Текст книги "Не стояли звери около двери..."

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Эльпро – вертикальная иерархическая структура. В нее встроены все чиновники по ту сторону пролива – так называемые гееегери. Воля Мирбах именуется Верховное Гееегеро. Все нижестоящие – группенгееегери, штандартенгееегери, унтерштурмгееегери и прочая, прочая…

Эльпро полностью отгородилось от мира. Внутренние информационные сети построены только на кабельной основе, в эфире – постоянное глушение любых сигналов. Глобальный шпионаж всех и за всеми: государство шпионит за гражданами, гее – друг за другом.

Приезжий из внешнего мира даже толком не сможет пообщаться с обычными гее: у них за годы существования страны стараниями правительства внедрен новый язык – это причудливая смесь испанского, английского, немецкого и русского. Кроме того, отсутствуют мужской и женский род применительно к человеку и всем живым существам. У гее не осталось фамилий, которые могут иметь «мужское» или «женское» звучание. Никаких Ивановых, Севериных или Белецких в Эльпро нет. В ходу фамилии с окончанием на «-о», «-е», «-э»: Иваново, Северине, Белэ.

Ну, и социальные отношения… Ликвидированы все отличия в одежде между мужчинами и женщинами, косметическими и хирургическими методами корректируются вторичные половые признаки. Практикуется перемена пола: мужчины становятся женщинами, женщины – мужчинами.

От традиционного способа воспроизводства рода человеческого в Эльпро практически отказались. Сначала в ходу были пространственные принтерные технологии. На свет появились искусственные цельнопринтерные люди – Homo sapiens imprimendi – человек разумный печатный. Официальное название – цельгее, жаргонное – цельп. Стало возможным напечатать даже взрослое цельгее. Но по умственному развитию оно получалось идиотом. Его потом приходилось долго доводить до уровня человека хотя бы средних умственных способностей. Этот факт стал очевиден уже после изготовления первых десятков цельпов. Поэтому сейчас печатать предпочитают детишек. Молодые цельгее с первых дней после появления на свет отправляются в питомники-инкубаторы, где их доращивают до половозрелого состояния. В инкубаторах действует закон об андрогинном воспитании – полное половое равенство.

Цельпы андрогинные существа не только по воспитанию. У них двойные половые органы: мужской пенис и женское влагалище. Мочеиспускание осуществляется «по-мужски». Чтобы расположить на одной вертикальной линии мужской и женский половые органы и анальное отверстие биоконструкторы перестроили у цельгее всю тазобедренную область. По сравнению с обычным человеком, изменились походка и динамика движения нижней части тела. Кроме того, грудь у андрогинных людей женская, небольших размеров. Волосы на нижней части лица – бороды и усы – отсутствуют. Во всем остальном они практически неотличимы от обычных гомо сапиенсов.

Впрочем, цельнопринтерные технологии были нужны только на начальном этапе. Были напечатаны десять миллионов особей. Теперь же цельпы могут размножаться самостоятельно. Почти по человечески, «по-старому»: в Эльпро позаботились о генетической модификации особей. Была искусственно создана нестабильная «зет»– хромосома, которая может становиться «икс»– или «игрек»-хромосомой для выполнения соответствующей половой функции – отца или матери, в зависимости от решения самой особи. Потом, после осеменения или родов, хромосомы снова возвращаются в «зет»-состояние. Значительная часть цельгее вообще занимается самовоспроизводством: для этого при самозачатии ребенка всего лишь используются специальные насадки-спермопередатчики.

В Эльпро введено раздельное проживание населения. «Старые» гее – обычные люди – живут в центре и на севере страны. А весь южный берег отдан цельгее. Эта зона именуется Гнездо счастливых ласточек. Постепенно, по мере естественного вымирания обычных гомо сапиенсов с нетрадиционной ориентацией, цельпы освоят всю остальную часть Эльпро. Уже сейчас и в центре, и на севере есть несколько поселков, где они живут постоянно. В основном, несут караульную и пограничную службу.

