Текст книги "Не стояли звери около двери..."

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Штабс-майор, наконец, поборол волнение:

– Я говорю от имени «Военного комитета за подлинную демократию», господин бригадир…

Длинная пауза. Дигга замер, вперев в Тэррага немигающий взгляд.

– В нашем правительстве слишком много никчемных либералов и трусливых интеллигентов, которые привыкли таскать каштаны из костра чужими руками. А потом еще и бить по этим рукам!

Шепот одобрения прошелестел по рядам десантников. Дигга молчал. Он словно окаменел.

– Вчера на Орбитальную Базу поступило сообщение, – скороговоркой продолжил Тэрраг. – Под давлением парламента президент подписал указ о расследовании действий нашего десантного корпуса на Айгоне. Президент, который был полностью в курсе операции на Плато Семи Ветров, теперь старается представить дело так, будто он ничего не знал. Так, будто высадку на Айгон санкционировали надбригадир Гуррэг и вы, господин бригадир!

– Не может быть, – не сдержавшись, прошептал Дигга вмиг ставшими сухими от волнения губами. – Вы ошибаетесь, штабс-майор Тэрраг!

Тэрраг опустил глаза и тихо произнес:

– Надбригадир Гуррэг застрелился сегодня утром в своем кабинете.

Дигга почувствовал, как кровь медленно отливает от лица.

Тэрраг молчал, наверное, собирался с духом.

«Это еще не все, – понял Дигга, – сейчас он скажет главное – то, что касается непосредственно меня».

Сердце сжалось в комок.

– Пора очистить наш мир от скверны, – звенящим от волнения голосом произнес Тэрраг. – Вчера вечером управляющий совет нашего комитета принял решение считать следующей целью десанта саму Гиганду. Все корабли Третьего Планетарного флота готовы присоединиться к нам. Мы просим вас, господин бригадир, принять командование эскадрой.

«Боже мой, – подумал Дигга, – ну почему я? Почему именно я? Ведь если эскадру разобьют… Лучше не думать, что тогда будет! Господи, что же делать?!»

– Вы не член «Военного комитета», – продолжил штабс-майор, словно угадав мысли командора, – но мы долго наблюдали за вами. Вы – образец солдата, преданного подлинной свободе и демократии. Мы считаем, что именно такой человек должен руководить десантным корпусом в этой операции.

«А если отказаться? – мелькнула спасительная мысль. – Если вызвать сейчас полицейский конвой и арестовать и Тэррага, и весь этот самозваный комитет? А потом сдать эскадру на Орбитальной Базе и просить у президента помилования… Должны же они учесть, что я не согласился, что я сам, добровольно сдал мятежников? Ведь должны же?!»

«Нет, ничего не получится, – возразил он сам себе. – Чтобы как-то обелить себя перед всем миром, президенту и парламенту нужен «стрелочник». Поэтому они с радостью свалят вину за истребление тысяч оранжевых на меня… Именно на меня: Гуррэг, – старая песочница надбригадир Гуррэг, – застрелился, и я – единственный человек, которому можно предъявить конкретные обвинения, сорвать погоны и упрятать за решетку. О, они с удовольствием вываляют в грязи еще десяток таких, как я: лишь бы самим отмыться, лишь бы показать всем, какие у них чистые руки, как они пекутся о благе низших рас, как они чтят законы и мораль! Нет, добровольная сдача эскадры мне ничего не даст. Слишком уж им нужен конкретный виновник».

«Значит, выход только один, – решил Дигга. – Я должен согласиться с предложением Тэррага. Тогда у меня будет шанс – очень маленький шанс, но все же будет, – спасти престиж, карьеру, спасти все, чего я добился за двадцать лет службы».

«Боже мой, Дигга, – он словно со стороны услышал свои мысли. – О чем ты думаешь? Престиж, карьера… В этой игре главная ставка – твоя голова, твоя жизнь. Медленная смерть в тюрьме или жизнь. Выбирай же скорей, черт тебя побери!»

