Текст книги "Закон О.М.а"

Автор книги: Сергей Гаврилов

Соавторы: Юрий Любаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

БЕСПРИЗОРНАЯ

Опять одна и приткнуться негде… Домой? Нельзя. К Маринке? Сдала один раз, сдаст и второй, сука.Олеся Макаронова наблюдала, как пожарники сматывают шланги, эксперты фотографируют двор и сгоревшую машину, а милиционеры затягивают сигнальным скотчем железные ворота.

От пережитого она раздвоилась. Одна Олеся отвечала на вопросы, долго говорила с незнакомой женщиной, потом беседовала с какими-то людьми, подписывала бумаги. Другая – видела цветной сон. Девушка превратилась в большую красивую бабочку и летела к большому огненному цветку. Он притягивал её, но стоило приблизиться – жёг нестерпимым огнём. Бабочке становилось больно, и она отлетала, но неведомая сила опять тянула в пламя.

Потом все забыли про Олесю. Она осталась одна. Опять одна… Нужно идти…Вышла из двора. По переулку двинулась в сторону трассы, на остановке села в маршрутку. Варваровский мост, тающий лед и одинокие рыбаки на середине опасной реки.

Самоубийцы. Если провалится лёд – они не взлетят. У них нет крыльев, как у бабочки. Надо выйти из автобуса. Две красные девятиэтажки и подъём на скользкую гору по Большой Морской. Широкая Пушкинская. Впереди старый центр, людная пешеходная Советская. Туда? Нет, на Советской с такой рожей появляться нельзя. Деньги есть. Надо покушать. При этой мысли её замутило. Шестая Слободская, супермаркет «Южный Буг», зоопарк… Выйду здесь. Тут моё место. Бабочка...

В зоопарке последний раз Олеся была давно, совсем маленькой. Ещё до первой тюрьмы её сюда водил отец. Яркая картинка из детства: белые лебеди на воде, красивые павлины в вольерах, громадный слон за низким забором. Поездка на пони по зелёным аллеям и ком сахарной ваты на палочке.

Она купила билет и вошла. Зимой большинство клеток были пустыми, птицы и животные прятались в обогреваемых павильонах и крытых вольерах. Макаронова побрела вдоль птичьих рядов, вышла на боковую аллею, миновала страусов и увидела вдалеке оживлённую толпу.

Возле забора круглого медвежатника стояли человек двадцать с фотоаппаратами и видеокамерами. Сквозь прутья решётки они снимали красивого белого медвежонка, который разгуливал по краю замерзшего бассейна.

– …Мы вновь возобновили видовую линию, которую утратили два года назад, – объяснял журналистам мужчина в очках. – Этот двухгодовалый самец прибыл к нам только что из Венского зоопарка по линии обмена. Большую помощь в доставке медведя оказал наш постоянный спонсор «АКТИВ-банк». Мы давно дружим с этим финансовым учреждением. Стараниями главы филиала Сергея Гавриловича Мамута нам удалось недавно приобрести ещё одного бегемота и пополнить коллекцию приматов…

Коллекцию кого? Что это ещё за животное – примат? С бегемотом понятно. Таким бы ртом водочки хлебнуть, как говаривал отец.Олеся почувствовала острый голод. Теперь при мысли о еде тошнота не пришла. И выпить. Водочки… да. Станет тепло. Хочу, чтобы было тепло…

Девушка торопливо выскочила из зоопарка, села в троллейбус. На улице Дзержинского вышла. Здесь на рынке было кафе, в котором когда-то с Мариной ели горячие чебуреки. Народ под вечер возвращался с работы, проходы были заполнены покупателями. Макаронова подошла к очереди у окошка с чебуреками. Людей было много, и она двинулась вдоль прилавков. Несколько раз останавливалась у стеклянных витрин с колбасами, смотрела на еду.

