Текст книги "Не стояли звери около двери..."

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

10

Доблестно продув писателю Бориленко две партии из пяти, еще две сведя в ничью и одну выиграв, я вернулся к себе в номер.

Мое дилетантское расследование окончательно зашло в тупик. Никто из писателей не мог быть убийцей.

Сандро был убит на прогулочной дорожке, которая протянулась от входа в гостиницу мимо реки и до внутреннего КПП. Через пропускной пункт никто не проходил, со стороны гостиницы тоже никто не шел – это подтверждают и Бар-Бор, и Бориленко. Если идти от «Дружбы» к реке, справа на двести метров тянутся густые и жесткие кусты, переходящие в парковую зону. Отсюда к дорожке, на которой был убит Сандро, убийце никак не подобраться.

Со стороны реки он тоже появиться не мог. Река – метров двадцать пять в ширину. Дорожка проходит по самому краю крутого спуска. Из леса с той стороны до места убийства – метров пятьдесят, если не больше.

Стоп! А если стреляли из-за реки? Возможен такой вариант? Вполне. Пистолетный выстрел с полсотни метров – чего уж проще.

Но кто стрелял?

Если не гостиничный персонал и не писатели, то…

То выстрелить мог только тот, кого не было на территории зоны отдыха!

Какой-нибудь случайный придурок-маньяк, раздобывший где-то пистолет и решивший проверить его на случайном человеке, идущем по дорожке у реки? Маловероятно…

А вот тот, кто назначил Сандро встречу, но так и не появился, вполне мог стрелять. Но…

Но тогда это мог быть только кто-то из экскурсантов, которые ездили в Свято-Преображенский храм. Как-то улизнул во время экскурсии. А потом каким-то образом успел вернуться до обратного отъезда группы в санаторий – вот никто и не заметил его отсутствия.

Другие версии в моем арсенале не вырисовывались, и на следующее утро на рейсовом автобусе я отправился к храму.

Во дворе при обители было пусто. Службы церковной сегодня не намечалось, туристов – тоже. Лишь на деревянной лавочке под растущим вдоль стены рядом лип нежился на свежем воздухе средних лет мужчина – кареглазый, с чуть тронутыми сединой аккуратно подстриженными усиками. Голову его покрывала бежевого цвета панама, на желтой футболке красовалась эмблема прошлогоднего фестиваля фантастики в Партените, а новенькие светло-коричневые штиблеты на длинных ногах хорошо сочетались с видавшими виды джинсами от Джаспера Конрана. Он мало походил на занятого делами служителя церкви, да еще и рассматривал меня, как мне показалось, заинтересованным взглядом. Поэтому я направился прямиком к нему.

– Здравствуйте, – сказал приветливо, останавливаясь напротив лавочки. – Вы из местных жителей?

– Чеслав Сэмюэль Волянецкий, – он двумя пальцами слегка коснулся края панамы. – Почти местный. Отдыхаю в поселке.

– Георгий Луганцев, – я улыбнулся в ответ. – Военный космолетчик. Проездом.

– Чем могу быть полезен представителю нашей космической гвардии? – В его глазах блеснули лукавые искорки.

– Не подскажите, как можно отсюда добраться до санатория «Дружба»? Только чтобы не рейсовым автобусом – не хочу трястись в душном салоне.

– Как добраться? – Его брови взлетели вверх. – Да запросто – на такси! За церковными воротами повернете налево. Двести метров – и будет продуктовый магазин «Ракета». Там наверняка даже утром тусуется пара-тройка «грачей»!

Я простился с «почти местным отдыхающим» Волянецким и вышел с церковного подворья.

Остановку такси долго искать не пришлось. Как и нужного мне водителя – утром заказчиков было мало, и водители, собравшись в кружок, перекуривали и о чем-то болтали. На мой вопрос, не подвозил ли кто из них пассажира от храма до «Дружбы» и потом обратно, откликнулся невысокого роста, плотный мужчина лет пятидесяти. Я соврал, что расследую убийство в «Дружбе», быстро взмахнув в воздухе своим космовоенлетским удостоверением. Исполняя гражданский долг советского гражданина – помогать следствию, – водитель сообщил мне, что позавчера действительно возил в сторону «Дружбы» пассажира – пожилого человека, темноволосого, с широкой бородой, густыми усами, в очках. Доехал до кафе «Лесное», попросил подождать полчасика – у него встреча. Вернулся даже раньше. Снова велел отвезти его к храму.