Немигающий холодный взгляд Дигги скользнул по замершим в напряжении лицам десантников. Хриплым и каким-то чужим голосом командор произнес:

– Я принимаю командование эскадрой.

Он сделал несколько шагов вдоль строя, повернулся лицом к смотрящим на него сотням глаз, расправил плечи и уже спокойно и твердо сказал:

– Курс – Гиганда!

2

Полицейский долго изучал удостоверение Вилна. Потом открыл ящик стола и достал из него толстый потрепанный журнал регистрации посетителей. Аккуратно переписал в него личный номер и фамилию адвоката, не поднимая глаз, буркнул:

– Прямо по коридору. Восьмая дверь справа.

– А документы? – удивился Вилн.

– Останутся здесь, – проворчал полицейский и спрятал удостоверение в сейф, стоявший слева от стола.

Вилн недоуменно пожал плечами и шагнул вперед. Узкий мрачный проход походил на сквозной туннель в скале. Лампы под потолком были выключены, и свет проникал сюда только через небольшое зарешеченное окно в конце коридора. В полутьме Вилн отсчитал семь дверей по правой стороне, остановился у восьмой и постучал.

– Войдите, – донесся из комнаты низкий хриплый голос.

Вилн толкнул дверь рукой и вошел в кабинет. Это оказалась небольшая светлая комната. Справа от двери стоял огромный, как платяной шкаф, бронированный сейф. Слева на стене висела раскрашенная в разные цвета большая карта города, и стояли, выстроившись в ряд, три деревянных обшарпанных стула. У окна в торце комнаты за письменным столом сидел хмурый седовласый человек лет пятидесяти, курил сигарету и исподлобья глядел на гостя.

– Адвокат Вилн, – юрист слегка наклонил голову. – Прислан на стажировку юридической конторой «Чеслав С. Волянецкий и компания».

– Меня предупредили о вашем визите, – на лице хозяина кабинета обозначилась улыбка. Он поднялся из-за стола и протянул Вилну руку:

– Инспектор Джеймс Дьюк. Можете называть меня просто Джеймс.

Вилн шагнул вперед и ответил на рукопожатие:

– А меня зовут Майкл.

Ладонь у инспектора оказалась узкой, но крепкой.

– Присаживайтесь, Майкл, – Дьюк указал на стоявшее у письменного стола кресло. – Как здоровье старины Чеслава?

– Мистер Волянецкий здоров. Неделю назад вернулся с Гаваев.

– О, Гаваи! – мечтательно произнес инспектор и выпустил в потолок сизую струю дыма. – Неплохое местечко для отпуска. Шоколадные мулатки, французские вина, теплое море и пальмы, бесконечный песчаный пляж…

Он вздохнул и грустно добавил:

– Но отпуск пока не предвидится.

Инспектор подошел к сейфу, пощелкал номерным замком, распахнул бронированную дверцу, извлек средних размеров серую папку и протянул ее Вилну:

– Интереснейшее уголовное дело, Майкл. Семейная драма с тремя убийствами. Читается как хороший детектив. Это вам подойдет?

Вилн взял папку, бегло пролистал и виновато улыбнулся:

– Честно говоря, Джеймс, я хотел бы получить что-нибудь соответствующее теме моей работы – «Рост массового насилия в обществе». Что-нибудь свежее и практическое.

– Практическое? – инспектор удовлетворенно кивнул головой. – Это хорошо. Я, признаться, не люблю юристов, занимающихся только копанием в старых бумагах. Чтобы разбираться в тонкостях преступного мира, нужно знать этот мир таким, каков он есть. А это знание приходит только через практику!

– Мистер Волянецкий тоже так считает, – поддакнул Вилн.

– Поэтому вы и находитесь здесь. Ну, что же, будет вам практика… И дело – свежее не бывает, – инспектор протянул руку к телефону, снял трубку и набрал номер:

– Это Дьюк. Стенли, давай сюда мальчишку.

Он обошел стол, тяжело опустился в кресло и сказал:

– Любопытный случай, Майкл. Десятилетний мальчик сегодня утром укокошил четверых афроамериканцев, своих соседей. Отца семейства, его жену и двух дочерей.