Взгляд упёрся в рекламную вывеску: бар «Серебряная рыбка». Ниже мелом на доске: «Недорогие обеды. Домашняя кухня. Спиртные напитки. Пиво. Кофе». Она потянула на себя обшарпанную дверь. В полутёмном прокуренном зале много людей. На стенах – аляповатые картинки, подсвеченные тусклыми бра. Отыскав свободный столик у стены, опустилась на стул и прикрыла глаза. Не нужно было рассказывать немцу всю правду. Особенно про то, что украла похоронные деньги. Теперь он будет попрекать её. Права мать: нельзя говорить о себе того, что может обернуться против тебя. Никому нельзя верить...

– …Эй, подруга, ты что здесь делаешь? – Олеся подняла глаза и увидела Вадима Сурка. – Какого чёрта шарахаешься по барам? Я ж тебе сказал залечь поглубже и носа не казать.

– Ой, Вадик, милый. Как хорошо, что ты… У меня тут такое… – сразу осеклась, чтобы не сболтнуть лишнего. – Слушай, я есть хочу…

Сурок присел рядом.

– Пожрёшь и вали. Подойди сюда, – махнул рукой официантке, – принеси что-то этой…

– Пить будете? – раздражённая девица спрятала блокнот.

– Водки, – быстро сказала Олеся.

Сурок кивнул.

– Двести водки, две рюмки.

– В меня стреляли… – глаза девушки наполнились слезами.

– В тебя? Кто? На хрен ты кому сдалась!

Принесли солянку, два салата и графинчик водки. Олеся расплакалась.

– Подожди, – Вадим наполнил рюмки, – выпей и успокойся.

Девушка рывком влила водку и поперхнулась.

– Они это… приехали, ворота выбили, стрелять начали. А потом он бросил бутылку – и они взорвались…

– Стоп, стоп! Давай сначала. Я тебя посадил в такси. Ты куда поехала?

– К своему жениху в Варваровку.

– К Геббельсу, что ли?

– Ну да…

– И что дальше?

– Там я увидела Пауля – внука Рихарда, которого Вазген сначала хотел убить, а потом закрыл у себя дома под охраной…

– Стой… что ты мелешь? Следи за базаром. Кого Вазген хотел убить?

– Пауля... – Водка упала, стало спокойно и тепло. – Я у Вазгена видела из окна, как вытаскивали носилки, а потом охранники сказали, что утопили машину. Потом Пауль очнулся и сбежал. Это же внук моего дедугана. Ты понял, как оно всё замутилось? Вадим, я загрызу пока…

Сурок мрачнел с каждой минутой. Всё, мне конец. Олеся стала говорить громче.

– Потом приехали бандиты и начали стрелять…

– Тихо, блин. А ты что?

– Патроны подавала, – прошептала Олеся. – И в санитарку играла. Хотела перевязать, он не дался.

Она всё видела. Сегодня в Варваровке зажмурили Славу и Димона… Вован вечером умер в больничке. Тачку сожгли… Вазген чёрный весь. Он меня грохнет, если узнает, что я с этой сукой связан. Хоть и не при делах, а всё равно… они сначала убивают, а потом разбираются…

– Я узнала всех. Это люди Вазгена, я их видела…

– Слушай, мать, ты кому-то рассказывала про это?

– Ну да. Менты были и какая-то баба.

– Какая баба?

– Сказала – за Паулем приехала. Ей рассказала, а ментам нет. Что я ссученная – с ментами связываться? Ничего не видела, ничего не знаю, зашла случайно…

– Давай ещё бахнем, Леська. За здоровье. Слава Богу,что выкарабкалась…

– Ты ещё водочки закажешь? Тут уже на дне.

– Конечно, конечно. Какие проблемы? Деньги есть.

Нужно срочно звонить Вазгену. Если я его предупрежу, мне зачтется. Он добро помнит...

– Сейчас ещё закажу, – Вадим встал. – Посиди, мне нужно позвонить. Тут музыка мешает.