От кафе «Лесное» до берега реки – всего метров сто лесом. А на той стороне находится та самая лавочка, около которой был найден убитым Сандро. Прогулочная дорожка в этом месте петлей выгибалась к реке, и лавочка была не видна ни со стороны внутреннего КПП, ни со стороны «Дружбы». Идеальное место для расправы.

Гм, кажется, моя версия о стрелке «из-за реки» может подтвердиться!

Есть только одно «но». Среди постояльцев в «Дружбе» нет никого, кто бы соответствовал описанию возможного убийцы, которое дал водитель такси. А если убийца из «Сталинца»?

Не откладывая дело в долгий ящик, я сходил в соседний санаторий и навел справки. Увы, никаких длинноволосых пожилых бородачей в «Сталинце» не значилось. Снова тупик…

Уже смеркалось, когда я вернулся в «Дружбу». Поднялся в бар. Присел на высокий табурет около стойки, взял бокал пива и принялся размышлять. Но ничего не шло в голову.

– Днем снова была милиция, – сообщил Бар-Бор, протирая стаканы. Ему, наверное, хотелось поболтать. – Расспрашивали персонал гостиницы. Но у всех есть алиби на время убийства.

Я молча пил пиво. Настроение было отвратным, и говорить совершенно не хотелось.

– А мне кажется, что этого писателя убил какой-то маньяк. У нас тут иногда такие психи бывают, ого-го! Или чудаки, – вдохновенно продолжал бармен. – Вот, например, вчера вечером случайно услышал разговорчик. Акустика зала здесь хорошая, из-за стойки хорошо слышно.

Бар-Бор начал рассказывать. Сначала я слушал вполуха. А потом сообразил, что разговор двух «чудаков» в баре имеет к смерти Сандро самое непосредственное отношение. И картина убийства стала постепенно складываться у меня в голове.

Когда Бар-Бор закончил рассказ, я уже знал, кто стрелял в Степанкова. Точнее, догадывался. Нужно было получить решающее доказательство – завтра в полдень.

11

Они встретились ровно в двенадцать. Около той самой лавочки на берегу, возле которой два дня назад нашли тело писателя Степанкова.

Как я и предполагал, первым пришел Строгицкий. Все правильно, сейчас, во время обеда, все постояльцы гостиницы в столовой, но, как известно, береженого и Бог бережет. Убийце не зачем долго светиться на месте будущего преступления

Он появился ровно в полдень. Шляпа сдвинута на затылок, плащ распахнут. Шел без трости, размеренным, бодрым шагом, совершенно не хромая. Наверное, его хромота, как и длинноволосый парик, накладные усы и борода, которые он использовал, когда ехал на такси, чтобы стрелять в Степанкова, были «домашними заготовками». А значит, к убийству Строгицкого он готовился загодя. И если бы не Сандро, то мэтр отечественной фантастики получил бы пулю в сердце еще несколько дней назад.

Я залег среди кустов за лавочкой с половины двенадцатого. Спинка длинной, почти двухметровой лавочки, собранной из деревянных толстых жердей, была высокой, да еще загибалась назад. Сквозь щели я хорошо видел встретившихся.

– Ну, как, у вас все в порядке? – поприветствовав Строгицкого, спросил убийца с легким смешком.

– Готовьте коньяк! – хохотнул в ответ писатель. – Я просидел всю ночь, но текст получился. Знаете, я уже, наверное, лет двадцать не писал ничего от руки

– Что, неужели исповедь смертника тоже написали?

– В лучшем виде, как договаривались! Можете сами убедиться. Вот папка.

Я услышал шелест листов. Убийца бегло просматривал текст.

– Замечательно! – сказал он через некоторое время. – Но у меня есть пара замечаний к вашей рукописи. Давайте-ка присядем!