– Мальчишка совершил четыре убийства? – Вилн удивленно отвалил челюсть.

– Да, совсем еще ребенок. Каким-то чудом газетчики пока не пронюхали… – инспектор устало потер ладонью лоб. – Славный, добрый, послушный Тедди Санлер – и вдруг такое. И молчит уже несколько часов. Непонятно.

– Может, он психически ненормален? – предположил Вилн.

– Вряд ли, – Дьюк покачал головой. – Тут что-то другое, Майкл. Вот только никак в толк не возьму что…

Дверь без стука распахнулась, и в комнату вошли невысокий худенький мальчуган с красными, опухшими от слез глазами, и державший его за руку огромный рыжий детина в синей форме полицейского.

– О, Тедди! – на лице инспектора расцвела приветливая улыбка. – Садись-ка, дружок, сюда!

Он показал на стулья у стены.

Мальчик, потупив глаза, прошел к стулу и сел.

– Вот и хорошо! – кивнул Дьюк и вышел из-за стола. – Стенли, ты свободен.

Детина-полицейский так же бесшумно, как и появился, исчез за дверью.

– Ну, Тедди, дружок, давай поговорим! – инспектор сел на стул рядом с ребенком. – Ты уже пообедал? Как тебя кормили?

– Хорошо, – чуть слышно выдохнул мальчик, по-прежнему не поднимая взгляда.

– Замечательно! – Дьюк положил руку на его плечо. – А скажи мне, Тедди, где ты так хорошо научился стрелять?

Мальчишка тихо всхлипнул, помолчал, а потом почти шепотом произнес:

– Дома. Мы с папой учились стрелять в тире из пневматической винтовки…

– А винтовка у тебя, конечно же, папина? – продолжал инспектор. – Очень хорошая винтовка, с оптическим прицелом. Твой папа разбирается в оружии, Тед?

– Нет, – вздохнул мальчик. – Это винтовка дяди Джорджа, нашего соседа.

– О, Тедди, разве можно брать чужие вещи? – Джеймс Дьюк укоризненно покачал головой. – Ты ведь без спроса ее взял, а?

Мальчик поднял на него глаза, полные слез и срывающимся голосом произнес:

– Сэр, отпустите меня домой. Я не буду… Я больше никогда не буду!

Инспектор замер, не сводя с мальчика глаз. Улыбка медленно сползла с его лица.

Тедди всхлипнул, и размазывая слезы по щекам, заговорил:

– Я же не знал, что они и вправду умрут. Я хотел понарошку, как в кино…

– В каком кино? – Дьюк подался вперед.

– «Десант на Айгон»… Про бригадира Диггу, – уже не сдерживаясь, зарыдал мальчишка и судорожно схватил инспектора за рукав пиджака:

– Сэр, отпустите меня. Я не хочу быть в тюрьме!

– Ну-ну, малыш, – инспектор погладил мальчика по голове. – Успокойся, все будет хорошо.

Он резко встал, подошел к двери, приоткрыл ее и крикнул в коридор:

– Стенли!

Через секунду на пороге вырос полицейский.

– Проводи мальчика к психологам. И пусть врач даст ему что-нибудь успокоительное, – тихо распорядился инспектор. Подошел к Тедди, похлопал его по плечу и сказал:

– Будь мужчиной, малыш. Хочешь, я устрою тебе свидание с мамой?

– Да, – мальчик всхлипнул.

– Хорошо, дружок, – инспектор снова сел рядом с мальчуганом, – только придется немного подождать, ладно?

Тедди кивнул.

– О`кей, малыш! А теперь иди. И не плачь… Ты ведь уже мужчина, верно?

– Что теперь будет с мальчиком? – спросил Вилн, когда дверь за Тедди и конвоиром закрылась.

– Вы же лучше меня знаете законы, Майкл, – раздраженно пожал плечами инспектор. – Четыре трупа. В лучшем случае, лет десять в специальной воспитательной колонии… Которая мало чем отличается от тюрьмы…

– Как все это ужасно! – покачал головой юрист. – Бедный ребенок!