Олеся нетрезвым взглядом обвела бар. На стойке тихо играло радио. Сурок вышел на улицу, набрал телефон Вазгена, всё ему быстро протараторил. Молча выслушал инструкции. Затем вернулся в бар и взял ещё водки.

– Так, что думаешь делать? – Сурок разлил по полной, придвинул рюмку к Олесе.

– Не знаю, домой нельзя – мать звереет. К Маринке тоже. Может, дядю Колю найти? Он завсегда мне рад.

Они посидели ещё некоторое время, болтая обо всём. Девушка быстро пьянела. Громко смеялась, много курила. Через некоторое время к столу подошли двое мужчин в одинаковых серых пальто.

– Олеся Сергеевна Макаронова?

– Да. А что такое?

– Майор уголовного розыска Вороненко, – вытащил из кармана какое-то удостоверение и поводил перед лицом пьяной девушки. – Вы должны проехать с нами.

– Шо это?

– Да не шо, – грубо сказал второй. – Встала и пошла с нами. Пока из свидетеля не стала подозреваемой!

– Это ваши вещи? – первый показал на дамскую сумочку.

– Мои, – нетвёрдо ответила Олеся.

В машине её плотно зажали с обеих сторон на заднем сиденье. У девушки от усталости и пьяной сытости слипались глаза. Ей было хорошо и впервые за много дней спокойно. Сквозь полудрёму она слышала разговоры, в которых мелькали знакомые имена.

Теперь она вновь была насекомым. Но уже не лёгкой и воздушной бабочкой, а толстой и тяжёлой гусеницей. С трудом ползла по ветке, которая гнулась под тяжестью сытого тела. Огненный цветок был хорошо виден внизу. Не стоило лезть на самый край ветки – она может сломаться. И тогда неминуемо падение в огненную пасть красного растения. Но какая-то внутренняя неведомая сила заставляла Олесю ползти вперёд и вперёд. Что это хрустнуло за спиной? Хр-р-русть! А-а-а!!! У гусениц точно нет крыльев? Жаль…

***

Вазген Анатольевич Шония за последние два дня сильно постарел. Как говорят, сдал. На работе всё шло спокойно, без особых происшествий, если не учитывать того факта, что двое его подчинённых были убиты в Варваровке, а третий скончался в ожоговом центре в Дубках. Один до сих пор находился в реанимации. А пятого Вазген прятал в квартире, которая была куплена им много лет назад для непредвиденных ситуаций.

Звонок Сурка отдельным штрихом дополнил картину последних дней. Люди Вазгена уже везли Макаронову в Одессу. Там, на старой даче в Золотых Ключах, девушку подержат пять-шесть дней. Дождутся парома Одесса-Стамбул, оформят загранпаспорт. В столице Турции клиентку примет Селим – добрый приятель Вазгена, владелец сети лицензированных борделей.

Олеся вела себя спокойно. Ехала молча и спала. Один раз только попросилась выйти по малой нужде в Коблево. Без всяких происшествий её доставили на место. Всё тип-топ. Устаканивается понемногу.

Теперь его беспокоил только Мамут. Управляющий ни разу не встретился с ним за эти дни, не вызывал, не звонил. Такого раньше никогда не было. Сам Шония не хотел торопить ситуацию и не проявлялсо своей стороны никакой инициативы. Начальник службы безопасности позвоночником чувствовал: от банкира следует ожидать неприятностей. И притом в ближайшее время.

***

– Одни проблемы от тебя, Макаронова… – Толстая директриса отложила в сторону личное дело. – Ты магнит, который притягивает неприятности. Понимаешь, с тобой неспокойно, поэтому все стараются от тебя держаться подальше. Я, по долгу своих обязанностей, не имею права дистанцироваться, хотя мне хочется это сделать. Но мне нужно заставить Олесю Сергеевну Макаронову учиться, чтобы она получила, в конце концов, аттестат об образовании и ушла из интерната во взрослую жизнь. А уж там ты можешь бежать куда угодно, спать с кем хочешь, общаться с кем угодно. А здесь, будь добра, веди себя согласно правилам поведения в интернате. Ещё один побег – и я передаю документы в комиссию. Пусть тебя переводят в спецшколу для малолетних преступников.

