Текст книги "Я буду любить тебя вечно"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

За пару дней до этого в каком-то журнале я увидела рекламу противозачаточного средства «фарматекс», обнаружила его с легкостью в аптеке и прочитала инструкцию. Мысль, что мне не случайно попался на глаза журнал с рекламой, не давал покоя. В тот день я простояла у витрины аптеки минут десять, не зная, на что решиться. Как просто купить таблетки, но я ведь снова хочу ребенка! Смогу ли потом решиться отказаться от таблеток? Судьба дарит шанс и сейчас он в моих руках. Жалеть потом, что сама отказалась от того, чего так хотела? Больше я не останавливалась возле аптек.

В тот вечер в порыве страсти ты разорвал на мне трусики. Ты еще спросил, когда у меня должны быть месячные, отвечая на твой вопрос, было какое-то предчувствие, что их уже не будет…

Выходные дни напоминают о раздвоенности жизни, бесполезные вставки, время для бесконечных размышлений, время – не то, чтобы опомниться… время, чтобы еще сильнее хотеть встречи. Ты вычеркиваешь меня из своей жизни, а я должна вычеркивать тебя из своей. Завтра снова выходной день – я не могу надеяться, что ты позвонишь. Лишь бы ты позвонил, пусть бы ты нес полную чушь, но я бы знала, что ты тоже не можешь…

Ты слишком мужчина, чтобы чего-то не мочь. Даже если ты не позвонишь, я себя начну успокаивать, что ты звонил, когда меня не было дома (специально не буду сидеть целый день дома).

Кажущаяся любовь – туманное счастье. Мы были вместе – вечность была мгновением, как незаметно рассеялся туман. Наши с тобой отношения вышли на утонченноистощенный уровень, не допускающий таких простых вопросов: как ты? Чем занимаешься?

Не допускающий простых встреч, которых у нас за день масса с другими людьми, только не друг с другом. Жду, когда болезненное думание о тебе перейдет в агонию, за которой откроется пустота одиночества.

Я начала тебя ревновать. Твой голос не выдает то, что ты чувствуешь. Чувствуешь ли ты что-нибудь? Просто рядом с тобой я забываю о том, что уже взрослая женщина. Я говорю тебе, что не хочу терять голову и сама же бросаюсь в омут с головой. Ревновать тебя бессмысленно, ведь ты не принадлежишь мне, даже когда мы вместе. Твой взгляд ускользает, едва коснувшись моего взгляда, мне достается твое тело, сильное тело мужчины, в котором я растворяюсь.

Каждая наша встреча может быть последней, и каждый раз не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь еще. Вот и сейчас ты не позвонил мне. Все свои эмоции удерживаю внутри, или уже не способна пережить их? В том, что происходило в моей жизни, некого винить, ведь никто не может заставить другого совершить безнравственный поступок? И в твоем очерствлении виновата только я.

Ты что же, видишь во мне только «телку» и ничего больше? Зачем я думаю так много о тебе, нафантазировала, унеслась куда-то высоко, но жизнь – другая.

Ты где-то есть и этого достаточно. Надо только перестать ждать твоего звонка и снова утонуть в работе, а любовь – ее, наверное, просто нет! И если ты не позвонишь сегодня, значит, так оно и есть. Зачем ты тогда подошел ко мне? Никогда не узнаю твой ответ на этот вопрос. Какое это теперь имеет значение?

Приснилось, что ты переносишь меня на руках через реку.

Когда долго тебя не вижу, прихожу к мысли, что для того, чтобы быть с тобой, не обязательно физически находиться рядом. Получается, что живу иллюзиями, но это не разрушает реальность. Ведь если нет стремлений к невозможному, – нет страданий. Принимать все, как есть – не то же, что смирение.