Лавочка надо мной заскрипела, принимая груз двух тел. Я напрягся, неслышно подтянул ноги, готовясь встать. Сейчас убийца должен начать действовать.

Строгицкий оказался слева от собеседника.

– Закурить не желаете? – спросил убийца.

– Не курю. Пришлось бросить по совету врачей лет пять назад.

– А я с вашего позволения… – убийца мотивированно сунул руку в карман плаща.

Строгицкому правая рука убийцы была не видна, а я видел, что собеседник писателя осторожно извлек из правого кармана плаща не портсигар, а блеснувший металлом пистолет ТТ.

12

Пора!

Я привстал, резко вскочил на ноги, перегнулся через лавочку и всем телом навалился на убийцу, одновременно перехватывая его правую руку с пистолетом:

– Бросайте оружие, Ипполитов! Игра закончена!

Строгицкий ойкнул, вскочил и шарахнулся в сторону.

Ипполитов не ожидал нападения, и сначала испуганно обмяк, но уже в следующее мгновение бешено рванулся вперед, пытаясь освободиться и встать. Но я был явно сильнее старика, прижал его с удвоенной силой, по-прежнему пытаясь вырвать из пальцев пистолет.

– Всем не двигаться! – резкий окрик ударил справа. – Бросить оружие!

Я повернул голову. Из-за поворота дорожки, со стороны внутреннего КПП, к нам бежали милиционеры Староперцев и Зеленоструков. И стволы их «макаровых» были направлены в нашу сторону.

Я отвлекся и слегка ослабил хватку всего на мгновение. Но Ипполитову хватило и этого. Резко выдернув из захвата правую руку с «токаревым», он сунул пистолет себе под подбородок и нажал спуск.

Пуля пробила его голову насквозь и, брызнув мне в лицо жидким месивом из крови и кусочков плоти, ушла в небо, чудом не задев меня.

Я отпрянул назад. Тело Ипполитова дернулось в предсмертной судороге и мешковато повалилось вперед, на дорожку.

13

– Черт, не успели! – ругнулся майор Староперцев. – Луганцев, вы в порядке? Вас не задело?

– Живой, как видите. – Я сглотнул застрявший в горле нервный ком, достал из кармана куртки платок и принялся осторожно отирать с лица кровь убийцы.

– Его все равно ждала высшая мера, – меланхолично констатировал Зеленоструков, кивнув в сторону тела на дорожке. – Восемь убийств – это не фунт изюма!

– Восемь убийств? – сдавленным шепотом произнес Строгицкий. Он уже начал приходить в себя.

– Восемь, – подтвердил Староперцев, пряча «макаров» в наплечную кобуру. – Это как минимум. Может быть, было и больше. В разное время и в разных городах Советского Союза. Убивал талантливых художников кинематографистов, поэтов и писателей.

– Устранял «дестабилизирующие факторы», – пояснил я. – Тех, кто, как считал Ипполитов, вредит советскому общественному строю.

– И никакой он не Ипполитов, – майор фыркнул. – Бывший полковник госбезопасности Евгений Яковлевич Спорыхов. Пятнадцать лет назад, – после смерти генсека Елкина, – массовые репрессии закончились. Пришли времена «оттепели», Свечников начал убирать самых одиозных исполнителей. Спорыхов тоже попал под горячую руку, был понижен в звании до майора. Озлобился, примкнул к «эсэсовцам» – полулегальной общественной организации «Сталинские соколы», которая ставила своей целью возвращение старых порядков в СССР. Но «эсэсовцы», по большей части, работали только языками и строили грандиозные планы реванша на бумаге. А майор ГБ Спорыхов занимался практикой: пачками фабриковал дела на якобы «диссидентов». В его поле зрения оказался молодой писатель Саша Степанков. Спорыхов решил тайно подбросить ему антисоветскую литературу, но был схвачен за руку. Замаячила перспектива ареста и суда. Но Спорыхов сбежал, стал гражданином Ипполитовым по подложным документам. Однако кровавого дела своего не оставил…

– Как же вы на него вышли? – поинтересовался я.