Олеся Макаронова открыла глаза и увидела некрашеный дощатый потолок. Она перевела взгляд на окно и застонала. Голова была налита чугуном, во рту было гадко, хотелось пить. Зачем я вчера нажралась, дура?Её чуть не стошнило на пол прямо возле раскладушки. Она забралась обратно под тёплое одеяло. Подтянула колени к груди. Охватила ноги непослушными руками.

За стеной кто-то разговаривал. Олеся поморщилась и напрягла слух.

– Нет, сейчас это уже не уровень. Раньше тут гостили уважаемые люди: и цеховики, и менты строптивые, и старпомы с иностранных пароходов. А сейчас кто? Вот босявку бухую привезли. Мельчаем, Сэмэн!

– Пить дайте, – прохрипела Олеся.

Её услышали за стеной.

– Опа. Как вы чувствуете после вчера, мадам? – в комнату вошёл смешной мужичок невысокого роста. Девушка припала к литровой бутылке газированного «Куяльника».

– Где я?

– На курорте. Головка болит?

Олеся кивнула.

– Будем лечить или сразу гильотину заказывать?

Мужичок принёс бутылку водки, вытащил гранёный стакан и налил на три пальца.

– Пей. Нет, постой, закусить нужно, – вынул из кармана яблоко и потер о грязный свитер.

Девушка выпила и не почувствовала водки.

– Как зовут? – Мужик в свитере достал из кармана ещё одно яблоко и громко откусил.

– Олеся.

– Вот и прекрасно, Олеся. Меня можешь звать дядя Жора, а там ещё есть дядя Игорь. Он на горшок сейчас откомандировался. Извините за интимную подробность...

Через полчаса Олесю вывели на экскурсию. Дачный участок был огорожен высоким кирпичным забором, ряды виноградника ползли на холм, где достигали верхушек плодовых деревьев. Дорожки вымощены древним гранитным булыжником. Высокие железные ворота обрамлялись старинной известняковой аркой с облупившейся штукатуркой.

Одноэтажный приземистый дом из старого красного кирпича стоял на каменном цоколе с маленькими окнами, наполовину утопленными в глубокие приямки. Центр двора занимал выбеленный сухой фонтан с разрушенной гипсовой скульптурой. Совсем близко штормило зимнее море.

Опять у меня неприятности… Права была директриса, я их притягиваю. Зачем меня сюда привезли? А куда делись менты? Чего хотят от меня эти дядьки?

– Ну, красавица, пойдём дальше осматривать владения.

– Дядя Жора, где я?

– На карантине, девочка. Органы опеки заботятся о несовершеннолетних. Чтобы не болтались по улицам без призора. Тебе шестнадцать есть хоть? Или?..

– Шутите? Мне восемнадцать уже. Будет девятнадцать.

– Когда?

– Очень скоро.

– Ну, девочка, заранее не поздравляют, но если будешь ещё у нас на карантине – мы тебя тут отхеппибёздаем так, что на всю жизнь запомнишь. В хорошем смысле! Правда, Игорь?

Игорь кивнул.

– Ты кем мечтаешь стать, когда вырастешь? – спросил Жора. – Стюардессой?

– Не знаю.

– Учиться хочешь?

– Да ну, нафиг!..

– Печальная картинка, – включился тот, которого нужно было называть дядя Игорь, – молодёжь не хочет учиться и её никто не заставляет. Я в твои годы тоже не хотел учиться. Мой папаша договорился с цеховиками, и они приковали меня к станку на подпольном заводе. Пришлось через «не хочу» осваивать токарное дело. И если бы не развал совка, я бы до сих пор работал токарем. Скажи, Жора…

Дом казался большой. Две спальни, столовая, рабочий кабинет с библиотекой. Стеклянная стена столовой открывала панораму на зимнее море. Олеся застыла, глядя на пейзаж.