Что происходит между нами? Понимаю, что не должна ничего хотеть в отношениях с тобой. «Мне нравится все, как есть!» – говорю себе, хотя, это и неправда. Хочу общаться с тобой больше, чем есть у меня на это времени, от этой фразы воротит, хотя она лишь означает, что у меня нет личного времени, а когда сама себе разрешаю забыть обо всем, то понимаю, что у тебя свой мир, круг общения, работа… и что тебе абсолютно не хочется обо всем этом забывать. Заставляю себя мириться с мыслью, что наши с тобой встречи надо согласовывать, рассчитывать – от этого можно сойти с ума. Слишком много времени думаю о тебе.

Ты вытесняешь собой все и всех, но это мой выбор, и я остаюсь одна со своими фантазиями, а в реальной жизни меня уже нет. Где ты? Я хочу быть с тобой.

Приснился странный сон. Я нахожусь в магазине, почему-то очень надо купить конфеты. Стою у прилавка, небольшая очередь, потом отхожу от очереди и начинаю снимать одежду. Очень много деталей, поэтому медленно, туго. Одежду аккуратно складываю на какомто выступе. Голой себя не ощущаю. Подхожу к прилавку, а продавцы куда-то подевались.

Только рядом стоят две девушки, из очереди. Оказывается, уже восемь часов вечера. Магазин закрыт. За прилавком появляется мужчина. Я думаю, что он продавец, подхожу, чтобы купить конфеты. Оказывается – он актер театра и играет роль. Девушки пытаются его уговорить продать им конфеты, но безуспешно. Тогда я ухожу к своей одежде и очень медленно одеваюсь. В голове мысль, что одежда слишком медленно одевается, и она вся черная, а на колготках дыра. К чему бы, этот сон?

Начну с того момента, как почувствовала, что жду ребенка. Ребенка от тебя! Думала, что ты обязательно догадаешься и сам спросишь… Я восприняла это как подарок судьбы с того самого момента, как ты спросил – хочу ли я от тебя ребенка? И сейчас говорю тебе об этом только потому, что не могу поделиться ни с кем этой радостью. Тебя же это ни к чему не обязывает.

Своему мужу я сказала об этом первому, надеясь, что он меня бросит и оставит в покое, но он сразу же вернулся, не спрашивая, хочу я этого или нет. Он решил, что я в нем нуждаюсь!?

Семь лет, пока мы обсуждали тему рождения ребенка, он либо говорил, что не хочет иметь детей вообще, либо уговаривал меня, что сейчас не время, или нет средств растить ребенка. Вот когда я сказала, что жду ребенка, он, зная, что это никак не может быть его ребенок, решается перевернуть свою жизнь – он хочет заботится об этом ребенке, говорит, что будет любить этого ребенка. Я не верю в то, что он говорит, а когда мое безразличие выводит его из себя, он упрекает меня лишь тем, что я «доигралась». Еще больше выводит его из себя то, что я вины не ощущаю, ни капли вины. Он не понимает, что я этого хотела, что это был осознанный шаг. Он считает, что это не более, чем эгоизм… Ощущение собственной ненужности, он заставляет делать меня все, лишь бы доказать обратное… Только зачем?

А затем была та мерзлая скамейка в парке и ты, совсем чужой. Ты сомневаешься в том, что это твой ребенок? А чьим он мог быть, как не твоим? Твои горькие слова, я их не хочу доверять бумаге, но они смертельно ранили мою душу. Ты ушел, не оборачиваясь…

Может быть, ты встретился на моем пути только для того, чтобы у меня родился ребенок, и мне нужно начинать забывать тебя? Перестать думать о тебе?

Можешь не переживать, вешаться я не стану. У меня сейчас слишком много времени для воспоминаний, часто уношусь в тот день, когда мы с тобой первый раз занимались любовью. Всего лишь нужно запретить себе подобные воспоминания.

Таких, как ты, женщины не бросают, тебе до тошноты опостылела их любовь (все одно и то же!). Скука. Всю жизнь ты стремишься полюбить сам, но каждая новая женщина все более опустошает твою душу, и вот ты уже уверен, что вечной любви не бывает, но что-то заставляет тебя искать по-прежнему хотя бы вспышку любви, найти, сказать себе: – Да, я люблю!

Ты когда-нибудь мечтал дойти до горизонта? Представь – ты уже там. Что чувствуешь? Восторг?