– Если хотите знать мое мнение, то виноват не только мальчишка, – инспектор подошел к столу, достал из пачки сигарету и закурил:

– Будь моя воля, я бы упрятал за решетку мистера Генри Терфонда. Лет на двадцать, не меньше!

– Генри Терфонда? – не понял Вилн.

– Режиссера и исполнителя главной роли в «Десанте на Айгон», – Дьюк нервно сглотнул. – Насмотревшись приключений его Дигги, мальчишка и взялся за ружье. Оранжевых туземцев нет – ну, что же, подойдут и чернокожие соседи!

– Джеймс, но Терфонд всего лишь экранизировал «Парнишку из ада» – фантастический роман писателей братьев Строгинцевых, – Вилн попытался робко возразить. – Даже не сам роман, а отвергнутый самими авторами и никогда не публиковавшийся эпилог к нему. И потом таких фильмов сегодня много… Гм, даже у Лукаса в «Звездных войнах» и у Кэмерона в «Аватаре» есть сцены насилия…

– Да, мир не переделаешь, а всех злодеев не посадишь – тюрем не хватит, – инспектор горько улыбнулся. – Ну, что, Майкл, берете дело Тедди Санлера для работы?

Вилн молча кивнул.

3

Эндрю Эванс в последний раз затянулся приятным горьким дымом и бросил сигару в мусорную корзину в углу комнаты. Окурок чиркнул по стене и упал на пол.

– Что за денек сегодня выдался – ни в чем не везет, – Эндрю откинулся на спинку кресла и положил ноги на журнальный столик. – Как ты думаешь, Билл, у нас будут неприятности?

– Мы здесь причем? – раздраженно пожал плечами Уильям Макклей. – При всем желании, мы не можем сбегать на высоту двадцать тысяч миль и отремонтировать эту ржавую коробку!

– Угораздило же его сломаться именно сегодня – в нашу смену! – вздохнул Эндрю и посмотрел на часы. – И за полчаса до трансляции фильма.

– Аляска и север Канады останутся без очередной порции «Десанта на Айгон», – хихикнул Уильям.

– А мы, наверное, без работы, – невесело добавил Эндрю.

– С какого перепугу? Я давно предлагал шефу заменить эту рухлядь, – Макклей выключил терминал и повернулся к Эвансу. – Но ты же знаешь старика? «Что вы, Билл, – плямкая губами, передразнил он, – «Тивисат» еще вполне может поработать годик-другой!» Ну, вот он и поработал!

– Шеф никак не может понять, что спутник из прекрасного ретранслятора давно превратился в груду металлолома, – Эндрю потянулся, пружинисто встал и подошел к окну.

За стеклом ветер кружил в бешеном танце прошлогоднюю листву и бумажный мусор, жутко гудел, запутавшись в сетке антенны–ретранслятора. Небо до горизонта застилали густые иссиня-черные тучи.

– Снова будет дождь, – Эндрю громко зевнул. – Как же надоела эта слякоть…

– Нынешнее лето на редкость дождливое. За семь лет работы здесь больше такого не припомню.

– Слушай, Билл, – Эндрю повернулся к Макклею. – Если эту коробку на орбите так и не удалось выключить, то она сейчас ретранслирует телепередачи в какой-то другой район?

– Ты думаешь, что будет наложение сигналов? Помехи? – Макклей склонился над навигационным индикатором, несколько секунд что-то сосредоточенно прикидывал в уме и, наконец, рассмеялся:

– Ты прав, «Тивисат» и в самом деле посылает «Десант на Айгон» в другой район. И знаешь куда? В район шарового скопления в созвездии Геркулеса!

– Вот уж обрадуются инопланетяне, когда увидят, как доблестный Дигга поджаривает оранжевых! – Эванс гулко захохотал.

