему жениху зашили и отправили в двухнедельный отпуск. Октябрь того же года: пулевое ранение в спину. Позвоночник чудом не задет. Пулю в госпитале извлекать не стали. Операцию сделали только в девяносто первом, в Кёльне. По новой технологии кусочек свинца раскальцинировали и удалили. Май сорок третьего: осколочное ранение головы. Повторная контузия, но лобовая кость выдержала. И, наконец, декабрь: пулевое ранение бедра. На старике живого места нет, Олеся. Поэтому двумя дырками больше или меньше – не имеет принципиального значения. Старик крепок и наделён от природы здоровьем, плюс хорошая психосоматика.

– Хорошая что?

– Проще говоря, это его характер, способы эмоционального реагирования на раздражения внешней среды, врождённый темперамент. В общем, личность во всех её проявлениях. Твой жених со своим жизнелюбием ещё долго протянет. Или у тебя надежды на другое?

– Я хочу, чтоб долго.

– Можно неприличный вопрос задать? – доктор поднял глаза.

– Какой?

– Если говорить начистоту… – хирург поскрёб небритую щеку, – тебя не волнует небольшая разница в возрасте с твоим женихом? Подруги что скажут?

– Не знаю.

– И правильно, пусть болтают...

НАЧИСТОТУ

– …Да ясно, что она уже себя изжила, – ведущий популярной телепередачи «Начистоту» Георг Монахов крутил педали велотренажера в спортивном зале своего загородного дома, одновременно разговаривая по телефону со своим линейным продюсером. – Ещё несколько выпусков – и сама умрёт. И это хорошо. Ни один проект столько у нас не отработал, сколько эта лошадка. Ты мне темы прислал?.. Нет, в Прибалтику и Молдову не лезем. Там не могут разобраться с сеткой вещания и рекламными врезками. Всё, конец верёвки.

Душ, вегетарианский завтрак, кофе decaffeinato. Звонок жене на Капри и покормить друзей – вечнозелёных обитателей огромного террариума. Можно часами смотреть, как жадно поедают туркменских тараканов и больших бледно-розовых червей-зоофобусов милые ящерицы и змеи. Кошки всем нравятся. А ты попробуй полюбить ужасную колючую рептилию. Найди в ней привлекательные черты. Подними на руки, погладь. И ничего, что змея не получает удовольствия от общения с человеком, зато ты – избранный: редко кому доставляет эстетическое удовольствие видеть прекрасное в отвратительном.

Монахов взял со стола iPad, пролистал почту. Пропустил сообщения референтов о выставках-презентациях товаров класса «luxury» и сразу окунулся в отбор перспективных тем для следующих выпусков передачи «Начистоту».

Дедовщина в Кантемировской дивизии, сержант повесился. К чёрту! Пережёванная тема восьмидесятых. Если бы ещё заговор молодых офицеров с целью военного переворота – это да! Так, что дальше? Детский интернат в Элисте. Устроили концлагерь, сорок человек сбежали. Блин! Ну, былуже детский дом недавно. Зачем дублировать самих себя?! М-да, говорил мне Костя, что бригада после сорока передач начинает идти по второму кругу. Всех выгнать и набрать новый народ. Свежая кровь – всегда хорошо. Никого не оставлять. А Люся? Люсю оставить. Люся – хороший мальчик.

Монахов на мгновение задумался. Его скандальный проект «Начистоту», стоявший долгое время на первых позициях people-рейтингов, стал буксовать. Общественно значимые темы были не в тренде телеканала, который стабильно обслуживал правящую партию. А конфликтная бытовуха зятя-тещи, мужа-жены уже не могла заставить народ ежевечерне прилипать к экранам. Передача на современном телевидении – как голодный медведь, которому каждый день нужен кусок свежего мяса. Если не дать еды, животное сожрёт своего хозяина. Георг выдохнул и принялся дочитывать присланный список.

Нижний Новгород. Барышня заразила СПИДом шестьдесят два контактёра. Месть за безответную любовь. Хорошо. Но в чём фишка? В Москву притащить шестьдесят два спидоносца? Не смешно. Норвежец выкрал детей у россиянки и не отдаёт. У нас уже такое было и прошло с плохими рейтингами. Так, дальше… злая мачеха в Ярославле выгнала семилетнюю падчерицу в тридцатиградусный мороз на улицу. Ярославльская золушка? Не Золушка, а как её? Ну, из «Двенадцати месяцев»… как её звали? Падчерица по имени падчерица? Ну её! Восьмидесятисемилетний ветеран вермахта уничтожил банду грабителей в пригороде Николаева. Три трупа, один в реанимации, сожжённый автомобиль… Вау! А какие заголовки!