Ты представил, что ты на горизонте, переживаешь то, что никто (ты в этом уверен!) никогда не сможет чувствовать. Это твой горизонт, твоя жизнь! Ты счастлив. Но включи рассудок – до горизонта никому никогда не дойти, все это сила воображения, и счастья нет.

Ты с отвращением разглядываешь то, что считал своим горизонтом (одну секунду назад). И взгляд ищет свободы и устремляется в новую даль, силой воли заставляешь забыть постигшее твою душу разочарование. Вместо сердца уже работает искусственный механизм, работает безотказно. Ты снова идешь к горизонту. Ты снова там, но искусственное сердце не может ничего чувствовать, и ты ждешь одного – разрушения. Ты ждешь пощечины от мечты, и ты хочешь очнуться, вернуться или идти дальше. Бежать…

Все, на что ты надеешься – встретить женщину, которая разобьет твое искусственное сердце вдребезги! Ты так ненавидишь эту искусственную машину, что предвкушаешь, как она будет уничтожена безжалостным дьяволом. Но дьяволу нужно живое сердце, на то он и дьявол.

И последней, разрушившей все мечты ее достичь. Твоя Душа полностью во власти искусственного аппарата, который навечно и надежно занял место Сердца, которое осталось у первого твоего горизонта.

Обман – рано или поздно, и к этому надо быть готовым, – бывает раскрыт. Иллюзии рушатся. Иллюзия – самообман.

В компенсацию за наши с тобой невстречи ты мне снишься каждую ночь. Сегодня ночью мы гуляли с тобой по парку, с нами была наша дочка, такая маленькая и смешная.

Муж признался, что мой ребенок ему чужой, и не нужен.

– Сделай так, чтобы он не родился.

– Если бы это был твой ребенок, ты бы просил меня от него избавиться?

– Нет.

– А теперь вспомни, что он мой.

– Но ведь мы можем быть счастливы только вдвоем! – кричит он в бешенстве.

– Где нет места для троих, там нет места и для двоих, – возражаю ему.

Два смертельных врага оказались в одной клетке. Есть только два выхода: перерезать друг другу глотки или продолжать жить вместе. Красивый нож мужа возле моей шеи, он любуется ножом, большой палец поглаживает сверкающее лезвие, чего-то ждет, наверное, моего страха, что-то бессвязно бормочет…

Мое помутневшее сознание говорит: «Сейчас, наконец, все закончится, ты не умела жить, ты узнаешь, что такое смерть. Ты не будешь принадлежать ему – это будет твоя месть. Как он ненавидит тебя сейчас… Сила ненависти равна силе смертельно раненой любви, но ведь я беременна…»

Мысль о неродившемся ребенке возвращает сознание, смотрю на нож, медленно беру его в руку. Муж бессильно опускает нож. Что было дальше, не помню…

– Ты знаешь, о чем я думаю теперь по ночам?

– ?

– О мести. Ты довела меня до того, что я думаю об убийстве. Сначала я убью эту тварь, которая встала между нами. То зло, что ты причинила мне, тебе вернется сторицей. Как я переживал за тебя, когда ты задерживалась на полчаса – ты будешь в сто раз сильнее переживать за своего ребенка. Ты искалечила жизнь мне и будущему ребенку.

Этот маленький человечек ни в чем не виноват – виновата ты – в том, что ему, может, придется воспитываться в детдоме, – тяжелый взгляд мужа из-под густых бровей, и я ему сейчас верю.

Я уже стала толстой и некрасивой. Ходила на УЗИ. У кабинета собралась очередь из будущих мам и отцов. Молодая пара – она, готова принимать заботу о себе, он – старается предупредить каждое ее желание.

Другая пара – девушка 23-ех лет, ее мужу – 57 лет (возраст я подсмотрела в карточке). Она красива своей молодостью, уверенно указывает мужу, где ему следует подождать.

Он нелеп в повиновении и трогателен.

Женщина на последнем месяце беременности со своим отцом – спокойствие и гармония.