4

На расстоянии примерно семи с половиной тысяч парсеков от центра небольшого шарового скопления в созвездии Рыси, в направлении на Солнечную систему, среди звезд можно наблюдать объект, известный цивилизациям Галактической Информационной Кооперации как Странное Облако. Объект имеет вихреобразно-эллиптическую форму и занимает почти восемьсот кубических парсеков космического пространства.

Все попытки окрестных цивилизаций исследовать Облако оказались безуспешны. На расстоянии примерно пятьдесят миллионов километров от внешней, довольно четко различимой границы газообразного объекта ни с того, ни с сего начинали проявляться антигравитационные эффекты. Разведывательные зонды самопроизвольно тормозились и выбрасывались обратно в межзвездное пространство. Единственное, что удалось установить достоверно, – это то, что в центре Облака находится горячее молодое солнце, получившее в Едином каталоге Кооперации индекс ЕК900603. Изучение спектра звезды позволило сделать вывод, что в Облаке представлены практически все химические элементы, существование которых возможно в нашей Вселенной, – даже те из них, для возникновения которых необходимы миллионноградусные температуры и колоссальные давления звездных недр. Объяснить, как подобные вещества могли образоваться в довольно таки разряженном и холодном газообразном объекте, не смог никто.

Поэтому уже несколько столетий странное межзвездное образование оставалось загадкой для ученых Галактической Информационной Кооперации. Единого мнения о его природе не существовало. Представители разумной птичьей расы, обитающей на планете Ла-Та-Тон, доказывали, что космическое облако – это естественное образование, возникшее в ходе эволюции вместе с центральной звездой. Кентавры с Дихалээ утверждали, что солнце ЕК900603 обзавелось таинственным газообразным спутником во время долгих странствий в пылевых районах Галактики. А такие признанные интеллектуалы, как мыслящие черви с планет системы Шучажжа, считали, что в центре облака обитает свернувшаяся цивилизация, по какой-то причине не желающая вступать в контакт со своими межзвездными соседями.

Истина – как ей и полагалось – лежала посередине полярных точек зрения. Облако являлось разумной высокоорганизованной системой, возникшей в результате миллионов лет эволюции. Это был чрезвычайно редкий в нашей Галактике вид разумного существа, состоящего не только из связанных друг с другом атомов и молекул, но и из сложного переплетения гравитационных и электромагнитных полей.

Пожалуй, Облако действительно можно было считать свернувшейся цивилизацией – оно не нуждалось в космических полетах для непосредственного исследования внешнего мира. Его процесс познания строился на основе оптических наблюдений Вселенной и построения из имеющегося вещества различных экспериментальных моделей. Не покидая вскормившей его звезды, Облако узнало, как устроены квазары и черные дыры, звезды и планеты. Для этого ему всего лишь пришлось создать уменьшенные во много раз действующие модели небесных тел. Поймав информационные передачи разумных существ из центра Галактики и от соседней Кооперации, Облако с помощью моделирования не только воссоздало их историю, но и с высокой степенью вероятности предсказало будущее этих цивилизаций. Поэтому его не интересовали соседи по космосу.

Когда сигналы с Земли достигли Облака, оно было очень удивлено – если только понятие «удивление» применимо к космическому объекту, состоящему из полей и миллиардов «неорганизованных» атомов и молекул. Никогда ранее оно еще не принимало таких слабых и несодержательных сигналов. Наверное, цивилизация этих разумных существ была еще слишком молода и не имела практического опыта межзвездной связи.

Еще и еще раз Облако повторяло принятую передачу, тщательно анализировало ее содержание и постепенно приходило к выводу, что имеющихся данных явно недостаточно для построения полноценной модели цивилизации, пославшей сигналы в космос. Практически единственная содержащаяся в передаче информация касалась покорения некой довольно высокоразвитой расой белокожих двуногих существ неизвестной Облаку планеты Айгон, населенной оранжевыми дикарями. Изредка изображались мощные летательные аппараты, использующие для передвижения не вполне ясные Облаку физические принципы.