– Скажите спасибо Игнатию Дормидонтовичу, – Зеленоструков кивнул в сторону Староперцева. – Восемь убийств, считая и Степанкова, были совершены из одного и того же пистолета ТТ – это подтвердила баллистическая экспертиза. Товарищ майор запросил списки проживающих в гостиницах из тех городов, в которых произошли эти преступления. В двух случаях обнаружилась фамилия Ипполитова.

– Лейтенант тоже внес свою лепту в расследование, – майор ладонью похлопал Зеленострукова по плечу. – Додумался снять запись с видеокамер охраны в магазине напротив Старо-Преображенского храма. Так мы узнали, что Ипполитов уходил с экскурсии. А потом ввели изображение подозреваемого в компьютер, и обнаружили, что имеем дело не с историком Ипполитовым, а с беглым «эсэсовцем» Спорыховым. И у нас сразу появилась масса вопросов к этому гражданину.

– Но зачем же он убил Сашу Степанкова? – кашлянув, спросил Строгицкий.

– А вы еще не догадались? – Староперцев снисходительно ухмыльнулся. – Убийца готовил покушение на вас, Борислав Аркадьевич. Но Степанков столкнулся со «старичком Ипполитовым» в гостинице и узнал в нем Спорыхова. Но, скорее всего, не был до конца уверен – ведь столько лет прошло. Предложил лжеисторику встретиться на прогулке во время обеда. Но и Спорыхов тоже узнал Степанкова…

14

Староперцев и Зеленоструков вызвали следственную группу для осмотра места происшествия, а меня и Строгицкого просили не отлучаться из гостиницы: наши показания еще нужно было занести в протокол.

Мэтр отечественной фантастики выглядел хмурым и подавленным. В таком состоянии ему было явно не до семинарских дел. По моему совету, Борислав Аркадьевич занял коллег по писательскому цеху самостоятельной работой, и я тут же утащил его в бар. Взял бутылку «Закарпатского», сырную и колбасную нарезку, лимонные дольки. Разлил коньяк по бокалам, и мы выпили. Лицо Строгицкого почти сразу порозовело.

– Борислав Аркадьевич, ваш семинар – зачем он?

– Люди разучились мечтать, Георгий, – писатель вздохнул. – Четыре волны массовых репрессий, если считать с тридцатых годов прошлого века, надежно зачистили страну. Удары наносились по самым талантливым – писателям, поэтам, художникам, композиторам. Мы сделались обществом посредственностей…

– И вы…

– Хочу возродить фантастику, – сказал Строгицкий. – Хватит писать о новых плотинах и тракторах. Пора начать писать о людях. Фантастика должна стать умной и человечной. Настоящей.

– Поэтому вы учите, наставляете и опекаете ваших молодых коллег?

– Я, прежде всего, стараюсь научить их мечтать. Строить миры и вселенные. Уж простите за высокий слог.

Он замолчал. Я его не торопил.

– Знаете, Георгий, – через некоторое время сказал писатель, – а я ведь почти точно угадал замысел Ипполитова. Правда, еще сомневался, думал, что это просто глупая литературная игра… Мы же вчера вечером поспорили с ним здесь, в баре, на бутылку коньяка. Поспорили о том, что я к полудню сегодняшнего дня придумаю и напишу рассказ, в котором будет исповедь самоубийцы и текст его предсмертной записки. Причем рассказ я должен написать от руки.

– Я знаю, Борислав Аркадьевич. Ваш разговор слышал здешний бармен и рассказал мне о нем. Поэтому я и оказался в нужный момент и в нужном месте. Думаю, что Ипполитов-Спорыхов хотел не просто убить, но и повесить на ваши плечи груз всех остальных совершенных им убийств. Он бы оставил пистолет на месте преступления, вложив его в вашу руку. А рядом положил бы записку самоубийцы, оторванную от листов с вашим рассказом.

– Значит, вы спасли мне не только жизнь, но и репутацию, – писатель, наконец, улыбнулся и рассеянно повертел в руках бокал. – У меня довольно часто так бывает: пишу что-нибудь, – и вдруг написанное становится реальностью. Словно это я сам пишу историю. Иногда мне даже кажется, что весь наш мир я сам и придумал: сел за письменный стол, включил компьютер и написал.