Красивый высокий мужчина лет тридцати пяти, с ним его жена, слегка заметен животик. Мужчина заводит карточку в регистратуре. Она сидит и ждет.

Я дожидаюсь своей очереди одна, без отца своего ребенка. А ты – ты рядом со мной, даже когда физически отсутствуешь, а еще ты – во мне…

Мне приснился странный сон. Мы с тобой поднимаемся по темной лестнице. Останавливаемся. Странные видения – вижу сразу две себя, совершенно отдельно. Чувствую, что переживает одна, что другая. Одна любит, ни о чем не задумываясь, задыхается от любви, целует тебя, другая все это видит, думает, анализирует, ревнует к первой. Потом мы втроем спускаемся по той же лестнице, оказываемся в какой-то комнате. Чувствую, как у первой сердце разрывается от любви и ты уже одно целое с ней, ты утоляешь ее жажду, и тебе очень хорошо. Вторая видит вас на кровати, ее тело возбуждено, она хочет тебя, но это уже невозможно. Просыпаюсь от неудовлетворенного желания, но с ожившим сердцем.

Не знаю, смогу ли дать тебе прочитать то, о чем здесь написала, но, скорее всего, когда человек пишет, это уже означает, что он хочет, чтобы это прочитали. Вот и я хочу, чтобы ты это знал. Я могу показаться наивной, надеюсь, что это не так. Не летаю в облаках, просто хочу, чтобы у моего ребенка был отец – настоящий мужчина, и невозможного хочу – чтобы моего ребенка воспитывал настоящий отец.

Ты слишком красив, может этого достаточно, чтобы захотеть от тебя ребенка, но я испытываю влечения не ко всем красивым мужчинам, значит, есть что-то еще, и если я решилась довериться инстинкту, то рассуждения нужно оставить. Моя философия – законы, которые придумали люди, могут быть ошибочными, неправильными, а природа ошибается редко. Я не знаю, чего ты на самом деле хочешь, но очень надеюсь, что ты ничего не сделаешь против своей воли. Хочу, чтобы ты был счастлив, как и мой долгожданный ребенок. Надеюсь, что прогноз врача оказался верным и это будет девочка, а если мальчуган, то тоже прекрасно!

***

Был все тот же перрон. Наташа его уже ожидала. Он протянул ей розу:

– По установившейся традиции, это вам. А этот букет передайте Вале. Сегодня день святого Валентина. Валентине в день Валентина, – он из-за спины вытащил букет желтых роз.

– Вали больше нет. Она умерла, через неделю после родов, от заражения крови, – из глаз Наташи покатились горошины слез.

– А ребенок? – вдруг потерял связь с реальностью Дан. «Этого не может быть, так как не должно случиться», – стучит мысль в голове, или это стук вагонов на стыках рельс?

– Ребенок жив. Девочка. Назвали Валентиной. Я теперь у нее мама. Сейчас за ней присматривает Гриша – ее отец, пока я здесь встречаюсь с вами. Он в ней души не чает.

– Сколько ей?

– Уже три месяца. Взрослеет не по дням, а по часам. Головку хорошо держит. Глазки очень умные, очень похожа на Валентину.

– Этот пакет, который вы мне передали от Валентины…

– Она мне отдала, когда ее отвозили в роддом, как чувствовала, сердешная. Просила передать вам в случае чего… Так оно и случилось. Я раньше не могла, слишком хлопотно было. У меня же сын школьник, в этом году в первый класс пошел. Гриша ему теперь вместо отца. Он детей очень любит. Живем мы все вместе у Гриши. Скоро собираемся объединить наши квартиры, а то немного тесновато.

– Я могу посмотреть… девочку?

– Нет, зачем это вам? Я просьбу Валентины выполнила, пакет в целости передала, все рассказала. Мне уже пора, дел невпроворот. Спасибо за цветы.

– А, где похоронили… Валентину?

– В Боярке, на новом кладбище.

– Я бы хотел ее навестить, как ее там найти?