На острове зверствует тайная полиция, серьезные нарушения существующего сексрежима преследуются в уголовном порядке. А наказание одно – смерть. Казнь, как правило, транслируется по местному кабельному телевидению. Приговоренного к смерти живьем бросают в бассейн с аллигаторами. Кстати, именно поэтому у всех гееегерей на форменном голубом мундире нашита розовая эмблема с изображением аллигатора – так называемый «герб аллигаторо»…

4. Крым моей мечты

Из Эльпро я сбежал ровно через три дня – больше в этом мире «сексфашизма» я не выдержал даже в качестве туриста.

– Знаете, Петр Сергеевич, – сказал я Левину, – этот мир-«клубничка» – совершенно не для меня!

– А хотите оказаться в мире собственной мечты, Тимофей Иванович? – профессор лукаво прищурился. – Наша установка умеет подбирать для каждого тот вариант развития мира, который этому человеку наиболее подходит – исходя из его мировоззрения и мечтаний.

– Конечно, хочу! – с жаром откликнулся я.

– Только позвольте вас предупредить, – Левин улыбнулся, – мир собственной мечты настолько притягателен, что не каждому хочется вернуться обратно…

Сотрудники Петра Сергеевича выполнили глубокое ментоскопирование моей психики, и уже сутки спустя через вероятностный портал я въехал на арендованном автомобиле в мир собственных грез.

Поначалу он показался мне очень похожим на вариант «Крым-стандарт». Пожалуй, единственным отличием было замеченное под Джанкоем крупное строительство недалеко от магистральной автотрассы. Я навел справки у дорожных рабочих. Оказалось, что строится первая в мире самодвижущаяся дорога.

На выезде из Джанкоя у трассы «голосовали» четверо парней спортивного вида в одинаковых темно-синих костюмчиках, пилотках такого же цвета и начищенных до зеркального блеска туфлях – наверное, курсанты какого-то учебного заведения. Я решил обзавестись компанией и затормозил. Ребята сказали, что едут в Партенит. Это в принципе совпадало с моими планами – через Симферополь проехать по южному побережью Крыма.

– Тим Лазарьев, – представился я, как только мы тронулись.

– Валентин Петров, – сказал худощавый парнишка с реденькими бровями, который сел в кресло справа от меня. С заднего сидения черноволосый и плечистый молодой человек назвался Левой Гургенидзе, парень с чуть вытянутым холеным лицом представился Борисом Паниным, а его сосед слева – Сергеем Кондратьевым.

Я удивленно присвистнул и со смешком спросил:

– А едете вы случайно не в Высшую школу космогации?

– Именно, – подтвердил Борис Панин. – Мы с пятого курса штурманского факультета. Завтра начинается учебный семестр.

– И начальник вашего факультета, конечно, товарищ Кан?

– Угу, – закивал Лева Гургенидзе. – Железный Кан. Летал в космос еще на китайских «Шэньчжоу».

«Они что, решили меня разыграть? – прикинул я. – Странные ребята…»

Я на всякий случай решил помалкивать.

А троица на заднем сиденье почти без умолку болтала – о всяких разностях: о национализации какой-то «Юнайтэд Рокэт Конструкшн» некого мистера Гопкинса, о сложных отношениях третьекурсника Вали Копылова с вычислителем ЛИАНТО, об опытах по управлению стадами дельфинов где-то под Евпаторией, о будущем строительстве в космосе планетолетов «Таймыр» и «Ермак». Молодой человек, который сидел рядом со мной, в общем разговоре не участвовал. Еще в начале нашего пути он извлек из дорожного рюкзачка увесистую книгу – «Труды Академии неклассической механики, том 7» и принялся сосредоточенно штудировать какую-то статью. Я заинтересованно скосил взгляд. Статья называлась «Поведение пи-квантов в ускорителях».

До Партенита мы домчались часа за три. У санатория «Айвазовское» я по инструкции моих пассажиров свернул влево. Примерно в полукилометре обнаружился городок, внешне похожий на обычную туристическую базу. Попутчики простились со мной и стайкой скрылись в дверях проходной. На бетонной стене пропускного пункта висела табличка с названием учреждения. Я всмотрелся: городок за металлическим забором именовался Международной высшей школой космогации имени Богдана Спицына.