Он чуть помедлил, собираясь с мыслями, и продолжил:

– Вот и с этим рассказом… В шутку сделал его героями и самого Ипполитова, и себя, и вас. Хотите – верьте, хотите – нет! Вы же космовоенлетчик?

– Угу, – я кивнул. – Правда, здесь, в «Дружбе», в иной своей ипостаси – как «ариец».

– Ариец? – лицо Строгицкого дрогнуло. – Из этих… Как их там… «Хайлей»?

– Нет, нет, – я поторопился с разъяснением, – тайная секта последователей германского маньяка Шикльгрубера не причем. Я всего лишь член АРИ – Ассоциации реальной истории.

– А что и в самом деле есть такая организация? – Со Строгицким явно что-то происходило. Щеки его становились все бледнее, на лице обозначился то ли испуг, то ли озабоченность.

Я снова плеснул в бокалы коньяка, и мы выпили.

– «Арийцы» негласно следят за всем происходящим в мире, – продолжил рассказ. – Ведь официальная история нисколько не соответствует реальной. Мало того, что ее намеренно фальсифицируют в своих интересах политики, но даже в самых, казалось бы, «безобидных» ситуациях наше прошлое отражается в записях и мемуарах искаженно. К примеру, выступает с речью президент какой-нибудь страны и предлагает мировой общественности свои соображения по контролю над гонкой вооружений. Инициативу приписывают ему, хотя на самом деле идея родилась в голове советника президента. Он-то и есть скрытая историческая фигура, а официальный президент – в лучшем случае, просто спикер. Вот такие ситуации мы отслеживаем и создаем реальную ткань истории. Становимся свидетелями тех или иных событий или наводим подробные справки о них… Правда, я до сих пор не знаю, кто стоит над нами, для кого мы все это делаем.

– Это как? – Писатель задал вопрос почти шепотом. Лицо его по-прежнему было бледно.

– Не поверите, у меня в голове время от времени слышится голос, который советует, куда направиться и что узнать, – я засмеялся. – Медицина не нашла патологий. Поэтому можете смело считать меня агентом зарубежных телепатических спецслужб, инопланетян, пришельцев из будущего – я и сам не знаю. Кстати, сюда мне тоже рекомендовали приехать «свыше». Представьте себе, их заинтересовал ваш писательский семинар. А то, что иногда слышу голоса, я использовал как повод, чтобы попроситься на отдых именно в Песчаную…

– Нет, это не-воз-мож-но! – Писатель сжал виски пальцами. – Этого не может быть!

– Это правда. Мне действительно слышатся чьи-то голоса…

– Я не об этом, – Строгицкий раскрыл папку, в которой лежал написанный для Ипполитова рассказ, и хлопнул ладонью. – Здесь описано все, что вы мне только что рассказали. Слово в слово!

Он поднес текст к глазам и начал читать:

– «Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» – помнится, был там такой же благообразный доктор Микстуркин…»

Писатель зашелестел листами, взял последний лист. Пальцы его мелко дрожали.

– «…Пододвинул к нему раскрытую папку. Луганцев принялся читать: начало текста, потом перелистал листы, пробежал глазами окончание рассказа. Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на меня.

Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу».

Он замолчал и пододвинул ко мне раскрытую папку. Я принялся читать: доктор Микстуркин, «медицина в вашем случае бессильна», поездка в Песчаную…

Потом перелистал листы. Сандро, Ипполитов, Леночка, Лазарьев и Бориленко. День за днем описаны все мои встречи. Единственная «отсебятина» – исповедь смертника Спорыхова с его предсмертной запиской, якобы он хотел покончить с собой после убийства Строгицкого.

Пробежал глазами окончание рассказа: смерть убийцы, Староперцев и Зеленоструков, разговор в баре со Строгицким.

Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на Строгицкого.

Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу.

2014 год

Владимир Серегин

Мир совершённый

«…Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя.

Иисус говорит ему: паси овец Моих».

«От Иоанна.

Святое Благовествование»

1

– Штабс-майор Антей Стрельников? – крепкая рука ложится на плечо. – Рад приветствовать вас в Европейском Союзе!