– Я завтра вам перезвоню и скажу точно, какой участок, а то оно очень большое. Мы все по памяти туда ездим. Ухаживаем за могилкой. Мне, честно, пора, спасибо за цветы, – она легко вскочила в вагон электрички, и двери за ней захлопнулись. Дан стоял на платформе и смотрел вслед уходящей электричке, уносящей от него прошлое несостоявшегося будущего. Где-то вдалеке, за рассыпавшейся гирляндой далеких электрических огней, в детской кроватке спала его Валентина, которой не суждено об этом узнать.

Я боюсь

Сон убежал от меня давно, вместе со звоном ненавистного будильника, но я продолжала лежать, очень умело маскируясь под спящую. Ночь прошла ужасно, впрочем, как и все ночи, когда у меня оставался Бодя. Ужасней этих ночей были только те, когда Бодя не оставался, и в голову лезли разные глупые мысли. Иногда я плакала, не люблю плакать, но плачу.

Одиночество, что может быть ужасней? Оно наваливается на тебя, в основном после работы, в общественном транспорте, при возвращении домой, в выходные дни, праздники, а особенно во время бессонницы. Тогда я плачу от бессилия вернуть прошлое, вернуть слова, брошенные сгоряча, поступки сделанные по глупости, вернуть тех, которые прошли через мою жизнь, и которых надо было не отпускать.

Прошлое, мое прошлое – оно в прошлом! Настоящее находится рядом на моей узкой кровати, давно не спит и глубоко обиженно сопит. Хитренький. Знает, что мне надо хорошо выспаться – тогда я добрая и хорошая, а выспаться могу, только раскинувшись на всю кровать. Боже, есть же у людей двуспальные кровати, по которым можно ездить на велосипеде!

Я давно предлагала купить большой раскладной диван, но Бодя против. Мол, мы (а точнее я!) живем здесь временно, вот поженимся, обретем определенный «угол для жизни», вот тогда все и купим. Все вместе и за один раз! Не говорит только, за какие деньги, если за его «регулярную зарплату» – то никогда. А за свои я и сейчас могу купить. Диван. Не очень дорого. Да, жениться он не спешит, а мне уже скоро 26 лет, и мы целых два года вместе. Два года над пропастью, в буквальном смысле, если учесть ширину нашей кровати. Точнее моей.

Приходится делиться.

Бодя, в миру Богдан, – мой одногодок, единственный сын своей мамы и большой «телок». Большой «телок» – это не значит, что он крупный, как буйвол, и энергичный, как бык.

Скорее наоборот, если в буквальном смысле. Это просто значит, что он ходит за своей мамой, как «телок», впрочем, как и его папа. Ух, эта мама, эта мама! Если я когда-нибудь и у д о с у ж у с ь, то все равно не буду называть ее мамой. Она диктатор, узурпатор, тиран; думает, что существует только одно мнение, и это ее собственное! Мы с ней раза два виделись и составили друг о друге объективное мнение, притом окончательное. Она видит во мне лишь сотрясателя того мира, который она строила десятилетиями. ЕЕ мира! Поэтому я мучаюсь на этой узкой кровати, а не сплю на двуспальной в одной из комнат их трехкомнатной квартиры.

Почему я должна мучиться, прижатая к стенке, которая холодит даже через ковер, ее сынком, когда в их квартире есть место не только для троих, но и для четверых (конечно, это я), и даже больше (не будем забегать вперед)!? Я с усилием перевернулась на спину, и это было моей ошибкой. Бодины руки, как по команде, поползли по моему телу, и он придвинулся еще ближе ко мне, практически навалился, обдавая жаром своего тела.

– Бодя, отодвинься. Мне очень жарко. Убери руки, мне больно и неприятно, – я старалась говорить сонным, холодным голосом. Не люблю фамильярностей. Я единоличница, что мое – то мое. Если это тело мое, то им только я распоряжаюсь, самостоятельно, когда и как хочу. Если ты, Бодя, пока не мой, то все равно обязан играть по моим правилам – хочешь ты или не хочешь! Ведь я ничем тебе не обязана!

Конечно, весь этот монолог я произнесла про себя. Мужчины не должны знать, что мы думаем о них, иначе в управлении ими может что-то сломаться.