Монахов набрал линейного продюсера.

– Танечка, есть то самое, которое оно! Звони в Николаев и узнай всё об этом замечательном старике, который взорвал банду грабителей. Пусть теперь взорвёт нам эфир. Оформляй сразу командировку.Всех тащи сюда, обещай что можно, в пределах допустимого. Если будут артачиться, пугай гонорарами, подарками… ну, ты знаешь. Не мне тебя учить. Да, Таня, он ранен, лежит в больнице. Брать оператора, сюжет на месте. Говори с врачами, ментами, родственниками. Чем больше, тем лучше. Заряди архив на хронику. Его боевой путь во время войны. Да, да… Командиры, сражения, потери, награды. Всё, абсолютно всё. Сегодня к вечеру… Трудись. Что?.. Фамилия?.. Рихард Ланге.

Вспомнить, были ли случаи активного сопротивления преступникам среди наших ветеранов. Это раз! Говорухинский фильм «Ворошиловский стрелок» – заказная мифология. Русский ветеран задавлен нищетой и бесправен. Немцы, со своей железной рыцарской волей, и через шестьдесят лет после войны способны отстоять личные честь и достоинство. Это два!

В этом контексте и строить сценарий. Идея передачи: наши ветераны немощны и убоги; немецкие ровесники – бодры и креативны. Хороший конфликтный материал. Все взвоют. Разорвут на части друг друга. Кормить троллей – наша работа. Не забыть металлоискатели на вход. Ай да Монахов! Ай да сукин сын!

Мобильник. Незнакомый номер.

– Да.

– Слушай внимательно, сукин сын… если он умрет в реанимации, тебе конец!

Фи. Продолжается…Монахов обречённо вздохнул. Он давно привык к телефонным угрозам. Голоса раздраженных людей добавляли живительного адреналина в размеренное существование. Агрессивная внешняя среда заставляла держать себя в форме и не давала расслабляться.

Родственники известного композитора, который недавно участвовал в его программе. Хороший мужик… Не виноват, что вокруг него разыграласьужасная ситуация. Разнервничался, с инфарктом попал в больницу. До этого в клинику после передачи «Начистоту» попал художник – друг самого Высоцкого, а потом и чиновник из фонда госимущества.

При чём тут я? Они знали, на что шли. Хотели погреть старые кости в лучах угасающей славы? Получите! Ничего никому не даётся даром...

Непричёсанным спустился на первый этаж в столовую. Горничная тихо прошмыгнула и скрылась в гардеробной, прикрыв за собой дверь. Она хорошо знала, что звезда не любит, когда его застают в таком виде. Георг взял со стола пачку свежих газет и журналов. О скандальной передаче «Начистоту» не пишет только ленивый или слепой. Хотя и слепые писали.

Так, что у нас сегодня о Моём Величестве в прессе? Замечательно. Газета «Столичный комсомолец» на первой полосе моим портретом анонсировала большую статью. Крутой негатив! Здорово!Монахов достал из холодильника два апельсина, выдавил фреш и принялся по диагонали читать «упражнение публициста». Известная журналистка поместила на весь центральный разворот лобовой критический материал, который работает лучше всякой рекламы. Один заголовок дорогого стоит.

«Для распада семьи и Государства Российского больше всего сделали Михаил Горбачёв и Георг Монахов. Чтобы унизить человеческое достоинство и погрузить общество во мрак, достаточно одной-двух телепередач, таких как «Начистоту». А если этих передач много? Если главный телевизионный канал страны последовательно занимается диверсиями против семьи и государства, выкапывая в человеческом подсознании самое низкое? Мелкие бесы от телевизионных ток-шоу дорвались до человеческой души.

В программе «Начистоту» сценаристы заставляют приглашённых участников публично предаватьродителей, жен, мужей, забывать порядочность и элементарную стыдливость. Грязное бельё вывернуть наизнанку перед всеми. Больные внутренности выложить на прилавок…»

Красиво излагаешь, тундра неогороженная. Монахов ухмыльнулся. Твоя дешёвая бумажная газетёнка скоро сдохнет или, если повезёт, реинкарнируется в online-версию. Но даже и тогда она не сможет обойтись без упоминаний обо мне. Я щедро делюсь популярностью с каждым, кто ко мне прикасается. Я – царь Мидас в сфере массовой информации. Моё золото – популярность. Серенькая пресная праведность никому не интересна и потому денег не приносит.Он отхлебнул фреш из стакана.