Человек, произнесший эти слова, перемещается вперед откуда-то из-за моей спины и бесцеремонно садится за столик. У него рыжие вьющиеся волосы, аккуратно подстриженные усы цвета спелой пшеницы и огненной расцветки бакенбарды. Словно само солнце вышло из-за туч и уселось на стул в маленьком парижском бистро.

– Ошибаетесь, – с ледяной улыбкой отвечаю я. – Меня зовут Анри Лерон…

– Да, да, да, – поспешно кивает неожиданный собеседник, лучисто улыбаясь. – По документам вы – полковник воздушно-космических сил Евроса. А по антропометрическим данным – коллега из Евроазиатской Конфедерации, заместитель начальника Главного управления разведки особого назначения. Я, знаете ли, всегда отдаю предпочтение антропометрике… Надеюсь, мне представляться не надо?

– Не надо, – киваю я. Пожалуй, нет никакого смысла дальше валять дурака. – Фрегаттен-капитан Эберхард Эбер, начальник третьего отдела в местной контрразведке, сфера деятельности – Евроазиатский континент… Правда, три недели назад вас отстранили от должности.

– Временно отстранили, – поправляет он, и легкая тень незаслуженно нанесенной обиды скользит по его лицу. – И вы знаете, за что?

– «Всемогущего Эбера» – так ведь вас величают сослуживцы, правда? – взяли за шкирку во время расследования «дела об исчезнувших»…

– В Евраконе хорошо поставлена добыча информации, – недовольно пыхтит в ответ мой визави. – Хотя это и не удивительно… ГУРОН – отличная разведка.

– Спасибо за комплимент моему ведомству, – я отпиваю остывший кофе из чашки. – Итак, Клод Базэ – ваш агент…

– Да, – Эбер снова расплывается в довольной улыбке. Сейчас он похож на рыжего кота, только что проинспектировавшего крынку со сметаной в соседском чулане. – Именно месье Базэ мы и обязаны этой замечательной встречей!

Он достает из кармана эльсигару и закуривает, пуская в сторону от столика кольцо ароматического дымоимитатора:

– Мой дорогой Антей, у меня есть к вам деловое предложение…

– Поехать в веселое местечко, где ваши костоломы будут делать мне «бо-бо» и нудно выпытывать явки и пароли? – невесело ухмыляюсь я.

– У вас извращенное представление о методах работы нашей службы, – переживая за реноме своей конторы, хмурится дружище Эберхард. – Обычно достаточно одной инъекции, чтобы разведчик даже вашего класса сообщил все, вплоть до интимного прозвища собственной супруги. Нет, я предлагаю вам сделку вне интересов наших служб. Так сказать, частное партнерство Эбер – Стрельников. Надеюсь, вы уже заметили, что я пришел на эту встречу без «хвоста»?

– Заметил, – подтверждаю я. – Интеллигентных лиц ваших горилл в ближайшей округе действительно что-то не видно.

– Их нет и вокруг кафе, – доверительно информирует фрегаттен-капитан от контрразведки. – Нет потому, что я решил сделать вам предложение от себя лично.

– Ладно, хватит ходить вокруг да около, – вздыхаю я. – Чего вы хотите?

– Чтобы вы частным образом продолжили расследование дела, которое у меня отобрало начальство, – серые глаза Эбера превращаются в стальные буравчики. – Покопались в «деле об исчезнувших»…

2

Эберхард Эбер – человек неординарного мышления и очень неплохой аналитик. Как-то, просматривая сводки происшествий, он обратил внимание на случаи исчезновения людей. Запросил статистику и пришел в ужас: свыше сорока тысяч граждан Евроса словно испарились за последние два десятилетия. Правда, количество исчезнувших от года к году постепенно снижалось.

Эбер инициировал расследование, но за несколько месяцев работы так ничего толком и не добился. В исчезновениях людей не наблюдалось никакой системы. Единственное, что достоверно установили – это то, что люди исчезали при самых обычных обстоятельствах: из своих домов и квартир, из эмобов и флайеров. Вышел человек из дома – и пропал. Вечером лег спать, а утром его комната оказалась пустой.