Его руки на мгновение замерли, а затем продолжили экскурсию по моему телу. Почему мужчины отождествляют нас с коровами и начинают дергать за груди, особенно тогда, когда должны начаться месячные, и они набухли?

Я прорычала, не открывая глаз:

– Дай мне, наконец, выспаться! Ради бога, отодвинься, мне очень жарко и неприятно!

– Бодя, обиженно-просящим голосом, затянул свою обычную песню.

– Танюшенька! Цветочек мой сладенький! – (бр-рр, какие кулинарные сравнения, ненавижу кухню). – Пора вставать, солнышко. Будильничек давно пропел побудку. Будешь опять очень спешить на работу, и мы ничего не успеем… – (Фу-ты, слова какие-то сладенько-приторные, но вообще приятно, когда тебя просят), – вчера у тебя животик болел и голова тоже. Обещала утром…

– Спешишь? Ну и вставай! Быстро вставай! Я из-за тебя снова не выспалась, – «завожу» себя, пытаясь сбросить его с кровати, но, вспомнив о сегодняшних планах, передумываю.

– Животик болит у меня по твоей милости. К врачу сегодня надо идти, а у тебя одно на уме! Ты пойдешь со мной вечером к гинекологу или нет? Только не крути, а отвечай прямо, – я на него очень вопросительно посмотрела, но Бодя отвел глаза. Он стал, как обычно, что-то мямлить и ходить вокруг да около, из чего я поняла, что пойду к гинекологу одна. Хотела снова столкнуть его с кровати и отправить к маме. Но воспоминания о его маме и своем решении не делать необдуманных поступков изменили мои намерения. Я сжалилась. Повернулась к нему лицом и дала поцеловать. Он тяжело задышал и снова навалился на меня.

Шепнула ему:

– Давай, но только быстро. Я опаздываю на работу, – про себя подумала: «Делаю это ради твоей мамы, Бодя»…

Особого удовольствия от секса я не получила, не люблю ничего делать в спешке. Тем более, голова была забита разными мыслями, и не я смогла расслабиться. Неожиданно пришла еще одна мысль: «У Боди должна быть такая жена, как его мама, и я подхожу для этой роли по всем параметрам. Поэтому у нас такая «любовь» с его мамой. Одноименные полюса магнитов отталкиваются. Не правда ли, дорогая мамочка?!»

На работе первую сигарету выкурила после второй чашки кофе, часов в одиннадцать.

Год тому назад руководство нашей организации, пообещав сделать нашу жизнь красивой, выполнило свое обещание по-своему. Мы по наивности думали, что красивая жизнь наступает от определенного размера собственной зарплаты, но глубоко ошибались. Просто они сделали «евроремонт» в нашем подвальчике, отгрохали шикарные туалеты и заморозили зарплату. Нину, злую на язык, склочного борца за справедливость, они уволили после второй попытки уяснить темпы общего удорожания жизни при неизменной зарплате. Зато мы обрели «посиделки» – шикарный тамбур для курения в туалете. Правда, там негде и не на чем сидеть, но это все равно «посиделки». Здесь собирался цвет женского общества нашей организации для обсуждения злободневных вопросов.

– Татьяна, не дури ни себе, ни другим голову. Береги свои деньги и здоровье от этих врачей, – Тоня, а за глаза Мурка, выпустила вместе со словами клубы вонючего дыма. У нее талант покупать самые вонючие сигареты в мире.

– Найди себе мужика, выйди замуж, не по любви, а по расчету, занимайся нормальной половой жизнью, но не на полу, а в нормальных бытовых условиях. Не держи его на голодном пайке – ни в еде, ни в сексе, тогда он ничего не будет искать на стороне. Родишь вначале одного ребеночка, а там как бог даст, – Тоня-Мурка, ширококостная барышня лет сорока с небольшим, владелица нескладной фигуры, не сложившейся личной жизни, мужикоподобных повадок, была нашим «хозяйственником» и обладала самыми прямолинейными и безапелляционными суждениями.