На выезде из Партенита на южную трассу обнаружился указатель «Аньюдино, 2 км». Удивленно фыркнув, я свернул на пыльную грунтовую дорогу. Впрочем, далеко ехать не пришлось. Уже метров через двести укатанная колея упиралась в шлагбаум, за которым интенсивно велось какое-то строительство. На мой вопрос дежуривший у шлагбаума вахтер ответил, что здесь сооружается экспериментальная школа имени космопроходца Чеслава Волянецкого, в которой будут воплощены в жизнь постулаты некой «Теории Воспитания»…

… Я пробыл в Крыму моей мечты ровно неделю. Побывал на специализированной ферме «Волга-Единорог», которую недавно перебазировали сюда откуда-то из-под Ярославля. На ферме отрабатывался автоматический выпас стада – поголовье коров численностью несколько тысяч голов бродило по окрестным пастбищам под управлением киберов и ветавтоматов. А еще тут занимались зоопсихологией, практической генетикой, эмбриомеханической ветеринарией и даже продовольственными рядами экономической статистики…

Я жил в похожих на дворцы гостиницах и кемпингах в Ялте, Феодосии, Керчи, загорал и купался в море. И везде рядом оказывались веселые, доброжелательные люди, увлеченные своим делом, интересные собеседники, хорошие товарищи.

… Аркадий Борисович, прощание с профессором Левиным и его сотрудниками получилось на скорую руку: на выезде из «Крыма моей мечты» меня уже ждала Ваша телеграмма. Вы просили меня немедленно приехать и сообщали, что наш Институт исследования исторических процессов решено переименовать в Институт экспериментальной истории.

Едва поезд отошел от перрона вокзала в Армянске, в информационном выпуске по радио я услышал, что Организация Объединенных наций приняла решение о своем преобразовании в Мировой Совет, а вблизи городка Мирза-Чарле будет строиться международный космодром.

Мы уже почти выехали из Крыма, Лаборатория профессора Левина осталась в Армянске, а воздействие установки вероятностного миростроительства на материк не распространяется. Тем не менее, мир моей мечты продолжал существовать. Я не знал, что и думать.

Аркадий Борисович, после долгих размышлений, у меня родилась гипотеза, которая объясняет происходящие буквально у меня на глазах метаморфозы с нашим миром.

Помните, Петр Сергеевич Левин предупреждал меня перед последним «нырком» в вероятностный Крым, что мир мечты может не отпустить человека? Так вот: я ведь далеко не первый из людей, которые побывали в мире нашей мечты, описанном в книгах братьев Стругацких. Мечта действительно не отпустила нас. Более того, видимо после моего посещения этого варианта Крыма был преодолен некий психологическо-энергетический порог. Наша коллективная мечта о «мире, в котором хотелось бы жить», неким образом вышла за границы экспериментального миростроительства и теперь стремительно преображает весь остальной мир.

Аркадий Борисович, этот вывод показался мне настолько важным, что я не смог дождаться завтрашнего дня, чтобы поделиться с Вами своими мыслями. Не стал я доверять эти соображения и мобильной связи. Поэтому решил написать и отправить Вам это электронное письмо. Мне почему-то кажется, что, посылая меня в Крым в командировку, Вы в какой-то степени предвидели, тот результат, который получился после моего визита в мир нашей коллективной мечты.

Вполне возможно, что завтра в полдень я приеду уже в совсем другую Москву. Ведь скорость движения мечты в бесконечное число раз превосходит даже скорость распространения света…

Ваш Тимофей И. Лазарьев

P.S. Аркадий Борисович, а Мирза-Чарле – это где?