После долгих размышлений Облако решилось на смелый эксперимент: попытаться воссоздать пропущенную в передаче информацию, домыслить ее. Безусловно, это был новый этап в развитии космического объекта: от простого копирования и прогнозирования Облако переходило к активному творчеству. Примитивные оранжевые дикари не интересовали Облако. Оно решило воссоздать белых людей и их космические корабли – это была более сложная, а значит, и более интересная задача.

Решение задачи полностью увлекло Облако. Оно обобщало всю косвенную информацию, импровизировало, создавало одну экспериментальную модель за другой. Вначале его преследовали постоянные неудачи, но оно упорно не бросало работу. Воссоздание сложнейших объектов по неполным данным стало для Облака пробным камнем, средством самопознания и самоутверждения.

И труд его увенчался успехом. Прошло всего лишь неполных девять земных лет с тех пор, как Облаком были приняты необычные межзвездные сигналы, и в лучах молодого голубого солнца ЕК900603 весело засверкала обшивки боевых космических крейсеров, как две капли воды похожих на планетные корабли из принятой передачи. В ярко освещенных иллюминаторах замелькали фигурки людей в коричневых комбинезонах.

Облако замерло, восхищенное плодами своего труда. Абсолютно все им созданное полностью соответствовало принятой информации, и вместе с тем получилось гораздо более сложным, а потому и реальным. Могучие крейсеры, двуногие разумные существа, сложнейшие бортовые вычислительные системы теперь жили своей, более независимой от воли Облака жизнью. Это был маленький новый мир, существовавший по своим, им самим вырабатываемым законам.

И Облако, одержавшее еще одну победу в познании Вселенной, поднявшееся еще на одну ступень в своем развитии, легким антигравитационным импульсом выбросило этот ограниченный оболочкой космических кораблей новый мир разумных существ в межзвездное пространство, – на расстояние всего лишь нескольких тысяч километров от той самой голубой планеты около небольшой желтой звездочки, откуда к нему девять лет назад пришли слабые и несодержательные сигналы.

5

Судья Бунгскок поправил накрахмаленный парик и уставился на замершего перед ним человека в полосатой робе. Руки стоявшего сковывали браслеты наручников, ноги оплела металлическая цепь.

– Подсудимый, признаете ли вы, что в качестве редактора газеты «Нью-Йорк Пост» неоднократно выступали со статьями, направленными против демонстрации сериала о подвигах Его Превосходительства Верховного Командора и Президента Дигги и вице-президента Тэррага?

Собеседник судьи уже давно разменял восьмой десяток. На его лице застыло выражение усталости, безразличия и легкого презрения ко всему происходящему.

– Я действительно написал две критические статьи о фильме, который снял нынешний министр культуры Терфонд. Но это было сорок два года назад, – бывший редактор поднял взгляд на Бунгскока. – В те времена никто и предположить не мог, что командор Дигга где-то существует реально и однажды явится на Землю с невесть откуда взявшейся космической эскадрой…

– Ваше замечание не имеет значения для вынесения приговора, – прервал его судья и поджал губы. – Преступление не перестает быть преступлением от того, осознавали ли вы незаконный характер ваших деяний или нет. По высочайшему уложению ваша подрывная деятельность наказуема высшей мерой – расстрелом.

Деревянный молоточек негромко ударил по столу:

– Судебное решение принято!

– Я имею право подать апелляцию?

В глазах старика по-прежнему читались спокойствие и отстраненность от мира.

– Уголовный кодекс не предусматривает возможность апелляций для приговоров за преступления, связанные с антигосударственной деятельностью, – судья с трудом подавил зевок и махнул рукой конвойным:

– Уведите!

Два сержанта подхватили обвиняемого под руки и потащили в коридор.

Бунгскок пододвинул к себе лист бумаги, который лежал перед ним на столе, и поставил еще одну галочку.

«Сорок первый. Если двигаться такими темпами, то я, пожалуй, и вправду успею рассмотреть до обеда сто дел. И выиграю бутылку коньяка в споре с этим ничтожеством Кейстоном!»

Он кивнул судебному секретарю:

– Заводите следующего!

1985 год

Владимир Серегин

«Ариец»

1

Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» – помнится, был там такой же благообразный и очень умный доктор Микстуркин.