Никаких зацепок не было, и Эбер уж было собрался списать дело в архив, но месяц назад из Валенсии поступил обнадеживающий сигнал. В местном стратопорту полицейский Хорхе Анита опознал одного из пропавших – норвежца Йохана Стеена. Его перевозили в бессознательном состоянии в одну из клиник на побережье США. Если верить сопроводительным документам, у Стеена было сложное заболевание сердца, и сделать операцию взялись только врачи профильного центра во Флориде.

Стеена загрузили в стратолет и отправили по месту назначения. Бдительный Хорхе по окончании дежурства в стратопорту написал рапорт: так, мол, и так, пропавший, объявленный во всеевросовский розыск, – обнаружен. Два или три дня рапорт кружил по бюрократическим инстанциям, пока, наконец, не совершил посадку на рабочем столе коллеги Эберхарда.

Эбер немедленно вылетел в Америку, но в медицинском центре пациента Стеена не оказалось. Он словно растворился в воздухе где-то на трассе полета между Валенсией и Майами.

И вот тут-то Эбера – как он сам выразился – «шлепнули по попке». Сразу после возвращения из США у него отобрали «дело об исчезнувших», вызвали на ковер в самые высокие кабинеты Евроса и тщательно, неторопливо и основательно пропесочили за «излишнюю самостоятельность», «отлынивание от реальной работы» и «погружение в мир собственных иллюзий». Бедный Эберхард Эбер, который за четверть века работы в контрразведке еще никогда не получал столь унизительной трепки, молча терпел, лишь изредка поскрипывая зубами.

Эбер зарекся до конца своих дней даже думать о «деле об исчезнувших». Но… Как говорится, человек предполагает, а судьба располагает.

Так получилось, что примерно в это же время порцию щелчков по носу от руководства Евракона, получал и некто Антей Стрельников. Признаться, я, как и майн либер Эберхард, люблю покопаться в статистических отчетах – чтобы за деревьями хоть иногда видеть лес. Как оказалось, в нашей Евроазиатской Конфедерации тоже исчезали люди. В отличие от коллеги Эбера, я влез в «дело об исчезнувших» гораздо глубже и обнаружил, что есть не только исчезнувшие навсегда, но и пропадавшие временно: они обнаруживались через два-три месяца очень далеко от мест проживания и с частичной потерей памяти. Что с ними происходило, люди не могли вспомнить даже после лечения. Наши медики считали, что имеют дело с каким-то неизвестным вирусом, «отшибающим» память у человека, и не поднимали шума, чтобы не началась всеобщая паника.

Увы, дружище Эберхард на эту категорию – пропавших, но потом появившихся, – вообще не обратил внимания. А меня заинтересовали все случаи и пропаж, и появлений.

Еще я установил, что во многих случаях исчезали так называемые «социально-конфликтные люди»: активисты нетрадиционных политических движений, религиозных сект и прочих общественных аномалий.

Я подготовил информацию об обнаруженных фактах и отправил ее руководству ГУРОНа. На следующий день у меня отобрали «дело об исчезнувших»: этим, мол, должны заниматься правоохранительные органы, а не разведчики.

Почти месяц я бился головой об невидимую стену, пытаясь и так, и сяк вернуть дело в наше ведомство. Но все усилия были тщетны: словно кто-то всесильный и неимоверно влиятельный захлопнул передо мной бронированную дверь.

Я страшно не люблю, когда из-под носа забирают мной же нарытые материалы. А еще больше мне не по нутру, когда начинают играть в дутую секретность. Скромный опыт разведчика с двадцатилетним стажем Антея Стрельникова подсказывает, что чаще всего за этой ведомственной «таинственностью» стоят либо чьи-то досадные промахи, либо чьи-то должностные преступления.

Поэтому когда наш «крот» в евросовской разведке сообщил, что моего заочного визави Эбера отхлестали за попытку расследования аналогичного дела, я сложил два и два, и пришел к выводу, что дружище Эберхард может мне здорово помочь. Зная его цепкость и дотошность, я был уверен, что «всемогущий Эбер» не угомонится, пока не расследует до конца «дело об исчезнувших», пока не поймет, что, где и как происходит – в этом мы с ним похожи, как братья-близнецы.