2015 год

Владислав Власеч

Когда они пришли…

1

Оранжевый шар Светила медленно выполз из-за далеких синих гор. Его теплые лучи коснулись замершего в предрассветном сне бескрайнего моря джунглей. Где-то недалеко, на восточном краю просеки, жутко вскрикнул пробудившийся хрипун, тотчас же слева длинным рассерженным воплем отозвался перепончатый змей, защебетали среди ветвей испуганные лойоны.

Командор Дигга, которого все за глаза называли Гепард, осторожно раздвинул колючие ветви кустарника, поднес к глазам армейский стереобинокль и принялся внимательно рассматривать поселок, приютившийся на скользком сыром берегу болота.

Здесь, на Айгоне, Дигга видел уже не одну сотню таких селений с грязными, покосившимися от времени домами, с вечно голодными детьми, похожими на обтянутые полупрозрачной кожей скелетики, и гордыми, надменными старейшинами в нелепом головном уборе из ивовых прутьев. То первоначальное ощущение большой беды и непреодолимой неустроенности, которое неотступно сопровождало Диггу в первые дни службы на этой планете, постепенно стерлось, исчезло, растворилось в пропахших гнилью и брожением местных болотах. Жизнь на Айгоне все больше казалась командору похожей на старый скучный кинофильм, который невидимый миру киномеханик повторяет изо дня в день и помногу раз. Развод караулов, охрана плантаций, потасовки в ночном баре, карательные операции… Дни стали одинаковыми, похожими на спицы в вертящемся велосипедном колесе. Скука и безысходность сводили солдат с ума, бросали их в притоны торговцев наркотиками и в вонючие бордели, забитые белыми, черными и оранжевыми женщинами, которых жизнь, сломав души и изгадив тела, швырнула сюда, на окраину южного материка. Дигга постепенно возненавидел этот мир, его сырые леса и топкие болота, его полудиких обитателей и их примитивную первобытную культуру.

Поэтому когда надбригадир Гуррэг предложил ему возглавить экспедицию на Плато, командор с радостью согласился. Это было приключение, выход за границы ежедневной скуки и рутины. Приказ был как всегда четок и конкретен: в максимально короткие сроки с отрядом в три сотни человек скрытно выйти в район Плато Семи Ветров, очистить его от туземцев, принять грузовой транспорт и организовать – опять же тайно – экспресс-добычу и транспортировку на Базу удивительно чистой трансуранидовой руды, открытой в том районе экспедицией Муггара два месяца назад.

Десантный бот высадил отряд у форта Бреггт, в сотне километров от Плато. Оставшийся путь десантники должны были проделать пешком через джунгли и болота – корабли космического патруля Всемирного правительства могли засечь посадку бота в районе Плато Семи Ветров, а делиться рудой с Мировым Сообществом, как понимал Дигга, промышленники его страны были вовсе не расположены. Неделю назад отряд командора выступил из форта и начал тайное просачивание сквозь джунгли в сторону трансуранидового Плато.

К этому поселку десантники вышли вчера на исходе дня, после сорокакилометрового перехода по влажным полутемным джунглям. Дигга хотел было начать разведку поселка сходу, но, оглянувшись на усталые, перемазанные глиной лица солдат, решил подождать до утра – решат они вопрос с поселком сегодня или завтра, значения не имеет. Все равно нужен привал: идти ночью по джунглям решится только безумец.

Лучи Светила легли на острые соломенные крыши сбившихся в кучу округлых плетеных домиков. Справа от них, у самых джунглей располагался длинный поросший мохом навес, под которым были аккуратно сложены в пирамиды деревянные плуги и мотыги. В центре поселка у квадратной хижины шамана дымилось в глиняном котле над едва тлеющим костром какое-то варево.

На дальней окраине поселка что-то блеснуло, между домами мелькнули несколько зыбких теней. Секундой позже от соломенных хибар донеслись веселый визг и крики. Дигга направил туда бинокль и сквозь зубы выругался. Так и есть! Гаденышам не сидится дома, выбежали на улицу, и дурачась, швыряют друг в друга комья липкой синей глины. Ловкие, гибкие, глазастые дети аборигенов прекрасно приспособлены к жизни в здешних джунглях. Очень трудно подойти к поселку незаметно, если среди домов возятся эти бестии. Три недели назад подротмистр Мигрра из соседнего полка был убит во время карательной операции при штурме одного из восставших селений только потому, что дети оранжевых заметили в зарослях его ребят и подняли шум.