«…всем известно, что на подобные передачи продюсеры специально отбирают определённый тип участников. Для подобных шоу нужны люди невротические, на которых и делает ставки моральный палач Георг Монахов... фальшивые родственники, актёры в роли свидетелей, заранее выписанные фразы…». (Текст статьи Елены Токаревой в «КП»).

Хорошо. Мне нравится. Жалко, что на этом она останавливается. Видимо, не хватает фантазии, чтобы по-настоящему понять, что из себя на самом деле представляет машина по имени «Начистоту». Твоё воображение, детка, меркнет по сравнению с правдой. Даже я боюсь себе признаться иногда, на каком «топливе» это всё работает. Правы англичане: истина зачастую невероятней любого вымысла.

Монахов отложил газету, подошёл к окну и отодвинул полупрозрачную дорогую штору. Коттеджный поселок Новое Рябцево на Киевском шоссе врастал в старый сосновый бор. Зелёный массив перерезала незамирающая автострада. Высокие деревья вплотную подступали к обочине трассы.

Точно! Пригласить в студию партизан. Из леса. Интересно, есть ли ещё живые? Ну, такие, бородатые, в папахах. Как в фильмах детства. Если нет, заплатить за реконструкцию партизанского прошлого. Сотня баксов за чужую героическую судьбу – нормально. Немцы партизан не любят. Значит, уже один конфликт в наличии. Найти пару предателей, власовцев, которые по идейным соображениям боролись против большевиков…

Итак, три стороны: советские бойцы, немецкие ветераны и партизаны с предателями. Агрессивная массовка. Профессиональные историки. А нужны?.. Обязательно, для видимости достоверности. Парочку ревизионистов с нетрадиционным взглядом на войну.Монахов взял блокнот и набросал сценарий замысла.

Хроника первых дней войны. Немецкие танки и русские солдаты с поднятыми руками. Колонны пленных до горизонта. Немецкие артиллеристы у орудий… тяжелая работа… они устали, но продолжают обстреливать русские позиции. На разбитых дорогах немецкие указатели: «Kiev», «Smolensk», «Minsk». Обрываем видеоряд. Закадровый текст. Мой голос.

«На экране эпизоды немецкой кинохроники начала войны. Красная Армия отступала под напором немецких войск. Миллионы советских солдат и офицеров оказались в плену. Мы видим растерянные лица красноармейцев и уверенных в собственной непобедимости солдат вермахта. Военные историки полагают, что психологический шок первых поражений будет сопровождать наших солдат все дни и ночи Великой войны…».

Теперь историк. Говорит то, что нам нужно. Тотальная паника, общая подавленность и стремление немедленно дезертировать. Нужно это как-то текстуально оформить для телесуфлера... Чтобникакой отсебятины… Где же я совсем недавно об этом читал?Монахов поднялся на второй этаж, вошёл в кабинет и остановился у книжных полок. Вот она. Взял в руки чёрный фолиант с белыми и красными буквами на обложке. «Крещение огнём. Штормовая книга», М.Калашников. Быстро нашёл нужную цитату.

«Основную массу офицеров и солдат Красной армии 1941 года составляли вчерашние крестьяне или крестьянские дети… Носители крестьянского по структуре сознания по определению уступали немцам, детям цивилизации механизированной, городской, стальной. Горожанин в «войне моторов», безусловно, выигрывает у крестьянина… СССР, конечно, превосходил Германию по числу танков, пушек, самолетов. Однако управляли всем этим сельские, в общем-то, хлопцы… Мы еще не умели пользоваться новой для себя моторизованно-бронированной мощью, причем неумение это распространялось и на высший командный состав».

То, что надо. Отлично. Потом психолог расскажет о размытости нравственных критериев «честь», «долг» и «родина» у красноармейцев. Это будет правильно. Потом другой историк. Перелистнул страницы. Ему даём в рот такой текст:

«А против нас стоял меньший по численности, но зато лучше организованный и управляемый враг, уже получивший бесценный опыт молниеносной войны… блицкриг – это борьба не за пространство, а за время. Блицкриг подразумевает бешеный темп операций, действие на опережение, согласование во времени множества как бы разрозненных операций… Войны в таком темпе могли вести только люди, отцы и деды коих давно привыкли к ритму жизни с секундами и минутами на циферблате, люди городские и индустриальные. С развитым чувством линейного времени, выработанным среди заводов и фабрик, среди станков и машин, в царстве хронометража, графиков и диаграмм».