Эскулап бегло пролистал мою больничную карту и с легким смешком констатировал:

– В вашем случае, Георгий Сергеевич, медицина полностью бессильна.

Тут «Микстуркин» сообразил, что сказанная им фраза звучит несколько двусмысленно, охнул и быстренько поправился:

– В том смысле, что здоровы вы, извините, как бык. И в физическом, и в психическом отношениях. Что же касается голосов, которые вы слышите…

Он задумчиво погрыз кончик шариковой ручки.

– Могу посоветовать вам только одно: отдохнуть. Полностью отключиться на месячишко-другой от всех ваших космических дел. Вам нужен отпуск и хороший отдых. Но без экстремизма! Никаких альпинистских восхождений, серфинга и дельтапланеризма. И лучше обойтись без южных морей. Выберите что-нибудь спокойное, размеренное, неспешное… Желательно, в средней полосе, без резких температурных колебаний… Леса, озера, реки…

Я внял врачебным советам, выбрал и поехал в Песчаную.

2

Песчаная – это маленький районный центр примерно в ста двадцати километрах от Полянска. Вокруг – то, что доктор прописал: озера и леса. А если отъехать от городка еще километров десять на северо-запад по выложенной бетонными плитами дороге, то сначала наткнешься на двухэтажное зданьице из красного кирпича – контрольно-пропускной пункт, а за ним на берегах небольшой речушки Северский Полец обнаружится зона отдыха: налево от дороги – санаторий Центрального Комитета КПСС «Сталинец», направо – гостиничный комплекс «Дружба».

Поначалу мне, как «герою космоса», светила месячная путевка «налево». Но я не захотел проводить отпуск среди заслуженных партийных старцев, их «золотых» детей и «бриллиантовых» внуков, «боевых» подруг и прочей челяди. Я выбрал народную и демократичную «Дружбу», в которой обычно отдыхали шумные компании полярников, орденоносные передовики производства, известные писатели и деятели науки – тоже элита советского общества, но уже рангом пониже партийных бонз. Впрочем, разделение общественных сословий было весьма условным: санаторий и гостиницу связывали мост через реку и тенистая аллейка длиной с полкилометра. С прежних, «строгих» времен на аллейке остался внутренний контрольно-пропускной пункт. Никакие пропуска или удостоверения личности на нем не спрашивали, но дежурный в деревянном домике-будке пребывал постоянно: то ли местное руководство опасалось возвращения прежних порядков, то ли просто решило не сокращать штатную единицу вахтера – авось еще когда-нибудь пригодится.

При такой вольнице нравов и пропускного режима «престарелые» комсомольцы и молодые партийцы «сталинской» прописки постоянно ошивались на «дружеских» дискотеках, а обитатели «Дружбы» частенько наведывались в шикарный ресторан «Сталинца». Смешение разных слоев общества, как правило, и там, и сям завершалось хмельным братанием и даже жарким лобзанием отдыхающего контингента.

Однако рестораны и дискотеки меня интересовали мало – не люблю шумных застолий, массовых зрелищ и громыхающей музыки. Поэтому я с первого же дня в «Дружбе» с упоением окунулся в очаровательный зеленый мир местного разнолесья. С утра и до самого вечера бродил по окрестным рощам и дубравам, дышал чистейшим воздухом в ельниках и сосновых борах. Конечно, все это были искусственные посадки, появившиеся на берегах Северского Полянца в середине прошлого века, когда была мода на переустройство ландшафтов «по просьбам трудящихся», но с тех пор деревья разрослись, перемешались на границах посадок, и теперь вся зона отдыха превратилась в единый огромный лесной массив.

Был конец сентября, нагрянуло бабье лето, вода в озерах была все еще пригодной для купания, и я почти ежедневно «уходил в заплыв», наслаждаясь ласковым солнцем, бездонной голубизной неба и прохладой озерных вод. А еще пару раз ходил на речку рыбачить. Рыболов из меня оказался аховый – я отловил только парочку небольших окуньков, которых тут же немедля вернул в речные заводи. Но зато всласть подремал в раскладном кресле, нежась в солнечных лучах, ощущая на лице легкое прикосновение шелестящего камышами ветерка.