Дигга опустил бинокль и осмотрелся. Зачищать поселок, скорее всего, придется. Справа – болото, слева – болото, многокилометровая грязно-коричневая хлябь с торчащими из мутной воды гребнями рыбоящеров. Только здесь, по узкой полоске земли между бескрайними топями, они смогут пройти к Плато Семи Ветров. Но ввязываться в бой с аборигенами командор все же не хотел – это могло так или иначе демаскировать отряд и сорвать выполнение поставленной задачи.

Поэтому он еще раз внимательно осмотрел местность и, наконец, нашел то, что искал. Пожалуй, отряд сможет пройти мимо поселка незамеченным по правой оконечности этой разрезающей бескрайнюю топь полосы земли, чуть восточнее поселка. Вот и хорошо, если на сей раз можно будет обойтись без стрельбы.

Он вдруг отчетливо осознал, что лет двадцать-тридцать назад в сходной ситуации ни за что не отказался бы от боя. Хотя бы в воспитательных целях. Кем он тогда был? Старшим наставником Бойцовых котят, которому надлежит учить молодежь по извечному армейскому принципу «делай как я». И он учил, а курсанты старательно делали…

Сердце предательски сжалось. Он вспомнил тот, самый страшный в его военной карьере бой. Он и сорок Бойцовых котят, совсем еще мальчишек, брошенных командованием против армады выползающих из леса имперских бронеходов. Клещ и Заяц, Петух и Носатый, Крокодилом и Снайпер – все его двойки остались там, в жирной земле на окраине герцогства. Он спасся чудом – когда взорвался ракетомет, его отшвырнуло взрывной волной в развалины какого-то барака. Почти сутки валялся в полной отключке, а потом его нашла похоронная команда. Слава Богу, что те два чумазых дикобраза разобрались все-таки, что почти не дышащий полутруп в изодранной форме Бойцовых котов с нашивками старшего наставника еще жив и отволокли его в госпиталь. Там и узнал, когда пришел в себя, что единственный остался в живых. Наставник, который потерял всех воспитанников… Хотел застрелиться, но не дал доктор: «Стыдитесь, Дигга. Вы ведь мужик, а не девица из дамской школы… Это война. На ней есть и такие потери. И если вы настоящий солдат…» Вчерашний гражданский вправлял мозги ему, боевому офицеру…

Потом выяснилось, что выжил не только он. Гаг, молоденький Бойцовый котенок, которого он держал при себе в качестве порученца, как самого толкового из всего выпуска, сначала куда-то пропал, а потом вдруг неизвестно откуда вынырнул… Начальник сектора охраны Санитарной службы Его Величества, после провозглашения Алайской народной республики – министр новых технологий. Сегодня – господин старший советник Мирового Правительства, директор института науки и техники. А что такое институт науки и техники? Это еще четверть века назад невиданные компьютеры, планетарные космические корабли, биомедицинские процессоры и еще целая куча чудес, которые берутся словно из неоткуда.

Дигга сделал глубокий вдох, мысленно закрыл книгу воспоминаний, и резко выдохнул. Всё, хватит. Нервы в порядке.

Он повернулся к солдатам, чтобы отдать приказ повзводно просочиться мимо поселка, и встретился взглядом с колючими зелеными глазами своего заместителя штабс-майора Тэррага.

Командор не любил штабс-майора. Конечно, офицер Тэрраг отличный, в бою всегда в первых рядах – во время высадки на Ганг-Гнукской косе под ураганным огнем поднял в атаку взвод и прорвал линию обороны противника, за что досрочно и получил чин штабс-майора Планетного Десанта. Но уже не раз на привале, на марше и даже во время кровавых стычек с аборигенами, когда десантники иногда гибли десятками, когда взрывы швыряли в небо горящие комья земли, Дигга ловил на себе цепкий оценивающий взгляд Тэррага, видел, как внимательно прислушивается штабс-майор ко всем его командам и распоряжениям.