– Пойдём, красавица, – тронул за локоть дядя Жора, -ещё насмотришься солёной воды.

Они спустились в полуподвал цокольного этажа.

– Здесь кухня. Умеешь готовить?

– Ну, не знаю…

– Мы не привередливые. Вот тут прачечная и ваннаяодновременно. Здесь холодильник, а здесь овощи. В этой комнате гладильня, а в этой – сухие продукты. Тут консервация, копчёности всякие. А это, красавица, – дядя Жора открыл тяжёлую деревянную дверь, – самое неприятное, что может с тобой случиться на нашем курорте. Это карцер. Если вдруг надумаешь борзеть или быковать, запрём тебя в одной каюте с крысами.

Олеся заглянула внутрь. Тёмный пенал без окна. В стене было вмонтировано ржавое железное кольцо, на котором болталась современная никелированная цепь с блестящими браслетами. Ну надо же, попала. Разберут на запчасти и продадут. Сбудется мечта идиотки – уеду за границу... По частям... Сначала почки, потом печень и матка. А мозги зароют на родине. Такие «умные» никому не нужны.

– Это для непослушных обитателей, – дядя Жора закрыл дверь. – Для послушных – спальня с тёплым одеялом и наше радушие. Итак, что у нас сегодня на обед?

– Не знаю, – девушка посмотрела на мужчин, – надо проверить холодильник. У вас ещё водка есть?

ЕЩЁ ВОДКИ

– Эй, – Сурок позвал официантку, – ещё водки принеси. – Он смотрел на дверь, через которую только что вывели Макаронову.

Уф-ф-ф, гора с плеч. Вазген прислал своих людей, чтобы забрали дуру. Или это были менты? Хрен поймёшь. Что с ней будет? Исчезнет. А может, и нет. Запрут где-нибудь, как того немца, постращают и отпустят. Нет, не отпустят. Кладбищ в Украине много…

– Здорово, Вадюля, – на плечо опустилась рука, – скучаешь? Или в печали? – Сурок обернулся. Подошёл его детдомовский брат Максим Проставнюк.

– Привет!

Обнялись.

– Ещё водки принеси, – щёлкнул пальцами Проставнюк.

– Не надо, я заказал.

– Водки много не бывает. Рассказывай… Чё сидишь качаясь?

Официантка принесла полный графин.

– Давай бахнем, – Сурок налил. Выпили и занюхали кусочками хлеба. – Нужно что-то пожрать взять.

Заказали пельмени и салаты.

– У меня товарищей убили.

– Каких товарищей? – Проставнюк наливал через край.

– Коллег по охране.

–…?

– Ты что, не слыхал про стрельбу в Варваровке? Весь город гудит…

– Дак это ваши стреляли?

– Наши. И наших. Давай помянем пацанов. Выпили не чокаясь.

– Что там было? – Проставнюк подцепил вилкой пельмень. – Разборки?

– Да нет, никаких разборок, – Сурок размял сигарету. – Один урод угнал у Вазгена «Фиат». Стали искать. Нарвались на пулю и гранаты. Если бы меня послали, то с тобой уже не сидел бы. Вот такие пироги, брат…

– Нашли машину?

– Да там такое завертелось, что не до того уже. Ну её к херам эту машину, когда людей кладут штабелями…

Выпили молча.

– Говорят, старику лет девяносто. Как это он так? Пацаны же твои крутые были? Афганцы…

– Да мало ли как! – разозлился Сурок. – Ты там не был, и я там не был. Может, расслабились… может, что-то не просчитали. На войне всякое бывает. А это, брат, чисто война. Наливай…

Проставнюк огляделся. «Серебряная рыбка» наполнялась гулящим народом. Вентиляция не справлялась с табачным дымом. Восточная музыка еле заглушала пьяные разговоры.