Вечера же я, как правило, проводил в гостинице. «Дружба», если смотреть на нее со стороны, чем-то похожа на огромный океанский лайнер, неким удивительным образом причаливший прямо в гущу окрестных лесов. Или на громадный треугольник – почти стометровая гипотенуза лежит на земле, большой катет под углом тридцать градусов с наклоном поднимается вверх, где-то в вышине ломается под прямым углом и малым катетом устремляется к земле. На первом, самом длинном этаже гостиницы, находились дискотека и столовая, два конференц-зала и библиотека, бильярд и шахматная комната. На втором, третьем и четвертом этажах, каждый из которых был короче предыдущего, располагались одно– и двухместные номера. Пятый – самый верхний этаж – был отведен под достаточно вместительный бар. По периметру пятого этажа была устроена крытая пластиком смотровая площадка, которую все почему-то называли верандой.

По общему мнению, начало осени – «не сезон» для отдыха в Песчаной. Народ в массе своей предпочитает все-таки лето. Поэтому постояльцев в гостинице было мало. Два седовласых ветерана миротворческих сил времен афгано-пакистанской войны, которые не вылезали из бара и, по-моему, не просыхали. Иногда я ловил на себе их мутные взгляды, – может быть, им требовался третий элемент для тесной компании, и меня издали оценивали с позиций пригодности на роль «третьим-бушь», – но дальше этого наше знакомство не продвинулось.

В одном из номеров на втором этаже жил изысканно вежливый старикашка. Он раскланивался со мной при каждой встрече, приподнимая широкополую шляпу и салютуя деревянной тростью – уж и не знаю, чем я был обязан такому почтению.

С сестрами-близнецами бальзаковского возраста Олимпиадой Леонидовной и Леокадией Леонидовной я приехал в гостиницу одновременно и помог им донести чемоданы от такси в холл, за что получил право именовать дам Лика и Лека соответственно. Правда, я про себя назвал их «графинями Вишнями» – за абсолютную внешнюю одинаковость, неразлучность и показную церемониальность манер.

Еще обитали в гостинице три развеселые девицы: блондинка, брюнетка и шатенка – я мысленно присвоил им имена Вера, Надежда и Любовь. При ближайшем знакомстве они, однако, оказались Мариной, Анной и Татьяной. Девы младые регулярно зазывали меня на дискотеки, но я изворачивался и отнекивался, предпочитая одинокий умиротворенный отдых. Барышни шушукались, перестраивали боевые порядки и явно намеревались взять меня если не штурмом, то измором.

3

Моя идиллия длилась дней десять, и уже стала приедаться, когда в «Дружбу» явилась веселая галдящая компания – человек сорок молодых и талантливых авторов во главе с благообразным и седовласым мэтром отечественной фантастики. Литераторам предстоял двухнедельный творческий семинар – ежегодная школа писательского мастерства, которую именно здесь, в «Дружбе», уже почти полтора десятка лет проводил известный советский писатель, лауреат многих литературных премий, редактор журнала «Советская фантастика» и прочая, прочая, прочая Борислав Аркадьевич Строгицкий. Кроме этого, он был еще и фантастом во втором поколении: его отец, Аркадий Натанович Строгицкий в соавторстве с братом Борисом написали те самые «Землю пурпурных облаков», «Дорогу к Юпитеру» и «Будем жить!», которые увлекли юного школьника Жорку Луганцева до такой степени, что он, едва получив на руки школьный аттестат, тут же подал документы во Всесоюзную школу космогации.

С утра сердце звало меня купаться и бродяжничать среди лесов, а писатели оккупировали актовый зал и до самого вечера «мыли косточки» своим опусам – романам, повестям и рассказам. Поэтому пару дней я и перспективные молодые побеги литературного мира существовали в параллельных вселенных. Но вечером третьего дня мы столкнулись лоб в лоб.