«Копает, – думал командор со злостью, – это же ясно, как день: он спит и видит себя будущим командиром полка, моим преемником. Вот ведь мерзавец!»

Мысль о том, что Тэрраг метит на его должность, угнетала командора. Дигга постоянно был начеку, подолгу – если позволяла боевая обстановка – думал, прежде чем принять какое-либо решение, взвешивал каждое свое слово. Он так и не дал Тэррагу повода усомниться в его, командора, компетентности.

«А если сейчас я ошибаюсь? – подумал Дигга. – Если по восточному побережью все же нельзя незаметно пройти? Мы потеряем на попытку часа два-три. Это еще одна задержка на маршруте, и задержка по моей вине. Конечно, надбригадир об этом узнает сегодня же. Тут уж Тэрраг постарается, отстучит в штаб немедленно, не упустит случая подставить мне ногу».

«Ну, уж нет, – Дигга зло скрипнул зубами. – Этому не бывать! Подставляться я не буду».

Он обвел взглядом замершие в напряжении лица десантников и чуть слышно сказал:

– Первый взвод охватывает поселок слева, третий – справа. Взвод Рогга – за мной. Группа обеспечения – подготовить наномаскировку. Сигнал к атаке – зеленая ракета.

Ветви кустарника слегка качнулись – как будто их тронул ветер – и бесшумными тенями скользнули влево и вправо ребята из взводов надротмистров Юггра и Сургга.

«Гвардейцы, – довольно улыбнулся Дигга, – гордость Десанта!»

Нет, чтобы там не говорили психологи о человеческом факторе, о низкой надежности человека как звена в сложной системе, за этих парней командор был спокоен: его бойцы в трудную минуту не подведут. Он знал, что по команде десантники сомнут любого врага, уничтожат любое препятствие, пусть даже и ценой собственной жизни. Дигга не раз мысленно сравнивал себя с мозгом, а своих парней – с крепкими мускулами. То, что он стал во главе гигантской неодолимой силы, наполняло сердце командора ликованием и гордостью. Когда Дигга видел пылающие форты и поселки противника, черные обугленные вражеские танки, поднятые руки пленных, его так и распирало от восторга – безмерной радости за свою родину, сумевшую подняться над множеством полудиких человеческих рас, гордости за своих железных парней, не знавших, что такое нерешительность, сомнения, упреки совести. В такие мгновения он едва сдерживал себя, чтобы в полный рост не подняться на бруствер окопа, под пули и стрелы туземцев и не запеть во весь голос самую прекрасную песню в мире – национальный гимн его страны. Сдерживался потому, что должен был оставаться образцом для солдат: выдержанным, спокойным, невозмутимым – таким, каким ему предписывал быть устав.

Когда до округлых тростниковых хибар оставалось шагов тридцать – джунгли подходили почти к самым стенам домов, и можно было незамеченным подойти к поселку едва ли не вплотную, – Дигга медленно поднял руку с ракетницей. Мгновением позже шипящая зеленая комета разрезала надвое розовое утреннее небо над поселком.

Еще секунду мир оставался прежним: тихое солнечное утро, парящие в воздухе птицы, высматривающие добычу в джунглях, квакающие в поросших тиной омутах лягушки, сонные лемуры, вяло перебирающие лапами среди ветвей.

И вдруг все изменилось. Утро разорвалось надвое, оставив в прошлом тишину и покой, превратившись в тысячи новых движений, звуков и запахов. Рванулись прочь испуганные птицы, замолк многоголосый лягушиный хор, растворились в сумраке листвы бело-серые тела лемуров. Словно грибы после обильного осеннего дождя, среди спутанных зеленых зарослей кустарника поднялись коричневые каски десантников, и не спеша, развернувшись в цепь, двинулись вперед, к поселку. Стремительно взвились в небесную высь наноснаряды, создавая огромный маскировочный купол. Теперь внутри огромной десятимильной полусферы над поселком могло происходить что угодно: для любого спутника-наблюдателя в течение следующих трех суток окрестности будут иметь прежний вид.