– У этого фашиста, – Сурок задавил в пепельнице сигарету, – дома целый арсенал был. Он из гранатомета машину завалил. Осколками соседние дома посекло. Пацаны же чисто по-человечески пришли. Побакланить. Без оружия. А тут старый козёл решил боевую молодость вспомнить. Ему-то что – пожил своё, а пацанам чуть за сороковник было… На нашей работе, брат, нужно всё предвидеть, – повернулся к бару. -Эй, ещё водки насыпь.

– Брат, не печалься, все там будем. Кто раньше, кто позже… – Проставнюк прищурился и махнул кому-то. – Жека! Чё стоишь? Давай к нам. Ну, сегодня прямо большой сбор, Куток подоспел.

– Где? – Сурок сквозь пьяную пелену пытался выхватить знакомое лицо.

– У двери стоит, болтает с кем-то.

– Привет, пацаны, – подошёл Краснокутский. – Что празднуем?

– Не гони волну, – Проставнюк поставил рюмку, – поминаем.

– Водки принеси! – крикнул барменше Куток.

– Да есть, успокойся…

– Это у вас есть, а у меня? Помер кто?

– У Вадика трёх товарищей застрелили…

– В Варваровке, что ли?

– Слыхал уже?

– Сегодня на работе только и говорили. Со мной двое варваровских в смене. У них в деревне все на ушах стоят. Ну, царство небесное…

Куток поднял рюмку и выпил один.

– Нужно какую-то закусь взять, – отодвинул от носа кусок хлеба.

– Не надо, – Сурок кивнул на тарелки с салатами. – Бери, закусывай.

– Давай что-то посерьёзней закажу. Я, пацаны, домой не хочу идти. Задрали меня жена с тёщей. И ребёнок постоянно тупит. Одни двойки из школы таскает. Урод. Было бы где – жил бы сам. Тут ещё на работе аврал. Начальство мусор разгребать заставляет. Понагнали технику, КамАЗов, кранов, солдат каких-то. Всё красят, белят… Готовятся.

– К чему? – Проставнюк наполнил рюмки.

– Говорят, покупатели приезжают. А хрен ли там смотреть? Всё давно растащили. Цеха пустые, ни одного станка не осталось. Мы у кранов движки ещё год назад поснимали. Ну, давайте ещё раз помянем. Пусть им там будет хорошо, а нам – тут.

Молча выпили. Сурок мутными глазами проследил за рюмками собеседников.

Все воруют, один я охраняю. И пацаны тоже охраняли… В Афгане – все ранены были, сумели уцелеть. Здесь в инкассаторах тоже ходили по лезвию… Такая дурацкая смерть. А может, так и нужно? Может, их для того Бог и послал, чтобы они от старика пулю словили…

А меня он зачем послал? Чтобы я эту дуру сначала трахнул, а потом сдал Вазгену? Нет, шмара эта никчемная. Дурная, как сто китайцев, одни проблемы от неё.

Сквозь пьяный шум он равнодушно принимал тихую беседу друзей.

– …после братов Чебыкиных там уже и воровать нечего… Два года вывозили машины с металлом круглосуточно… через проходную. Официалом, типа. Восемь бригад сварщиков в три смены резали все подряд… Давай пацанов помянем. Вадим, ты как? В норме?

– В норме, – Сурок взял рюмку. – Вот скажи, Куток, а ты смерть рядом видел?

– В смысле? – Краснокутский суеверно отставил рюмку.

– Ну так, чтоб совсем рядом… чтоб чувствовать её. Смотрел в глаза? А?

– Вадик, что ты трёшь? Обидеть хочешь? Не получится. Меня сегодня уже пытались обидеть…

– А-а, при чём тут обида… – Сурок поплыл. Он опустил голову на стол и закрыл глаза.