– Тоня правильно говорит. Надо пока предохраняться и никаких гормональных, – фигуру испортишь, – внесла свою лепту в разговор Вика, красивая 20-летняя барышня, ответственная за рекламу, любительница посидеть вечерком где-нибудь в ресторане, кафе, казино, все равно с кем и для чего, постоянно опаздывающая на работу, но очень ценимая руководством за постоянную готовность выполнить неординарные задания интимного характера, направленные на процветание организации.

– Но к гинекологу надо идти. Гинеколог и стоматолог – это неразлейвода, их надо посещать ежемесячно. У меня есть на примете такой, с вишневым «Ауди-80», правда у него ревнивая жена, и работает она вместе с ним медсестрой, стерва! Я ему позвоню, а он выход найдет!

– Ну-у, Вика! Ты даешь! – эти слова Светули, сказанные без всякого тайного подтекста, прозвучали так многозначительно, что вызвали у нас бурю смеха. Светуля, серая мышка, отличающаяся очень правильным поведением, свившая себе добротное семейное гнездышко с дорожным строителем намного старше ее, доброта и совесть нашей компании – смутилась.

– Я не это хотела сказать… – растерялась Светуля.

– А что именно ты хотела сказать?! – напирала на нее весело смеющаяся Вика. – Колись, Светка!

– Девчонки, Анюте надо пойти к нормальному гинекологу, а не к тому, которого ты предлагаешь, Вика, – быстро-быстро заговорила Светуля.

Новый взрыв смеха, и неунывающая Вика спросила ее почти серьезно:

– А ты, Света, что, уже проверяла?

– У Танечки есть парень, кажется неплохой, очень симпатичный, – продолжала спешить Светуля, – и дай Бог им совместного счастья. Ей просто надо разобраться в своем организме, вылечиться, чтобы нарожать здоровых детей, – на том женский совет и порешил.

Во время работы я позвонила по объявлениям и выбрала лечащего врача одной из больниц. Договорилась на три часа дня, и я пошла отпрашиваться с работы к главному бухгалтеру. Главный был не в духе, и в отместку на просьбу задумался, как бы и мне чемнибудь, насолить.

– Татьяна, я слышал, что тебе не совсем нравится работа с клиентами, на кассе, – недовольно бросил он в качестве пролога.

«Понятно, в нашем девичнике завелись стукачи. Интересно, кто: прямолинейная Тоня, вечно хорохорившаяся Вита или молчаливая Светуля?» – подумала я и вклинилась:

– Это не совсем так, просто некоторая часть из них, откровенно говоря, бывают очень нервными после посещения торгового отдела. Поэтому…

– Поэтому, – в свою очередь прервал он меня, – у тебя есть возможность поработать на самостоятельном участке. То, что ты давно хотела, если судить по твоим высказываниям.

– Он вкратце обрисовал мои новые обязанности, которые у меня не вызвали восторга. Спорить с ним бесполезно, только зря переводить время. Впрочем, это, в самом деле, то, к чему я давно стремилась – работа на кассе не способствует росту профессионализма у бухгалтера.

Только плохо, что это совсем не отразится на зарплате, но существенно повлияет на мое время, грозя захватить и субботы. Хотя, возможно, это будет одним из кирпичиков в фундаменте мною строящегося трамплина для перехода на более солидную должность.

После посещения главного бухгалтера я сразу перезвонила Боде, чтобы услышать, как он занят неотложными делами, и поэтому не сможет меня сопровождать.

– Надеюсь, эти дела не помешают тебе выпить традиционную кружку пива в кругу друзей? – обозлено прорычала в ответ, и бросила трубку.

Как я не спешила, но все равно опоздала, и пришла только в начале пятого. Гинеколог оказался мужчиной среднего роста, лет сорока, с длинным орлиным носом и темными близорукими глазами за тонкой металлической оправой очков. Он как раз собирался уходить в родильное отделение принимать роды. На мои извинения и нескладное «в следующий раз», он рассказал пошлый докторский анекдот и категорически заявил, чтобы я его дождалась.