Ослепительно блеснули синие молнии огнеметов, полыхнули соломенные крыши ближних домов, сквозь сплетенные из ветвей стены лениво просочились первые струйки черного вонючего дыма.

Игравшие среди хибар мальчишки испуганно сбились в кучу и широко открытыми от ужаса глазами смотрели на медленно приближающуюся цепь десантников в пятнистых маскировочных комбинезонах. Они впервые в жизни видели белых людей.

Сразу несколько шипящих лучей ударили в этих, так толком ничего и не успевших понять ребятишек с оранжевой кожей, и в мгновение ока превратили их в катающиеся по синей грязи пылающие и вопящие комья…

А десантники были уже в поселке. Они рассыпались среди тростяных лачуг, распахивали плетеные двери, и, встав на пороге, в упор выжигали медлительных и неуклюжих спросонья аборигенов. По окружности поселка захлопали разрядники – стрелки из взводов Юггра и Сургга замкнули кольцо вокруг пылающих домов и неторопливо, как на занятиях в тире, расстреливали пытавшихся прорваться в джунгли оранжевокожих.

«Пожалуй, с нашей стороны обойдется без потерь», – довольно улыбнулся Дигга, вытер рукавом пот со лба и огляделся по сторонам.

Он стоял почти в самом центре поселка. Справа догорали ветхий навес и сваленные в кучу деревянные мотыги, слева, весело потрескивая, пылали тростниковые дома. Жирный черный дым стелился по земле, лез в глаза.

Но все же даже сквозь густую дымную завесу командор разглядел у дальних домов три нечеткие фигуры. Десантник и двое аборигенов. Дигга поправил съехавшую на затылок каску, стряхнул с комбинезона несколько прилипших комьев глины и неторопливо направился в сторону стоявших.

Внезапный порыв ветра отогнал дым, и глаза командора с фотографической четкостью зафиксировали происходящее. У пылающей тростниковой хибары, широко расставив обутые в короткие походные сапоги ноги, стоял рядовой Нагг из взвода Рогга и нерешительно поглядывал то на малиново-красный раскаленный ствол своего огнемета, то на застывшего перед ним оранжевого мальчишку с выпученными от испуга глазами. У мальчика было круглое, немного перепачканное сладким соком лицо, в больших чуть раскосых коричневых глазах блестели бусинки слез. У ног Нагга, ломая в мольбе руки, ползала на коленях некрасивая худая туземка со спутанными давно не мытыми волосами.

«Новичок, черт побери! Кажется, из Пигганской школы… – с досадой подумал командор. – Распустил слюни мальчишка!»

Дважды в год после очередных призывов в полку появлялось несколько таких вот необстрелянных парней, вчерашних Бойцовых Котят. И почти у каждого из них в начале службы были трудности – убить в первый раз нелегко, пусть даже и оранжевокожего. Редко, но случались неповиновения и отказы молодых десантников участвовать в карательных акциях.

Дигга был глубоко убежден, что наказывать новобранцев нельзя, необходим более тонкий подход. Командор не был психологом, но он был опытным практиком – двадцать два года на службе, в том числе пять лет старшим наставником в Столичной школе, что-нибудь, да значат. С годами он пришел к выводу, что в таких случаях нужно только немного помочь заробевшему десантнику, чуть подтолкнуть его, а дальше он и сам справится, это уж точно.

Командор остановился в двух шагах за спиной у новичка и рявкнул:

– Рядовой Нагг!

Десантник стремительно повернулся к Дигге, вскинул огнемет на плечо и замер по стойке «смирно».

– Добить гаденыша!

Командор смотрел Наггу прямо в лицо, не отводя взгляда, и видел, как расширились от ужаса глаза новобранца, как под тонкой кожей на виске забилась, словно в истерике, синяя жилка, но ослушаться приказа рядовой не посмел.