Тёмная спальня. Детские руки судорожно шарят по верхней полке чужой прикроватной тумбочки. Полотенце, мыло, зубная паста… Вот он, газетный сверток! Родительская передача. Домашний хлеб, котлеты, варёная колбаса и три шоколадные конфеты. Голодный желудок убивает осторожность. Котлета целиком пихается в рот и… свет загорается. Старшие пацаны стоят у дверей, пристально смотрят на него.

«Вот кто крыса!» Сурка хватают под мышки, волокут в пустую классную комнату на третий этаж, открывают окно и выпихивают на улицу. Он висит вниз головой, лодыжки ног держат нетвёрдые руки. Далеко внизу бетонная отмостка здания. «Три-четыре, отпускай». По лицу течёт солоноватая жидкость. «Хватит. Он уже обоссался, затаскивай»...

Сурок, поднял голову и повернулся к барной стойке.

– Ещё водки неси…

– Вадим, хватит, – Проставнюк вытащил сигарету, -водки полно.

– Пацаны! – Краснокутский разрезал жёсткую отбивную. – Есть предложение, подкупающее своей новизной. Давайте возьмем тёлок и почудим. Харе дрочить по углам!

Сурок отрицательно покачал головой. Не до тёлок сегодня.

– Ну, тогда ещё водки!

***

– Водки ещё нести? – Олеся убрала грязные тарелки из-под борща и поставила мелкие для плова.

– Думаешь? – Дядя Жора поскрёб небритый кадык. – Ну, давай, доця, из подвала неси.

Олеся быстро спустилась, взяла бутылку. Взлетела по лестнице в столовую и остановилась у приоткрытой двери. Дядя Жора и дядя Игорь о чём-то тихо говорили. Девушка напрягла слух.

– …Хорошая девчонка… Могла бы выровняться по жизни.

– Кто знает? Не нам судить.

– Жалко, дитё совсем. Вот и готовить даже толком не умеет.

– Может, Селим её потом к кухне приставит?

– Вряд ли, он триппер на кухню не берёт. После койки – на помойку.

Олеся тихо сделала несколько шагов назад, выдохнула и вошла в столовую обычным шагом. В висках стучало. Она с трудом заставила себя успокоиться.

– Дядя Игорь, банка с огурцами у вас за спиной… – Поставила бутылку на стол.

– Тебе налить, красавица?

– Чуть-чуть, дядя Игорь.

Третий день Олеся Макаронова живёт в чужом доме. По набору телеканалов поняла, что дача где-то рядом с Одессой. Охранники целыми днями играли в нарды, вечерами смотрели телевизор. Один раз во двор заезжал джип с продуктами.

Девушке даже нравилась эта неспешная жизнь. Онаготовила еду, мыла посуду, оставшееся время проводила в зимнем саду. Смотрела на февральское море. В доме было много книг, но Олеся не любила читать. Несколько раз пыталась начать, взяв с полки пыльный фолиант. Буквы складывались в слова, слова – в предложения, предложения – в абзацы. Но дальше ничего не происходило. Пропустив через глаза одну-две страницы, Макаронова ставила книгу на место. И что в этом интересного находят?

В один из дней приехал фотограф, чтобы сделать фото для «паспорта стюардессы». Олеся помнила о случайно подслушанном разговоре. Неясная тревога жила в ней всё это время, но не хотелось думать ни о чём, кроме сиюминутного сытого равновесия. Ночью её запирали в левом крыле дома, где рядом со спальней были ванна и туалетная комната. Сколько времени так будет продолжаться?

– Слушай, красавица, а ты давно пьешь крепкие напитки?

– Какие, дядя Жора?

– Ну, водку.

– Я не люблю водку, она горькая. Лучше вино…

– Какие проблемы, – Жора вытащил из кармана связку ключей и протянул напарнику, – принеси десертика из погреба. Мне тоже надоело водку бухать. Игорь принёс две пыльные бутылки.

– Вот… Болгария. Ещё с советских времен.