Я напросился на проверку нашей резидентуры во Франции, а когда работа под личиной Анри Лерона была успешно выполнена, через агента-двойника Клода Базэ слил Эберу информацию о моих потугах в расследовании фактов исчезновения людей в Евраконе. И оказался прав – фрегаттен-капитан клюнул на приманку.

Эбер решил использовать меня для скрытого расследования «дела об исчезнувших» на территории Европейского Союза: я занимался аналогичной проблемой в Евроазиатской Конфедерации и был, как говорится, «в теме». А то, что у евросовского и евраконовского дел есть общий корень, ни я, ни Эберхард не сомневались – слишком много было похожих обстоятельств, слишком много имелось сходных фактов.

При этом Эбер оставался кристально чистым перед собственным руководством. Ведь теперь скрытое расследование в Евросе вел новоиспеченный «частный сыщик» Антей Стрельников, действующий под именем Анри Лерона. Я же, копаясь в евросовских материалах, рассчитывал подыскать некий общий ключик, который в перспективе помог бы открыть замочек в аналогичном деле на родине.

И я, и Эбер понимали, почему нам запретили всерьез разрабатывать «дело об исчезнувших». Если бы на стадии расследования произошла утечка информации, если бы человечество узнало, что какая-то его часть – пусть даже очень малая! – совершенно необъяснимым образом исчезает в эпоху всеобщего контроля всех за всеми, в эпоху глобальной сети и устойчивых социальных связей, был бы общемировой шок, а потом разразился бы всепланетный скандал.

Уже более ста лет – начиная с середины двадцать первого столетия – в нашем мире нет войн и экономических кризисов. Иногда скалится друг на друга десяток сверхдержав, фактически поделивших Землю и похожих друг на друга по политическому устройству, как однояйцевые близнецы. Порой на стыках их сфер влияния случаются конфликты, в том числе и острые. Но в целом человеческое общество уже столетие, как стало стабильным и предсказуемым, политкорректным и толерантным. Мы – мир сытых и довольных жизнью бюргеров, мир управляемой социальной демократии, где нет пиков огромных богатств, но нет и унылых ущелий бедности. Спокойное, прогнозируемое, неторопливое развитие – вот та черта, которая появилась в характере человечества за минувшие годы... Даже иногда скучно становится так жить – размеренно и предсказуемо. Может быть, именно поэтому я и пошел служить в разведку: какое никакое, а разнообразие.

Наверняка «делом об исчезнувших» все-таки кто-то занимается – на уровне Организации Объединенных наций или Мирового правительства. Проблема-то, как оказалось, общепланетная. Кто-то где-то ведет статистику, строит версии и делает предположения. И, наверное, шаг за шагом идет к разгадке. А меня и Эбера отстранили, чтобы не вертелись под ногами, не мешали.

Но разве можно поманить голодного пса куском мяса, а потом, спрятав лакомство, надеяться, что пес не станет его искать?

3

Итак, вдохновленный мил человеком Эбером, я вступил на тернистый путь частной розыскной деятельности. Руководство ГУРОНа я уведомил, что заметил за собой «хвост», а посему намерен возвращаться домой кружными дорогами и очень неторопливо: мол, космолетчик Анри Лерон просто проводит отпуск, путешествуя по Европе. Таиться космонавту не от кого, поэтому на ближайшем прокатном пункте я взял в бессрочную аренду вызывающе красный электромобиль, и отправился в поездку по европейским просторам. «Если вы подозреваете, что за вами могут следить, – учил меня куратор и наставник в разведшколе, – наденьте что-нибудь яркое и броское: такое, чтобы непременно бросалось в глаза следящим. Возьмите в руки какой-нибудь очень заметный предмет – например, огромный старинный чемодан, перевязанный ремнями. Наденьте розовую шляпу в голубой горошек или кепку, сделанную из шкуры зебры. А потом, – действительно обнаружив слежку, – избавьтесь от этого броского и яркого предмета – и собьете идущий за вами по пятам «хвост»!». «Хвоста» я за собой пока не обнаружил, но береженого, как известно, и Бог бережет.