Мгновением позже боевой разряд отшвырнул пучеглазого мальчишку к горящей стене дома. Оранжевокожая туземка жутко завыла и уткнулась лицом в синюю грязь.

Дигга по-отечески похлопал оцепеневшего Нагга по плечу, и слегка подтолкнул в спину – прочь от корчившегося в агонии окровавленного мальчишки. А сам, отступив пару шагов назад, – чтобы сапоги не забрызгало кровью, – вытащил из кобуры разрядник, неторопливо прицелился и выстрелил в затылок трясущейся от рыданий женщины.

… Эскадра уходила к Гиганде.

Где-то там, среди мерцающих россыпей звезд остался Айгон, дымящиеся пепелища бесчисленных селений аборигенов, ощетинившиеся стволами передовые форты, бравые ребята из военной полиции, добивающие в почти непроходимых джунглях рассеявшихся оранжевых.

Взгляд командора Дигги медленно скользил по стройным рядам десантников. Вот они, настоящие солдаты, цвет и гордость нации. И контр-капрал Гаргди, серьезно обгоревший при штурме последнего поселения оранжевокожих, но тем не менее пришедший на построение вместе со всеми. И подротмистр Вергга – герой, уничтоживший в одиночку целое племя туземцев. И даже рядовой Нагг, сумевший побороть сомнения и нерешительность. Все они славные парни, отличные десантники, опора свободы и демократии.

Дигга остановился перед строем и еще раз окинул взглядом ряды загорелых и крепких ребят в пятнистых комбинезонах.

– Благодарю за службу, гвардейцы! – Командор почувствовал, как у него сладко замерло сердце и защипало в глазах.

– Рады стараться, господин бригадир! – Три сотни голосов слились в один мощный голос. Из дальних пустых коридоров крейсера отозвалось эхо.

Командор уже собрался скомандовать «разойдись», когда с правого фланга, – оттуда, где стояли офицеры штаба, – прозвучало:

– Разрешите обратиться, господин бригадир?

Дигга сразу узнал этот голос.

– Слушаю вас, штабс-майор Тэрраг, – бесстрастно произнес Дигга. Под ребрами почему-то неприятно заныло.

Высокая и немного сутулая фигура в пятнистом комбинезоне четким строевым шагом вышла из строя и остановилась в трех шагах от командора. Из-под густых черных бровей на Диггаа смотрели колючие зеленые глаза.

– Слушаю вас, штабс-майор Тэрраг, – негромко кашлянув, повторил командор.

– Господин бригадир… – начал штабс-майор и осекся – словно вдруг подавился воздухом.

Дигга обнаружил, что на коричневом от загара, изрезанном глубокими морщинами лбу Тэррага выступили большие капли пота.

«Волнуется, – удивился командор. – Эта сутулая головешка с лицом, похожим на печеное яблоко, сотни раз рисковавшая своей ничтожной жизнью в десантах, волнуется! Даже пот прошиб беднягу!»

Дигга почувствовал, как по позвоночнику побежали противные мурашки.

«Этот мерзавец все-таки что-то откопал! Я не знаю, что именно, но это что-то важное – вон у него даже дыхание сперло от волнения и радости. Он уже мысленно примеряет новые погоны… Боже мой, где же я подставился?!»

Он вдруг поймал себя на желании схватить Тэррага за лацканы куртки, рвануть его на себя и закричать в изрезанное морщинами лицо штабс-майора: «Ну, говори же, подлец! Что же ты тянешь, Тэрраг?! Выкладывай свои козыри, негодяй!»

Дигга сделал быстрый вдох, выдохнул, силясь унять нервы.

Так нельзя. Он, командор Дигга, бригадир Планетного Десанта, должен держать себя в руках. Он обязан быть выше сиюминутных эмоций. Хлюпик и неврастеник не может удержать власть: чтобы командовать Десантом, нужны стальные нервы. Солдаты должны видеть его превосходство над ними во всем. Только тогда он будет уверен, что они выполнят любой приказ, пойдут за ним и в огонь, и в воду.