– Так, что это у нас? – Жора вытер рукавом свитера этикетки. – Ага, «Мурфатлар» и «Тамянка». Честный квадрат.

– Как это? – подняла брови Олеся.

– Шестнадцать процентов сахара и шестнадцать оборотов крепости. В общем, сладкое десертное. Игорь, где штопор?

– Пробка… настоящая. Не то что нынешнее дерьмо, – Игорь попытался силой вкрутить штопор. – Каменная...

– Дай я попробую, – напарник поставил бутылкуна пол и всем весом навалился на штопор. – Чёрт! – поднял руку с горлышком разбитой бутылки. Из глубокой раны большого пальца хлестала кровь.

– Нормально открыл, – Игорь кинул через стол полотенце. – Красавица, там в прачечной аптечка, пойди принеси чем-нибудь залить и перевязать.

Олеся порылась в коробке. Нашла бинт, но йода не было. Она вывалила лекарства на гладильную доску и наткнулась на коробку с ампулами. Клофелин!Пересчитала ампулы. Шесть штук. Хватит пол Одессы вырубить.Сунула коробку с ампулами в карман фартука. Быстро взяла зелёнку и поднялась в столовую.

– Йода нет, только вот это.

– Какая разница, – Игорь зубами открыл пузырек, -перевяжи.

– Нужно сначала промыть.

Олеся неумело перевязала рану.

– Лучше бы водкой залили, дядя Жора, больше пользы.

– Сейчас продезинфицируем… – Игорь налил полстакана и пододвинул напарнику. – Бахни, полегчает.

Оторвал кусок бинта, накрыл им чайную чашку и взял бутылку с разбитым горлышком.

– Держи, чтоб стекло не попало,– плеснул вина в чашку. – Ну, давайте, как там в кино сказали? Тост должен быть коротким, как команда: «За здоровье!».

Утром Олеся открыла холодильник и вылила в открытую бутылку водки три ампулы клофелина. Пожарила оладьи, нашла мёд, заварила чай. За завтраком никто о спиртном не вспомнил. На обед сделала харчо, селёдку под шубой и открыла острый салат с маринованными грибами.

– Так, что у нас сегодня? – Игорь потёр руки и проглотил ложку супа. – Класс! А это что? Селёдка! Красавица, не понял… ты ничего не забыла?

– Хлеб? Сейчас порежу…

– Какой хлеб?! Где водка?

Через десять минут охранники уснули. Олеся не спеша оделась, положила в сумку несколько бутербродов с колбасой и сыром. Немного подумала, взяла плоскую флягу и налила коньяку. Она была спокойна и уверена в себе.

Вернулась в столовую, брезгливо вытащила из карманов брюк ключи и бумажники. Денег оказалось много. Зелёные купюры с портретами президентов, желтые и сиреневые бумажки с мостами, знакомые гривни с поэтами и философами. Аккуратно сложила всё в сумочку.

Мобильные телефоны выключила, положила в отдельный полиэтиленовый пакет. Вышла и заперла входную дверь снаружи. Долго возилась с калиткой. Открыла и выбралась в безлюдный дачный проулок. Через два квартала выкинула пакет с мобильниками в мусорный бак.

На оживлённой трассе остановила фуру и попросилась до Николаева. Водитель с удивлением посмотрел на девушку:

– Это тебе в другую сторону, доця.

Перешла через дорогу. Очнутся часа через два-три. Пока дойдут до ума, пока выберутся из дома, пока свяжутся с бандитами в Николаеве, пройдёт ещё минут тридцать.

Подняла руку. Тут же возле неё остановилась дорогая иномарка. Весёлый цыган улыбался во весь рот:

– Куда, красивая?

– Мне в Николаев. Сколько будет?

– О чём ты шепчешь? Какие деньги? Поехали кататься.

Олеся соскучилась по приключениям.

– Поехали,– села в машину, достала фляжку, сделала большой глоток коньяку и протянула водителю. – Будешь?