Хотел рассказать еще один анекдот, но медсестра его насильно утащила. Часа через полтора, когда мое терпение полностью исчерпалось, он появился в сопровождении еще одного мужчины в белом халате. Вначале он пролетел мимо меня, но потом, круто развернувшись, подскочил, извинился и затащил в свой кабинет.

Мужчины быстренько накрыли на стол, украсив его бутылками коньяка и шампанского. Мои отказы не помогли, и я была привлечена к пиршеству. Когда шампанского совсем не осталось, а в бутылке с коньяком была только половина, послышался громкий стук в дверь.

Это медсестра снова требовала Олега Павловича, так звали гинеколога, в родильное отделение. Несмотря на громкий стук в дверь, они хладнокровно допили коньяк и приказали мне ждать в кабинете, а сами убыли.

Через час Олег Павлович появился, уже один. Из кармана халата он вновь вытащил бутылку коньяка, и мы немного выпили. Приятный хмель обволок мое тело, мне было легко и весело. Олег, так он приказал себя называть, оказался неутомимым рассказчиком анекдотов.

Вдруг он вспомнил о своих обязанностях в отношении меня, резко отбросив все возражения фразой, что ему надо кормить семью. Я разделась и легла на гинекологическое кресло. Вначале было все как обычно, он задавал вопросы, я отвечала. Но затем его пальцы нащупали матку и начали ее активно массировать. Он небрежно бросил, что это крайне необходимо для ее стимуляции. Я молча покорилась. Меня начало охватывать желание, постепенно овладевшее всем телом до дрожи. Это были пальцы виртуоза, заставившие кровь бешено бежать по венам, замирать и вновь колотиться сердце. Безудержное желание наполнило меня, и я не удивилась, когда он, не отнимая руки, расстегнул брюки. Я жадно потянулась к нему…

Он стоит и спокойно обмывается под краном, повернувшись ко мне боком, так, что я могу наблюдать все детали проводимого им процесса. Лицо его спокойно и безмятежно. А меня колотит гнилая лихорадка. Когда он кончил, до меня, наконец, все дошло, и я резко оттолкнула его ногами. Он не удивился, а просто пошел мыться. Лихорадочная дрожь бьет тело, как холодные горошины града по листьям тополя, мысли путаются и скачут. Мне хочется только одного – прочь отсюда, прочь из этого кабинета, где меня просто использовали, как одноразовый шприц или еще что-нибудь одноразовое.

Я чувствую грязь на всем теле, внутри себя, во рту. Вскакиваю и лечу к умывальнику, резко отталкиваю его и начинаю бешено полоскать рот. Он начинает гладить мою попочку.

Резко оборачиваюсь к нему и выпускаю воду изо рта прямо ему в лицо. Он, понимаете, даже растерялся! Дать ему пощечину? Я не в силах. Лишь бы побыстрее отсюда убежать. Кое-как привожу себя в порядок и выскакиваю из кабинета. Бегу по пустому коридору. Быстрей, на улицу. Прочь отсюда, где меня изнасиловали, хитро и умело. На улице останавливаю такси и мчусь домой. Боди еще нет. Рыдаю, кричу, мое тело по-прежнему сотрясает дрожь. Надо раздеться и принять душ, но не могу. Падаю на кровать, плачу, горю мщением, обидой, перебираю самые страшные кары, молю о помощи. Вновь вскакиваю, мчусь в ванную, чищу зубы, срываю одежду, принимаю контрастный душ. Мне противно, вдруг сильно затошнило и я начинаю рвать, очень сильно, до желчи.

Бодя появился через два часа, немного «подшофе». Мой вид его пугает, и он трезвеет на глазах.

– Что произошло? Ты заболела? Тебя обидели? – я плачу, рыдаю, ничего не могу ему объяснить. Наконец, меня прорывает.

– Мне плохо без тебя. Я так не могу. Мы должны быть с тобой вместе, тогда я буду сильной!

Постепенно успокаиваюсь и засыпаю в его сильных объятиях. Мне хорошо, и кровать уже не кажется такой узкой.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

05.05.2011